Копия протокола допроса Л. П. Берия от 24 июля 1953 г.

Реквизиты
Государство: 
Датировка: 
1953.07.25
Период: 
1937
Метки: 
Источник: 
Политбюро и дело Берия. Сборник документов — М.:, 2012. С. 169-177
Архив: 
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 465. Л. 60-75 Копия. Машинопись.

Сов. секретно

Товарищу Маленкову Г. М.

Представляю копию протокола допроса арестованного Берия Лаврентия Павловича от 24 июля 1953 г.

Приложение: на 15 листах.

[п.п.] Р. Руденко

25 июля 1953 г.                                                                                                                              № 80/ссов

Протокол допроса

1953 года, июля 24 дня, генеральный прокурор Союза ССР, действительный государственный советник юстиции Руденко допросил обвиняемого

Берия Лаврентия Павловича (анкетные данные в деле имеются).

Допрос начат в 22 часа.

ВОПРОС: Вы вызывали в апреле 1953 года в Москву с докладом бывшего министра внутренних дел Литовской ССР Кондакова?

ОТВЕТ: Вызывал.

ВОПРОС: Какова была цель этого вызова?

ОТВЕТ: Вызывался он с целью разбора вопросов, связанных с реорганизацией Министерства внутренних дел и о работе Министерства внутренних дел Литовской Республики.

ВОПРОС: Считаете ли вы, что обсуждение доклада Кондакова проходило в нормальной обстановке?

ОТВЕТ: По-моему, более или менее проходило в нормальной обстановке. ВОПРОС: Вам оглашаются показания Кондакова:

«20 апреля я был принят Берия в присутствии его заместителей, начальников управления МВД СССР Федотова, Сазыкина, заместителя] нач[альника] управления Судоплатова, начальника войск внутренней охраны Филиппова, начальника отдела 4-го управления Жукова и бывших министров внутренних дел Латвийской ССР тов. Ковальчук и Эстонской ССР тов. Москаленко.

Мой доклад о положении дел в Литве, работе министерства и состоянии борьбы с националистическим подпольем, основанный на объективных данных, и наши дальнейшие мероприятия в работе органов МВД республики были встречены Берия с большим неудовольствием и особенно в той части, где я привел данные о враждебных проявлениях со стороны националистических элементов и сообщил о количестве ликвидированных бандитов и убитых ими советских граждан.

Берия положительно придрался к слову «бандиты» и требовал доказательств, дающих основание так называть их. Я ему объяснил, что они вооружены, грабят и убивают советских людей.

На это Берия отвечал: «Вы сами вынуждаете их на такие действия».

Будучи страшно раздражен, Берия не дал мне возможности продолжать доклад, назвав всю деятельность министерства провокационной, одновременно заявив, что наличие в министерстве, милиции республики, их периферийных органах и войсках внутренней охраны МВД Литовского округа среди личного состава лиц нелитовской национальности свидетельствует о серьезных извращениях национальной политики партии в области кадров.

По выражению Берия, активные действия органов, направляемые на борьбу с враждебными элементами, порождают недовольство местного населения, а мероприятия органов советской власти по выселению и изъятию антисоветских, буржуазных, кулацких и других враждебных элементов, проводивших подрывную деятельность, являются провокацией, вызывающей противодействие литовского народа и угрожающей существованию советской власти в Литве».

Правильно показывает свидетель Кондаков?

ОТВЕТ: Тенденциозно. Грубость, может быть, и была проявлена с моей стороны в отношении Кондакова, но далеко не в такой степени, как он освещает.

Я считаю, что при обсуждении вопроса по Литве я сделал правильные выводы.

ВОПРОС: Вы пытались вынудить Кондакова дать ложные компрометирующие данные в отношении руководящих партийных кадров в Литве?

ОТВЕТ: Нет.

ВОПРОС: Оглашаю вам показания свидетеля Кондакова:

«Убедившись, что мой доклад не интересует Берия, а моя попытка продолжать его вызывает еще большее раздражение, я прекратил его и только отвечал на задаваемые мне вопросы, смысл которых сводился к получению данных о состоянии аппарата ЦК, обкомов КП Литвы и характеристики их секретарей.

