Глава I. Дипломатическая и идеологическая подготовка интервенции (ноябрь 1917 — март 1918 гг.)

1. ВРАЖДЕБНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКИХ ДЕРЖАВ И АНТИСОВЕТСКИХ ГРУППИРОВОК В СИБИРИ И НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ

Правящие круги империалистических держав довольно бистро осознали пролетарский характер Октябрьского переворота в России и стали рассматривать большевиков как своих злейших врагов. В их среде начали раздаваться призывы к немедленному антисоветскому походу. Однако большинство руководителей стран Антанты и США понимали нереальность подобных предложений в тех условиях: разгар первой мировой войны, отсутствие у Антанты резервов воинских частей, подъем революционного движения на Западе. Приходилось также опасаться возможного роста патриотических чувств у русского парода в случае открытого нашествия чужеземцев, его сплочения вокруг большевиков, давших трудящимся мир и землю.

ІІо указанным причинам официальные лица в странах Антанты и США на первых порах воздерживались от открытых антисоветских деклараций, скрывали от общественности контрреволюционные намерения и приготовления. 22 ноября 1917 г.¹ Лондон предостерег союзные правительства, что «любой открытый шаг против большевиков может укрепить их решимость заключить мир и быть использован для возбуждения антипатий к союзникам в России, что сорвало бы наши планы». Э. Хауз, советник американского президента, согласился с данным предложением, так как сам был озабочеп возможными последствиями антисоветских выпадов в США. 28 ноября он порекомендовал президенту Вильсону изменить в своих выступлениях форму выражения антибольшевистских чувств². Эту особенность тактики империалистов сразу отметили дипломатические представители буржуазного Временного правительства в союзных странах и отнеслись к ней с полным пониманием ³.

Тактическая линия империалистических держав в отношении русской революции определялась поисками таких способов удушения ее, которые не привели бы к ослаблению позиций Аптанты на антигерманском фронте, не вызвали революционного взрыва в союзных странах, не скомпрометировали пропагандистские доктрины о «праве каждого народа распоряжаться собственной судьбой и своими делами», употреблявшиеся буржуазией Антанты и США.

Сказывалось и то, что в первое время шансы Советской власти на победу расценивались на Западе крайне низко. Как отмечал В. И. Ленин, в октябре 1917 г. империалисты «...считали нашу республику курьезом, на которую не стоило обращать внимания»⁴. Они полагали, что Корейский и преданные ему войска легко расправятся с «анархией» в Петрограде и быстро восстановят порядок. После провала заговора Керенского — Краснова западные руководители надеялись на возможность ограничения революции пределами столицы, в худшем случае — Центральной России, или па удушение ее контрреволюционными силами, имевшимися в Южной России. Планы борьбы с Советской властью, разрабатывавшиеся Парижем, Лондоном, Вашингтоном и Римом в ноябре — декабре 1917 г., основывались па использовании прежде всего этих сил⁵.

Большое значение в планах империалистических держав отводилось Сибири и Дальнему Востоку как важному антисоветскому плацдарму.

По получив от Октябрьской революции радикального улучшения своего положения, сибирское крестьянство не сразу поддержало Советскую власть. «Мы не могли дать крестьянам в Сибири того, что дала им революция в России,— отмечал В. И. Ленин.— В Сибири крестьянство не получило помещичьей земли, потому что там её не было, и потому движение за автономию Сибири»⁶. Кроме того, зажиточное сибирское крестьянство, имевшее большие излишки продовольствия, враждебно отнеслось к вынужденным реквизициям хлеба. «Диктатура пролетариата не поправилась крестьянам особенно там, — говорил В. И. Ленин, — где больше всего излишков хлеба, когда большевики показали, что будут строго и властно добиваться передачи этих излишков государству по твердым ценам»⁷. На выборах в Учредительное собрание в ноябре 1917 г. сибирские крестьяне отдали эсеровской партии 75% своих голосов⁸. Это создавало благоприятные возможности для формирования здесь контрреволюционных сил.

Определенную роль играла удаленность Сибири от крупнейших пролетарских центров, малочисленность ее рабочего класса. Значительная часть рабочих была рассеяла по предприятиям кустарного типа и имела слабо развитое пролетарское самосознание, являясь благоприятной средой для оппортунизма.

Значительный удельный вес имело в Сибири казачье населепие (по данным 1916 г. его численность составляла 533 тыс. чел.)⁹ с его сильпой кулацкой прослойкой, многочисленными сословными предрассудками. В. И. Ленин характеризовал казачество как «слой населения из богатых, мелких или средних землевладельцев..., сохранивших особенно много средневековых черт жизни, хозяйства, быта». Он еще в сентябре 1917 г. предсказывал, что в казачьих районах «...можно усмотреть социально-экономическую основу для русской Вандеи»¹⁰.

Необходимо учесть и то, что после октября 1917 г. в Сибирь бежало много помещиков, капиталистов, чиновников, офицеров, ненавидевших Советскую власть. В их лице Сибирь получила готовые кадры создателей и участников контрреволюционных организаций.

Имея в виду указанные обстоятельства, правящие круги стран Антанты и США рассчитывали, что на территорию Сибири революция не распространится. Заместитель министра иностранных дел Англии Р. Сесиль, разъясняя послу в Петрограде Д. Бьюкенену смысл англо-французского соглашения от 23 декабря 1917 г. в отношении Южной России, указывал, что принципы, лежащие в его основе, будут применяться и в отношении Сибири¹¹. (Речь шла об организации сопротивления большевикам с использованием русских контингентов.) В связи с этим их интересовали все виды аитибольшевизма, существовавшие на территории от Урала до Тихого океана, в особенности движение за автономию Сибири¹², казачьи войска и белогвардейская эмиграция в Маньчжурии.

В движении сибирских автономистов к осени 1917 г. руководящую роль стали играть эсеры, взявшие на вооружение идеи областничества с целью отрыва Сибири от России, недопущения победы революции и создания на ее территории плацдарма для борьбы против Советской власти. По признанию видного областника И. Серебренникова, после Октября «многие организации края, в том числе даже революционно-демократические (эсеровские.— М. С.), стали искать в областничестве путей и средств к тому, чтобы избежать водворения в Сибири Советской власти»; они смотрели на областные учреждения как на опорные пункты для борьбы с революцией, причем некоторые из них выступали и за полное отделение Сибири от России¹³. Указанной цели были посвящены областнические съезды, проходившие в Томске в октябре и декабре 1917 г., которые должны были провозгласить автономную сибирскую власть. На декабрьском съезде такая власть была создана в лице Временного Сибирского областного совета во главе с основателем движения, известным этнографом и путешественником Г. Н. Потаниным.

На первом заседании совета 29 декабря 1917 г. было решено созвать Сибирскую областную думу и приступить к созданию контрреволюционных органов власти па местах. Совет учредил во всех крупных и некоторых мелких городах свои политические эмиссариаты для организации вооруженных антисоветских отрядов. В япваре 1918 г. автономисты выступили с заявлениями о непризнании Советской власти и ее декретов, о лояльности к союзникам и «легальным элементам русского правительства» (т. е. к Учредительному собранию), о намерении установить тесные контакты со странами Антанты, а также с Доном, Украиной и другими контрреволюционными очагами¹⁴.

Активность сибирской контрреволюции не осталась незамеченной. «Сибирь...планирует создание сепаратного правительства,— сообщал посол США в России Д. Фрэнсис.— ...Сибирь настроена в пользу умеренных социалистов, но против большевиков. Сибирь — лучшая надежда России... Следует послать нашего представителя на заседания Сибирского Учредительного собрания»¹⁵. Руководство Антанты сразу обратило внимание на действия областников. «Ввиду большого интереса, вызываемого здесь (в Париже.— М. С.) вопросом о возможности удержания Сибирской железной дороги в руках, верных союзникам,— телеграфировал Маклаков Кудашеву,— прошу сообщить: кто входит в состав Сибирского правительства; где оно находится; какого оно направления; в какой степени оно признается в стране?»¹⁶.

