Копии протоколов допросов В. Н. Меркулова от 19 и 21 сентября 1953 г.

Совершенно секретно

Товарищу Маленкову Г. М.

Представляю копии протоколов допросов арестованного Меркулова В. Н. от 19 сентября и 21 сентября 1953 года.

Приложение: на 2-х листах.

[п.п.] Р. Руденко

22 сентября 1953 г.

№ 324/ссов

Помета:

Разослано:

Молотов В. М.

Хрущев Н. С.

Булганин Н. А.

24-25.IX.53 г. [п.п.] Д. Суханов

Записка

заведующего канцелярией Президиума ЦК КПСС

Отпечатать в 3-х экз. и

разослать каждому в отдельности:

тов. Молотову В. М.

тов. Хрущеву Н. С.

тов. Булганину Н. А.

[п.п.] Д. Суханов 24.IX.53 г.

Протокол допроса арестованного

1953 года, сентября 19 дня, помощник главного военного прокурора полковник юстиции Успенский допросил арестованного, который показал:

Меркулов Всеволод Николаевич, 1895 г. рождения, уроженец г. Закаталы Азербайджанской ССР, русский, отец — дворянин, лишенный по суду в 1899 или 1900 г. всех прав состояния, член КПСС с 1925 г., б[ывший] министр государственного контроля СССР, женат, не судим.

ВОПРОС: Следствие предлагает вам рассказать о некоторых данных из вашей биографии. Ваш отец являлся уездным начальником Закатальского округа?

ОТВЕТ: Мой отец был начальником участка Закатальского округа.

ВОПРОС: Вам известно, что в руках уездных и участковых начальников в соответствии с так называемым «Учреждением управления Кавказского края» сосредоточивалась вся полицейская власть, а также наблюдение за местным общественным управлением и взимание повинностей?

ОТВЕТ: Да, примерно так.

ВОПРОС: Вы в своей автобиографии указывали, что ваш отец подвергался аресту, был осужден и был лишен всех прав и состояний. За что был осужден ваш отец?

ОТВЕТ: Мой отец был осужден за растрату денежных сумм в размере около ста рублей.

ВОПРОС: Вам известно, что ваш отец помимо этого был осужден за лихоимство и вымогательство от местного населения?

ОТВЕТ: Возможно, что это и так. Мой отец умер в 1908 году, и я знаю об осуждении отца только с его слов, а также из документов, оставшихся у отца и хранившихся мною — послужного списка и прошения о помиловании на имя царя, поданного моим отцом. Однако отец помилован не был и после отбытия тюремного заключения учительствовал. Перед смертью на клочке бумаги он написал: «Я жертва клеветы».

ВОПРОС: Где находится ваш младший брат Георгий?

ОТВЕТ: Мой младший брат Георгий учился в Воронежском кадетском корпусе и, будучи учащимся, в январе 1916 года умер от туберкулеза легких. Умер он в Тбилиси и там же был похоронен на Петропавловском кладбище.

ВОПРОС: Кто из ваших родственников находится в Америке?

ОТВЕТ: У меня родственников в Америке нет. В Америке находится дядя моей жены — Яхонтов Виктор Александрович. Он является родным братом отца моей жены.

Отец моей жены был штабс-капитаном. Со слов матери моей жены Яхонтов В. А. был военным, кажется генералом, выехал в Америку в 1917 году.

С Яхонтовым я встречался один раз — в 1930 году в г. Батуми, когда он приезжал из Америки в СССР. По его словам, он читал в Америке лекции о СССР и приехал в нашу страну для того, чтобы пополнить свои знания о СССР.

В 1930 году я работал заместителем председателя ГПУ Аджаристана. О моей встрече с Яхонтовым я представил подробную информацию в КРО ГПУ Грузии. Летом текущего года в газете «Правда» была помещена корреспонденция из Нью-Йорка о том, что Яхонтов прочел лекцию о Советском Союзе.

