Предисловие

Больше трех лет прошло со времени окончания гражданской войны. В великой стране рабочих и крестьян дарит ничем не нарушаемый гражданский мир. Диктатура пролетариата оказалась в состоянии установить такой полный, обеспечивающий нормальный ход хозяйственного строительства, внутренний порядок, о каком и не мечтают капиталистические страны.

Но революция не только создала предпосылки хозяйственного строительства, она создала и интерес к нему. Только с того момента, как пролетариат завоевал свое отечество, это отечество завоевало свой пролетариат. Хозяйственное строительство, ставшее в центре общественных интересов пролетариата, притом как практическая задача наших дней, неизбежно вызывает обостренный интерес к хозяйству, взятому в его конкретных, определяемых природными условиями, формах, следовательно, интерес к экономической географии нашей страны.

Этот интерес (к экономической географии) очень велик, потребность—у нашей пролетарской интеллигенции прежде всего — в серьезной книге по экономической географии нашего Союза очень острая, и, следовательно, попытка такую книгу дать отвечает вполне назревшей потребности.

Настоящее второе издание книги проф. Н. П. Огановского значительно пополнено и переработано по сравнению с первым. О первом издании мы в свое время писали: "Необходимо приветствовать попытку проф. Н. П. Огановского дать "Очерки по экономической географии РСФСР в связи с мировым хозяйством по новейшим статистическим материалам", как значится в заголовке. Вышедшая 1-я часть посвящена сельскому хозяйству.

На 15 печатных листах автор после вводных глав о предмете и задачах экономической географии, о мировом хозяйстве и народном хозяйстве России, рассматривает природные условия, население, колонизацию и переселение, землевладение и землепользование, общий ход с-х. эволюции, земледелие, скотоводство, второстепенные с.-х. промыслы, внешнюю торговлю и, наконец, внутреннюю торговлю сель.-хоз. продуктами. Изложение концентрированное, но не сухое. Богатый, заканчивающийся 1921 годом, интересно и умело подобранный статистический материал, и в то же время нет излишнего нагромождения цифр“.

В настоящем издании отсутствуют главы о внутренней и внешней торговле, но добавлены главы о лесном хозяйстве и, что необходимо особо поставить в заслугу автору, об окраинах СССР: о Туркестане, о Закавказской федерации и о Дальнем Востоке. Большинство прежних глав значительно расширены и пополнены свежим цифровым материалом, заканчивающимся 1923 г.

За протекший между появлением первого и второго издания год выявился начавшийся повсеместно лишь в истекшем 1923 г. подъем9;ем сельского хозяйства, казавшийся очень многим невозможным в виду громадных размеров опустошений за период 1914—1922 гг. Уничтожившая все крепостнические путы революция разбудила однако такие колоссальные творческие силы, что первый же, вслед за голодом 1922 г., год дал громадный подъемquo;ем сельского хозяйства. Настоящее второе издание отражает уже и этот подъемquo;ем в противоположность безотрадной картине все ускоряющегося падения сельского хозяйства, развернутой в первом издании.

Автор книги, проф. Н. П. Огановский, как справедливо было отмечено еще в предисловии издательства НКЗ „Новая Деревня“ к первому изданий), не марксист. Поэтому перед пролетарским читателем этой книги будет стоять задача использовать громадный, интересный и важный, даваемый книгой, материал, не усваивая немарксистского, т.-е. непролетарского подхода к этому материалу. Эта задача облегчается тем, что в книге проф. Огановского — и это ее положительная сторона — на первый план выступает ее богатое фактическое содержание, описание нашей действительности. Проф. Огановский ставит себе задачей не полемику и даже не обоснование своих теоретических взглядов, а изложение предмета. Этот характер книги еще усилен в настоящем втором издании по сравнению с первым.

Но, разумеется, это обстоятельство лишь облегчает указанную выше задачу, но отнюдь не разрешает ее. Не имея возможности подвергнуть критическому рассмотрению с этой точки зрения (со стороны выявления непролетарского подхода к предмету) все богатое содержание книги, мы остановимся лишь на наиболее существенном пункте.

Ярче всего непролетарский подход к предмету проявляется у проф. Огановского в своеобразном весьма характерном дальтонизме): в полном неумении видеть классы капиталист и чес кого общества наряду с ясным различением классов феодального общества. Крестьянство для проф. Огановского это—однородная трудовая масса.

