§ 46. Свобода печати.

§ 46. Свобода печати¹*

Мы видели, что стеснения личной свободы невозможно ограничить только случаями применения их по приговору суда. Чтобы не оказаться совершенно бесcильной пред каждой попыткой сопротивления ей, государственная власть должна быть вооружена правом применять принуждение во многих случаях, и не опираясь на распоряжения судебной власти. Поэтому в деле обеспечения личной свободы нельзя идти дальше ограничения допустимости стеснений личной свободы помимо суда лишь случаями действительной необходимости.

Относительно свободы печати вопрос становится несколько иначе. Печатное произведение никогда не может представлять для государственного порядка и для прав частных лиц такой непосредственной и неуклонной опасности, чтобы нельзя было ждать распоряжений судебной или, по крайней мере, следственной власти. Печатное слово, как и всякое слово, прежде всего заключает в себе лишь простое обнаружение мыслей, а не осуществление их. Поэтому, словом не могут быть нарушены чужие права. Исключение составляют только посягательства на чью-либо честь (клевета, обида, диффамация) и угрозы. Но ни оскорбительный отзыв, ни угрозы сами по себе не могут создать для государственного порядка такой серьезной опасности, как прямое, открытое сопротивление власти, требующее во что бы то ни стало немедленного применения принуждения. Поэтому свобода печати предполагает безусловное недопущение иных стеснений печати, кроме налагаемых по суду. Свобода печати заключается в праве посредством печати или иных механических способов воспроизводить свои мысли, без всякого на то предварительного разрешения правительства, под условием лишь судебной ответственности за злоупотребления печатным словом.

Свобода печатного слова установилась сравнительно недавно. Прежде все законодательства, независимо от судебной репрессии злоупотреблений печатным словом, предоставляли администрации власть устанавливать различные стеснения печати. Основанием тому служило стремление подчинить печать правительственной опеке, так чтобы можно было руководить печатью, направляя ее по намеченному правительством пути, не допуская распространения вредных или ложных, по мнению правительства, идей, не допуская вовсе обсуждения иных вопросов или оглашения определенных фактов.

Задаваясь такою целью руководить печатью, искусственно направлять художественную и научную литературу страны в известную сторону, государство брало на себя совершенно непосильную задачу. Государство, как носитель принудительной власти, не может быть достаточным авторитетом в вопросах научной истины или художественной правды. Вступаясь в литературные и научные споры, оно только дискредитирует себя, не будучи в состоянии поддержать тут подобающий ему в сфере принудительного властвования авторитет. В своих запретах, налагаемых на новые идеи, стремящиеся проникнуть в печать, правительство слишком часто оказывается неправым и вынужденным затем уступать и тем ронять свой собственный престиж. А между тем это неизбежно, так как, покуда не угаснет совсем в человечестве художественное творчество и научная мысль, они все будут развиваться и невозможно будет найти готовые, окончательные, объективные мерила истины и правды. Сама мысль искусственными, принудительными мерами придать печати и, следовательно, человеческому мышлению наперед определенное направление, совершенно несостоятельна. Никогда не завершается вполне духовное развитие человечества, мы не достигаем всей, полной истины. Так какое же право имеет кто-либо, опираясь на частичное, неполное знание данной минуты, класть путы на дальнейшее развитие человеческого духа?

К тому же, как долгий опыт убедительно о том свидетельствует, цензурные стеснения, нанося огромный вред народному развитию стеснением развития литературы и вообще умственной деятельности, никогда не достигают своей цели преградить доступ идеям, признаваемым вредными. Особенно это ясно сказывается при современных условиях общественной жизни. При самых строгих стеснениях печати “вредные” идеи находят тысячи путей, чтобы проникнуть в общество уже потому, что при настоящем развитии международных сношений и легкости передвижений ни одно государство не может огородиться стеной от других, откуда всегда могут проникать запрещенные произведения печати. Да и внутри государства всегда найдется возможность распространить запрещенное произведение в рукописи, в гектограммах, в подпольных изданиях. Часто цензурный запрет служит только вящей рекламой, обеспечивающей широкое распространение книги, так как запрещенный плод всегда сладок. Но, несмотря на это бессилие цензуры достигнуть своей цели, она приносит все-таки большой, несомненный вред.

