Немалую роль в этом сыграла ничтожность содержания солдат и особенно офицеров. Последние были настолько мало обеспечены, что из нужды старались довольствоваться за счет населения.
Секрет дисциплины красных объяснился, впрочем, очень просто. После того, как советские войска прочно занимали какой-нибудь район, они начинали производить общую реквизицию, и львиная доля доставалась красной армии. Заранее обеспеченная в выгодах «завоевания», она научилась проявлять революционную выдержку.[/color]
Ой мне понравилось, значит отгадал секрет дисциплины у красных?
Во время войны значит население нужно не индивидуально грабить, а поставить это дело на официальный уровень, а потом делить награбленное между своими по-честному.
И все будут довольны :angry:
Я так понимаю, что белые офицеры переходили на сторону красных из-за выгоды?
Вы уж простите меня, но не могу не продолжить про засилие евреев у большевиков. Лично мне весело читать эти опусы
Роберт Вилтон, корреспондент английской «Таймс» (автор бестселлера «Последние дни Романовых»). Статья называется «Еврейский большевизм».:
"
Прямо на виду у либерального правительства России, прибывшие из Америки Троцкий и Зиновьев, и прибывший из Швейцарии Ленин и их боевики, оккупировали роскошный царский дворец, где они за деньги стали собирать, кормить и поить водкой дезертиров с фронта, предлагая им не только уйти от ответственности за дезертирство и совершаемые преступления, но и вообще взять власть в свои руки и поглумиться над людьми. Много евреев были подготовлены в специальной террористической школе на острове Капри, под руководством еврея Раппопорта. Именно с острова Капри еврейские агитаторы отправлялись в Кронштадт и на фронты разлагать дисциплину. ...
Первая атака была в июле 1918 года. Еврей Рошаль и его люди подогрели деньгами и водкой Кронштадтских матросов и объяснили, что делать дальше. Эти вооружённые матросы плыли вверх по Неве, высаживались компаниями в городе, захватывали грузовики и ездили по улицам Петрограда, постреливая, по самочувствию. Тогда ещё беспорядки были подавлены, подстрекатели были посажены в тюрьму, но не надолго.
...
После сдачи России еврейским большевикам, им уже не надо было ничего бояться, теперь они заставил, чтобы их боялись. В конце октября, прямо за день как должно было собраться Учредительное Собрание, на которое уповала вся Россия, был сделан государственный переворот, и начался жуткий террор.
Да, но кто дал такие огромные деньги, что бы обеспечить эту огромную работу по разложению государства и армии? ...
Бурцев (Burzew), который знает больше других о русской революции, в своём памфлете «Будьте вы прокляты, большевики», открыто обвинил «германского» (родившегося в России) еврея Парвуса-Гельфанда в том, что он «крёстный отец» еврейского большевизма.
Это Парвус был как Фигаро: Парвус в Константинополе, Парвус в Софии, Парвус в Копенгагене, Парвус в Берлине»! ... Но самое интересное во всей этой истории, что «демократическое» правительство России пропустили этот поезд со змеями, через границу. На этом месте весь мир замер, и все поняли, что Россия пропала.
Троцкий и Зиновьев-Апфельбаум, сопровождаемые тремя сотнями обитателей нью-йоркского гетто, (в числе которых были и таки известные теперь личности как Урицкий и Володарский), таким же образом стартовали, но на пароходе, гружённом новёхоньким оружием, винтовкам и новенькими, ещё в масле американскими револьверами системы «Кольт», из которых они потом будут стрелять в затылок русских людей. ...
Правая рука президента Вудро Вильсона тогда была еврейский банкир Симон Вольф, а левая рука – Верховный судья США еврей Луи Брандис, известный во всём мире сионист. Антирусская политика Америки идёт ещё с 1904 года, когда еврейский банкир Яков Шифф финансировал японцев в войну против России, потому что ему показалось, что к евреям в России относятся без положенного подобострастия. Яков Шифф на свои деньги организовал в Японии тренировочный лагерь для подготовки революционеров-террористов из числа русских пленных, среди которых было много евреев. Настоящим начальником президента Вильсона на Версальской конференции был еврейский мультимиллионер Бернард Барух, который и являлся настоящим главой американской делегации на Версальской мирной конференции в Париже. Эта конференция отнюдь не была мирной, как её замаскировали. Бернард Барух привёз с собой 117 еврейских специалистов, которые, с помощью своих соплеменников в других делегациях, таким образом раскромсали Европу, что тут без новой европейской войны никак не обойтись.
...
Все огромные суммы денег, которые поглощал Петросовет при подготовке к перевороту, ведь надо было кормить и поить всю эту дезертирскую шатию-братию, шли через Стокгольм, где и находился сам Фюрстенберг, он же Ганецкий. Сейчас Фюрстенберг-Ганецкий советский представитель в Риге.
Русская солдатня, деморализованная самой войной и еврейскими агитаторами, хорошо помогла евреям одержать нужную тем победу.
Еврейская олигархия, в таком виде как она давно уже существует в западных странах, тогда еще не существовала в России. Но с момента революции вся Россия с её богатствами и населением стала принадлежать евреям. Всё было «национализировано» евреями, конфисковано, снято с трупов в несчастной России. Как вы сами понимаете, что богатство в этом случае можно ещё более умножить, уничтожив часть населения, которое нужно кормить и одевать. Всё первоначально захваченное богатство, всё это царское золото и золото и драгоценности снятые с трупов и переплавленные золотые коронки, пошли на оплату новых партий еврейских наёмников из-за рубежа. (И в частности на привлечение на свою сторону «чехословацкого корпуса»). Этот тотальный грабёж дал возможность Советскому правительству создать с помощью своих соплеменников счёта в иностранных банках и приобрести много недвижимой собственности за границей.
Но чтобы не дать русским людям проснуться и сбросить с себя этот еврейский кошмар, евреи в быстром темпе произвели уничтожение все русской интеллигенции и вообще грамотных людей. Под лживым предлогом того, что преступления прошлого царского режима должны быть наказаны, большевистская власть послала иностранных наёмников, чтобы убить каждого морского и армейского офицера, полицейского, государственного служащего, инженера, всякого, кто способен думать и анализировать события самостоятельно.
Штаб-квартирой всемирно известного «Департамента Убийств» была Петроградская ВЧК, которой руководил, ныне убитый, приехавший из США Моисей Урицкий. Она находилась в доме №2 по Гороховой улице. Десятки тысяч людей, мужчин и женщин, были убиты на Гороховой№2 без всякого, не то что суда, но и без следствия. В то время как официальный палач Петрограда был Моисей Урицкий, то Зиновьев-Апфельбаум, комиссар города, Председатель Советов всего Севера и глава ЦИК Третьего Интернационала убивал людей своими способами: путем конфискации продуктов, изъятия продуктов из продажи, с помощью голода, создания эпидемий и другими испытанными «гражданскими» методами. Одновременно американский еврейский гангстер Троцкий организовывал то же самое в масштабах всей страны.
Евреи развязали насилие, убийство, жестокость в невиданном ранее масштабе. Красноармейцы нерасторжимо были прикреплены к зверским бандам еврейских уголовником. И эту банду привели к руководству в России общие тщательно продуманные и организованные усилия евреев всего мира! Красная армия впитала в себя все ужасающие человеческие отбросы не только России, но и всего мира. Наиболее проверенные отряды большевистских евреев составляли в основном кавказцы, прибалтийские евреи и китайцы. Они подвергли русский народ самым изощрённым азиатским пыткам, о которых не могла и догадаться Европа. С их помощью обречённое население России было раздавлено без всякого права на несогласие, да что там, на несогласие – без всякого права на вопль о пощаде. Кровавый ошмёток русской интеллигенции, который чудом пережил резню, евреи заставили работать на себя, при этом обеспечивая их хорошую работу, использованием их семей в качестве заложников. Ошеломленные голодом, постоянным страхом смерти, окружённые со всех сторон шпионами, замаскированными под политических комиссаров, они не имели другого выбора, как работать на своих безжалостных палачей. Многие, действительно, предпочли смерть, но многие и сдались. Еврейская победа была полной и безоговорочной.
Крестьяне, которые были разбросаны по своим сёлам, не смогли объединиться для борьбы с большевизмом. Массовая бойня, устроенная в 1917-1921 годах, стоили русскому народу от 35 до 40 миллионов человек. (Статья 1921 года!).
...
Из речей палаты общин английского парламента следует, что единственно, что их волновало в 1919 году - это обусловить любую помощь английского правительства Колчаку полной гарантией пресечения Колчаком всех антисемитских тенденций в Сибири.
Ещё более интересно: армия Юденича была оснащена английским правительством, и успех был близок, Петроград был уже рядом. В течение трёх дней падение большевистской столицы, Петрограда, уже передавалось радиостанциями всего мира. Русские акции моментально выросли на всех биржах мира и поднимались и поднимались. Биржевые маклеры продавали русские рубли и различные русские ценные бумаги. На всех биржах мира был русский бум.
И вдруг, внезапно, английский флот, прикрывающий флаг Юденича и уже обстреливающий революционный Кронштадт, вдруг бросает Юденича и уходит, даже не сказав до свидания. Более того, английский флот идёт к Риге, и там начинает бомбардировать антибольшевистские немецко-русские силы, которые сообща противостояли большевикам!
Армия русских националистов Юденича была вынуждена отступить от уже почти взятого Петрограда, и более боеприпасов и амуниции от союзников уже не поступало. Кампания была провалена, рубль моментально обесценился ещё ниже того уровня, на котором он был до провала Юденича, а еврейские биржевые маклеры опять туго набили карманы. Как прикажете это понимать, как не заранее задуманную совместную военно-биржевую операцию английского и большевистского правительств? «Женевский журнал» (“Journal de Geneve”) назвал всё эти события «израильской спекуляцией».
На весь мир раструбили, что армии Врангеля оснащены союзниками по последнему слову техники и что у них есть всё. Но, мне доподлинно известно, что Врангель получил только три корабля использованных орудий и старых винтовок, которые ему ещё и пришлось ремонтировать в Севастополе. Однако за этот металлолом Врангель был обязан отгрузить французам гораздо больше кораблей с чистым зерном. Из 10 членов французской военной миссии у Врангеля – 7 было чистые французские евреи. Итого: французские евреи таким же образом обманули Врангеля, как и английские евреи обманули Юденича.
В результате, как и предсказывали опытные наблюдатели, состояние России продолжало резко ухудшаться, поскольку еврейские большевики стали сдавливать железные тиски голода. Население голодало с начала 1918 года, но разруха, и в частности на транспорте, была доведена до такой степени, что на голодный паёк села даже любимое дитё большевиков - Красная армия. До этого момента всему миру было наплевать на голодающее население России, но вдруг пресса всего мира стала надрываться, привлекая внимание к «умирающему русскому народу», и требуя незамедлительной помощи, которая пошла естественно только Красной армии и самим большевикам. Русскому народу еврейские большевики дали умереть, как запланировано. Еврейское правительство России выдавало иностранную еду по только карточкам, только своим социально близким элементам. Остальным они предоставили возможность умереть.
...
И под конец Верховные финансисты всей планеты отдали измученную, расстрелянную и раздетую Россию в когтистые лапы еврейского голода. План уморить Россию голодом был обговорён по-джентельменски в финансовых еврейских кулуарах Нью-Йорка и Лондона в спокойной и тихой обстановке. А непосредственно его выполнили еврейские советские комиссары, съехавшиеся со всего мира, и сделали они это с помощью бандитов, уголовников и китайских штыков.
...
Вы уж простите меня, но не могу не продолжить про засилие евреев у большевиков. Лично мне весело читать эти опусы
Роберт Вилтон, корреспондент английской «Таймс» (автор бестселлера «Последние дни Романовых»). Статья называется «Еврейский большевизм».:
"
Прямо на виду у либерального правительства России, прибывшие из Америки Троцкий и Зиновьев, и прибывший из Швейцарии Ленин и их боевики, оккупировали роскошный царский дворец, где они за деньги стали собирать, кормить и поить водкой дезертиров с фронта, предлагая им не только уйти от ответственности за дезертирство и совершаемые преступления, но и вообще взять власть в свои руки и поглумиться над людьми.
"Ну что, выпил? Теперь пора и поглумиться!"
Цитата:
"Массовая бойня, устроенная в 1917-1921 годах, стоили русскому народу от 35 до 40 миллионов человек...
А чего басурманов жалеть? Молодец, Вилтон! Сразу захотелось бестселлер про Романовых почитать. Там-то, наверное, вся правда и есть.
Ой мне понравилось, значит отгадал секрет дисциплины у красных?
Не то, что бы отгадал. Гинс, он ведь не военный. Чисто гражданский. Поэтому в основном весь его труд на ниве экономики и блага демократии для простого русского труженика. Написано сие творение было по свежим следам, в 1921 году.
До прихода к власти Колчака, разобраться без поллитры во всех группировках и хитросплетениях власти вообще нереально. Я когда читал, аж с облегчением вздохнул, хоть какая то ясность и стройность появилась. Забавен момент, когда вдруг после стольких трудов, улучшений, душевных мук, вдруг выясняется что жизнь идет вокруг по каким то неведомым законам, и наш герой вдруг оказывается на свалке истории. Эта мысль искрометным озарением мелькает в предисловии Не только потомство, но и современники с недоумением остановятся перед странным явлением катастрофического исчезновения власти, которая, казалось, имела все шансы на успех..
Но в целом не настораживает, и получает вот такое неожиданное направление: Мы, современники и участники событий, не можем быть судьями, но мы вправе и обязаны поделиться впечатлениями о том, что пока незаметно прошло для культурных наций. После тяжелой войны они целиком погрузились в сладкие переживания мира и бессознательно жестокого эгоизма, но они живо почувствуют в будущем мировое значение русской революции.
Здесь даже не знаю как трактовать, но легкая горечь от того, что культурные нации проспали такие некультурные события определенно присутствует. Поэтому им надо тонко намекнуть, что спать вредно Может быть, весь мир переживет такие же, если не большие, потрясения, какие выпали на долю России, может быть, и в других государствах будут происходить гражданские войны, подобные той, которая терзает Россию, — пусть же пережитые Россией уроки не пропадут даром. Надо знать ошибки прошлого, чтобы не повторить их в будущем..
Обрисовать ореол мученичества и усилить драматизм Скорбный образ адмирала Колчака, с его проницательными и печальными глазами и мученическими линиями лица, будет долго памятен. Как постоянный укор, будет он преследовать и тех, кто взял на себя неблагодарную роль предателей, и тех, чья вина привела гражданскую войну к ее тяжелому финалу.
Тех же, кто любит Россию, этот образ заставит склонить голову и мучительно вспомнить о неизмеримой глубине бедствий, переживаемых великим государством..
Далее в книге мелькает один из таких скорбных образов адмирала Необычность коллективного доклада сразу подействовала на адмирала возбуждающе. По-видимому, к тому же перед приемом министров у него были какие-то неприятные сведения. Впервые я видел его в состоянии почти невменяемом.
Он почти не слушал, что ему говорили. Сразу перешел на крик. Стучал кулаком, швырял все предметы, которые были на столе, схватил перочинный нож и ожесточенно резал ручку кресла...
Из болезненных, истерических выкриков можно было понять, что он изливал все накипевшее в его измученной душе.
— Все хотят быть главнокомандующими! Мало быть министром, надо еще быть генералом! Министр всё может сделать, но ему надо еще что-то, еще какие-то права...
— Всё плохо! Всё надо преобразовать! Да как же это можно делать, если враг с каждым днем приближается. Какие теперь преобразования!! Оставьте меня в покое. Я запрещаю поднимать подобные вопросы. Я приду сегодня в Совет министров и заявлю, что ни-ка-ких отставок, ни-ка-ких преобразований сейчас не будет!..
Аудиенция кончилась.
Если именно этот образ адмирала, как немой укор преследовал предателей, то им можно только посочувствовать. И все таки под конец Гинс снова возвращается к своей первоначальной мысли Остановить революцию, повернуть жизнь на новый путь не удалось.
Революция побеждала. В армии, в чиновничестве, в политических партиях — везде проявилась мощная сила революции. Всё и мы все, участники борьбы, казались жалкими и бессильными.
Цитата:
Я так понимаю, что белые офицеры переходили на сторону красных из-за выгоды?
Тут у него трудно понять. Он этой темы почти не касается, но жалуется, что когда к ним шли красные, их не принимали и не любили. А когда решили любить и принимать, уже пошел обратный процесс.
От меня Антону перед отпуском подарок :ohmy:
Правда гражданская уже закончилась (извините) Сталин И.В. Беседа с иностранными рабочими делегациями 5 ноября 1927 г.
"Коминтерн и ВКП(б) пошли дальше, решив, что настало время перейти большевикам к питанию человеческим мясом"
Полность так: "«Правильно ли утверждение, которое распространяется в Германии Рут Фишер и Масловым, о том, что теперешнее руководство Коминтерна и русской партии выдает рабочих контрреволюции?