Зная всех товарищей только с положительной стороны, я так и доложил Берия, а о состоянии аппарата ЦК и обкомов сообщить ничего не мог, так как хорошо этого не знал, да и считал, что это в мои обязанности не входит.

Мне был задан Берия и такой вопрос: кто может быть первым секретарем ЦК КП Литвы кроме тов. Снечкус?

Когда я в ответ на это сказал, что мне трудно отвечать на такие вопросы, и одновременно еще раз высказал положительное мнение о тов. Снечкус, Берия пришел в состояние озлобления и заявил, что я не министр, а чиновник в погонах, порученного мне участка работы не обеспечиваю и буду от занимаемой должности освобожден.

Во время всего приема Берия неоднократно обрушивался на меня с бранью и нецензурными выражениями, доходя до оскорбления человеческого достоинства».

Правильно показывает Кондаков?

ОТВЕТ: Неправильно.

ВОПРОС: Признаете вы, что в целях осуществления своих преступных замыслов добивались удаления русских со всех руководящих работ в Литве?

ОТВЕТ: Не признаю, преступных целей у меня не было.

ВОПРОС: Вам оглашаются показания Кондакова:

«Необходимо отметить, что большое недовольство Берия высказал по адресу русских товарищей, работающих в партийных, советских и других организациях и учреждениях. Присутствие русских в Литве он рассматривал как выражение недоверия местным национальным кадрам».

Вы подтверждаете это?

ОТВЕТ: Не подтверждаю.

ВОПРОС: Вы признаете, что преследовали цель активизации реакционной деятельности Ватикана в Литве?

ОТВЕТ: Не признаю, я преследовал другую цель — разложить католическую церковь, и по этому вопросу были разработаны специальные мероприятия.

ВОПРОС: Вам оглашаются показания Кондакова по этому вопросу:

«Такая же брань и нецензурные выражения высказывались Берия в адрес ЦК КП Литвы, особенно когда шла речь о работе по борьбе с антисоветской деятельностью католичества.

Он считал неправильным то, что в течение ряда лет органы МГБ и МВД Литвы проводили репрессии в отношении реакционной части католического духовенства, что верующими рассматривается как гонение на религию, а ЦК КП Литвы якобы стоит в стороне и не препятствует этому

Берия вел разговор о том, что следует пересмотреть дела на высланных и арестованных в свое время видных буржуазных и католических деятелей, вернуть их в Литву и через них повлиять на националистически настроенные элементы.

Это мероприятие привело бы не к ослаблению, а к активизации буржуазно-националистических элементов в Литве».

Правильно показывает Кондаков?

ОТВЕТ: Неправильно. Я не допускал нецензурных выражений в адрес ЦК КП Литвы; я не давал указаний пересматривать дела на высланных и арестованных видных буржуазных и католических деятелей.

Как показал я выше, по вопросу разложения католической церкви были разработаны МВД СССР специальные мероприятия, которые я не успел рассмотреть.

ВОПРОС: Вы признаете, что приказали Кондакову и его заместителям тщательно конспирировать от партийных органов полученные от вас, по существу, вредительские указания?

ОТВЕТ: Не признаю.

ВОПРОС: Вам оглашаются показания Кондакова:

«Заканчивая прием, Берия предупредил нас, что о содержании его разговора с нами никто не должен знать».

Правильно это?

ОТВЕТ: Тоже неправильно.

ВОПРОС: Вы признаете, что приказали Кондакову представить, втайне от партийных органов, докладную записку о положении в Литве?

ОТВЕТ: Нет, не приказывал.

ВОПРОС: Для наблюдения за Кондаковым по составлению записки вы командировали в Литву свое доверенное лицо — Сазыкина?

ОТВЕТ: Я командировал Сазыкина для помощи Кондакову. Сазыкин занимался вопросами литовского подполья по своему служебному положению.

ВОПРОС: Вам оглашаются показания свидетеля Кондакова:

«Берия приказал нам вылететь в Вильнюс, собрать материалы о состоянии партийного и советского аппарата и через три дня представить ему записку.

В «помощь» нам был командирован начальник 4-го управления МВД СССР Сазыкин, который в Вильнюсе пребывал инкогнито и наблюдал за тем, как мы выполняем поручение.

Сазыкин еще в пути от Москвы до Вильнюса набросал схему докладной записки (подлинник которой хранится у тов. Мартивичус) и предложил ее нам.