Цензурные стеснения прежде всего увеличивают риск издательского дела и потому уменьшают издательскую предприимчивость, и делают тем книги более дорогими, следовательно, менее доступными массе. Отсюда, как неизбежный результат, задержка умственного развития и просвещения. Затем, цензура развращает печать, понуждая ее, вместо прямого и правдивая языка, вырабатывать особый туманный, условный, уклончивый “эзоповский” способ выражения, конечно, не могущий содействовать ясности общественного сознания. Кроме того, правительственная цензура вызывает наряду с собой существование другой, общественной, оппозиционной цензуры. Идеи, учения, направления, подвергающиеся гонению правительственной цензуры тем самым ставятся под особое покровительство общественного мнения. Всякое возражение против учений, признанных правительственной цензурой неблагонадежными, встречается общественным мнением, как низость, как предательство гонимого, всякая попытка условные формулы заменить ясной и прямой постановкой вопроса клеймится, как донос. Благодаря этому, многие, часто самые насущные вопросы общественной жизни становятся совершенно недоступными обсуждению действительно убежденных людей, оставаясь добычей тех, у кого убеждения заменены искусством лавировать между Сциллой и Харибдой двух цензур. Такое обсуждение текущих вопросов, конечно, не может отличаться глубиной и обстоятельностью.

Все ограничения свободы печати, имеющие своею целью направить развитие общественной мысли согласно правам правительства, предполагают наделение администрации более или менее широкой дискреционной властью над печатью, потому что такие понятия, как вредное, неблагонадежное, опасное направление решительно не подаются точному объективному определению в законе. Констатирование вредного направления приходится поэтому предоставить свободному и бесконтрольному усмотрению администрации, а этим, конечно, открывается широкий простор для ошибок и злоупотреблений. Как бесконтрольная и не подающаяся точной законодательной нормировке власть, цензура легко может стать орудием личных целей, ничего не имеющих общего с благом государства.

Ограничения свободы печати проявляются в следующих, трех формах: 1) в форме предварительной цензуры, когда печатание допускается не иначе, как с предварительного разрешения правительства. 2) в форме подчинения печати административной репрессии и 3) в форме постановления промыслов, имеющих отношение к печати (словолитен, типографий, книжной торговли, издания журналов) в условия концессионируемых промыслов, так что занятие ими допускается лишь с особого на каждый раз разрешения.

До конца ХVII столетия предварительная цензура существовала во всех государствах западной Европы. Раньше всего она была уничтожена в Англии. Отмена цензуры в Англии относится к 1694 году, когда истек срок действия последнего закона, устанавливавшего ее (4 and 5 Will. and M., cap. 24). Хотя уже в следующем 1695 г. правительство сделало попытку, не раз затем возобновлявшуюся, восстановить цензуру, но парламент оказал этому решительное противодействие. Однако, до начала настоящего столетия за палатами сохранялось право принимать самим, помимо суда, репрессивные меры против авторов сочинений, содержавших в себе оскорбление палат. Меры, принимавшиеся в этих случаях палатами, заключались в публичном; сжигании таких сочинений и заключении авторов в Ньюгет. Последний случай такого рода был арест Гоббуза в 1819 году, и с тех пор парламент перестал пользоваться этим правом, и, таким образом, установилась исключительно судебная репрессия проступков печати.