Ответ. Надо полагать, что правильно. Надо полагать, что Коминтерн и ВКП(б) выдают с головой рабочий класс СССР контрреволюционерам всех стран. [c.217] Более того, я могу вам сообщить, что Коминтерн и ВКП(б) решили на днях вернуть в СССР всех изгнанных из нашей страны помещиков и капиталистов и возвратить им фабрики и заводы. И это не все. Коминтерн и ВКП(б) пошли дальше, решив, что настало время перейти большевикам к питанию человеческим мясом. Наконец, у нас имеется решение национализировать всех женщин и ввести в практику насилование своих же собственных сестер. (Общий смех. Отдельные возгласы: “Кто мог задать такой вопрос?”) Я вижу, что вы смеетесь. Возможно, что кто-либо из вас подумает, что я отношусь к вопросу несерьезно. Да, товарищи, нельзя серьезно отвечать на такие вопросы. Я думаю, что на такие вопросы можно отвечать лишь насмешкой. (Бурные аплодисменты.)
Телеграмма американского майора Шулера 9 июня 1919 года непосредственно из Владивостока: «… 384 комиссара, включая двух негров, 13 русских, 15 китайцев 22 армянина и более 300 евреев, причём из этих 300 евреев 264 еврея приехали из Америки со времени падения царского правительства».
Сенат США проводит слушания и опрашивает свидетелей в 1919 году. Показаний Джорджа А. Симонса, пастора методисткой церкви в Нью-Йорке, который с 1907 по 6 октября 1918 года находился в Петрограде в качестве настоятеля методистской церкви. «В декабре 1918 года, в так называемой "Северной коммуне Петрограда", под управлением мистера Зиновьева, из 338 членов его правительства только 16 были русскими, а остальные евреи, за исключением одного негра из Америки, называющего себя профессор Гордон…»
Нет, без евреев никак не получается :P
«Большевики применили практически все формы зверств, на которые способно воображение и злорадствуют над страданиями своих жертв. Это политическое движение исключительно еврейское. Практически каждый комиссар – еврей, и почти все говорят на английском языке с американским акцентом». Сообщает Генри Пирсон. (Henry Pearson “The nineteenth century and after”. London. January 1919, p. 65).
Не могла не удержать и не процитировать этого знаменитого автора:
«В 1936 году мы проверили путём тщательнейшей статистики, что в сегодняшней России 98% руководящих государственных должностей занято евреями… Кто были вождями Баварской «рабочей» республики? Кто были вождями спартаковского движения? Кто были настоящими вождями и финансистами коммунистической партии? – Евреи, одни только евреи. Ситуация та же в Венгрии и в красных частях Испании». (Адольф Гитлер. Из речи в сентябре 1937).
А это из дневника "еврейки" (якобы) Гиппиус (если бы не полный бред, я бы поверила, вроде как очевидец):
«17 марта 1918 года, суббота. Вчера на минуту кольнуло известие о звероподобном разгроме Михайловского и Тригорского – имений Пушкина. Но ведь уничтожили и усадьбу Тургенева. Осквернили могилу Льва Толстого. А в Киеве убили 1200 офицеров, у трупов отрубали ноги, унося сапоги. В Ростове убивали детей, школьников кадетского корпуса, думая, что это и есть, объявленные вне закона «кадеты». У России не было истории. И то что сейчас происходит – не история. Это забудется как неизвестные зверства неоткрытых племён на необитаемом острове. Канет. Мы здесь живём сами по себе. Кто цел – случайно. На улицах вонь. Повсюду лежат неубранные лошади. Каждый день кого-то расстреливают, «по районным советам…
«18 мая 1918 года, пятница. Скажу кратко: давят, душат, бьют, расстреливают, грабят, деревню взяли в колья, рабочих в железо. Трудовую интеллигенцию лишили хлеба совершенно: каждый день курсистки, конторщики, старые и молодые падают десятками на улице и умирают тут же, сама видела…
два месяца назад везде валялись труппы сдохших лошадей, теперь курсистки. Не, если видеть каждый день, как десятками падают на улицах труппы курсисток, точно умом тронешься
14 октября 1918 года, воскресенье. В Гороховой (ВЧК) «чрезвычайке» орудуют женщины (Стасова, Яковлева), а потому – царствует особенная, - упрямая и тупая, - жестокость. Даже Луначарский с ней борется и тщетно: только плачет (буквально, слезами!) Характерен современный большевистский лозунг: «лучше расстрелять сто невинных, чем выпустить одного «виновного»! Отсюда и система заложников и всё остальное. Пища иссякает. Масла нет и по 40 рублей фунт. Говядина была уже 18 рублей. Едят только красноармейцы. Газет не читаю, – там одни декреты».
«22 октября 1918 года, понедельник. Обеими руками держу себя чтобы не стать юдофобкой. Столько евреев, что диктаторы, конечно, они… (улицы) переименовали. То улица «Нахамкинсона», то улица «Слуцкого», и других неизвестных большевистских жидов».
«28 октября, воскресенье. Да ведь мы все - умираем от голода, многие опухли - страшны до неузнаваемости. Точно голод в Индии. Не только мы, интеллигенция, - в таком положении и рабочие: ведь нельзя с семьёй жить на 450 рублей в месяц, когда кусок мяса (если добудешь) стоит 200 рублей. Я это пишу и знаю, что мне потом не поверят. Но я честным словом заверяю – мы умираем с голоду. Умирают все (кроме комиссаров, их присных и жуликов)».
Как долго она уже умирает с голоду. А ученые утверждают что без еды можно прожить только 2 недели. Учитесь у Гиппиус. Она вон с марта умирает-умирает и так и не умрет еще долго.
«2 декабря 1918 года, воскресенье. В прошлом году у нас было масло, молоко – вообще что-то было (например, магазины, лавки и т.д.). Теперь чёрная мука – 800р., каждое яйцо – 5-6 р., чай – 100р., (всё, если случайно достанешь)…Наше «сегодня» - это не только ни в какой мере революция. Это самое обыкновенное кладбище».
«15 декабря, суббота». На Садовой – вывеска: «Собачье мясо, 2р.50к. фунт». Под вывеской длинный хвост. Мышь стоит 2 р.»
Не, ребята, я верю что с голодухи и мышь сожрешь, но чтобы торговать????? И чё так дешево? Худые что ли? Как узницы Бухенвальда?
"Эй товарищь! Ты что мне суешь, это разве мышь? Вот помню в царское время были мыши..., а при большевиках и мышь уже не та пошла, эх не та. Измельчала..."
:P
Ну что, начнём!
Предупреждаю только, что таких отжигов как от английских журналистов здесь не будет. Здесь, скорее, я попытаюсь как бы передать атмосферу тех событий, какой я её понял прочитав указанные выше книги.
С.Новиков "Конец родного полка".
Офицер лейб-гвардии Уланского Его Величества полка Сергей Иосифович Новиков своими воспоминаниями начинает сборник. Как и практически все остальные мемуаристы, в описании революционных событий он, отмечая моментально начавшийся развал армии, утверждал, что ИМЕННО ЕГО часть, как раз оказалась устойчивой к революционной пропаганде. И только пото-о-м...
Наверное, примерно так всё и было, всё-таки уланы были элитной частью. Тем не менее, где-то после Октябрьского "переворота" автору стало ясно, что:
Цитата:
...в своих частях делать больше нечего. Оставалось только одно: искать для спасения гибнущей России другой путь, на котором могли бы объединиться с оружием в руках одинаково мыслящие патриоты...
Поэтому офицеры полка решили: любым путём, но попасть на юг, где можно было работать для восстановления фронта против немцев и не допустить до заключения позорного мира.
Напомню, что в это же время, теми же проблемами озаботился на Румынском фронте ещё один "одинаково мыслящий патриот" - Дроздовский.
Далее автор в своих воспоминаниях возвращается немного назад. Эти строки очень пользительно будет прочитать тем, кто твёрдо уверен, что только Октябрьский "переворот" помешал Русской армии победно завершить войну. В принципе, в других воспоминаниях есть намного более красноречивые картины развала армии, но, поскольку автор идёт первым в списке, придётся его уважить. К тому же, здесь есть некоторый "национальный" колорит, на который остальные мемуаристы практически внимания не обращали:
Цитата:
Немалую роль в истории полка во время революции сыграло украинское движение. Ещё несколько месяцев назад Временное правительство разрешило украинцам формировать свои национальные части. Предполагалось делать это постепенно. В описываемое время, в конце октября и начале ноября 1917 года, украинизация прогрессировала, как и всё в революционной стране, и солдат-украинцев это как нельзя больше устраивало. они, таким образом, попадали к себе домой. А о том, что этим ослаблялся фронт против врага, что эшелонами формирующихся загружались железные дороги, разве задумывались свободные граждане! Большевики, сменившие Временное правительство, вначале не препятсвовали, как известно, национальным формированиям. Украинским движением воспользовались и офицеры нашего полка...
Легко понять, что офицеры, ввиду своей сравнительной малочисленности, железные дороги не загромождали, и, соответственно, фронт не ослабляли. К тому же, многие из них отправлялись в обратную от фронта сторону ради высокой цели борьбы с большевизмом, а это - всяко оправдание.
Автор рассказывает ещё ободном малоизвестном отряде, который собирались формировать в Уланском полку - "отряде особого назначения для охраны посольств и консульств в Персии":
Цитата:
В конце августа 1917 года, после неудачи Корниловского выступления (28 августа), много офицеров, командированных из частей в Ставку для участия в нём, не могли вернуться обратно в свои полки...
Для устройства хотя бы части таких офицеров генералом Алексеевым было исходотайствовано разрешение Главковерха на формирование вышеназванного отряда. Местом формирования первоначально предполагался город Новочеркасск, но донские казаки отклонили это, и тогда был выбран город Ставрополь...
Ротмистр Яновский решил произвести первый набор солдат в дивизион у нас в полку, для чего приехал к нам в конце ноября...
Яновский указывал главным образом на то, что формирование разрешено революционным главковерхом, но указ, что служба в дивизионе будет вестись по старому уставу и без комитетов, так как в Персии, то есть за границей, разрешено находиться части только на таких условиях...
Затем он обошёл все эскадроны и предложил желающим поступить в дивизион. отношение к этому вопросу в эскадронах было очень различным. Например, во 2-м эскадроне главри кричали, что затевается ловушка, и категорически отказались кого бы то ни было от себя отпустить...
"Главари" оказались не очень-то далеки от истины. Господа офицеры просто использовали этот отряд для того, чтобы пробраться на Дон. Записалось около 40 человек. Отряд погрузился в вагоны и их стали цеплять к "украинскому" эшелону, но...
Цитата:
...те наотрез отказались присоеденить нас к ним, говоря: неизвестно, мол, что это за дивизион, и, может быть, они, то есть украинцы, будут невольно способствовать перевозке контрреволюционых частей на свою же голову и что из-за дивизиона задержат в пути и их.
Вопрос удалось уладить. Далее по дороге проблемы возникли уже у самих украинцев:
Цитата:
На следующий день после нашего отъезда из Орши на рассвете были обнаружены залегшие по обеим сторонам железнодорожного полотна, где стояли эшелоны украинцев, сильные большевистские цепи с пулемётами. Большевики потребовали сдать всё оружие и конский состав. Так украинцы были обезоружены, имущество было отобрано, и все они, без погон, были отпущены на все четыре стороны...
Далее "Отряд особого назначения" продолжил путь без особых проблем, за небольшим исключением:
Цитата:
...С кем приходилось выдерживать целые бои в пути, так это с осаждавшими вагоны "товарищами". На каждой станции их была уйма, все - дезертиры с фронта...
А сам-то, господа офицеры, кто и откуда?
Цитата:
...Они представляли собой немалую опасность, так как все были вооружены и, попадая в вагоны, могли нарушить наш план довезти состав дивизиона на Дон. Дезертиры эти выработали на практике свои революционные способы передвижения по железнодорожным дорогам: частные лица и офицеры просто выгонялись ими из вагонов, а места их занимались "товарищами". И это было не только в дни большевизма. Такой способ добывания плацкарт получил законность с первых дней революции.
Короче говоря, "Отряд" до места назначения благополучно добрался. Правда в несколько меньшем составе: из 40 человек - 10 по дороге отпросились в "отпуска" и исчезли с концами. По прибытии офицеры...
Цитата:
...Объяснив уланам назначение Добровольческой армии, предложили желающим остаться служить в ней. Осталось трое, остальным мы, как и обещали, выдали увольнительные билеты.
На этом, собственно, воспоминания заканчиваются. В заключение приведу ещё несколько высказываний автора о казаках:
Цитата:
Но командный состав, который хотел принять эти решительные меры (прорываться силой), в те времена ничего собой не представлял, и всё командование находилось, в сущности, в руках самих солдат и комитетов. Так было и у донцов и у украицев. Смело можно сказать: все были разложены и развращены революцией наравне с русскими частями. У солдат вступать в бой не было ни малейшего желания...
...Нужно заметить, что у фронтовых казаков, с чьими эшелонами мы сталкивались в пути, настроение было совсем не воинственнное, им хотелось поскорее попасть на Дон и разойтись по станицам.
Помыружим еще Гинса, и потом плавно перейдем с двум, не побоюсь этого слова, бестселлерам. Как то дневник генерала Жанена, и "Дневник белогвардейца" генерала Будберга.
Пока рассмотрим главу Гинса, под названием "Жалоба чехов".
«Невыносимое состояние, в каком находится наша армия, вынуждает нас обратиться к союзным державам с просьбой о совете, каким образом чехословацкая армия могла бы обеспечить собственную безопасность и свободное возвращение на родину, вопрос о чем разрешен с согласия всех союзных держав.
Войско наше согласно было охранять магистраль и пути сообщения в определенном ему районе и задачу эту исполняло вполне добросовестно.
В настоящий момент пребывание нашего войска на магистрали и охрана ее становятся невозможными просто по причине бесцельности, равно как и вследствие самых элементарных требований справедливости и гуманности. Охраняя железную дорогу и поддержи вая в стране порядок, войско наше вынуждено сохранять то состояние полного произвола и беззакония, которое здесь воцарилось.
Под защитой чехословацких штыков местные русские военные органы позволяют себе действия, перед которыми ужаснется весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, избиение мирных русских граждан целыми сотнями, расстрелы без суда представителей демократии по простому подозрению в политической неблагонадежности составляют обычное явление, и ответственность за все перед судом народов всего мира ложится на нас: почему мы, имея военную силу, не воспротивились этому беззаконию.
Такая наша пассивность является прямым следствием принципа нашего нейтралитета и невмешательства во внутренние русские дела, и она-то есть причина того, что мы, соблюдая полную лояльность, против воли своей становимся соучастниками преступлений. Извещая об этом представителей союзных держав, мы считаем необходимым, чтобы они всеми средствами постарались довести до всеобщего сведения народов всего мира, в каком морально трагическом положении очутилась чехословацкая армия и каковы причины этого.
Мы сами не видим иного выхода из этого положения, как лишь в немедленном возвращении домой из этой страны, которая была поручена нашей охране, и в том, чтобы до осуществления этого возвращения нам была предоставлена свобода к воспрепятствованию бесправия и преступлений, с какой бы стороны они ни исходили.
Иркутск, 13 ноября 1919 года, Б. Павлу, д-р Гирса».
Эту жалобу Гинс потом называет меморандумом, и пишет следующее
Меморандум был вручен представителям иностранных держав не только без предварительного уведомления или совещания с членами Омского Правительства, но еще и был опубликован в «Чехо-словацком Дневнике» и его телеграммах на русском языке.
Возмущению русских патриотов не было пределов. Поступок был слишком груб и слишком явно было в нем то, что чешские представители просто искали оправдания для своего бегства из Сибири и уклонения от поддержки невинных ни в каких политических грехах офицеров и солдат фронта и что они в то же время, хорошо осведомленные о широте заговора против власти (чешская контрразведка была лучше правительственной), искали сближения с левыми.
В октябре социалистическая Иркутская дума отказалась приветствовать чехов по поводу годовщины их республики, считая, что чехи ведут себя недемократично. В прокламациях эсеров указывалось, что чехи участвуют в расстрелах и разгромах, при усмирении бунтов вдоль дороги. Сознавая, что у левой демократии есть много оснований для недовольства ими, чехи старались заслужить ее расположение. Они вмешались в действия власти, когда в Иркутске были арестованы заговорщики, и добились их освобождения. Вслед за тем они выпустили меморандум.
Текст этого меморандума также приводит в своих дневниках генерал Жанен, но его реакция немного отличается от реакции Гинса. Немного отвлекаясь от темы, дам попутно описание Гинса Жаненом.
6 июля. Я послал на восток длинную телеграмму. Вот ее содержание:
«Один английский консул сказал мне 25 февраля, повторяя слова одного из своих коллег на Урале, что в Сибири называют большевиками всех тех, кто в большей или меньшей степени не разделяет правительственных взглядов, таких, которые их разделяют, немного».
Это бесконечно близко к правде. Я не мог этого констатировать в течение моего пути. Я уже говорил об адмирале, и о том, что думают о нем в стране. Его самостоятельная работа довольно слаба; фактически им руководят и отводят глаза. Его среда в настоящий момент подозрительна. Вокруг него вертятся женщины, связанные с людьми, находящимися под подозрением в шпионаже, германофильстве и антисоюзных поступках.