Не располагая данными о состоянии партийного и советского аппарата и будучи предупреждены не обращаться за этим в партийные органы Литвы, мы при написании докладной использовали списки номеров телефонных аппаратов руководящих партийных и советских работников за 1952 год.

Сазыкин, имея установку Берия, не разрешал нам отмечать в докладной записке положительные моменты работы партийных, советских и чекистских органов республики. В разделе записки о состоянии националистического подполья, где приводились данные о количестве убитых бандитов при проведении операций по ликвидации вооруженных националистических групп, Сазыкин рекомендовал избегать слова «бандиты», так как Берия это не нравилось, и он, очевидно, считал их невинно погибшими».

Вы подтверждаете эти установки, которые дали Сазыкину?

ОТВЕТ: Первый раз слышу.

ВОПРОС: Признаете, что после того, как вам была представлена записка, в общем, правильно отражающая положение в Литве, вы потребовали исказить в угодном вам направлении правильные данные и для этого вновь направили в Литву Сазыкина?

ОТВЕТ: Не признаю. Сазыкина я командировал вновь для сбора дополнительных материалов для докладной записки.

ВОПРОС: Вам оглашаются показания свидетеля Кондакова:

«...Эта записка размером 6-7 страниц была написана, где основные данные по всем разделам были изложены объективно.

28 апреля докладная записка после неоднократного переделывания была доложена Берия и, конечно, его не удовлетворила. Он нас снова ругал, особенно за разделы: нацподполье и состояние партийных и советских кадров республики, обвинил в том, что мы пытаемся скрыть действительное положение дел в Литве.

Нам было приказано возвратиться в Вильнюс и написать более обширную записку. Здесь же, у себя в кабинете, где присутствовал и Сазыкин, Берия предупредил меня, Мартавичус и Гапиявичус, что если мы этой записки не напишем, то ее напишут в МВД СССР.

Это звучало как угроза на случай невыполнения задания.

И снова нас сопровождал начальник управления Сазыкин, который сам взялся за писание раздела о католичестве, использовав для этого материал из лекций, читавшихся ряд лет оперативному составу органов республики, так как ничего нового к тому, что мы излагали в первом варианте записки, найти не мог.

Раздел о состоянии партийных и советских кадров был дополнен рядом старых фактов и имевших место случаев нарушений и извращений, допускавшихся при взимании налогов, распространении займов и проведении других мероприятий на селе.

Все эти факты были известны ЦК КП Литвы, они своевременно обсуждались на бюро ЦК и по ним принимались необходимые решения».

Подтверждаете правильность фактов, сообщаемых Кондаковым?

ОТВЕТ: Нет, не подтверждаю. Факты излагались в записке для ЦК партии мною те, которые были в распоряжении МВД СССР, и они никем не оспаривались. Я не оспариваю, что эти факты могли быть предметом рассмотрения ЦК КП Литвы ранее.

ВОПРОС: Признаете, что в результате ваших преступных распоряжений деятельность органов МВД Литвы была дезорганизована?

ОТВЕТ: Не признаю. Работа органов МВД Литвы не была дезорганизована, а улучшена, и мероприятия были направлены на дальнейшее улучшение работы органов МВД в Литве.

ВОПРОС: Вы говорите неправду. Вам оглашаются показания Кондакова:

«По указанию Берия в органах МВД и милиции в Литве одновременно и в короткие сроки были проведены: реорганизация аппарата министерства, ликвидация областных управлений МВД и полная перестановка руководящего состава как в министерстве, так и в периферийных органах.

Следует указать, что ликвидация областных аппаратов МВД республики была проведена почти за месяц до решения правительства Союза о ликвидации областей.

Все это привело к дезорганизации чекистского аппарата республики и выключению его на значительное время из активной борьбы с антисоветской деятельностью националистического подполья и других враждебных элементов в Литве».

Признаете это?

ОТВЕТ: Кондаков неправильно показывает. Я этого не признаю. Кондакова сменили потому, что он был слаб и не отвечал своему назначению.

При новом министре Вильчунас был пойман главарь националистического подполья Джемойтес.