Судебная репрессия определяется постановлениями о пасквилях — libels. Под libel английское право разумеет всякое сочинение или изображение, выставляющее кого-нибудь в ненавистном или смешном свете, и этим подрывающее его репутацию. Так, практика признает, что если кто “иронически” отзовется об атторнее, что он “честный юрист” то это уже libel²*. Против либеля существуют два средства: гражданский иск, направленный на уплату причиненных убытков, и уголовное обвинение — indictment. Это последнее являлось прежде весьма суровым средством. Хотя процессы этого рода подлежали, наравне со всеми уголовными процессами, ведению суда присяжных, но решению присяжных, по установившейся исстари практике, подлежали только вопросы о факте написания и напечатания данного произведения и о так называемом inneundo т. е. о том, направлено ли это сочинение против жалобщика. Вопрос же о том, есть ли это сочинение либель или нет, признавался подлежащим решению коронного судьи. Это, конечно, почти вовсе лишало значения участие присяжных в этих процессах. Только в 1792 году известным биллем Фокса³* было устранено это ограничение. Другая причина суровости обвинения заключалась в том, что exception veritatis, т. е. ссылка на истинность того, что передавалось в либеле, парализовала только гражданское взыскание, но не обвинение перед уголовным судом. Только в 1843 году биллем лорда Кэмпбела⁴* было допущено exception veritatis и против уголовного обвинения, с тем, однако, ограничением, что доказательство истинности оглашенных, позорящих обстоятельств освобождает от ответственности лишь тогда, когда вместе с тем будет доказано, что оглашение это сделано не ради каких-либо личных целей, а в интересах общественного блага.

В отношении к периодической прессе и в Англии существуют некоторые особые ограничения. В 1819 году для всех периодических изданий политических установлено обязательное предварительное объявление об издании, с представлением залогов или поручителей в определенной сумме. В 1830 году размер залогов был еще увеличен. Но такой порядок сохранялся только до 1869 г., когда был издан закон⁵*, уничтожавший систему залогов и поручителей. Сохранилась только обязанность предварительного заявления с точным обозначением имен издателей и их адресов, а также типографии. Кроме того, по выпуску каждого номера, он должен быть представляем в местные учреждения в двух экземплярах за рукописною подписью типографа и издателя, под угрозой штрафа в 20 фунтов.

В первом дополнении к конституции Североамериканского союза содержится постановление, запрещающее конгрессу издавать какие-либо законы в ограничение свободы речи и печати. Это постановление относится только к союзной законодательной власти и, следовательно, законодательная власть отдельных штатов не стеснена союзной конституцией в праве ограничивать свободу печати, но на практике во всех штатах охраняется свобода печати. Законом 14 июля 1798 года (так наз. sedition law) была установлена наказуемость таких произведений, которые были направлены на выставление президента или палат в смешном или позорном виде. При этом обвиняемый мог представлять exception veritatis, и решению присяжных подлежал как вопрос о факте издания данного сочинения, так и вопрос о его преступности. Этот закон встречен был с большим неудовольствием, и на не конституционность его указывали как в печати, так и в законодательных собраниях многих штатов. Срок его действия истек с 1801 годом, и после того не было больше ни одного подобного примера.

В законодательстве отдельных штатов нет никаких ограничений свободы печати: ни залогов, ни концессий. Репрессия преступлений, совершаемых путем печати, опирается на постановления английского права о libel’е, Хотя Американские штаты отделились от метрополии раньше издания Фоксова билля 1762 года, но и в них признается право присяжных решать вопрос о том, есть ли данное сочинение действительно libel. Что касается exception veritatis, то допустимость его против уголовного обвинения в законодательстве различных штатов решается различно. Так по законодательству Индианы и Коннектикута exception veritatis допускается без всяких ограничений и им безусловно устраняется ответственность. Законодательство Пенсильвании, Делавэра, Теннеси, Иллинойса, Южной Каролины и Техаса допускает exception veritatis лишь тогда, когда дело касается официальных действий должностного лица или общественного деятеля, или же таких обстоятельств, которые подлежат огласке. Наконец, признаваемое в Англии начало принимается законодательством Флориды, Нью-Йорка, Нью-Джерси и Арканзаса.

