Глава IV. Декрет об отделении церкви от государства
Декрет об отделении церкви от государства, несмотря на то, что весь собор шел под знаком этой возможности, оказался для церкви совершенно неожиданным. Между тем, этот декрет не был «произволом» со стороны правительства, и это не было «насилием» над церковью или совестью верующих. Декрет этот истекал из самых основных принципов конституции Р.С.Ф.С.Р. Советское строительство полагается исключительно на свои человеческие силы: «добьемся мы освобожденья своею собственной рукой». Это есть торжество гуманизма в точном смысле слова. Человеческое противопоставляется божескому. Человек ниспровергает бога. Такова психология, такова философия, такова практика революции Октября. Государство было последовательно, логично, верно своим основным принципам. Декрет этот не есть, как усиленно трактовали (да и сейчас трактуют иногда) прихоть того или иного коммуниста, он истек сам собой из основной мысли советского, коммунистического строительства.
Это, конечно, не гонение на религию, ибо и самый декрет ограждает эту свободу совести и, более того, издан в охрану этой действительной свободы. Так, декрет предоставляет, наряду с антирелигиозной пропагандой, вести пропаганду религиозную.
С точки зрения самой религии, этот декрет есть подлинное религиозное благо. Здесь полагается внешний предел соблазнам подслуживаться государству. Здесь полагается и властный предел самому государству не вмешиваться в области чисто-религиозные. В этой последней церковь может сама делать все, к чему обязывает ее религиозная совесть, разум и воля. Здесь открывается исчерпывающая полнота религиозного самораскрытия своего существа до конца. Здесь возвращается, в этих мыслях и принципах декрета, та великая церковная свобода, которую похитило государство, пленив золотыми цепями, мишурой внешнего блеска душу церкви.
Но, конечно, этот же декрет дает полную юридическую возможность государству вмешиваться в дела церкви, поскольку это дела не религиозные, а политические. В Советском государстве существует свобода церкви, как чисто - религиозного института, но нет и не может быть никакой свободы для церкви, как организации церковно-политической.
Между тем до революции 1917 г. церковь была организацией несомненно церковно-политической. Такой же она осталась и после февраля 17 года, и только Октябрь кладет предел этому. Он рассекает церковь: сохраняет ее религию и уничтожает ее политику. Поэтому декрет этот приветствуется теми, для кого религия и есть церковь, и этот же декрет анафематствуется теми, для кого церковь и контр-революция есть органическое целое
Для собора церковь и была, как это мы видали уже много раз, таким контр-революционным органическим целым.
Декрет об отделении церкви от государства и школы был предлогом шестьдесят шестого собрания собора.
Это заседание было 20 января 1918 года. На нем, впервые после перерыва, съехались члены собора. В это время шумел революционным ураганом великий Октябрь. Он сметал всякую неправду, всякую нечистоту жизни. Правда, когда ревет буря, ветер иногда ломает, наряду с больным, изжившим, и целое, не вполне устойчивое, однако. Так и Октябрьская революция. Она, как это бывает во время всякой революции, сопровождалась эксцессами, мучительными, но неизбежными. Сознание собора увидало только эти эксцессы. Оно утвердилось на мысли, что самые эксцессы революции и есть революция. Революция погубит церковь, Россию и все культурные народные ценности.
Заседание, на котором начали обсуждать и осуждать революцию, столь характерно для психологии заседавших ответственных руководителей церкви, что я привожу его протокол полностью.
«Деяние шестьдесят шестое. 20 января 1918 года.
1. Перед возобновлением работ Собора Митрополитом Новгородским Арсением совершено Господу Богу молебствие.
2. Заседание открыто Святейшим Патриархом Московским и всея России Тихоном в Соборной Палате в 10 ч. 35 м. утра, в присутствии 110 членов Собора (в том числе 24 епископов).
На повестке заседания: 1) Молебен. 2) Текущие дела. 3) Доклад Отдела об епархиальном управлении—об органах епархиального управления Православной Российской Церкви. Докладчик: Серафим, Епископ Челябинский.
3. Святейший Патриарх Тихон. «Приветствую вас, отцы и братия, с новолетием и желаю, чтобы, по милости Божией, новый год был для Церкви Божией и родины летом Господним благоприятны. Очень рад, что вы снова собрались сюда, потому что текущие обстоятельства и время, которое мы переживаем, требуют объединения, чтобы мы могли выступать на защиту Церкви Божией совместными дружными усилиями. Вы знаете, что когда Собор временно прекратил свои занятия, за этот перерыв правительство обратило неблагосклонное внимание на Церковь Божию. Оно выпустило ряд декретов, которые начинают приводиться в исполнение и нарушают основные положения нашей Церкви. Как отнестись к этим декретам, как им противоборствовать, какие меры предпринять,—это лучше всего обсудить и решить на Соборе. Посему наступающая сессия Собора, которая, надеюсь на милость Божию, будет благоприятна,—кроме текущих задач имеет и специальную задачу: обсуждение того, как отнестись к текущим событиям, касающимся Церкви Божией.
Призываю Божие благословение на предстоящие труды; в настоящее же время, так как Члены Собора собрались не в полном составе—около 100, а требуется по Уставу для законности собрания присутствие 180 членов, я прошу устроить частное совещание под председательством Митрополита Арсения, а членам Синода прошу разрешить удалиться на заседание».
4. В 10 ч. 45 м. Святейший Патриарх оставляет Соборную Палату.
5. Председательствующий, Митрополит Новгородский Арсений. Заседание объявляю в порядке частного совещания.
Прошу посторонних лиц, не имеющих отношения к Собору, оставить Соборную Палату. Заседание частного характера, без всяких постановлений. Посторонних нет? Желающие могут поделиться впечатлениями по текущему моменту. А сейчас выслушаем послание Святейшего Патриарха.
6. Архиепископ Тамбовский Кирилл оглашает послание Святейшего Патриарха:
«Смиренный Тихон,
Божией милостию Патриарх Московский и всея России, возлюбленным о Господе архипастырям, пастырям и всем верным чадам Православной Церкви Российской.
«Да избавит нас Господь от настоящего века лукавого» (Гал. I, 4).
Тяжкое время переживает ныне Святая Православная Церковь Христова в Русской земле: гонение воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины и стремятся к тому, чтобы погубить дело Христово, и вместо любви христианской всюду сеют семена злобы, ненависти и братоубийственной брани.
Забыты и попраны заповеди Христовы о любви к ближним: ежедневно доходят до нас известия об ужасных и зверских избиениях ни в чем неповинных и даже на одре болезни лежащих людей, виновных только разве в том, что честно исполняли свой долг перед Родиной, что все силы свои полагали на служение благу народному. И все это совершается не только под покровом ночной темноты, но въявь, при дневном свете, с неслыханной доселе дерзостью и беспощадною жестокостью, без всякого суда и с попранием всякого права и законности,— совершается в наши дни во всех почти городах и весях нашей отчизны: и в столицах и на отдаленных окраинах (в Петрограде, Москве, Иркутске, Севастополе и др.)
Все сие преисполняет сердце наше глубокою болезненною скорбию и вынуждает нас обратиться к таковым извергам рода человеческого с грозным словом обличения и прещения по завету св. апостола: «согрешающих пред всеми обличай, да и прочии страх имут (I Тим. 5,20).
Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело: это—поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей—загробной, и страшному проклятию потомства в жизни настоящей—земной.
Властию, данною нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной.
Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение: «измите злаго от вас самех» (I Кор. 5, 13)
Гонение жесточайшее воздвигнуто и на Святую Церковь Христову: благодатные - таинства, освящающие рождение на свет человека или благословляющие супружеский союз семьи христианской, открыто объявляются ненужными, излишними, святые храмы подвергаются или разрушению чрез расстрел из орудий смертоносных (святые соборы Кремля Московского) или ограблению и кощунственному оскорблению (часовня Спасителя в Петрограде); чтимые верующим народом обители святые (как Александро-Невская и Почаевская лавры) захватываются безбожными властелинами тьмы века сего и объявляются каким-то якобы народным достоянием; школы, содержавшиеся на средства Церкви Православной и подготовлявшие пастырей церкви и учителей веры, признаются излишними и обращаются или в училища безверия, или даже прямо в рассадники безнравственности.
Имущества монастырей и церквей православных отбираются под предлогом, что это—народное достояние, но без всякого права и даже без желания считаться с законною волею самого народа... И, наконец, власть, обещавшая водворить на Руси право и правду, обеспечить свободу и порядок, проявляет всюду только самое разнузданное своеволие и сплошное насилие над всеми и в частности над Святою Церковью Православной.
Где же пределы этим издевательствам над Церковью Христовой? Как и чем можно остановить это наступление на нее врагов неистовых?
Зовем всех вас, верующих и верных чад церкви: станьте на защиту оскорбляемой и угнетаемой ныне Святой Матери нашей.
Враги Церкви захватывают власть над нею и ее достоянием силою смертоносного оружия, а вы противостаньте им силою веры вашей, вашего властного всенародного вопля, который остановит безумцев и покажет им, что не имеют они права называть себя поборниками народного блага, строителями новой жизни по велению народного разума, ибо действуют даже прямо против совести народной.
А если нужно будет и пострадать за дело Христово, зовем вас, возлюбленные чада Церкви, зовем вас на эти страдания вместе с собою словами св. Апостола: «кто ны разлучит от любве Божией? Скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч?» (Римл. 8,35).
А вы, братие Архипастыри и пастыри, не медля ни одного часа в вашем духовном делании, с пламенной верою зовите чад ваших на защиту попираемых ныне прав Церкви Православной, немедленно устроите духовные союзы, зовите не нуждою, а доброй волею становиться в ряды духовных борцов, которые силе внешней противопоставят силы своего святого воодушевления, и мы твердо уповаем, что враги Церкви Христовой будут посрамлены и расточатся силою Креста Христова, ибо непреложно обетование самого Божественного Крестоносца: созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ея» (Матф. 16,18).
Тихон, Патриарх Московский и всея России.
Январь 19 дня, 1918 года.
7. Граф Г. А. Олсуфьев. «Мне думается, что мы должны всем сердцем приветствовать выслушанное послание Патриарха. В этом первом опыте патриаршего служения мы видим силу восстановления патриаршества. Мое мнение, что это послание по тону существенно отличается от прежних соборных посланий: чувствуется живая совесть, индивидуальная человеческая, а не коллективная оффициальная бумага. Мое мнение совпадает с тем мнением, которое высказано в газетах представителем русской интеллигенции Белоруссовым, что Собор до сего времени недостаточно выступал, а скорее отписывался. В газетах велся спор между двумя Членами Собора—П. И. Астровым и князем Е. Н. Трубецким—с одной стороны, и Белоруссовым—с другой стороны. Моя совесть целиком стоит на стороне Белоруссова. Я несочувственно отношусь к самому заглавию статьи. Е. Н. Трубецкого «Негодующий индифферентизм.» Напротив, обращаясь к статье Белоруссова, я должен сказать, что я не встречал более горячих нападок на злодеев революции, как именно со стороны этого бывшего революционера (он был даже в ссылке в Сибири), а ныне сотрудника «Русских Ведомостей». В индифферентизме его нельзя упрекать. Не понимаю упреков П. И. Астрова: «А вы что молчите?» «Мы не молчали, сказал бы я на месте Белоруссова—нет,—мы выступали против злодеев революции; не можем же мы пойти от имени Церкви». А Церковь и Собор, по-моему, действовали очень вяло. Я с самого начала Собора звал не на компромиссы с властью предержащею, а на явное отмежевание себя. Мне казалось бы, что давно следовало бы принять меры отлучения. На «Петропавловске» матросы в марте избили часть офицеров, затем в сентябре избили другую часть офицеров. Коллективную ответственность несет весь корабль и вся команда. Необходимо было сейчас же взять от него священника и закрыть храм. Эта элементарная мера при явном злодействе не была принята. В селах, говорят, нельзя закрыть храма, так как есть старушки, которые нуждаются в священнике. А на «Петропавловске» не было и старушек. А что проделывали в Кронштадте, в Севастополе? Нельзя этого оставить без внимания. Говорят, это относится к политике, партийной борьбе, а мы политикою не занимаемся. Может быть, лучше устроиться с большевиками и получать жалованье? Помещиков грабили— мы молчали, отбирали фабрики—молчали, начали грабить лавры— заговорили. Простите, Владыко, меня: мне грустно это, что тогда заговорили, когда лавры начали грабить. Но все же хорошо и то, что теперь заговорили. С точки зрения П. И. Астрова, Церковь не есть духовное ведомство, а все составляют Церковь. Грабили помещиков, грабили лавры. В уголовном кодексе одно называется святотатством, другое грабежом. В действительности то и другое одинаковый грабеж, и Церкви молчать нельзя.
Поэтому я приветствую слово Патриарха и его громкое слово об анафематствовании. Я укажу на один случай в Саратовской губернии, когда после разгрома помещичьей усадьбы один священник прекратил церковное служение: это оказало действие на село. Две недели прождали, а потом стали просить священника возобновить церковную службу. Я знаю влияние протестантских пасторов на немецкие колонии в Саратовской губернии. Ни в 1905 г., ни в 1917 г. в этих колониях не было ни единого погрома, и бесчинств в колониях не было. В нынешнем году приехали в колонию 20 православных большевиков, и хотели грабить. Немцы ударили в набат и хотели истребить их. Но пастор заявил: «арестуйте их, но не трогайте». И здесь сказалось влияние пастора на свою паству. В настоящее время все христианские церкви должны объединиться. Социализм доведен в настоящее время до своих логических последствий. И только от Русской Церкви до сих пор мы не слышали протеста против нарушения в настоящее время всех десяти заповедей Божиих. Ясно сказано: «не пожелай скота ближнего твоего, ни вола его, ни села его, ни всего, елика суть ближнего твоего». Ясно сказано: «не убий». Говорят, что Церковь не должна вмешиваться в политику. Но первая же из указанных заповедей есть уже вмешательство в политику. В заповеди ясно, против кого она направлена. Из истории мы знаем о дисциплинарных мерах, какие принимались церковью. Митрополит Алексий отлучил от церкви Рязанскую епархию за неповиновение ее Москве. Митрополит Филипп при Иоанне Грозном вмешивался в политику. Патриарх Ермоген не говорил, что политика не его дело, а прямо понял, что ему надо стать в лагере Минина и Пожарского, а не Тушинских воров. Ясно, что он вмешивался в политику, а мы хотим вести другую политику, политику соглашения, и тем умываем руки в том, что происходит в настоящее время. С грустью я читал в газетах, что в настоящее время происходит мировая борьба христианских начал с началами антихристовыми. В христианской церкви раздаются голоса, призывающие к взаимной борьбе. Слышно, что первый раз анафема будет сказана в Киеве против тех, которые стоят за католичество и за унию. Надеюсь, что не так, а именно по отношению к этому антихристианскому и сатанинскому движению. Все христиане— и протестанты, и католики, и православные—должны объединиться, а не анафематствовать друг друга. Мы анафематствуем католиков и протестантов, а не анафематствуем своих разбойников русских. Поменьше лицемерия! Я был 25 декабря в Пантелеймоновской церкви в Петрограде (довольно известной); церковь была полна молящимися. По моему наблюдению в Петрограде сознательнее молятся, чем в Москве, где сорок сороков церквей. В Петроградских церквах нет той сутолки, хождения по церкви, как в Московских храмах. Чтение в Петроградских церквах старательное, понятное для слушателей, вводится общее пение. Все это возвышает религиозное чувство и объединяет совершающих богослужение и присутствующих в храме. После литургии совершен был казенный, ставший анахронизмом, пресловутый молебен об избавлении от дванадесяти языков (вместо большевиков)...