Социальный корень этого представления совершенно определенный. Тенденция развития капитализма превращает капиталистическую буржуазию во все более безнадежное меньшинство. Победить в борьбе с крепостничеством крестьянская буржуазия (кулачество) может, лишь опираясь на массы, добившись выступления этих масс в общем строю с нею, больше того—под ее командой. Отсюда усиленное подчеркивание общности, отрицание всяких различий внутри крестьянства. В противоположность нетрудовым, не участвующим в производстве получателям ренты, крепостникам, крестьянская буржуазия усиленно подчеркивает свой трудовой характер, в противоположность феодальному презрению к труду—свою буржуазную связь с производством, в противоположность феодальному прожиганию жизни—свою хозяйственную деятельность. Иллюзии основной мелкобуржуазной массы крестьянства оказываются на руку интересам его буржуазного меньшинства.

Поэтому, независимо от субъективныхтивных намерений идеолога, такого рода представление (о крестьянстве как об однородной массе) делает такого идеолога выразителем иллюзий крестьянской мелкой буржуазии и интересов крестьянской буржуазии. В своей книге, как мы писали в нашем отзыве на первое издание ее, проф. Огановский развертывает „одно из любимейших положений наших народников—неудержимо, с неумолимостью закона природы совершавшееся и до революции вытеснение нетрудового некрестьянского землевладения трудовым крестьянским“. Это отождествление трудового и крестьянского, скрадывающее классовое расслоение самого крестьянства, является одной из неизбежно возникающих предреволюционных иллюзий мелкой буржуазии, иллюзий, сплачивающих всю крестьянскую массу в борьбе с феодальным землевладением и потому играющих и революционную роль и являющихся в то же время орудием обмана крестьянской бедноты и средних слоев крестьянства в руках крестьянской буржуазии (кулачества), орудием гегемонии крестьянской буржуазии над всей деревней, иллюзий, играющих вследствие этого и контрреволюционную роль.

На стр. 79 проф. Огановский выдвигает это народническое положение в следующих выражениях: „В итоге двух указанных процессов— мобилизации земель и аренды, из 101,7 милл. десятин частновладельческих земель, бывших у них в момент реформы, в руках владельцев нетрудового типа (курсив автора—Л. К.) осталось не более 49,1 милл. десятин; большая половина—52,6 милл. дес. перешла к крестьянам трудового типа (курсив мой — Л. Е.) еще до революции. Революция только закончила идущий более медленным темпом процесс эволюции. Из всех категорий землевладения в России на первый план выступило окончательно трудовое крестьянство, обладавшее всего:

На предыдущей странице (78-й) читаем: 1) „Дворянское землевладение после реформы подвергалось процессу беспрерывного, все возрастающего уничтожения... 2) За счет дворянского развивается в начале крупнобуржуазное купеческое землевладение, которое после 70-х годов вытесняется крестьянским... 3) Среди крестьян сначала преобладали более богатые единоличные, затем они уступили место трудовым крестьянам, покупающим обществами и товариществами. Наконец, измельчали и единоличные покупки. Итак, дворяне уступают свое место купцам, купцы—крестьянам, крупные собственники крестьяне—более мелким“. „Средний размер единоличного крестьянского владения упал с 45 дес. в 1887 г. до 26 дес. в 1905 г.“.

Предоставим, однако, слово для возражения самому проф. Огановскому. Дворянское землевладение, действительно, „ подвергалось процессу беспрерывно все возрастающего уничтожения“'. Однако, (заметим в скобках, так как об этом проф. Огановский не упоминает) этот процесс уничтожения не только выражал распад феодального землевладения, но и скрадывал частичное перерождение феодального дворянского землевладения в буржуазное дворянское же землевладение, след, рост нетрудового буржуазного землевладения.

Крупнобуржуазное купеческое землевладение, по заявлению проф. Огановского на стр. 76, „возрастает (курсив мой—XЕ.) в дореформенную эпоху, но в быстро убывающей прогрессии“. На той же странице приведены и абсолютные размеры прироста в десятинах. Подтверждением могут служить и данные, приводимые проф. Огановским на стр. 74. В руках купцов находилось:

Итак, как доказано проф. Огановским на стр. 74 и 76, крупнобуржуазное купеческое землевладение возрастало абсолютно и относительно с 1887 по 1905 гг., по-видимому, быстрее, чем с 1877 по 1887 гг. Тем самым опровергается его утверждение на стр. 78, будто с 70-х годов купеческое землевладение вытеснялось крестьянским. В действительности, и купеческое и крестьянское (и, добавим мы, буржуазное дворянское) землевладение вытесняли дворянское феодальное землевладение); в этом вытеснении последнего относительно все возрастала роль крестьянства, и только. Частное крестьянское землевладение расширялось за счет дворянского (феодального), а не за счет купеческого, которое не сокращалось, а расширялось!

