Введение

ВВЕДЕНИЕ

Крестьянское хозяйство уже в течение многих десятилетий является предметом самого тщательного и подробного изучения. На почве этого изучения не раз возникали острые споры, формировались особые течения экономической мысли, и надо думать, что в русской экономической литературе нельзя найти другую тему, которой бы было посвящено такое же необозримое количество книг и брошюр, представляющих собой самые разнообразные подходы к вопросу и самые различные направления мысли.

Поэтому, выступая с новой работой о крестьянском хозяйстве, совершенно необходимо ориентироваться в отношении всех ранее бывших теорий и поставленных проблем, возможно строго очертить свои задания и метод работы, так как в противном случае трудно будет избежать самых досадных недоразумений и самых неправильных толкований полученных выводов.

Эти предосторожности в свое время не были приняты во внимание исследовавшими то направление, к которому принадлежит автор, и в итоге ему приходится, прежде чем приступить к изложению результатов своей многолетней работы, потратить немало усилий на доказательство самого права на существование того направления, к которому он принадлежит, и немало времени потратить на точное оформление тех методологических основ работы, единообразное понимание которых одно может обеспечить автору, его критикам и читателю возможность говорить на одном языке.

То течение русской экономической мысли, которое получило не совсем удачное наименование «организационно-производственного направления»² и к которому вместе с автором принадлежат А. Н. Челинцев, Н. П. Макаров, А. А. Рыбников, А. Н. Минин, Г. А. Студенский и другие, оформилось незадолго перед войной³ и было вызвано к жизни теми глубокими социально-экономическими изменениями, которые после революции 1905 г.⁴ наметились в жизни нашей деревни.

До этого времени к изучению крестьянского хозяйства подходили в полном соответствии с бывшим тогда уровнем народно-хозяйственного развития как к некой полунатуральной народно-хозяйственной стихии, интересовались ею как источником налоговых сборов, как внутренним рынком для фабрикантов поощряемой городской индустрии или как неиссякаемым источником дешевой рабочей силы, посылаемой в города пролетаризирующимися слоями деревни. С другой стороны, некоторые из общественно-политических течений, желая в устоях деревенской жизни найти элементы, могущие противостоять надвигающемуся «бедствию капитализма», изучали общину и формы бытовых артелей, пытаясь в них найти искомые твердыни. Однако и эти народнические исследования ставили перед собой социально-экономические проблемы, именно в этой плоскости возник и велся весь знаменитый спор народников и марксистов о судьбах земледелия, развитии в нем капитализма, о дифференциации и пролетаризации крестьянства, и, мы повторяем, иных подходов к крестьянству в то время невозможно было и ожидать.

Положение дел начинает постепенно видоизменяться, поскольку в начале текущего столетия намечается коренной перелом в самых основных устоях нашего земледелия, да и всего народного хозяйства.

Изменение мировой рыночной конъюнктуры в сторону, благоприятную для сельского хозяйства, образование в России благодаря развитию индустрии внутреннего рынка для продуктов сельского хозяйства, быстрое развитие рыночных отношений и товарности крестьянского хозяйства, быстрый рост торгового капитализма, неудержимый рост кооперативного движения, неуклонное нарастание всяких организаций, содействующих сельскому хозяйству, и в особенности организаций агрономической помощи населению, - все это, появляясь вполне незаметно в форме всякого рода «попыток», «начинаний» и «интересных явлений», с каждым годом нарастало все более и более количественно, превращалось в массовое явление, и к началу войны наша деревня уже качественно была мало похожа на деревню прошлого столетия.

Само собою понятно, что в дальнейшем, в советский период нашей истории, все эти процессы еще более углубились и пропасть между новым и старым стала еще более глубокой.

Для нас в этом исключительно глубоком историческом процессе в настоящий момент особенно важно было то обстоятельство, что в толще деревни появились многие тысячи агрономов и кооперативных работников, которые не только наблюдали и изучали, но по своей профессиональной работе обязаны были организовывать крестьянское хозяйство, подробно вникать в основы его организационного плана, искать и находить пути его видоизменения и строить путем молекулярной работы новую русскую деревню.

Само собой понятно, что в этой совершенно новой для всего русского общества работе агрономы и кооператоры нередко оказывались, как в лесу, и многократно терялись. Перед нами вставало великое множество полутехнических, полуэкономических проблем, не предусмотренных никакими книгами и не рассмотренных еще никакими учеными школами.

Учет рентабельности химических удобрений в условиях русской деревни, нормы оплаты кормов, нормальный состав стада, выгодность одного и другого севооборота, экономическая оценка различных систем кормодобывания, обоснование мелкого кредита, организация труда в хозяйстве, пределы применения сельскохозяйственных машин и многое другое, в чем техника и экономика перемешивались в самых разнообразных сочетаниях.