(Голоса: этого не может быть!).
8. Председательствующий Св. Синодом сделано распоряжение об отмене этого молебна.
9. Граф Д. А. Олсуфьев. «Может быть, это недоразумение... А властям предержащим пели многая лета в Петрограде. Мне почувствовалось горестное разъединение во время молебна. Я сообщил свои впечатления. Может быть, они и не верны... Я понимаю,что Апостол призывал повиноваться всем властям, но чтобы петь им многая лета,—едва ли. Я знаю, как «благочестивейшего, самодержавнейшего» сменили на «благоверное временное правительство» Керенского и компании. Все это смущает православную совесть. И я думаю, что время недостойных компромиссов прошло. Нужно отмежеваться, и первый шаг такого отмежевания от сатанинства в русской земле я приветствую в виде послания Патриарха. Моя глубокая благодарность Патриарху»!
10. Председательствующий: «Я откровенно скажу вам, граф, что вы не точно передали, будто Собор выступил с посланием только при известии о разгроме Александро-Невской Лавры. От имени Собора было составлено послание по поводу разгрома помещичьих усадеб и тех зверств, какие проявлены, безразлично— к помещикам и к монастырям, к церквам и духовенству. Мы живем одною жизнью, у нас могут быть разногласия, но сословных разногласий у нас нет. Собор дорожит своим единением. Дай Бог, чтобы и на будущее время мы держались этого единства.
Прошу позволения огласить донесения настоятеля Александро-Невской Лавры епископа Прокопия о происходящих в Лавре событиях.
«13-го января 1918 года, около полудня, в Александро-Невскую Лавру явился отряд матросов, под начальством нескольких лиц, одетых в штатское платье, и, поставив караул у всех выходов из Лавры, стал производить осмотр помещений, потребовавши, чтобы никто из Лавры не выходил; при этом штатские лица с частью отряда поднялись в помещение митрополичьей канцелярии, куда, вслед за тем, явился и староста лаврской милиции И. А. Докучаев, по требованию которого означенными лицами предъявлена была бумага, без №, на бланке Министерства Государственного Призрения, с надлежающей печатью, за подписью народного комиссара названного Министерства, г-жи Коллонтай; из бумаги этой явствовало, что предъявители оной уполномочиваются произвести реквизицию (под этим словом подразумевался предварительный осмотр и выяснение) помещений Лавры, ее недвижимостей и денежных средств, а также выяснение числа монашествующей братии. Цель этой «реквизиции», по словам предъявителей ордера,—немедленное затем отчуждение Лавры, для помещения в ней инвалидов и вообще лиц, нуждающихся в призрении, что же касается монашествующих, то трудоспособным из них предлагается оставить Лавру совсем, а нетрудоспособные имеют быть размещены по богадельням и приютам. Как выяснилось затем из предъявленных документов,—вышеозначенные лица оказались также комиссарами ведомства Государственного Призрения, а именно—г.г. Адов, Дриго, Тройницкий и Цветков. Настоятель Лавры, Преосвященный Епископ Прокопий, занят был в это время служением в Крестовой церкви акафиста Успению Пресвятой Богородицы. Узнав, что в Лавре есть свой настоятель, названные лица настойчиво требовали приглашения его для объяснения с ними, и, несмотря на указания лаврского милиционера И. А. Докучаева на невозможность прерывать церковную службу, готовы уже были сами идти в церковь, но, к счастью, к этому времени богослужение уже окончилось, и преосвященный настоятель мог прибыть в канцелярию митрополита, где находились все поименованные лица и часть матросов. Приблизительно в это время прибыл, с небольшим воинским отрядом, адъютант коменданта Рождественского района, г. Латынин, вызванный некоторыми очевидцами вступления в Лавру матросов, каковые очевидцы (в большинстве женщины) сообщили г. Латынину, что матросы в Лавре «режут и грабят монахов». Узнав о таком обвинении, комиссары и матросы страшно запротестовали и готовы уже были обвинить монашествующих в «провокации», но, по выяснении дела, потребовали лишь составления акта о том, что никаких грабежей и насилий ими в Лавре учинено не было; акт этот, копия коего препровождается, был составлен и подписан, как настоятелем Лавры, так и вышеназванными комиссарами, адъютантом коменданта Рождественского района и комиссаром отряда матросов Окуневым. От преосвященного настоятеля Лавры было потребовано представление списка братии Лавры, с указанием трудоспособности каждого, а также сведения о денежных ее средствах, каковое требование и было исполнено. Затем названные лица произвели осмотр митрополичьих покоев и дачи, а в то же время часть матросов ворвалась по черному ходу, сломав задвижку у двери, в помещение преосвященного епископа Артемия, в отсутствие его, и произвела там поверхностный обыск. Около двух часов дня все удалились, при чем комиссары Министерства Призрения предупредили, что завтра же будет прислана форменная бумага о реквизиции Лавры со всем ее движимым и недвижимым имуществом, ценностями и денежными капиталами. 14-го января действительно поступило, на имя настоятеля Александро-Невской Лавры, отношение Народного Комиссара по Государственному Призрению, от 13-го того же января, за № 423, в копии при сем прилагаемое, с предписанием сдать все дела по управлению домами, имуществом и капиталами Лавры уполномоченному лицу от Министерства Государственного Призрения. По получении этого отношения, поручено было Правителю Дел Духовного Собора, иеромонаху Всеволоду, переговорить с комиссаром по Государственному Призрению г-жею Колонтай и, по возможности, выяснить вопрос о положении Лавры и ее братии. Для этой цели иеромонах Всеволод посетил, в понедельник 15-го января, Министерство Призрения, где ему было объяснено, что г-жа Коллонтай больна, и предложено переговорить с комиссаром г. Дриго и другими лицами. Из объяснений, данных г. Дриго, явствовало, что ведомство призрения имеет главной целью воспользоваться большими помещениями в Лавре, для устройства в них богаделени приютов для инвалидов и, вообще, лиц нетрудоспобных; братию изгонять не предполагается, ибо она должна будет обслуживать храмы, попрежнему, и кроме того, братии же будет предложено нести разные обязанности при имеющих быть открытыми приютах и богадельнях. Покои владыки митрополита должны быть освобождены, но изгонять митрополита, избранника народа, из Лавры вовсе не имеется в виду и, если бы он пожелал, ему предоставлено будет другое помещение в той же Лавре, но меньших размеров. Затем было обещано, немедленно по выздоровлении г-жи Коллонтай, доставить иеромонаху Всеволоду возможность переговорить лично с нею, на что она, якобы, уже изъявила согласие. На просьбу иеромонаха Всеволода не назначать в Лавру комиссара до выяснения дела путем личной беседы с г-жей Коллонтай было отвечено согласием. Между тем 16 января, во вторник, в 2 часа дня, к преосвященному Прокопию явился неизвестный человек, в сопровождении двух других, и сообщил, что он назначен от Министерства Призрения коммиссаром Лавры, представил свой мандат и потребовал сдачи ему Лавры со всеми капиталами, движимым и недвижимым ее имуществом. На это требование преосвященный настоятель ответил, что лаврское имущество—есть имущество церковно-народное и передано быть не может: тогда комиссар, оказавшийся некиим г. Иловайским, заявил, что, в виду нежелания лаврского начальства добровольно сдать Лавру, будут приняты другие меры и удалился. Из кратковременной беседы преосвященного Прокопия с г. Иловайским отчасти выяснилось, что Лавра как обитель, должна будет прекратить свое существование и судьбу братии выяснить не удалось. Вечером, в тот же день, по приглашению преосвященного состоялось общее собрание братии лавры, на котором вопрос о лавре подвергся обсуждению и решено было не допускать, всеми возможными средствами, уничтожения Лавры, как монастыря, и вообще передачи Лавры в чужие руки и изгнания митрополита. На другой день, 17-го января, преосвященный настоятель с утра отправился хлопотать по делам Лавры в Министерство Призрения, а архимандрит Иерофей, в Смольный, при чем впечатление от всех переговоров получилось то, что большевистское правительство имеет конечною целью—именно сокрушение Лавры, как обители монашеской. В отсутствие преосвященного явился опять комиссар Иловайский с такими же требованиями о сдаче, но, не дождавшись свидания с настоятелем, оставил записку с предупреждением, что приедет для приема Лавры 18-го числа и просит отрядить в его распоряжение заведующего недвижимостями Лавры. Утром 18-го января г. Иловайский действительно явился к преосвященному Прокопию и, после весьма кратковременного разговора, удалился с тем же отрицательным ответом.
По некоторым сведениям, идущим, с одной стороны, как будто, от г-жи Коллонтай, а с другой—от управляющего делами Совета народных комиссаров, г. Бонч-Бруевича—дело идет, якобы только об использовании для богаделен и приютов наиболее обширных помещений Лавры,—но это еще нуждается в подтверждении. Народ, та часть населения Петрограда, особенно из постоянных богомольцев Лавры, выражает готовность стать на ее защиту, но в чем и как эта защита может выразиться— вопрос открытый».
К донесению приложены две копии: 1) отношение народного комиссара по государственному призрению, от 13-го января 1918 года, за 423 на имя настоятеля Александро-Невской Лавры Преосвященного Прокопия следующего содержания:
«Вследствии постановления народного комиссара о реквизиции всех жилых и пустующих помещений со всем инвентарем и ценностями, принадлежащих Александро-Невской Лавре, настоящим предписывается Вам сдать все имеющиеся у Вас дела по управлению домами, имуществами и капиталами Лавры уполномоченному лицу от Министерства Государственного Призрения, по предъявлении им соответствующего документа.
(М. П.) Народный Комиссар (подп.) А. Коллонтай. Секретарь (подп.) Цветков, и 2) копия акта от 13 января 1918 года, в каком акте изложено следующее:
«Мы, нижеподписавшиеся представители Министерства Государственного Призрения, комиссар В. Адов, члены комиссии по социальному обследованию П. Дриго, В. Тройницкий и секретарь народного комиссара Цветков с одной стороны, и адъютант коменданта Рождественского района С. Латынин, адъютант коменданта П. Максимов, старшин милиционер Т. Голубев—с другой стороны, а также комиссар Ревельского сводного отряда моряков И. Окунев, в присутствии комиссара Лавры И. Докучаева и Настоятеля Лавры Епископа Прокопия, составили настоящий акт в следующем: 1) мы, Адов, Дриго, Тройницкий и Цветков явились в помещение Александро-Невской Лавры, согласно предписанию народного комиссара государственного призрения, а также Окунев с отрядом матросов, для получения надлежащих сведений о имеющихся свободных помещениях в зданиях Александро-Невской Лавры, а также для собрания сведений о количестве проживающих в Лавре лиц духовного звания и реквизиции имеющихся капиталов. При исполнении вышеназванных поручений кем то неизвестно было сообщено в 1-й Рождественский комиссариат, что, якобы матросы грабят и убивают монахов, после чего прибыли вышеназванные лица— Латынин, Максимов, и Голубев с караулом, а также нарядом милиционеров, при чем при выяснении дела оказалось, что никакого ни грабежа, ни насилия учинено в помещениях Лавры не было, в чем и был составлен надлежащий акт и засвидетельствован подписями вышеназванных лиц. Адов, Дриго, Окунев, Латынин, Максимов, Голубев, Тройницкий, Цветков, Докучаев и Епископ Прокопий».
11. Князь E.H. Трубецкой. «Я выступил не с тем, чтобы спорить с графом Олсуфьевым, которому достаточно ответил Владыко. Если граф находит, что Собор выступал недостаточно сильно, то я с этим согласен, но чтобы Собор совсем не действовал, это не верно. Я скажу, что мы должны теперь действовать энергично. То, что сообщили нам о Лавре, это не есть частное враждебное церкви выступление, а проведение в жизнь целого плана полного уничтожения самой возможности существования Церкви. Сейчас речь об упразднении одной обители, это только пробный шаг. Судьба Александро-Невской Лавры угрожает всякой обители, да и только-ли обителям? Целые храмы секуляризируются. Гатчинский Собор, по слухам, обращен в канцелярию. Одним словом, мы вступили в полосу гонений на Церковь. Церковь должна воздействовать не увещаниями только, потому что увещания слишком слабы, а воздействовать мечом духовным,— анафематствованием лиц, совершающих явно враждебные Церкви действия, и всех их пособников. Мы знаем из донесения Епископа Прокопия целый ряд лиц, подлежащих отлучению: Коллонтай, Тройницкий, Цветков и др. В течение каникул у нас работала комиссия, которая обдумывала способы ответа на акты современного правительства, в частности относительно Александро-Невской Лавры. Мы ждали только официального донесения и имен, которые теперь названы, чтобы представить на рассмотрение Собора проект отлучения от Церкви виновных. Далее следует бороться путем приглашения всего православного народа выступить на защиту Церкви. Я не сомневаюсь, что Коллонтай и другие должны быть отлучены от Церкви, и нужно, чтобы сила отлучения была распространена и на тех, которые приводили в исполнение приказания. Тут открытая война с Церковью, начатая не нами. С нашей стороны молчание и бездействие были бы преступны. Нужно громко возвысить голос и поднять весь православный народ на защиту Церкви. Иначе на нас падет обвинение в слабости, бездеятельности и преступном малодушии. Медлить нельзя. С этого должны быть начаты заседания Собора. Прочитанное донесение должно быть передано в комиссию, которая займется выработкой ответа».