ВОПРОС: Суммируя все эти вопросы, в итоге я спрашиваю, вы признаете, что, осуществляя свои вредительские мероприятия в Литве, действовали как враг партии и Советского государства, умышленно активизируя буржуазно-националистические элементы и создавая для них обстановку безнаказанности?

ОТВЕТ: Не признаю. Я исходил из лучших побуждений — улучшить работу органов МВД.

ВОПРОС: Теперь перейдем к некоторым вопросам вашего прошлого: вам сейчас предъявляется дело по описи № 23 агента № 1 с личными сведениями и перепиской секретного сотрудника информационного отделения регистрационного отдела 11 -й Красной армии Берия Лаврентия, начатое 24 августа 1920 года и законченное 28 декабря 1920 года.

ОТВЕТ: Подтверждаю, что мне предъявлено названное выше дело.

ВОПРОС: Почему вы заполнили и подписали личную карточку сотрудника разведывательного отделения при Реввоенсовете 11-й армии от имени Берия Герасима Дмитриевича?

ОТВЕТ: Предъявленная мне личная карточка на имя Берия Герасима Дмитриевича, по-моему, заполнена мною.

ВОПРОС: Почему она заполнена вами?

ОТВЕТ: Не помню сейчас точно, не могу объяснить. Берия Герасим Дмитриевич является моим двоюродным братом, и он мне в 20-м году помогал как сотруднику регистрода 11-й армии. Являлся ли он сотрудником регистрода 11-й армии — я не помню. Почему я заполнял от его имени анкету, как я уже сказал, не помню. Берия сейчас жив и работает инженером в Грузии, где именно — я не знаю. До 1920 года я знал, что у меня есть двоюродный брат — Берия Герасим, но с ним не встречался, а имел только о нем положительные отзывы — не помню, от кого они исходили. Встретился я с ним впервые в Тбилиси в 1920 году, наверное, весной, и он мне немного помогал в сборе сведений, и я жил у него иногда на квартире, т. к. он в это время учился в Тифлисском училище.

Вспоминаю, что этого брата двоюродного, о котором я все выше показал, звали Николай — Колей. Почему в анкете, заполненной мной, он именуется Герасимом, не могу объяснить.

ВОПРОС: Актом от 18 июля с. г. криминалистической экспертизы Всесоюзного научно-исследовательского института криминалистики установлено следующее: «Рукописные тексты в личной карточке сотрудника разведывательного отделения при Реввоенсовете 11-й армии на имя Берия Герасима Дмитриевича и в подписке сотрудника разведывательного отделения 11-й армии от 24 августа 1920 года от того же имени и подписи от имени Г. Берия в этих документах исполнены Берия Лаврентием Павловичем».

ОТВЕТ: Я этого не отрицаю. Об этом я уже показал раньше. Я только не могу объяснить — почему это мною сделано.

ВОПРОС: Вам известен Ной Рамишвили. Кем был Ной Рамишвили в период господства в Грузии меньшевиков? Какие отношения у вас были с Рамишвили?

ОТВЕТ: Ной Рамишвили был один из лидеров грузинских меньшевиков, был министром внутренних дел меньшевистского грузинского правительства. С Рамишвили никогда не встречался.

ВОПРОС: Почему, после того как вы были арестованы на грузинской границе и изобличены как агент регистрода, Рамишвили ограничился заключением вас в тюрьму в административном порядке сроком на 3 месяца?

ОТВЕТ: Лично мне неизвестно, что меня разоблачили как агента регистрода, меня в этом никто не обвинял. Мне неизвестно также о сроке заключения меня в административном порядке. Ни разу меня не допрашивали, как и других. Все арестованные числились за министром внутренних дел.

ВОПРОС: Вам известна фамилия Ломтатидзе?

ОТВЕТ: Какой-то Ломтатидзе был секретарем министра внутренних дел Рамишвили. Когда я был задержан и заявил свой протест по поводу задержания, используя то, что я являлся дипкурьером, помню, что приехал как представитель Министерства внутренних дел Ломтатидзе. Приехал он в особый отряд, т. е. в меньшевистскую охранку, где я находился задержанным.

ВОПРОС: Вам докладывали, что в Праге арестован один из меньшевистских грузинских руководителей, бывш[ий] чиновник особых поручений при министре внутренних дел меньшевистского правительства Грузии — Ломтатидзе?

ОТВЕТ: Я не помню этого, может быть, докладывали.

