Предисловие редактора.
Предисловие, написанное Каутским к книге Атлантикуса, является для нее достаточной рекомендацией. Тем не менее, мы считаем нелишним предпослать интересной работе немецкого ученого несколько замечаний со своей стороны. К этому нас побуждает в значительной мере желание указать на несогласие редакции с некоторыми принципиальными посылками и заключениями автора. Правда, Каутский, со взглядами которого редакция вполне солидарна, в своем предисловии отметил некоторые промахи; однако, он, по вполне понятным причинам, останавливался больше на таких разногласиях с Атлантикусом, выяснение которых было важно с немецкой точки зрения. Нам, например, кажется положительно необходимым указать на государственно-социалистические наклонности автора, ясно проглядывающие во многих местах его книги. Если идея авторитарного социализма в глазах западного человека окончательно дискредитирована, то у нас, благодаря особым условиям нашей общественно-политической жизни, она может рассчитывать на известный успех. Относительно индифферентное трактование Атлантикусом политических условий разрешения социальной проблемы коренным образом противоречит историко-философской концепции марксизма и должно быть нами отмечено. Но прежде чем говорить о наших разногласиях с автором, о слабых сторонах его общественно-исторических взглядов, мы должны отметить положительные достоинства работы Атлантикуса, побудившие нас предложить ее перевод вниманию русских читателей.
По псевдониму, избранному автором, можно подумать, что его книга будет напоминать или социальный роман, или произведения старых утопистов-социалистов. Но читатель напрасно будет искать в работе Атлантикуса полета художественной фантазии, живописного изображения благ “государства будущего”.
Большая часть книги заполнена сухими статистическими выкладками, объединенными одной руководящей идеей: “при надлежащей организации производства, под условием использования всех возможных уже теперь технических усовершенствований, доход рабочего может быть удвоен и утроен, а рабочее время понижено до половины прежнего размера”. Современные страдания массы населения в капиталистическом хозяйстве объясняются организацией последнего, нецелесообразной с точки зрения общественного блага. Пошлые замечания о всеобщей нищете, которая должна будто бы царить в социалистическом государстве, коренятся в одностороннем и недостаточном изучении производительных сил; автор, обладающий громадной эрудицией, не пожалел труда рассеять, по крайней мере относительно германского хозяйства, это прискорбное заблуждение. С уверенностью можно сказать, что всякое компетентное лицо, приложившее метод Атлантикуса к изучению других капиталистических стран, придет к тому же выводу.
Планомерная хозяйственная работа нации, мыслимая только в рамках социалистического строя, может устранить нищету.
Сделанное заключение является в высшей степени ценным: оно должно заставить господ индивидуалистов поубавить свой полунасмешливый, презрительный тон насчет “несбыточных и вредных утопий социализма”. Индивидуалистическая экономика полезна только для “имущих классов”, являясь источником бесчисленных страданий “неимущих”: вопреки доводам сторонников “частной инициативы” экономически мыслимо избегнуть этих страданий.
Если проникнуться важностью добытого Атлантикусом научного результата, то, может быть, рассмотрение его статистических выкладок не покажется скучным; может быть, у читателя пробудится даже желание с карандашом в руке следить за развитием работы автора. Читатель, при этом, заметит, что Атлантикус не делает никаких произвольных допущений, не говорит о “медовых реках в кисельных берегах”: он предполагает только утилизацию status quo современного технического прогресса. Его скорее можно упрекать в излишней осторожности, чем в увлечении.
Может быть, некоторые главы книги Атлантикуса будут не совсем понятны для неспециалиста; в этом случае ему придется принять на веру заключения автора, эрудиция и научная добросовестность которого стоят вне всякого сомнения.