12. Протоиерей А. А. Хотовицкий. «Сейчас, когда Патриарх своим открытым мужественным обличением врагов Церкви и воззванием к верным сынам ее—стать на защиту ее—обрекает себя на крестный подвиг, на исповедничество, всей православной России надо употребить все стремления, чтобы этот подвиг сделать наиболее плодотворным, чтобы великая жертва не была принесена Святейшим нашим Отцом вотще. Мы молим Господа, да сохранит Он от напастей Святейшего Патриарха, но будем откровенны: мы знаем, как жестоко карают насильники, стоящие у власти, мужественное слово правды. И потому, благоговейно преклоняясь пред стоянием нашего духовного вождя за Веру и Церковь, мы взываем: да возрастут на этом подвиге спасительные для провославной России плоды. Как достигнуть этого? Достигнем тогда, если Святейшего Патриарха не оставим одиноким в его призыве и готовности. Мы слышим в его послании, как зовет он и всех нас на исповедничество, на борьбу и подвиг. Мы чувствуем, как сейчас сильно трепещет наше сердце от жажды этого подвига, мы рвемся к нему, но часто незнаем, как и где найти его. Мы слывшим и от нашей паствы, и от тех, кто никогда не ставил высоко священника, вопли: «Пастыри! возвысьте свой голос, остановите насилия!». И мы готовы, но не знаем, как принести себя в жертву. Не знаем, ибо жизнь строится сейчас так запутанно, что иногда не успеваешь определить правильное отношение к ее проявлениям. Вот сейчас— мы слышим призыв: не сообщайтесь с насильниками! Они отлучаются от Святой Церкви, и всякое соприкосновение с ними наполняет нас уже не только чувством духовной брезгливости, но и чувством ужаса. Мы хотели бы отойти от них, а жизнь сталкивает нас с ними. И если даже мы, пастыри, не сумеем разобраться в том, как себя поставить по отношению к ним, то всегда ли разберется в этом наша паства, откликаясь сердцем и верующим разумом на грозное отлучение насильников от Святой Церкви и боясь оказаться в числе их приспешников и навлечь на себя анафему? Вот, напр., сейчас идет забастовка почти во всех государственных учреждениях, как протест против большевизма и его ужасов. Как должны были бы мы, церковники, отнестись к этому явлению? Да, конечно, это проявление протеста, нежелание идти рука об руку с поругателями правды и порядка. Забастовщики отмежевались от насильников. Но приглядитесь к этому явлению и его последствиям.Я открыто заявляю, что от начала высказывался против забастовки. Почему? Я очень хорошо знаю значение забастовок, строение их, и не против них вообще. Но в этом случае разве следовало выпускать из рук государственное дело только потому, что насильники приставили своих комиссаров? Разве не достигнуты забастовкой результаты, прямо противоположные тому, что было желательно? Утратилась сразу же возможность влияния на ход дел и на ту среду, которая может быть была бы спасена от дальнейшего растлевающего воздействия насильников. До сих пор они, быть может, как государственные невежды, были бы уже самым ходом вещей вытеснены из хода нашей государственной жизни или сокрушены в своих силах. А теперь? Голодовка забастовщиков, постоянные компромиссы, ход с черного крыльца к большевикам на службу, штрейкбрехерство, разрыв с малопросвещенной массой народа, видящей в забастовке саботаж и надругательство над своими мечтами, и торжествующее ликование в среде насильников и пр. К священнику то и дело обращаются совестливые души: как быть? Нужда, больная мать, огромная семья... Голодная смерть... Мне самому многократно приходилось говорить с комиссаром, просить его не отказывать в выдаче жалованья служащим храма Христа Спасителя: сторожа и псаломщики получают по 30 руб. в месяц, многосемейные. Идти к большевикам или нет? А сейчас эти недоумения и смятения души усилятся еще более. Что сказать? Нельзя ли дополнительно раскрыть это? В грамоте Патриаршей многими прещение может быть понято неправильно и родить скорбь. Нужно, чтобы наша соборная семья стала как можно полнее активным проводником в жизнь и разумение народа духа и смысла этого воззвания Святейшего нашего Отца. И постараемся извлечь из жертвенного патриаршего подвига наибольшее счастье. Как это сделать? Я не дам, конечно, полного ответа, и его трудно дать. Чувствую, что жизнь сама подскажет, когда готовность нашу пострадать за Христа надо воплотить в дело. Но в поле моего малого служебного—по должности священника при храме Христа Спасителя—зрения я постараюсь кое-что наметить в этом направлении.
Храм Христа Спасителя—вот одно из средоточий, которое нужно приблизить к сознанию народа, и оправдать его историческое существование. Он создан, так сказать, на костях витязей русских, положивших в самую тяжелую годину истории жизнь свою за то, за что зовет нас отдать жизнь и наш Патриарх. Храм построен в память 1812 года, когда самое сердце России, Москва, была поставлена на карту, и России как бы суждено было уже погибнуть. Приблизьте же к сердцу народа и в настоящую тягчайшую годину это святая святых русского храмоздательства и постарайтесь духом почивших в бою героев русских воскресить в народе те святые порывы стояния за родную Церковь и землю, которые воплощены в них, и о которых так громогласно повествует величественный храм Христа Спасителя. Не говорит ли жизнь, что этот храм может стать и сейчас храмом Спасителя для нашей земли? Не делайте его богадельней! Оживите его холодные сейчас стены! Это не казенный Московский кафедральный собор. Его строила не Московская консистория, а Россия. Да будет же он всероссийской церковной кафедрой!
Да будет он кафедрой Патриарха в его постоянном общении с народом! Вместимостью до 15.000 человек—разве храм Спасителя не даст возможность тысячам и тысячам русских людей, собравшихся под его своды, зреть своего Отца, совершающего Бескровную Жертву за народ русский, поучающего паству, благословляющего ее? Пусть русский народ знает, где найти своего Святейшего Патриарха. Пусть изо-дня в день, каждое воскресенье, каждый праздник совершается здесь патриаршее служение с возможным благолепием, пусть звучит здесь вдохновенное слово лучших проповедников, пусть звучат здесь голоса лучших певцов и—общей народной грудью—всенародное пение. Пусть здесь раздастся в потребный час грозное слово прещения врагам церкви нашего Святейшего Отца! Не Патриарх в приходские церкви, а приходы во всем множестве народа, с хоругвями и крестами, да шествуют сюда к своему Отцу, под сень храма Спасителя. И если Господу угодно было бы судить нашему Святейшему Патриарху смертью запечатлеть его жертвенный подвиг, то закланная у алтаря Господня в средоточии Москвы, эта новая жертва вовеки не изгладится из памяти народной, и сольется дух нового праведника с духом тех праведников, которые пали за родину и за Христа. И воскреснет мертвая русская земля! И не вотще будет жертва! И Патриарх не останется одиноким, и мы не будем одиноки, ибо народ с нами и жаждет подвига не менее, чем мы; он уже зовет нас и спрашивает, как спасать родину. Настал час, когда, вслед за Святейшим Отцом, наш Священный Собор должен, обрекая себя на жертву, поведать народу, кем он должен бытьи за кем он должен идти».
13. Д. И. Боголюбов. Я не буду задерживать вашего внимания на разных событиях последних дней. Я отмечу теперь лишь радость которую мы все чувствуем от сознания, что, наконец-то, раздался тот голос Патриарха, которого давно ждет православная Россия. Я и раньше говорил, что необходимо анефематствовать людей, открыто восстающих на Христа и Его Церковь. Отнако, не будем обольщаться относительно влияния на рабочие массы Патриаршего послания. Я должен сказать, что большевизм не умер; он попрежнему захватывает массы; но в народном сознании намечается определенный сдвиг в другую сторону. Я был лично свидетелем, как в Воронеже на религиозные лекции стекались толпы людей разного состояния, и очень многие из них готовы были встать на защиту Православной веры. После одной лекции на тему о Христе, Спасителе мира, мне люди говорили, что большевики готовы пулями расправиться с теми, кто отвлекает внимание народа в сторону; но они их не боятся. Комиссар, разрешая другую мою лекцию о Церковном Соборе, говорил: «Какая вам охота заниматься подобными пустяками!» Но народ знал, что Собор не пустяк, и он готов был лечь костьми за Православную веру. Еще недавне широкие народные массы жили другими и прямо безбожными настроениями. Таким образом сдвиг в психологии народной несомненно происходит. Вот еще одно тому доказательство. В вагоне, в котором я ехал в Москву из Воронежа, было множество солдат; можно было думать, что это возвращался целый эшелон с позиции, но то были, как оказалось, отпущенные солдаты-торговцы; они почти все были против большевиков. Весьма важно, что даже в солдатской среде происходит некоторый сдвиг в сторону от большевизма. Когда своим спутникам-солдатам я рассказал, что в собор Александро-Невской Лавры пришел солдат в шапке и на замечание ему по этому поводу ответил, что для него нет святыни,—эти слова произвели на солдатскую вагонную массу гнетущее впечатление. Вот я говорю себе: с такими безбожными солдатами, для которых нет ничего святого,—можно-ли начинать «священную войну», о чем заявили на днях наши комиссары?..
Теперь у нас наступает полоса террора и анархии,—тот момент, когда штыком и пулей будут расправляться со всяким верующим человеком. Очевидно, пришла пора и Церкви сказать свое властное решительное слово по этому поводу. Мы умрем за Русскую Православную Церковь. Это—наш голос; но его можно подслушать в самых разнообразных общественных кругах. Так, недавно в Воронеже, семинаристы, узнав, что большевики предполагают 30 января окончить учебный год с очевидной целью забрать их в окопы для «священной воины»,—заявили, что они пойдут «лучше к Каледину, чем за большевиками». И я считаю бесспорным, что кто имел общение с народом, тот знает, что есть еще порох в пороховницах. Православная масса еще не вымерла, но она не соорганизована. Я и молю Господа Бога, чтобы Патриаршее послание послужило своего рода церковным набатом, тем трубным звуком, которому суждено обратить общее внимание на преступные действия в народе. Если Собор вслед за Патриархом не выступит на дорогу крестоношения, то Русь будет окончательно распылена. Психология момента такова, что русские люди нуждаются в решительных выступлениях своих руководителей,—в их решительных действиях. Я приветствую поэтому Патриаршее послание, как великое национальное дело, как светлую зарю лучшего будущего в нашей жизни.
Насколько же темно и мрачно наше настоящее, насколько сильна у нас церковная неурядица, я могу указать на поступившее в Воронежскую консисторию такое «бытовое» донесение. В одном селе крестьяне выгнали священника и избрали на его место диакона, над которым и порешили совершить особую «гражданскую хиротонию». Диакон вышел на амвон и сказал: «Клянусь Всемогущим Богом, что я не буду за требу брать сверх того, сколько положено». Народ пропел «аксиос». Диакон еще сказал: «Клянусь Всемогущим Богом, что я буду исполнять вашу волю». Народ пропел «аксиос». После того диакон надел священническое облачение «и начал». «Благословен Бог наш ...»
В другом месте священника запрягли в сани и катались на нем.
Таким безобразным кощунникам необходимо объявить анафему: тогда, может быть, дрогнут их сердца. Иначе озорство дошло у нас до края; дальше идти уже некуда. Народной массе роздали винтовки, и вот стрельба идет всюду.
Необходимо, чтобы раздался голос Церкви, и чтобы этот голос был грозным набатом. Послание Патриарха и есть первый удар этого набата».
14. В 12 час. 3° мин. объявляется перерыв.
15. Заседание возобновляется в 1 час дня.
16. Протоиерей А. М. Станиславский: «Д. И.Боголюбов говорил, что теперь замечается в народном сознании сдвиг в сторону от большевизма, я же, наоборот, вынес совсем другое впечатление. Выехаля из Москвы 10 декабря в вагоне, переполненном солдатами. Все оказались большевиками, и мы всю дорогу слышали гнилые слова и угрозы выбросить попов из вагона. Впечатление получалось не то, что у Д. И. Боголюбова. Приехали в Харьков, где власть захватили большевики, установившие свои порядки. На вокзале грязь, шум, крики, производятся аресты буржуев, офицеров. Направляюсь в духовную консисторию и там вижу новое начальство - малорусского солдата-комиссара, который заявил, что ему поручен надзор, контроль над консисторией, что он имеет особые полномочия и может завести особые порядки. Из Харькова направляюсь домой, в Богодухов; еду в теплушке. Все время слышались разговоры по адресу духовенства в самых грубых выражениях; солдаты не стеснялись присутствием ни женщин, ни детей. Говорили, что всех нас нужно уничтожить, как врагов народа. Дорогой они обедали и ужинали, и ни один солдат ни разу не перекрестился. Вот каких солдат я видел. И никто их не остановил, никто не сказал: «постыдитесь священника, женщин и детей».
Что дальше я видел? Приезжаю в Богодухов, и он во власти большевиков. Разбили винный склад, при чем спирт частью отправлен большевиками в Харьков, частью расхищен местным населением. В этом деле принимали участие и дети. Вся дорога к винному погребу была усеяна пьяными, как взрослыми, так и детьми 6-7 лет. Упившихся до смерти были сотни. Можете представить, какое нравственное падение должно произойти от этого в детях. Вслед за разгромом винного склада начались разгромы помещичьих усадеб. Цветущие имения Харитоненко, Кенига и др., в которых было образцовое хозяйство, так были разгромлены, что не осталось камня на камне. И что поразительно,— грабили не бедные только крестьяне, нет: грабили и зажиточные крестьяне, имевшие по 5-6 лошадей. «Все наше», говорили грабители. Но они не ограничивались только грабежом, а еще поджигали помещичьи дома. Были случаи, когда на телеге привозили все семейство помещика, показывали им, как горят их дома, а потом увозили на вокзал или просто изгоняли. Ужасно то, что ни денег, ни вещей, ничего не давали изгоняемым. Отношение было самое жестокое, нечеловеческое, зверское. Я был поражен таким проявлением бесчеловечья большевизма, ничего подобного не найдешьв истории другого народа. Хотел узнать, в чем же дело, и попросил зайти ко мне одного большевика, мужа прислуги, матроса из балтийского флота. И вот он рассказал, что и во флоте и в армии искусной рукой проводится план уничтожения Православной Церкви. Солдатам и матросам говорят, что земля и воля должны принадлежать народу, но для достижения этого нужно уничтожить Церковь Православную. Надо уничтожить и попов, и буржуев; и кто уничтожает попов и буржуев, тот делает доброе дело для родины. Из 200 миллионов можно убить 10 миллионов, это дело доброе, ибо для остальных тогда будет рай. Большевик—крестьянин и рабочий—крепко убежден в том, что если он убивает, то не делает греха. Вот в чем корень зла. И не только никакого сдвига я не заметил, напротив: я видел расцвет большевизма. Везде большевики захватили в свои руки власть; Какой сдвиг, когда видим, что крестьяне, даже богатые, овладевают чужими имениями! Мало того, они грабят и все имущество. У мужиков оказываются в домах пианино, канделябры, дорогие картины и другие вещи, которые они поделили между собой. Они говорят, что взяли свое—народное достояние. Как может крестьянин скоро отказаться от леса, земли и награбленного имущества? Но вот они еще будут делить весной землю, тогда ожидать нужно еще более острой борьбы и черного террора. Может быть только тогда народ очнется от безумия и попросит твердой власти.
Какие же мы должны предпринять чрезвычайные меры, и в чем эти меры должны заключаться?
Первую меру мы уже выслушали,—это послание Святейшего Патриарха. Но мы знаем послания, которые раньше посылались: их солдаты рвали. Послание Патриарха составлено проникновенно и оно авторитетно обличает безумцев, но и его наличность теперь едва ли вполне достигнет цели. Что же делать? Говорят о чрезвычайных подвигах, о необходимости итти на все меры.
Я скажу, что настала пора в этом нам объединиться. Мы были слишком робки. Нам говорят: все должны идти на подвиг, на самоотвержение. А этого самоотвержения доселе еще не показывали. Теперь нужно придумать необходимые мероприятия.