Все эти вопросы были совершенно неотложны, так как без того или иного их разрешения, хотя бы немного грубого, было немыслимо само продолжение агрономической работы. Поэтому не мудрено, что в самых разнообразных углах нашей страны самые разнообразные авторы начали решать различные организационные вопросы сельскохозяйственного производства. Достаточно прочитать статьи местных агрономических журналов, протоколы прений уездных и губернских агрономических совещаний, отчеты агрономов и статистические сборники этих знаменательных 10-х годов нашего века, чтобы воочию увидеть подпочву организационно-производственного направления экономической мысли. Те авторы, с именами которых связывается это направление, в большинстве своем агрономы, отчасти кооператоры и статистики, если не ошибаюсь, впервые лично встретились на Московском областном агрономическом съезде 1911 года⁵, и с этого года в формах жесткой междоусобной полемики постепенно выкристаллизовалось и само направление.

Главной литературной цитаделью направления был Харьковский «Агрономический журнал»⁶, редактируемый К. А. Мацеевичем, где наряду со сторонниками направления работали Н. Н. Суханов, П. П. Маслов, а секретарем, если не ошибаюсь, был М. А. Ларин.

За последнее время почему-то принято считать, что научно-исследовательская работа «организационно-производственного» направления сводится к построению особой теории крестьянского хозяйства. Это одно из глубочайших заблуждений. Наша группа, отвечая на практические запросы агрономов и кооператоров, занесла в свои активы обширный круг разработанных ею тем: методы сельскохозяйственного районирования, использование статистики железнодорожных перевозок для товарной характеристики районов, счетоводный анализ крестьянских хозяйств, методика бюджетных и анкетных исследований, кропотливое изучение специальных культур и кустарных промыслов, анализ работы учреждений мелкого кредита, монографическое описание маслодельной, картофельной, льняной и молочной кооперации, изучение эволюции организационных форм сельского хозяйства, основы водного хозяйства на орошаемых землях, установление оптимальных размеров сельскохозяйственных предприятий, методы технического учета сельскохозяйственного производства, теория сельскохозяйственной кооперации, методика агрономической помощи населению. Таков далеко не полный круг тем, которые освещались в работах А. Н. Челинцева, Н. П. Макарова, А. А. Рыбникова и других авторов направления. Теория крестьянского хозяйства была только одной из этих тем, правда, быть может, наиболее спорной, так как все остальные работы обычно не встречали критических замечаний.

Тем не менее сообразно предмету настоящей работы мы должны оставить в стороне все другие исследования школы и сконцентрировать наше внимание на присущей ей теории организации крестьянских хозяйств.

Вопрос о теоретических основах организации крестьянского хозяйства был постепенно выдвинут из горнила агрономической и кооперативной практики и поставлен первоначально в виде многочисленных отдельных недоумений и размышлений над частными организационными проблемами.

Генетически наше учение сложилось из двух русел исследовательской работы:

1. Постепенного накопления огромного эмпирического материала по вопросам организации крестьянского хозяйства, полученного частью путем обработки данных земской и государственной статистики, частью путем самостоятельных, по преимуществу бюджетных, исследований. Простое индуктивное обобщение этого материала приводило к целому ряду бесспорных эмпирических выводов, составляющих, как увидит из последующих глав читатель, две трети содержания настоящей книги.

2. Установления, также эмпирически, целого ряда фактов и зависимостей, которые не укладывались в рамки обычного представления об основах организации частнохозяйственного предприятия и требовали какого-либо специального толкования. Эти специальные объяснения и толкования, даваемые в начале в каждом конкретном случае отдельно, внесли в обычную теорию частнохозяйственного предприятия такое количество осложняющих элементов, что в конце концов оказалось более удобно обобщить их и построить особую теорию трудового семейного предприятия, несколько отличающегося по природе своей мотивации от предприятия, организованного на наемном труде. Эта гипотеза освободила теоретический анализ организации крестьянского хозяйства от многочисленных поправок, исключений и осложнений и позволила построить более или менее стройное логическое обобщение всего эмпирического материала.

Таким образом и создалось постепенно «особое понимание природы крестьянского хозяйства»⁷, с которым связано столько досадных недоразумений.

Так как из этих двух путей генезиса нашего учения об организации крестьянского хозяйства только второй имеет методологический и теоретический интерес, мы и постараемся возможно подробно и конкретно осветить его этапы.

Главнейшие факты и эмпирические зависимости, обратившие внимание на особенности в организации крестьянского хозяйства, можно свести к следующим, имевшим для развития теории решающее значение.

1. В конце прошлого столетия пермский агроном Д. И. Кирсанов, занятый распространением, среди крестьян улучшенного инвентаря, наткнулся на крайние затруднения в распространении молотилок, несмотря на их крайнюю, бухгалтерски исчисленную выгодность. Главную причину этого неуспеха он видел в том, что в данном случае труд, вытесняемый машиной, в условиях зимнего времени в Пермской губернии не мог найти себе никакого приложения. Благодаря этому несомненное удешевление производства наталкивалось здесь на тот факт, что введение усовершенствованной и выгодной машины не только не увеличивало общей суммы доходов крестьянина, но уменьшало ее на величину ежегодной амортизации машины. Если согласно аналогии с организационными основами обычного частного предприятия считать, что крестьянское хозяйство есть такое предприятие, в котором предприниматель и рабочий соединены в одном лице, то в данном случае выгода крестьянина как предпринимателя целиком погашалось его убытками как наемного рабочего, вынужденного удлинить свою сезонную безработицу.