Из континентальных государств Европы свобода печати раньше всех была признана в Швеции, именно, 2 декабря 1766 года⁶*. Параграф 86 конституции 1766 года постановляет, что “под свободой печати понимается право каждого шведа издавать печатные произведения без того, чтобы ему в этом могла воспрепятствовать государственная власть, так что он только после издания может быть привлечен к ответственности компетентным судьей и лишь в таком случае может подлежать наказанию, если его сочинение по своему содержанию очевидно нарушает законы, изданные для обеспечения общественного спокойствия, но без стеснения общего просвещения. Все документы и протоколы обо всех возможных предметах, с исключением протоколов, составляемых в государственном совете и у короля по дипломатическим делам и по командованию армией, а также протоколов и актов банка и управления государственными долгами, подлежащих тайне, могут быть печатаемы”.

Параграф 108 возлагает на очередной рейхстаг, созываемый на три года, обязанность назначать комитет, оберегающий свободу печати и состоящий из уполномоченного от министерства юстиции, как председателя, и шести выбранных рейхстагом членов, из коих двое должны быть юристами. Издатель и автор могут представлять этому комитету до напечатания рукопись для того, чтобы он высказался, может ли автор и издатель быть привлечен к судебной ответственности за напечатание этой рукописи. Если комитет найдет возможным печатание, то выдает о том свидетельство, и тем издатель и автор освобождаются от всякой ответственности. Если же потом окажется в книге что-либо преступное, ответственность падает на членов комитета. Шестнадцатого июля 1812 года был издан особый закон о свободе печати, согласно § 85 Конституции имеющий силу основного закона. Им ограничивалась, свобода печати, так как королю предоставлялось им право, если он найдет какое-нибудь периодическое издание угрожающим общей безопасности или оскорбительным для отдельных личностей, прекращать эти издания без суда. Но после долгой борьбы это постановление было отменено в 1845 г. Действующим теперь законом является закон 10 августа 1877 года. Все книги могут печататься без предварительного разрешения. Но для периодического издания требуется заявление министру юстиции, могущему отказать в разрешении периодического издания, но только лицам, осужденным за бесчестный поступок или лишенным права представительства за других на суде. От автора не требуется выставлять свое истинное имя на книге, но он должен назвать свое имя в записке, вложенной в запечатанный конверт, отдаваемый им типографщику. В случае возбуждения против автора судебного преследования, конверт этот представляется суду, где его вскрывают.

Каждой книги типографщик обязан один экземпляр при выпуске издания в продажу представить министру юстиции, и тот, усмотрев в книге преступное содержание, может издание задержать. Задержание может быть повелено и королем по требованию иностранного правительства, или по определению суда и даже по жалобе частного лица.

Наказуемы по этому закону (§ 3) не только оскорбление святынь, но и отрицания божества, загробной жизни, чисто евангельского учения, не только насмешки и презрительные отзывы над королем и членами королевского дома, но также и над рейхстагом, его палатами и должностными лицами. Пункт 12 идет так далеко, что признает наказуемыми даже ложные указания и неверные изображения с целью ввести читателей в заблуждение. Но все эти строгие правила применяются на деле очень умеренно и мягко, вследствие особого — и очень своеобразного — способа судебного решения этих дел. Каждое дело о печати рассматривается и решается жюри. Обе стороны, участвующие в процессе, назначают по 4, а суд 5 присяжных, всего 13. Но обе стороны имеют исключить одного, назначенного ее противником, и одного, назначенного судом. Таким образом, жюри составляется всего из девяти присяжных, решающих дело не меньше, как ⅔ голосов.