Нужно устроить всенародное моление с крестными ходами, и при этом сказать народу каким бедам подвергается Церковь от врагов православия. Надо, чтобы слово было безбоязненное, надо будить совесть народа. Ведь не было момента более печального и ужасного в истории русской Церкви! Надо понять друг друга и обсудить меры объединения немедленно. Чрез неделю, может быть будет поздно, Опаздывать нельзя, надо начинать, решиться на самоотвержение и идти на защиту Церкви православной».
17. Протоиерей А. В. Суворов. «Я хотел бы также поделиться путевыми впечатлениями. Тяжело и грустно вспоминать об этих впечатлениях. Я живу в православном приходе. Евреев там не было. Встретиля на приводе паству верующую, любящую храм и интересующуюся тем, что происходит на Соборе. С большою грустью я перенес впечатление от проявления большевизма в лице некоторых солдат, которые возвращались в свои семьи. Что сделалось с их сынами? На праздниках я встретил трех возвратившихся солдат, которые были вполне распропогандированы относительно веры и Церкви. Дошли они до отрицания, конечно, не собственным разумом, а получили от других. Христос, по их мнению, простой человек, ничем от нас не отличается; сказание об Адаме—вздор; святые мощи—это выдумка попов, чтобы получать доходы. Матери их жаловались мне, что они тушат лампады, зажженные перед святыми иконами. Я вступал с ними в беседы, но с людьми необразованными столковаться было очень трудно. Они упорно стояли за свои отрицательные мысли, не представляя никаких доводов. Родители их и соседи плачут. Что делать? Под такими впечатлениями я встретился с посланием Патриарха об отлучении от Церкви за преступные деяния. Собор не может оставаться равнодушным к богохульникам. Но для меня вопрос большой важности: как же реально отнестись к этому? Отлучать от церковного общения хулителей необходимо. Если оставить их без внимания, они могут дурно влиять на других. Отлучение будет для них тяжелым наказанием. Но как сделать, чтобы не входить с ними в церковное общение? Эта часть должна быть предметом суждения на соборных заседаниях. Собор дает нам в руки оружие не словесной только борьбы с хулиганами, которые выходят из армии. Насколько слабо они отстаивают свои отрицания, мне приходится заключать из спора с солдатами в вагоне. Солдаты отрицали веру, молитву, и когда я вступил с ними в разговор и доказал им, что церковь и попы не идут в разрез с Евангелием, то весь вагон прислушивался к этому. Таким образом мы должны чувствовать свою силу и, по возможности, вступать в борьбу с этими противниками веры, не считая их членами своей Церкви и убеждая приход сторониться от них. А как отлучать от Церкви, это будет делом соборного решения».
18. JI. К. Артамонов. «Тягостно мне было слушать речь графа Д. А. Олсуфьева. Это—запоздалое покаяние нашей интеллигенции. Но оставим это: нужно ли теперь кого-либо попрекать прошлым? Нам необходимо думать о том, что нам делать сейчас. Нужен правильный шаг, а такой шаг и на верном пути сделан уже нашим Святейшим Отцом. Ко всему, что было сказано по этому поводу здесь, можно относиться и с сочувствием и с не сочувствием. Я отвечу протоиерею А. А. Хотовицкому. Меня не смущает, как поступать с подлежащими отлучению от Церкви, с которыми не следует иметь церковного общения. Апостол Павел говорит не о физическом общении с ними, которое и он допускал. Я вынужден входить в общение с захватчиками власти ради насущных потребностей тех, о ком я должен заботиться, но не следует этого делать из личной корысти, иметь общение с ними в смысле единомыслия и разделения их образа действий. Допустим, что я был бы связан по рукам, а разбойник в это время душил бы дорогого мне человека. Несомненно, я стал бы целовать ему руки и ноги, умолять его, чтобы он пощадил свою жертву. Но если бы связанный стал похваливать душителя, чтобы самому остаться в живых, это было бы соучастье в преступлении. Неизбежно придется иметь общение с людьми, иначе жить нельзя. Но крайне важно разбираться, какими побуждениями руководствуются при таком общении. Забастовка чиновников, например, по моему мнению, грубая ошибка: если бы они все держали единомысленно и твердо в своих руках, может быть, иначе пошли бы все государственные дела. Монголы, например, победили китайцев, на сравнительно скоро победители растворились среди китайцев. Заговорили по-китайски, и с презрением стали говорить о своем монгольском языке. Чиновничий мир имеет большое значение в государстве. Император Николай I говорил, что Россией управляет 100 тысяч чиновников (столоначальников). Мир чиновников, оставаясь на местах, перетер бы колеса большевизма. Но дело сделано. Нам нужно проникнуться теми высокими идеями, которыми дышит грамота Святейшего Патриарха. И я благодарю Бога, что мой слабый голос был одним из первых и настойчивых в деле восстановления патриаршества. И как жалки были попытки помешать нам! Может быть успех противников патриаршества повел бы к полному разгрому Церкви.
К вопросу о воздействии на темную разнузданную массу, господствующую ныне, позволю себе привести пример из недавних путевых впечатлений. Мне пришлось ездить в Ярославль. В летний, нетопленный вагон 3-го класса сбилось в кучу около 80-ти человек, почти все «товарищи», но были женщины, дети, офицеры и 4 еврея коммерсанта. Мороз был 10—12 градусов. Снаружи мерзли люди, не попавшие в вагон и державшиеся за ручки вагона, умоляя пустить внутрь обогреться, но в ответ на их мольбы отвечали хохотом и грязными шутками. Но вот раздался негодующий, резкий, страстный и обличительный голос: «Да что вы, Бога забыли, честь и совесть забыли? Что вы делаете? Ведь это тоже люди, и жить так же хотят, как и вы». Это голос был женщины. Результатом было то, что смолкли грубые шутки, все потеснились и впустили замерзающих, одну дверь приотворили. К стыду моему я молчал, как и другие мужчины, чувствуя, что у меня нет порыва и внутренней силы оказать влияние на «товарищей». Рассказанный случай убеждает меня еще лишний раз в том, что одной из важнейших мер к прекращению разрухи в нашем народе следует признать привлечение женщины к содействию нашему духовенству, в проповеди слова Божия и в распространении правильных христианских взглядов, в колеблющейся массе смущенных простецов и детей. Я бы сказал: «чем больше толпа, тем труднее ей внушить добрые настроения, потому что толпа, особенно наша русская простонародная, воспринимает слово несколько странным образом. Простите ту авторитетность, какую я позволяю себе, но за 42 года службы я имел частое общение с солдатами, крестьянами и рабочими, при чем убедился, что они воспринимают мысли иначе, чем мы, считающие себя интеллигенцией. Проповедь с иностранными словами воспринимается плохо. Проповедь ясная, короткая, как лозунги большевиков, вот что нужно народу. Чтобы иметь успех в такой толпе людей, надо иметь среди людей сочувствующих вам. А приобрести это можно только при участии помощников. Это один из способов, на который надо обратить теперь самое серьезное внимание, чтобы слово Божие попадало на подготовленную почву и стало действительным. Особенно же важна в этом отношении помощь верующих женщин.
Я очень обрадовался, когда узнал о послании Патриарха. Давно бы пора возвысить голос со стороны церковного вождя, и если верующий народ услышит этот голос, он пойдет за твоим духовным вождем, и не будет пассивно относиться к хулиганствующим лицам. Следовало бы обсудить на Соборе относительно положения тех священников, которых грозят убить. Что им делать,—оставаться ли на приходе или уходить».
20. Заседание закрыто в 2 часа 10 мин. дня.
Через два дня собор заседает снова.
Собор определенно стал на страже контр-революции, так на него смотрят верующие со всех сторон. Контрреволюционная волна уже захлестнула подлинное церковное сознание. Ненависть к большевикам слепит глаза церковникам.
Церковь в опасности!
Вот лозунг церкви после октября.
На собор устремлены все взоры. Ему шлют приветствия, его ободряют, его поощряют и его... подталкивают.
22 января на заседании собора заслушивается представление от общего собрания пастырей, церковно-приходских советов и представителей монашествующих Одессы: «Общее собрание пастырей, церковно-приходских советов и представителей монашествующих города Одессы, проникнутое чувством сыновней любви и радости, едиными усты и единым сердцем приветствует Вас, Ваше Святейшество, как первоизбранника и духовного вождя всероссийской православной церкви на вдовствовавшем в течение двух слишком веков патриаршем московском и всея престоле. Да воздвигнет Господь в лице Вашем по примеру светлой памяти великих первосвятителей и чудотворцев российских мужа силы и разума и великого молитвенника и печальника о судьбах единой великой и святой Руси в тяжелую годину ниспосланного ей страшного испытания. Да подаст Великий Пастыреначальник наш Господь Иисус Христос Вашему Святейшеству, как выразителю православно-русской идеи во вселенской церкви и как хранителю незыблемых основ соборности и каноничности русского церковного строя, силы и крепость твердо стоять на страже этих вековечных начал родной церкви против каких бы то ни было на них посягательств, и да хранит Всемогущий Господь единую святую всероссийскую церковь, возглавляемую Вашим Святейшеством. Председатель общего собрания Павел Капляревский. Кафедральный протоиерей Василий Флоровский и архимандрит Кирилл».
И одновременно из Семипалатинска: «Окружное собрание гор. Семипалатинска приветствует избрание Святейшего Патриарха Тихона. Приемлет настоящее избрание как залог скорого воскрешения родины. Председатель собрания Станкевич».
Таких документов много. Я взял первые попавшие. Собор, патриарха все реакционеры желают видеть своим знаменем. Через них надеются на реставрацию минувшего милого их сердцу строя.
Заслушав это «послание», собор переходит к вопросу о деятельности правительства, которое, во исполнение декрета, начинает реквизировать здесь и там церковное имущество. Это страшно нервирует собор. Забыв служение «небу», собор обсуждает вопросы «земли», да еще земли «своей», «собственной». Здесь все характерно—от речи до реплик.
Доклад делает прот. П. Н. Лахостский: «Дело о захвате Синодальной типографии комиссаром по Народному Просвещению началось давно и велось систематически, как сказалось из речей тех старост типографии, которые были в сношении с Советом работах и солдатских депутатов. Надо думать, что уже в конце октября или в первых числах ноября были деятельные у них сношения с Советом, но тогда еще не были признаны назревшими условия окружающей действительности, чтобы считать своевременным насилие над церковью. Для совершения этого насилия ими был употреблен следующий маневр: захватить синодальную типографию по решению самих рабочих, самого трудящегося народа, и, таким образом, ее «национализировать» или, как еще говорят, «социализировать» по желанию самого народа, чтобы в распоряжение рабочих были переданы все машины и весь инвентарь типографии, как составляющий результат их собственного труда. Результатом такого решения и были следующие шаги к захвату типографии. 12 человек старост, все большевики, находились в сношениях с помощниками комиссара по народному образованию Залкиндом и Лебедевым-Полянским. Старосты рассматривали некоторые документы Св. Синода, неизвестно для меня как ставшие для них доступными. Особенно придирались к тому, что при Св. Синоде образован типографский капитал. Этот капитал они совершенно неправильно истолковали, как принадлежащий именно типографии, то-есть рабочим. Но в Петрограде назревали в этой области (по требованию у церкви ее имущества) события. Настроение старост с каждым днем поднималось. Когда я 19 декабря пришел в типографию, я застал там маленький митинг. Рабочие к работе не приступали (хотя уже и было время приступать к ней), а горячо обсуждали вопрос о захвате типографии. Я попросил позволения участвовать в обсуждении; мне сначала было отказано, но потом пригласили в совет старост; здесь обнаружилось, что представители от рабочих (их было всего трое) были бы довольны, если бы рабочим петроградской типографии дали те прибавки, которые получили рабочие Московской синодальной типографии. Но один полупьяный староста сказал: «здесь дело не в прибавках. Какие там наградные: все наше, вся типография переходит в ведение Совета Народных комиссаров». Никто из старост не возражал ему. Я просил передать вопрос на рассмотрение общего собрания рабочих. Такой выход был признан правильным. 21-го декабря в общем собрании громадная часть рабочих—три четверти или три пятых—были на стороне Св. Синода. Они высказывались, что были бы довольны, если бы удовлетворили их просьбы о получении тех же прибавок, которые назначены рабочим Московской синодальной типографии. Старосты были недовольны таким исходом, хотели сорвать собрание, но его все-таки удалось довести до конца. Составлена была официальная резолюция, которая и послана была Святейшему Патриарху. Тогда старосты, видя, что такой маневр захвата типографии через самих рабочих не удается, постарались прибегнуть к внешней силе,—довести о происшедшем до сведения помощника комиссара по народному образованию Лебедева-Полянского. На втором общем собрании рабочих 3 января Лебедев-Полянский говорил полтора часа речь, исполненную грубости и кощунства. Он заявил, что ему хорошо знакомо духовное ведомство, что он сам будто бы учился в духовной академии, но что ему опротивело там, и он убежал в университет. Я стал внимательно прислушиваться к его речам и, судя по его выпадам, понял, что все это наглая ложь. Он говорил, например, что Христос и апостолы нигде не учили: «всякая душа властям предержащим да повинуется», что это попы выдумали; говорил, что он уполномочен заявить рабочим, что им будет выдано по 300 рублей наградных каждому, и жалованьем они будут обеспечены на три месяца, если даже не будет никакой работы, «если даже, как этот поп (указывает на меня) сказал, вы будете выкинуты на улицу». А я действительно говорил, что рабочие могут остаться без работы, так как Св. Синод своих изданий печатать у них не будет. Тогда Полянский спросил: «Почему вы не дадите нам работы? Мы будем евангелия печатать!» Я ответил, что это дело великое: «Вот вы и здесь кощунствуете: как же вам поручить печатать св. евангелие? Вы делаете по 5 ошибок на строке при наборе, у вас некому их исправить. Неужели Св. Синод позволит вам искажать и портить Слово Божиег» Полянский сделал еще выпад: «Если,—сказал он рабочим,—вы пойдете за нами, то получите по 300 рублей, а если за попами, то останетесь голодными, потому что денег у них нет». Однако рабочие стояли на своем. Тогда он заявил, что он уполномочен, в случае сопротивления, произвести аресты и увести противящихся в тюрьму. Тогда одна женщина, Ветрова, 19 лет служащая в типографии, сделала такое заявление: «Вот я много лет работаю в типографии и ни разу в течение 19 лет не слыхала таких застращиваний. А вас вижу первый раз, и вы грозите тюрьмой. Очевидно, нам с вами не ужиться». Тогда Лебедев-Полянский застучал кулаком и сказал, что он уполномочен ввести красногвардейцев. Оказалось, что на дворе где-то уже была приготовлена вооруженная сила. В дверях показалось несколько человек красногвардейцев, поднялось общее смятение, послышались рыдания.