Итак, я резюмирую то, что сказал: давление оказывает на правительство группа министров во главе с Михайловым, Гинсом, Тельбергом; эта группа служит ширмой для синдиката, спекулянтов и финансистов; отставка министра продовольствия, благодаря поддержке этой группы и, наконец, хищение в государственном банке. Эго синдикат имеет чисто реакционную и антиреволюционную тенденцию. В нем, как и среди офицеров, наряду с искренними монархистами или людьми, озлобленными потерями и страданиями, причиненными революцией, встречаются так же барышники и даже бывшие большевики, которые хотят искупить свою вину.
Коснемся области иностранной политики. Влиятельные лица этого синдиката придерживаются чисто германофильских тенденций. Германофильство заметно также у ряда офицеров, в частности среди офицеров в главном штабе армии, где оно все растет. Известие о подписании Германией мира, указывавшее на ее поражение, вызвало среди лиц упомянутой категории удивление, смешанное с глубоким сожалением. Приходится отметить и враждебное отношение к иностранным легионам, заметно также отрицательное отношение к Антанте, которую подозревают в сочувствии революции.
Итак, вернемся к нашим баранам. Меморандум в дневнике Жанена, датирован 25-м ноября,
25 ноября. Вот текст чехословацкого меморандума, расклеенного на вокзалах. Я уже давно говорил то же самое, но сейчас опасаюсь, как бы этот меморандум не послужил помехой для нашего размещения на Дальнем Востоке....
соседние записи в дневнике ген. Жанена также заслуживают отдельного внимания
8—12 ноября. Сибирь погибла теперь. Какие только попытки мы не предприняли для того, чтобы удержаться, но все они рухнули. У англичан действительно несчастливая рука: это сказалось на Колчаке, которого они поставили у власти, как сказалось и на свергнутом ими Николае II. Не будь этого, не знаю, удалось ли бы нам одолеть большевизм в России, но я убежден, что удалось бы спасти и организовать Сибирь. Народный порыв не был задушен жестокой реакцией, которая всех возмущала и которая ослабляла чехов, заглушая у них всякое желание сотрудничества.
Несмотря на то, что в своих действиях я руководился полученными мною инструкциями, все же чувствую угрызение совести за то, что даже косвенно поддерживал это правительство. Я видел его ошибки и преступления, я предвидел падение и тем не менее избегал мысли о его свержении, а это можно было бы сделать. Драгомиров прав: «Солдат должен уметь не повиноваться...»
26 ноября. Остановились в полдень в Канске. Командир 9-го чехословацкого полка подтверждает нам то, что говорил красноярский губернатор и Марковский, но возлагает большую часть ответственности на последнего и на Орлова, командующего русскими войсками. Казаки Красильникова грабят все до женской одежды включительно, которую они продают на рынке. Выведенные из себя крестьяне обольшевизировались, несмотря на то, что единственной мыслью их было оставаться в покое и не драться.
Следующим в книге идут воспоминания А.Поливанова "Из моего дневника". Как я уже говорил, помимое дневников Дроздовского, это один из немногих "дневниковых" текстов. Может быть их в обеих книгах и нет больше. Честно сказать, точно не помню: сейчас приходится по новой перечитывать книги с карандашом в руках. По совпадению, или по замыслу составителя, Поливанов тоже служил в лейб-гвардии Уланском полку. Только первый цитированный мною автор - в "Его Величества полку", второй - в "Её величества полку". Я первый раз даже внимания не обратил, думал - однополчане. Надо отметить (это - к слову), что Александр Поливанов является родственником более знаменитому Александру Поливанову, возглавлявшему знаменитую комиссию своего имени, которая проводила революционные реформы в армии после Февральской революции. В частности, "комиссия Поливанова" устраняла от руководства "реакционных" офицеров и активно продвигала офицеров "революционных", благодаря чему был внесён раскол и в само офицерство. Ведь многие из ставших впоследствии известными вождей "Белого дела" были, по армейским понятиям, очень скороспелыми, обогнавшими в служебном росте своих коллег не за счёт каких-то особых военных талантов или выслуги лет, а за счёт преданности новой революционной власти.
Вернёмся, однако, к "Дневникам". Здесь интересно проследить начало и расцвет революционного военного творчества, так как начинаются дневники 23-го марта, а заканчиваются 18 ноября 1917 года. Жаль только, что пропуски по датам большие, но, что есть, то есть:
Цитата:
23 марта 1917 года. Хочу сказать, что происходило в полку за эти десять дней. Получены приказы о сформировании полковых комитетов офицерских и солдатских депутатов...
Наши в полном восторге, говорят, что настроение прекрасное и что на наших офицерских собраниях не бывает такого порядка...
Могу сказать, что в полку сейчас не меньше порядка, чем раньше. Лишь с тревогой думается, что наш полк или несколько полков это капля в море 10-миллионной армии, а оттуда, из серых недр, идут сведения неутешительные. Говорят, что в Особой армии дезертировало 30%, а на севере ещё больше.
27 марта. ...Сразу видно, что во главе министерства стоит штатский человек, который больше прислушивается к голосу совета солдатских депутатов, состоящего из ополченцев, или не бывших на войне, или вообще всякого сброда, чем к голосу строевых солдат.
3 августа. ...Чрезвычайно трудно кормить лошадей, за большие деньги ничего не достать, раньше хоть приказов боялись, а теперь - свободные грждане и слышать ничего не хотят.
7 августа. ...Здесь стоит отряд бывшего синего кирасира Плешкова. Он собрал отдельные роты всяких ударных батальонов, около 8000 человек, привёл их в полный порядок, завёл потрясающую дисциплину, основанную на доверии. Приехал комиссар фронта Гобечия, сначала пришёл в восторг, затем нашёл, что контрреволюционно, и приказал распустить. Узнаю тебя, новая власть, все заботятся о спасении революции, никто о России...
21 августа. ...Комитет составил резолюцию, принятую его солдатским составом, где весьма много говорится о заслугах комитета по сохранению боевого и революционного духа полка, а равно много возмутительных нападок на офицеров, иносказательно выражение им недоверия и обвинения в контрреволюционности. Последняя часть содержит вопрос "скоро ли будет демократизация офицерского состава?" - и если нет, то комитет снимает с себя ответственность за могущее поизойти в полку.
6 сентября. ...Моё пребывание в Ялте (в командировке) совпало с попыткой Корнилова установить диктатуру и вернуть армии её дисциплину и мощь. В Ялте впечатление было - проблеск надежды, но в общем всякий сидел в своей скорлупке и выжидал.
10 сентября. У нас вновь прокатился бурный вал, и поверхность ещё не может успокоиться. Неудачные распоряжения нашего высшего начальства сделали то, что солдаты объявили всех офицеров заговорщиками и началось сильное брожение. В частности, наши два агитатора воспользовались этим для выполнения своих задач и явилась ко временоо командующему полком князю Андронникову с целой депутацией и с такими дерзкими требованиями, что стыдно было за уланский мундир. Один из членов этой депутации заявил, что "храбрые офицеры не нужны, от них лишь только больше потерь".
5 октября. Сегодня уезжаю в отпуск и хочу записать впечатления от новой деятельности - подавление беспорядков. 22-го числа вызывает меня мой заместитель, полковой адъютант поручик Каменский, и передаёт, что немедленно 4 эскадрона и взвод моей пулемётной команды должны выступить для подавления погрома в город Острог...
...Погром уже кончился, все лавки были разбиты, и надо был арестовывать зачинщиков. Надо сказать, что орудовал стоящий здесь запасный батальон, в котором были две роты амнистированных каторжан. Не буду описывать всех подробностей, лишь скажу, что здесь окончательно убедился, что старой русской армии не воскресить, она умерла... С 28-го вечера по 3 октября утро проводили время в том, что без конца уговаривали, конечно, кроме наших офицеров, все убеждали, называя грабителей "товарищами", и собственно нам, офицерам, не ясна была наша роль, всё делали комитеты...
...Через два дня подошли остальные два эскадрона, и Миклашевский (командир отряда) был самый несчастный человек: его засушили на всяких совещаниях. После одного из них мы ужинали и командир говорит мне: "Нет, мы с ними разных планет, и если я раньше колебался и просил всех оставться, то теперь скажу, кто куда может, с Богом!" Значит, дошло до предела, если такой военный, как наш командир, так изменился...
...Во всяком случае, острожская операция показала, что в "самой свободной армии мира", в "демократической русской армии" офицеры как будто совершенно не нужны. Командиру всё время приходилось говорить с какими-то председателями и депутатами...
У всех нас было чувство: нет армии, нет России, есть какое-то отживающее государство, дни которого сочтены. Плоды этого пожали Керенский и Ко, котрые в момент переворота не смогли уберечь армию...
8 ноября. Сегодня вернулся в полк. Не могу не отметить того ужаса, и грязи, и извода, которые пережиает сейчас всякий путешествующий по нашим железным дорогам...
Абсолютно всё заполнено "товарищами"... половина просто катается, четверть ездит со спекулятивными целями, одна восьмая - для грабежа и одна осьмая - на фронт...
...Общий уход был вызван тем, что, когда в Славуте был убит князь Сангушко, был вызван 4-й эскадрон и он отказался исполнить приказания Клейста и Лишина. Оба немедленно сдали эскадрон и уехали, а полковой комитет постановил, что оба офицера действовали "политически бестактно": по объяснению их, Лишин отдавал слишком категорические приказания...
...Выступление большевиков и захват ими власти безусловно отразились и на наших уланах. 1-й эскадрон высказался безусловно за них, 6-й - уклончив. Раз такие части, как наш полк, не могут быть поддержкой правительству, то на кого оно может надеяться?
...Полк... никаких нарядов не несёт, лишь теоретически ждёт случая усмирять. Я уже уверен, что наши солдаты действовать оружием не будут, и уже в Славуте были разговоры, что помещикам так и надо.
11 ноября... председатель сообщил результаты корпусного съезда: большевиков было 35, умеренных 47, принята была согласительная формула, просто большевистская. Осуждения им нет, а есть требование открытия тайнх договоров, немедленный мир без аннексий и тому подобная ерунда. Сегодня, надеюсь, мне пришлось последний раз присутствовать на собрании солдатской организации, и я вышел глубоко огрочённым. Всё погибло, не на кого надеятся. Великая Россия рухнет, дни её сочтены. Если среди наших солдат, сравнительно воспитанных, развитых, наступило такое разложение, то что можно ждать от глубоких серых масс пехоты. Великую услугу оказали России Ленин, Бронштейн, Гольдман, Розенберг, Урицкий, Иоффе и прочие "русские люди", вся эта интернациональная шайка. Нам же пока что осталось сказать: спасайся, кто может! Может, ещё пригодимся. Есть ещё слабая надежда на союзников...
18 ноября. ...До свидания, старый полк, наверное - прощай! С тяжёлым сердцем покинул я тебя, а с новым я не прощаюсь, я в нём - чужой, а всем сердцем грущу о полке лейб-улан Её Величества до 1 марта 1917 года...
...Близко узнав новых наших солдат и комитеты. не сомневаюсь. что конец его, как боевой единицы, близок, если уже не наступил. Когда мы, коренные офицеры, послужившие с этими солдатами со дня их призыва, спаянные на поле сражений вражеским огнём, потеряли авторитет, то каково будет значение офицера из солдат? ИЛИ НУЖНА БУДЕТ ТАКАЯ ЗВЕРСКАЯ ДИСЦИПЛИНА, О КОТОРОЙ МЫ И ДУМАТЬ НЕ МОГЛИ...
Наверное, не будет слишком большой натяжкой распространить этот тезис и на всю революционную Россию.
Воспоминания С.А.Апухтина, капитана лейб-гвардии Петроградского полка, Георгиевского кавалера.
НА ФРОНТЕ ПОСЛЕ РЕВОЛЮЦИИ
Здесь, помимо прочего, интересны свидетельства автора о встречах с двумя главковерхами: "временным" - Керенским, и большевистским - прапорщиком Крыленко.
Повествование также начинается со времён Февральской революции.
Цитата:
...Армия тяжело переживала революционую болезнь. Всяческие эксцессы с неугодным начальством и постоянные митинги делали армию вооружённой толпой без дисциплины и порядка. Все усилия офицеров сохранить хотя бы видимость воинской части часто оставались без успеха...
Далее июньское (1917г.) наступление на германском фронте:
Цитата:
Прямого участия в Корниловском (так его называет автор) наступлении мы не принимали, будучи в резерве командующего армией. Разграбив оставленный австрийцами город Калуш, войска, принимавшие участие в наступлении, распропагандированные революционной пропагандой о мире "без аннексий и контрибуций", ринулись в тыл. Не соблюдая никакого порядка, солдатня пробивала себе дорогу штыками, всё сметая с пути, - только бы уйти из под обстрела...
Дивизия, в котрой служил автор, тоже начала отступление и в попавшейся по дороге деревне пересеклась с другой воинской частью:
Цитата:
Когда я вернулся в деревню, мои офицеры доложили мне, что во всех избах и дворах полно солдат - стрелков лейб-гвардии 4-го полка.
"А где же офицеры?" - спросил я. "Офицеров нет. Солдаты говорят, что у них свой комитет".
Я нашёл председателя этого комитета. Это был отлично выправленный и красивый унтер-офицер 4-го стрелкового полка. От него я узнал, что все солдаты его полка, около 800 человек, ушли из полка и вот уже две недели бродят по Галиции. Два дня назад они пришли в эту деревню, жители которой их кормят. Солдаты решили здесь кончать войну и сдаться в плен, когда подойдут австрийцы.
Я был потрясён, услышав всё это. "Собирайте ваших солджат, я поговорю с ними", - сказал я. И стрелки собрались на площади деревни, черезкоторую протекал небольшой ручей с горбатым мостом. Пришли они все с винтовками. Я говорил им о глупости их решения сдаться в плен, о преступности такого отношения к родине и т.д. Солдаты слушали меня, улыбаясь и перемигиваясь между собой. Я понял, что никакие слова не подействуют на вывихнутые революционной "свободой" мозги этих людей.
Тогда я неожиданно вырвал из рук председателя винтовку, взбежал на мостик через ручей и швырнул винтовку в воду. "Кидайте ружья в воду! - кричал я. - Сдавайтесь в плен, если хотите, но оружие я отдать немцам не позволю".
В результате смелого (запросто ведь мог пулю схлопотать) поступка капитана Апухтина солдатский комитет постановил изменить своё решение и не сдаваться в плен, а присоединиться к дивизии автора.
Цитата:
...В октябре нас сменили и отвели в дивизионный резерв. Разместились мы в большой деревне, с ещё недавно бывшим богатым помещичьим домом, принадлежавшим семейству Муравьёва-Апостола. Теперь дом этот представлял собой разграбленное, полусожжённое здание. Местные жители и проходившие революционные банды поторопились уничтожить это прекрасное, богатое имение...
Далее автор, по совету генерала Селивачева (в 1918 году он будет мобилизован большевиками, в августе-сентябре будет командовать группой войск Южного фронта, 17 сентября умрёт от тифа) отправится в ставку, чтобы откровенно доложить о творящемся в армии бардаке. Селивачев напутствовал его такими словами:
Цитата:
"Ведь знаешь, кто наш Верховный? Адвокат. Это племя любит поговорить и очень верит "ходокам с мест". Говорите, что вы, офицеры, можете и хотите воевать, пусть начальство издаст строгие законы, чтобы прибрать к рукам солдатню".
Автор отправился в дорогу.
На пути лежал г.Могилёв:
Цитата:
С горечью подходил я к губернаторскому дому в Могилёве. Только год прошёл с тех пор, когда я охранял здесь Государя Императора! Как мало надо времени для того, чтобы опоганить всё, что веками было свято! Как только Император покинул Могилёв, в его дом водворились чужие люди; внизу, где жили чины Двора, суетились какие-то генералы, офицеры и солдаты, хлопали двери, раздавались возгласы и телефонные звонки, какой-то хаос, неразбериха, но не серьёзная работа штаба многомиллионной армии!
В управлении дежурного генерала, куда мы должны были явиться... нас принял какой-то полковник. Выслушав нас и быстро пробежав глазами текст обращения, он сказал нам: "Начальник штаба и все мы здесь прекрасно знаем положение на фронте и ваше, господа офицеры. Но вы знаете тоже, что сейчас нами командуют адвокаты и бывшие террористы. Что можем мы сделать, чтобы улучшить ваше положение? Начальник штаба завален работой выше головы - спасает то, что можно ещё спасти. Не мешайте ему. Не теряйте времени, езжайте в Петроград, явитесь к этим новым "светилам", пусть они послушают вас и узнают,что твориться на фронте".
Полковник был совершенно прав: разруха и попустительство шли главным образом от безграмотных, обуреваемых честолюбием новоявленных "главковерхов"...
Петроград:
Цитата:
...Было 15 октября... Офицеры не сомневались в неизбежности выступления большевиков для захвата власти, ненавидили Керенского и всю банду, ставшую правительством. Главнокомандующий округом, какой-то полковник Полковников, никаким авторитетом не пользовался. да и кто он был, этот полковник? почему он вознёсся на столь высокий пост, какие у него были заслуги и отличия, чтобы быть авторитетом?