2. Незадолго до революции 1905 году киевский проф. В. А. Косинский написал толстую книгу, называемую «К аграрному вопросу»⁸, где с очень большой тщательностью и обширным материалом доказывал, что арендные цены, уплачиваемые крестьянами за снимаемую у наемных владельцев пашню, значительно выше той чистой прибыли, которую с этих же земель можно, получить при капиталистической их эксплуатации! Около этого же времени П. П. Маслов отметил это обстоятельство в I томе своего «Аграрного вопроса»⁹ и установил понятие «потребительской аренды», в которой под давлением потребительской нужды малоземельные крестьяне, избегая вынужденной безработицы, платят за аренду земли не только ренту и весь чистый доход, но и значительную часть своей заработной платы. В данном случае опять интересы крестьянина как рабочего, бедствующего в своем хозяйстве от безработицы, пересиливают его интересы как предпринимателя. Впоследствии было показано, что отмеченная особенность распространяется не только на арендные платы, но и на цены на землю, платимые крестьянами в размерах, значительно превышающих капитализированную ренту.

3. Такое же объяснение, как и в случае с продовольственной арендой, мы должны были дать при анализе экономических основ крестьянского льноводства и картофелеводства. Эмпирические материалы, собранные в отношении этих трудоемких культур, указывали, что часто эти культуры по сравнению, например, с овсом дают при бухгалтерском анализе очень малую чистую прибыль, а потому почти, никогда не получают большого распространения в частновладельческих и крупнокрестьянских хозяйствах. Малоземельные крестьяне, теряя в размере чистой прибыли, весьма широко их разводят, так как этим получают возможность расширить объем реализуемого ими в своих хозяйствах труда и сократить сезонную безработицу.

4. Вологодские, воронежские и ряд других бюджетных исследований¹⁰ указали нам обратную зависимость между земельным наделом и размером промыслового дохода. Чем меньше площадь землепользования, тем больший объем приобретает промысловая деятельность. При этом весьма интересно то, что суммарный доход от сельского хозяйства и промыслов вместе если не постоянен в различных посевных группах, то во всяком случае более постоянен, чем промысловый и сельскохозяйственные доходы в отдельности.

Говоря иначе, поскольку наш крестьянин как рабочий-предприниматель не в состоянии развить в своем хозяйстве достаточную реализацию своего труда и добыть себе достаточный, по его мнению, заработок, он бросает на время свое предприятие и превращается просто в рабочего, бегущего в чужое предприятие, спасаясь от безработицы в собственном.

5. Проф. Н. П. Никитиным в одной из работ в семинарии А. Ф. Фортунатова удалось установить, что в России в отличие от Англии заработные платы не прямо, а обратно пропорциональны ценам на хлеб¹¹. Так как цены на хлеб определялись урожаем, то объяснение отмеченного феномена, естественно, сводилось к тому, что крестьяне как рабочие-предприниматели в годы неурожая и, следовательно, высоких цен, не имея возможности свести концы с концами за счет своих сельскохозяйственных предприятий, выбрасывали себя как рабочих на рынок труда и сбивали заработные платы массовым наплывом предложения рабочих рук.

6. Анализ бюджетных материалов по мелкокрестьянским хозяйствам Швейцарии, Вологодской, Московской, Харьковской, Новгородской и Тамбовской губерний¹² с несомненностью установил, что рабочая сила крестьянских семей используется ими далеко не в полной и не в одинаковой степени напряжения и на степень этой самоэксплуатации в сильной степени влияет степень валовой производительности этого труда.

Так, например, если в зависимости от улучшения рыночной конъюнктуры или более рентного положения хозяйства каждая единица труда начинает давать большую выработку, то общая выработка хозяйства, конечно, растет, но не с такой скоростью, с какой нарастает производительность единицы труда, а следовательно, число реализуемых единиц труда падает, что подтверждается и прямыми наблюдениями. В данном случае крестьянин как рабочий, воспользовавшись благоприятным положением хозяйства и своими рентными доходами, заставляет крестьянина как предпринимателя предоставить ему лучшие условия труда в смысле сокращения годового рабочего времени вопреки естественному стремлению предпринимательства расширить объем хозяйственной работы для использования удачной конъюнктуры.

Приведенный список нарушений предпринимательских правил крестьянским хозяйством, как это читатель увидит в последующих главах, может быть значительно расширен. Последние исследования установили, что все они особенно ярко выражены в районах аграрного перенаселения, материалы которых и послужили нам для наших первых работ.

Однако ввиду массового характера аграрной перенаселенности отмеченные явления имеют столь же массовый характер и могут дать достаточный материал для изучения.