После захвата типографии начались очень частые собрания духовенства петроградского, представителей приходов, общие собрания приходских советов, сначала одного Петрограда, потом всей епархии. Обнаружилось, что все захваты происходили в известной системе. На первом же собрании приходских советов, 11 января, стало известно, что разные комиссары приходили и к ректору семинарии, и в духовное училище, и к митрополиту и заявляли, что с Синодом легко справиться, что решено все достояние Синода объявить собственностью народа; еврей Шпицберг читал лекцию в бывшем Михайловском артиллерийском училище. Объявив себя комиссаром по церковным делам, он заявил, что так как некоторые власти не повинуются Совету Комиссаров, то против них будут приняты меры, что Митрополит Вениамин так же не повинуется, поэтому его выселят из Александро-Невской Лавры. На собрании представителей приходских Советов, 11 января, были выработаны резолюции, в том числе и резолюция о захвате типографии. Резолюция гласит, что тысячи верующих рассматривают захват типографии как грабеж, протестуют против него, и будут говорить об этом не только в храме, но и в трамваях, на площадях, что они, приходские Советы, усматривают явное гонение на Православную Церковь со стороны тех, кто именует себя народною властью. Эту резолюцию я хотел вручить Луначарскому, но его, высокого человека, нам, маленьким людям, поймать невозможно. Он высылает ко мне Лебедева-Полянского. Обращение со мной этого представителя власти было презрительное и грубое; он ничего не желал слышать, письменных заявлений не принимал; одну бумагу взял в руки, но хотел разорвать; бумага была с подписями, и мне едва удалось ее выхватить у него обратно. Впрочем, в конце концов, мне было сказано, что меня Луначарский примет, и назначены были день и место. Я прибыл за десять минут до назначенного часа, но Луначарского не было; швейцар сказал мне: «Они еще не приехали». Когда он приехал, то не вышел из автомобиля, а выслал Полянского. Я обратился к Полянскому: «Ведь вы же сами сказали, что я буду принят сегодня». Он ответил: «Мало ли что я говорил, он человек занятой, до вас ли ему!» Итак, Луначарский не вышел. Я сказал Полянскому, что у меня документы, что их нужно представить Луначарскому, что я их пошлю. На эти он ответил ругательством: «Хоть к чорту посылайте эти бумаги!» Полянский — маленький юркий человек. Я ему говорил, что хоть вы и подписываетесь Лебедев-Полянский, но я думаю, вы не Лебедев и не Полянский.
14 января, в зале Общества религиозно-нравственного просвещения на Стремянной, состоялось громадное заседание приходских Советов и прихожан. Здесь было сделано заявление о захвате Александро-Невской Лавры. Митрополита Вениамина, к сожалению, не было, он был занят служением и беседами в другом месте, а был Преосвященный Прокопий. В собрании выступали многие и говорили с большим подъемом. С негодованием подчеркивали, что только Православная Церковь подвергается гонениям, другие же исповедания пользуются покровительством. Нужно было выработать какие-либо практические мероприятия, и вот в обсуждении принял участие один солдат, член Совета солдатских депутатов. Сначала он стоял позади, потом выдвинулся и принял участие в беседе. Он поведал нам следующее: «Я сам член Совета солдатских депутатов». Сначала ему не поверили, но чем больше он говорил, тем все более мы убеждались в его искренности. Он говорил, что в Смольном в закрытых заседаниях обсуждался несколько раз вопрос о реквизиции типографии и Лавры. Но находились протестанты из рабочих (о солдатах не упомянул). «Но нас, говорил он, нагло обманывали, что будут печатать дешевые книги, что попы брали за Евангелие по 5 рублей, а мы будем давать чуть ли не даром, что деньги расходились по карманам архиереев, и тому подобные нелепости. А теперь, послушав здесь речи, я вижу—продолжал солдат,—что захваты типографий—наглый грабеж. И про Александро-Невскую Лавру говорили, что от ее реквизиции лучше будет даже для самих монахов, что будто это предпринимается для лучшего использования помещений Лавры в интересах самих верующих. Вот мы и согласились. Придя в Смольный, я сегодня же поведу там пропаганду среди солдат». Я, как председатель собранья, спросил его: «Есть ли надежда, что найдутся там единомышленники, будут ли вам сочувствовать?» Он с уверенностью сказал, что будут, что хотя и много там неверующих, нерусских, неправославных, но есть и верующие. Затем умно практичную речь сказала одна женщина, которая заявила, что «она ходила по казармам и уговаривала верующих солдат вступить в защиту Святой Церкви. И эта мера была одобрена и принята собранием. Тут же предлагалась и другая мера: чтобы поручить солдатам охрану церквей. Тот же солдат, член Совета солдатских депутатов, указал, что такая мера преждевременна, что результатом ее будет только то, что всех этих солдат перебьют, что надо подождать с этой мерой. На этом и остановились. Что потом произошло в Петрограде, я не знаю, так как выехал оттуда. Знаю только что бедствия рабочих Синодальной типографии уже начались. Работы нет. Взялись набирать две газеты, но красногвардейцы их сожгли, так как в это время в течение 8-ми дней не было никакой периодической печати, кроме большевистской. Рабочие типографии (старосты) начали печатать свой журнал «Трудовой Еженедельник», где поносят Св. Синод. Всем руководят старосты; а остальные рабочие с ними только внешним образом, потому что подкуплены, получили наградные. Как быть дальше? Мы решили было найти другую типографию для печатанья «Церковно-Общественного Вестника»; но это оказалось невозможным, потому что ротационные машины все реквизированы. Но оставлять духовенство, в особенности сельское, теперь в темноте неосведомленным о том, что происходит, значит играть в руку большевиков. Во всяком случае даже одно сообщение сведений о тех мерах, какие принимаются в Петрограде, Москве и других местах для защиты веры православной и ее святынь, ободряюще действует на местах. Типографию для печатанья «Церковных Ведомостей» найти все же удалось. Я прошу Священный Собор дать санкцию нашим решениям: прекратить пока до более благоприятного времени выпуск «Церковно-Общественного Вестника» и расширить неофициальную часть «Церковных Ведомостей».
Должен добавить, что наши собрания сопровождались таким подъемом духа, такими речами в защиту Церкви, об ее страданиях, что я уверен, что вчерашний день, который был решительным для Петроградской Церкви, прошел благополучно, хотя может быть и не без жертв; уверен, что крестный ход в Петрограде показал что сила, мощь народная не в штыках, а в готовности и страданиями и даже жертвами отстоят святыню. Эта сила непобедима».
После Лахостского слово предоставляется М. Ф. Глаголеву, который докладывает о деятельности Шпицберга.
26. М. Ф. Глаголев. «Долгом считаю доложить Священному Собору сведения общего принципиального характера, которыми объясняются события последних дней. Мне пришлось быть на лекции товарища народного коммисара, как его рекомендовали, Шпицберга, Ивана Анатолиевича, о котором упоминал о. протоиерей Лахостский. Эта лекция была на тему: «Современная Церковь и семья в освещении революции». Лекция эта в существенных чертах такова: учение Церкви совершенно не согласно с учением Великого учителя морали, человека Иисуса Христа. Патриарх Тихон—самозванец. Как его сделали «святыней», кто его сделал «святыней», какие по этому поводу произносились контр-революционные речи, и почему иначе быть не могло? Судьба богатейшего имущества нестяжательной Церкви. Вымирание богов-царей—воскресение Человечества» (с большой буквы). Вот в моих руках пригласительный билет, на котором и напечатаны эти пункты. Когда я пришел в зал, он наполнен был по преимуществу солдатами и матросами. Лекция эта с точки зрения религиозного человека имела самый кощунственный характер. То, что здесь говорилосьо лице Иисуса Христа и о Пресвятой Деве Марии, передано было языком, который употребляют солдаты, передавая друг другу анекдоты. Религиозное чувство не могло не возмущаться этим; но все-таки эта часть речи не могла так беспокоить, как те выводы, которые сделал товарищ комиссара. «Я, заявил он, автор декрета о разводе и браке, и я должен сообщить вам, что предстоит еще более сложный революционный процесс. Мы свергли земного царя, но нам предстоит свергнуть и небесного. Предстоит издание декрета о том, что запрещается совершение таинства Причащения, как колдовского действия, а затем, во-вторых, предстоит декрет о закрытии всех храмов. Это прибавил он, жестоко, но мы должны к этому прибегнуть. Французская революция пришла к этой мысли на 4-й год, а мы пришли к этому на первый же год революции. Будет запрещено богослужение и будут отобраны церковные сосуды, как средство для колдовства; духовенство будет объявлено подозрительным по революции. Все духовные учреждения должны быть реквизированы. Что касается школы, то она должна быть светская».
Аудитория настроена была целиком в пользу лектора и принимала все положения с восторгом и рукоплесканиями. Когда лектор читал один синодальный указ, я громко крикнул: «Подтасовка!», и когда сообщены были им ложные сведения о Соборе, я сказал: «Ложь!»- За это меня едва не вывели. Сообщая о Соборе, автор сказал, что жребий при избрании Патриарха вынимал уклоняющийся от военной сужбы монах. «Он девяностолетний старец!» сказал я. Лектор видимо сконфузился, но меня опять хотели вывести; лектор успокоил толпу и заявил: «Накажем его молчаливым презрением».
Мне кажется, что лекция эта имеет чрезвычайное значение: Собору и всем православным важно знать, что предполагается сделать по отношению к Православной Церкви. Необходимо поэтому, чтобы Собор предложил всем епархиальным Преосвященным сделать распоряжение, чтобы во всех приходах бы о сообщено, что готовится нашей Святой Церкви».
Продолжаем протокол во всей его неприкосновенности. После Глаголева говорит П. Астров.
28. П. И. Астров: «Я хочу сказать только несколько слов о практическом выполнении мероприятий, вызванных последними событиями захвата Петроградской Синодальной типографии. Конечно, дело касается здесь церковного хозяйства, но в данном случае самое важное здесь—нарушение прав Церкви, и мне думается, что вопрос следует передать на рассмотрение соединенного собрания двух отделов—отдела о правовом положении Церкви в государстве и отдела о церковном имуществе и хозяйстве».
29. Председательствующий: «Угодно ли Собору принять предложение П. И. Астрова о том, чтобы вопрос о захвате типографии был передан на рассмотрение не одного отдела, а соединенного присутствия двух отделов—отдела о правовом положении Церкви в государстве и отдела о церковном имуществе и хозяйстве.
30. Постановлено: предложение П. II. Астрова принять.
31. Председательствующий: «Желает поделиться впечатлениями о событиях на юге Член Собора протоиерей П И. Сербинов».
32. Протоиерей П. И. Сербинов: «Я вчера с большим трудом и опасностью для жизни прибыл из Крыма. То, что делается в Крыму, не поддается описанию. Ужасы превосходят то, что происходило в Москве. Черноморский флот, который бы и оплотом порядка, перешел на сторону большевиков. Перед этим до 9 января там был порядок. Во главе стоял Совет из 3-х коммиссаров, которые не подчинялись большевикам. Русские офицеры стали составлять кадр матросов, преимущественно из мусульманского населения, который охранял порядок. Но вот матросы из большевиков стали захватывать суда и города. В Феодосии был пущен провокационный слух, что татары вооружаются для того, чтобы перерезать русских. Эта провокация возбудила темный народ.
В Феодосии на стороне порядка было только 100 человек. На город наведены были орудия из батареи с судов, находящихся в бухте, но насилия над духовенством и разрушения храмов не наблюдалось.
В январе большевики захватили Симферополь и стали допускать насилия над духовенством и храмами. Татарские войска бежали. На митингах стали говорить, что виноваты в предательстве России попы, что их следует перестрелять.
В ночь с субботы на воскресенье отыскивали и расстреливали офицеров. Расстреляли до 50 человек, а до 200 арестовали, и какая их участь постигла—неизвестно. Вместе с тем был пущен слух, что на соборе—пулемет, и что следует арестовать духовенство.
В воскресенье в соборе вследствие страха было мало народа. Но Архиепископ Дмитрий пришел в собор и совершил литургию. После литургии он обратился к народу с речью: «Говорят, что на колокольне пулемет; кто желает, посмотрите, правда ли это?» Некоторые из находящихся в храме отправились туда и сообщили, что никакого пулемета нет. Тем не менее началась бомбардировка собора и была повреждена колокольня. О. протоиерея Назаровского арестовали, и хотели расстрелять, но он все-таки остался в живых. Все духовные лица спрятались, и ключ остался у Архиепископа Дмитрия. Но Архиепископ Дмитрий смело отправился в революционный штаб и потребовал расследования; наглость дошла до того, что председатель сказал: «я сам видел пулемет». Архиепископу удалось однако настоять на том, чтобы назначена была комиссия. Во вторник Архиепископ сам служил литургию по обряду священнического служения, а я и некоторые члены причта пели и читали.
Патрули рассеялись по окрестностям, и происходили насилия. В 20 верстах от Симферополя солдаты ворвались в храм, стали спрашивать, почему на лампаде лента зеленая, а не красная, вывели о. Иоанна Углянского на горку и там расстреляли. В воскресенье 14 января у Архиепископа Дмитрия не раз производили обыск, все взламывалось и вспарывалось. В Архиерейскую Церковь вошли с папиросами и в шапках, штыком прокололи жертвенник и престол. Захвачены были семинария и духовное училище. «В казармах в грязи нам надоело жить», говорили солдаты. В духовном училище схватили помощника смотрителя, протоиерея Бессонова, но оставили его на паперти, а сами вошли в храм. Были здесь около четверти часа, но успели взломать жертвенник и шкаф в разнице. Епархиальный свечной завод разгромлен, вино выпито и вылито. Всего убытку сделано более чем на миллион рублей. Вот в кратких чертах сведения об ужасных событиях в Крыму; более подробно я сообщу о них на частном заседании.
Бедная, несчастная наша Ялта! Шесть суток обстреливали ее с двух военных судов. В Ялте 15 тысяч больных. Бежать было трудно: в направлении к Алупке горы, а в направлении к Ливадии стояли большевики. Обстреливали часа два днем и часа два ночью. Не осталось ни одного целого стекла. Люди обезумели от ужаса. Результат обстрела мне в точности неизвестен, так как я в понедельник уехал. Пострадали и церкви—собор и армянская церковь, которая по виду похожа на наши. Гостиницы «Россия» уже не существует, разрушена Ореанда, разрушен детский приют, причем погибло около 25 детей. Проявлялась злоба ко всему, так как Ялта, по словам большевиков, буржуйный город. Проявляется ненависть к духовенству. Когда я был в вагоне, один солдат сказал: «А, поп, следовало бы его взять на мушку!» Но ничего, опасность миновала. Вообще на юге города взяты большевиками, кровь льется рекой. Я должен еще раз отметить неустрашимость Архиепископа Дмитрия. В Севастополе он отпевал священника Чепранова, который убит был матросами за то, что напутствовал св. тайнами приговоренного к смерти. Тело священника не было найдено, так как вероятно было выброшено в море. Член собора Спасский арестован».
33. Протоиерей А. П. Рождественский. «То тяжелое чувство, которое мы испытали, слушая об ужасных событиях, должно вылиться молитвою за пострадавших, а вместе молитвою и за протоиерея Петра Скипетрова, который скончался, смертельно раненый в то время, когда обратился со словом увещания к красногвардейцам».
34. Собор воспевает: «Со святыми упокой».
