Собственноручные показания советника посольства Ф. Бреера «Формы и методы легальной разведывательной деятельности германского МИДа». 23 августа 1947 г.
23 августа 1947 г.
Москва
I. Ответы на первый вопрос*1.
1) Формы, методы и другие способы легальной разведывательной деятельности германского Министерства иностранных дел и германских дипломатических и консульских представительств в загранице:
Под такой деятельностью подразумевается собирание сведений о чужих странах, касающихся политики, экономики, культуры, печати и т.д., поскольку это собирание не противоречит международному праву и внутренним законам этих стран.
В общем можно сказать, что являлось заданием наших посольств, миссий и консульств собирать сведения во всех областях политической, экономической и культурной жизни тех стран, где они находились. Консульства обыкновенно отправляли свои доклады в посольства или миссию их стран, иногда непосредственно в министерство. В таком случае копия доклада отправлялась в посольство или миссию.
Источниками для докладов являлись:
а) разговоры с государственными или общественными деятелями надлежащих стран, с дипломатическими или консульскими представителями третьих стран, с германскими гражданами, лицами немецкого происхождения, имевшими экономические или культурные связи с Германией (напр[имер], представители германских фирм);
б) печать и литература надлежащих чужих стран;
в) новые законы или другие правительственные распоряжения;
г) личные наблюдения сотрудников наших представительств.
Во время своего пребывания в Белграде (от мая 1936 г. до апреля 1937 г.) и Таллине (от июля 1937 г. до июля 1940 г.) я имел возможность знакомиться с главной частью докладов миссии, за исключением докладов военных и морских атташе.
Лично я был автором еженедельных докладов об эстонской печати до 1939 г. (точной даты не помню), но когда г-н фон Шульман [Герман] (до тех пор сотрудник местной немецкой газеты «Ревальте Цейтунг») вступил в состав миссии по линии печати и экономики. Эти доклады базировались на переводах переводчицы миссии, которая ежедневно докладывала посланнику и его сотрудникам о содержании пяти самых важных эстонских газет. Сам посланник при этом назначал те статьи, которые переводчица должна была переводить на немецкий язык для следующего пресс-доклада.
Наши представительства передавали в Берлин также и сведения, которые касались отношений между третьими странами (напр[имер], миссия в Эстонии передавала отзывы эстонских газет об отношениях между Швецией и Финляндией).
Отделы Министерства, обрабатывающие доклады, в данном случае решили также [их направлять во] внутренние учреждения (напр[имер], министерства экономики, пропаганды и т.д.), другие отделы Министерства иностранных дел, другие германские представительства и т.д. Надо было отправлять копии докладов. Так, в выше избранном примере копии таллинского доклада получили наши миссии в Гельсинки и Штокголме*2.
В Москве условия работы посольства различались в некоторых отношениях от деятельности наших представительств в других странах. Из источников для информации отпадала возможность разговоров или каких-либо других отношений с германскими гражданами, постоянно живущими на территории СССР, потому что таких во время моего пребывания в Москве (1940/[ 194] 1 г.), за исключением членов самого посольства, немногих германских журналистов и заключенных, уже не было. Также возможности отношений к советским гражданам вследствие мер, надлежащих советских авторитетов, не существовало. Я это твердо утверждаю касательно своей собственной работы в консульском отделе посольства. Что касается работы других отделов, то я не имел возможности с ней знакомиться. Я лично не видел ни одного доклада Политического или экономического отделов.
Относительно работы общего отдела, т.е. канцлера посольства, мне известен метод доставления советских денег для потребностей посольства. Поскольку мне известны все московские дипломатические представительства, покупали советские деньги за границей, в первую очередь от 25 до 40 рублей за один доллар.
В 1941 г. дипломатический корпус согласился с Госбанком в том смысле, что последний менял дипломатам иностранную валюту (доллар) на основании повышенного курса. Сотрудники германского посольства меняли доллар за фиксированный и гарантированный курс 25 рублей. Если касса не была в состоянии купить нужные советские деньги за этот курс, Министерство должно было достать добавочные средства из своего бюджета.
2) Формы, методы и другие способы нелегальной разведывательной деятельности германского Министерства иностранных дел и германских дипломатических и консульских представительств за границей.
Про такую деятельность мне ничего неизвестно.
II. Ответ на второй вопрос.
Если я не ошибаюсь, в 1938 г. адмирал Канарис был проездом в Финляндию в Таллине. Его сопровождали некоторые офицеры, из которых я помню фамилии полковника Пикенброк*3 и майора фон Бентивеньи*4. Я с этими господами познакомился по поводу одного завтрака в квартире посланника Фровейн*5. О цели путешествия и других служебных подробностях мне, конечно, ничего не стало известно.