Но дадим слово проф. Огановскому по третьему пункту о том, что крупные собственники-крестьяне уступают место мелким. В доказательство этого положения, проф. Огановский приводит (на стр. 77) понижение среднего размера единоличного крестьянского владения с 45 дес. в 1887 году до 26 дес. в 1905 г. Каков же результат этого процесса вытеснения крупных собственников крестьян мелкими? Полустра-ницей раньше проф. Огановский сообщает эти результаты: в 1905 г. у крестьян единоличных владельцев с владениями до 50 дес. земли было 32,2% земли, у крестьян с владениями свыше 50 дес.—67,8%, т.-е. больше 2/3 всей крестьянской частновладельческой земли; при этом у крестьян, владевших каждый свыше 1.000 десятин земли, находилось 17,6% земли. Проф. Огановский так резюмирует эти данные о крестьянском частном землевладении: „Мелким единоличным владельцам в 1905 г. принадлежала только третья часть всей площади, четвертая часть средним и более двух пятых (48%) крупным“. Судя по этим данным проф. Огановского, успехи вытеснения крупных крестьян мелкими были не очень блестящи. К тому же, вообще, данные об уменьшении среднего размера землевладения еще не говорят о вытеснении крупных крестьян мелкими. Мы можем и в этом пункте сослаться на авторитетное разъяснение проф. Огановского (на стр. 66): «Нужно принять во внимание тот факт, что дроблению хозяйственных территорий не всегда соответствует дробление с.-х. капитала». Мы к этому присоединяемся целиком.

Еще хуже обстоит дело с вытеснением единоличных собственников крестьян трудовыми крестьянами, покупающими обществами и товариществами. Мы снова предоставим слово проф. Огановскому (стр. 72, но не рецензируемой книги, а изданной в 1917 г. брошюры „Аграрная эволюция в России после 1905 г.“). Там находим: % земли, купленной крестьянами у Крестьянского Банка и через посредников его, составлял:

Нечего сказать, вытеснение единоличного владения обществами и товариществами выступает как нельзя более рельефно.

Перейдем, однако, к результатам всех этих процессов. Как получил проф. Огановский 201,4 милл. дес. земли у крестьян «трудового типа»?

Во-первых, зачислив за крестьянами «трудового типа» всю надельную землю всех крестьян полностью, в том числе и надельную землю крестьян, владельцев латифундий в тысячи и десятки тысяч десятин. Насколько равномерно была распределена земля, видно из того, что половина всей надельной земли была в руках одной шестой части крестьянских дворов (см. П. Месяцев „Земельная и с.-х. политика в России", стр. 10).

Во-вторых, зачислив за «крестьянами трудового типа» всю арендованную крестьянами землю. Но с распределением арендованной земли дело обстояло еще хуже: от 50 до 84% всей арендуемой земли находилось в руках одной пятой крестьянских дворов (см. Месяцев, там же, стр. 10). В частности внутринадельная аренда перемещала значительные количества крестьянской земли в руки крестьян, отнюдь «не трудового типа».

В третьих, зачислив за крестьянами „трудового типа“ всю купленную товариществами и обществами землю,все единоличные крестьянские владения, имевшие в 1905 г. не свыше 50 десят. и всю без исключения купленную крестьянами после 1905 года землю, независимо от размеров покупки.

Таким-то образом, в результате всех этих исчислений оказалось, что у крестьян „трудового типа“ в пользовании 201,4 милл. дес. земли, у крестьян „нетрудового типа“ 8,9 милл. дес. земли, т.-е. только 4% всей находившейся в руках крестьян земельной площади; у всех „владельцев нетрудового типа“ (кроме казны) 56 милл. дес. Между тем, насколько можно судить по имеющимся данным, около половины наемных с.-х. рабочих были заняты в крестьянских хозяйствах, следовательно, крестьянские хозяйства „нетрудового типа“ были по площади, надо полагать, немногим меньше прочих нетрудовых хозяйств.

Проф. Огановский знает (см. стр. 77), что „общий сословный термин „крестьяне“ обнимает частных владельцев, совершенно различных категорий. Между ними встречаются и хозяева парцелл в ½ дес. и латифундий в тысячи и десятки тысяч десятин“. И тем не менее всю надельную, всю арендованную, всю купленную крестьянскими обществами и товариществами и всю купленную после 1905 года в единоличное владение землю он зачисляет за крестьянами „трудового типа“. Так, крестьянин, владелец латифундии, становится „трудовым типом“, с тем ограничением, что земля, единолично купленная им до 1905 года, в его „трудовое“ землевладение не зачисляется.

