Глава X. Уход патриарха Тихона

Положение стало совершенно невыносимым. Тогда прогрессивная группа петроградского духовенства определенно решила действовать. На заседании комитета группы было решено отправить в Москву представителей группы для беседы с патриархом Тихоном, чтобы выяснить ему всю невозможно тяжелую атмосферу, в которую поставила церковь его контр-революционная политика. Были командированы священник Евгений Христофорович Белков, псаломщик Стефан Яковлевич Стадник и я.

По приезде в Москву мы застали о. Владимира Дмитриевича Красницкого, бывшего в это время там по своим частным делам. Он присоединился к нашей компании я мы совместно с священником Сергием Калиновским 12 мая 1922 года добились аудиенции у патриарха Тихона. Указав на только что закончившийся процесс московского Губревтрибунала, коим по делу о сопротивлении изъятию ценностей вынесено одиннадцать смертных приговоров, наша группа моральную ответственность за эту кровь возлагает на патриарха, распространившего по церквам свое послание-прокламацию от 28-го февраля. Это послание на местах явилось сигналом для новой вспышки руководимой церковной иерархией гражданской войны церкви против Советской власти.

Священником Красницким в беседе было указано, что с именем Тихона вообще связано вовлечение церкви в контр-революционную политику, конкретно выразившуюся, между прочим: а) в демонстративном анафематствовании патриархом большевиков 19-го января 191b' года; б) в выпуске патриархом послания от 15/28 февраля 1918 года, призывавшего к сокрытию в потайных местах церковного имущества, к набатным звонам и к организации мирян в целях сопротивления Советской власти (это послание, по словам свящ. Красницкого, на местах вызвало 1.4Г4 кровавых эксцессов); в) в посылке патриархом Николаю Романову в Екатеринбург через епископа Гермогена благословения и просфоры: г) в рукоположении в священный сан и в приближении к высшим иерархическим должностям целого ряда лиц, определенно выявивших себя в качестве приверженцев старого, монархического строя; д) в превращении церкви вообще в политическую организацию, прикрывшую своей ризой и впитавшую в свои приходские советы те безответственные элементы, кои хотят именем церкви и под знаменем церкви свергнуть Советскую власть.

Указав на то, что под водительством патриарха Тихона церковь переживает состояние полнейшей анархии, что всей своей контрреволюционной политикой и, в частности, борьбой против изъятия ценностей она подорвала свой авторитет, наша группа просила у патриарха немедленного созыва для устроения церкви поместного собора и полного отстранения патриарха, до соборного решения, от управления церковью. В результате беседы патриарх написал о передаче своей власти до поместного собора одному из высших иерархов.

Отречение патриарха от власти было совершенно неожиданным для церковников событием. Между тем оно было подготовлено всем, предшествующим ходом вещей. Патриарх Тихон должен был уйти для спасения церкви. Иначе погибла бы церковь. Здоровый церковный инстинкт, правильное понимание существа дела, ненависть к смешению задач политических, контрреволюционных, в чем и заключается существо тихоновской церкви, все это заставило прогрессивное духовенство иметь нравственное мужество сказать патриарху в лицо слово правды.

Патриарх эту правду понял и принял—и ушел.

Но уход патриарха Тихона не захотела принять тихоновская церковь.

Дело началось с Петрограда.

Митрополит Вениамин не принял указа сформированного, на основании резолюции Патриарха Тихона, Высшего Церковного Управления. Более того, он издал документ (написанный епископом Иннокентием ладожским), в котором предостерегает петроградских священников, решившихся пойти сказать то, что они сказали патриарху, угрожая им всеми мерами своего архипастырского прещения, вплоть до отлучения от церкви.

Этот документ читается митрополитом за богослужением в Николо-Морском Соборе, а также распространяется по всем церквам. Народ, введенный в заблуждение ответственным иерархом, волнуется. Возбуждение достигает до последних пределов. Протоиерея М. И. Гремячевского оскорбляют на улице действием, а я в начале июня подвергаюсь нападению нафанатизированной духовенством женщины. Я получил рану булыжником в череп и пролежал несколько недель в постели.