Итак, мы видим, что “государство будущего” представляет собою не утопию в общепринятом смысле этого слова, а статистически-экономический трактат, составленный по всем правилам академической дисциплины; в этом отношении, по своему типу, он ближе всего подходить к работам Кропоткина — “La conquête du pain” и “Fields, Factories and Workshops”. Конечно, мотивы Атлантикуса и Кропоткина — различны, но тот и другой стараются путем анализа эмпирических данных доказать экономическую возможность лучшего хозяйственного строя, Атлантикус — сторонник государственной регламентации, централизации производства, и, без всякого сомнения, его планы гораздо более реализуемы в первое время после обобществления. Анархический идеал Кропоткина зиждется в конечном счете на “добрых инстинктах человека, толпы”; он покоится на скрытом признании естественной гармонии. Может быть, Кропоткин и прав для отдаленного будущего, но гораздо лучше в человеке видеть всего человека, с хорошими и дурными страстями. В силу этого не приходится социальные изменения ставить в зависимость от психологии отдельного лица или минутного настроения толпы. Социальные инстинкты только в рамках социалистического государства могут развиться настолько, что впоследствии окажется излишней всякая регламентация, трение между индивидуумами сведется на нет. Пока же не произойдет такого коренного психического перерождения, то без “всеобщей трудовой повинности”, дающей право на нормальное существование, очевидно, не обойтись. А такая повинность может быть декретируема только центральной общественной властью, получившей свои полномочия от народа.
От увлечений, свойственных Кропоткину, Атлантикус совершенно свободен. Однако, желание стоять на строго реальной почве заводит нередко автора в дебри непозволительного оппортунизма. Он привносить в свое “социальное государство” много атрибутов современности, вроде сохранения постоянного корпуса офицеров, одногодичной всеобщей воинской повинности и пр. Чтобы ослабить противодействие “имущих классов” обобществлению средств производства, Атлантикус предлагает выкупать землю, фабрики и заводы по цене, превосходящей рыночную. С особенною заботливостью он относится к прусским аграриям, убеждая социал-демократов, что юнкера гораздо скорее промышленной буржуазии согласятся на компромисс: они-де — естественные враги капитализма. Известно, что аграрная струя питала государственно-социалистический источник в Германии; что аграрии сами доходили до проектов социализации, — например гр. Канитц предлагал огосударствление хлебной торговли. Однако, этот прусский аграрный социализм был совершенно лишен демократических моментов — и автор предлагает союз с ними социал-демократической партии! Вообще, даже во имя практичности проекта, нет никакого основания взваливать лишнее бремя на плечи трудящегося населения, в виде дорогой выкупной операции. А если принять во внимание, что только в борьбе общественных классов создастся новый социальный строй, то осторожность реформ автора сама собой оказывается ненужной.
Строго научный характер труда Атлантикуса нами указан; однако, псевдоним, избранный для себя автором, заглавие книги — невольно заставляет задуматься, нет ли преемственной связи у “государства будущего” с великими утопиями новых веков, не представляет ли эта книга одно из звеньев никогда не прерывавшейся цепи утопических построений.
О чем говорить знаменитая “Утопия” Томаса Мора, появившаяся в начале 16‑го ст.?
Великий канцлер Англии уже замечал антагонистический характер капиталистического хозяйства; пред его глазами развертывалась ужасающая картина первоначального накопления. В своей “Утопии” он подверг самой резкой критике основы существующего строя и корень зла нашел в индивидуалистическом характере хозяйства. Спасение он усматривал в экономике, перестроенной на коммунистической почве. “Единственное средство разделить имущество равномерно и справедливо и положить начало всеобщему благополучию заключается в том, чтобы уничтожить право собственности. Пока она будет служить фундаментом общественной постройки, самым многочисленным и производительным классам остается на долю только бедность, горе и отчаяние”¹*. Томас Мор раскрывает перед нами целую картину коммунистического общежития. Сила изображения покоится, главным образом, на критике существующего; всеобщее благополучие основывается на устранении тунеядцев. Нет анализа роста производительных сил под влиянием планомерного ведения хозяйства. Поскольку встречаются такого рода аргументы, они носят отвлеченный характер, не имеют эмпирической почвы под ногами. Так, например, Томас Мор думает, что для удовлетворения всех потребностей достаточно 6 часов работы в день. Почему? Мор заявляет, что в Утопии все жители привлечены к работе, нет праздных и ленивых людей… Этим еще не опровергается заявление противников коммунизма о создаваемом им царстве нищеты.