Во Франции свобода печати была впервые провозглашена декларацией прав 1789 года. Статья 11 этой декларации признает “свободное сообщение своих мыслей и убеждений одним из драгоценнейших прав человека; всякий гражданин может поэтому говорить, писать, печатать под условием ответственности, в указанных законом случаях, за злоупотребление этой свободой”. Гарантированная этим постановлением свобода слова была тем шире, что единственный закон, предусматривавший злоупотребления свободой печати, был закон 18 июля 1791 года против возмущения (sédition), устанавливавший наказуемость за возбуждение в печати или в публичных речах к убийствам, грабежу, поджогу или прямой призыв, тем же путем, к неповиновению закону. То же безусловное признание свободы печати было повторено в декларации прав 24 июня 1798 года, ст. 7. Конституция III года, ст. 353, присоединила к этому же прямое указание на то, что предварительная цензура не допускается. В следующем IV году 28 жерминаля был издан закон, устанавливавший некоторые полицейские меры по отношению к типографщикам и продавцам печатных произведений, имевшие целью обеспечение известности имени автора и типографа. Но действительность далеко не соответствовала этим либеральным постановлениям конституции. Конвент распространил свой террор и на печать, и страх гильотины оказался действительно сильнее цензуры: закон о подозрительных относил к этой категории, между прочим, и тех, кто в своих речах или сочинениях заявлял себя, как сторонник федерализма или тирании. Директория нередко налагала арест на журналистов и на типографии; редакторы 42 журналов были сосланы. После 18 фрюктидора V года журналы были подчинены дискреционной власти правительства, и такое положение продолжалось до 1 августа 1799 года.

В конституции VIII года нет ни слова о свободе печати. Последовавшее вскоре постановление консулов от 27 нивоза IX года (17 января 1800 г.) показало, что это умолчание было ненамеренное. Это постановление ограничивало число издающихся в департаменте Сены журналов поименованными 13 и, кроме того, предоставляло администрации право без суда закрывать всякий журнал, в котором будут помещены статьи, противные должному уважению к общественному договору, верховенству народа и славе войска, или содержащие в себе нападки на правительства и народы, дружные и союзные с республикой, хотя бы статьи эти были только перепечатаны из иностранных журналов. Сенатус-Консульт 27 флореаля ХII года учредил особую сенатскую комиссию для охраны свободы печати (commission sénatoriale de la liberté de la presse); но периодические издания не подлежали ее ведению. Декрет 7 жерминаля ХIII г. делает первый шаг к прямому восстановлению цензуры: им устанавливалась цензура церковных книг, молитвословов и часословов. Вскоре последовало и восстановление цензуры общей. Декрет 5 февраля 1810 года давал администрации право приостанавливать печать каждой книги и требовать в ней исключения или изменения мест, признаваемых администрацией неудобными для печати. Авторам же предоставлялось, как “гарантия”, право представлять свои произведения на просмотр в рукописи. Однако, и автор, воспользовавшийся этой “гарантией”, не обеспечивал книги от возможности задержания по распоряжению министра полиции. Но правительство Наполеона I не удовольствовалось и этим. 3 августа 1811 г. было ограничено число журналов, издаваемых в провинциях, одним на каждый департамент, и этот единственный журнал ставился под полную опеку префекта. Таким образом, в эпоху первой империи свобода печати была совершенно уничтожена.

Хартия 1814 года вновь воспроизводит постановления трех первых французских конституций, провозглашавших свободу печати. Ст. 8 хартии гласит, что “французы имеют право публиковать свои убеждения, сообразуясь с законами, долженствующими подавлять злоупотребление этой свободой”. Воротившийся с Эльбы Наполеон провозгласил свободу печати в еще более определенных выражениях: всякий гражданин имеет право публиковать и печатать свои убеждения за своей подписью, без всякой предварительной цензуры, но под страхом законной ответственности после опубликования пред судом присяжных, если даже в данном деле может иметь место применение лишь исправительного наказания.

Вторичная реставрация восстановила, напротив, цензуру для периодических изданий указом 8 августа 1815 года, и эта мера сохранилась в силе до парламентской сессии 1818 года. В следующем 1819 г., в министерство Серра, были изданы три закона: 9 июня, 19 мая и 26 мая, составившие вместе довольно полное законодательство о печати и восстановившее ее свободу, но ненадолго. Законы 31 марта 1820 г. и 26 июля 1821 г. опять восстанавливали, хотя и временно, цензуру. Закон же 17 марта 1822 г. уполномочивал правительство восстанавливать эти исключительные меры простым указом, без соучастия парламента, с тем лишь ограничительным условием, что действие этих исключительных мер должно прекращаться за месяц до открытия палат и в случае роспуска королем палаты депутатов. Правительство весьма часто пользовалось предоставленным ему правом, и такой порядок вещей сохранялся до либерального министерства Мартиньяка, когда был издан закон 18 июля 1828 года, дозволявший издание газет без предварительного разрешения. Но известные июльские декреты (25 июля 1830 года), вызвавшие революцию и падение правительства Бурбонов, вновь восстановили требование предварительного разрешения на издание газет.

