Письмо Е.Гнедина в Президиум ЦК КПСС. 16 июля 1953 г.

№29

ПРЕЗИДИУМ КПСС

тов. МАЛЕНКОВУ Георгию Максимилиановичу

от ГНЕДИНА Евгения Александровича, бывшего заведующего Отделом Печати Народного Комиссариата Иностранных Дел, ныне ссыльного в Карагандинской области Казахской ССР, ст. Агадырь, Акчатаустрой.

ЗАЯВЛЕНИЕ

В связи с разоблачением антипартийной и антигосударственной деятельности Берия сообщаю сведения о его преступных действиях, выразившихся в том, что он лично, в своем кабинете Народного Комиссара Внутренних Дел, применял пытки для получения ложных показаний с целью обмануть Партию и Правительство.

Берия не удалось сделать меня орудием своего провокационного замысла. В течение четырнадцати лет, добиваясь реабилитации, я ссылался на неправильные методы следствия, но не решался до сегодняшнего дня в письменных заявлениях и даже кому-либо устно сообщить о личной причастности Берия к незаконным методам следствия. Я не называл имени Берия не только из-за недостатка мужества, но и из-за неправильно понимаемого чувства государственной и партийной дисциплины.

В ночь на 11 мая 1939 года, занимая должность Заведующего Отделом Печати НКИД, я был арестован и доставлен в кабинет Кобулова — ближайшего сотрудника Берия. Я решительно отверг заявление Кобулова, что являюсь шпионом, и утром 11 мая был препровожден для пыток в кабинет Берия. Для того чтобы высказываемое мною обвинение не было голословным, я вынужден изложить некоторые подробности.

Меня посадили на стул против Берия, а по бокам поместились Кобулов и неизвестный мне работник Следственной Части. Кобулов доложил Берия, что я на ночном допросе «вел себя дерзко», и как только я, прервав Кобулова, заявил, что настаиваю на своей абсолютной невиновности, Кобулов с подручным, по сигналу Берия, стали с обеих сторон обрабатывать мою голову, как боксер — тренировочный мяч.

Затем меня, оглушенного, по команде того же Берия всесторонне обработали резиновыми дубинками. На вопросы Берия я повторял, что никаких преступлений не совершал.

После этого начальник тюрьмы Миронов привел меня в холодный карцер, где меня без одежды продержали некоторый срок и вновь доставили в кабинет Берия. И снова Берия лично руководил избиениями, и снова на свои вопросы услышал от меня заявление о моей невиновности.

Затем меня подвергали избиениям в помещении Следственной Части больше суток (или несколько суток). В тех условиях я лишился возможности отличать смену дня и ночи.

Доведя меня до такого состояния, когда Кобулов совершенно всерьез заинтересовался, не страдаю ли я падучей (я ответил отрицательно, что и соответствует действительности), меня в третий раз привели в кабинет Берия. Он, конечно, был осведомлен о моем состоянии и, зная, что мне уже известно как содержание лживых показаний, которые пытались у меня исторгнуть, так и то, кого ему желательно оговорить, потребовал, чтобы я «признался».

Я сказал: «Я обязан говорить только правду: я ни в чем не виновен». На это Берия ответил: «Подобной философией вы только ухудшаете свое положение».

Ясно, что Берия не мог не убедиться в том, что в моем лице имеет дело с честным человеком, так как показаний от меня не получил, а предъявленные мне голословные и дикие посторонние показания были, несомненно, добыты либо с ведома и по приказу Берия, либо им самим в результате пыток и незаконных методов следствия.

Тем не менее, Берия обрек меня на дальнейшее следствие, суд, лагерь, ссылку.

Поскольку цель настоящего заявления — сообщить данные о Берия, я здесь не касаюсь моего дела и моей судьбы. Повторяю только, что и на следствии, и на суде я опроверг обвинения в какой бы то ни было моей причастности и к антисоветской деятельности в органах внешней политики, и вообще — в какой бы то ни было преступной деятельности. Я вошел в тюрьму коммунистом и остался им по сегодняшний день.

Е. ГНЕДИН

16 июля 1953 года.