Глава VI. Грамотность. Влияние рабочих на культуру села

1. Уровень грамотности в Вирятине с 70-х годов XIX в.

Открытие в селе земской школы.— Церковно-приходская школа.—Рост грамотности после революции 1905—1907 гг.— Сельские учителя и попытки «просветительства».— Книга в быту крестьян.— Отношение царской администрации к народному просвещению

Как известно, вплоть до Октябрьской революции грамотность среди русского крестьянства была очень низкой. Царское правительство не было заинтересовано в народном просвещении. Министерство народного просвещения было «министерством народного затемнения» (В. И. Ленин). 70% взрослого населения России оставалось к началу 1917 г. неграмотным; особенно низким был процент грамотных женщин. Дореволюционная школа по своей классовой направленности не могла стать проводником культуры на селе, источником нужных для народа знаний. Первоначальное образование было недостаточным для того, чтобы оказывать сколько-нибудь значительное влияние на повышение культурного уровня крестьян, на изменение темных сторон деревенского быта; да и условия жизни крестьян не способствовали закреплению и развитию знаний, которые они приобретали в школе.

Село Вирятино не выделялось среди других русских сел своей грамотностью, многие дети не посещали школы. В Вирятине только двум детям столяра Нагорнова удалось получить накануне революции 1917 г. среднее образование, и первый житель этого села, закончивший в 1918 г. высшее учебное заведение — Лесной институт, был выходцем из той же семьи.

До 70-х годов XIX в. в Вирятине не было никакой школы. Несколько крестьянских детей обучались грамоте у священника и дьячка. Это были дети более зажиточных крестьян — все мальчики.

В 1872 г. Моршанское земство открыло в селе начальное трехклассное училище. В 1875 г. в нем было 83 учащихся, из них только 3 девочки¹. В 80-х годах число учащихся не увеличилось, а уменьшилось. В результате в 1881 г. в селе, в котором имелось 1835жителей (из них 922 взрослых), только 46 мужчин были грамотными, грамотных женщин не было ни одной. В школе обучалось 33 мальчика, девочки не учились².

Помещение для школы, построенное в 80-х годах XIX в., не удовлетворяло элементарным учебным и санитарным требованиям и не могло вместить всех желающих учиться. Оно было мало (8x8 аршин) и плохо оборудовано; не хватало мебели и учебных пособий; в школе было грязно. Учитель В. Харламов писал в отчете 1885 г.: «По нерадению сторожа училище часто бывает не топлено, почти всегда не подметено, не говоря уже о том, что оно бывает часто не мыто»³. Основные расходы по содержанию школы несли земство и сельское общество. По официальным данным, земство тратило в год на каждого учащегося 4 р. 49 к., общество и частные лица — 4 р. 68 к., а правительство всего 0,24 коп.⁴ Но сельское общество, как по бедности, так и из-за косности, плохо удовлетворяло элементарные нужды школы. На общественное мнение по отношению к школе оказывали отрицательное влияние сельские старосты, в большинстве своем люди малограмотные и даже неграмотные, не заинтересованные в улучшении материального состояния школы и быта учителей⁵.

В 1889 г. в Вирятине открылась вторая, церковно-приходская двухклассная школа, но число учащихся в селе увеличилось только на 13 человек. Преподавание в церковно-приходской школе было поставлено еще хуже, чем в земской. До 1903 г. в ней не было своего постоянного учителя, учили священник и дьячок без всякого плана и расписания, нередко они уходили с уроков для выполнения треб⁶. Крестьяне предпочитали отдавать детей, особенно мальчиков, в земскую школу и, только если в ней не было мест, посылали в церковно-приходскую. В этой школе учились главным образом девочки.

В конце 90-х и особенно в 900-х годах уровень образования в селе несколько повысился. Так, в 1896 г. в Вирятине училось 70 детей, в 1906г.— 120, а в 1916 г. — 150, причем половину этого числа составляли девочки⁷.