В других местах движение также протекает бурно. Оно приковывает все общее внимание, но и возбуждает ненависть толпы. Зарегистрированы еще случаи насилия над обновленцами в ряде городов.

В чем же дело, спросит читатель, почему такая ненависть?

Дело заключается в определенной политической физиономии освободительного движения.

Тихоновщина вся сплошь строилась на ненависти к большевикам, она насквозь пронизана контр-революцией, более того— это просто контр-революция, прикрывшаяся церковными ризами и рясами.

Новое движение в церкви началось с открытого разрыва и осуждения контр-революции. И это не только потому, что монархия есть организованное угнетение масс, а церковь не должна и не может санкционировать подобные вещи.

Церковь должна отказаться от контр-революционной политики во имя отрицания всякой политики. Почему возмущает контр-революция в церкви?

Потому что это оскорбляет религиозное чувство. Церковь есть учреждение религиозное, а не политическое. Поэтому долой контр-революцию из храмов. В храме место одному Христу.

Освободительное движение в церкви не хотело создать «красную» церковь.

Коммунисты—атеисты, для каковых, очевидно, церкви никакой не требуется.

«Революционная» церковь никому не нужна. Церковь есть церковь—вот девиз «Новой» церкви. Но эта церковь, с высоты евангельского идеала, производя оценку жизни,—расценивает и принципы октябрьской революции. И в них она видит правду Христову. Новое движение принимает правду социальной Октябрьской революции.

К пятилетию существования Советской власти Церковь перестроилась, по крайней мере в своем центре. Центр церковной контр-революции — тихоновский патриархат—ушел. Его ушла сама жизнь.

Вместо патриархата существует Высшее Церковное Управление Православной Российской Церкви, во главе с митрополитом московским Антонином. Это управление является безусловно лояльным в отношении государства. Более того, оно, во имя того, что церковь есть церковь, а не политический клуб, объявило решительную борьбу с контр-революцией в епархиях и приходах.

Вопреки патриарху Тихону, В.Ц.У. считает декрет об отделении церкви от государства не гонением на церковь, а благом, так как он предоставляет церкви полноту возможности выявления всех ее чисто-религиозных заданий. Прочих же, не чисто-религиозных, задач, утверждает В.Ц.У., у церкви быть не может.

Различаясь между собой по деталям своего мировоззрения, члены В.Ц.У. одушевлены желанием создать легальное положение церкви в государстве. Ибо, вопреки воплям тихоновцев, Советская власть не гонит церковь, согласно своей конституции.

Если кого-либо смущает тот факт, что государство допускало и допускает репрессии к некоторым церковникам, то надо помнить, что их преследуют не за религию, не за религиозную деятельность, а именно за то, что они подменили религиозную деятельность свою деятельностью религиозно-политической, деятельностью церковно-контр-революционною. На это государство, конечно, имеет полное, неотъемлемое право.

Если кого-либо смущают нападки на религию в прессе л т. д., то надлежит помнить, что, по декрету, в советской России допускается как религиозная, так и антирелигиозная пропаганда.

Отречение церкви от контр-революции даст ей возможность вполне легально существовать в советской России, которая не запрещает веровать кому и во что ему угодно.

Но, к сожалению, и поныне некоторые части верующего народа, руководимые реакционными епископами и священниками, не хотят служить одному Христу и насквозь пропитаны тихоновщиной, сущность которой достаточно очевидна из этой книги.

Для окончательной ликвидации этой тихоновщины В.Ц.У. весной 1923 г. созывает второй поместный Всероссийский Собор, который, наконец, уничтожит всю эту реакционную накипь, ничего общего с религией не имеющую, и установит нормальные взаимоотношения между церковью и государством.