“Утопия” только поставила социальную проблему, научно ее не разрешив. Самый путь достижения лучшего будущего представлен вне исторической перспективы: подобно тому, как мудрый Утоп установил благоденствие среди своих подчиненных, так и в настоящее время счастье населения находится в руках власти: благомыслящий монарх может сменить индивидуалистические устои хозяйства на коммунистические. Такой же характер слабо обоснованных коммунистических фантазий носят утопические романы Кампанеллы, Бэкона, Верраса и др. Нить коммунистической мысли никогда не обрывалась: великая французская революция, героическая эпоха буржуазии, ознаменовалась даже попыткой осуществить на деле новый социальный мир — мы имеем в виду заговор Бабефа.
Начало ассоциации в противовес торжествующему индивидуализму было выдвинуто также школами Сен-Симона и Фурье. С новыми данными в руках, они подвергли основы существующей экономики уничтожающей критике; они показали, какие классы общества пользуются привилегией праздности и сытости. Надлежащая организация общественного труда, предполагающая устранение частной собственности на средства производства, может разрешить социальную проблему, Вопрос об экономической возможности нового социального строя стоял для них выше всякого сомнения: они предполагали громадное усиление производительности труда, как результат упорядоченного общежития. Фурье, если оставить в стороне его фантастические рассуждения об изменениях природы под благотворным воздействием фаланг, высказал глубокую идею, что только социалистическое хозяйство сможет сочетать в себе все преимущества современных крупного и мелкого производств.
Тем не менее, его доводы не могли казаться особенно убедительными, за отсутствием надлежащего эмпирического фундамента. Капитализм в это время уже праздновал свою победу. Одной из типичных сторон капиталистического хозяйства является “рационализм”, стремление точно учесть рыночные конъюнктуры. Его адептов надо было побеждать таким же учетом производительных сил “царства фаланстер”.
Само собой разумеется, для этого нужно было иметь под руками детальное обследование, по крайней мере, главных сторон хозяйства, чем наука еще не обладала. Но наиболее характерная черта утопического социализма — не в произвольных построениях будущего, а в наивных представлениях процесса общественно-экономического развития. Рабочий класс, социальными глашатаями которого выступали утописты, не рассматривался ими, как определенная историческая сила, могущая на своих плечах вынести будущее: взоры обращались либо к престолам монархов, либо к карманам буржуазии.
Богатая социально-политической литературой эпоха 40‑х годов во Франции не прибавила многого для научного углубления социалистического течения. Знаменитый Луи Блан только популяризировал идею “организации труда”. Его проекты “национальных мастерских” были построены на общих положениях; сомнительно, чтобы Блан оказался способным реализовать свои предложения, даже если бы дело устройства мастерских не было преднамеренно вырвано из его рук. Не есть ли отсутствие конкретно построенного проекта одна из главных причин, почему кумир парижских рабочих отклонил от себя предложенную последними диктатуру?
Об утопическом романе Кабэ — “Путешествие в Икарию” мы могли бы и не упоминать, если бы не громкая популярность этой мало содержательной книжки. “Voyage en Icarie” — довольно грубый слепок с “Утопии” Мора, с той же социально-философской подкладкой, с тем же арсеналом аргументов.