ВОПРОС: Вы признаете, что являлись на протяжении ряда лет одним из наиболее доверенных приближенных Берия?

ОТВЕТ: На протяжении ряда лет я был близок к Берия, работая вместе с ним в органах ЧК — ГПУ Грузии и на партийной работе. О моих взаимоотношениях с Берия я подробно написал в своих заявлениях на имя секретаря ЦК КПСС.

На очередном допросе вы будете допрошены по существу вашей совместной с Берия преступной деятельности. Следствие предлагает вам дать подробные и правдивые показания по этому поводу.

Показания записаны с моих слов правильно, мною прочитаны.

В. Меркулов

Допрос начат в 16 ч. 45 мин.

Допрос окончен в 17 ч. 50 мин.

Допросил: Полковник юстиции                                                                           

Успенский

Верно: [п.п.] Майор административной] службы    

Юрьева

Протокол допроса арестованного

1953 года, сентября 21 дня, генеральный прокурор СССР Руденко допросил арестованного:

Меркулова Всеволода Николаевича,

который показал:

Допрос начат в 13 ч. 45 м.

ВОПРОС: С какого времени вы знаете Берия Л. П.?

ОТВЕТ: Знаю Берия с осени 1922 года, когда он работал заместителем председателя Груз[инской] ЧК, а я работал уполномоченным ЭКО Груз[инской] ЧК. В этот период времени он меня знал просто как одного из сотрудников Груз[инской] ЧК.

В мае 1923 года группа чекистов решила выпустить сборник под названием «Чекисты 1-му мая». Я принял участие в выпуске этого сборника, написав статью или фельетон под названием «Я и мы», эта статья обратила внимание Берия, так как она выделялась из других опубликованных материалов стилем и содержание. Узнав, кто автор (статья была под псевдонимом), Берия вызвал меня, и с того времени Берия стал приближать меня к себе.

С того времени и до ноября 1931 г. я работал вместе с Берия в Груз[инской] и Закавказской ЧК — ГПУ. С февраля 1929 г. по май 1931 г. я работал в Батуми заместителем председателя ГПУ Аджаристана.

Когда Берия был назначен секретарем ЦК Компартии Грузии и Закавказского крайкома, он предложил мне перейти на партийную работу в качестве его помощника по Закавказскому крайкому. Я согласился и работал в партийном аппарате Закавказского крайкома и ЦК Компартии Грузии до августа 1938 г., выполняя последовательно обязанности помощника секретаря Закавказского К[райкома] ВКП(б), заведующего совторготделом Закавказского крайкома, заведующего особым сектором ЦК Грузии и заведующего промышленным отделом ЦК Грузии.

В августе 1938 года Берия был назначен зам[естителем] наркома внутренних дел СССР и предложил мне поехать с ним на работу в Москву в НКВД СССР. Я согласился и в конце августа 1938 г. переехал в Москву и приступил к работе в НКВД СССР. Вначале я был в должности начальника КРО, а в ноябре 1938 года я был назначен первым заместителем наркома внутренних дел СССР.

В этой должности я состоял до марта или апреля 1940 года, т. е. до момента реорганизации НКВД. В связи с реорганизацией я был назначен наркомом государственной безопасности СССР, а когда в июле или августе 1941 года произошло слияние НКВД и НКГБ СССР, я вновь был назначен первым заместителем наркомвнудела, которым являлся Берия.

В начале 1943 года НКГБ был вновь выделен из НКВД, и я был назначен наркомом госбезопасности, а Берия был наркомом внутренних дел СССР. В мае 1948 года я был освобожден от должности министра государственной безопасности СССР за неудовлетворительную работу министерства — я не помню точной формулировки этого постановления, но там также указывалось о не совсем честном отношении с моей стороны к ЦК партии, при этом имелось в виду, что некоторые вопросы работы министерства не докладывались И. В. Сталину.