В целом процент неграмотных крестьян оставался высоким. Не все поступавшие в школу заканчивали ее. В среднем по уезду школу оканчивал только один из 13 учащихся, поступивших в первый класс. В 1875 г. вирятинское училище закончили 5 мальчиков и 2 девочки; в 1909 г.— 8 мальчиков и 1 девочка; в 1916 г.— 3 мальчика и 3 девочки. Родители брали детей из школы, едва только они начинали читать и немного писать. Колхозник П. Ф. Кабанов, родившийся в 1892 г. в бедной семье, рассказывает, что отец не дал ему закончить школу. Однажды весной он сказал: «Отнеси книги, поедем пахать». Отрицательно сказывался на обучении детей и хозяйственно-бытовой уклад в неразделенных семьях. Так, колхозник С. С. Калмыков говорит, что дядя, с которым они жили в одной семье, заставил его уйти из школы за два месяца до выпускных экзаменов, так как начиналась пахота. Отец Калмыкова работал в это время на шахтах, и сын должен был работать в семье за него. По словам одной из старых колхозниц, она не смогла выучить детей грамоте, так как этому воспрепятствовал деверь: «Девке в солдаты не идти, а сын у тебя один, его в солдаты не возьмут». Такое мнение поддерживали у крестьян и священники. Колхозница М. Н. Дьякова, 76 лет, рассказывает, что как только она научилась бойко читать, священник сказал ей, что молитвы прочесть она сможет, а дальше учиться не к чему. «Поучилась, пора место для других высвободить, тебе в писари не становиться».

Многие крестьяне не могли посылать детей в школу из-за отсутствия одежды и обуви. Нередко детей посылали в школу поочередно. Один год учился один ребенок, на другой год шел следующий. Характерно, что даже в 1906 г., когда отношение к обучению девочек стало изменяться, мальчиков в школах было в три раза больше⁸. Особенно отрицательно относились к обучению дочерей в кулацких семьях. Почти все дети лесопромышленника Саяпина остались неграмотными, неграмотными были и дети мельника Попова.

Преподавание в сельской школе носило схоластический характер, отступления от утвержденных программ не допускалось. По словам В. И. Ленина, «связи между действительными задачами организации народного труда и между преподаванием в капиталистическом обществе не было. Получался мертвенный, схоластический, казенный, загаженный поповскими влияниями характер преподавания, который везде, в самых демократических республиках, делал то, что все свежее, здоровое должно было устраняться»⁹. В расширении кругозора крестьян, в сообщении им практических знаний правительство и господствующие классы отнюдь не были заинтересованы. Программа 1897 г. прямо рекомендовала учителю «не увлекаться желанием делиться с детьми всеми сведениями, которые он сам имел о данном предмете». Но учителя все же стремились пробудить любознательность учеников, сообщить им дополнительныесведения. Так, некоторые вирятинцы до сих пор с благодарностью вспоминают учителя Т. А. Сухарева, сообщившего им сведения по астрономии, географии и т. п. Учительница церковно-приходской школы М. А. Ветротрадова впервые в Вирятине стала по своей инициативе проводить экскурсии в поле, на луга. С уважением говорят старые колхозники об одном из учителей (фамилию его забыли), постоянно выступавшем на сходах и уговаривавшем крестьян посылать всех детей в школу. Этот учитель организовал в школе библиотеку. Но таких учителей было мало. Гораздо больше среди них было тупых и ограниченных людей, политически неграмотных или реакционно настроенных. В общественной жизни села такие учителя не принимали участия, относились к крестьянам свысока, презрительно. В подавляющем большинстве учителя были из среды духовенства или мещан, учителей из крестьян было мало, и они с трудом получали место¹⁰.

До 90-х годов XIX в. книги в селе были редкостью, их иногда покупали у коробейников или на базаре в Сосновке. Это были лубочные издания религиозного содержания или сказки. Лишь в 1896 г. земство открыло и школе небольшую «народную библиотеку», которая должна была обслуживать взрослых. Книжный фонд библиотеки был невелик и пополнялся новыми поступлениями лишь в 1902 и 1912 гг.¹¹.

Характеризуя вкусы сельских читателей, учителя указывали, что наибольшим спросом пользовались рассказы из крестьянской жизни, а также сказки. Из произведений классической литературы читатели очень любили басни И. А. Крылова, «Капитанскую дочку» А. С. Пушкина, «Тараса Бульбу» и «Ревизора» Н. В. Гоголя, рассказы И. С. Тургенева, Д. Н. Мамина-Сибиряка и Д. В. Григоровича. Мало читались брошюры о сельском хозяйстве. Книги религиозно-нравственного содержания также не пользовались большим спросом. Но эта характеристика читательских интересов, видимо, относилась к крестьянской молодежи, составлявшей основной контингент читателей школьных библиотек. Взрослые грамотные крестьяне, по воспоминаниям вирятинцев, чаще читали жития святых, библию и т. п. Старая крестьянка М. И. Жданова, обучавшаяся в 80-е годы XIX в., рассказывает, что по праздникам она читала в семье вслух книги про Алексея человека божьего, про Николая Угодника и т. п.¹² Распространены были в 80—90-х годах также лубочные издания сказок о Коньке-горбунке, о Бове-королевиче, об Еруслане Лазаревиче, которые предприимчивые издатели выпускали во второй половине XIX в. массовыми тиражами.