Этот интерес вскоре выразился в практических действиях. В январе 1918 г. в Томск прибыл член французской военной миссии в России майор Ж. Пишон, чтобы на месте получить ответ на интересующие Париж вопросы. К тому времени Потанин вышел из состава Сибирского правительства в знак протеста против отказа эсеров сотрудничать с крупной буржуазией (из демагогических соображении эсеры лицемерно высказывались против допуска буржуазии как в «правительство революционных социалистов», так и в состав будущей Сибирской думы), и новым его руководителем стал правый эсер П. Дербер. Пишону удалось быстро завоевать их доверие и договориться о расширении социального состава кабинета за счет биржевых элементов. В докладе, направленном Питоном своему начальнику генералу Нисселю, с удовлетворением отмечалось, что «правительством» все комиссии организованы, их присутственные места работают, эмиссары регулярпо выезжают, пропаганда ведется без перебоев, и в каждом городе оно имеет свою организацию. По майора смущало отсутствие у «правительства» войск, на которые оно могло бы опереться. К тому времени рухнули надежды на приход с фронта надежных сибирских частей¹⁷. Прибытие в Томск уссурийских и забайкальских казаков признавалось маловероятным. Тогда Дербер и Пишон решили, что «правительство» переедет в Читу (под защиту казаков), союзники помогут ему организовать на территории Китая свою армию.

В целом Пишон уверовал в способность Сибирского «правительства» захватить власть. «Есть серьезные шансы,— уверял он.— Крупные шансы заключаются в том, что в Сибири нет армии (советской.— М. И.)... При данном состоянии большевистских сил в Сибири можно с хорошо дисциплинированной дивизией отвоевать всю железную дорогу до Омска, и никто не заберет ее обратно. В самом худшем случае можно потерять Центральную Сибирь, но Забайкалье и Иркутск всегда можно будет удержать, и даже без больших усилий, а это уже что-нибудь да стоит». 6 февраля Пишон и Дербер приняли решение об открытии 15 февраля сессии Сибирской думы независимо от того, прибудут войска или нет. Был составлен план проведения сессии Думы, в соответствии с которым намечалось дискуссий пе устраивать, провести выборы «правительства» и разъехаться. Таким путем предполагалось придать правительству видимость законности, а также «узаконить» другие вопросы автономии¹⁸.

Антисоветская деятельность эсеров и меньшевиков, прикрывающаяся лозунгом автономной Сибири, не принесла успеха. Трудящиеся не поддержали чуждую им идею автономии. В то же время соглашатели, чтобы не оттолкнуть от себя рабочих и крестьян, боялись открыто заявить о своем стремлении к восстановлению капитализма, высказывались против допуска буржуазии в Думу, твердили о своем стремлении установить в Сибири власть «демократическую» и «социалистическую». В связи с этим контрреволюционная буржуазия и офицерство с недоверием и враждебностью отнеслись к ним. В итоге все надежды мелкобуржуазной контрреволюции, связанные с созывом Думы и провозглашением автономной Сибири, не оправдались¹⁹.

В те дни, когда Пишон помогал сибирским эсерам в создании контрреволюционного правительства, английские представители развернули работу по собиранию антисоветских сил на Дальнем Востоке. Там, как и в Южной России, их в первую очередь интересовало казачество. Выполняя указания, полученные из Лондона, майор Данлоп призывал казаков к борьбе против Советской власти и обещал за это щедрую помощь²⁰. К тому времени в антисоветских кругах приобрел известность забайкальский контрреволюционный отряд, возглавлявшийся есаулом Г. Семеновым (вскоре реакционная казачья верхушка преподнесла ему звапие атамана). В середине января 1918 г. Семенов вступил в переговоры с союзными представителями в Харбине и Пекине, обещая при помощи с их стороны вооружением захватить Забайкалье, блокировать Приморье и Приамурье, а затем поставить свой отряд под начало какого-либо известного русского военачальника, чтобы тот повел его на захват Иркутска, Красноярска и последующее соединение с Дутовым и Калединым, с попутным уничтожением Советской власти в Сибири²¹.

Дипломатические представители Англии и Франции в Китае высказались в пользу Семенова. Их рекомендации были благосклонно встречены в союзных столицах. Лондон раньше всех уведомил своего посланника Джордана о намерении предоставить есаулу оружие и снаряжение, а 6 февраля английский МИД предложил госдепартаменту США принять участие в поддержке Семенова, полагая необходимым помочь «любому чисто „русскому движению“, лидеры которого будут „действовать энергично“». Одновременно к Семенову был направлен английский майор Денни для оказания на белогвардейцев соответствующего влияния ²².

Приняв решение о поддержке Семенова, английское правительство сразу поставило вопрос о продвижении его отряда к Томску, т. е. об оказании им помощи Сибирскому «правительству», о которой вели речь Дербер и Пишон» Правительство Франции также выразило согласие помогать есаулу²³.

С помощью майора Данлопа велась также подготовка к выступлению уссурийских казаков под началом атамана Калмыкова. В середине февраля был разработан план захвата Южного Приморья с последующим образованием там сепаратного режима. Калмыкову были обещаны субсидия в 2 млн. руб. в год и разнообразное оружие²⁴.

Таким образом, Англия и Франция развернули активную антисоветскую деятельность как в других районах России, так и в Сибири и на Дальнем Востоке, выступив инициаторами сплочения контрреволюционных сил и опередив в этом деле даже японцев. Однако присутствие последних на Дальнем Востоке, наличие у них собственных планов усложнили задачу, которую решала англо-французская агентура.

Правящие круги Японии еще в ноябре 1917 г. разработали плап создания силами «умеренных» антибольшевистских элементов па русском Дальнем Востоке «автономного режима». В начале января 1918 г. для выявления указанных элементов в Приморье были направлены начальник разведывательного отдела генштаба генерал Накашима и подполковник Сакабе. Прибыв па русский Дальний Восток, они быстро сблизились с бывшими царскими офицерами и казачьей верхушкой. Симпатии японцев были, на стороне правых контрреволюционных группировок и казачества, которых они старались превратить в орудие своей политики. Не смущаясь тем, что майор Данлоп их опередил, они развили активную деятельность среди казачьей верхушки, участников подпольных офицерских организаций и контрреволюционных эмигрантов в Маньчжурии. К семеновскому отряду был прикомандирован; подполковник Куросава. Тот вскоре сообщил о хороших шансах Семенова. Его силы, считал Куросава, явятся тем: ядром, вокруг которого можно будет объединить все «умеренные элементы» на Дальнем Востоке, и намекал, что если Япония поможет Семенову в начале предприятия, то в дальнейшем он всецело будет зависеть от нее. Аналогичное мнение высказывал и японский консул в Харбине Сато. Эти рекомендации в Токио учли и уже в середине февраля Семенову было выделено значительное количество оружия, военного снаряжения, к нему также были направлены японские военные инструкторы ²⁵.

Пока велись переговоры и заключались соглашения с казачьими атаманами, в Харбине создавался так называемый Дальневосточный комитет активной защиты Родины и Учредительного собрания, в котором объединились представители различных контрреволюционных партий от правых монархистов до левых кадетов, бежавшие из России. Руководящую роль в нем вскоре стали играть управляющий КВЖД генерал Д. Л. Хорват, крупный капиталист А. И. Путилов и адмирал А. В. Колчак. Комитет ставил своей задачей организацию антисоветских вооруженных сил и создание временного контрреволюционного правительства, опирающегося на казачество, буржуазию и военщину.

В стане харбинской эмиграции существовали серьезные разногласия как по вопросу о формах антисоветской борьбы, так и о персональном составе будущих органов власти. Эти разногласия были порождены и неоднородным составом эмиграции, и личным честолюбием ее деятелей, и происками агентуры иностранных держав, стремившейся поставить во главе движения «своих» людей. Наибольшую активность развили представители Японии и Англии, пытавшиеся подчинить контрреволюционеров своему влиянию. Прибывший в Харбин генерал Накашима стал проводить курс на объединение всех антисоветских отрядов под руководством Дальневосточного комитета и на создание правительства во главе с Хорватом. Последний 15 марта сообщил японцам о своем согласии возглавить дальневосточное контрреволюционное правительство²⁶. Английская агентура стремилась объединить разрозненные отряды белогвардейцев под главепством Колчака, поступившего в декабре 1917 г. на службу в британскую армию²⁷.

В такой обстановке в Харбине появились чины Временного правительства автономной Сибири (ВПАС), отправившиеся на восток искать поддержку у союзников. Они сразу обнаружили стремление утвердиться в качестве единственной и «законной» всесибирсной власти. Для переговоров с союзными посланниками в Пекин выехали Устругов и Стааль; во Владивосток для переговоров с адмиралом О. Найтом, командующим Тихоокеанским флотом США, и установления тесных контактов с приморскими контрреволюционными организациями были направлены Захаров, Тибер-Петров, Юдин, Колобов и Краковец-кий; в Харбине остались Дербер, Моравский и Жернаков.