Если крестьянская буржуазия размалевана под „трудовой“ цвет, то купцы землевладельцы были чистые спекулянты землей, и ни в коей мере не владельцы фабрик хлеба, мяса и т. п. В подтверждение проф. Огановский приводит такую табличку. На 100 дес. купленной купцами земли приходилось проданной ими же:

Приведя эти цифры, проф. Огановский пишет: „Спекулятивный характер купеческих покупок совершенно ясен из этого сопоставления“. Действительно, эти цифры создают впечатление, что земля все быстрее проходит через руки купцов: в начале как будто продают 1/8 своей земли, затем 5/6. Если однако сопоставить количество ежегодно продаваемой купцами земли с общим количеством всего их (возраставшего) землевладения, а не только с купленной ими за год землей, то окажется, что купцы продавали ежегодно, примерно, одно и то же количество земли, составляющее примерно одни и те же несколько процентов (3—4—5%) их землевладения.

Покупка земли крестьянами естественно стала приобретать крупные размеры позже, чем покупка земли купцами, но это об‘ясняется не особенностями „трудового“ тина, а тем, что накопление капитала у крестьян (разумеется, не у всех) началось в широких размерах лишь после 1861 года, в то время как купцы уже в 1861 г. были при капиталах. Для выделения крестьянской буржуазии требовалось время.

H. П. Огановский не сельский хозяин-крестьянин, а профессор. Но это нисколько не мешает ему отразить в своей книге сдвиг крестьянской идеологии, который он прекрасно формулирует (на стр. 258) в следующих словах: „До революции фокусом, на” котором сосредоточивалось общественное внимание, являлись земельные отношения. Для последующей эры XX века основной осью экономической политики должно стать развитие рыночных отношений“ (курсив автора).

В этом вся крестьянская философия нашей революции. Если для пролетариата новая экономическая политика есть лишь новая форма его пролетарской экономической политики, то для основной массы крестьянства, буржуазного и мелко-буржуазного, развитие рыночных отношений не средство к достижению иной общественной цели, а самая цель.

Если земля, как общекрестьянский лозунг, была не только орудием великого исторического обмана крестьянской бедноты в руках крестьянской буржуазии), но и орудием революционного сплочения крестьянства в борьбе с помещичьим дворянством, в руках которого земля была основным средством угнетения и эксплоатации, то рынок .в качестве обще крестьянского лозунга уже исключительно орудие исторического обмана крестьянской бедноты, а в известной мере и середняков, в руках крестьянской буржуазии.

Аграрная революция, покончившая со всеми остатками феодализма, расчищает дорогу подъему производительных сил сельского, теперь сплошь крестьянского, хозяйства. Но для каждого отдельного крестьянского хозяйства этого условия еще недостаточно для его подъема. Необходимым условием последнего является наличие достаточных средств с.-х. производства. Если до войны и революции большая часть крестьян не располагала достаточными для ведения хозяйства средствами, если до революции лишь для меньшей части крестьян производство продуктов сельского хозяйства на рынок было основным их занятием, то теперь крестьяне, располагающие достаточными средствами с.-х. производства, занимающиеся и могущие заниматься производством с.-х. продуктов на рынок, в качестве основного своего занятия, составляют еще меньшую долю всего крестьянства, чем раньше. Или, как говорит проф. Огановский (стр. 82), „получилась дальнейшая и весьма значительная подвижка вниз (курсив автора) крестьянских хозяйств, которые, как мы видели, захватили в свои руки почти весь земельный фонд России“.

Развитие рыночных отношений само по себе ничего не может дать значительной части крестьянства, лишенной достаточных средств с.-х. производства. Пополнить этот недостаток могут отдельные крестьяне, но ие вся масса бедного крестьянства. Эта масса заинтересована в рынке продовольственных продуктов не как продавец их, а как покупатель, — как продавец, она заинтересована в другом товаре — в рабочей силе.

Подъем жизненного уровня крестьянской бедноты связан не столько с восстановлением сельского хозяйства, сколько с восстановлением промышленности, включая сюда^- и лесные и строительные работы. И крестьянская беднота кровно заинтересована в том, чтобы подъем промышленности происходил, как подъем промышленности, находящейся в руках пролетариата, ибо только в этом случае этот подъем будет не только подъемом промышленности, но и подъемом пролетариата (в частности его, а значит и ее жизненного уровня). Словом, крестьянская беднота имеет все основания рассматривать себя, не как мелко-буржуазных товаропроизводителей, для которых главное—это развитие рыночных отношений, а как пролетариат, стать на точку зрения пролетариата.