В конституции 1830 г. к постановлению 8 ст. хартии 1814 (ставшей ст. 7) было прибавлено прямое указание, что цензура не может быть восстановлена. Залоги периодических изданий были сокращены с 6.000 фр. ренты на 2.400 (законом 14 декабря 1830 г.). Для всех преступлений (crimes et délits), имеющих политический характер, восстановлен суд присяжных (закон 8 октября 1831 года). Этот сравнительно либеральный режим продолжался до 1835 года, когда совершившиеся тревожные события побудили правительство вновь восстановить относительно печати ряд стеснительных мер. Законом 9 сентября 1835 г. залог в 2.400 фр. ренты заменен 100.000 капитала; посягательства, совершаемые путем печати, на безопасность государства, внешнюю или внутреннюю, изъяты из ведения суда присяжных и переданы ведению палаты пэров, за оскорбление короля, за воззвание к совершению какого-либо государственного преступления, если даже оно оставалось без всякого действия, назначалось лишение свободы и крупные штрафы — до 50.000 фр.⁷*

Эти законы были отменены только после того, как совершилась февральская революция 1848 года. Но законодательство второй республики было недолговечно. С учреждением второй империи законодательство это было заменено новым, именно органическим декретом 17 февраля 1852 года. Этот декрет предоставил администрации широкие права относительно репрессии проступков периодической прессы, установив систему предостережений и административных простановок периодических изданий. Министру внутренних дел была предоставлена дискреционная власть делать издателям газет предостережения, мотивы которых не определялись законом. С третьим предупреждением издание журнала приостанавливалось, но не более, как на 2 месяца. Законом 9 июля 1861 года было установлено, однако, то ограничение, что по, истечении двух лет предостережения теряют силу, так что полученное затем считается первым, сколько бы до того ни было получено предостережений. Кроме того, повелением императора издание могло быть, в интересах общественной безопасности, вовсе прекращено, не подвергаясь ни судебному преследованию, ни предостережениям. Но уже в 1868 г., законом 11 мая, были отменены эти меры административной репрессии, а также требование предварительного разрешения на политические повременные издания. Но требование залога сохранилось и по закону 1868 г., и по закону 1871 г., изданному уже при республике. Только новым законом 1881 г. отменено это требование, и политические газеты, наравне с не политическими, освобождены от представления залога.⁸*

Действующее законодательство ограничивается требованием, чтобы во главе каждая периодического издания стоял ответственный редактор, который должен быть совершеннолетним французским подданным, не подвергшимся по судебному приговору лишению своих гражданских прав. Перед началом издания должно быть сделано о том заявление прокурору республики с обозначением: 1) названия журнала и условий его издания, 2) имени и места жительства редактора и 3) типографии. На каждом номере должна быть подпись редактора.

Все вообще печатные произведения могут быть выпускаемы в свет не иначе, как с обозначением типографии, где они печатались. Одновременно с выпуском два экземпляра должны быть представлены административной власти, для национальных библиотек. Если это издание периодическое, то, кроме того, еще два экземпляра представляются судебной власти. Ответственными за преступления, совершаемые путем печати, признаются: 1) редакторы и издатели, 2) если их нет — авторы, 3) если их нет — типографщики, и 4) если и типографщиков нет налицо — продавцы. Когда к ответственности привлекаются издатели или редакторы, авторы преследуются, как соучастники. Диффамация наказывается арестом до одного года и штрафом до 3.000 фр. Ссылка на истинность сообщенных фактов допускается только тогда, когда дело касается служебной деятельности. Возбуждение путем печати к совершению преступления наказуемо по общему правилу только тогда, когда подстрекательство имело практические результаты. Независимо от этого условия, наказывается (арест до 2 лет и штраф до 3.000 фр.) подстрекательство путем печати к убийству, грабежу, поджогу или к преступлениям против безопасности государства (ст. 75‑101 Code pénal). Особой наказуемости подвергается также оскорбление президента (арест до одного года и штраф до 3.000 фр.), печатание или перепечатка лживых известий, а также документов подложных или подложно приписанных кому-либо (арест до 1 года и штраф до 1.000 фр.) и, кроме того, посягательство на добрую нравственность (арест до 2 лет и штраф до 2.000 фр.).