После этого я был назначен заместителем начальника Главного управления советским имуществом за границей при Министерстве внешней торговли СССР, а в мае 1947 г. это управление было реорганизовано в Главное управление при Совете министров СССР, а я был назначен начальником этого управления.

В октябре 1950 г. я был назначен министром государственного контроля СССР.

ВОПРОС: Вы признаете, что вся ваша служебная карьера была связана с покровительством, оказываемым вам со стороны Берия?

ОТВЕТ: Первый период моей работы в органах ЧК — ГПУ, на партийной работе и в НКВД СССР и мое продвижение на этой работе было связано с хорошим отношением Берия ко мне, который ценил во мне известные качества.

Назначение в 1941 году на пост народного комиссара государственной безопасности СССР, я считаю, было произведено по рекомендации Берия.

Назначение меня в 1943 г. на пост наркома государственной безопасности СССР, я считаю, было произведено без рекомендации Берия и, может быть, вопреки его желанию.

Это я объясняю следующим: в первых числах октября 1941 года Берия вызвал меня из Ленинграда, где я находился в командировке, и завел со мной разговор о том, что обстановка сложилась тяжелая, не исключена возможность нашей эвакуации из Москвы, и что в связи с этим необходимо оставление на подпольной работе в Москве ответственного работника, члена ЦК, русского по национальности, явно намекая на меня. Я сделал вид, что не понял его намека. Я считал, что эта работа очень ответственная, а я разведывательной работы почти не знал, т. к. столкнулся с ней впервые, будучи наркомом государственной безопасности СССР три — четыре месяца.

С другой стороны, я опасался, что И. В. Сталин расценит мое согласие остаться в Москве при немцах как желание использовать это в других целях.

После этого разговора Берия резко изменил отношение ко мне. Он сразу откомандировал меня в Куйбышев, затем в Краснодар, а в последующем проявлял ко мне грубость, чувствовалось недовольство с его стороны мною.

Назначение меня на пост начальника Главного управления советским имуществом за границей, а затем и министром госконтроля СССР состоялось также без рекомендации Берия.

ВОПРОС: Почему вы сами считали, что можете работать только с Берия, чем объяснялась такая преданность Берия?

ОТВЕТ: Вообще, я не считал, что могу работать только с Берия. Берия относился ко мне хорошо. Я знал его достоинства и недостатки, ценил его. Я никогда не сомневался в его политической честности и преданности И. В. Сталину.

ВОПРОС: Разве вы не обращались неоднократно с просьбами к Берия взять вас на работу с собой на любую должность, где бы Берия ни работал?

ОТВЕТ: Насколько я припоминаю, я обратился к Берия с просьбой о работе с ним после смерти И. В. Сталина.

Насколько я помню, я писал Берия три письма: одно из Батуми в тридцатых годах в связи с награждением меня знаком Почетного чекиста, в котором я выражал благодарность Берия, но точно содержания письма я сейчас не помню; второе письмо из Румынии, в котором я поздравлял его с новым годом и там обратился к нему с рядом теплых фраз; третье письмо — это после смерти И. В. Сталина.

Помимо этого из Берлина я послал Берия поздравительную телеграмму в связи с его пятидесятилетием.

ВОПРОС: Вам предъявляется ваше письмо к Берия, не имеющее даты, но, очевидно, относящееся к 1930 году, так как вы работали заместителем начальника Аджаристанского ГПУ. Вы признаете, что писали это письмо?

ОТВЕТ: Да, это письмо написано мною.

ВОПРОС: В этом письме вы пишете:

«Только лично. Дорогой Лаврентий! Здесь — у нас распространились слухи о якобы предстоящем твоем уходе из Тифлиса. Я не вдавался в оценку правильности этих слухов, вероятности их и т. д., но в связи с ними у меня к тебе глубокая просьба: не забыть меня.