Как видно из нашего попутного анализа, все эти случаи могут быть истолкованы при помощи категорий капиталистического хозяйства, построенного на наемном труде. Для этого, однако, приходится создавать весьма сомнительную концепцию, объединяющую в лице крестьянина и предпринимателя-капиталиста, и эксплуатируемого им рабочего, впадающего в хроническую безработицу и заставляющего своего хозяина во имя своих рабочих интересов переламывать свое хозяйство и поступать предпринимательски невыгодно. Возможно, что эта фикция в интересах монизма экономического мышления и должна быть сохранена, как указывал, например, проф. А. Вебер, во время нашего с ним личного разговора по поводу немецкого издания этой книги.

Однако нам лично она кажется слишком натянутой и искусственной и к тому же практически скорее запутывающей наблюдающиеся факты, чем поясняющей их. Поэтому мы более склонны воспользоваться для теоретического истолкования наблюдавшихся организационных особенностей другой гипотезой, основанной на концепции крестьянского хозяйства как трудового семейного хозяйства, в котором семья в результате затраты годичного труда получает единый трудовой доход и соизмеряет свои усилия с получаемым материальным результатом.

Говоря иначе, мотивацию хозяйственной деятельности крестьянина мы принимаем не как мотивацию предпринимателя, получающего в результате вложения своего капитала разницу между валовым доходом и издержками производства, а скорее как мотивацию рабочего, работающего на своеобразной сдельщине, позволяющей ему самому определять время и напряжение своей работы.

В этой скромной предпосылке, в сущности, и заключается вся оригинальность нашей теории организации крестьянского хозяйства, так как все остальные выводы и построения строго логически вытекают из этого основного предположения и увязывают весь эмпирический материал в довольно стройную систему.

В противопоставлении этих двух гипотез весь ключ вопроса: мы должны принять или концепцию фиктивного двоедушия крестьянина, объединяющего в своем лице и рабочего, и предпринимателя, или концепцию семейного хозяйства с мотивацией своей работы, аналогичной мотивации сдельщины. Ничего третьего не дано¹³.

Мы остановили свой выбор на втором как на гипотезе, менее эффективной и более просто поясняющей все наблюдаемые явления. Впрочем, на наш выбор в значительной степени повлияло и некоторое расширение теоретической постановки вопроса о крестьянском хозяйстве.

Концепция крестьянского хозяйства как хозяйства предпринимательского, в котором хозяин нанимает самого себя в качестве рабочего, мыслима только в условиях капиталистического строя, так как вся она состоит из капиталистических категорий. Крестьянское же хозяйство как организационная форма, а в настоящий момент оно нас только так и интересует, вполне мыслимо и в других народнохозяйственных системах, а именно в условиях крепостнически-феодальных, в условиях крестьянско-ремесленных стран и, наконец, в условиях чисто натурального быта, т. е. в условиях таких народно-хозяйственных систем, в которых, совершенно отсутствовали категории наемного труда и заработной платы - если не исторически, то логически.

Сообразно этому если мы хотим иметь для крестьянского трудового хозяйства одну организационную концепцию вне зависимости от того, в какую народно-хозяйствен-ную систему оно входит, то мы должны будем неизбежно остановиться на семейно-трудовом понимании его организационной сущности.

Само собой понятно, что для каждой системы народного хозяйства и даже для каждой фазы ее развития народно-хозяйственная роль крестьянских хозяйств, их взаимоотношение с другими типами хозяйств, взаимоотношения и борьба крестьянства как класса с другими сосуществующими ему классами и, наконец, форма участия и доля в распределении национального дохода будут в высшей степени различны. Но организационный склад основной ячейки крестьянского трудового семейного хозяйственного предприятия останется тот же самый, всегда в частностях видоизменяющийся и приспособляющийся к окружающей народное хозяйство обстановке, до тех пор, конечно, пока крестьянское хозяйство существует как таковое и не начало перестраиваться в другие организационные типы.

Таков генезис и такова сущность нашей теории крестьянского хозяйства как учения об одной из организационных форм частнохозяйственного предприятия.

Мы претендуем пока только на то, что нами было изложено, и ни на что больше: только на особую главу из курса организации хозяйства, прославленного немецкого Betriebslehre¹⁴.

И совершенно неправы те наши критики, которые, не поняв скромности наших намерений (а в этом и мы повинны несколькими чересчур громкими фразами ранних работ), обвиняют нас в исключительно дерзких покушениях, от которых мы сами достаточно далеки. Критические замечания, обычно сопутствовавшие развитию организационно-производственного направления, если не считать случайных указаний, обычно основанных на недоразумении, которые, естественно, отпадают сами собой при подробном ознакомлении с настоящей систематизированной работой, обычно сводились к пяти серьезным обвинениям.