Среди солдат шла безудержная агитация большевиков. Ежедневные митинги, выслушивание предложений немедленного заключения мира, возвращения домой и немедленного раздела помещичьей земли не могли не соблазнять уставшую от войны солдатскую массу...
Добавлю от себя: в условиях, когда Временным правительством была провозглашена "Декларация прав солдата", которой давалось право политической деятельности, собраний и всех прочих "свобод", такие лозунги НЕ МОГЛИ НЕ ВОЗНИКНУТЬ.
Далее автор явился в свой запасной полк, расквартированный в Петрограде. Знавшие его по фронту солдаты предложили посетить митинг, где солдаты полка собирались решать, поддерживать большевиков в предстоящем выступлении, или нет. Автор предложение принял.
Цитата:
...С горечью слушал я на митинге выступления большевиков... Какой-то бородатый прапорщик говорил о захвате немцами острова Даго: "Когда немцы подошли, и артиллерия должна была стрелять, оказалось, что пушки поставили без дырок. А ставил пушки полковник Иванов. Пушки сделали без дырок, чтобы нельзя было стрелять. А кто изменник? Полковник Иванов и его офицеры!"
Стоявший возле меня солдат, знавший меня, сказал мне: "Ведь вот мелет вздор! Как могут быть пушки без дырок? Просто чехлы не сняли, наверное", А солдатня гоготала и аплодировала оратору, крича: "Давай сюда полковника Иванова! Мы ему провертим дырку!"
Но где же был Бурцев или кто-либо из партии Керенского? Кто возразит на эти нелепости? Никто не пришёл, никто не возразил... Митинг постановил поддержать большевиков в случае их выступления.
Тем временем полковник Федотов съездил в Зимний дворец и устроил нам приём у главы правительства и Верховного Главнокомандующего Керенского. Приём должен был состояться 20 октября ровно в 12 часов дня. "Ни одной минутой позже! - предупредили Федотова в канцелярии. - У главы правительства время расписано по минутам, и он пунктуален".
С тяжёлым чувством подходил я к подъезду Её величества в Зимнем дворце. Почему надо было Керенскому поселиться именно здесь? Неужели в огромном Петрограде, с его бесчисленными дворцами, не было другого помещения, достойного революционного адвоката? Или этим внедрением в царские покои показывалось презрение к свергнутому самодержавию?
Керенский не только сам вторгся в Зимний дворец, но ещё и разместил в нём массу всяких "бабушек" и "дедушек" русской революции. Вся эта банда каторжан расхищала царское бельё, объедалась и опивалась запасами царских погребов, а сам "глава" не нашёл других комнат в огромном дворце, как именно личные комнаты Императора Николая II, и влез в чужой кабинет и чужую спальню...
Керенский сидел у стола, но сразу встал и, протягивая руку, подошёл к нам. Он попросил нас сесть у стола. Полковник Федотов сказал ему цель нашего посещения и подал отпечатанное воззвание. Керенский слушал молча, прочитал воззвание и сказал: "Сильно написано, отлично! Это должно произвести впечатление. Размножьте это и пошлите в редакции всех газет, пусть напечатают. Вы давно в Петрограде? Что вы слышали здесь про большевиков?" - обратился он ко мне.
Я начал говорить о митинге в запасном полку, о выступлении большевиков и о речи бородатого прапорщика про сдачу Даго.
"Да, кстати о Даго, - перебил меня Керенский, - трудно себе представить, что немцы заняли его без единого выстрела. Гарнизон пехоты взбунтовался и не позволил артиллерии открыть огонь. Многие офицеры пострадали от рук этих предателей. Скажите вашим товарищам-офицерам, что правительство не дремлет и в армии будет восстановлен полный порядок. А что касается здешнего гарнизона, то среди него есть, конечно, большевики, но большинство - на стороне законной власти и будут её защищать. Благодарю вас за интересные сведения и желаю вам полного успеха".
Керенский встал, протянул нам руку. Вид у него был переутомлённый, помятый, а лицо - совершенно серо-жёлтое.
Мы вышли. Вот и всё. И для этого мы с таким трудом добирались до столицы, чтобы увидеть эту фигуру, беспомощную и безвластную, державшуюся у власти лишь только по инерции!
Про большевистские настроения в своём запасном полку я знал хорошо, и что они таковы же и в других частях гарнизона, не было никаких сомнений.
Ну а вечером 24 октября с автором произошла вообще детективная история.
Он находился в офицерском собрании...
Цитата:
...Скоро все офицеры покинули собрание. все они жили в районе казарм, а я расположился на диване и, читая газеты, незаметно задремал. Меня разбудил служитель собрания - рядом с ним стоял неизвестный мне молодой прапорщик...
Прапорщик, обманным путём заманив автора в автомобиль, повёз его в Смольный. Раскрыл тайну уже по дороге:
Цитата:
"Капитан, вы ничего не знаете. Сегодня ночью произошёл переворот, власть захватили большевики, и новое правительство находится в Смольном институте. Я сам только неделю как приехал в Петроград в отпуск. Мой приятель по школе оказался большевиком, он привёз меня в Смольный, и я помогал ему в разных поручениях. Вот сегодня меня послали за вами. У меня инструкция привезти вас живым или мёртвым, так что не пытайтесь бежать или сопротивляться. Я ещё не большевик, но перевороту сочувствую. Нельзя больше терпеть это идиотское Временнное правительство и сумасшедшего шута Керенского".
Жуткие картины рисует воображение! Наверное, кровопийцы-большевики попытаются убить капитана Апухтина? Или уж, по крайней мере, пытками выбить адреса ближайших родственников, чтобы оставить их в заложниках, а автора заставить работать на себя?
Смотрим:
Цитата:
Поднявшись на второй этаж, мы оказались в широком, полутёмном коридоре, хорошо мне знакомом (у автора там учились сёстры). На дверях на большом листе бумаги красным карандашом было написано: "Военный министр и главнокомандующий округом". Не стуча мы вошли в комнату.
Так начался в моей памяти первый из "десяти дней, которые потрясли мир".
Большая, высокая комната в два широких окна была пуста. У одного окна стоял маленький столик с разложенной на нём картой Перограда и окрестностей. За столом стоял прапорщик в короткой, до колен, шинели. Взъерошенные волосы прикрывали лысину, на подбородке торчала редкая бородка. Прапорщик, углублённый в рассматривание карты, не обратил на нас никакого внимания. Это и был военный министр и главнокомандующий округом прапорщик Крыленко.
Мы отошли к другому окну. У дверей стоял солдат, винтовка его лежала рядом с ним на полу. Он хлебал из грязного котелка какое-то варево и , окончив еду, скрутил "козью ножку" и с видимым удовольствием закурил.
Было уже полвина девятого, когда, также как и мы, в комнату вошли два офицера, капитаны лейб-гвардии Измайловского и Павловского полков. Так же как и меня их сопровождали прапорщики. Вошедшие поздоровались со мной, покосились на прапорщика за столом и пожали плечами. Мы не разговаривали между собой, но, подождав немного, закурили.
В комнату входили штатские и солдаты. Они что-то говорили Крыленко, он недовольно отмахивался от них. Один из штатских привлёк наше внимание: Крыленко очень почтительно что-то докладывал ему вполголоса и тот поглядывал на нас с любопытством. Я так и не узнал, кто это был, а мой прапорщик не мог назвать его фамилии.
время шло, было уже 10 часов утра. Заканчивая разговор с неизвестным нам человеком, Крыленко сказал ему: "Отлично, так и сделаем. Приходите через полчаса, а мы тут пока решим"...
Вот! Сейчас-то и начнётся кровавое побоище! Наверное...
Цитата:
Неизвестный ушл, и Крыленко обратился к нам: "Товарищи! Сегодняшний переворот - свершившийся факт. Из всех частей гарнизона поступают сведения, благоприятные нам. Никто, кроме жалкой кучки юнкеров, не будет защищать Временное правительство. Власть перешла в руки народных комиссаров. Керенский бежал из Петрограда. Но могут ещё быть судороги павшей власти, и мы должны быть готовы ко всяким неожиданностям. Рабочие и матросы с нами, но нам нужен и командный состав. Один из вас должен принять командование над рабочими и военными отрядами, которые мы отправляем в Пулково, чтобы оградить город от вторжения казаков. Этот один из вас будет главнокомандующим округом, а остальные будут ему помогать. Посоветуйтесь между собой, который из вас вступит в командование. Через десять минут я жду вашего ответа. Помните, что мы взяли власть и никому её не отдадим. Мы будем драться за каждый переулок, за каждый дом, за каждую тумбу", - почти кричал Крыленко, и перепуганный солдат у дверей встал, оправил одежду и взял в руки винтовку.
Мы отошли к окну. О чём было совещаться? Мы трое были почти однолетки, командовали ротами и батальоноами, но стать вдруг командующим округом при таких условиях, конечно, не могли. Измайловскому капитану пришла счастливая мысль. "Скажем ему, - предложил он, - что мы не рискуем брать на себя такую большую ответственность и такую высокую должность. Но у них, большевиков, есть такой же офицер, как мы, лейб-гвардии Гренадёрского полка капитан Дзевалтовский, он с начала революции стал большевиком, его знают, пусть он и командует".
Так мы и сказали Крыленко. К моему большому удивлению, он сейчас же согласился с нашим предложением. "Пусть так и будет, - сказал он, - Дзевалтовский справится. А вы возвращайтесь в свои полки и будьте наготове выступить в поход".
После этого, тот же прапорщик отвёз капитана Апухтина из "гнезда фанатиков и проповедников ненависти" (по выражению автора) назад, откуда взял. В собрании на него накинулись с вопросами любопытные офицеры...
Цитата:
...Я рассказал обо всём виденном и слышанном в это утро. От них узнал, что полковой комитет постановил "держать нейтралитет" и не выступать ни на одной, ни на другой из борющихся за власть сторон. Такое же решение приняли наши соседи - измайловцы.
усталый, я сидел у окна и пил чай. Было часа три дня, но так тускло и туманно, как будто был уже вечер. Вдруг я увидел солдат, сбегающихся к памятнику Славы. На пьедестал карабкался маленький человек в короткой шинели. Он размахивал руками, видно что-то крича. большая толпа солдат кричала ему в ответ. Я сразу же узнал оратора - это был "военный министр" прапорщик Крыленко.
Надо признать сверхчеловеческую энергию, которую проявили вожди большевиков в этот день. Узнав о "нейтралитете" наших полков, Крыленко тотчас прилетел сюда, чтобы заставить комитеты переменить решение. И заставил: комитеты решили поддержать большевиков и в случае надобности выступить в окрестности Петрограда для защиты новой власти от возможного нападения извне.
Автору надоело смотреть в окно на большевиков, и он ушёл из офицерского собрания домой. Но, не тут-то было!
Цитата:
Рано утром мы были разбужены стуком в дверь. В комнату вошёл офицер лейб-гвардии 3-го стрелкового полка в чине капитана. Он объявил, что совместно с комиссаром нового правительства и членами полкового комитета делает обыск по всей гостинице и конфискует оружие...
Без стука вошёл человек в шведской куртке (комиссар) и с ним два солдата. "Товарищ, - обратился к нему капитан, - здесь всё в порядке, генерал (отец автора) сдал свой револьвер. А ваш?" - обратился он ко мне. "Мой револьвер находится у дежурного офицера моего запасного полка, - ответил я. - В полдень я должен быть в полку и получу свой револьвер". "Смотрите не опаздывайте", - заметил комиссар. На этом обыск и закончился.
Господина капитана большевики допекли окончательно , и он "вскоре ушёл в подполье".
В завершение приведу оценку автором наступления казаков Краснова на Петроград:
Цитата:
К счастью для большевиков, и казачьи части, сильно уже распропагандированные, тоже не слишком стремились к боевым действиям. После незначительной перестрелки у Царского Села, однако с применением артиллерии, казаки отошли к Гатчине, где и закончили свой бесславный поход в защиту Временного правительства.
Я вот, когда такие воспоминания читаю, часто одну "Историческую хронику с Николаем Сванидзе" вспоминаю (случайно кнопку нажал, честное слово). Там потомственный борец с тоталитаризмом рассказывал про Октябрьскую революцию. Упоминал момент, когда, по пути в Смольный Ленина и Рахью чуть не арестовал патруль. Сванидзе мамой клялся, что именно это было последним шансом России на спасение. А Ленин до Смольного дошёл, и всё испортил.
Я вот, когда такие воспоминания читаю, часто одну "Историческую хронику с Николаем Сванидзе" вспоминаю (случайно кнопку нажал, честное слово). Там потомственный борец с тоталитаризмом рассказывал про Октябрьскую революцию. Упоминал момент, когда, по пути в Смольный Ленина и Рахью чуть не арестовал патруль. Сванидзе мамой клялся, что именно это было последним шансом России на спасение. А Ленин до Смольного дошёл, и всё испортил.
Прям не человек, а мессия. Ценное признание, что без Ленина никакой революции и не было бы :)
Даже у Краснова в его книге "Тихие подвижники", которая написана, чтобы убедить, что все солдаты готовы были отдать жизнь за царя, в самом начале, в предисловие прорывается признание:
Цитата:
-- Разве не помните вы, как густой толпой стояли они, 4-го мая 1917 на станции Видибор, кричали, плевались подсолнухами и требовали вашей смерти? У них на затылках были смятые фуражки и папахи, на лоб выбились клочья нечистых волос, на рубашках алели банты, кокарды были залиты красными чернилами и почти все они были без погон.
( Разве не помните вы, как в этот час трусливо прятались по вагонам, не смея выручить своего начальника, сотни 17 Донского генерала Бакланова полка, те, чьи братья лежат так тихо и спокойно у селения Бельская Воля, славой и честью венчанные?
( Разве не помните вы, что они изменили присяге, они поносили Царя, они предали врагу -- немцам -- Родину?
Перелистаем дневник барона А.Будберга – как-никак военный министр Колчака.
Цитата:
“Даже разумный и беспристрастный правый... брезгливо отшатнется от какого-либо здесь сотрудничества, ибо ничто не может заставить сочувствовать этой грязи; тут и изменить даже ничего нельзя, ибо против искренней идеи порядка и закона поднимаются чудовищно разрастающиеся здесь подлость, трусость, честолюбие, корыстолюбие и прочие прелести”
[23].
И еще:
Цитата:
“Старый режим распускается самым махровым цветом в самых гнусных своих проявлениях...”
[24].
Цитата:
“Здесь контрразведка – это огромнейшее учреждение, пригревающее целые толпы шкурников, авантюристов и отбросов покойной охранки, ничтожное по производительной работе, но насквозь пропитанное худшими традициями прежних охранников, сыщиков и жандармов. Все это прикрывается самыми высокими лозунгами борьбы за спасение родины, и под этим покровом царят разврат, насилие, растраты казенных сумм и самый дикий произвол”
[25].
Цитата:
“Калмыковские спасители (речь идет об отрядах уссурийского казачьего атамана Калмыкова. – П.Г.) показывают Никольску и Хабаровску, что такое новый режим; всюду идут аресты, расстрелы плюс, конечно, обильное аннексирование денежных эквивалентов в обширные карманы спасителей. Союзникам и японцам все это известно, но мер никаких не принимается. Про подвиги калмыковцев рассказывают такие чудовищные вещи, что не хочется верить”
(т.XIII, с.258).
Цитата:
“Приехавшие из отрядов дегенераты похваляются, что во время карательных экспедиций они отдавали большевиков на расправу китайцам, предварительно перерезав пленным сухожилия под коленями (“чтобы не убежали”); хвастаются также, что закапывали большевиков живыми, с устилом дна ямы внутренностями, выпущенными из закапываемых (“чтобы мягче было лежать”)”
На очереди небольшой рассказ В.Лисенко "Конец одной батареи".
Начнём с участия батареи автора в июньском (1917г.) наступлении, которое автор, в отличие от предыдущего, назвал "наступлением Керенского".
Цитата:
Наша пехота свободно заняла два ряда траншей противника, вывела из казематов оглушённых автсрийцев и... остановилась. Тут-то и сказалась "свобода". "Свободные" воины остановились перед третьим рядом траншей и начали митинговать, решая, что делать дальше, слушаться ли начальства и идти ли в дальнейшее наступление. Операция, в общем, была сорвана, а дней через десять немцы подвезли подкрепления и перешли в наступление сами. так кончилось это знаменитое наступление, и весь фронт начал постепенно сползать на границу 1914 года между Россией и Австрией. А наш степенный фельдфебель Гора, до "свободы" беспрекословно исполнявший все приказания, заявил мне, что нам не надо "ни анексиев, ни контрибуциев, и стало быть, воевать незачем".
Пропаганда сделала своё разрушающее мораль дело, личная ответственность каждого сменилась решениями толпы солдат на митингах, руководимых опытными агитаторами. Приказом номер 1 офицерство было лишено всякой власти, и начался повальный отъезд в тыл...
Далее повествование перепрыгивает вперёд. Конкретных датировок у автора нет, но по некоторым признакам можно предполагать, что речь идёт о времени после Октябрьской революции, но до заключения Брест-Литовского мира. Со дня на день украинская делегация должна подписать свой сепаратный "мирок".