ВОПРОС: Проявляя повышенный интерес к грузинским меньшевикам, вы не могли не знать о том, что Ломтатидзе арестован, осужден Особым совещанием и содержится во Владимирской тюрьме. Вы знали об этом?

ОТВЕТ: Я утверждаю, что не помню, и заявляю, что к меньшевикам повышенного интереса не проявлял.

ВОПРОС: Вам оглашаются показания Ломтатидзе:

«По материалам Министерства внутренних дел Грузии в период моей работы в качестве личного секретаря Ноя Рамишвили мне известно, что начальник меньшевистской милиции Сенакского уезда сообщил нам в МВД Грузии, что он арестовал Берия за большевистскую деятельность. На этом письме Ной Рамишвили наложил резолюцию о том, чтобы заключить Берия в тюрьму в административном порядке на три месяца.

Я видел письмо с резолюцией Рамишвили и передал его в канцелярию для дальнейшего исполнения. Берия подлежал освобождению из тюрьмы по отбытии им наказания, т. е. через три месяца».

Чем объясняется такое снисходительное отношение к вам со стороны Рамишвили?

ОТВЕТ: Ломтатидзе явно путает с кем-то другим. Меня начальник милиции Сенакского уезда никогда не задерживал, там я не был и никакой работы там не вел. Задержал меня особый отряд — меньшевистский на станции Пойлы. Начальником отряда или заместителем был какой-то Мамулашвили. Относительно административного ареста на 3 месяца — мне неизвестно и мне не объявлялось.

ВОПРОС: Вновь предлагаю вам рассказать правду о своих связях с грузинскими меньшевиками и английской разведкой.

ОТВЕТ: Никогда ни с меньшевистской, ни с английской разведкой связи не имел.

ВОПРОС: Ваш представитель Шария, командированный в Париж, устанавливал связь с Гегечкори?

ОТВЕТ: Он не являлся моим представителем, и я не знаю — устанавливал ли он связь с меньшевиками, а в частности с Гегечкори.

Мне стало после известно, что он встречался с рядом меньшевистских лидеров, и, очевидно, по роду работы должен был встречаться.

ВОПРОС: Вы имели сведения, что Гегечкори — родственник вашей жены — прямо рассчитывает на помощь вашей жены?

ОТВЕТ: Никогда таких сведений не имел.

ВОПРОС: Вам оглашаются показания Беришвили:

«Мне известно, что Евгений Гегечкори вообще рассчитывал на жену Берия. Так, сам Жордания однажды сказал, что Гегечкори стал говорить среди своих очень близких людей, что он может рассчитывать на поддержку жены Берия после пребывания в Париже врача, родственника жены Берия».

Кого из родственников вашей жены вы командировали в Париж для поддержания связей с Гегечкори?

ОТВЕТ: Никаких связей с Гегечкори я не имел и не пытался иметь. Не помню точно, кажется, в 1936 году я имел задание от И. В. Сталина послать кого-либо во Францию и прощупать настроение меньшевистской эмиграции. В то время я работал в Закавказье секретарем крайкома и ЦК Грузии. Мною была подобрана кандидатура некоего Гегечкори, не помню, как его зовут. Он работал врачом в лечкомиссии ЦК Грузии и являлся родственником Гегечкори — лидера меньшевиков. Этот врач Гегечкори являлся дальним родственником моей жены. Вспоминаю, что этот врач Гегечкори был послан в Париж по врачебной линии. После возвращения из Парижа этот врач Гегечкори информировал меня о встречах с Гегечкори и другими меньшевиками. Гегечкори мне рассказал о грызне, которая идет среди меныпевиков-эмигрантов, о различных группировках, при этом он мне сообщил о том, что Гегечкори-меныпевик в беседе с ним, врачом Гегечкори, заявил, что большевикам следовало бы обратить внимание на командный состав Красной армии.

ВОПРОС: С каких позиций поучал меньшевик Гегечкори обратить внимание на командный состав Красной армии?

ОТВЕТ: Врач Гегечкори мне об этом не говорил, а я не уточнял.

ВОПРОС: Продолжайте дальше показания.

ОТВЕТ: Об этой информации я доложил И. В. Сталину, а в частности о заявлении Гегечкори о командном составе Красной армии.

