Заключение председателя Московского ревтрибунала М. Бека, заместителя наркома юстиции П. А. Красикова, заместителя председателя ГПУ И. С. Уншлихта об окончательном списке подлежащих расстрелу по делу московского духовенства и верующих. 14 мая 1922 г.

№ 24—20*

14 мая 1922 г.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Относительно нижеперечисленных лиц, необходимо притти к заключению, что по обстоятельствам дела и по характеру их личности не имеется данных, могущих повлиять в сторону смягчений приговора Московского Трибунала:

1. Надеждин Христофор, кроме непосредственного участия в разработке плана антисоветской кампании совместно с другими благочинными определенно и сознательно вел контр-революционную агитацию под религиозным флагом, активно призывал к оказанию сопротивления, произносил проповеди ярко-монархического направления, возбуждая религиозный фанатизм масс и толкая их на открытое возмущение и кровопролитие.

2. Соколов Василий, не будучи даже благочинным, тем не менее самым активным и сознательным образом вел прямую контр-революционную агитацию в храме, употребляя весь религиозный аппарат доводов для внедрения в голову своих прихожан мысли о том, что низвержение и сметение Рабоче-Крестьянской власти с лица земли — есть задача, диктуемая богом и к ней необходимо стремиться верующим.

3. Телегин Макарий, как активный непримиримый враг Рабоче-Крестьянского Правительства и всего Советского строя, ярый монархист, определенно видящий в религии и церкви орудие низвержения Советского строя и подтвердившего свою непримиримость на суде.

4. Тихомиров Сергей, активный черносотенец, непосредственно принимавший участие в кровопролитии, подбивавший к тому же и толпу, избивший камнем по голове красноармейца, находившегося при исполнении служебных обязанностей.

5. Заозерский Александр, как обнаруживший в своей деятельности, так и на самом суде наибольшую из всех сознательность и непримиримость по отношению к Советской власти, ее мероприятиям и являющийся идеологом контр-революционной позиции духовенства.

При исключении из списка 11-ти осужденных к высшей мере наказания остальных 6-ти лиц, комиссия руководствовалась исключительно соображениями о возможности с наименьшим ущербом для существа приговора, справедливого по отношению ко всем 11-ти, пойти максимально навстречу ходатайству прогрессивного духовенства.

БЕК, КРАСИКОВ, УНШЛИХТ¹⁶.

14.V.22 г.

— Л. 16. Заверенная машинописная копия, сделанная одновременно с л. 15 (№ 24—25). В правом верхнем углу машинописная помета о том, что документ является приложением к постановлению Политбюро, протокол № 7, п. 13 от 18 мая 1922 г. (№ 24-25). Внизу под фамилиями воспроизведена резолюция Л. Д. Троцкого: «Присоединяюсь[.] Троцкий».

— АПРФ, ф. 3, оп. 1, д. 276, л. 29- Черновой протокол заседания Политбюро. Машинописный подлинник, подписи — автографы красными чернилами. Внизу под фамилиями подписавших резолюция Л. Д. Троцкого синим карандашом: «Присоединяюсь Троцкий». Вверху слева помета Л. Д. Троцкого тем же карандашом: «В Полит.бюро». Внизу напечатано: «6 приложений» — их в д. 276 нет, видимо, имеются в виду документы № 24—14 — 24—19. Внизу штамп о принадлежности документа к делопроизводству заседания Политбюро, протокол № 7, п. 13 от 18 мая 1922 г. (№ 24—25).

Примечания и комментарии:

В деле находится сопроводительное письмо на бланке ГПУ, направленное 14 мая 1922 г. из Секретариата коллегии ГПУ за подписью И. С. Уншлихта в «Политбюро ЦК РКП тов. Сталину, тов. Троцкому»: «Согласно протокола №. 13 Заседания Комиссии по ценностям от 13 мая с/г при сем прилагаю заключение по делу 11-ти лиц, приговоренных к высшей мере наказания Московским Ревтрибуналом». Письмо заверено круглой гербовой печатью ГПУ. На письме грифы: «Совершенно секретно». «ЛИЧНО». Внизу штамп о принадлежности документа к делопроизводству заседания Политбюро, протокол № 7, п. 13 от 18 мая 1922 г. (№ 24-25). Вверху штамп Секретного архива ЦК ВКП(б). (Л. 18).