В начале XX в. с ростом грамотности число крестьян, читающих книги, заметно увеличилось¹³. Мужская молодежь приобретала навыки чтения в Донбассе. Пожилые вирятинцы рассказывают, что в некоторых шахтерских казармах после революции 1905—1907 гг. имелись небольшие библиотечки художественной литературы, постепенно образовавшиеся из книг, купленных шахтерами на базарах. Иногда в часы отдыха шахтеры читали книги вслух. Некоторые любители книг привозили их и в село. Так образовались библиотечки у А. И. Матрохина, С. С. Калмыкова, С. Я. Стародубова, И. В. Макарова и др. Много книг было и в семье В. К. Нагорнова, который охотно давал читать свои книги всем желающим, особенно молодежи¹⁴.

В село попадала также широко распространявшаяся в начале XX в. в городах приключенческая литература (произведения Майн-Рида и Жюля Верна), а также бульварные детективы¹⁵.

С. С. Калмыков рассказывает, что в 1908—1910 гг. молодежь часто собиралась по вечерам у Стародубовых, где читали книги вслух, иногда засиживаясь до утра. Сам Калмыков, один из инициаторов этих чтений, предварительно прочитывал книги и наиболее интересные рекомендовал товарищам. На чтения приходили и девушки, но они, по словам Калмыкова, слушали плохо. Число крестьян, читающих книги, в Вирятине до революции было еще очень невелико.

В 900-х годах в селе появились первые газеты. Некоторые зажиточные крестьяне, лавочник и священник выписывали газеты, большей частью правого направления. В земской чайной на базаре в Сосновке крестьяне могли читать некоторые газеты бесплатно: ультраправый «Московский листок» с его уголовной хроникой и «Биржевые ведомости» (беспринципная бульварная газета)¹⁶. Поэтому чтение таких газет мало помогало крестьянам разбираться в политических вопросах. Не помогали этому и «народные чтения», которые с конца 90-х годов организовало земство¹⁷. Беседы с волшебным фонарем проводили учителя, врачи, священники, и если кое-кто из либеральных земских интеллигентов придавал своим беседам «просветительский» облик, то общая политическая окраска чтений имела явно реакционный характер. Крестьяне охотно посещали беседы (в отдельных случаях посещаемость доходила до 120—150 человек), на которых демонстрировались диапозитивы. В основном читались лекции на религиозно-моральные и махрово патриотические темы: о житиях святых, о чудотворных иконах, о «святых местах», «300-летие дома Романовых» и т. п.

Беседы на литературные и географические темы проводились редко, так же как и лекции по сельскому хозяйству, интересовавшие крестьян.

На селе ответственным лицом за чтения был не учитель, а священник, который отчитывался перед земством в проведении этого мероприятия. Чтения создавали лишь видимость просвещения народа, а по существу являлись одним из средств отвлечения крестьян от острых социальных проблем.

2. Рост революционного сознания

Шахтеры-отходники как проводники революционных идей в селе.— Крестьянские волнения 1905—1906 гг.— Первая мировая война и обострение классовых противоречий в селе.— Канун революции 1917 г.

Большое влияние на крестьянство оказала первая русская революция 1905—1907 гг.

Вирятинцы, бывшие шахтеры, рассказывают, что на шахтах, где им приходилось работать, весной 1905 г. довольно широко велась революционная пропаганда, распространялась нелегальная литература, которую шахтеры читали тайком в казармах. Запрещенные брошюры и листовки отходники привозили в село и давали читать своим односельчанам.

Политические стачки, после «кровавого воскресенья» (9 января 1905 г.) в Петербурге охватившие все промышленные центры России, оказали большое влияние на пробуждение крестьянства, на приобщение его к революции. Высланные из городов революционеры-рабочие возвращались в родные деревни и рассказывали о том, что происходит в городах. «В русской деревне,— писал В. И. Ленин,— появился новый тип,— сознательный молодой крестьянин. Он общался с «забастовщиками», он читал газеты, он рассказывал крестьянам о событиях в городах, он разъяснял деревенским товарищам значение политических требований, он призывал их к борьбе против крупных землевладельцев-дворян, против попов и чиновников»¹⁸.