В ходе переговоров Дербер пытался заинтересовать союзников планом создания в полосе КВЖД добровольческих отрядов с последующей их переброской морем во Владивосток для свержения Советской власти. Тем самым центр событий был бы перенесен в Приморье, где эсеры пользовались значительным влиянием и где под прикрытием иностранных боевых кораблей ВПАС надеялось быстро сформировать добровольческую армию и осуществить поход против большевиков по всей Сибири²⁸.

Однако контрреволюционная эмиграция в Маньчжурии, среди которой преобладали представители правых партий, считавшие эсеров главными виновниками Октябрьского переворота, наотрез отказалась от сотрудничества с группировкой Дербера. Да и союзные посланники в Пекине, предпочитавшие иметь дело с реальной силой, отклонили все их притязания на лидирующее положение.

В начале апреля 1918 г. на совещании союзных посланников в Пекине было принято решепие о поддержке организации Хорвата и сосредоточении в его руках всей помощи, направлявшейся белогвардейцам. По настоянию китайского правительства Хорват и его покровители воздерживались от-открытого провозглашения русской контрреволюционной власти на территории Маньчжурии. Поскольку китайские войска контролировали зону КВЖД и оба выхода дороги к территории России, мнением Пекина не следовало пренебрегать. Поэтому Хорват, Путилов и Колчак решили создать правительство под видом нового правления КВЖД, а белогвардейские отряды преобразовать в охрану дороги, подчиненную Хорвату и правлению. В качестве ближайшей задачи было намечено сформировать вооруженные силы, достаточные для захвата Владивостока и ст. Карымской, после этого вторгнуться на территорию России и там открыто провозгласить правительство Хорвата²⁹.

Указанные вопросы обсуждались на совещании с участием Хорвата, Кудашева, Колчака, правления Русско-Азиатского банка и Общества КВЖД, проходившем в Пекине с 18 апреля по 3 мая 1918 г. Под видом нового правления КВЖД на нем было создапо правительство Хорвата, в котором военное ведомство возглавил Колчак, финансовое — Путилов, путей сообщения — Устругов (покинувший Дербера). Участники совещания сошлись во мнении, что Колчак является человеком, способным сплотить воедино разрозненные белогвардейские отряды и с их помощью утвердить в Сибири повое «правительство»³⁰.

Осуществление намеченной программы с самого начала ставилось в зависимость от помощи союзников. 30 апреля Кудашев, Хорват и Колчак заявили посланникам, что собираются обратиться за поддержкой к их правительствам, что штаб Колчака предполагает осуществить вторжение в Забайкалье и Приморье, а затем белогвардейские войска,, двигаясь двумя встречными колоннами вдоль железной дороги, сокрушат большевистские силы на всей территории русского Дальнего Востока. Для осуществления указанной операции, по расчетам Колчака, должно было потребоваться 17 тыс. штыков и сабель. Набрать их предполагалось из добровольцев³¹.

Указанные планы встретили на первых порах полное одобрение правящих кругов Англии, Франции и Японии, решивших предоставить Хорвату денежную и материальную поддержку³².

Среди американских представителей в Китае не было единого мнения о правительстве Хорвата. Если консул в Харбине Мозер высказывался о нем с симпатией и даже советовал предоставить ему помощь, то посланник Рейнш полагал, что у таких реакционеров, как Хорват и Колчак, нет шансов на успех. Русский отдел госдепартамента США также считал, что комбинация, составленная в Пекине, не может рассчитывать на поддержку сибирской «общественности»³³. Разумеется, дело заключалось пе столько в реакционности Хорвата и Колчака, сколько в том, что из их организации были исключены эсеры-автономисты, выступавшие за сотрудничество с Америкой. Содействовать же англо-фраико-японской агентуре, каковой являлось «правительство» Хорвата, для Вашингтона не имело смысла. Поэтому американское правительство отказалось поддержать указанную группировку.

Таким образом, и на Дальнем Востоке сплочение сил контрреволюции происходило при активной поддержке извне, там тоже шел процесс образования тесного союза между белогвардейцами и иностранными империалистами, в ходе которого буржуазно-помещичьи круги России подчинялись воле стран Антанты. «...Буржуазия в России,— говорил В. И. Ленин корреспонденту газеты «Дейли Ныос» А. Рансому 23 марта 1918 г.,— достаточно уже ясно показала, что может держаться у власти лишь при помощи извне»³⁴.

Однако сибирской и дальневосточной буржуазии не удалось в тот период собрать для борьбы против Советской власти сколько-нибудь значительных сил. Крах автономистов, поражение Семенова, Гамова и Калмыкова показали, что борьба с большевиками силами одной внутренней контрреволюции не могла принести успеха. Вставал вопрос об активной военной помощи ей со стороны империалистических держав, о проведении вооруженной интервенции.

2. ПОДГОТОВКА ВТОРЖЕНИЯ

Вооруженную интервенцию в Сибири и на Дальнем Востоке Англия и Франция начали планировать с ноября 1917 г. Английское правительство уже тогда привело в состояние боевой готовности свои войска в Гонконге в предположении направить их во Владивосток³⁵. Но главные расчеты Лондона и Парижа связывались с использо анием войск США и Японии, которые должны были предотвратить победу Советской власти в Сибири, оккупировать Транссибирскую магистраль и установить прямую связь с южнороссийской контрреволюцией. Такая идея содержалась в плане, разработанном начальником французского генштаба Ф. Фошем и представленном на рассмотрение межсоюзнической конференции в Париже (29 ноября — 3 декабря 1917 г.). Вопрос о совместном американо-японском вторжении в Сибирь обсуждался 7 декабря на заседании британского кабинета министров, а 14 декабря английский посол в Токио К. Грин совещался с японским министром иностранных дел И. Мотопо по поводу тех мер, которые должны быть осуществлены в целях установления союзного контроля над Транссибирской железной дорогой³⁶.

Следовательно, вторжение в Сибирь с самого начала призвано было сыграть решающую роль в успехе антисоветского предприятия, затевавшегося в Южной России. Планируя его, Англия и Франция стремились организовать дело так, чтобы США и Япония не смогли извлечь большой выгоды для себя, в ущерб их интересам. Они предлагали, чтобы американо-японские войска оккупировали железиую дорогу от Владивостока до Челябинска, т. е. до чрезвычайности растянули коммуникации и удалились от сфер своих главных интересов (русский Дальний Восток и Китай), чтобы действовали они сообща, не порознь (и следили бы друг за другом, к выгоде Англии и Франции). Иначе говоря, Лондон и Париж не собирались отдавать Сибирь в бесконтрольное распоряжение США и Японии.

Указанная тенденция проявилась в самом начале переговоров об интервенции. В частности, в британских военных кругах высказывалось мнение, что интервенция в Сибири должна послужить упрочению английского влияния в Азии. В меморандуме, составленном генералом Веджвудом и направленном 12 декабря 1917 г. Сесилю, провозглашалось необходимым отделение Сибири от России и образование там «самостоятельного» государства. Правительство последнего, указывал Веджвуд, чтобы удержаться у власти, неминуемо обратится за ипостранной помощью, следовательно, Англии будет нетрудно осуществить меры, гарантирующие «независимость» Сибири, что, по мнению генерала, в высшей степени важно для будущей «мировой гегемонии» Великобритании³⁷.

Исходя из таких соображений, руководители английского МИДа внушали японскому послу в Лондоне Тинде мысль о нежелательности односторонней акции со стороны Японии и необходимости предварительных консультаций с США. По-видимому, англичане проявили при этой чрезмерную настойчивость, потому что посол, по сдержавшись, выразил «удивление по поводу того, что Япония должна действовать совместно с Америкой», и заявил, что рано или поздно она выступит самостоятельно, не спрашивая ничьего согласия. Примечательно, что английский министр иностранных дел А. Бальфур тотчас известил Лансинга о заявлении Тинды, осведомившись при этом, как правительство США намерено отнестись к вероятной односторонней акции Японии. В результате между Лансингом и специальным представителем Японии К. Исии произошло объяснение, в ходе которого последнему долго пришлось доказывать, что у его правительства нет подобных намерений³⁸. Следовательно, английская дипломатия не упустила возможности подогреть давние японо-американские противоречия, надеясь с их помощью не позволить ни одному из соперников приобрести решающее влияние в делах Сибири³⁹.