Маркс и Энгельс — первые — сообщают социализму строго научный характер. Уже “Коммунистический Манифест” прочно связал идею социалистической кооперации с классовой позицией пролетариата. Желательна или нежелательна система хозяйства, противоположная индивидуалистической — капиталистической, — она растет уже в недрах последней. По мере развития исторического процесса детали будущего строя яснее станут выплывать перед нами. Тенденции жизни, которые прежде казались рожденными в головах утопистов, обусловливались реальной действительностью. По-видимому, отпадала даже необходимость образно представить себе будущий строй. Несомненно, всякая попытка нарисовать застывшую картину социалистического государства грешит в методологическом отношении: здесь не учитывается момент “движения”, постоянной эволюции.
Однако, чем ближе к человечеству придвигается экономическое раскрепощение, тем естественнее становится потребность конкретизировать ближайшее будущее социалистического строя. С одной стороны, язвы капитализма начинают раскрываться все больше и больше, с другой — наука дает обильный запас цифр и наблюдений. В сферу построений будущего вторгается властная диффенциация: художественные натуры создают образы будущего (Бэллами, В. Моррис), академически настроенные умы ищут точного учета хозяйственных, правовых и др. моментов. Переживаемая нами эпоха вышла за пределы неясных, полуромантических — полунаучных мечтаний. Клич нашего времени — организация исторических сил; ему в области науки соответствует детально сконструированный идеал ближайшего будущего. По крайней мере, подобного рода проект должен находиться в руках пролетариата ко времени его окончательной победы.
Таким образом, генетическая связь между “утопиями” и работой Атлантикуса существует, хотя они совсем не похожи друг на друга. И те, и другие являются выразителями одной и той же потребности, только в различные исторические моменты. Недостаточно ярко выраженные капиталистические отношения, пережитки старого, некоторая неопределенность рабочей идеологии настраивали творцов утопий на поэтический лад, вызывали в них работу фантазии. Среди грохота фабричных машин, среди лязга распиливаемых железных полос, в чаду и дыму — рождаются прозаические “Атлантиды”.
Попытка Атлантикуса — не первая в своем роде, но — самая совершенная, насколько нам известно. “Freiland” Гертцки достаточно оценена самим автором книги.
Произведенные Атлантикусом расчеты интересны не только как показатель экономической возможности нового строя; они прекрасным образом подтверждают глубокую историческую идею марксизма. Еще “Коммунистический Манифест” говорит, что буржуазная экономика, доведя производительные силы народов до высокой ступени развития, в дальнейшем сама становится тормозом их роста. “Производительные силы... уже не только не способствуют развитию буржуазных отношений собственности, но, напротив, стали слишком могучи для этих отношений, которые для них превращаются в путы... Буржуазный строй слишком тесен, чтобы вместить богатства, созданные в его же недрах”.
Атлантикус прекрасно показал, во что можно превратить хозяйство, если планомерно его организовать и воспользоваться всеми уже теперь мыслимыми техническими средствами. Но для этого нужно, чтобы целью хозяйственной деятельности было не получение прибыли, не индивидуалистический мотив капиталиста, а всеобщее благо. Полное развитие производительных сил — вовсе не в интересах капиталиста; он содействует их эволюции, поскольку надо фактически получить господство на рынке. Раз последнее достигнуто, для него не важно, ведется ли борьба человека с природой наиболее целесообразным способом, экономизируется ли его труд или бесполезно расточается. “В конце концов”, говорит автор, “мрачное, старое предубеждение, что нищета неустранима, должно рухнуть, — осуществится хотя и несовершенный, но все-таки лучший строй”; Атлантикус может гордиться достигнутыми результатами; по нашему мнению, ему действительно удалось доказать свои тезисы.
Сухая ли форма изложения, умышленное ли игнорирование опасной для индивидуалистической экономики работы, а может быть, и слабость историко-философской подкладки — послужили причиной того, что книга Атлантикуса в Германии не обратила на себя достаточного внимания. Если не ошибаемся, всего одна рецензия (Лоша) была направлена в сторону критики главного содержания — статистических выкладок, да и эту рецензию нельзя признать удачной.