И в Вирятине появилась группа революционно настроенных крестьян: это были Ф. А. Матрохин, И. А. Дьяков, его брат М. А. Жиряков, П. И. Лысов, Ф. Г. Калмыков, А. П. Колесников и другие — все шахтеры.

В памяти старшего поколения особенно живы воспоминания об Ионе Андреевиче Дьякове, который распространял среди крестьян политические книжки. Иона Андреевич был сиротой, рано ушел на шахты, где работал с небольшими перерывами вплоть до Октябрьской революции.

Дьяков был хорошим оратором. Вирятинцы, бывшие отходники, помнят его пламенные выступления на рудниках в 1916 г. После установления советской власти Дьяков был избран первым председателем Кулеватовского волостного исполкома.

Своеобразным центром культурного воздействия на вирятинцев была, как уже отмечалось, семья В. К. Нагорнова. Большие по сельским масштабам заработки Нагорновых выделяли эту семью из односельчан.

В. К. Нагорнов поддерживал связи с революционно настроенными вирятинцами, имел политическую литературу, которую давал читать некоторым крестьянам.

Характер политической литературы, ходившей по рукам в селе, точно определить трудно. Видимо, это были народнические издания (крестьяне припоминают книги: «Почему бедна Россия», журнал «Сеятель и вразумитель»)¹⁹. Но на шахтах крестьяне-отходники знакомились с социал-демократическими листовками и приносили их в родные села. Например, в декабре 1905 г. в Сосновке был задержан в трактире крестьянин села Вирятина Федор Гаврилович Калмыков, читавший прибывшим с шахт крестьянам разных сел «Известия Совета рабочих депутатов Юзовского района». По словам Калмыкова, эту листовку ему передали при отъезде с рудников делегаты Совета рабочих депутатов²⁰. Известно, что в Юзовке большую работу среди рабочих проводила социал-демократическая организация.

Весной 1905 г. произошли крестьянские выступления в Тамбовском, Кирсановском, Моршанском, Липецком и Лебедянском уездах. Крестьяне громили помещичьи имения, жгли риги с хлебом, составляли приговоры, в которых требовали снижения арендной платы за землю, повышения расценок на сельскохозяйственные работы, смены земских начальников. В ряде случаев запахивали помещичьи земли, травили посевы скотом и т. п. По губернии было разгромлено 130 имений.

В соседних с Вирятином селах также были крестьянские выступления. Так, в селе Старое Грязное крестьяне избили сельского старосту, порубили в лесу И. Ф. Саяпина 700 деревьев и увезли домой. Эти же крестьяне срубили несколько тысяч деревьев в Перкинском лесничестве²¹.

Крестьянское движение возникало стихийно, не имело руководства, и потому отдельные вспышки быстро подавлялись стражниками и полицией. Одним из наиболее близких к Вирятину центров революционного крестьянского движения являлась Сосновка, в которой была чрезвычайно сильна бедняцкая прослойка. Судя по архивным документам того времени, моршанский уездный исправник был очень озабочен развивавшимся среди крестьян революционным брожением и неоднократно обращался к губернским властям с просьбой о помощи. В ноябре 1905 г. он сообщил тамбовскому губернатору, что крестьяне ближайших к Сосновке сел и деревень собираются вместе с жителями Сосновки разгромить экономию помещика и устроить погром в самой Сосновке. Отряд стражников прибыл в Сосновку, были произведены аресты и несколько крестьян выслано. Летом 1906 г. в Сосновке снова начались крестьянские выступления, причем размах движения сделался еще шире, чем раньше²². Крестьяне, по словам полицейских донесений, собирались не только разгромить помещичье имение, но и оказать вооруженное сопротивление полиции, если она нападет на толпу. Снова были вызваны стражники и произведены многочисленные аресты; вспышка была подавлена. Судя по тому, что во время этих крестьянских выступлений вожаки восстанавливали толпу против наемных сельскохозяйственных рабочих в помещичьей экономии, и захватив временно эту экономию, поставили вместо прежних рабочих крестьян местных сел, — движением руководили эсеры. Эта провокационная политика, приведшая к столкновению крестьян с рабочими, обрекла выступление на разгром²³.