Британское руководство весьма опасалось своего дальневосточного союзника, проявлявшего большую активность. Постоянный помощник министра иностранных дел Ч. Гардинг предостерегал: «Если японцы начнут интервенцию по своей инициативе, без согласия других держав, то они будут действовать в угоду своим интересам и к концу войны нам придется рассматривать Сибирь как их колонию». Сесиль также считал, что вступление больших японских сил в Сибирь таит в себе «глобальную опасность». Подобный шаг, утворждал он, будет означать установление там японского господства и серьезное осложнение международной обстановки, поскольку в итоге Япония станет самой большой азиатской державой и приобретет господствующее положение в Китае⁴⁰.

Франция со своей стороны также не выразила готовности поощрять любую форму японской интервенции. Министр иностранных дел С. Пишон сообщил, что его правительство допускает возможность самостоятельных действий Японии прн условии, если союзники сочтут их желательными. Но японская акция, подчеркнул министр, должна быть предварена изданием декларации о времен-ном характере такой меры⁴¹.

Правительственные и военные круги Японии быстро разгадали замысел Англии и Франции и решили не соглашаться на их условия. Еще в ноябре 1917 г., накануне межсоюзнической конференции в Париже, японские представители, направленные для участия в ней, получили на этот счет ясные указания. Во время дискуссий по внешнеполитическим вопросам, проходивших в Токио в ноябре — декабре 1917 г., военное руководство прямо заявляло, что Англия и Франция хотят отвлечь внимание Японии от ее интересов в Восточной Азии, что не следует соглашаться на подобную экспедицию и добровольно отказываться от Китая. Японский МИД, возглавляющийся ярым интервенционистом И. Мотоно, также был против продвижения войск за пределы Маньчжурии и русского Дальнего Востока. В целом все представители правящих кругов Японии заявляли о необходимости воспользоваться событиями в Европе для осуществления собственных экспансионистских целей в Восточной Азии. Разногласия выявились лишь по вопросу о способах решения данной задачи. Премьер Тераути, военный министр Осима, начальник гепштаба Уехара, а также Мотоно считали, что действовать следует немедленно, не считаясь с мнением союзников. Другие же деятели администрации — Макино, Сидехара, Гото и ряд других лиц — энергично возражали против этого, опасаясь большой войны с Россией и обострения отношений с Америкой. На данном этапе дискуссии возобладало мнение сторонников интервенции вместе с США. В итоге Япония отказалась от роли исполнительницы предначертаний Лондона и Парижа, воздержавшись в то же время и от односторонних действий⁴².

Не поддержали англо-французских планов и правящие круги США. При этом они руководствовались не только стремлением не допустить усиления в Сибири постороннего влияния, но и убеждением в том, что лучшим способом борьбы с революцией является использование белогвардейцев с предоставлением им помощи со стороны союзников. Приход же иностранных войск, утверждали они, может привести к сплочению русских вокруг большевиков и к мощному сопротивлению нашествию чужеземцев, что грозило бы империалистам большой войпой и разоблачением антисоветского характера их политики⁴³.

Не добившись цели дипломатическими средствами, английское правительство 1 января 1918 г. решило направить из Гонконга во Владивосток крейсер «Суффолк» с двумя ротами солдат на борту и в тот же день известило об этом Токио и Вашингтон. Этот шаг был рассчитан на то, что японцы, узнав о «Суффолке», немедленно пошлют во Владивосток свои корабли, а за ними последуют американцы. Приход союзных кораблей был задуман также для воодушевления внутренней контрреволюции и недопущения выхода Советов к берегам Тихого океана⁴⁴.

Как и ожидалось, решение Англии вызвало в Токио большое беспокойство, следствием чего явилась отправка во Владивосток двух японских кораблей. 12 января, на два дня раньше «Суффолка», быстроходный крейсер «Ивами» прибыл во Владивосток. В тот же день японский консул Кикучи известил местные власти, что корабли направлены с целью «защиты» подданных империи. В ответ исполком Владивостокского Совета и городская дума заявили протест, указав, что иностранным подданным здесь ничто не угрожает, что местные власти «вполне обеспечивают в городе должный порядок». Нарко.чиндел РСФСР в ноте послу Японии указал, что корабли вошли в порт без предварительного предупреждения, и потребовал сообщить точные причины и цели действия японского правительства. Последнее ответило в том смысле, что присутствие во Владивостоке яионских кораблей, «наравне с судами других союзных держав, вполне естественно для настоящего времени»⁴⁵.

Вооруженная демонстрация у берегов Приморья действительно была вполне «естественным» для империалистов делом, ибо накануне III съезд Советов Дальнего Востока провозгласил переход власти в руки трудящихся по всему краю. Приход англо-японских кораблей призван был парализовать процесс советизации. В секретных инструкциях, полученных командиром японских кораблей адмиралом Като Хиробару, указывалось, что данная мера предпринимается с целью демонстрации могущества Японии, оказания нажима на большевиков и последующей ликвидации их власти на Дальнем Востоке. Като был предупрежден, что Япония цока не в состоянии принять активные меры (по причине разногласий в правительстве и отсутствия договоренности с союзниками.— М. С.), что он должен действовать осторожно и стараться подавить большевиков посредством «молчаливого нажима»⁴⁶. Догадываясь об этом, Советское правительство предписывало местным органам власти проявлять бдительность и соблюдать осторожность. «Относительно Японии, — говорилось в инструкции Наркоминдела РСФСР международным отделам краевых Совдепов от 22 февраля 1918 г. — надлежит помпить о совершенно определенных захватных стремлениях нынешнего наиболее реакционного в новейшей истории Японии правительства. Следует зорко наблюдать за всякими попытками японцев, хотя бы путем провокаций, вмешиваться в наши внутренние дела...»⁴⁷.

Отправка кораблей во Владивосток подхлестнула ярых интервенционистов в Японии. 11 и 14 января Мотоно направил Англии две ноты, в которых настаивал па независимой от союзников акции. В беседе с бывшим российским послом Крупенским он признался, что только из-за противодействия со стороны других держав японцы до сих пор не выступили против большевиков, что вскоре они непременно высадят десант, как только позволят «местные условия», что Япония готова пренебречь мнением союзников⁴⁸. Англичане знали о намерениях японцев, это вызвало у них большую озабоченность, и они все настойчивее стали изыскивать способы нейтрализации попыток односторонних действий Японии. «Японцы не говорят нам о своих намерениях,— жаловался Сесиль,— они бывают крайне недовольны, если какая-либо из держав предлагает свои услуги (в проведении интервенции.— М. С.)»⁴⁹.

Вашингтон, в свою очередь, внимательно следил за действиями Англии и Японии. Некоторые деятели американской администрации предлагали предупредить обе державы о нежелательности прямолинейных действий и необходимости предварительного согласования их с Америкой. Военно-морской министр Дэниельс, папример, рекомендовал указать Японии на ошибочность ее шага, поскольку он мог создать впечатление, что союзники хотят оккупировать русскую территорию. Министр предлагал послать во Владивосток крейсер «Бруклин», чтобы «подкрепить» аргументы Вашингтона. Такого же мнения был консул во Владивостоке Колдуэлл, тогда как адмирал Найт возражал из опасения, что русские заподозрят американцев в сговоре с японцами, отчего «пострадает престиж» США. Лансинг, со своей стороны, просил президента рассмотреть вопрос о возможности прямого противодействия большевикам, хотя и продолжал считаться с необходимостью маскировать антисоветский характер политики США. Вильсон тоже полагал, что Япония направляла события в нежелательное для Америки русло. По настоянию црезидента японцам была послана нота, гласившая, что интересы всех держав требуют сохранения «дружественных отношений с русским народом» и что любое действие, направленное на оккупацию русской территории, вызовет в России всеобщую вражду к союзникам. Одновременно было решено послать во Владивосток крейсер «Бруклин»⁵⁰.