Перечислим их все:

1) нам указывают, что организационно-производственная школа берет крестьянское хозяйство статично и рассматривает его оторванно от окружающей социально-экономической и исторической действительности, что является после новейших марксистских и иных работ наивным и грубо неправильным;

2) организационно-производственная школа не пользуется марксистским методом и по своей сущности является эпигоном австрийской школы предельной полезности;

3) описываемого нами трудового крестьянского хозяйства с благородной трудовой мотивацией в настоящее время в природе не встречается. Все крестьянство обуреваемо предпринимательством, и фермерский тип организации земледелия - ближайший этап нашего сельского хозяйства, а поэтому практически не интересно изучать отжившие формы;

4) организационно-производственное направление совершенно игнорирует, что крестьянское хозяйство втянуто в капиталистическую систему мирового хозяйства, жестоко эксплуатируется мировым капиталом, борется с ним, само по себе не является однородным идеологическим сладеньким собранием патриархальных трудовых хозяйств, но представляет собой ряд дифференцированных групп, ведущих ожесточенную борьбу между собой;

5) организационно-производственное направление идеализирует распыленные, пропитанные мелкобуржуазным духом крестьянские хозяйства, выковывает их идеологию и тем поддерживает реакционные докапиталистические еще формы народного хозяйства.

В высшей степени просто показать, что все эти обвинения неверны и основаны на самых грубых недоразумениях. Постараемся рассмотреть каждое в отдельности.

1. Если бы мы ставили перед собой задачу дать анализ крестьянского хозяйства как народно-хозяйственного явления, мы, несомненно, должны были бы рассматривать его динамически, в связи с той исторической обстановкой, в которой оно существует, и анализировать его как историческую, а не как логическую категорию.

Этой задачи мы пока что перед собой не ставим. Мы не занимаемся ни судьбами крестьянского хозяйства, ни его исторической и народно-хозяйственной концепцией, ни даже историческим развитием систем хозяйства. Наша задача несоизмеримо скромнее. Мы просто стремимся понять, что собою представляет крестьянское хозяйство с организационной точки зрения, какова морфология того производственного аппарата, который называется трудовым крестьянским хозяйством. Нас интересует, как в этом аппарате достигается соразмерность частей, как достигается организационное равновесие, какова механика оборота капитала и его восстановления в частнохозяйственном смысле, каковы методы определения выгодности и рентабельности и каковы формы реакции на воздействия внешних природных и экономических факторов, принимаемых нами как данное.

При всем этом нас интересует не система крестьянского хозяйства и формы организации в их историческом развитии, а сама механика организационного процесса.

А этот организационный анализ по самой своей природе должен быть статичен, как является статичным анализ конструкций паровоза Компаунд¹⁵ или какого-нибудь турбогенератора.

Нам могут сказать, что изучение морфологии не нужно для народно-хозяйственного понимания крестьянского хозяйства и что эта задача не экономиста, а техника. Мы не будем спорить и согласны впредь именоваться агрономами, но, по нашему разумению, для народно-хозяйственного понимания крестьянского хозяйства статическое организационно-агрономическое изучение его столь же необходимо, как и динамическое его изучение в составе всей исторически развивающейся системы народного хозяйства.

В составе каждой науки должны быть и динамические, и статические элементы. Для того чтобы понять жизнь растений, мы должны ныне изучить геоботанику, жизнь растительных форм по ископаемым остаткам, ознакомиться с теориями Ч. Дарвина и Де Фриса, изучить весь механизм физиологии растений. Но все это не только допускает, но и требует настоятельного и притом предварительного изучения анатомии растительной клетки и морфологии, скажем, листа.

При этом, конечно, никто не заподозрит морфолога стебля, что он на основании анализа камбиального слоя будет выводить законы распространения сложноцветных по ботаническим зонам Европы.

То же самое и в экономии. В системе К. Маркса, которого уж никак нельзя упрекнуть в пренебрежении к динамике, можно найти немало статических элементов и приемов статического анализа. Теория ценности, морфология кругообращения капитала и процессов расширенного и простого восстановления капитала статичны и сконструированы путем логического анализа для того, чтобы впоследствии употребить их как оружие для исторического динамического анализа действительности.

Говоря короче, мы пока разрабатываем морфологические статические элементы науки о крестьянских хозяйствах. Уже по одному этому они не могут быть противопоставлены никакой иной динамической народно-хозяйственной концепции крестьянского хозяйства.

В своем современном виде они в высшей степени полезны агрономам-организаторам точно так же, как и статически сконструированные курсы организации хозяйства Т. Гольца, Ф. Ватерстрадта и Ф. Эребо полезны для организации крупных немецких хозяйств.

В дальнейшем наш морфологический анализ послужит, по всей вероятности, ценнейшим орудием для динамического анализа крестьянского хозяйства во всей сложности его исторической обстановки.

Во всех тех, правда немногих, случаях, когда экономисты организационно-производственной группы подходили к народно-хозяйственным проблемам, они всегда становились на динамическую точку зрения. Достаточно прочитать книгу Н. П. Макарова «Крестьянское хозяйство и его эволюция»¹⁶ или работы А. А. Рыбникова о промышленном льноводстве¹⁷, чтобы воочию убедиться в том, что они построены в плоскости сугубо динамического анализа.