Крестьяне села Вирятина непосредственного участия в выступлениях не принимали, хотя из архивных документов видно, что в селе бывали эсеровские агитаторы, приезжавшие из городов и, видимо, имевшие давнишние связи с местными жителями — В. К. Нагорновым, братьями Дьяковыми, Н. А. Колесниковым и др.²⁴

Чем же можно объяснить пассивную роль жителей Вирятина в крестьянском движении? Местные активисты теперь объясняют это явление тем, что поблизости от села в 1905—1907 гг. уже не было больших поместий: помещики Давыдовы успели распродать значительную часть своих земель соседним крестьянским общинам (в том числе и вирятинцам) и отдельным частным промышленникам (например, Саяпину), а на оставшиеся в их руках владения претендовали главным образом крестьяне села Кулеватова, земли которых были расположены рядом с поместьями. Эсеровская же фразеология не вызывала надлежащего отклика у вирятинских бедняков, бывших скорее рабочими, чем крестьянами, и сознававших свою кровную связь с горняками Донбасса. Однако назвать вирятинцев вообще пассивными в революции 1905—1907 гг. никак нельзя: шахтеры-отходники принимали непосредственное участие в революционных стачках горняков в Донбассе, и некоторые из них были арестованы и подвергнуты репрессиям. Участник этих стачек А. И. Пароваткин рассказывает, что в Донбассе проводилась большая революционная подпольная работа, собирались массовки, распространялись социал-демократические листовки, устраивались митинги и пр. В этой подпольной деятельности шахтеров принимали участие и вирятинцы²⁵.

С конца 1906 г. крестьянское движение пошло на убыль. Революция была подавлена, но она оставила огромный след в сознании крестьян. Новый подъем революционных настроений крестьянства происходил в канун революционного 1917 года.

В период первой мировой войны экономический уровень жизни крестьян резко понизился, что обусловливалось общей хозяйственной разрухой. Не хватало продовольственных и промышленных товаров, в деревне из-за отсутствия рабочих рук сократились посевы зерна и других сельскохозяйственных культур. В Вирятине значительную часть мужчин призвали в армию, остальные были мобилизованы и продолжали работать в Донбассе на шахтах. Вся тяжесть хозяйствования легла на плечи женщин, стариков и детей-подростков. Особенно тяжелым было положение тех солдатских семей, где остались одни женщины с детьми. Не помогала и та небольшая денежная помощь, которую оказывало государство солдатским семьям. Многие семьи не могли своими силами обработать земельный надел и жестоко эксплуатировались кулаками. Недовольство нуждающихся крестьян привилегированным положением кулацких семей росло. Кулаки при помощи взяток освобождали своих сыновей от мобилизации, получали поблажки при мобилизации лошадей и пр. Вирятинцы рассказывают, что община располагала несколькими сельскохозяйственными машинами (молотилки, жнейки), специально выделенными государством для оказания помощи семьям фронтовиков. Но, по существу, машины эти использовала богатая верхушка села и обратила их в источник наживы. Из писем родных фронтовики узнавали о бедственном положении своих семей, что вызывало у них сильное возмущение. Всеобщее оскудение, вызванное войной и общим процессом развала народного хозяйства, сказывалось в Вирятине не меньше, чем в других селах и деревнях страны. Поток бумажных денег, выпускавшихся царским правительством на покрытие военных расходов, не соответствовал товарообороту, и денежная инфляция была совершенно неизбежным следствием этой диспропорции. Неожиданно быстро в 1915 г. поднялись товарные цены, покупательная способность рубля снижалась с каждым днем. Возникла спекуляция как массовое явление, товары прятались в расчете на новое повышение цен, продавались из-под полы, объектом спекуляции сделался и хлеб. Наряду с населением городов от этой спекуляции страдала в деревне та часть населения, которая принуждена была прикупать хлеб.

В Вирятине имелось немало семей, покупавших ежегодно весной, а иногда и среди зимы на рынке или у местных кулаков хлеб, чтобы иметь возможность дотянуть до следующего урожая. Во время войны число таких семей увеличилось, так как ряд бывших середняков превратился в бедняков. Рост цен на хлеб был настоящей катастрофой для этих людей.

В связи с этим изменилось и назначение тех накоплений, которые привозили в село шахтеры-отходники.