Что касается Франции, то она не только одобрила меры, предпринятые Англией и Японией, но и предложила-новый план интервенции. В ее ноте от 8 января говорилось, что «кровавые события» в Иркутске (так буржуазная пропаганда называла бои в городе в декабре 1917 г., когда контрреволюция пыталась помешать установлению Советской власти.— М. С.) убедили Францию в «необходимости» отправки туда союзных войск. В ноте выражалась надежда, что союзники объединят усилия и двинут войска к Иркутску, чтобы «покарать большевиков» за убийства иностранных граждан и уберечь Сибирь от «большевистской заразы». Но Англия и США сочли недостаточным основанием для открытой интервенции необходимость «наказания» иркутских большевиков, тем более что обстановка в Иркутске нормализовалась и никто из иностранцев там не пострадал. Япония же отклонила этот проект потому, что военщина и руководство МИДа склонялись к односторонним действиям. В ответ па ноту Франции Мотоно заявил, что Японии должно быть позволено «в случае любых неожиданностей, могущих возникнуть в Сибири», действовать по своему усмотрению, без какого-либо вмешательства со стороны других правительств⁵¹.

Тем временем по всей России совершалось триумфальное шествие Советской власти, помешать которому буржуазия и помещики оказались не в состоянии. Надежды эсеров и меньшевиков на автономную Сибирь не оправдались, попытки дальневосточных казачьих атаманов свергнуть Советскую власть провалились. Аналогичная судьба постигла и южноросспйскую контрреволюцию. К весне 1918 г. на всем Юге страны, за исключением ряда районов Закавказья, утвердилась власть Советов. Однако в связи с начавшейся вскоре германо-турецкой интервенцией, сделавшей южные районы страны недоступными для Антанты, сибирское направление приобрело решающее значение в деле борьбы против русской революции. В связи с этим Англия и Франция упорно стремились найти вариант, который оказался бы приемлемым для всех держав. Такими именно соображениями была проникнута английская нота от 26 января, в которой предлагалось выдать Японии от имени всех союзников мандат на проведение интервенции ее собственными силами. Указанный вариант, рассчитывали английские дипломаты, успокоит тех, кто не согласеп на одностороннюю японскую акцию. Одновременно он удовлетворит ярых японских интервенционистов, требовавших односторонних действий. И, наконец, полагали в Лондоне, приняв мандат, Япония окажется вынужденной больше делать для достижения общесоюзных целей, чем своих собственных⁵².

28 января Англия направила специальное послание правительству США, в котором выражалось убеждение, что белогвардейцы приветствуют любую форму интервенции, что будет лучше, если ее осуществит Япония, действуя от имени союзников. В противном случае, утверждал Лондон, германская интервенция превратит Россию в колонию кайзера. Все пункты нового английского предложения были одобрены Францией. 31 января Париж и Лондон решили сообща просить Японию, чтобы та «изучила проблемы», связанные с «защитой» Транссибирского пути⁵³.

С возражениями против выдачи Японии мандата выступили Италия и США. В односторонней японской акции Рим видел подрыв «европейского престижа», поскольку «желтые» должны были обеспечить успех белой расе. Вашингтон, в свою очередь, заявил в ноте от 8 февраля, что необходимость в интервенции еще не наступила и если она когда-либо возникнет, то осуществить еѳ следует сообща всем союзникам, а не одной державе, выступающей мандатарием других⁵⁴. Следовательно, позиция США в данном вопросе осталась неизменной.

На протяжении февраля 1918 г. правительства Англии и Франции продолжали склонять Японию к интервенции на предлагавшихся ими условиях и пытались воздействовать на президента США Вильсона, запугивая его возможностью самостоятельного выступления Японии и даже опасностью японо-германского сближения⁵⁵.

Для ускорения интервенции империалисты Антанты использовали германское наступление на русском фронте, начавшееся 18 февраля. В дни, когда трудящиеся России напрягали силы в борьбе с немецкими захватчиками, западные державы под прикрытием антигерманских деклараций готовились нанести им удар в спину. Интервенционисты утверждали, что сопротивление большевиков подошло к концу, что отныне «спасти» Россию могут только японцы, которые придут туда «не в качестве захватчиков, а как представители союзных армий, помогающих России сбросить германское господство»⁵⁶. Правда, многие союзные представители выражали тревогу по поводу возможного роста антисоюзнических настроений в России с началом интервенции⁵⁷.

Руководители дипломатических ведомств Англии и Франции старались рассеять указанные опасения и сыграть на непопулярности Брестского мира среди определенной части населения России ⁵⁸. 6 марта Англия направила Японии ноту с предложением вернуться к обсуждению вопроса о возможности действий ее войск на Дальнем Востоке н в Сибири с целью оккупации железной дороги до Челябинска или, но меньшей мере, до Омска⁵⁹. Франция, со своей стороны, сообщила Японии о желательности продвижения ее солдат «достаточно далеко на запад» и необходимости посылки такого их количества, которого хватило бы для оказания «существенной помощи союзникам». Вместе с тем Париж признавал необходимым, чтобы японцы предусмотрели эвакуацию своих солдат с русской территории после окончания интервенции⁶⁰.

15 марта в Лондоне открылось специальное заседание военного совета Антанты, которое одобрило англо-французские проекты интервенции, поручив Бальфуру и Пишону добиться согласия на это правительства США.

17 марта соответствующая нота Бальфура уже лежала на столе президента Вильсона. Россия изображалась в ней «больным», которому должны помочь его друзья, чтобы «спасти» от германского порабощения. Роль главного спасителя отводилась Японии, которая должна была выступить по мандату союзников. В поте признавалась необходимой материальная и моральная поддержка таких действий со стороны США⁶¹.

Но и эти проекты постигла участь предыдущих ввиду отказа Японии от крупномасштабной экспедиции. В ее нотах правительствам Англии и Франции было заявлено, что без материальной и финансовой помощи со стороны США она не в состоянии осуществить интервенцию. Но даже и с американской помощью, подчеркивалось в нотах, Япония не сможет совершить никаких действий за пределами русского Дальнего Востока⁶². Это решение было принято по настоянию той группировки, которая с самого начала возражала против односторонней интервенции.

Неизменной оставалась и позиция США. 20 марта госдепартамент заявил, что, по мнению американского правительства, моральный эффект предлагаемой экспедиции будет отрицательным, а военный выигрыш от нее окажется далеко пе достаточным, чтобы компенсировать вероятный моральный ущерб⁶³.

Дипломатическая подготовка интервенции сопровождалась интенсивной пропагандистской кампанией, имевшей целыо оправдать принятие против русской революции любых мер, а также извратить идеи Великого Октября и скомпрометировать партию большевиков и ее руководителей. В системе этой пропаганды главное место занимали россказни о большевиках как «немецких агентах», о широком вторжении Германии в Сибирь с помощью вооруженных немецких военнопленных и т. п.

Фальшивки о «немецких шпионах», о «связях» большевиков с германским генштабом российская и союзная реакция пустила в ход еще во время июльских событий 1917 г., чтобы свалить па них вину за поражение на фронте и за развал в тылу. В. И. Ленин тогда же разоблачил эту грязную ложь, ее источники и предназначение⁶⁴. С новой силой версию о «немецких агентах» буржуазная пропаганда стала раздувать после Великой Октябрьской социалистической революции⁶⁵. «Вся бесчисленная армия продажных писак капиталистического журнального мира, — говорилось в Обращении НКИД РСФСР к трудящимся стран Согласия от 18 апреля 1919 г.,— была пущена в ход для того, чтобы черппть, обливать помоями, осыпать самыми нелепыми клеветническими обвинениями народную революцию в России, грозившую с каждым днем все больше увлечь силой своего примера народные массы всего мира»⁶⁶.

В тесной связи с россказнями о «немецких агентах» находился вымысел буржуазной пропаганды о том, будто советские власти по приказу из Берлина вооружали немецких военнопленных в Спбири. С их помощью Германия якобы предполагала оккупировать Азиатскую Россию и вторгнуться в сферы союзнических интересов в Восточной Азии. Бьюкенен, например, сообщал 14 декабря, что большевики «утратили контроль над лагерями военнопленных», что многие пленники бежали оттуда и наводнили сибирские города⁶⁷.

Особенно активную роль в распространении указанных слухов играли консульства США и Франции в Иркутске и Владивостоке, утверждавшие, что сведения о массовом бегстве пленных из лагерей «достоверны», что Советы вооружают их для использования против своих внутренних врагов, что во время иркутских боев 27-28 декабря большевики опирались на «поддержку» немецких пленных⁶⁸. Консулы уверяли, что каждый пленный в Иркутске имеет винтовку, что улицы города запружены германскими, австрийскими и турецкими офицерами, получившими задание взорвать мосты и тупнели на случай союзного наступления из Владивостока. Под влиянием подобпых «достоверных» сообщений военное министерство США объявило 30 марта, что 20 тыс. германских пленпых захватили Иркутск⁶⁹.