Цитата:
Наблюдая всё это... я решил уйти на соединение с организовывающимися в тылу украинскими частями, потому, что оставаться на фронте дальше было немыслимо. Немцы приближались каждый день. Но большевики были в курсе моих намерений, и комиссар нашего 41-го армейского корпуса при встрече заявил мне тоном, не допускающим возражений: "Если вы, товарищ, двините батарею без нашего разрешения, то будете нести ответственность перед революционным трибуналом".
Но автор оказался не из робкого десятка и в ту же ночь батарею таки двинул в обратную от фронта сторону.
Цитата:
Через два дня мы прибыли на станцию Деражно, и я попросил начальника станции дать мне состав, чтобы везти батарею на Киев. Начальник станции сказал мне: "Помилуйте, смотрите сами, что делается! Свободных составов у меня нет, все ушли на Киев, а если бы и были, то солдатня сейчас же занимает все поезда. Все бегут самотёком, с отпусками и без отпусков, и вам не дадут ничего погрузить, а тем более орудия и лошадей. А вот в 20 вёрстах отсюда, в городе Летичеве, стоит украинский кавалерийский полк. Двигайтесь туда и соединитесь с ним.
По дороге от батареи автора осталось только 15 человек. Остальные отпросились в "отпуск".
Цитата:
В Летичеве... нас помещают в начисто разграбленном помещичьем фольварке и для ухода за лошадьми назначают восемь пленных чехов. Я иду к бравому командиру [украинского полка]:
- Батарея здесь! Дайте мне людей!
- А вот мы соберём сейчас нашу полковую раду, что рада решит, то и будет.
На раде поднялся настоящий вопль: "Война окончена и мы все едем домой!"
Автор вынужден был отправиться дальше. В городе Бердичеве он попытался сдать свою батарею штабу Юго-Западного фронта. Получил совет:
Цитата:
Видите ли, вы имеете 15 надёжных людей, а и этого не имею. А орудий вокруг Бердичева валяется сколько угодно, и лошадей тоже. И все они дохнут от голода. Приезжайте ко мне с вашими разведчиками, а батарею бросьте там, где она находится.
Чувство ответственности не позволило автору поступить таким образом. Он поймал какого-то замешкавшегося аборигена и заставил его написать расписку о приёме имущества батареи (замки с орудий предварительно были сняты и зарыты). Образованная тут же комиссия начала свою деятельность.
Цитата:
...Когда лошадь переходила в распоряжение комиссии, к ней подбегал очередной мужик из толпы, хватал под уздцы и уводил без всяких других формальностей, теперь не нужных. Свобода так свобода!
Николай Реден “Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина”
Цитата:
“… В качестве корректировщика артиллерийского огня я посещал расположение разных боевых частей и общался с огромным количеством людей. Как и в любой другой, в Белой армии не было двух абсолютно одинаковых людей, но офицеров этой армии можно было условно разделить на четыре категории. Если в полку встречались хотя бы два
офицера, принадлежавшие к одной из категорий, им стремился подражать весь личный состав.
Одна категория белых офицеров несла большую ответственность, чем другие, за потерю престижа анти-большевистским движением в массах населения России. Часть офицерства состояла из военных, ожесточившихся в ходе мировой войны, революции и красного террора. Ими двигало стремление к немедленной мести. К сожалению, в результате
пятилетнего хаоса и кровопролития эта категория людей численно увеличилась. Они несли основную ответственность за потерю престижа Белой армии. Им были чужды какие-либо угрызения совести. Они не просили и не давали пощады, грабили и терроризировали гражданское население, расстреливали дезертиров и пленных из Красной армии. Перед своими солдатами такие офицеры становились в позу Робин Гудов, не считающихся с законом, разыгрывая из себя справедливых, но беспощадных атаманов. Их отношение к начальству менялось в зависимости от обстоятельств — от безукоризненной корректности до полного неподчинения. Когда я посещал подразделения таких командиров, у меня складывалось впечатление, что вернулся в Средневековье и попал в банду грабителей.
Цитата:
Там, где господствовали нерегулярные формирования, царили беспредельная жестокость и зверство, командование белых ничего не могло с ними поделать. На фронте было слишком мало сил, чтобы выделить для осуществления полицейских функций надежные,
дисциплинированные подразделения. Кроме того, несмотря на свои бесчинства, незаконные формирования все-таки представляли собой в целом весьма боеспособные части. Эти соображения заставляли командование белых относиться в общем безучастно к жалобам на мародерство.
Цитата:
Если офицеры, превратившиеся в грабителей и убийц, представляли одну крайность, то другую составляли люди, совершенно деморализованные событиями предшествующих лет. Некоторые из них прибыли на фронт из
тыла, но не потому, что повиновались чувству долга или стремились отстоять в борьбе свои убеждения, а из-за того, что не были востребованы в других местах. Большинство из них были принудительно мобилизованы в Красную армию, в рядах которой они воевали спустя рукава. Попав в плен к белым, они воспринимали перемену в своем положении как естественный ход событий. Часто превращение из красного в белого длилось всего несколько часов.
Цитата:
На следующее утро была предпринята внезапная атака на трехмильном фронте. Красную пехоту захватили врасплох, и атакующие подразделения вскоре овладели шестидюймовыми орудиями. Среди первых, кому удалось это сделать, было десантное подразделение с нашего бронепоезда.
Батареей командовали четыре офицера. При них имелись документы, подтверждающие, что офицеров мобилизовали в Красную армию. Они не пытались бежать или защищать орудия батареи, но не проявили также
энтузиазма в связи с перспективой службы в Белой армии. За полтора часа, в течение которых мы проверяли их документы, появились признаки того, что красные готовят контратаку. Шестидюймовые орудия были повернуты в их сторону. Командовали ими те же офицеры, огонь батареи в значительной степени способствовал отражению атаки красных.
Меня поражала пассивность этих четырех офицеров. Их апатию нельзя было считать напускной: просто они утратили всякую надежду на будущее. Они приходили в движение, подобно изношенным автоматам, механически следуя командам и выполняя любое задание. Они не жили, а существовали, не воевали, а цеплялись за жизнь. Духовно и эмоционально они стали мертвецами.
Цитата:
Третий тип белого офицера представлял собой разительный контраст двум первым. Эта категория состояла из тех, кто не считаются с реальностью. Они пребывали в относительном спокойствии, внушая себе веру в то, что ничего не изменилось. Многим из них удалось сохранить хоть что-то из былого состояния. Большинство из них служили за линией фронта, предаваясь безопасной игре, в которой больше всего значили соблюдение норм и правил армейской жизни. Очевидно, их нелепое самодовольство могло продолжаться лишь до тех пор, пока другие офицеры и солдаты сохраняли готовность сражаться на фронте, но это соображение не мешало порицать любого человека, который не соблюдал их правила игры.
Цитата:
Сам вид этих чистоплюев приводил в бешенство, особенно в связи с очевидностью того, что они требуют много, а дают мало для успеха Белого дела.
Однако все эти группы были в известном смысле приживалы. Они не могли найти общую платформу для действий и не смогли бы просуществовать достаточно долго в условиях войны, если бы не четвертая категория офицеров, являвшаяся становым хребтом Белого движения.
Людей, составлявших последнюю категорию, классифицировать нелегко. Они представляли широкий спектр социальных слоев и политических убеждений. Среди них встречались аристократы, жизненной философией
которых был девиз: “За веру, царя и Отечество”; либералы; представители помещичьего класса, многие поколения которых служили государству; студенты университетов и других высших учебных заведений, чьи идеалы растоптали большевики. Но все эти социальные различия сглаживались двумя их фундаментальными обстоятельствами: любовью к Родине и готовностью идти на жертвы ради своих принципов.
В ходе кровопролитной Гражданской войны офицеры этой категории выработали неписаный строгий кодекс поведения, которого неукоснительно придерживались. Одно из главных требований — самодисциплина, причем весьма суровая. Возможно, это требование явилось непроизвольной реакцией на анархию и беспорядок, которые сопутствовали революции, но эти люди переносили жесточайшие трудности без нытья и жалоб, когда же получали
приказы, то стремились сделать невозможное.
Цитата:
Белые офицеры, выполнявшие свой долг с такой самоотдачей, были немногочисленны, но азарт и решительность становились важнейшим фактором на этой войне. Без них Белое движение не
смогло бы набрать силу. Только такие люди были способны противостоять смуте, слабому управлению войсками; только они спасали престиж Белого дела среди гражданского населения; только
они вносили организованность в ряды разного сброда в Белой армии; только они были препятствием на пути красных к победе.”
"В действительности же дело Белого движения следует считать с самого начала проигрышным. Белые стремились разрешить проблемы России либо путем восстановления прежнего монархического строя, либо посредством создания государства с конституционно-демократической формой правления. Оба решения были невозможны: первое — из-за настроя населения, второе — из-за равнодушия и низкой образованности людей. Только абсолютно новое политическое движение, такое, как позднее возникло в Италии и Германии, могло бы победить большевизм. Но если бы Белое движение в России приняло фашистско-нацистские идеи и победило, то вызывает сомнение, что общая сумма его достижений оказалась бы более значительной, чем у советской власти, или что история России стала бы от этого менее трагичной."
Несколько цитат по поводу взятия Воронежа войсками С.М. Буденного:
Из воспоминаний С.М. Буденного ("Пройденный путь". Т. 1.):
Цитата:
На этом же совещании кем-то было внесено предложение, вызвавшее веселое одобрение, — написать письмо Шкуро...
Письмо писали все, как в свое время казаки турецкому султану: не стесняясь в выражениях, не придерживаясь дипломатических тонкостей.
Если исключить некоторые чересчур красочные выражения, то содержание письма было примерно такое:
«Завтра мною будет взят Воронеж. Обязываю все контрреволюционные силы построить на площади Круглых рядов. Парад принимать буду я. Командовать парадом приказываю тебе, белогвардейский ублюдок. После парада ты за все злодеяния, за кровь и слезы рабочих и крестьян будешь повешен на телеграфном столбе там же, на площади Круглых рядов. А если тебе память отшибло, то напоминаю: это там, где ты, кровавый головорез, вешал и расстреливал трудящихся и красных бойцов.
Мой приказ объявить всему личному составу Воронежского белогвардейского гарнизона. Буденный».
Переслать письмо генералу Шкуро не представляло особой трудности. Наши разведчики часто пробирались в Воронеж и отлично знали, где расположен штаб Шкуро. Отвезти письмо взялся один из наших лихих храбрецов Олеко Дундич...
В Воронеж с письмом генералу Шкуро Дундич, переодевшись в форму белогвардейского офицера, поехал вечером. Он благополучно добрался до штаба Шкуро, передал письмо дежурному офицеру, а затем объездил весь город, изучая систему обороны противника. Но это относительно спокойное путешествие не могло удовлетворить Дундича. Он вернулся к штабу Шкуро и запустил в окно две ручные гранаты. Началась невообразимая паника. Белогвардейцы мчались со всех сторон ловить диверсанта. А «диверсант» в офицерской форме носился среди белых и во все горло кричал: «Лови! Держи!» Наконец Дундичу надоело гоняться самому за собой. Он подскакал к участку обороны противника, занимаемому буржуазными ополченцами, и закричал: «Это вы, грибы титулованные, пропустили красных диверсантов! А ну посторонись, вороны!» И растерявшиеся добровольцы пропустили «сердитое благородие».
А вот рассказ о конармии, опубликованный в феврале 1925 г.:
Из воспоминаний о Конармии // Ленинградская правда. 1925. № 44. 22 февраля. С. 5.
Цитата:
Операция 23 октября прошла блестяще. Воронеж охвачен с трех сторон. Приказ по корпусу предусматривает на завтра захват Воронежа. Буденный весел. Был славный день. 12 верст гнали без отдыха.
Порубили хвост – срубим и голову.
- Надумал я шутку, ребятки, - смеясь, говорит Семен Михайлович: а ну, Зотов, пиши.
Начоперт не спеша вынул бумагу и начал выводить под диктовку:
«Коменданту города Воронежа.
Копия генералам Мамонтову и Шкуро.
С получением сего приказываю вам очистить город завтра к вечеру. Чтоб никакой белогвардейской сволоты в нем не было. А также приготовить нам и бойцам нашим квартеры. Долго не задержимся. Поужинаем и дальше. Будете тикать – смажте пятки салом.Не то нагоним. Заготовьте побольше для нас снаряжения.
Командир 1 конкорпуса Южного фронта».
Командир взял карандаш, перечитал бумагу и сосредоточенно подписал: С. Буденный.
Начальство! Распишись и печать приложи.
Начштаба и начоперт расчеркнулись под приказом и приложили печать.
Серега! Дундыча позвать – крикнул Буденный.
Дундыч на лицо.
- Езжай в Воронеж. Передай пакет дежурному по штабу. Только осторожно. Понял? Расписку не забудь.
Дундыч вернулся поздно ночью.
В полной офицерской форме рапортует Буденному:
- В городе был. Там тихо. Бозы ушли на Нижнедевицк и Касторную. Упагая не дождались. Мамонтов болен, уехал в Ростов. Пакет передан. Вот расписка.
А также из воспоминаний Городовикова:
Цитата:
Однажды к Семену Михайловичу привели пленных шкуровцев. Их захватили наши разведчики.
Буденный позвал начальника штаба и продиктовал ему письмо:
«24 октября, в 6 часов утра, я прибуду в Воронеж. Приказываю вам, генералу Шкуро, построить все контрреволюционные силы на площади у круглых рядов, где вы вешали рабочих. Командовать парадом приказываю вам лично».
Когда письмо было написано, Буденный подписал его и передал пленным:
— Вот что, ребята. Отнесите письмо самому генералу Шкуро. Только смотрите, больше против нас не воевать. Во второй раз попадетесь — расстреляю.
Пленных отпустили. Они отправились в Воронеж.
Слух о том, что Буденный «переписывается» с генералом Шкуро, прошел по всем эскадронам. Ну, и довольны же были бойцы этой совершенно необычайной «перепиской»!...
Под Воронежем Семен Михайлович дал Дундичу ответственнейшее поручение: разведать, где расположены проволочные заграждения белогвардейцев. Глухою ночью Дундич со своей отважной пятеркой выехал на шоссе. Они нацепили погоны и отличия. Доехали до белогвардейских застав. Часовые остановили их.
— Не видишь, что ли, дурак, кто едет? — прикрикнул Дундич на старшего, — и застава пропустила их.
Дундич забрался в расположение белогвардейских войск. Он выведал все, что было нужно для предстоящего наступления, и на рассвете вернулся обратно целый и невредимый, в офицерских погонах и с офицерским георгиевским крестиком на груди.
Он снял все свои офицерские отличия и подробно рассказал Буденному о всех белогвардейских укреплениях.
Получен ряд телеграмм по поводу Колчака. Есть от верховных комиссаров, переданные через Фукуду, есть от Будберга и моего старого друга Лохвицкого. Эти два сановника, мирно проживающие во Владивостоке или в Харбине, откуда они заботливо следят за судьбой адмирала, высказывают трогательное негодование при мысли, что я не повел ради его на смерть чехов. Буксенщуц составляет им ответ в немногих суровых словах, напоминая, что если они хотят защищать Колчака, то следовало бы стоять немного поближе, а не у конца телеграфного провода. Что касается верховных комиссаров, то свою информацию, посланную вчера, я дополняю новой телеграммой, текст которой негодующий, злой, ибо они в самом деле слишком злоупотребляют моим терпением. Единственным их делом было в Иркутске — требовать паровозов у Скипетрова и, получив их, уехать. Я уверен, что поступили так не из трусости, а просто потому, что уж очень надоела эта грустная история. Несмотря на мои настояния, они не предприняли никаких шагов перед обеими сторонами: ни в отношении охраны золота ни в отношении безопасности адмирала. Они не смогли даже добиться у него отречения в такой форме, которой можно было бы поверить, ни даже во-время побеспокоиться о заложниках, /138/ судьба которых определила его участь, как я об этом предупреждал. Обещав добиться активного содействия Семенова, они ограничились благосклонной передачей заверений этого вождя банды убийц.
В настоящее время мы посреди врагов: на японцев нельзя рассчитывать, а Семенов занял угрожающую позицию. Чехи отражают на протяжении 2.000 километров атаки красных, которые заставили сдаться поляков; арьергард дерется в трудных условиях, не хватает ни паровозов ни угля. Вокруг Байкальского озера резня шла во всю, тридцать один заложник были сброшены в воду. Банды Семенова продолжают убивать и грабить.
Обо всем этом господа комиссары не заботятся. Их тревожит только то, что я, о чем они были предупреждены мною, не нарушил данных мне инструкций и не рискнул подвергнуть разгрому чехословацкую армию в честь того, кто, погубив Сибирь, предписал взорвать туннели, чтобы, таким образом, обеспечить также гибель и чехословацкой армии. Что лучше всего, так это удивление японского верховного комиссара, не добившегося у меня повиновения, в котором ему, между прочим, отказала его собственная миссия.
Пусть они, по крайней мере узнают теперь, что я о них думаю. Вспомнить только Николая II и его семью. Они не интриговали с бошами и, тем не менее, для их спасения ничего не было сделано. Посланники отрицательно отнеслись к нашим попыткам спасти их в Могилеве.