35. Протоиерей А.П.Рождественский. «По поводу всех этих ужасов, о которых мы слышали, а особенно по поводу захвата святого достояния Церкви мы имели на днях утешение слышать в церкви послание Святейшего Патриарха, в котором он твердо и безбоязненно обличает все эти беззакония, которые творятся настоящею властью. По поводу этого послания особая, небольшая комиссия при Соборном Совете предлагает Священному Собору сделать следующее определение: «Священный Собор Православной Российской Церкви с любовью приветствует послание святейшего Патриарха Тихона, карающее злых лиходеев и обличающее врагов Церкви Христовой. С высоты патриаршего престола прогремело слово прещения и подъят меч духовный против тех, кто совершает непрерывное надругательство над святынями веры и совести народной. Священный Собор свидетельствует, что он пребывает в полнейшем единении с отцом и молитвенником Церкви Российской, внемлет его призыву и готов жертвенно исповедывать веру Христову против ее хулителей. Священный Собор призывает и всю Российскую Церковь во главе со своими Архипастырями и пастырями объединиться ныне вокруг Патриарха, дабы не дать на поругание святой веры нашей».
36. Председательствующий: «Угодно ли принять предложение комиссии при Соборном Совете?»
37. Постановлено: предложение комиссии при Совете принять.
38. Протоиерей А. П. Рождественский: «Затем по поводу захватов церковного имущества Соборный Совет образовал особую небольшую комиссию для выработки тех мер, которые священный Собор мог бы принять против всех этих захватов.
Эта комиссия образована Соборным Советом в порядке частном, потому что мысль об этой комиссии возникла тогда, когда Собор временно прекратил свою деятельность по случаю перерыва на праздник. В комиссию вошли следующие лица: прот. А. II. Рождественский, П. И. Астров, С. Н. Булгаков, Н. Д. Кузнецов, А. А. Салов, князь Е. Н. Трубецкой, В. И. Шеин. Комиссия занималась выработкою проекта определения, которое будет теперь передано на рассмотрение соединенного собрания двух отделов—о правовом положении Церкви в государстве и о церковном хозяйстве и имуществе. В это соединенное собрание будет направлен и проект постановления Священного Собора, выработанный особою комиссией, образованной на заседании Собора 5 декабря: Архиепископа Тверского, Епископа Пермского Андроника, архимандрита Матфея, профессора С. Н. Булгакова, П. И. Астрова и других. По поводу этого проекта состоялось уже следующее определение Святейшего Синода от 18—20 декабря: «Выслушав означенный проект, признал с своей стороны, что издание Священным Собором проектируемого постановления явилось бы целесообразным и соответствующим обстоятельствам настоящего времени, о чем и определяет: передать выписку в Соборный Совет». Вот этот проект постановления Священного Собора:
«В последнее время участились донесения из епархии на имя епархиальных преосвященных — членов Священного Собора о разбойных грабежах в приходских храмах и монастырях, соединяющихся нередко с кощунственным поруганием святыни Господней, а равно о насильственном отобрании церковных и монастырских земель со всем хозяйственным инвентарем и иного имущества как жителями окружающих селений, так и лицами, именующими себя носителями власти.
Принимая во внимание, что движимое и недвижимое имущество приходских храмов и монастырей, будучи достоянием общецерковным, вместе с тем является достоянием приходов и монастырей, которое получено ими от святых и благочестивых предков, и которое мы должны сохранить и передать в целости нашим верующим потомкам, Священным Собор предлагает Святейшему Синоду немедленно обратиться к епархиальным преосвященным и через них к приходскому духовенству, прихожанам, монастырям и их богомольцам с указанием:
1) Отнюдь не отдавать добровольно захватчикам святого достояния Церкви во всех его видах кому бы то ни было, но оберегать его по примеру наших благочестивых предков.
2) На насильственные требования кем бы то ни было выдачи того или иного церковного и монастырского имущества настоятель храма или обители должны отвечать отказом, с обращением их к насильникам с соответствующим словом вразумления.
3) О грабителях и захватчиках церковного и монастырского имущества (имена коих известны) доносить епархиальному преосвященному на предмет отлучения от церковного общения в случаях особенно возмутительных. (Св. Григория Неок. пр. 3).
4) Если в святотатственных и кощунственных деяниях окажется виновным целое селение, в таких случаях епархиальным преосвещенным предоставляется прекращать совершение священнодействий (кроме таинства крещения и напутствования больных Св. Тайнами Тела и Крови Христовых) и закрывать храмы в сих селениях, впредь до искреннего покаяния виновных, которое должно быть засвидетельствовано и возвращением полностью похищенного у храма или обители.
5) В случаях насилия над священнослужителями применять к виновным указанную в предыдущем пункте меру.
6) Немедленно организовать православные братства при приходских храмах и монастырях для охраны церковного и монастырского имущества.
7) Вменить в обязанность приходскому и монастырскому духовенству в проповедях с церковного амвона призывать народ к покаянию и молитве, выясняя смысл текущих событий с христианской точки зрения».
Таким образом это постановление предусматривает насилие над имуществом Церкви. Предложено принять некоторые меры. Затем здесь говорили, что невозможно печатание «Церковных ведомостей». Здесь управляющий Московской Синодальной типографией сообщил, что возможно печатание этих «Ведомостей» и в Москве, если только изменить формат «Ведомостей».
39. Председательствующий: «Это комиссия разберет. А теперь ставлю на голосование предложение передать на рассмотрение соединенного собрания двух Отделов—о правовом положении Церкви в государстве и о церковном имуществе и хозяйстве— проект определения о мерах против захватов насильниками церквей и церковных и монастырских имуществ».
40. Постановлено: принять предложение.
41. В 12 час. дня объявляется перерыв.
42. В 12 час. 40 мин. заседание возобновляется, и в Соборную Палату прибывает Святейший Патриарх. Собор воспевает: «ис полла эти деспота».
43. Протопресвитер Н. А. Любимов: «По благословению Святейшего Патриарха и Отца нашего, в следующий воскресный день, 28 сего января, имеет быть крестный ход, по возможности, из всех храмов Москвы на Красную площадь. Святейший Патриарх совершит в этот день в Успенском соборе литургию и затем с изнесением святынь также проследует на Красную площадь, где, в присутствии крестных ходов из Московских храмов, совершит молебствие по поводу воздвигнутых на Церковь Божию гонений. Будем молиться о прекращении этих гонений и постараемся, чтобы все классы городского населения приняли участие в молении. Я обращаюсь к членам Собора с просьбою взять на себя труд распространить весть о предположенном торжестве среди жителей Москвы и, как это было ранее при объявлении актов избрания и настолования Святейшего Патриарха, лично посетить для этой цели церкви, в приходе которых они проживают. Епархиальное начальство с своей стороны озаботится соответствующим оповещением городского духовенства. Будут приняты меры и к тому, чтобы оповещение появилось в периодической печати. Веруем, что в предстоящем молитвенном подвиге будет обнаружен религиозный подъем, который послужит решительным предостережением захватчикам, который покажет им, что Церковь имеет защитников, хотя и безоружных, но готовых с самоотвержением встать на ограждение всего дела ее, всех ее устоев, прав и достояния. К этому молитвенному подвигу и к защите церкви мы призываем».
44. Протоиерей Н. В. Цветков: «В речах прослушанных ораторов пред нами развернут скорбный лист тягостных впечатлений, переживаемых родиною и церковью. Мы благоговейно преклоняемся пред великим подвигом Святейшего Патриарха, выразившемся в обнародовании послания. Но помянутый скорбный лист свидетельствует, как священный собор задет за живое происходящими событиями, и побуждает нас не молчать, а присоединиться к Святейшему Патриарху. Собор должен составить акт или послание, в котором определенно было бы выражено его отношение к нынешним событиям. В послании Патриарха выражено все, что следует выразить, и ко всему сказанному там собор всецело присоединяется. Повидимому, самому Собору ничего не остается сказать. Но я просил бы позволения высказаться о том, что мог бы еще сказать от себя собор. Прежде всего, всех благомыслящих людей в органах повременной печати обвиняют в контр-революционности, в том, что они стоят правительству поперек дороги, не хотят содействовать ему в его стремлении даровать благо народу. В послании нужно указать, что то, что дает правительство народу, есть не благо, а великое преступление против народа. В прошлом заседании говорилось, что якобы Церковь выступила только тогда, когда коснулись ее имущества. В послании нужно указать, что это неправда, что во всем послании Патриарха нет ни строчки о церковном имуществе, что на настоящий подвиг его побудило душевное волнение при виде гибели России и Церкви. Это следует подчеркнуть. Далее, самое сильное место в послании Патриарха— анафематствование врагов Родины и Церкви и запрещение входить с ними в общение. Хотя это место, при всей его краткости, очень выразительно, но все-таки оно требует объяснений. Я не позволю себе критиковать Что-либо в послании Святейшего Патриарха, написавшего его в волнении души кровью сердца, но комментировать его необходимо. Когда я сам читал послание в церкви, я должен был сопровождать его своими объяснениями, подобно тому, как мы объясняем слова св. писания. Так, Собор должен был бы выяснить, кого же анафематствует Святейший Патриарх. Я высказался бы, как высказывался и ранее, за то, что анафематствованию подлежат власти, ныне существующие, которые замыслили предательски погубить родину и Церковь. Но нужно иметь в виду, что в составе правительства есть лица, которых, по их вере и национальности, анафематствование не может касаться. Собору следует выразить свое отношение к этим нехристианским лицам, играющим большую и пагубную роль. Затем анафематствованию должны подлежать сознательные исполнители велений правительства и бессознательные элементы, которые по злой воле и трусости исполняют повеление этой власти. Собору необходимо особо остановиться на вопросе о том, как осуществить требование патриаршего послания устраняться от общения с врагами родины и церкви. В моем комментарии к этому месту, предложенном прихожанам, я должен был сказать, что с подобными людьми не нужно иметь общения в идеях, которыми они проникнуты. Однако, необходимо еще указать, в каких случаях запрещается иметь с ними личное общение. Например, мне кажется очень серьезным вопрос об отношении церковного общества к власти. Должно ли церковное общество признавать ее, или последовать примеру настоятеля Александро-Невской Лавры, преосвященного Прокопня, епископа елизаветградского, который мужественно заявил явившимся к нему представителям власти, что он не признавал и не признает последней, и тем заставил этих негодных людей, по природе трусов, отступить на время от своих намерений в отношении Лавры? Нужно ли признавать власть, или не нужно — это сложный вопрос. Если мы не признаем слуг антихристовых, завладевших ныне Россией, то как нам относиться к мелким исполнителям воли их? Апостол Павел дал заповедь молиться за власти — в то время, как власть была еще языческою. Может быть, нам следует установить различие между властью языческою, которая не понимала христианства, и повелителями, которые толкают на сатанинские дела и хотят свергнуть Царя Небесного. Один из ораторов указывал на то, что, по обязанностям своей священнической службы, он принужден иметь сношения с представителями власти. Нам, приходским священникам, действительно приходится быть в сношениях с властью. Например, комиссариаты присылают нам разрешительные свидетельства на погребение усопших, на основании которых мы совершаем погребения, доставляют для надписей паспорты и т. п. Собору необходимо указать образ поведения в таких случаях, чтобы не было сомнения в церковном обществе и среди пастырей. Затем требуется выработать общие положения об отношении к захватам церковного имущества.
Например, захватывают церковный дом. Как я должен поступить? Должен ли я доводить себя в защите его до расстрела? Впрочем, частное имущество может быть покинуто до времени. Но как поступить, когда входят в церковь, когда скажут «не служи», станут всем распоряжаться и касаться того, до чего не должны касаться? Собор должен дать указания для поведения в подобных случаях. Мне кажется, что я должен встать в церковных дверях и умереть, защищая святыню. Вот те соображения, которые возникли у меня вчера и сегодня, в связи с посланием Патриарха и речами ораторов, о которых я счел нужным поведать собору.
По поводу событий, происшедших в Петрограде, я предложил бы послать туда если не телеграмму, что теперь невыполнимо, то живое посольство с выражением глубокого соболезнования и молитвенного пожелания, чтобы первое столкновение со слугами сатаны послужило началом спасения родины от гибели и церкви от врагов. Наконец, я предложил бы самый большевизм назвать «сатанизмом», или антихристианством».
(Голоса: «Правильно.»)
45. Председательствующий: «Потрудитесь, о. протоиерей, изложить ваше предложение на бумаге для передачи его в комиссию, занимающуюся обсуждением мер, какие нужно принять в связи с современными событиями.»
46. А. В. Васильев: «Возблагодарим Господа за то, что мы дождались, наконец, услышать подлинно церковный голос нашего Святейшего Отца и Патриарха. В первый раз в эту годину беспорядка, во время действительно сатанинского похода сказано истинно-церковное слово. Произнесено слово по поводу событий, о которых до сих пор ничего не говорилось, и произнесен пастырский суд над всеми теми, кто в этих событиях повинен. Я хочу высказаться по поводу сказанного отсюда о.о. протоиереями Хотовицким и Цветковым. Я нахожу, что нет возможности издать такое соборное послание, в котором до мельчайших подробностей было бы определено, как в каждом отдельном случае нужно поступать христианам и пастырям. Христианская совесть должна подсказать каждому из нас, в чем он может и не может уступить, и когда ему надлежит положить свою жизнь за истину. Недоумевают, на кого должно падать запрещение, о котором говорится в послании Святейшего Патриарха. Ведь, настоящий сатанинский поход на церковь Христову, эти братоубийства, разбои и взаимную ненависть мы переживаем не со вчерашнего дня, не со времени прихода большевиков. В самом начале революции власть совершила богоотступничества (голоса: «Правильно!»). Запрещена была молитва в войсках, знамена с христианским крестом были заменены красными тряпками. В этом повинны не только нынешние властодержцы, но и те, которые уже сошли со сцены. Будем уповать, что и нынешние правители, которые теперь льют кровь, сойдут со сцены. В послании отмечается, что нынешняя власть обманывает общество,—обещает одно, а делает другое,—осуждаются самосуды, расправы и братоубийство. Я уже прежде говорил, и еще раз повторю, что всемирная история не знает таких злодейств и таких преступлений, какие творятся у нас целый год. В составе нашего Собора есть члены того правительства, которое и начало разруху.