В связи с этим визитом я имел разговор с своим коллегой Бок [Вольдемар], из которого я узнал, что Канарис являлся главой германской контрразведки (Абвер) и что это учреждение, как и Тайная государственная полиция (Гестапо), занимается разведывательной работой за границей. Про внутреннюю структуру этих двух учреждений и способы их работы мне ни из этого разговора, ни из других источников ничего не стало известно.
Единственным органом Абвера, с которым я лично познакомился (за исключением уже названных лиц), являлся помощник морского атташе в Гельсинки корветтен-капитан Целлариус (Александр, из Риги, примерно 50 лет). Он, как и сам морской атташе, контр-адмирал фон Бонин, был аккредитован не только в Финляндии, а также в Эстонии и Латвии. Скоро, в 1939 году, после начала войны (точной даты не помню), Целлариус переселился в Таллин и там остался до соединения Эстонии с СССР. Он имел при себе одну секретаршу (Бенак Гильдегард, пр[имерно] 40 лет, из Кёнигсберга) и одного унтер-офицера для шифровки, фамилию которого я уже не помню.
Про деятельность Целлариуса мне только мало известно. Что он был человеком Канариса, мне сказал уже названный сослуживец Бок. Самого Ц[еллариуса] я ни об этом факте, ни о его работе никогда не говорил. Он никогда не пробовал втягивать меня в область своей деятельности. Я его все-таки неоднократно видел вместе с эстонскими офицерами в таллинских ресторанах. Несколько раз я его видел в доме местного представителя фирмы Зимменс фон Мальтцан (Фридрих, пр[имерно] 55 лет, майор зап[асного] состава). У других моих таллинских знакомых я его никогда не встречал. Другие органы германских разведывательных учреждений мне неизвестны.
III. Ответ на третий вопрос.
Меня призвали в германскую армию 15 января 1942 г., а именно в 8-й мотострелковый зап[асной] бат[альон] в г. Эберсвальде. Оттуда меня отправили, сразу на Восточный фронт, куда я прибыл в конце февраля месяца в составе зап[асного] эшелона для 8-й танковой дивизии, в которой я служил до капитуляции. В первое время, до сентября 1942 г., я служил рядовым солдатом и, от августа, ефрейтором в штабной роте 28-го мотострелкового] полка 8-й танк[овой] див[изии].
Дивизия тогда стояла на реке Ловать и участвовала в боях для освобождения города Холм из советского окружения. Штаб полка тогда квартировался в разных деревнях между городами Локня и Холм. Командиром полка был тогда полковник фон Боденгаузен, а с мая месяца майор фон Вольф*6. Я подчинялся старшине войскового штаба Шнейдер (Рихард, около 35 лет). По его приказанию я в некоторых случаях во время отсутствия полкового переводчика русского эмигранта Волкова Андрея (около 40 лет, из Екатеринослава) передал русским деревенским старостам распоряжения штаба полка на русском языке.
Эти распоряжения держались вполне в пределах международного военного права, в особенности Гаагской конвенции 1907 г.19 Они касались: 1) реквизиции картофеля ввиду невозможности его достать обыкновенным путем (во время сильных морозов). Картофель принадлежал общине, и штаб заплатил за него официальную цену. 2) В некоторых случаях по распоряжению полка мобилизовали рабочую силу для работы на дорогах для всеобщего употребления (снег копать) или во время беспутицы доставлять возы для транспорта продуктов от большака в деревню. За это штаб платил деньгами и, в случае работ на дороге, кроме того, продуктами.
В сентябре 1942 г. меня перевели в 7-ю роту полка для службы в передовой линии. Полк тогда держал оборону на реке Ловать. Командиром роты был ст[арший] лейтенант фон Штаусс (Свен, пр[имерно] 35 лет, из Берлина). Командиром взвода был штабе-фельдфебель Тейфер (пр[имерно] 45 лет), командиром отделения фельдфебель Гере (пр[имерно] 30 лет, из Восточной Пруссии).
1 ноября 1942 г. я стал унтер-офицером, и в том же месяце дивизия перешла в район Великих Лук, где участвовала в боях до марта 1943 г. В начале февраля месяца меня перевели в 1-ю роту моего полка, которой тогда командовал ст[арший] лейтенант Бунк (Ганс, пр[имерно] 35 лет, из Дессау). Командиром взвода был лейтенант Михал (пр[имерно] 30 лет, из Судетской области). Я сам тогда был командиром отделения.