Врач Гегечкори, кажется, в 1937 году был арестован Министерством внутренних дел Грузии. Перед арестом его я поручал не то Гоглидзе, не то Кобулову заинтересоваться им в связи с его встречами в Париже с меньшевистскими лидерами. Как мне впоследствии стало известно, Гегечкори был расстрелян.

ВОПРОС: Вам оглашаются показания Беришвили:

«Мне известно, что шурин Берия или двоюродный брат жены Берия, врач, которого как будто зовут Константином, в 1937 году во время международной выставки приезжал в Париж, где секретно встречался с Евгением Гегечкори и с лидером национал-демократов (фашистов) Кедия Спиридоном. Он дал обещание им, что будет в Советском Союзе выполнять для них какое-то очень серьезное задание. Все это стало известно Ною Жордания и меньшевикам...».

Что вы можете показать по этому поводу?

ОТВЕТ: Ничего не могу сказать, ничего не знаю. Жена моя не знала о посылке врача Гегечкори во Францию. Она узнала о его поездке после возвращения Гегечкори из Франции.

ВОПРОС: Вам известно, что эмигрировавшая грузинская контрреволюция рассматривает вас как «своего человека» и твердо рассчитывает на вашу поддержку в случае государственного переворота?

ОТВЕТ: Абсолютно ничего не известно. Такого мнения не могло у них быть.

ВОПРОС: Не лгите. Вам оглашаются показания арестованного Ломтатидзе:

«Ной Жордания через своих эмиссаров, находившихся в Советской Грузии, а также из частных писем, поступавших к Жордания из Грузии в 1937 году, имел сведения о том, что Л. П. Берия фактически возглавлял антисоветское движение в Грузии. Оттуда упорно сообщали из многочисленных источников, что Л. П. Берия предпринимает шаги к объединению лично преданных ему грузинских коммунистов с грузинскими меньшевиками, проживавшими в Советской Грузии, а также и с другими элементами, недовольными советским строем.

То обстоятельство, что в Грузии искусственно возвеличивался Берия, искусственно внедрялся, так сказать, культ Берия, что, в частности, все приветственные телеграммы шли в два адреса — в адрес вождя СССР и обязательно наряду с этим в адрес Берия, — все это приводило нас, грузинских меньшевиков, к убеждению, что Берия старается стать на один уровень со Сталиным, с тем чтобы потом умалить авторитет Сталина и занять его место. Все мы, зарубежные меньшевики, считали, что Берия готовится стать грузинским Бонапартом.

Характерен один разговор со мной, который имел место между фашистом [так в тексте. — Ред.], агентом немецкой разведки Михаилом Кедия в 1943 году в Праге в гостинице «Алкрон».

Кедия, обсуждая в то время грузинские дела, восхищался Берия. Он доверительно мне сказал, «пока Берия в Москве у власти, нам нужно это использовать для достижения своих целей». Я выразил удивление, чем может нам помочь Берия. Кедия на это ответил: «Вы не все знаете. Берия тайно сочувствует нам. Его сердце принадлежит нам».

Кедия находился официально на жалованье в остминистериуме Розенберга и официально выполнял служебные поручения фашистских немецких властей по вопросам, связанным с грузинским населением, находившимся в Праге.

Характерно, что эмигранты-меньшевики и другие из числа мингрельцев всегда в штыки встречали всякую попытку критиковать Берия. Без преувеличения можно сказать, что эмигрантские мингрельские круги боготворили Берия».

Что вы можете показать?

ОТВЕТ: Это сущая провокация со стороны прожженного меньшевика Ломтатидзе. Я хочу заявить, что в деле разгрома меньшевистских и других антисоветских партий в Закавказье, и особенно в Грузии, я принимал самое активное участие, а также в борьбе с меньшевистскими и другими эмиссарами, засылаемыми из-за границы и не без успеха.

Протокол прочитан, записано все с моих слов верно.

Л. Берия

Допрос окончен 25 июля 1953 г. в 2 часа 30 минут.

Допросил: Генеральный прокурор СССР                      

  Р. Руденко

 

При допросе присутствовал и вел запись протокола допроса

следователь по важнейшим делам                                                               

Цареградский

 

Верно: [п.п.] Майор административной] службы                                            

Юрьева