В случае если ты действительно решил уехать из Закавказья, я очень прошу тебя взять меня с собой туда, где ты будешь работать.

Город и должность меня не интересуют: я согласен работать где угодно.

Не переоценивая себя, все же полагаю, что если я приналягу (а это делать при желании я умею), то сплавлюсь с любой работой, которую ты мне поручишь.

Тебя, во всяком случае, никогда ни в чем не подведу. Ручаюсь тебе в этом всеми ошибками прошлого, которые лишний раз вспоминать мне очень тяжело.

Надеюсь, будешь иметь меня в виду. Это моя самая большая просьба, с которой я когда-либо обращался к тебе.

Писать много не хочу и не умею, но уверен, что ты поймешь и поверишь мне всецело.

Крепко жму руку. Всегда твой — В. Меркулов».

Как вы расцениваете это письмо?

ОТВЕТ: В этом письме действительно выражена мною личная преданность Берия. Я старался найти повод, находясь на работе в Батуми, выразить свои хорошие чувства и благодарность Берия и этим самым загладить те неприятности, которые я ему причинил и о чем я вспоминаю в этом письме. Мне помнится, что Милынтейн, работавший тогда секретарем у Берия, сказал мне, что Берия доволен этим письмом.

Письмо это относится к 1930 году.

Когда я ранее показывал о письме из Батуми Берия, я имел в виду это письмо, содержание которого забыл. В памяти у меня отложилось, что письмо это связано с награждением меня знаком Почетного чекиста.

ВОПРОС: О каких «ошибках прошлого», которые «лишний раз вспоминать» вам тяжело, вы писали в этом письме?

ОТВЕТ: В этом письме, говоря об «ошибках прошлого», я имел в виду так называемую историю с Павлуновским.

Примерно, в 1927-1928 гг. в Тбилиси приехал Павлуновский, назначенный на должность председателя Закавказской ЧК или Закавказского ГПУ. У Павлуновского сложились нехорошие отношения со своим заместителем — Берия.

Берия не любил делить власть и, как мне казалось, сам стремился занять должность председателя Закавказских ЧК — ГПУ.

В это время начальником СО Закавказской ЧК был Валик, начальником КРО — Залпетер, нач[альником] КРО — Ершов, начальником Инфаго — я.

Ко всем нам Берия хорошо и ровно относился. Мы часто бывали все вместе с Берия во внеслужебной обстановке.

Внезапно Берия изменил к нам отношение по неизвестной для нас причине, стал меньше уделять внимания оперативной работе и сохранил хорошее отношение только к нач[альнику] ЭКО — Ершову.

Мы хотели объясниться с Берия, но это нам не удалось, т. к. Берия внезапно уехал в командировку в Москву. В его отсутствие Валик и Залпетер пошли к Павлуновскому и высказали ряд недовольств по службе и Берия. Об этом они рассказали мне и предложили также пойти к Павлуновскому. При этом Валик и Залпетер мне объяснили, что посещение Павлуновского и обращение к нему было вызвано желанием создать нормальные условия для оперативной работы.

Из товарищеских чувств к Валику и Залпетеру я также посетил Павлуновского и подтвердил их заявление в отношении оперативной работы.

Павлуновский обрадовался создавшимся положением и использовал наши заявления против Берия, доложив о них секретарю Закавказского крайкома. В дальнейшем Павлуновский убедил меня написать заявление с просьбой откомандировать меня в Москву, т. к. я не могу-де работать с Берия. Таким образом, создалась фактическая группировка против Берия, в которую я был невольно втянут.

После приезда Берия из Москвы у нас с ним состоялось объяснение. Берия был расстроен. У него были крупные неприятности в Закавказском крайкоме. Я перестал ходить и к Павлуновскому, и к Берия.

Через некоторое время Павлуновский был отозван с работы в Москву, а Валик и Залпетер также уехали разновременно из Тбилиси.