В марте 1943 г. дивизия уехала в Белоруссию и там квартировалась между городами Невель и Городок. В это время, если я не ошибаюсь, в апреле месяце, я стал фельдфебелем и командиром взвода в моей роте. В мае или июне 1943 г. I бат[альон] моего полка, следовательно и моя рота, два или три раза участвовала в действиях против партизан в лесах между Городок и рекой Двина. Действия эти организовывались таким образом, что немецкие части окружали лес, и русские добровольцы проходили самый лес, чтобы уничтожить или взять в плен партизан. Мой батальон во время этих действий не имел никаких столкновений с партизанами или с русским населением.
В июне 1943 г. меня отправили в запасную часть в Эберсвальде и оттуда в военную школу в Витау в Моравии. После окончания курса я 1 ноября 1943 г. стал ст[аршим] прапорщиком. В декабре 1943 г. я только две недели был на курсе для ст[арших] прапорщиков зап[асного] состава в городе Аргус в Дании. В начале января 1944 г. я, уже как лейтенант зап[асных] частей, вернулся к своей дивизии, которая тогда держала оборону восточнее города Проскуров. Я стал офицером связи в штабе дивизии и там служил под начальством капитана Гень (пр[имерно] 35 лет, из Шуттгарта), тогдашнего 1-го офицера генштаба (Іа). На этом положении я остался до июня 1944 г. В это время дивизия участвовала в боях в Западной Украине, а в последнее время, примерно с мая месяца, стояла за фронтом вблизи города Злочев. Іа тогда уже был майор граф Кастел-Кастел (пр[имерно] 40 лет, из Баварии).
В июне 1944 г. меня перевели в штаб 28-го мотострелкового] полка, где я тоже был офицером связи. Командиром полка тогда был полковник Ленц (пр[имерно] 50 лет), адъютантом — капитан фон Штаусс (см. выше). 20 июня я был ранен и затем отправлен в лазарет в г. Одерберге.
Только в октябре 1944 г. я вернулся на фронт. Дивизия тогда стояла в обороне в Восточной Словакии, но в тот же месяц перешла на формирование в Польшу, западнее г. Тарнов. Я снова стал офицером связи в штабе дивизии. Іа тогда был майор Бальве (пр[имерно] 35 лет, Гельмут, из Изерлона).
В начале декабря 1944 г. дивизия перебросилась в Венгрию, где она участвовала в боях вблизи Будапешта и по обеим берегам реки Гарам. В январе 1945 г. дивизия была транспортирована в Силезию и оттуда в апреле месяце в Моравию, где она дралась южнее и севернее города Брюн до капитуляции. В последние дни часть дивизии участвовала в боях вблизи г. Олмюнц.
Сам штаб дивизии узнал о капитуляции 9 мая утром вблизи г. Иглау. Он продолжал путь в западном направлении до г. Писек, где он сдался в американский плен. 19 мая американцы меня передали вместе с другими военнослужащими советским войскам.
Во время моей второй службы в штабе дивизии, т.е. от октября 1944 г. до мая 1945 г., я неоднократно участвовал в заседаниях военного суда моей дивизии в качестве обвинителя или защитника. Судили там офицеров и солдат армии, главным образом из личного состава дивизии. Иностранцев, в частности, советских граждан, там не судили. Подсудимые попадали под суд за следующие преступления: 1. дезертирство, 2. грабеж, 3. нарушение служебных обязанностей на фронте, 4. трусливость. Политические преступники (подпольная агитация), как не входящие в компетенцию дивизионных судов, подлежали передаче армейскому суду.
В тот же самый период я в некоторых случаях допрашивал военнопленных из рядовых и сержантского состава Красной Армии. Этими допросами обыкновенно занимался помощник Іс зондерфюрер Вальтер Арнольд (пр[имерно] 45 лет, из Пскова). Но во время его отсутствия или усиленного занятия приходилось и мне временно исполнять его обязанности. Допросы производились на основании списка вопросов, которые составлялись Іс армии.
БРЕЕР
23/ѴІІІ 1947 г.
Примечания:
*1 Здесь и далее в документе сохранена орфография подлинника.
*2 Речь идет о Хельсинки и Стокгольме.
*3 Речь идет о германском военном разведчике генерал-лейтенанте Гансе Пикен-броке.
*4 Речь идет о германском военном разведчике генерал-лейтенанте Франце Арнольде Эккарде фон Бентивеньи.
*5 Речь идет о немецком дипломате Гансе Фровейне.
*6 После фамилии в круглых скобках нарисован крест.