Это правительство издало приказ № 1, которым офицерство было отдано на растерзание несмысленной солдатской массе. Страшно не то, что там и сям случаются зверства. Отдельный человек и толпа могут совершать неистовства, но это явление скоропреходяще: они опамятуются, будут сожалеть о содеянном, и окружающие их станут их осуждать. Страшно то, что мы около года являемся свидетелями того, как повсеместно кучка негодяев, на глазах множества других людей, совершает злодейства, терзает, мучает, производит самосуды, и это ни в ком не встречает помехи. Затем все эти убийцы -- члены христианских семейств, они возвращаются к своим родным, встречаются со знакомыми и их принимают, с ними сохраняется общение. Вот к ним-то и должно относиться содержащееся в послании запрещение иметь общение с врагами Родины и Церкви. Если бы отец, мать, братья и сестры не принимали возвращающегося к ним злодея, изгоняли его и говорили ему: «Ты—негодяй, у тебя руки в крови, ты нам не сын, не брат!—то бесчинства прекратились бы. Но злодеи всеми терпятся. Я позволю себе высказать священному Собору пожелание, чтобы послание было прочитано в храмах не один раз, а читалось за каждым богослужением, по вся дни, пока не прекратятся эти грабежи, хищения и братоубийства. Все пастыри должны разъяснять верующему народу обязанность его исполнять требования послания, призывать всех и каждого к исполнению своего христианского долга. В отношении того Соборного определения, которое уже состоялось, я высказал бы пожелание, чтобы в нем ясно было сказано, что призыв обращен не только ко всей Церкви, а и к каждому верующему, к каждой христианской семье, что все по христианской своей совести должны восстать против зла, против того сатанинского действа, которое творил я на Руси».
47. Председательствующий: «Вы тоже представьте ваши соображения в письменном виде для передачи их в образованную комиссию.
Мы здесь делились Впечатлениями с мест по поводу тягостных событий, переживаемых ныне. Другие могут сообщить еще более тягостные впечатления. Всех их не исчерпать. Полагаю, что сказанного достаточно. Важно указывать то, что следовало бы включить в предполагаемое Соборное послание. Я просил бы членов Собора представлять конкретные письменные предложения в комиссию, которая рассмотрит их и на основании сделанных заявлений выработает проект послания. Если же мы будем говорить вообще, то будем только терять время. Нужно делать дело, а не заниматься словопрениями и не излагать своих впечатлений. Слово принадлежит члену Собора А. М. Семенову».
(Голоса: Нет его!)
48. Свящ. В. И. Востоков. В этом зале слишком много было сказано о переживаемых ужасах, и если еще все их перечислять и описать, то можно было бы наполнить этот огромный зал книгами. Поэтому я уже не буду говорить об ужасах. Я хочу указать на тот корень, из которого создались эти ужасы. Я понимаю настоящее наше собрание, как совет духовных врачей над опасно больной матерью—родиной. Когда врачи приходят лечить больного, то они не останавливаются на последних проявлениях болезни, но смотрят вглубь, исследуют коренную причину болезни. Так и в данном случае нужно обнаружить корень переживаемой родиной болезни. С этой кафедры, перед алтарем просветителя России Св. Князя Владимира, свидетельствую священническою совестью, что русский народ обманут, и до сих пор никто ему не сказал полной правды.
Настал момент, когда Собор, как единственно ныне законное и действительно избранное народом собрание, должен сказать народу святую правду, не боясь никого, кроме Бога одного. В чем же правда? Здесь так много говорилось об ужасах, причиняемых стране большевизмом. Но что такое большевизм? Естественное, логическое развитие социализма.
Ведь, всякое движение и явление имеют свое логическое развитие и последовательно достигают полного расцвета. Высшим проявлением, например, христианства, является высокий христианский аскетизм. Социализм — антихристианское движение, в конечном выводе дает большевизм, свое высшее развитие, и порождает те совершенно противные началам христианского аскетизма явления, которые мы переживаем. Большевизм вырос на древе социализма. Он —яркий, зрелый плод социализма. Если мы будем бороться только с плодами дерева, а само дерево и корень его оставим нетронутыми, позволим плоду его полнеть из соков тучной русской нивы, то на древе социализма вырастут еще горшие плоды—беспощадный анархизм. Для ясности уложу свои мысли в сравнение. По беспредельному длинному пути шел громадный поезд; путь недостаточно внимательно охраняли, и руководители поезда не всегда стояли на высоте знания дела и добросовестности. Путь засорился, шпалы подгнили, рельсы местами погнулись, бригада вместо зоркого отношения к движению или дремала, или занималась разговорами и развлечениями. Крушение близилось. Можно было предупредить крушение, расчистив путь, переменив гнилые шпалы, призвавши умелых и честные руководителей поезда. Но у нас взяли да перебросили легкомысленно поезд, т.-е. жизнь нашей родины, на совершенно новый путь... Ну, поезд наш и слетел с рельсов, запрыгал по шпалам, потом, не имея прочных устоев, полетел под откос... Это сталкивание исторического поезда с пути произошло в конце февраля 1917 года, чему содействовала прежде всего еврейско-масонская всемирная организация, бросавшая в массы лозунги социализма, лозунги призрачной свободы. Массы народа, измученныеи свободным кабаком, и пережитками крепостного права, и преступною войною, против которой, к сожалению, представители христианской Церкви и Православной, и католической, и лютеранской не возвысили голоса, попали на эту дьявольскую удочку социализма, который, когда отрицает частную собственность и разрешает террор для своих целей, в сущности, вычеркивает две заповеди закона Божия: «не укради», «не убий». К сожалению, социализм многие наши профессора и писатели рядили в красивые одежды, называя его похожим на христианство, и тем самым они вместе с агитаторами революции приводили непросвещенный народ в заблуждение. Отцы и братия! Каких же плодов вы ожидали от социализма, когда не только не боролись с ним, но иногда его защищали, или почти всегда робко молчали пред его заразою? В Чудовом монастыре в марте месяце 1917 года на одном заседании Братства святителей Московских православный священник сказал, что Россию ждет анархия, и ей предстоит рабство или немецкое, или социалистически-еврейское. Немецкое рабство коснется главным образом тела экономики, а еврейское рабство, кроме экономического гнета, задавит и отравит душу народную. Анархия неизбежна, если не применить сейчас же разумных и решительных мер, не объяснить народу всего того, что в России произошло, и что такое социализм, к какому жизненному последствию он приводит народ. Священника выслушали с молчаливым равнодушием. А один из либеральных иереев в епархиальном органе назвал того священника за эту речь погромщиком. Но не буду вспоминать старое, не буду никого укорять. Нам нужно служить Церкви верно и спасать страну от разрушительных течений, а для этого необходимо сказать народу немедленно всю правду: в чем заключается социализм и к чему он приводит? Лучше сделать это поздно, чем никогда. Собор должен сказать, что в феврале—марте произведен насильственный переворот, который для православного христианина есть клятвопреступление, требующее очищения покаянием. Всем нам, начиная с Вашего Святейшества и кончая мною,—последним членом Собора, должно преклонить колена пред Богом и просить, чтобы Он простил нам наше попустительство развитию в стране злых учений и насилия. Только после всенародного искреннего покаяния умирится и возродится страна, и Бог возвысит нам свою милость и благодать. А если мы будем только анафематствовать, без покаяния, без объявления правды народу, то нам скажут, не без основания: «И вы повинны в том, что привело страну к преступлениям, за которые ныне раздается анафема. Вы своим малодушием попустительствовали развиваться злу, и медлили называть факты и явления государственной жизни их настоящими именами».
Кто из нас не знал, что на репейнике не растет виноград. Кто не знал, что социализм явление противоположное христианству и что из волн его выявится свирепая морда антихриста? Кто не знал, что всякая революция есть организованный бунт и может ли она принести добрые плоды? Мы знали историческую идею, которая шестьсот лет ростила могучую Россию. И эту-то идею в марте прошлого года одни затоптали, заплевали, другие ее не защищали, а опасливо ее замолчали. Нам нужно было тогда же возвысить голос против ложного пути, на который масонство бросило несчастную страну, но мы этого не сделали, и вот мы дожили до кровавого крещения. Скорби—наше очищение, но народ, однако, пребывает во тьме. Скажем же народу: забудь свое, русский народ, новое идолопоклонство, поклонение форме, системе, ложной свободе, обращенной в полное дерзкое своеволие! Введены новые формы, но где же обновление жизни? Формы не спасут страны. Спасут личности. Историю и прогресс двигают талантливые и честные личности.
Теперь поставили народу еще новый идол — интернационал.
Но было ли нами сказано народу, что за штука интернационал? Это ведь вытравление совести, сердца, всего святого из души народной. Мы возмущаемся захватом имущества церковного, но пусть отберут все имущества, лишь русскую народную душу оставили бы здоровой. Здоровая душа народная вновь скоро и мощно создаст все нужное для жизни культурной. Масонство, социализм и интернационал — все вместе стремятся ограбить народную душу. Пастыри Церкви, защитите душу народную!
И если мы не скажем народу полной правды, не призовем его сейчас же к всенародному покаянию в определенных грехах, мы выйдем тогда из этой палаты Соборной изменниками и предателями Церкви и Родины. В том, что сейчас говорю, я так непоколебимо убежден, что не задумаюсь повторить тоже, если бы мне сейчас и умереть предстояло... Необходимо возродить в сердцах людей идею чистой, центральной власти, затушененную всероссийским обманом. Мы свергли царя и подчинились евреям!!..
(Голоса: Верно! Верно!..)
49. Товарищ Председателя Митрополит Новгородский Арсений: «Прошу соблюдать тишину. Здесь не митинг».
50. Священник В. И. Востоков. «Единственное спасение русского народа—провославный русский мудрый царь. Только через избрание провославного, мудрого, русского царя можно поставить Россию на путь добрый, исторический и восстановить добрый порядок. Пока же у нас не будет православно-мудрого царя, не будет у нас и порядка, а будет литься народная кровь, и центробежные силы будут разделять единый народ на враждующие кучки, пока исторический поезд наш совершенно разобьется, или пока народы чужие не поработят нас как толпу, не способную к самостоятельной государственной жизни.
Реальные выводы из всего сказанного мною следующие: необходимо сказать, что русский народ стал на ложный путь, называемый социализмом, что вере Православной грозит страшное гонение от масонской клики, что каждый православный христианин должен начать личный деятельный подвиг, жить по вере Христовой. Все мы должны объединяться в одну христианскую семью под знаменем Св. Животворящего Креста и под руководством Святейшего Патриарха, сказать, что социализм, призывающий будто бы к братству, есть явно антихристианское злое явление, что русский народ ныне стал игралищем еврейско-массонских организаций, за которыми виден уже антихрист в виде интернационального царя, что, играя фальшивою свободою, он кует себе еврейско-масонское рабство. Если мы это скажем честно и открыто сейчас, то я не знаю, что будет с нами, но знаю, что будет тогда жива Россия!».
50. Проф. И. М. Громогласов. «Я постараюсь говорить коротко и сухо. И прежде всего, я решительно отказываюсь звать вас на путь каких-либо решений относительно политических форм, которые нас должны спасти. Единственная надежда наша не в том, что будет у нас земной царь или президент,—как угодно его назовите,—а в том, чтобы был Небесный Царь—Христос: в Нем одном нужно искать спасения. Вместе с вами я благоговейно преклоняюсь перед мужественным и суровым словом Патриарха, которое давно пора было сказать. Не скрою, что у меня был момент недоумения, вызванного тем, что патриаршее послание появилось накануне возобновления соборных заседаний, как будто Патриарх желает отмежеваться от Собора, от всецерковного представительства. Но, вдумываясь глубже в это обстоятельство, я склонен видеть объяснение его в том, что Святейшему Патриарху угодно было лично на себя принять все последствия, какие могут произойти в связи с его посланием. Вследствие этого еще больше возрастает и увеличивается чувство благоговейной благодарности за подъятый им подвиг. Однако, не следует нам забывать, что по сознанию выдающихся вождей христианской мысли, даже Небесный Царь—Бог не может спасти нас без нас, т.-е. если мы сами не принимаем участия в совершении нашего спасения. И мы ошиблись бы, если бы полагали, что посланием Патриарха дело закончено, и нам нечего больше делать. Я полагаю, что мы должны надлежащим образом определить свое отношение к переживаемым событиям. Мера безумия и беззакония исполнена, и было бы неразумно воздерживаться от применения самого сильного средства, какое есть у Церкви. У Церкви нет другого, более сильного оружия, чем отлучение. Это— дело великое, но и последнее, что есть у Церкви, кроме надежды на беспредельную милость Божию, и горе нам, если слово отлучения повиснет в воздухе, не наполненное реальным содержанием. И вот, вслед за тем, как прозвучало слово Патриарха, очередь за нами, как представителями Церкви, которые должны позаботиться, чтобы слово отлучения не осталось направленным в пространство, по неизвестному адресу. Нужно определить твердо и ясно, кто именно те враги Христа и Церкви, против которых поднято это грозное оружие, и—что самое главное, ради чего я и всходил на кафедру,—нужно, чтобы отлучение было реальным, действительным отчуждением, отделением тех, кто, всею душою предан Церкви, от ее врагов и гонителей. Настал момент нашего самоопределения; каждый должен пред лицом своей совести и Церкви решить сам за себя, сказать, кто он,—христианин или нет, остался ли он верен Церкви, или изменил Христу, верен он знамени Церкви, или бросил его, топчет ногами и идет за теми, кто попирает наши святыни. Робких не должно быть. Пусть везде на местах, после определенного указания врагов Церкви, будет предложено каждому исповедать, христианин он или нет, в Церкви он или вне Церкви.
Пусть каждый верный знает, что и на него отлучение возлагает определенные обязанности. Пусть каждый помнит, что тот, кто находится в общении с отлученным, уже есть предатель. Нужно, чтобы все верные Церкви собрались под одним святым знаменем, чтобы не было в этом отношении никакой неопределенности, дабы изменники этому знамени не имели возможности, пользоваться благодатными средствами христианского общения.—Поэтому, мое конкретное предложение сводится к следующему: не только здесь, в комиссии или в Отделе, нужно определить конкретное содержание, которым должна быть заполнена общая формула Патриаршего послания, не только нужно сказать: «аще кто делает то-то, да будет отлучен», но и принять меры к тому, чтобы на местах надлежащим образом было выяснено, в чем именно должно выразиться отлучение, и как оно должно быть проведено в жизни, и чтобы мы сами, если это потребуется, отправились на места Божьими посланцами, чтобы возможно скорее осуществить этот акт самоопределения. Это мы должны сделать, если хотим спасения России. Если мы этого не сделаем, если мы будем уходить в неопределенность, будем успокаивать себя тем, что все нужное сделал Патриарх, что и в будущем он сделает все, что потребуется по обстоятельствам момента, то ничего не сделает и слово Патриарха,— оно бессильно повиснет в воздухе. Слово Патриарха мощно нашим содействием. Здесь неоднократно раскрывалась идея соборности, свидетельствующая о том, что сила Церкви в полноте единения. Собор является представителем всей Церкви Православной, и в полноте его содействия—залог творческого влияния Патриаршего слова. Ни Патриарх без нас, ни мы без Патриарха ничего не сделаем. Все церковное общество должно быть мобилизовано для спасения наших святынь, и если мы объединимся в этом, то спасение родины и Церкви будет совершено».
52. Епископ Селенгинский Ефрем. «Грозное послание Святейшего» Патриарха, как гром среди разбушевавшейся бури, прогремело смелым словом прешения всем разрушителям родины и врагам Церкви Христовой. Так оно благовременно и столь по сердцу пришлось исстрадавшимся верующим людям, что нельзя его читать без слез, нельзя слушать без душевного потрясения.