Задержанные на рудниках отходники имели постоянный заработок и могли больше присылать домой денег, так как заработки в военное время повысились. По количеству денег, поступающих от шахтеров, можно было предполагать, что жители села благоденствуют, — а между тем они нищали, разорялись. Бумажные рубли обесценивались так быстро, что копить их было бесполезно, и они расходовались на текущие нужды. Раньше эти деньги расходовались на постройку дома, покупку лошади или коровы, на приобретение одежды, обуви и другие хозяйственные расходы. Только самые бедные тратили свои шахтерские заработки на покупку хлеба для семьи. Теперь это стало обычным явлением.

Систематическое недоедание при непосильной работе, выпадавшей на долю не только женщин и подростков, но и детей, привело к массовым заболеваниям, повышению смертности. Появились заколоченные избы, в которых более никто не жил. Одновременно начали поступать сведения о поражениях русской армии на фронте, о громадном числе убитых, раненых и пропавших без вести солдат.

Сначала село притихло, придавленное горем и отчаянием; церковь собирала в это время обильную жатву, не успевая служить молебны и панихиды. Но взрыв религиозных чувств оказался недолгим: война продолжалась, бог не спешил ее прекратить, люди по-прежнему гибли, и вера в чудо уступила место ненависти, направленной против тех, кто посылал людей на кровавую бойню.

На шахтах, где работали вирятинцы, росли и крепли революционные настроения, усиливавшиеся с каждым месяцем по мере углубления развала экономики страны и поражений на фронте. То и дело на рудниках вспыхивали забастовки, принимавшие политический характер. В шахтерских казармах распространялась подпольная литература, объяснявшая массам смысл ведущейся империалистической войны и разоблачавшая гнилость царского режима, запятнавшего себя не только развратом, взяточничеством и казнокрадством, но и прямой изменой. Имена царицы, Распутина, Сухомлинова и Мясоедова, столь ненавистные на фронте, стали не менее ненавистными и среди рабочих. Все чаще и все более открыто говорили о необходимости свержения самодержавия и прекращения войны.

Хотя шахтеры-отходники были во время войны прикреплены к рудникам и не имели права уезжать даже на лето в село, связи с деревней, конечно, не прерывались и политические настроения шахтеров передавались в Вирятино. Они будили крестьян, укрепляли у бедноты веру в то, что жизнь может измениться и что вернувшиеся с фронта и с рудников солдаты и шахтеры сумеют обуздать кулаков и избавить народ от нищеты. Никогда еще не был так популярен, как накануне 1917 г., лозунг свержения царизма и передачи всей земли крестьянам. Все большее распространение получал ленинский лозунг превращения империалистической войны в войну гражданскую. Страна находилась на рубеже величайших событий, начало которым положила февральская революция 1917 г.

Примечания:

¹ ГАТО, ф. 152, оп. 1, ед. хр. 45 стр. 4-5.

² «Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии», т. 3. Тамбов 1882, статистич. таблицы, стр. 50, 86.

³ ГАТО, ф. 52, on. I, ед. хр. 244, стр. 68—69. Такое отношение сторожа объясняется тем, что эта должность была своего рода общественной повинностью: сторож назначался обществом и не получал никакого вознаграждения.

⁴ ГАТО, ф. 4, оп. 101, ед. хр. 21 а (1895 г.).

⁵ В 1885 г. учительница кулеватовской школы писала в своем годовом отчете о равнодушном отношении к школе сельского общества. Когда на сельском сходе она предложила купить для школы стул, ей с издевкой было заявлено: «А не купить ли для учительницы чугунчик». (ГАТО, ф. 152, on. 1, ед. хр. 244, стр. 68.)

⁶ Колхозник Е. А. Дьяков, учившийся в церковно-приходской школе в 1903—1905 гг., рассказывает, что однажды священник и дьячок ушли служить панихиду. В это время из уезда приехал инспектор народных училищ и стал опрашивать школьников. Обнаружив их неподготовленность, инспектор пообещал прислать в школу настоящего учителя. Действительно, в 1903 г. в церковной школе появилась учительница.

⁷ ГАТО, ф. 152, оп. 1, ед. хр. 45 стр. 4-5.

⁸ «Такое отношение наблюдается уже в течение целого ряда лет,— писал в своей отчете один из инспекторов народного просвещения,— и имеет свои причины в бытовых условиях крестьянской жизни. Девочки в осеннее и зимнее время, а в зимнее время гораздо чаще, чем мальчики, нужны в качестве помощниц своим матерям в домашнем хозяйстве, потому их с такой неохотой и отпускают матери в сельские начальные училища». (ГАТО, ф. 134, on. 1, ед. хр. 7, стр. 8.)