2. В наших объяснениях по первому обвинению мы в некотором отношении ответили и на второе. Поскольку нашей задачей является организационный анализ производственного аппарата крестьянского хозяйства, мы тем самым неизбежно должны оставаться в пределах статических методов организационного анализа. Методы же марксистского народно-хозяйственного анализа выработаны и применяются в практике не частнохозяйственных, а народно-хозяйственных исследований и в высшей степени трудно перенести их, например, в сельскохозяйственную таксацию или счетоводство, а равно и в анализ организации предприятий.

Очень многие из методов марксизма давно уже получили всеобщее признание, органически вошли в методику общественных наук, и было бы в высшей степени смешным, если бы мы обошли их, приступив к анализу крестьянского хозяйства как народно-хозяйственной категории. Мы думаем, что в ближайшие же годы на примере исследования народно-хозяйственных проблем мы сможем уяснить себе и другим, что из богатою опыта марксистской методики будет усвоено нами в практической исследовательской работе.

Несколько сложнее дело обстоит с обвинением в приверженности к «австрийскому дому»¹⁸.

Однако это обвинение скорее личного, чем школьного, характера. В состав организационно-производственного направления, как равно и в состав его критиков, входят экономисты самых разнообразных общеэкономических приверженностей, и я, например, совершенно не могу припомнить взглядов А. Н. Челинцева на проблему ценности, знаю только, что он - ярый противник закона убывающего плодородия земли. Ни у Н. П. Макарова, ни у А. А. Рыбникова, ни тем более у А. Н. Минина нет ни строчки, дающей основания заподозрить их в «австрийском грехе».

У автора же настоящей книги действительно встречаются выражения, и даже в настоящей книге, вроде «субъективные оценки», «предельная затрата труда» и даже «полезность предельного рубля выработки работника»¹⁹. Тут уже отпереться трудно. Однако я все-таки это обвинение считаю неправильным и, говоря словами одного французского арестанта, «будучи убийцей, вовсе не хочу, чтобы меня называли отравителем». Гипотеза субъективного трудопотребительского баланса мною применяется для анализа внутрихозяйственных процессов и для установления природы мотивации хозяйственной деятельности крестьянской семьи. За пределами своего хозяйства, в сфере межхозяйственных отношений, крестьянское хозяйство проявляется и может проявляться только своими объективными действиями, и из массового взаимоотношения этих действий с действиями других слагающих народнохозяйственной системы и образуются объективные социальные феномены цены, ренты и пр.

В первом томе «Капитала» К. Маркс признает возможность потребительской оценки благ, но утверждает, что из нее нельзя вывести социальный феномен ценности²⁰.

Аналогично этому я устанавливаю в хозяйственной практике крестьянского хозяйства наличность трудопотребительского баланса и его большой роли для определения объема хозяйственной деятельности семьи, но совершенно не считаю возможным выводить из этого факта всю народно-хозяйственную систему.

Автор настоящей книги в отношении австрийской школы стоит приблизительно в таком же отношении, как и И. Тюнен, для которого принцип предельности также играл немалую роль.

3. Наши критики иногда указывают, что само трудовое крестьянское хозяйство, являющееся объектом нашего анализа, в настоящее время изживается как народно-хозяйственное явление и для ближайших десятилетий будет представлять собой анахронизм и что даже в настоящее время в пределах исторически существующего крестьянства можно различить немало самых разнообразных образований, из которых хозяйства с трудовой основой составляют только часть, и что, наконец, сами трудовые хозяйства, поскольку они жизнеспособны, полны приобретательства и предпринимательства и при первой возможности становятся полукапиталистическими хозяйствами.

Все это, может быть, и верно или, точнее, почти верно. В историческом развитии народного хозяйства различные экономические образования то развиваются, то клонятся к упадку, а иногда и совершенно выпадают и уносятся в прошлое. Вполне возможно, что когда-нибудь изучаемые нами формы трудового крестьянского хозяйства будут существовать только в исторических хрониках и народных песнях. Исследование о судьбах крестьянского хозяйства как научно-хозяйственного образования нас в настоящее время не интересует.

Однако ясно, что в пределах ближайшего десятилетия трудовые крестьянские хозяйства остаются все-таки непреложным фактом в целом ряде стран, в том числе и в СССР, и нам, практическим деятелям сельского хозяйства, придется строить будущие формы земледелия исходя из существующих форм крестьянского хозяйства, а поэтому мы и практически заинтересованы в возможно более глубоком его изучении.

Совершенно верно, что крестьянское хозяйство неоднородно и в его составе, помимо трудовых крестьянских хозяйств, немало и полупролетарских, и полукапиталистических, вполне подходящих под описание их проф. Л. Н. Литошенко²¹. Однако мы и не предлагаем считать нашу организационную теорию за универсальную теорию, охватывающую все виды предприятий, именующих себя крестьянскими. Мы исследуем только организационные формы семейного хозяйства в земледелии и распространяем свои выводы только на этот, все еще довольно значительный народно-хозяйственный массив.