По поводу этих отрывков из дневника ген. М. Жанена возникла небезынтересная полемика между английским генералом А. Ноксом, бывшим в свое время также в Сибири, и М. Жаненом.
А. Нокс в лондонском журнале «Славянское обозрение» за март 1925 г. писал:
Цитата:
«Славянский мир» печатает в своем декабрьском номере за 1924 год отрывки из сибирского дневника генерала Жанена, стоявшего во главе французской военной миссии в Сибири в 1918—1919 Г.
Первоначальной мыслью было — поручить генералу Жанену командование над всеми войсками в Сибири — /139/ русскими и союзными. Между тем, и это вполне естественно, — с самого же начала не было малейшей надежды, чтобы русские, начавшие войну за освобождение своей собственной территории, согласились поставить во главе армий иностранца. Их категорический отказ от этого предложения задел, как это видно из каждой строки отрывков, самолюбие генерала.
В Сибири, повидимому. все оказались виновны; в последовавшем разгроме, все, кроме самого генерала Жанена. Отрывок из его дневника от 12 ноября 1919 г. особенно это подчеркивает. Он пишет, что англичане, поставившие Колчака у власти, были столь же дальновидны, как и в деле свержения Николая II, «Не будь этого, не знаю удалось ли бы нам одолеть большевизм в России, но я убежден, что удалось бы спасти и организовать Сибирь». Прежде всего, укажем на то, что переворот, который поставил Колчака у власти еще до приезда генерала Жанена в Сибирь, был совершен сибирским правительством без ведома и всякого содействия Великобритании.
Обвинение Англии в свержении покойного императора не что иное, как немецкая выдумка, в которой нет и тени правды, а генерал Жанен, разумеется, должен это знать.
Заключительная трагедия в Сибири была подготовлена многими факторами. Одним из них, достойным упоминания, но, разумеется, опущенным автором дневника, является тот факт, что французский генерал оказался неспособен, надлежащим образом, дисциплинировать контингенты союзных войск, находящихся под его командованием.
Альфред Нокс
В ответ на возражение Нокса последовало следующее письмо Жанена:
Цитата:
Генерал Нокс почтил отрывки моих записей о Сибири, напечатанных моим другом Легра в последнем декабрьском номере, своим ответом и поправками. По его мнению, мое самолюбие было уязвлено тем, что русские отказались вручить мне командование над их национальными контингентами. Возможно, что на моем месте он бы счел себя бесконечно оскорбленным таким положением, так как /140/ в глубине души он недолюбливал русских и, кроме того, был лишен редкого случая проявить свои военные способности. Что касается меня, то я могу подтвердить ему — и он это сам прекрасно знает, так как мы неоднократно беседовали друг с другом во Владивостоке во время чтения параллельных телеграмм, полученных нами из Лондона и Парижа., — что я никогда не желал получить подобного командования. Давно уже будучи знаком с национальной гордостью русских, я всегда полагал и заявлял — и телеграфировал даже во время моего путешествия из Франции к Сибирь, — что единственным благоразумным решением было бы оставить русские войска под командованием кого-либо из их соотечественников. Помимо этого, после нескольких дней, проведенных в Омске и при объезде фронта, я обратил внимание на общий беспорядок и моральную и материальную непрочность военного сибирского организма. Я заявлял и телеграфировал, что буду глубоко удивлен, если все это приведет когда-нибудь к удовлетворительным результатам, и что я считаю опасным для французского престижа брать непосредственное командование над таким червивым организмом. Гордость и корыстолюбие повлекут к измене как верхи, так и низы, а затем на нас же обрушат всю ответственность за возможные неудачи.
Если я оспариваю вопрос о высшем командовании, то исключительно сообразуясь только с повторными распоряжениями, полученными из Парижа по согласовании с Лондоном, из двух мест, где, по-видимому. не были осведомлены о положении.
Покончив с этим пунктом, позволю себе сказать генералу Ноксу, что у него, наверное, очень короткая память, если он не помнит, что он был замешан в интриги, которые закончились переворотом Колчака. Речь ни в коем случае не идет о «содействии Великобритании», а единственно только об инициативе, взятой на себя некоторыми ее агентами, инициативе, которую они отрицают и сейчас в виду ее плачевных результатов. По-видимому, английский генерал не помнит больше смотра, который состоялся 10 ноября 1918 г. в Екатеринбурге, смотра, на котором дефилировал батальон английского миддльсекского полка, который служил адмиралу Колчаку с самого Владивостока в качестве преторианской стражи./141/
Тогда меня не было еще в Сибири, но французские офицеры, которые мне предшествовали, а также чехи и затем многие русские свидетели этих памятных дней, должны помнить позицию, которую занимали в этот день английские солдаты и их командующий подполковник Уорд, депутат парламента, член рабочей партии. Последнему, без сомнения, будет неприятно, если английские избиратели узнают, как он поддерживал в Сибири диктатора, также мало достойного внимания, как и диктаторы красные, — но история есть история, и правда не знает лукавства и околичностей. Добавлю, что генерал Нокс, несомненно, был в курсе заговора, замышляемого Колчаком, хотя бы через своего офицера связи Стевени, который присутствовал даже на тайном собрании заговорщиков, где было принято решение привести заговор в исполнение. Стевени не делал из этого тайны и когда позднее, во время отступления, я спрашивал его в числе многих других союзников и русских, не испытывает ли он некоторого сожаления о содействии возвышению Колчака, которому мы обязаны таким разгромом, он ограничился молчанием. Мне кажется, что, страдая недостатком памяти, генерал Нокс ввел в заблуждение читателей Славянского обозрения.
Остается последний аргумент, стрела Парфянина, инсинуация английского генерала, согласно которой войска, которыми я командовал, не были взяты мною как следует в руки и оказались, благодаря своей недисциплинированности, одной из причин заключительной трагедии. Я имел под своим командованием только чехов и различные контингенты иностранцев. Эти последние вовсе не участвовали в боях после моего приезда, значит — дело идет об одних чехах. Английский генерал, без сомнения, повторяет слова своих русских друзей, окружавших Колчака. Да, я часто слышал, как повторяли ему и его близким, что чехи — преступники потому, что, очистив Сибирь от большевистских войск, они отказались продолжать сражаться за русских, которые предпочитали лучше веселиться в Омске, чем рисковать здоровьем и жизнью на больших дорогах и на фронте. В этом городе насчитывалось около 6.000 уклонявшихся офицеров (59, например, служили в цензуре главного штаба). Это я, в согласии с их правительством, отозвал чехов с фронта, который они создали почти что /142/ одними своими силами и расположил их вдоль Сибирской магистрали. Они охраняли ее более 8 месяцев, обеспечивая нормальную торговлю и самое существование колчаковского правительства, которое не чувствовало к ним ни малейшей благодарности за эту косвенную, но существенную помощь. Генерал Нокс сам обнаруживает некоторую неблагодарность, забыв это так быстро: без чехов его поезд не циркулировал бы в безопасности между Уралом и Байкалом во время его частых переездов по краю, хозяевами которого, вне зоны, занятой моими войсками, с лета 1919 г. фактически являлись повстанцы. В частности, если бы в момент окончательного отступления из Омска, к которому приближались красные, он так же, как и мы, медленно и последовательными этапами проделал бы это путешествие, вместо того, чтобы быстро укатить к Великому океану, то, наверное, почувствовал бы, что без охраны железной дороги ни одна из миссий не смогла бы вернуться на родину. Чехи, генерал Нокс может быть в этом уверен, ослушались меня только один раз, когда 6-й полк, несмотря на вторичный приказ, отказался оставить ранее меня Омск, находящийся под угрозой.
Конечно, чехи чувствовали глубокое отвращение и омерзение к диктатору и режиму, установленному им в Сибири. Возможно, что положение улучшилось бы, если бы, вопреки хорошо известному отношению их правительства к Колчаку, — Массарик прозвал его самозванцем (авантюристом),— я постарался бы расположить их к последнему.
Но мне, командующему ими и отвечавшему за их честь и жизни, казалось преступным жертвовать пятьюдесятью тысячами храбрецов, истощенных войной и лишениями, ради удовольствия и выгоды пройдох, спекулянтов и грубых реакционеров, собравшихся в Омске и представлявших прежнюю Россию. Я выделяю самого Колчака, ответственность с которого снималась его нервным заболеванием. Впрочем, чувства, которые, как я сказал выше, воодушевляли чехов, разделялись всеми прозорливыми и свободомыслящими людьми, которые видели преступления, ложившиеся на ответственность омского правительства; длинный ряд убийств, который развертывался, начиная с уфимских учредиловцев в декабре 1918 г. до иркутских заложников, утопленных в Байкале в январе 1920 г.; /143/ бесстыдное взяточничество министров и их свиты; кражи интендантства и администрации, мотовство генералов, грабежи, жертвой которых являлось трепещущее население, полицейские зверства, возведенные в систему, и, наконец, преследование всех; тех, кого подозревали в несочувствии правительству и которых причисляли по этой причине к большевикам. — Число тех, кто признает правительство, не велико, — заметил мне иностранный консул летом 1919 г., — и оно уменьшается с каждым днем. — Вовремена Николая II не творилось то, что творится сейчас», — говорили мне социалисты-революционеры, которым я спас жизнь, и я отвечал им, что очевидно, не стоило труда сменять правительство. Русский полковник Родзянко, за столом самого генерала Нокса, заявил мне, что в Омске «было слишком мало джентльменов» и что, будучи убежденным монархистом, он сидел в Сибири на крайней левой. Генерал Нокс и сам иногда выражал сочувствие таким мнениям, особенно, когда испытывал некоторое отвращение к своим обязанностям командующего тылом страны, у которой не было фронта: например, он видел, как русские войска новых формирований, обученные его стараниями, одетые в прекрасные английские мундиры, которые он им доставил и на которых еще не успели сменить пуговицы, показывали спину, как только их ссаживали с поезда, и переходили к красным.
Может быть, он не забыл пленарное собрание союзных миссий, состоявшееся 29 июля 1919 г., в министерстве иностранных дел в присутствии посла С. штатов, где, описав со справедливой жесткостью все, что творилось, он закончил перечислением всего снабжения и загубленного материала и добавил: если теперь я попрошу еще что-нибудь у моего правительства, пусть мне скажут, что я «отъявленный дурак».
Мои офицеры признавались мне, что они против воли поддерживают такой режим, и один из них в моем присутствии сказал в посольстве С. штатов, что принадлежал к семье, в которой приверженность к законной власти является наследственной, но, будь он сибиряк, то предпочел бы Колчаку большевиков. Я сам, ничем не способствовавший возвышению последнего, спрашивал себя не раз, не ложится ли на меня ответственность, за преступления /144/, совершаемые ежедневно, в связи с той косвенной поддержкой, которая дала омскому правительству возможность существовать.
Мысль, что область моей деятельности стоит вне политики, не ослабляла угрызений совести, часто изливавшихся на страницах моего дневника. Я думаю, что, несмотря на плохую память, генерал Нокс должен испытывать еще более горькое угрызение совести.
Продолжу выкладывать выдержки из мемуаров участников Белого движения, опубликованных в сборнике "Зарождение Добровольческой армии". Книга, как и следует ожидать, почти полностью состоит из воспоминаний собственно доброармейцев. Но есть и несколько исключений. Например, заканчивается книга текстом Б. Турчанинова, который застал выход из Ростова частей Добровольческой армии будучи малолетним гимназистом. Поскольку, под его эмигрантским пером, события детства приобрели почти сказочную окраску, рассматривать их здесь я не буду, хотя турчаниновский "Терновый венец" (так озаглавлены воспоминания) написан очень неплохим, образным языком.
А вот на другом "исключении" - воспоминаниях Марии Нестерович-Берг остановлюсь подробно. Попробую объяснить, почему именно ей я уделил здесь столько внимания. Мемуары, без излишней цветистости названные "В борьбе с большевиками", это тот редкий в книге случай, когда события написаны хотя и непосредственным участником, но всё-таки несколько со стороны. Дело в том, что госпожа Нестерович - полька, и на пятидесяти страницах, опубликованных в сборнике она неединожды уточняла, что Россия ей не родина, что ей просто больно смотреть, как Россия падает в пропасть и т.д. и т.п. Разумеется, интерес вызывает не только это. Мария Нестерович для нарождающейся Добровольческой армии - фигура знаковая. Один пример: у одного из убитых в первых боях доброармейцев в кармане были найдены посвящённые ей, но недописанные стихи. Вообще, вклад госпожи Нестерович в зарождение Добровольческой армии трудно переоценить. В течение октября-декабря 1917 года она вывезла из Москвы на Дон и в Оренбург 2627 офицеров. Тем кто знает, в каких масштабах начинало формироваться Белое дело, не надо объяснять, что означает эта цифра. Так же не буду объяснять, чем рисковала Мария Нестерович. Господ офицеров (или просто заподозренных в том, что они офицеры) на всём протяжении пути от Москвы до области Войска Донского стреляли на каждом полустанке без суда и следствия. Сейчас, стараниями г-на Сванидзе & Со, все знают, что в этом виноваты проклятые большевики и лично Ленин с Троцким. Не буду спорить с выдающимся историком, скажу только, что для тех, кто врывался в вагоны вылавливая "золотопогонников", каждый ехавший на Дон "корнет Оболенский" это - враг, который, если ты не убъёшь его сечас, потом сам убъёт тебя.
Теперь несколько слов о самой госпоже Нестерович. Во время ПМВ она была сестрой милосердия в Российской Императорской армии. Попала в плен. Бежала. В июне 1917 года в России был образован "Союз бежавших из плена". Для краткости, воспользуюсь сноской в сборнике: "Союз ... создан солдатами, бывшими в плену, для облегчения участи пленных. М.А.Нестерович, также бывшая в плену, пользовалась уважением среди солдат и имела значительное влияние на комитет, с помощью которого переправляла офицеров в белые формирования". От себя добавлю: отправляла нелегально, то есть, получала различные документы на "имя" Комитета, и под их прикрытием отправляла офицеров. Точнее, чаще всего она сама сопровождала их на Дон.
Так, первая партия в 142 человека уехала врассыпную с разных вокзалов. Чтобы не возбуждать подозрений, я порекомендовала Крылову сообщить совету, что комитет решил распустить на родину солдатскую команду, находившуюся тогда в Москве. Крылов поехал в совет, где большевики обрадовались такому решению и тут же позвонили во все комендантские управления на вокзалах, прося оказывать помощь бежавшим из плена.
Этой хитростью мы обошли большевиков. Они сами же помогли нам при отправке офицеров на Дон и в Сибирь!
Мы проводили первую партию героев...
Цитата:
Было решено, что завтра же я и поеду с партией офицеров и юнкеров (всего 70 человек) в Оренбург.
Цитата:
В день отъезда я была в комитете около 4 часов дня, поезд уходил в 7 часов вечера. Чтобы убедиться, нет ли на наш счет подозрений в совете, Крылов и Андриенко со мною туда поехали. Нас принял член совета, у которого я попросила о выдаче удостоверения мне и Андриенко в том, что мы едем в качестве сопровождающих команду.
— Если не получу такой бумаги, — заявила я, — не поеду.
— Вы правы, — ответил большевик, — можете где-нибудь застрять с командой.
Не прошло и 15 минут, как бумага была написана. Я не верила глазам. Крылов рассмеялся:
— Удивительное дело. Эта сволочь пляшет по вашей дудке!
Цитата:
Собрались все офицеры, выстроились возле комитета и зашагали на вокзал. Там было много красноармейцев, которые разговорились ними, не подозревая обмана. Да и я очень мило беседовала с красноармейцами, называя их «ребятами». Андриенко пошел к начальнику станции требовать вагона. Мы немедленно получили его.
Офицеры рассказывали о моем плену в Германии. Когда мы погрузились, красноармейцы кричали: «Ура, бежавшие! Ура, сестра Нестерович!» Под эти крики мы укатили из Москвы. Долго еще доносилось «ура».
Итак — спасены! Я отвернулась, чтобы никто не заметил моих слез… На первой же остановке к нам пробовали ворваться какие-то солдаты (мест в поезде не было). Они с руганью требовали, чтобы впустили, но, когда узнали, кто мы такие, тотчас прекратили атаку вагона. Все же я предложила впустить некоторых. Они разместились в коридорах и на ступеньках вагонов. Многие ехали в Самару, нам было по пути. Офицеры звали Андриенко «начальником», а ехавшие с нами большевики, среди которых немало матросов, всю дорогу нас угощали; один даже подарил офицеру 500 рублей…
До Оренбурга добрались благополучно, не встретив во всю дорогу ни одного интеллигентного лица. Сплошная волна нижних чинов, бежавших с фронта матросов и вооруженных рабочих. Эти свирепые ватаги, забиравшиеся на крыши и буфера, мало походили на людей.
Госпожа Нестерович благополучно прибыла в Оренбург. Там она встретилась с атаманом уральских казаков Дутовым.
Цитата:
Около 5 часов утра приехал казачий офицер от атамана и сообщил, что атаман может принять меня хоть сейчас. Я назначила 8 часов утра. Отправилась в штаб в сопровождении Андриенко и двух казаков. Город произвел на меня убогое впечатление: дома все маленькие, жители по большей части азиаты.