Поэтому вчера за литургией и накануне за всенощной при оглашении этого послания храмы Москвы наполнились плачем, рыданиями и стонами верующего народа, исполненного чувства умиленной благодарности своему Святейшему Отцу, смело и мужественно выступившему на защиту матери нашей—Церкви Православной.
Но вот, в прошлое заседание Собора были сделаны попытки с этой кафедры уяснить благовременность сделанного Святейшим Патриархом этого столь решительного шага. Одни ораторы, основываясь на своих личных наблюдениях, говорили, что в народе заметен сдвиг к оздоровлению, но нет организованности, нет вождей, послание же Патриарха дает сильный толчок этому оздоровлению чрез силы церковные. Другие, напротив, также на основании своих наблюдений, делали вывод совершенно противоположного содержания: по их убеждению, в настоящее время не только нет никаких признаков оздоровления народного, но нависшая над родиной тьма продолжает сгущаться коль-ми паче прежнего, революция углубляется, и углублению ее не видно конца; но раз выступление сделано, надо принять меры к тому, чтобы грозное слово церковного прещения не повисло на воздухе: это—святой долг Собора.
Нам кажется, что в суждениях этих берется не тот критерий, не то основание, выкладка о благовременности и неблаговременности политики, как говорят, в целях тактики, Собор же есть голос Церкви, а потому наши суждения надо вести в плоскости церковной, во свете веры.
В самом деле: что представляют собою переживаемые события в глазах человека верующего? Это—кара Божия. Вспомните, что творилось в последние годы в жизни государственной, церковной, общественной: мы это отлично знаем, и нет необходимости пред этим собранием это изображать. Несомненно то, что виноваты в том целые классы людей служения общественного, государственного, церковного: гордыня, самомнение, неверие, отрицание, тупое стремление все святое вытравить, попрать, разрушить, богоборство, подкоп под власть, порок во всей наготе,—вот атмосфера, в которой протекала жизнь нашей родины. И вот гнев Божий: война. Слова императора Вильгельма, что он послан Богом для наказания и вразумления народов—сущая правда. Но это оказалось недостаточным, чтобы русский народ одумался, вразумился и покаялся.Даже напротив: обилие денежных средств, выброшенных в народное обращение войной, в конец нравственно растлило народ. Стоит вспомнить встречу Москвой несчастного 1917 года, по описанию местных газет, чтобы видеть, что в такой стихии зла и порока нет места покаянию! Тогда Божиим попущением—крах государственного строя и революция с ее беспредельным углублением. Что представляет в глазах верующего человека это углубление революции? Оно есть не что иное, как постепенное усиление кары Божией не желающему придти в покаяние русскому народу: наступит сознание вины и покаяние, прекратит Господь гнев ярости Своей; если же нет,—то впереди нас ждет еще углубление революции, а потом, как кара Божия, чисто физические стихийные бедствия—голод и мор, уже стоящие при дверях,а там, в зависимости от развития нашего нравственного состояния, смерть или воскресение!
Что же представляет в этом отношении настоящий момент, когда возвысил свой голос Святейший Отец Русской Церкви— Патриарх Всероссийский?
Не будем говорить о простом народе, именем которого хотят действовать все, кто желает руководить государственным устроением того народа, который теперь является орудием кары Божией: хочется верить, что этот, как стихия разбушевавшийся наш народ, когда кончится его миссия — быть бичом Божиим тем, кто в течение двухсот лет топтал его православную душу, старательно вытравляя из нее все святое, скоро обратится к Богу со смиренным покаянием—в том порука нам — его живая вера и доселе всегда бывшая глубокая преданность Матери-Церкви.
Но вот, пришла ли в покаяние наша интеллигенция, столь много потрудившаяся над созданием крушения государственного строя и теперь являющаяся единственной и главной виновницей позора и гибели нашей Родины? Мы видим, что ее прежде всего со всею яростью поразил гнев Божий, на нее опустилась со всею тяжестью карающая десница Божия, зовущая ее к сознанию вины и к покаянию.
Возьмем военную интеллигенцию: не она ли, не в меру и не во время либеральничая в массе офицерства, в лице своих высших представителей, окружавших верховную власть, пошла на переворот, забыв присягу? И вот, за то самое сейчас она стерта с лица земли, ав живых остались лишь те лица высшего командного состава, которые в критическую минуту оставили верховную власть одинокой и сами стали против нее,—сохранены онив целости Провидением, надо думать, для того, чтобы собственными очами видеть плоды дел рук своих—тот ужас и позор, в который они ввергли Россию.
Возьмем, далее, интеллигенцию, творившую политику: где она теперь? Где ее сила, которой она кичилась? Где ее пресса, коею она творила разрушение? Сила ее, которой она грозила верховной власти, оказалась мифом, сама же она сокрушена, избивается самосудами, а в живых Рукой Божией оставляютсялишьглавные виновники гибели родины: ІІІингаревы и Кокошкины отправлены к праотцам, а «первые граждане», которым «Свободная Россия» собиралась ставить памятники, здравствуют (и дай Бог им здравствовать до глубокой старости!), без сомнения, на тот предмет, чтобы созерцать плоды трудов своих, своими глазами видеть, что они сделали с Россией своим беспросветным безумием... и горько каяться перед загубленной ими родиной!
Но все это привело ли нашу интеллигенцию к сознанию своих заблуждений, оказавшихся роковыми для жизни нашей родины?
Должны сказать, что нет. Нет даже признаков сознания своей вины, своей преступности, нет признаков и покаяния, если не считать письма А. В. Карташева, напечатанного в газетах на минувших святках. Об этом нам свидетельствует повседневная печать кадетского направления, наполненная горькой скорбью о том, что выпала из рук власть у тех, которые взяли ее переворотом, но та же печать, именуемая ныне буржуазной, совершенно молчит о грехах своих пред родиной и родной себе по духу интеллигенции: нет сознания того, что вся переживаемая сейчас горькая действительность есть созревший плод тех семян, кои так старательно сеяла сама интеллигенция в течение многих лет. А как относится эта интеллигенция к церкви теперь? Когда со всею силою опустилась над нею карающая десница Божия, идет ли она в церковь, к возрождающей силе религии — к Богу? Нет! В эту сторону ее позиция та же, что ею принята была год, пять, десять и более лет тому назад: как тогда, так и теперь, несмотря на жалость и ничтожность ее настоящего положения, для нее церковь — пустое место, она не видит за нею никакого значения, с нею не считается, ее игнорирует, как по уговору замалчивая ее жизнь в таких крупных проявлениях, как настоящий Собор. Не характерной ли иллюстрацией сему будет то, что одна из трех—четырех еще влачащих свое существование этого рода газет помещает это, столь знаменательное послание Святейшего Патриарха на последней странице, среди последнестепенного хлама своего литературного материала, а другая таковая же газета, помещая вчера передовицу о воздвигнутом на церковь гонении, по заведенному шаблону твердит о том, что «за старой официальной церковью было много грехов», а вот-де за нами их мало или вовсе не водится. Нет, ни пресса, ни общественные организации, ни бывшие доселе съезды и собрания не дают нам и признаков духовного оздоровления нашего интеллигентного общества. А пока корни будут горьки, не видать нам плодов сладких: «не от терния богещут смоквы, ни от купины емлют гроздия». Не будет легче церкви, когда сойдут со сцены нынешние гонители ее, а ко власти вернутся те, кто это гонение начинал, имея в своей политической программе также задачу об отделении церкви от государства, чищения ее земельного имущества,—те, кто с неменьшей жестокостью в свое время уже выполнял эту задачу не изданием декретов, направляемых только к гонению на церкви, а самым делом — диким вторжением в церковь, путем того же насилия разгоняя законный состав церковной власти, целыми пачками арестуя епископов, десятками свергая их с кафедр, притом непременно стараясь их ошельмовать, опозорить, чего пока не позволили себе нынешние захватчики власти, те, скажем далее, кто, попирая божественные законы и церковные законы, по своему лишь личному «революционному» усмотрению начали законодательствовать и перестраивать строй и жизнь церкви, чего, опять-таки, не позволяют себе нынешние захватчики власти, те, кто за полгода своего стояния у власти так развалили церковь и такое причинили ей зло, какого не могли нанести ей все вместе взятые властные ее враги за двести лет ее предшествующего существования, и от которого, как теперь уже видно, она не скоро оправится.
Не осталось в стороне от общего греха, от этого переживаемого теперь воистину сатанинского навождения и наше духовенство, являющееся в своем роде тоже интеллигенцией.
На минувших днях на страницах одной «буржуазной» газеты публицист Белоруссов, выступив с обличением молчания церкви при виде гибели государства, с упреком подчеркивает, что церковь бездействует, имея у себя еще не разрушенный аппарат власти и силы, чего ни в государстве, ни в каких общественных организациях уже давно нет. Белоруссов, как типичный русский интеллигент, для которого церковь всегда была местом пустым, и за которую он теперь хватается, как утопающий за соломину, не мог знать того, что церковь в лице Собора сделала уже ряд выступлений политического характера, повисших в воздухе, так точно не знает и того краха церковного аппарата власти и силы, на который он возлагает свое последнее упование. Он, очевидно, не знает, в какое ничтожество приведены все органы церковного правления, в сколь немощное положение поставлена власть церковная буйством обер-прокурора от революции Львова, беснованием чисто разбойничьих и хулиганствовавших епархиальных съездов, он не знает, что духовенство в массе, как и жалкая по своему умственному и нравственному содержанию наша советская интеллигенция, легко поддалось революционному психозу, в котором продолжает оставаться доселе, не смотря на жестокие удары переживаемого времени, не взирая на явное проявление гнева Божия, карающего и зовущего к покаянию. Доселе в церкви творится то же, что и в государстве: попрание святынь, борьба за власть, стремление свести Церковь Божию с ее канонического основания, ввести в ней те же демократические порядки, обмирщить и поставить ее в ряд обычных человеческих учреждений. Мы видим, что переживаемая духовная эпидемия поразила наше духовенство не в меньшей степени, чем мирскую интеллигенцию. Буйствуя на своих собраниях и съездах, оно телеграммами приветствовало мирских разрушителей церкви и в то же время с бешеной яростью набрасывалось на носителей церковной власти—епископов, стремившихся охранить основные устои и святыни церкви. А сколько духовных лиц оставило свое служение святой церкви и ушло на служение революции— в комитеты, кооперативы, милиции, на политическую деятельность в рядах социалистов до большевиков включительно, не снимая, на всякий случай, священного своего сана. Как характеризуют духовенство переживаемого времени такие факты, как насилие священника над своим епископом, факт ареста епископа священником, явившимся для сего «канонического» деяния в квартиру епископа с вооруженною бандою солдат и рабочих и с угрозой применения вооруженной силы в случае неподчинения или сопротивления! Или, что знаменуют такие факты, о которых вчера сообщалось с этой кафедры, как практикование «гражданской» хиротонии диакона во священника? Как отнесется к посланию Святейшего Патриарха духовенство таковой настроенности? Не повиснет ли в массе случаев это послание только потому, что оно больно бьет очень и очень многих отцов духовных, которые и на съездах, и на своих и чужих собраниях, и в органах печати, не исключая епархиальных ведомостей, сами гнали и гонят церковь, отделяя ее от государства, изгоняя Закон Божий из школы или вынося постановления о необязательности его преподавания в школах, в то же время разрушая внутренний строй церковной жизни, став в оппозицию к законной церковной власти, гоня и презирая верующих христиан, ставших к ним в оппозицию? Не требуется ли, поэтому, прежде всего оздоровление церковных сил: покаяние самого духовенства, доселе в своем большинстве шедшего рука об руку с революцией, той революцией, которая в порядке своего естественного развития завершилась букетом большевизма, против которого в существе и направлено послание Святейшего Патриарха?
Все это говорит о том, что Собор, вместе с Святейшим Патриархом, не мудрствуя о благовременности или неблаговременности решительного выступления, должен громко звать к разуму и покаянию..., но не тех только, кто сейчас явился орудием гнева Божия, а и тех, кто ни во что не вменил целование св. Креста и Евангелия, кто растлил народную душу, вызвав из нее зверя, кинувшегося теперь на Церковь. Пускай Церковный Собор, хотя бы теми силами интеллигенции, которые оказались в его составе, призовет нашу интеллигенцию одуматься, сознаться в своих роковых заблуждениях, смириться, воцерковиться, придти в храмы с покаянием, познать ничтожество человеческое и силу Божию в судьбах царств и народов, как это благородно сказал А. Р. Карташев, и, под молитвенным покровом и благословением Церкви, в тесном единении с силами церковными, оздоровленными и возрожденными, как это было встарь, вновь приступить к государственному устроению родины, крепко памятуя, что «аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущие».
53. Председательствующий: «Есть еще несколько ораторов, но сегодня мы выслушаем только одного, так как он обещал говорить кратко».
54. А. М. Черноуцан. «Я думал отказаться от слова после того, что было сказано священником Востоковым и проф. Громогласовым; я перейду прямо к конкретному предложению и буду говорить кратко Надо, чтобы чаще раздавался голос Патриарха, чтобы было более тесное соприкосновение между православными и Патриархом, чтобы послания его появлялись чаще, и не только появлялись, но и читались. К сожалению, даже в Москве послание Патриарха читалось не везде; напр., в церкви Пимена Старого, гдея был, оно не читалось. В провинции также не везде читались и соборные послания: то почему-то боялись их читать, то приходилось слышать нарекания, будто эти послания слабы и бесцветны. Я бы просил, чтобы Святейший Патриарх почаще взывал к верующим, хотя бы в самых коротких посланиях, даже в несколько строчек. Особенно это удобно в настоящий момент, когда наступают недели о Мытаре, о Блудном Сыне и о Страшном Суде. Затем нужно Патриарху выявить себя, поближе познакомить с собою общество верующих. Напр., можно было бы распространять портрет Патриарха»...
55. Председательствующий: «Вопрос о портрете, это — личное дело Патриарха... Еще осталось четыре оратора. Я полагал бы прения по общему вопросу прекратить: о многом уже высказались, и теперь следовало бы приступить к нашей прямой работе — рассмотрению положения об епархиальном управлении. Может быть, позволите этим ораторам высказатьсяв следующем заседании и тем закончить общие прения. Остались В. Г. Рубцов, С. П. Руднев, Н. М. Ореховским, А. В. Васильев во второй раз. Должен сказать, что по текущему моменту стали говорить за отсутствием законного состава членов, а теперь этот состав есть и надо заняться работой».
56. Постановлено: предложение Председательствующего принять.
57. Председательствующий: «Следующее заседание в среду, в 10 часов утра. Предметы занятий—текущие дела и продолжение обсуждения доклада об епархиальном управлении. Что касается Отделов, то прошу использовать свободное время сегодня вечером и завтра утром, особенно те Отделы, которые должны спешно представить доклады, особенно о приходе: председатель его жалуется, что нет времени, но оно есть теперь. Равным образом и другие Отделы должны также приступить к работе. Завтра в 10 часов утра соединенное заседание Отделов об имущественном и правовом положении духовенства и о правовом положении Церкви в государстве».
58. Заседание закрыто в 2 часа дня».