Из других романских законодательств довольно своеобразным представляется испанский закон о печати 26 июля 1883 года. Им установлено весьма дробное подразделение произведений печати на книги, брошюры, листки, плакаты и периодические издания. Книгой признается всякое непериодическое издание, заключающие в себе не менее 200 страниц. Выпуск в свет книг не обставлен никакими ограничительными условиями. При выпуске брошюры, т. е. издания, имеющего менее 200, но более 8 страниц, требуется представление административной власти трех экземпляров. Издания, имеющие не более 8 страниц, подводятся под понятие листка. От его издателя, кроме представления трех экземпляров, требуется еще письменное и подписанное заявление, содержащее в себе указание имени, фамилии и местожительства издателя и удостоверение, что он не ограничен в своих гражданских и политических правах. Тем же условиями обставлен и выпуск плакатов, предназначаемых к наклейке на стенах в публичных местах. Издание считается вышедшим в свет, если из типографии выпущено более шести экземпляров. Для плакатов, впрочем, установлено в этом отношении специальное правило: для них достаточно наклейки в публичном месте хотя бы одного экземпляра.

Для допустимости периодических изданий требуется только извещение администрации об имени и месте жительства издателя и ответственного редактора, о названии издания и о типографии, в которой оно будет печататься. При выходе в свет каждого номера три экземпляра должны быть представлены административной власти.⁹*

Свобода печати в Германии¹⁰* установилась очень недавно. Союзный акт, 8 июня 1815 года постановлял в 18 статье своей, что при первом же созыве союзного собрания должны быть изданы общие узаконения относительно свободы печати. Но состоявшееся 20 сентября 1819 г. союзное постановление обязательно устанавливало предварительную цензуру для всех периодических изданий и для книг, имеющих меньше 20 листов.¹¹* И сила этого постановления энергично поддерживалась, так что, когда в 1831 году в Бадене был издан закон, отменявший предварительную цензуру, он был кассирован союзной властью. В таком положении дело оставалось до 1848 года, когда союзным постановлением от 3 марта была отменена обязательность предварительной цензуры, вследствие чего было издано несколько партикулярных законов о печати, ставивших ее в более свободные условия. Правда, в 1854 году союзное собрание опять попыталось установить ограничение свободы печатного слова, но это союзное постановление в большинстве немецких государств, и притом во всех крупных государствах, не было приведено в исполнение.

Общегерманское законодательство, обеспечивающее свободу печати, явилось только с образованием германской империи, а именно в 1874 году был издан имперский закон о печати. Закон этот прежде всего устанавливает полную свободу типографского промысла. Издание книг также не подлежит никаким ограничениям, только на каждой книге должны быть отмечены имя и адрес типографщика и издателя. На периодических изданиях, кроме того, отмечается имя ответственного редактора, которым может быть только лицо дееспособное, неопороченное по суду и имеющее постоянное местожительство в империи. При выпуске в свет номера периодического издания один экземпляр его должен быть представлен местному полицейскому начальству. Разносный торг книгами и газетами допускается не иначе, как с предварительного разрешения. Относительно содержания печатных произведений установлены следующие ограничения. Во-первых, запрещается печатать: 1) сведения о движении войск и о средствах военной защиты во время войны, когда о том будет сделано распоряжение имперским канцлером; 2) воззвания к сбору денег на покрытие наложенных на кого-либо судом денежных штрафов и 3) обвинительные акты или другие процессуальные документы, прежде чем они будут оглашены в публичном заседании суда. Кроме того, периодические издания обязаны печатать опровержения как официальных учреждений, так и частных лиц, насколько они ограничиваются фактическими указаниями.¹²*