С вокзала до штаба ехали довольно долго. Я спрашивала у казаков, есть ли у них большевики.
— Где их нет! Вестимо есть, элемент пришлый. Забились в щели, как мыши, боятся атамана, он долго разговаривать не станет, живо распорядится по закону, — ответил казак.
Пришлось ждать минуть двадцать. Атаман был занят. В штабе находилось много арестованных большевиков-комиссаров.
Атаман всё таки выделил несколько минут свободного времени для беседы с Марией Нестерович. Вот некоторые его откровения:
Дутов:
Цитата:
"К сожалению, офицерские отряды не у меня, а у атамана Каледина на Дону. Но это не помешает мне принять офицеров, прибывших с вами, тем более что скоро я двинусь на Самару отбивать золотой запас".
Дутов:
Цитата:
"Созвал я наших милых купчиков, просил дать денег, не помогло, хоть и клянутся: «Душу отдадим за спасение России». Я им: «Оставьте душу себе, мне деньги нужны». Не тут-то было. Пришлось наложить контрибуцию — в миллион рублей. Дал сроку 24 часа, завтра утром должны быть доставлены. Все рабочие-большевики грозились забастовкой, так что одно оставалось — занять войсками городские учреждения, расстреляв предварительно зачинщиков. Рабочие комитеты я засадил в тюрьмы как заложников. Думаю, что голубчики призадумаются: знают — не шучу. Пробовали присылать делегации с требованием освободить арестованных. Несколько раз дал маху — принял. Но когда уже очень обнаглели — даже террором стали мне грозить и казакам, — перестал с ними церемониться. Теперь, когда приходит делегация, попросту зову казаков и они делегацию забирают. Что с ней потом делают — меня мало интересует. Сейчас Россия в таком состоянии, что разговаривать не время… Ну и прекратились делегации. Слава Богу, все в порядке".
Несколько слов о заложниках. Нестерович-Берг приехала в Оренбург 7 ноября 1917 года. Со времени захвата власти большевиками в Петрограде прошло 13 дней, а бравый атаман уже вовсю берёт заложников, расстреливает делегации и с гордостью рассказывает об этом малознакомой двадцатилетней девушке. К слову сказать, когда большевики первый раз вышибли дутовских казачков из Оренбурга, отец самого героического атамана взят в заложники не был. Мало того, его даже не арестовали. По крайней мере, так утверждается здесь: http://scepsis.ru/library/id_2750.html
"...Весной—летом 1918 года в занятом красными Оренбурге спокойно проживал отец знаменитого вождя Белого движения атамана Дутова".
(кстати, статья интересная. Посвящена практике заложничества семей офицеров в Красной армии).
Цитата:
Атаман сказал еще, что в Оренбурге вся городская управа — сплошь большевики, но он прикажет ей выдать мне удостоверение в том, что «команда бежавших прибыла в распоряжение Оренбургской городской управы и будет разослана по местным фабрикам». Это удостоверение имело цену в глазах Московского совета. Мы простились с офицерами, приехавшими из Москвы, они отправились на какую-то станцию. Дутов просил поддерживать связь с ним, не доверяя казакам, среди которых шла энергичная большевистская агитация.
Из Оренбурга госпожа Нестерович отправилась на Дон.
Цитата:
Какое путешествие! Всюду расстрелы, всюду трупы офицеров и простых обывателей, даже женщин, детей. На вокзалах буйствовали революционные комитеты, члены их были пьяны и стреляли в вагоны на страх буржуям. Чуть остановка — пьяная озверелая толпа бросалась на поезд, ища офицеров.
Цитата:
Было и страшно, и смешно, когда вдруг вернулся Нелюбовский с тремя пьяными солдатами; мы вообразили, что он арестован, но солдаты стали угощать меня шоколадом, поминали мою работу в плену и жалели, что все деньги и награбленные золотые вещи выменяли на водку, — а то бы мне отдали.
Нас окружила буйная толпа. К счастью, подоспел поезд, в который надлежало перейти: вагон наш выбыл из строя. Поезд был сплошь переполнен пьяной солдатней; многие сидели, высунув ноги в окна. Тут помог местный революционный комитет, приказавший очистить для нас три купе 2-го класса. Погрузились.
Нестерович-Берг с офицерами добрались на Дон.
Цитата:
Было решено доложить генералу Алексееву о нашей работе и использовать документы комитета. Генерал Эрдели заинтересовался и работой атамана Дутова, и настроением оренбургских казаков. Я подробно рассказала о мерах, принимаемых Дутовым против большевиков.
Взглянув на мои бумаги и письмо атамана Дутова, он придал им такое значение, что не захотел лично говорить со мной, а пошел звонить по телефону Каледину. Вышел. Жутко стало мне одной с Андриенко в этом зале с пустыми золотыми рамами по стенам (из них вынуты были царские портреты)…
Цитата:
Когда в заключение я сказала, что Дутов очень интересуется настроением донских казаков, Каледин махнул рукой: только старики надежны, молодежь — сплошь большевики. Я заметила, что во время нашего разговора он все время отделял казаков от Добровольческой армии — точно не одна цель у них, не спасение родины! Я просила Каледина объяснить мне это разделение. Он ответил, что, мол, казаки хозяева на Дону, а добровольцы — гости. И потому организоваться должны сами, донцы помощи не дадут, в войске денег нет...
После Каледина Марию Нестерович-Берг встретил генерал Алексеев. Она поведала ему о своих оренбуржских приключениях. Эти рассказы были основоположнику Добровольческой армии - как бальзам на душу.
Алесеев:
Цитата:
Радуют меня крутые меры атамана Дутова.
Другие высшие офицеры Доброармии этим оптимизмом не заразились.
Цитата:
Принес полковник Дорофеев списки офицерских семейств, набралось всего 320 фамилий. Многие оказались в караулах. Дорофеев имел вид взволнованный:
— Ах, все казаки — большевики! Что думает Каледин, не знаю. Вырежут нас в один прекрасный день, вот и конец.
Списки семей офицеров госпоже Нестерович необходимы были для того, чтобы в Москве оказать им, по возможности, финансовую помощь, поскольку находились они там в абсолютно бедственном положении. Чтобы получить необходимые деньги Мария Нестерович была вынуждена идти на поклон ко многим известным и влиятельным людям. Надо отметить, что мало кто оказывал ей существенную помощь. Описанию этих посещений в мемуарах Нестерович уделено достаточно много места. Я выберу несколько самых показательных, и сведу их, для краткости, в одно сообщение.
Я рассказала детально, какие у меня средства, что надеюсь я только на Второва, который обещал 100 000 рублей, и что сегодня же еду обратно на Дон, с большой партией офицеров. Гучков стал рассказывать, что у него на шее вся Сибирь, что в Сибирь нужно отправлять как можно больше офицеров, что он и делает. Идут туда большие суммы, а оружие и снаряды доставят японцы. «У меня с ними связь», — закончил он.
Он вышел на минуту и принес мне 5000 рублей. Я была поражена столь малой суммой.
Цитата:
Кроме того, Гучков попросил передать Каледину, что в Сибири идет большая организация, и назвал мне сибирские города, куда японцы свозят снаряды и оружие.
Цитата:
Госпожа Второва (жена известного финансиста), слушая меня, плакала и просила оставить ей документы, чтобы показать мужу.
— Господи, пусть только наступают на Лиски, Москва их засыпет золотом, — говорила она.
Цитата:
Всюду в банках тогда сидели уже комиссары, трудно было получить процентные бумаги, но мне помог директор банка Форштеттер. Зашла вторично — к Второвым. Они обрадовались, и Второв выдал мне 10 000 рублей, сказав, что больше при себе нет, а доставать из банков стало трудновато.
Цитата:
Заявлялись родные тех офицеров, от которых доставлены были через меня письма, и просили забрать с собою офицерские письма, ордена и револьверы. Отказать было невозможно. Мне пришлось везти под платьем шесть браунингов и мешочек с патронами.
Цитата:
...Пришла жена полковника Григоровича, привела в комитет детей обедать; за нею — жена поручика Пятакова, тоже с детьми. Госпожа Григорович пришла в ботах на босу ногу, дети — полураздетые. Она рассказала страшную свою историю, каких случалось много в то время. Муж командир батареи. Солдаты, благоволившие к нему, выбрали его после большевистского переворота на старую должность. Но, не желая служить большевикам, он бежал на Дон. Это большевиков так обозлило, что они стали издеваться над семьей. Под угрозой расстрела пришлось бежать, бросив все…
Один из банкиров (некто Оловянишников) в достаточно грубой форме отказал госпоже Нестерович в финансовой помощи для зарождающегося Белого дела.
Цитата:
Дома я все рассказала текинцу, приехавшему с капитаном Карамазовым и проживавшему у нас. Текинец сорвался и хотел немедленно «резать» Оловянишникова. Едва отговорила.
Приведу здесь же (хотя разговор уже идёт не о денежной помощи) воспоминания Нестерович-Берг о посещении генерала Брусилова. Госпожа Нестерович передала ему "призыв" с Дона встать под знамёна Добровольческой армии и рука об руку с Алексеевым и Корниловым пойти в освободительный поход против восставшего быдла.
Цитата:
Я передала ему письмо, привезенное из Новочеркасска, в котором генералу предлагалось бежать на Дон с помощью нашего комитета.
Брусилов прочел письмо, положил под подушку и сказал, отчеканивая слова:
— Никуда не поеду. Пора нам всем забыть о трехцветном знамени и соединиться под красным.
Теперь вернусь к хронологическому изложению. Госпожа Нестерович снова пробралась на Дон с очередной партией офицеров-героев.
Цитата:
— Пойдемте к Каледину, — предложил Дорофеев, — плохо с донцами, очень плохо, не хотят драться против большевиков. Вот идут бои под Ростовом: дерутся добровольцы, среди которых половина детей, кадет.
Цитата:
Я спросила атамана, почему казаки не хотят драться за свой же родной Дон? Он ответил, что слишком велика агитация большевиков, и денег у них много: уже успели разложить казачество. Теперь сами казаки большевиками стали, так чего же им и драться против большевиков!
Богаевский (заместитель атамана Каледина) молчал как всегда, закрыв голову руками.
Цитата:
В комнате Георгиевского полка собралось много офицеров, умолявших все рассказать о нужде их генералу Алексееву, не знавшему многих мелочей...
— Да, все это я знаю, — сказал он, — но что я могу! Атаман тоже бессилен. Всецело зависит от войскового Круга, в котором много большевиков. Если бы здесь был только Каледин, все было бы иначе…
Теперь расскажу о поездке Нестерович- Берг в составе экспедиции, которая должна была освободить захваченных большевиками раненых добровольцев.
Цитата:
Нахичевань являлась центром большевиков. По точным сведениям, заседал там совет, в котором председательствовал студент Цуркин. Насколько вспоминаю сейчас, кроме того, чтобы отбить раненых, на нас возложена была задача взорвать поезд с карательной экспедицией, стоявший около Нахичевани.
Цитата:
Рабочие лезли на наш паровоз с красной тряпкой. Сотник стал на ступеньках вагона и закричал, что если они не успокоятся, вся Нахичевань взлетит на воздух, — поезд, де, полон динамита! Он держал в руках две жестяные коробки с консервами и вопил:
— Сейчас бомбы брошу!
Со станции раздались возгласы: «Разойдись, товарищи!» Перед вооруженной толпою встал в позу матрос и произнес речь:
— Товарищи, успокойтесь! На что кровь! Вступим в переговоры. Разойдись, товарищи, дай дорогу.
Все наши стояли возле поезда. Жутко было среди этой полусумасшедшей толпы. Храбрый сотник, угрожая консервными коробками, двинулся к толпе, за ним несколько офицеров и казаков, с «лимонкой» в каждой руке. Минута была критическая; я стояла на ступеньках вагона с оставшимися в поезде.
Цитата:
Тогда он (храбрый сотник)обратился к переговорщикам и потребовал доставки раненых на вокзал через полчаса.
Ультиматум "полусумасшедшей толпой" был принят и начались переговоры. И тут белым героям крупно повезло:
Цитата:
...неизвестно откуда взялись кубанские казаки — случайно попавший сюда казачий разъезд, душ 30 верхом. Влетели на станцию и окружили переговорщиков. Так как последние были исключительно рабочими, не представлявшими ценной добычи, то полковник Матвеев и сотник настаивали на захвате главарей. Как не использовать момента!
Цитата:
Совет помещался в одном из домов неподалеку от вокзала: как раз в том доме, где сидели наши добровольцы. Казаки его оцепили. Без единого выстрела удалось захватить четырех членов совета Среди них была некая ярая еврейка-большевичка, сестра милосердия, из-за которой в Ростове много было расстреляно офицеров, да кажется, она и сама расстреливала. Привели всех на станцию. Я была уверена, что это тоже наши — отбитые у большевиков. Когда арестованные приблизились к сотнику, я подошла, естественно, к сестре. Но та, не говоря худого слова, плюнула мне в лицо. Сначала я никак сообразить не могла, что бы это значило! Один из казаков тут же вытянул ее несколько раз нагайкой.
Цитата:
Николаева (известного ростовского большевика) и сестру-большевичку расстреляли тут же подле вокзала. Остальных взяли в штаб, что сделали ними — не знаю.
Критик писал(а):
Ой мне понравилось, значит отгадал секрет дисциплины у красных?
Во время войны значит население нужно не индивидуально грабить, а поставить это дело на официальный уровень, а потом делить награбленное между своими по-честному.
И все будут довольны :angry:
Я так понимаю, что белые офицеры переходили на сторону красных из-за выгоды?
Вы уж простите меня, но не могу не продолжить про засилие евреев у большевиков. Лично мне весело читать эти опусы
Роберт Вилтон, корреспондент английской «Таймс» (автор бестселлера «Последние дни Романовых»). Статья называется «Еврейский большевизм».:
"
Прямо на виду у либерального правительства России, прибывшие из Америки Троцкий и Зиновьев, и прибывший из Швейцарии Ленин и их боевики, оккупировали роскошный царский дворец, где они за деньги стали собирать, кормить и поить водкой дезертиров с фронта, предлагая им не только уйти от ответственности за дезертирство и совершаемые преступления, но и вообще взять власть в свои руки и поглумиться над людьми. Много евреев были подготовлены в специальной террористической школе на острове Капри, под руководством еврея Раппопорта. Именно с острова Капри еврейские агитаторы отправлялись в Кронштадт и на фронты разлагать дисциплину. ...
Первая атака была в июле 1918 года. Еврей Рошаль и его люди подогрели деньгами и водкой Кронштадтских матросов и объяснили, что делать дальше. Эти вооружённые матросы плыли вверх по Неве, высаживались компаниями в городе, захватывали грузовики и ездили по улицам Петрограда, постреливая, по самочувствию. Тогда ещё беспорядки были подавлены, подстрекатели были посажены в тюрьму, но не надолго.
...
После сдачи России еврейским большевикам, им уже не надо было ничего бояться, теперь они заставил, чтобы их боялись. В конце октября, прямо за день как должно было собраться Учредительное Собрание, на которое уповала вся Россия, был сделан государственный переворот, и начался жуткий террор.
Да, но кто дал такие огромные деньги, что бы обеспечить эту огромную работу по разложению государства и армии? ...
Бурцев (Burzew), который знает больше других о русской революции, в своём памфлете «Будьте вы прокляты, большевики», открыто обвинил «германского» (родившегося в России) еврея Парвуса-Гельфанда в том, что он «крёстный отец» еврейского большевизма.
Это Парвус был как Фигаро: Парвус в Константинополе, Парвус в Софии, Парвус в Копенгагене, Парвус в Берлине»! ... Но самое интересное во всей этой истории, что «демократическое» правительство России пропустили этот поезд со змеями, через границу. На этом месте весь мир замер, и все поняли, что Россия пропала.
Троцкий и Зиновьев-Апфельбаум, сопровождаемые тремя сотнями обитателей нью-йоркского гетто, (в числе которых были и таки известные теперь личности как Урицкий и Володарский), таким же образом стартовали, но на пароходе, гружённом новёхоньким оружием, винтовкам и новенькими, ещё в масле американскими револьверами системы «Кольт», из которых они потом будут стрелять в затылок русских людей. ...
Правая рука президента Вудро Вильсона тогда была еврейский банкир Симон Вольф, а левая рука – Верховный судья США еврей Луи Брандис, известный во всём мире сионист. Антирусская политика Америки идёт ещё с 1904 года, когда еврейский банкир Яков Шифф финансировал японцев в войну против России, потому что ему показалось, что к евреям в России относятся без положенного подобострастия. Яков Шифф на свои деньги организовал в Японии тренировочный лагерь для подготовки революционеров-террористов из числа русских пленных, среди которых было много евреев. Настоящим начальником президента Вильсона на Версальской конференции был еврейский мультимиллионер Бернард Барух, который и являлся настоящим главой американской делегации на Версальской мирной конференции в Париже. Эта конференция отнюдь не была мирной, как её замаскировали. Бернард Барух привёз с собой 117 еврейских специалистов, которые, с помощью своих соплеменников в других делегациях, таким образом раскромсали Европу, что тут без новой европейской войны никак не обойтись.