Правда, Л. Н. Литошенко сомневается, что и представителям этого массива свойственна психология трудо-потребительского баланса, и настойчиво предлагает считать стяжательство основной чертой крестьянской психологии. Однако в этом случае надо условиться точно, что такое психология стяжательства и что такое трудопотребительский баланс. Вольно же нашим критикам понимать теорию трудопотребительского баланса как сладенькое живописание российского крестьянства наподобие благонравных пейзан, всем довольных и живущих, как птицы небесные. Мы сами такого представления не имеем и склонны полагать, что каждый крестьянин не отказался бы ни от хорошего ростбифа, ни от граммофона, ни даже от пакета акций «Ойл Шелл Компани», если бы к тому представился случай. К сожалению, в массе такого случая не представляется, и каждая копейка достается крестьянской семье тяжелым напряженным трудом. А в этих обстоятельствах ей приходится отказываться не только от акций и граммофона, но подчас и от говядины.

Нам думается, что если бы Ротшильд при социальной революции в Европе сбежал бы в какую-нибудь сельскохозяйственную страну и вынужден был бы заняться крестьянским трудом, то при всей своей буржуазной приобретательской психологии он оказался бы послушным правилам поведения, установленным организационно-производственной школой.

А кроме того, приходится напомнить, как это мы уже отметили, что сама теория трудопотребительского баланса создалась не из головы теоретика, а явилась в результате наблюдения особенностей в хозяйственном поведении крестьянских масс, которые только с помощью этой гипотезы и удалось пояснить.

Тем не менее следует признать, конечно, что наши построения схематизируют жизнь и, как всякая абстрактная теория, имеют своим объектом мыслимое хозяйство, гораздо более чистое в своем типе, чем те, с которыми приходится встречаться в действительности. Впрочем, в настоящем издании мы помещаем новую обширную главу, трактующую об организационном плане крестьянского хозяйства во всей его конкретности, и читателю будет нетрудно увидеть, в какой мере в действительности проявляются отмеченные нами организационные особенности.

4. Обвинение нас в том, что мы рассматриваем крестьянское хозяйство вне связи с мировым капиталистическим оборотом, вне борьбы классов и как бы вне всех социальных и экономических особенностей, которые составляют сущность современного периода развития народного хозяйства, основано также на недоразумении и отпадает по тем же основаниям, как и обвинение нас в статичности анализа.

Все перечисленные проблемы, важность которых мы не отрицаем и необходимость тщательного изучения поддерживаем, стоят вне нашего внимания, поскольку мы имеем объектом внутренние организационные устои индивидуального семейного хозяйства, работающего в данных для него условиях.

Этот пункт критических недоразумений мы считаем едва ли не самым важным для выяснения вопроса и потому позволяем себе остановиться на нем более подробно.

Как мы уже отмечали вскользь, крестьянское хозяйство как организационный тип производящего аппарата существовало исторически и мыслимо теоретически входящим в различные народно-хозяйственные системы.

С некоторыми видоизменениями своей внутренней структуры оно может составить основу натурального строя, явиться слагающей народно-хозяйственного строя, состоящего из крестьянских хозяйств и семейного городского ремесленного хозяйства, стать базой феодального хозяйства, и в каждом из этих народно-хозяйственных режимов крестьянское хозяйство занимает особое, не похожее в каждом отдельном случае на другие положение, по-разному связывается с другими общественными классами и по-разному ведет себя в перипетиях свойственной каждому режиму классовой борьбы.

В настоящее время почти повсеместно крестьянское хозяйство втянуто в систему капиталистического товарного рынка, во многих странах находится под влиянием кредитующего его финансового капитала и сосуществует с капиталистически организованной промышленностью, а кое-где и с земледелием. Со всеми этими слагаемыми современного хозяйства крестьянские предприятия находятся в весьма сложных социальных взаимоотношениях, и после работ проф. П. И. Лященко об эволюции русского сельского хозяйства и В. И. Ленина об американском хозяйстве²² с большой наглядностью можно видеть, что развития капиталистического влияния и концентрации в сельском хозяйстве следует ждать не обязательно в форме зарождения и развития латифундий, но, всего вероятней, в форме торгового и финансового капитализма, захватывающего экономическую диктатуру над весьма значительными сельскохозяйственными массивами, остающимися по-прежнему в производственном отношении составленными из мелких семейно-трудовых крестьянских предприятий, в своей внутренней организации подчиняющихся законам трудопотребительского баланса.

Мы отчетливо сознаем необходимость для организационно-производственного направления показать в особых исследованиях то место, которое крестьянское хозяйство занимает в общей системе современного народного хозяйства, и дать теоретическую увязку нашей организационной концепции с основными линиями учения о народном хозяйстве и форме его развития.

В конце настоящей книги мы останавливаемся на некоторых народно-хозяйственных следствиях, вытекающих, по нашему мнению, из установленной нами организационной природы крестьянского хозяйства. Однако эти замечания не претендуют на значение народно-хозяйственной теории и только подходят к ней. Они статичны и скорее характеризуют крестьянское хозяйство как народно-хозяйственный материал, нежели устанавливают историческую народно-хозяйственную концепцию крестьянского хозяйства. Их отношение к народно-хозяйственному анализу исторически существующего хозяйства то же, как учение А. Вебера о Standort'e индустрии к изучению развития современной промышленности²³.