Официальные органы РСФСР категорически отвергали подобные «сообщения». В марте 1918 г., по предложению Советского правительства, в Сибирь выехали сотрудник английского посольства капитан У. Хикс и представитель американской миссии Красного Креста капитан У. Уэбстер с целью проверки на месте достоверности слухов о вооружении пленных. Побывав в крупнейших городах, встретившись со многими иностранными представителями, с советскими властями, побеседовав с военнопленными, они не только опровергли эти слухи, но и вскрыли источники их распространения⁷⁰.

Выводы Уэбстера и Хикса были подтверждены многими авторитетными иностранными представителями. Американский адмирал Найт в телеграмме из Владивостока от 18 марта отмечал, что он не видел никаких признаков влияния немцев и их действий в поддержку большевиков. Советник посольства США Райт, председатель Чехословацкого национального совета Т. Масарик, совершившие поездки по Сибири, сообщали, что нигде не видели вооруженных пленных германских офицеров, как не видели и совместных действий большевиков и пленных⁷¹.

Слухи о вооружении военнопленных опроверг и военный атташе США в Пекине майор Дрисдейл, объехавший в марте 1918 г. значительную часть Сибири. Только в одном месте Дрисдейл видел вооруженных пленных — в районе Читы, но эти пленные, по его словам, изменили свои политические убеждения и «сражались, как рабочие, за дело рабочих, против буржуазии». Как объяснял майору один австриец, «они помогали своим братьям — трудящимся России против Семенова и буржуазии»⁷².

Однако правящие круги союзных страп оказались глухи к правдивой информации, зато благосклонно воспринимали россказни о вооруженных пленных, потому что, как правильно замечает американский историк Мэддокс, с их помощью можно было изобразить антисоветскую интервенцию в Сибири как выступление против Германии⁷³. «Мы должны рассматривать проблему в предположении, что сообщения (о захвате сибирских населенных пунктов пленными немцами.— М. С.) верны...,— писал Лансинг Вильсону 24 марта 1918 г.— Оккупация важпых пунктов Сибири германскими вооруженными силами и беспомощное положение русских, которые не в состоянии сопротивляться немцам, совершенно меняют всю ситуацию»⁷¹. По этой причине ни доклад Уэбстера — Хикса, ни другие объективные сообщепия не были приняты во внимание в союзных столицах. А военное министерство Англии так возмутилось содержанием доклада, что потребовало отозвать Хикса из России⁷⁵.

В сложившихся условиях значительная часть общественности союзных стран получала одну информацию — Германия устанавливает с помощью большевиков свое господство над Россией и активизирует экспансию в Восточной Азии. «Обман масс народа,— говорил по этому поводу В. И. Ленин,— разработай артистически по отношению к „делам“ внешней политики, и нашей революции приходится от этого обмана трижды солоно»⁷⁶. Антигерманские лозунги, по словам американского историка Вильямса, явились для интервентов «основой хитроумной стратегии обсуждать действия против большевиков на эзоповом языке»⁷⁷.

Наряду с распространением клеветы о «немецких агентах» и вооружении германских пленных, союзные представители на Дальнем Востоке в ложном свете изображали обстановку в Азиатской России, стремясь создать у международной общественности впечатление, что большевики творят там произвол, совершают массовые убийства и насилия. Искусственным нагнетанием обстановки создалось впечатление о необходимости принятия срочных и решительных мер против большевиков.

Все антисоветские мероприятия Антанты и США в Сибири и на Дальнем Востоке встречали одобрение и поддержку со стороны китайских официальных властей⁷⁸.

Когда в России победила социалистическая революция, Китай был раздроблен на ряд милитаристских вотчин, в которых хозяйничали военные губернаторы — дуцзюни, зависевшие от иностранной поддержки. Официальное правительство Китая в Пекине контролировалось так называемой аньфуистской кликой милитаристов, находившейся под влиянием Японии. Выражая интересы феодалов, компрадорской буржуазии и воепщины, это правительство жестоко подавляло прогрессивные силы, вело борьбу против их авангарда—демократического правительства Сунь Ятсена, образовавшегося в 1917 г. в Гуанчжоу (Кантон) и поставившего своей целыо свержение аньфуистов и объединение страны на демократической основе. В связи с этим китайские милитаристы встретили Октябрьскую революцию крайне враждебно. Бывший царский посланник в Китае Н. Кудашев, характеризуя реакцию пекинского правительства на переход власти в России в руки Советов, отмечал, что, имея смуту внутри страны, не будучи признанным южными провинциями, оно очень боялось проникновения в Китай большевистских идей, «действующих так магически на толпу».

От посланника в Петрограде Ли Цзинжэня китайское правительство получало о событиях в России регулярную информацию, которая внушала страх правящей клнко Китая и которая была ею запрещена для распространения. Официозная пресса комментировала сообщения о взятии власти большевиками как «бессмысленный бунт толпы, подстрекаемой красными во главе с Лениным», как опасность, против которой надо принимать срочные меры и в Китае, где народ тоже «может выйти из повиновения»⁷⁹. Поэтому на отношении китайских милитаристов к Советской России сказалась не только их зависимость от империалистических держав, стремившихся задушить Советскую власть руками своих вассалов, но и присущая всем эксплуататорам непависть к «простонародью», осмелившемуся поднять руку на своих господ. ГІо словам Кудашева, хорошо осведомленного об антисоветских настроениях пекинских властей, последние были уверены в недолговечности Советской власти, а потому считали совместное с империалистами выступление против нее выгодным во всех отношениях.

Враждебность пекинской милитаристской клики проявилась сразу же после Октября. Поначалу она выразилась в совместных с союзными дипломатами демаршах против действий советских властей, ущемлявших привилегии иностранного капитала⁸⁰. Одновременно пекинское правительство отказалось признать и допустить в Китай советских дипломатических и консульских представителей, назначенных вместо Кудашева и бывших царских консулов, и продолжало сноситься с последними. Более того, по признанию Кудашева, правительство Китая не только не изменило своего отношения к нему, считаясь с его требованиями и заявлениями, но даже просило его и бывших российских консулов помогать китайским властям в их противодействии проникновению в страну большевистских идей. В марте 1918 г. оно отозвало своего посланника из Петрограда.

Китайским милитаристам принадлежит «честь» первого вооруженного выступления против Советской власти на Дальнем Востоке, которое выразилось в насильственной ликвидации Советской власти в полосе отчуждения КВЖД.

Вскоре после революции Советское правительство отстранило от должности управляющего КВЖД генерала Хорвата, которому до этого принадлежала вся власть в полосе отчуждения. 5 декабря 1917 г. Харбинский Совет получил телеграмму В.И. Ленина с уведомлением о том, что Совет является единственным представителем русской государственной власти в зоне дороги. О телеграмме в Харбине стало известно в тот же день, и она, как отмечено историками, вызвала панику у местных властей. Харбинские правители заявили о непризнании власти Советов в полосе отчуждения. Против Харбинского Совета образовался блок, объединивший представителей империалистических держав в Китае и пекинскую милитаристскую клику. По распоряжению последней к Харбину были стянуты китайские войска, которые 25 декабря 1917 г. силой ликвидировали Сове⁸¹. Вслед за этим китайские власти стали наращивать численность своих войск в полосе КВЖД и в пограничных с Советской Россией районах.

Расправа с Харбинским Советом вызвала горячую поддержку русских контрреволюционеров. В телеграмме маньчжурскому диктатору Чжан Цзолиню Хорват сообщал, что «чины китайской администрации своими умелыми действиями сумели успокоить волнующихся рабочих и население и удержать порядок па стороне дороги, чем оказали большую услугу нашему общему делу»⁸².

Милитаристский Китай принял активное участие в организации экономической блокады Советской России. 6 января 1918 г. по предложению союзников пекинское милитаристское правительство распорядилось о прекращении вывоза в 'Россию всех товаров, в том числе продовольственных. Свыше 200 тыс. пудов хлеба, закупленного Приморской продовольственной управой в Маньчжурии, было задержано на станциях КВЖД⁸³. Эмбарго принесло немало бед трудящимся потребляющих районов Восточной Сибири и Дальнего Востока.