Заслуживает также внимания та постановка, какую германское законодательство дает диффамации. Доказательство истинности сообщенных! фактов (т. н. exceptio veritatis) устраняет наказуемость лишь тогда, когда оскорбительность статьи зависит от одного только содержания, а не от формы или особых условий, при которых было сделано оглашение позорящего обстоятельства.¹³*

В более стеснительные условия поставлена печать в Австрии (закон 17 декабря 1862 года, несколько видоизмененный в 1868 году).¹⁴* Обязанность вместе с выпуском в продажу представлять один экземпляр полицейской власти распространяется там не только на периодические издания, но и на все книги объемом не более 5 листов. Редакторами периодических изданий могут быть только австрийские подданные, так что ими не могут быть даже венгерцы. Но самым важным ограничением является требование залога от издателей периодических изданий, выходящих чаще двух раз в месяц и касающихся политических, религиозных и социальных вопросов. Размер залога колеблется от 8.000 флоринов (в Вене) до 2.000 флоринов (в городах, имеющих не более 80.000 жителей).

Конституция швейцарского союза, обеспечивая свободу печати (§ 55), предоставляет издание законов, карающих злоупотребления печатным словом, отдельным кантонам. Но законы эти получают силу не иначе, как по утверждении их союзным советом. Союзная власть может установить наказания только за посягательства, совершаемый путем печати против союза и его органов.¹⁵*

Устанавливаемое всеми законодательствами требование обозначения в периодическом издании ответственного его редактора приводит нередко на практике к назначению совершенно фиктивных редакторов, не имеющих в действительности никакого отношения к изданию и нанимаемых издателями только для того, чтобы отбывать заключение в тюрьме в случае состоявшаяся о том приговора суда. Попытка противодействовать этому злу сделана была в Дании, где в 1886 г. правительством был издан по этому вопросу провизорный закон 16 августа. Закон этот постановляет, что ответственными за анонимные статьи в ежедневных и еженедельных изданиях признаются лица, фактически редактирующие издание. Лица эти вместе с тем обязываются под страхом денежного штрафа от 1.000 до 5.000 крон подписываться в качестве ответственного редактора.

Согласно ст. 25 датской конституции, закон этот в ближайшую сессию был представлен парламенту для утверждения. Но ни тогда, ни в следующую затем сессию утверждение это не состоялось.¹⁶*

Примечания:

¹* Фойницкий. Моменты истории законодательства печати (Сборник госуд. знаний, т. II). Stein. Verwaltungslehre, В. VI. 1868. Die allgemeine Bildung und Presse.

²* Kerr's. Blackstone, 1875, III, p. 133.

³* 32 Geo. III-е. 60; an act to remove doubts respecting the function of juries in cases of libel.

⁴* 6 et 7 Vict. c. 96; an act to amend the law respecting Diffamatory Words and Libel.

⁵* Newspapers, Printers and Reading Rooms Repeal Act. 1869.

⁶* Aschehough. Staatsrecht des Königreich Schweden. 1893.

⁷* Serrigny. Droit public des Français. II, pp. 1‑322.

⁸* Batbie. Précis, р. 10.

⁹* Campos. Das Staatsrecht des Königreichs Spanien. 1889, S. 13.

¹⁰* Berner. Deutsches Pressrecht.

¹¹* Это сделано в исполнение карлсбадских постановлений.

¹²* G. Meyer. Verwaltungsrecht, 157‑175. Löning. Verwaltungsrecht, 278‑289.

¹³* Freudenstein. System des Ehrenkränkungen, §§ 61‑70.

¹⁴* Ulbrich. Handbuch der österreichischen politischen Verwaltung, I, 1890. S. 115.

¹⁵* Orelli. Das Staatsrecht der schweizerischen Eidgenossenschaft 1885. S. 72.

¹⁶* Goos und Hansen. Das Staatsrecht des Königreichs Dänemark. 1889. S. 23.