Следующим этапом в развитии направления будет всесторонний анализ крестьянского хозяйства как народно-хозяйственного явления во всей его исторической конкретности, и надо думать, что в ближайшие годы этот анализ будет выполнен кем-либо из авторов школы.

5. После всего вышесказанного, в сущности, излишне было бы останавливаться на пятом пункте адресованных к нам критических замечаний, тем более что на всем протяжении настоящего исследования ни слова не говорится ни о какой идеологии.

Однако, памятуя то обстоятельство, что многих из наших читателей этот пункт интересует особенно и что многократно наши оппоненты указывали нам, что «важно не то, что они говорят, а то, чего они не говорят», мы считаем необходимым остановиться и на этом пункте.

Можно ли агронома, внимательно изучающего в районе своей деятельности местные весьма жалкие породы скота и формы его содержания, местные севообороты и сорта сорняков, обвинять на этом основании, что он является приверженцем трехпольного земледелия и врагом агрономического прогресса? Я думаю, что вряд ли кто-нибудь на это решится.

А можно ли экономистов, многие годы работающих над молекулярным анализом основ современного крестьянского хозяйства, на этом основании обвинять в том, что они реакционны, что они идеологи мелкобуржуазного собственнического крестьянского хозяйства, распыленного и индивидуалистического, отмежеванного от всяких общественных форм производства, что они мракобесы, отрицающие всякий агрономический прогресс и завоевания науки? Очевидно, можно! Можно даже в том случае, если критикуемые авторы состоят активными работниками кооперативного движения и руководителями агрономической помощи населению, говорю, можно потому, что некоторые из наших критиков так и поступают.

Работая в течение всей своей жизни в той или иной связи с крестьянским хозяйством, экономисты организационно-производственного направления, естественно, на многое в экономической жизни привыкли смотреть с точки зрения интересов крестьянского хозяйства. Весь вопрос, однако, в том, с точки зрения какого крестьянского хозяйства.

Тщательно изучая современное крестьянское хозяйство как оно есть, мы изучали прежде всего тот исходный материал, из которого, по нашему мнению, исторически Должна в ближайшее десятилетие вырасти новая деревня, превратившая путем кооперации значительную часть своего хозяйства в формы общественно организованного производства, деревня, индустриализированная во всех областях технической переработки, механизированная и электрифицированная, деревня, использовавшая все завоевания агрономии и техники.

Всякому практически знакомому с современным крестьянством известно, что зачаточные исходные элементы этой новой деревни уже и сейчас налицо и их постепенное количественное нарастание должно в ряду десятилетий сделать нашу деревню качественно совершенной как в экономическом, так равно и в общественном смысле. В конце настоящей книги мы с большей подробностью останавливаемся на развитии этой идеи и полагаем, что ознакомление с этими построениями раз и навсегда уничтожит всякую возможность причислять нас к противникам сельскохозяйственного прогресса и реакционным идеологам отживающих хозяйственных форм.

Все вышеизложенное с достаточной полнотой и ясностью очерчивает задание нашего исследования. Нашей задачей является организационный анализ хозяйственной деятельности крестьянской семьи, не прибегающей к найму чужой рабочей силы, располагающей некоторой земельной площадью и собственными средствами производства и иногда вынужденной затрачивать часть своих рабочих сил на внеземледельческие промыслы.

Мы начнем наше изучение с подробного рассмотрения самой биологически развивающейся семьи как кооперации рабочих и потребительских единиц и того влияния, которое свойства семьи как производящего аппарата могут оказать на ее хозяйственную деятельность. Особое внимание будет нами обращено на характер мотивации работы членов семьи и на те производственные и иные условия, которые определяют собой степень самоэксплуатации ее рабочих сил. Разобравшись в этих вопросах, мы с особой тщательностью разберем взаимоотношения и влияние на организацию хозяйства трех основных слагающих: земли, капитала и труда, а вместе с тем и механизм установления хозяйственного равновесия между этими факторами. Установив таким образом основные организационные устои крестьянского хозяйства, мы весьма детально, звено за звеном, пройдем и разберем все элементы организационного плана крестьянского земледельческого предприятия и постараемся на ряде конкретных примеров показать приложение наших принципов к практической организационной работе. Закончив таким образом организационный обзор крестьянского хозяйства, мы остановимся на одном исключительно важном и еще малоразработанном вопросе о формах оборота и восстановления капитала в условиях семейного хозяйства и закончим наше исследование указанием на некоторые народно-хозяйственные следствия, вытекающие из организационной природы крестьянского хозяйства, не претендуя в то же время на установление народно-хозяйственной концепции крестьянского хозяйства, взятого в его исторической конкретности.

Таковы наши задания. Будем надеяться, что наша работа если и не разрешит их, то, во всяком случае, сможет поспособствовать возможно правильной постановке самого вопроса об организационных основах крестьянского хозяйства.