Я чувствовал, что мною совершена ошибка в отношении Берия, и меня это очень угнетало. Взаимоотношения у нас с Берия ухудшились, кроме того, у меня были семейные неприятности, и я просил Берия направить меня на периферию. В результате этого в феврале 1929 г. я был назначен в Батуми заместителем председателя ГПУ Аджаристана.

Вот почему в письме, написанном мною Берия в 1930 году, я и писал о своих ошибках в отношении Берия.

ВОПРОС: Вы признаете, что во все последующие годы проявили такое же подобострастие к Берия и преданность ему?

ОТВЕТ: Подобострастия ни к Берия, ни к кому-либо другому я никогда не проявлял, но сохранял к Берия хорошее чувство, хотя Берия не всегда относился ко мне справедливо и внимательно.

ВОПРОС: Обыском у вас обнаружен биографический очерк Л. П. Берия. Кто является автором этого очерка?

ОТВЕТ: Я этого биографического очерка не писал. Кто его написал, я точно не знаю, возможно, кто-либо из редакции «Заря Востока», в частности Григорьян, а возможно, автором его является Людвигов. Видимо, этот экземпляр очерка мне передал Берия для просмотра.

Мною писалась краткая биографическая заметка о Берия для Малой советской энциклопедии, причем перед отправкой ее в редакцию Берия лично ее редактировал.

ВОПРОС: После вашего снятия с должности министра государственной безопасности СССР вы в своем заявлении И. В. Сталину указывали:

«Порукой моей преданности является моя почти 23-летняя работа под руководством товарища Берия, самого верного из ваших учеников».

Вы подтверждаете это?

ОТВЕТ: Да, подтверждаю. Теперь я вижу, что формулировка «самого верного» редакционно неудачна. Слово «самого» нельзя было писать.

ВОПРОС: Вам оглашается текст написанного вами письма в адрес Берия от

11 марта 1953 года:

«Дорогой Лаврентий!

Хочу предложить тебе свои услуги: если я могу быть полезным тебе где-либо в МВД, прошу располагать мною так, как ты сочтешь более целесообразным. Должность для меня роли не играет, ты это знаешь.

За последние годы я кое-чему научился в смысле руководства людьми и учреждением и, думаю, теперь я смогу работать лучше, чем раньше.

Правда, я сейчас полуинвалид, но надеюсь, что через несколько месяцев (максимум через полгода) я смогу уже работать с полной нагрузкой, как обычно.

Буду ждать твоих указаний.

Твой В. Меркулов. 11.III.53 г.»

Как вы оцениваете такое личное обращение к Берия?

ОТВЕТ: Я считал, что в своей жизни я многим обязан Берия и потому предложил ему свои услуги, полагая, что в связи со смертью И. В. Сталина работа в органах должна особенно усилиться и мой опыт и знания могут пригодиться.

Однако должен сказать, что внутренне желания идти на работу в органы у меня не было.

Теперь мне ясно, что такого письма писать не следовало.

Должен сказать, что большую роль в написании мной этого письма сыграло теплое отношение Берия, проявленное ко мне за два дня до этого, когда Берия вызывал меня для оказания помощи в редактирования его речи на траурном митинге.

ВОПРОС: В момент написания вами этого письма в адрес Берия вы были министром государственного контроля СССР. Почему же вы по вопросам, изложенным в этом письме, не обратились в ЦК партии или к советскому правительству, а обратились лично к Берия?

ОТВЕТ: Это было непродуманно с моей стороны.

Показания записаны с моих слов правильно, протокол мною лично прочитан.

В. Меркулов

Допрос окончен в 19 часов 10 минут.

Допросил: генеральный прокурор СССР

 действительный государственный советник юстиции

Р. Руденко

При допросе присутствовал и вел запись протокола

помощник главного военного прокурора

полковник юстиции

Успенский

Верно: [п.п.] Майор административной] службы

Юрьева