⁹ В. И. Ленин. Сочинения, т. 30, стр. 351.

¹⁰ О том, насколько трудно было детям крестьян получить образование, красноречиво говорят факты, рассказанные старым вирятинским учителем И.С.Прокудиным. он сам происходил из крестьянской семьи, отец его был кузнецом. После окончания сельской школы местный учитель посоветовал Прокудину поступить в Тамбовский учительский институт, готовивший кадры учителей для начальных школ. С большим трудом ему удалось поступить в учебное заведение, так как прием крестьянских детей был ограничен. Четыре раза Прокудин пешком ходил в Тамбов из села Н.Ярославка Козловского уезда сдавать экзамены и каждый раз проваливался. В четвертый раз ему наконец удалось выдержать экзамены. Но только благодаря личному ходатайству директора института инспектор утвердил приказ о зачислении Прокудина (Архив ИЭ АН СССР, ф. РЭ, ТО — 1953, п. 245/3, стр. 88, 164-166)

Учительница М. Н. Попова, дочь фельдшера, выходца из крестьян, рассказывает, что после окончания учительской семинарии она целый год была без работы, хотя в уезде имелось много вакантных должностей.

¹¹ К 1912 г. в библиотеке насчитывалось 153 книги: из них 60 — художественного. 21 — духовно-нравственного содержания, 72 — научно-популярные (в их числе 13 — исторических и 11 по географии).

¹² Архив ИЭ АН СССР, ф. РЭ, ТО — 1953, п. 245/2, стр. 9.

¹³ По официальным данным, в библиотеке в 1912 г. было 150 читателей, из них взрослых крестьян только трое. (ГАТО, ф. 152, on. 1, ед. хр. 1058.)

¹⁴ Мы познакомились с остатками библиотеки Нагорнова, которая находится у его родственников. Кроме журнала «Нива», сохранились сочинения Пушкина, Некрасова, Гоголя, Диккенса, Золя и других писателей.

¹⁵ В числе других привозных книг шахтеры-отходники и грамотная молодежь с жадностью читали «40 любовников», «Последний поцелуй», «Прекрасная Селима умирает на гробе своего мужа», «Нат Пинкертон – величайший сыщик Америки» и т.п.

¹⁶ Сосновскую читальню посещали в базарные дни и вирятинские крестьяне. Однако через два-три года читальня закрылась, а ее книжный фонд был передан в сосновское училище. (ГАТО_; ф. 152, on. 1, ед. хр. 887, стр. 5.)

¹⁷ Тематика лекций и иллюстраций к ним высылались в земства московским и петербургским обществами по организации народных чтений. В среднем за год в селе проводилось 8—10 чтений.

¹⁸ В. И. Ленин. Сочинения, т. 23, стр. 235.

¹⁹ Пропагандой революционных идей среди крестьян занималась и местная интеллигенция. Например, учитель Сухов использовал спевки церковного хора для политической агитации. Сухов был арестован в 1903 г. по доносу кулака. В Сосновке учителями и медицинскими работниками также велась революционная пропаганда, некоторые из них даже ссылались за это в Сибирь. К сожалению, о характере их деятельности у населения осталось весьма неясное воспоминание, в архиве же документов, раскрывающих политическое лицо местной интеллигенции, не найдено.

²⁰ ГАТО, ф. 4, оп. 109, ед. хр. 15, л. 369.

²¹ Там же, оп. 110, ед. хр. 93, стр. 310; оп. 109, ед. хр. 15, л. 13.

²² ГАТО, ф. 4, оп. 110, ед. хр. 93, л. 653; ф. 4, on. 109, ед. хр. 15.

²³ Там же, оп. 110, ед. хр. 93, л. 674, 676.

²⁴ См. там же, ед. хр. 92, л. 20.

²⁵ См. Архив ИЭ АН СССР, ф. РЭ, ТО — 1953. п. 245/3. стр. 13 и 169. Шахтеры читали социал-демократические листовки, пели революционные песни («Смело, товарищи, в ногу», «Вы жертвою пали», «Варшавянку» и др.) и заучивали различные сатирические стихи, изобличавшие царское самодержавие, например: «Николай вином торгует, Саша булочки печет» и т. п.