¹⁶ В ЦА ФСБ, ф. 1, оп. 6, д. 1, л. 130 сохранился предварительный машинописный экземпляр «Заключения» с рукописной правкой, отражающей процесс отбора среди 11-ти человек, приговоренных к смерти, кандидатов на расстрел. Подобранная лично Л. Д. Троцким и утвержденная Политбюро ЦК РКП(б) тройка — М. Бек, П. А. Красиков и И. С. Уншлихт — 13 мая 1922 г. подготовила несколько иной текст требуемого высшей партийной инстанцией документа, чем тот, который был представлен на заседание Политбюро 18 мая 1922 г. Сразу же после заголовка была дана строго официальная роспись содержания документа: «По вопросу о помиловании 11-ти приговоренных к высшей мере наказания гр[ажда]н — по делу о сопротивлении, оказанном ими при проведении в жизнь постановления ВЦИК об изъятии находящихся в пользовании групп верующих церковных ценностей в специальный фонд в ЦК Помгол». Далее был набран прописными буквами с разрядкой фамилий абзац, который по жесткой и категоричной лаконичности содержания вполне мог стать готовым текстом постановления Политбюро ЦК РКП(б): «ПРИГОВОР ДОЛЖЕН БЫТЬ ПРИВЕДЕН В ИСПОЛНЕНИЕ БЕЗУСЛОВНО В ОТНОШЕНИИ НАДЕЖДИНА ХРИСТОФОРА, СОКОЛОВА ВАСИЛИЯ, ТЕЛЕГИНА, ТИХОМИРОВА И РОХАНОВА». Затем в пяти абзацах, как и в публикуемом документе от 14 мая 1922 г., были даны краткие перечни деяний, за которые обвиняемых следовало расстрелять. В основу этих перечней была положена обвинительная часть приговора Московского ревтрибунала (№ 24-6), причем для каждого приговоренного был сделан своеобразный четкий и конкретный экстракт его «преступлений». В публикуемом документе (№ 24-20) эти абзацы были отредактированы, по всей видимости, не без участия Л. Д. Троцкого, с введением обобщающих идеологических клише риторического свойства. Так, в перечне обвинений священника X. А. Надеждина вместо «плана антисоветской кампании» ранее было «планы сопротивления», совсем не было фразы о «контр-революционной агитации под религиозным флагом» и о «ярко-монархическом направлении» проповедей. В перечне деяний священника В. [А.] Соколова в первоначальном варианте не было фраз о «контр-революционной агитации в храме», о «религиозном аппарате доводов», а вместо «Рабоче-Крестьянской власти» использовалось словосочетание «членов Комиссии». В перечне «преступлений» иеромонаха Макария (Телегина) ранее отсутствовали такие идеологические штампы, как «враг Рабоче-Крестьянского Правительства и всего Советского строя», «ярый монархист», «орудие низвержения Советского строя». В перечне «преступлений» мирянина С. Ф. Тихомирова изменения коснулись лишь его социального положения. «Торговец» и «владелец мясной лавки» исчез, а появился «активный черносотенец». Последний, пятый, абзац документа был первоначально отведен мирянину М. Н. Роханову. Необходимость и обязательность его расстрела мотивировалась следующим образом: «РОХАНОВ, по социальному положению дровоклада, потому, что он, руководя толпой и направляя ее действия, сам энергичнее всех других обсыпал камнями красноармейцев». Этот абзац в документе многократно зачеркнут от руки и ниже его теми же чернилами отрывочная запись, окончательно определяющая кандидатом на расстрел вместо мирянина священника: «Заозерский — принимал участие в разработке...». Причины подобных предпочтений ответственной тройки и присоединившегося к ней Л. Д. Троцкого остались неизвестными. Возможно, здесь сыграло свою роль пресловутое «пролетарское» происхождение дровоклада М. Н. Роханова в отличие от священника А. Н. Заозерского. Делая эту циничную замену, тройка укладывалась в определенный ПБ «лимит» — 5 расстрелов. По заявлению же самой тройки, «разбивка на две группы» шла исключительно по принципу «наименьшего ущерба для существа приговора», «справедливо по отношению ко всем 11-ти». И еще — идя «максимально навстречу ходатайству прогрессивного духовенства» о помиловании приговоренных. Следует особо подчеркнуть, что во всех этих ходатайствах именно священник А. Н. Заозерский назывался первым кандидатом на помилование (№ 24-14 - 24-18).