Пекинское правительство оказало большую услугу русским контрреволюционерам, предоставив им китайскую территорию для формирования банд и нападений на Советскую Россию. Уже с конца 1917 г. полоса отчуждения КВЖД и ее административный центр Харбин превратились, по образному выражению современников, в помойную яму русской реакции, охраняемую штыками белокитайских милитаристов⁸⁴. При прямой помощи китайских властей бывшая русская миссия в Пекине во главе с Кудашевым стала активным центром русской контрреволюции на Дальнем Востоке. Вокруг нее и бывших российских консульств объединялась белогвардейская эмиграция,разрабатывавшая антисоветские планы и создавшая вооруженные банды. Деятельность Кудашева и его агентуры в немалой степени оплачивалась. В распоряжение бывшего посла пекинские власти ежемесячно передавали 125 тыс. таэлей в счет так называемой русской доли «боксерской» контрибуции, потребовав расписку, что эти деньги «не будут переданы на нужды большевиков». Вопреки национальным интересам Китая и неоднократным протестам Советского правительства, отказавшегося от получения контрибуции в пользу развития просвещения в Китае и возражавшего против передачи этих денег русским контрреволюционерам, пекинское правительство упорно шло на укрепление связей со злейшими врагами не только Советской Республики, но и своей страны⁸⁵.

С декабря 1917 г. на китайской территории началось формирование белогвардейских банд из числа русских эмигрантов и китайских деклассированных элементов. К началу 1918 г. формирование шло в четырех главных пунктах. На ст. Маньчжурия этим занимался есаул Семенов, в г. Сахалин (Хэйхэ) — атаман Гамов, на ст. Суй-фынхэ — есаул Калмыков, в г. Харбин — агенты генерала Хорвата. Первые три пункта были предназначены служить базами формирования частей для вторжения в Забайкалье, Приамурье и Приморье.

28 января 1918 г. семеновцы совершили первое вторжение на советскую территорию, но были разбиты. Спасая их от преследования красногвардейцев, китайские власти спешно отправили на ст. Маньчжурия 4 тыс. солдат. В ходе переговоров с советским командованием они отказались разоружить Семенова, согласившись в конце концов лишь не выпускать его на русскую территорию до 5 апреля 1918 г. Сам ход переговоров на ст. Маньчжурия направлялся из Пекина; премьер и военный министр Дуань Цижуй регулярпо посылал туда инструкции, подсказанные японцами, которые были заинтересованы в спасении Семенова и его головорезов⁸⁶.

Китайские милитаристы поддержали и мятеж Гамова в Благовещенске (март 1918 г.). Еще в середине января в город прибыл высокопоставленный китайский чиновник и заявил местным властям, что в случае непринятия мер по «обеспечению безопасности» китайцев и других иностранцев Благовещенск будет оккупирован китайскими войсками. Печать сообщала о переброске китайской кавалерии к Благовещенску. Китайские резиденты, находящиеся в городе, отправили накануне гамовского выступления донесение о его подготовке сахалинскому даоиню (начальнику округа) с провокационной просьбой «защитить от опасности», якобы угрожающей им со стороны русских «хунхузов-большевиков». С подобной просьбой обращались к даоиню и руководители мятежа. Когда восстание началось, в Сахаляпе были приведены в боевую готовность 2 тыс. солдат, которые в течение нескольких дней ждали приказа о выступлении. После провала мятежа его руководители и многие участники укрылись в Сахалине, где стали собирать силы для дальнейшей борьбы⁸⁷.

Наркоминдел РСФСР и местные советские органы неоднократно обращались к пекинскому правительству с просьбами о принятии решительных мер против Семенова и других белобандитов⁸⁸, но они оставались без ответа, как и протесты приграничного крестьянского и казачьего населения Дальнего Востока, требовавшего разоружения контрреволюционных банд. И наоборот, когда в начале марта 1918 г. органы буржуазного местного самоуправления Дальнего Востока и Сибири, стремясь воспользоваться сложной для Советской власти обстановкой в связи с подписанием Брестского мира, попытались захватить власть, китайские милитаристы открыто поддержали мятежников. Так, в марте 1918 г. местному Совету Троицко-савсКа (Кяхты) китайская сторона предъявила ультимативное требование (угрожая оккупацией города и прилегающего района) передать власть буржуазной городской думе. С помощью китайских милитаристов буржуазия Троицкосавска продержалась у власти до конца марта 1918 г. Лишь после того, как были подавлены мятежи Гамова и Калмыкова на Дальнем Востоке, Анненкова и Сотникова в Сибири и к самому Троицкосавску подошел сильный отряд красногвардейцев, главари думы и крупные купцы под охраной китайских войск бежали в Маймачен⁸⁹.

Китайские власти не только укрывали терпевших поражения от советских войск белобандитов, но и помогали им в пополнении рядов. Милитаристское правительство Дуань Цижуя постоянно оказывало поддержку белогвардейскому подполью, действовавшему на советской территории. Не без помощи китайского правительства значительная часть маньчжурского хлеба оказалась в руках семеновцев и калмыковцев.

После высадки иностранного десанта во Владивостоке китайские власти, ранее препятствовавшие пропуску продовольствия в Приморье, сами стали ввозить в город муку и сбывать ее местным торговцам. Тем самым они надеялись дискредитировать проводимую Советской властью хлебную монополию, нарушив установленные продовольственными органами твердые цены на хлеб⁹⁰.

Готовя антисоветскую интервенцию на Дальпем Востоке и в Сибири, империалисты Антанты отводили в ней важное место Китаю, рассчитывая использовать его территорию, а также людские и материальные ресурсы. Японские правящие круги уже в ноябре 1917 г. разработали «План отправки войск па русский Дальний Восток», предусматривавший размещение этих войск в городах Северной Маньчжурии и последующее их использование в Забайкалье и Приамурье. За готовность Дуань Цижуя принять участие в антисоветской интервенции они обещали ему помощь в подавлении революционного движения на юге Китая⁹¹.

Правительство Франции, например, выступив в начале января 1918 г. с проектом посылки союзной военной экспедиции в Иркутск, предлагало включить в ее состав и китайские войска. Союзные посланники в Яссах, рассматривая 22 января эту же проблему, пришли к общему мнению, что интервенцию в Сибири можно будет осуществить с помощью японских и китайских вооруженных сил. Аналогичные взгляды высказывали своим правительствам послы США, Японии и Китая, аккредитованные в Петрограде⁹².

Раньше других эту идею попыталась осуществить Япония, которая в ноябре 1917 г. начала переговоры с Пекином о «сотрудничестве двух стран в восстановлении порядка в Сибири путем оккупации ее территории и захвата железных дорог». Президент Китая Фын Гочжан в принципе был согласен с японским проектом и направил соответствующие инструкции посланнику в Токио Чжан Цзун-сяну — официальному представителю пекинского правительства на переговорах, а 19 февраля 1918 г. одобрил основные принципы «сотрудничества» обеих стран в Сибири. Премьер Дуань Цижуй со своей стороны заявил 21 февраля, что Китай готов сотрудничать с Японией в операциях за пределами собственной территории, но обусловливал это получением денег от Японии (последняя немедленно перечислила в его распоряжение 20 млн. иен)⁹³.

Однако японо-китайские переговоры затянулись на песколько месяцев вследствие того, что некоторые влиятельные лица из пекинской правящей верхушки опасались принятия предложений, которые по духу были близки «21 требованию»⁹⁴. Вместе с тем эта оппозиция вовсе не являлась сторонницей самостоятельного политического курса страны, она выступала лишь за апгло-американскую ориентацию и была настроена не менее антисоветски, чем японофилы. Во все время переговоров ее представители регулярно информировали об их содержании и ходе американского посланника Рейнша, угодливо спрашивая советов о позиции Китая. Мипистр иностранных дел Лю Чжэнсян призывал даже осуществить интервенцию в Сибири и на Дальнем Востоке силами китайской армии без участия Японии⁹⁵.

В марте 1918 г. было подписано первое из японо-китайских соглашений о совместных антисоветских действиях обеих держав в Приамурье и Забайкалье. Оно давало Японии право ввести войска на территорию Китая, строить там военные объекты, перевозить войска по КВЖД, а также предусматривало японское руководство совместными военными операциями. Правительственные круги Китая мотивировали заключение данного соглашения «угрозой», будто бы исходившей для обеих стран из Сибири⁹⁶.

Соглашение возмутило передовую китайскую общественность. С его критикой выступили и сторонники англо-американской ориентации. Их поддерживали те круги Китая, которые возлагали надежды на победу Антанты в мировой войне, надеясь, что с установлением «справедливого» мира окончится эра неравноправного положения их страны. Сотрудничество с Аптантой, по их расчетам, увеличивало шансы на такой исход. Оппозиционеры про-янонскому правительственному курсу опасались, что выступление Китая сообща с Японией вызовет не только противодействие китайского народа, но и недовольство союзников, особенно США, ревниво следивших за японской экспансией в Восточной Азии⁹⁷.