Холодное отношение социал-демократии к “государству будущего” объясняется политическим оппортунизмом Атлантикуса, его несомненной наклонностью к государственному социализму. Автор считает возможным осуществление своего плана в очень близком будущем и представляет его себе в форме компромисса между различными общественными классами и властью, Мотивом соглашения для правящих и господствующих элементов должна служить выгодность выкупной операции; для “неимущих” — желание избегнуть напрасной траты крови. “Если правительственные сферы попытаются вести социальную политику при помощи пушек, то можно будет им напомнить, что порох и пули — не в силах уничтожить социальных зол, — окончательная победа всегда на стороне “больших масс”, заявляет Атлантикус. Но как в этом убедить власть предержащую, автор не объясняет. Очевидно, есть только один путь: “неимущие” должны стать внушительной политической силой. Надлежащее выяснение исторической роли пролетариата дает марксистская доктрина; она же и намечает пути разрешения социальной проблемы. Весьма возможно, что во многих культурных странах социальный переворот совершится бескровным путем. Во всяком случае, вина за пролитие крови падет на голову “господствующих классов”.
Автор говорит, что “между государственным социализмом и социализмом демократическим принципиального различия нет”. Это — неверно: та и другая общественно-экономическая концепция зиждется на различных устоях. Существует формальное сходство в смысле устранения индивидуалистической основы хозяйственной жизни; в том и другом случае экономика ведется государством. Но сами-то государства — принципиально различны; и возлагать проведение коренной социальной реформы на современную правительственную машину — это значит вновь надевать заржавленные и иссеченные жизнью рыцарские доспехи Лоренца Штейна и Родбертуса. Социализм есть концепция не только экономическая, но и общественно-политическая; рабочее движение, имеющее целью эмансипацию пролетариата, не может замкнуться в рамки чистого экономизма. Более того, чем дальше подвигается вперед история, тем больше обнаруживается важность политической стороны рабочего движения.
Один компромисс влечет за собою целый ряд других: Атлантикус сохраняет постоянное войско, обильно содержит богачей, разрешает в их пользу сверхурочный труд государственных рабочих, не прочь повоевать с Англией из-за колониальных владений. Вопрос о последних достаточно рассмотрен в предисловии Каутского. Мы, со своей стороны, прибавим немногое. Современное капиталистическое хозяйство является не только национальным, но и мировым: крушение индивидуалистической экономики в одном большом государстве неизбежно должно повлечь за собой катаклизмы и в других странах. Подобно тому, как ненаучно разделять области земледелия, индустрии и торговли, предполагая их подчинение различным общественно-экономическим законам, так же ненаучно ставить грани между различными современными национальными экономиками. Если это верно, то падает сам собою страх автора пред бойкотом социалистической Германии со стороны соседей, теряет почву под ногами его желание создать “замкнутое социалистическое государство”.
На этом мы и закончим наше предисловие. При всех своих отклонениях в сторону от марксизма, Атлантикус, без сомнения, стоит на социалистической почве. Нередко он возвышается до истинного понимания условий разрешения социальной проблемы: “освобождение рабочего класса должно быть делом самого пролетариата, — масса имущих богачей не пошевельнет пальцем, пока ее не принудит к этому суровая необходимость. Быть может, низшие классы, если рассматривать каждого отдельного их члена, не лучше отдельных представителей высших, — но в своей совокупности низшие слои населения являются поборниками и передовыми бойцами прогрессивного принципа, между тем как представители высших отстаивают регресс и вырождение”.
А потому пусть “лучшие и благороднейшие умы” посвятят себя делу служения народу, пусть они расчищают путь светлому будущему. Несомненно, этой цели служат такие новые “утопии” как книга Атлантикуса или “Новое учение о государстве” Ант. Менгера.
Примечание:
¹* Т. Мор: “Утопия”, перевод Генкель. СПб, 1903 г. стр. 115.