Поэтому превосходная по своей концентрированности формулировка проф. Огановского о смене тяги к земле тягой к рынку есть классовая формула буржуазного крестьянства, формула, при помощи которой крестьянская буржуазия попытается стать гегемоном над всей крестьянской массой. Поскольку развитие производительных сил сельского хозяйства России будет в ближайшем будущем происходить, по всем видимостям (преимущественно) в рамках мелко-буржуазных и буржуазных хозяйственных форм, постольку и до тех пор эта формула, для этих слоев крестьянства, прогрессивна. Она реакционна, поскольку она пытается стать обще крестьянок им лозунгом и, следовательно, орудием одурачивания крестьянской бедноты и мобилизации ее вокруг и под командой крестьянской буржуазии“.

Необходимо к этому добавить, что смена лозунга „земля“ лозунгом „рынок“ не только отражает пережитый после революции сдвиг, она является и теоретическим отступлением народничества перед марксизмом. Вот что писал по поводу лозунга „земля“ тов. Ленин: „Мы не смотрим так, что крестьяне имеют мало земли, и им надо земли побольше. Это ходячий взгляд. Мы говорим, что помещичье землевладение есть основа гнета, который душит крестьянство и делает его отсталым.

Долой крепостничество,— вот постановка вопроса с точки зрения революционной классовой борьбы, а не тех чиновников, которые рассуждают, сколько земли у них и по каким нормам ее нужно разверстать“. Достаточно сопоставить с этими словами тов. Ленина два следующих заявления проф. Огановского, одно до революции и другое после нее, чтобы видеть, чьи воззрения выдержали проверку истории. Первое: „Перед ними лежит один выход — расширение своего землевладения и земле- ’ пользования... (Малоземельным) остается одно из двух: либо победить „в борьбе за землю“, либо погибнуть“ (см. Аграрная эволюция в России после 1905 года“. Москва. 1917 г., стр. 5 и 19), и второе: „Не в этой микроскопической прибавке заключался главный положительный эффект революции для крестьян“ („Эк. геогр.“ Москва, 1-е изд. стр. 81, 1923 г.).

В настоящем (втором) издании проф. Огановский внес в свое разобранное выше народническое построение известные коррективы, которые разрушили первоначальную цельность и тем подчеркнули несостоятельность этого построения, но по существу мало меняют дело. В этих своих поправках проф. Огановский лишает крестьян звания „трудового типа“ и заменяет его другим „трудового и полутрудового (мелко-капиталистического) типа“. Итак, отождествлять трудовое и крестьянское нельзя, эти понятия не покрывают друг друга, таков смысл этой поправки. Но в то же время проф. Огановский не разрушает своего построения, а сохраняет его и по прежнему противопоставляет владельцев нетрудового типа крестьянам; тем самым он, хотя и не в столь явной форме, как раньше, утверждает, что крестьяне это—владельцы типа, противоположного нетрудовому, т.-е. трудового.

Но это-то представление и должно быть решительно отброшено пролетарским читателем, так как, как раз теперь под оболочкой „трудового“ крестьянина снова все чаще попадаются волки в овечьей шкуре, использовавшие нужду массы крестьянства крестьяне-кулаки. А борьба с кулачеством требует прежде всего безжалостного уничтожения монотонного серого покрова представлений о „трудовом“ крестьянстве, скрадывающего его действительное нарастающее расслоение и уничтожающего различие между „трудом“ эксплоатации и трудом на эксплоататора.

Л. Крицман.

Цветовая слепота - неспособность различать известные цвета (напр., красный и синий или зеленый и желтый).

Что крестьянское землевладение вытесняло именно феодальное дворянское землевладение, но не буржуазное дворянское землевладение об этом говорит и следующее заявление самого проф. Огановского: «С 1911г. крестьянские покупки земли стали падать, отчасти потому, что остались более крепкие частновладельческие поместья, не намеренные продавать своих земель, а желавшие вести на них крупное хозяйство».

В действительности дело было не в приобретении земли, а в уничтожении феодальной эксплоатации, закрепленной материально в дореволюционном землевладении (землеустройстве). Отсюда основная задача революционного землеустройства уничтожение той земельной географии, в которой материализовалась феодальная эксплоатация, и перераспределение земли на новый мелко-буржуазный лад вместо старого феодального.