3. «ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКИЙ УДАР С ВОСТОКА РАЗРАЗИЛСЯ... »

Тем временем обстановка на русском Дальнем Востоке становилась все более угрожающей. Уже через неделю после прибытия кораблей во Владивосток адмирал Като стал выражать неудовлетворенность тесными рамками предписанной ему политики «молчаливого нажима» и пачал приготовления к десанту. Вскоре произошел инцидент, явно рассчитанный на оправдание подобных действий. Ночью 4 февраля группа вооруженных людей, одетых в милицейскую форму, ворвалась в гостиницу «Версаль» и ограбила нескольких иностранцев. Союзные консулы тут же заявили протест местным властям, придав происшествию политический характер, и обратились к своим правительствам с просьбой о принятии «необходимых мер». Сообщив в Токио об инциденте, Като стал готовиться к высадке войск. Однако морские власти сочли этот факт недостаточно значительным и порекомендовали воздержаться от поспешных шагов⁹⁸.

Советские органы тщательно расследовали инцидент в «Версале» и установили, что нападение на гостиницу было произведено белогвардейцами, скрывавшимися во французском консульстве⁹⁹. Однако союзные представители не посчитались с результатами расследования. Като считал высадку десанта неизбежной и явно искал для этого повод. В записке па имя Кикучи от 10 февраля он возлагал всю вину за инцидент на красногвардейцев и местные власти. Именуя красногвардейские отряды «войсками-мародерами», он высказывался за их немедлепное разоружение и удаление из Владивостока. Все содержание записки было проникнуто убеждением в том, что операция по разоружению и изгнанию красных отрядов из города должна быть осуществлена японскими войсками¹⁰⁰.

В феврале 1918 г. в дополнение к ноябрьскому плану посылки войск в Приморье и Северную Маньчжурию японская военщина признала необходимым направить их и в Забайкалье, на помощь Семенову. В целях координации действий по подготовке интервенции генштаб и военное министерство создали секретный Сибирский плановый комитет во главе с генералом Танака. Вскоре комитет подготовил рекомендации, предусматривавшие посылку войск на русский Дальний Восток, снабжение Семенова оружием и военным снаряжением, немедленную подготовку сухопутных сил к отправке во Владивосток па помощь адмиралу Като. Одновременно разрабатывались планы совместных действий армии и флота. Между армейскими и флотскими начальниками было достигнуто соглашение, что если после высадки десанта обстановка во Владивостоке не изменится, то город оккупируют подразделения сухопутных войск. 6 и 7 марта военно-морской министр ознакомил с этим планом высших офицеров флота. Бропеносец «Хизен» и флотилия эсминцев получили приказ стать на рейде бухты Сасебо. 11 марта командующему 3-м флотом было приказано погрузить отряды морской пехоты на «Хизен» и направить броненосец в сопровождении торпедпых катеров к берегам Кореи, где ждать дальнейших указаний¹⁰¹.

Следовательно, уже в начале марта вопрос о японском десанте во Владивостоке был практически решеп. «Внутренние беспорядки в России постепенно распространяются на ее владения в Восточной Азии и могут угрожать нашей национальной безопасности, — говорил премьер Тераути в верхней палате парламента.— Япония считает себя ответственной за поддержание спокойствия в этой части мира и, следовательно, в случае, если миру будет угрожать опасность, направленная к неминуемому нарушению наших интересов, то правительство не поколеблется принять соответствующие меры». В таком же духе было составлено и заявление Мотоно¹⁰².

После провокации в гостинице «Версаль» положение во Владивостоке становилось все более напряженным. Союзные представители грубо вмешивались в действия местных советских органов, препятствовали проведению революционных преобразований. 6 марта консульский корпус обратился к председателю Приморской областной земской управы эсеру Л. Медведеву с письмом, в котором . лживо утверждал, что «иностранное имущество оставлено без защиты, личная безопасность не может считаться обеспеченной, местные административные органы несостоятельны». Одновременно копсулы сообщили своим соотечественникам, проживавшим во Владивостоке, что те «не обязаны» уплачивать «пезаконные сборы», установленные Советом. Поощряемая иностранным вмешательством приморская буржуазия провоцировала забастовки, саботаж. Городская дума, состоявшая в большинстве из представителей буржуазии, 29 марта выпустила воззвание, в котором после клеветнических нападок на Совет заявила «о своем бессилии охранять порядок в городе»¹⁰³, что было сделано с явной целью предоставить интервентам повод к выступлению. И они пе замедлили им воспользоваться.

В тот же день английский консул Ходжсон и командир «Суффолка» Пейн направили в Лондон телеграмму, в которой признали неудачу своих попыток по предотвращению установления Советской власти в Приморье с помощью казаков и белогвардейских организаций. По их мнению, только активное противодействие со стороны союзников могло удержать большевиков от установления полного контроля над Владивостоком. Если Англия, писали Ходжсон и Пейн, занимает позицию, благоприятствующую японской интервенции, то критический момент, когда следует начать действовать, наступил.

Несколькими днями ранее Като и Кикучи доложили в Токио о своей готовности к вооруженному выступлеиию. Им сообщили, что если в дальнейшем события примут «угрожающий» характер и если опасность будет возрастать, то они будут вправе действовать без промедления.

Като 29 марта встретился с Пейном и Найтом. Последний признался, что всего несколько дней назад рекомендовал контрреволюционерам воспользоваться присутствием во Владивостоке союзных кораблей для создания Временного Сибирского правительства. Теперь же, говорил Найт, он склонен считать, что только активное противодействие со стороны союзников может помешать большевикам захватить власть в городе. Като и Пейн полностью согласились с ним¹⁰⁴. После этого оставалось только найти подходящий предлог для выступления.

Таким предлогом явилось провокационное нападение на японскую торговую контору «Исидо» утром 4 апреля. Като немедленно направил в Токио телеграмму, гласившую: «Сегодня утром грабители ворвались в японскую торговую контору и напали на трех японцев, один из которых убит. Нападение является следствием анархии, царящей в городе. Порядок в нем полностью нарушен, на берегу отсутствуют средства защиты жизни и имущества японских граждан». После этого он развил кипучую деятельность по подготовке к десанту. В 4 часа утра 5 апреля Като сообщил Найту и Пейну о принятом решении, а через полтора часа два подразделения японских морских пехотинцев сошли на берег; на следующий день были высажены еще четыре подразделения¹⁰⁵.

Действия Като одобрили представители союзников. За японцами последовала высадка апглийских морских пехотинцев. Адмирал Найт, поздравив Като и Пейна, выразил сожаление, что полученные им инструкции не позволяют поступить так же. Солидарность с англичанами и японцами выразил и консул Франции. Поскольку французских солдат во Владивостоке не имелось, он попросил Като прислать нескольких японских моряков для «охраны» консульства¹⁰⁶.После высадки десанта Като обратился к жителям Владивостока с воззванием, в котором объяснял свои действия лицемерными ссылками на беспорядки в городе, на неспособность местных органов власти их предотвратить, на необходимость «принять на свою ответственность защиту жизни и имущества подданных Японской империи»¹⁰⁷. Боясь отпора со стороны трудящихся Приморья, Като еще вечером 4 апреля, до высадки десанта, сообщая начальству о принятом решении, писал: «Трудно сказать, что за этим последует. Приход «Хизена» и флотилии эсминцев в качестве подкрепления настоятельно необходим»¹⁰⁸.

Высадка англо-японского десанта явилась началом открытой антисоветской интервенции на Дальнем Востоке. В сообщении Советского правительства от 5 апреля говорилось, что японские империалисты «уже в течение нескольких месяцев подготовляли высадку во Владивостоке», что они «искали подходящих предлогов для своего грабительского вторжения на территорию России». «Ход событий,— отмечалось далее в сообщении,— не оставляет никакого сомнения в том, что все было заранее подготовлено и что провокационное убийство... составляло необходимую часть этой подготовки. Таким образом, давно подготовлявшийся империалистический удар с Востока разразился. Империалисты Японии хотят задушить Советскую революцию, отрезать Россию от Тихого океана, захватить богатые пространства Сибири, закабалить сибирских рабочих и крестьян»¹⁰⁹.