...
Все огромные суммы денег, которые поглощал Петросовет при подготовке к перевороту, ведь надо было кормить и поить всю эту дезертирскую шатию-братию, шли через Стокгольм, где и находился сам Фюрстенберг, он же Ганецкий. Сейчас Фюрстенберг-Ганецкий советский представитель в Риге.
Русская солдатня, деморализованная самой войной и еврейскими агитаторами, хорошо помогла евреям одержать нужную тем победу.
Еврейская олигархия, в таком виде как она давно уже существует в западных странах, тогда еще не существовала в России. Но с момента революции вся Россия с её богатствами и населением стала принадлежать евреям. Всё было «национализировано» евреями, конфисковано, снято с трупов в несчастной России. Как вы сами понимаете, что богатство в этом случае можно ещё более умножить, уничтожив часть населения, которое нужно кормить и одевать. Всё первоначально захваченное богатство, всё это царское золото и золото и драгоценности снятые с трупов и переплавленные золотые коронки, пошли на оплату новых партий еврейских наёмников из-за рубежа. (И в частности на привлечение на свою сторону «чехословацкого корпуса»). Этот тотальный грабёж дал возможность Советскому правительству создать с помощью своих соплеменников счёта в иностранных банках и приобрести много недвижимой собственности за границей.
Но чтобы не дать русским людям проснуться и сбросить с себя этот еврейский кошмар, евреи в быстром темпе произвели уничтожение все русской интеллигенции и вообще грамотных людей. Под лживым предлогом того, что преступления прошлого царского режима должны быть наказаны, большевистская власть послала иностранных наёмников, чтобы убить каждого морского и армейского офицера, полицейского, государственного служащего, инженера, всякого, кто способен думать и анализировать события самостоятельно.
Штаб-квартирой всемирно известного «Департамента Убийств» была Петроградская ВЧК, которой руководил, ныне убитый, приехавший из США Моисей Урицкий. Она находилась в доме №2 по Гороховой улице. Десятки тысяч людей, мужчин и женщин, были убиты на Гороховой№2 без всякого, не то что суда, но и без следствия. В то время как официальный палач Петрограда был Моисей Урицкий, то Зиновьев-Апфельбаум, комиссар города, Председатель Советов всего Севера и глава ЦИК Третьего Интернационала убивал людей своими способами: путем конфискации продуктов, изъятия продуктов из продажи, с помощью голода, создания эпидемий и другими испытанными «гражданскими» методами. Одновременно американский еврейский гангстер Троцкий организовывал то же самое в масштабах всей страны.
Евреи развязали насилие, убийство, жестокость в невиданном ранее масштабе. Красноармейцы нерасторжимо были прикреплены к зверским бандам еврейских уголовником. И эту банду привели к руководству в России общие тщательно продуманные и организованные усилия евреев всего мира! Красная армия впитала в себя все ужасающие человеческие отбросы не только России, но и всего мира. Наиболее проверенные отряды большевистских евреев составляли в основном кавказцы, прибалтийские евреи и китайцы. Они подвергли русский народ самым изощрённым азиатским пыткам, о которых не могла и догадаться Европа. С их помощью обречённое население России было раздавлено без всякого права на несогласие, да что там, на несогласие – без всякого права на вопль о пощаде.
Кровавый ошмёток русской интеллигенции, который чудом пережил резню, евреи заставили работать на себя, при этом обеспечивая их хорошую работу, использованием их семей в качестве заложников. Ошеломленные голодом, постоянным страхом смерти, окружённые со всех сторон шпионами, замаскированными под политических комиссаров, они не имели другого выбора, как работать на своих безжалостных палачей. Многие, действительно, предпочли смерть, но многие и сдались. Еврейская победа была полной и безоговорочной.
Крестьяне, которые были разбросаны по своим сёлам, не смогли объединиться для борьбы с большевизмом. Массовая бойня, устроенная в 1917-1921 годах, стоили русскому народу от 35 до 40 миллионов человек. (Статья 1921 года!).
...
Из речей палаты общин английского парламента следует, что единственно, что их волновало в 1919 году - это обусловить любую помощь английского правительства Колчаку полной гарантией пресечения Колчаком всех антисемитских тенденций в Сибири.
Ещё более интересно: армия Юденича была оснащена английским правительством, и успех был близок, Петроград был уже рядом. В течение трёх дней падение большевистской столицы, Петрограда, уже передавалось радиостанциями всего мира. Русские акции моментально выросли на всех биржах мира и поднимались и поднимались. Биржевые маклеры продавали русские рубли и различные русские ценные бумаги. На всех биржах мира был русский бум.
И вдруг, внезапно, английский флот, прикрывающий флаг Юденича и уже обстреливающий революционный Кронштадт, вдруг бросает Юденича и уходит, даже не сказав до свидания. Более того, английский флот идёт к Риге, и там начинает бомбардировать антибольшевистские немецко-русские силы, которые сообща противостояли большевикам!
Армия русских националистов Юденича была вынуждена отступить от уже почти взятого Петрограда, и более боеприпасов и амуниции от союзников уже не поступало. Кампания была провалена, рубль моментально обесценился ещё ниже того уровня, на котором он был до провала Юденича, а еврейские биржевые маклеры опять туго набили карманы. Как прикажете это понимать, как не заранее задуманную совместную военно-биржевую операцию английского и большевистского правительств? «Женевский журнал» (“Journal de Geneve”) назвал всё эти события «израильской спекуляцией».
На весь мир раструбили, что армии Врангеля оснащены союзниками по последнему слову техники и что у них есть всё. Но, мне доподлинно известно, что Врангель получил только три корабля использованных орудий и старых винтовок, которые ему ещё и пришлось ремонтировать в Севастополе. Однако за этот металлолом Врангель был обязан отгрузить французам гораздо больше кораблей с чистым зерном. Из 10 членов французской военной миссии у Врангеля – 7 было чистые французские евреи. Итого: французские евреи таким же образом обманули Врангеля, как и английские евреи обманули Юденича.
В результате, как и предсказывали опытные наблюдатели, состояние России продолжало резко ухудшаться, поскольку еврейские большевики стали сдавливать железные тиски голода. Население голодало с начала 1918 года, но разруха, и в частности на транспорте, была доведена до такой степени, что на голодный паёк села даже любимое дитё большевиков - Красная армия. До этого момента всему миру было наплевать на голодающее население России, но вдруг пресса всего мира стала надрываться, привлекая внимание к «умирающему русскому народу», и требуя незамедлительной помощи, которая пошла естественно только Красной армии и самим большевикам. Русскому народу еврейские большевики дали умереть, как запланировано. Еврейское правительство России выдавало иностранную еду по только карточкам, только своим социально близким элементам. Остальным они предоставили возможность умереть.
...
И под конец Верховные финансисты всей планеты отдали измученную, расстрелянную и раздетую Россию в когтистые лапы еврейского голода. План уморить Россию голодом был обговорён по-джентельменски в финансовых еврейских кулуарах Нью-Йорка и Лондона в спокойной и тихой обстановке. А непосредственно его выполнили еврейские советские комиссары, съехавшиеся со всего мира, и сделали они это с помощью бандитов, уголовников и китайских штыков.
...
Мюнхен, Ноябрь 1921 год.
msveta писал(а):
Жесть! Не только Самара богата талантами.
msveta писал(а):
"Ну что, выпил? Теперь пора и поглумиться!"
А чего басурманов жалеть? Молодец, Вилтон! Сразу захотелось бестселлер про Романовых почитать. Там-то, наверное, вся правда и есть.
Не то, что бы отгадал. Гинс, он ведь не военный. Чисто гражданский. Поэтому в основном весь его труд на ниве экономики и блага демократии для простого русского труженика. Написано сие творение было по свежим следам, в 1921 году.
До прихода к власти Колчака, разобраться без поллитры во всех группировках и хитросплетениях власти вообще нереально. Я когда читал, аж с облегчением вздохнул, хоть какая то ясность и стройность появилась. Забавен момент, когда вдруг после стольких трудов, улучшений, душевных мук, вдруг выясняется что жизнь идет вокруг по каким то неведомым законам, и наш герой вдруг оказывается на свалке истории. Эта мысль искрометным озарением мелькает в предисловии
Не только потомство, но и современники с недоумением остановятся перед странным явлением катастрофического исчезновения власти, которая, казалось, имела все шансы на успех..
Но в целом не настораживает, и получает вот такое неожиданное направление:
Мы, современники и участники событий, не можем быть судьями, но мы вправе и обязаны поделиться впечатлениями о том, что пока незаметно прошло для культурных наций. После тяжелой войны они целиком погрузились в сладкие переживания мира и бессознательно жестокого эгоизма, но они живо почувствуют в будущем мировое значение русской революции.
Здесь даже не знаю как трактовать, но легкая горечь от того, что культурные нации проспали такие некультурные события определенно присутствует. Поэтому им надо тонко намекнуть, что спать вредно
Может быть, весь мир переживет такие же, если не большие, потрясения, какие выпали на долю России, может быть, и в других государствах будут происходить гражданские войны, подобные той, которая терзает Россию, — пусть же пережитые Россией уроки не пропадут даром. Надо знать ошибки прошлого, чтобы не повторить их в будущем..
Обрисовать ореол мученичества и усилить драматизм
Скорбный образ адмирала Колчака, с его проницательными и печальными глазами и мученическими линиями лица, будет долго памятен. Как постоянный укор, будет он преследовать и тех, кто взял на себя неблагодарную роль предателей, и тех, чья вина привела гражданскую войну к ее тяжелому финалу.
Тех же, кто любит Россию, этот образ заставит склонить голову и мучительно вспомнить о неизмеримой глубине бедствий, переживаемых великим государством..
Далее в книге мелькает один из таких скорбных образов адмирала Необычность коллективного доклада сразу подействовала на адмирала возбуждающе. По-видимому, к тому же перед приемом министров у него были какие-то неприятные сведения. Впервые я видел его в состоянии почти невменяемом.
Он почти не слушал, что ему говорили. Сразу перешел на крик. Стучал кулаком, швырял все предметы, которые были на столе, схватил перочинный нож и ожесточенно резал ручку кресла...
Из болезненных, истерических выкриков можно было понять, что он изливал все накипевшее в его измученной душе.
— Все хотят быть главнокомандующими! Мало быть министром, надо еще быть генералом! Министр всё может сделать, но ему надо еще что-то, еще какие-то права...
— Всё плохо! Всё надо преобразовать! Да как же это можно делать, если враг с каждым днем приближается. Какие теперь преобразования!! Оставьте меня в покое. Я запрещаю поднимать подобные вопросы. Я приду сегодня в Совет министров и заявлю, что ни-ка-ких отставок, ни-ка-ких преобразований сейчас не будет!..
Аудиенция кончилась.
Если именно этот образ адмирала, как немой укор преследовал предателей, то им можно только посочувствовать. И все таки под конец Гинс снова возвращается к своей первоначальной мысли
Остановить революцию, повернуть жизнь на новый путь не удалось.
Революция побеждала. В армии, в чиновничестве, в политических партиях — везде проявилась мощная сила революции. Всё и мы все, участники борьбы, казались жалкими и бессильными.
Тут у него трудно понять. Он этой темы почти не касается, но жалуется, что когда к ним шли красные, их не принимали и не любили. А когда решили любить и принимать, уже пошел обратный процесс.
От меня Антону перед отпуском подарок :ohmy:
Правда гражданская уже закончилась (извините)
Сталин И.В. Беседа с иностранными рабочими делегациями 5 ноября 1927 г.
"Коминтерн и ВКП(б) пошли дальше, решив, что настало время перейти большевикам к питанию человеческим мясом"
Не верите? Чессслово.
убедитесь. http://ihistorian.livejournal.com/41487.html
ладно, не буду мучить, разъясняю :-)
А теперь о неграх.
Телеграмма американского майора Шулера 9 июня 1919 года непосредственно из Владивостока:
«… 384 комиссара, включая двух негров, 13 русских, 15 китайцев 22 армянина и более 300 евреев, причём из этих 300 евреев 264 еврея приехали из Америки со времени падения царского правительства».
Сенат США проводит слушания и опрашивает свидетелей в 1919 году. Показаний Джорджа А. Симонса, пастора методисткой церкви в Нью-Йорке, который с 1907 по 6 октября 1918 года находился в Петрограде в качестве настоятеля методистской церкви. «В декабре 1918 года, в так называемой "Северной коммуне Петрограда", под управлением мистера Зиновьева, из 338 членов его правительства только 16 были русскими, а остальные евреи, за исключением одного негра из Америки, называющего себя профессор Гордон…»
Нет, без евреев никак не получается :P
«Большевики применили практически все формы зверств, на которые способно воображение и злорадствуют над страданиями своих жертв. Это политическое движение исключительно еврейское. Практически каждый комиссар – еврей, и почти все говорят на английском языке с американским акцентом». Сообщает Генри Пирсон. (Henry Pearson “The nineteenth century and after”. London. January 1919, p. 65).
Не могла не удержать и не процитировать этого знаменитого автора:
«В 1936 году мы проверили путём тщательнейшей статистики, что в сегодняшней России 98% руководящих государственных должностей занято евреями… Кто были вождями Баварской «рабочей» республики? Кто были вождями спартаковского движения? Кто были настоящими вождями и финансистами коммунистической партии? – Евреи, одни только евреи. Ситуация та же в Венгрии и в красных частях Испании». (Адольф Гитлер. Из речи в сентябре 1937).
А это из дневника "еврейки" (якобы) Гиппиус (если бы не полный бред, я бы поверила, вроде как очевидец):
«17 марта 1918 года, суббота. Вчера на минуту кольнуло известие о звероподобном разгроме Михайловского и Тригорского – имений Пушкина. Но ведь уничтожили и усадьбу Тургенева. Осквернили могилу Льва Толстого. А в Киеве убили 1200 офицеров, у трупов отрубали ноги, унося сапоги. В Ростове убивали детей, школьников кадетского корпуса, думая, что это и есть, объявленные вне закона «кадеты». У России не было истории. И то что сейчас происходит – не история. Это забудется как неизвестные зверства неоткрытых племён на необитаемом острове. Канет. Мы здесь живём сами по себе. Кто цел – случайно. На улицах вонь. Повсюду лежат неубранные лошади. Каждый день кого-то расстреливают, «по районным советам…
«18 мая 1918 года, пятница. Скажу кратко: давят, душат, бьют, расстреливают, грабят, деревню взяли в колья, рабочих в железо. Трудовую интеллигенцию лишили хлеба совершенно: каждый день курсистки, конторщики, старые и молодые падают десятками на улице и умирают тут же, сама видела…
два месяца назад везде валялись труппы сдохших лошадей, теперь курсистки. Не, если видеть каждый день, как десятками падают на улицах труппы курсисток, точно умом тронешься
14 октября 1918 года, воскресенье. В Гороховой (ВЧК) «чрезвычайке» орудуют женщины (Стасова, Яковлева), а потому – царствует особенная, - упрямая и тупая, - жестокость. Даже Луначарский с ней борется и тщетно: только плачет (буквально, слезами!) Характерен современный большевистский лозунг: «лучше расстрелять сто невинных, чем выпустить одного «виновного»! Отсюда и система заложников и всё остальное. Пища иссякает. Масла нет и по 40 рублей фунт. Говядина была уже 18 рублей. Едят только красноармейцы. Газет не читаю, – там одни декреты».
«22 октября 1918 года, понедельник. Обеими руками держу себя чтобы не стать юдофобкой. Столько евреев, что диктаторы, конечно, они… (улицы) переименовали. То улица «Нахамкинсона», то улица «Слуцкого», и других неизвестных большевистских жидов».
«28 октября, воскресенье. Да ведь мы все - умираем от голода, многие опухли - страшны до неузнаваемости. Точно голод в Индии. Не только мы, интеллигенция, - в таком положении и рабочие: ведь нельзя с семьёй жить на 450 рублей в месяц, когда кусок мяса (если добудешь) стоит 200 рублей. Я это пишу и знаю, что мне потом не поверят. Но я честным словом заверяю – мы умираем с голоду. Умирают все (кроме комиссаров, их присных и жуликов)».
Как долго она уже умирает с голоду. А ученые утверждают что без еды можно прожить только 2 недели. Учитесь у Гиппиус. Она вон с марта умирает-умирает и так и не умрет еще долго.
«2 декабря 1918 года, воскресенье. В прошлом году у нас было масло, молоко – вообще что-то было (например, магазины, лавки и т.д.). Теперь чёрная мука – 800р., каждое яйцо – 5-6 р., чай – 100р., (всё, если случайно достанешь)…Наше «сегодня» - это не только ни в какой мере революция. Это самое обыкновенное кладбище».
«15 декабря, суббота». На Садовой – вывеска: «Собачье мясо, 2р.50к. фунт». Под вывеской длинный хвост. Мышь стоит 2 р.»
Не, ребята, я верю что с голодухи и мышь сожрешь, но чтобы торговать????? И чё так дешево? Худые что ли? Как узницы Бухенвальда?
"Эй товарищь! Ты что мне суешь, это разве мышь? Вот помню в царское время были мыши..., а при большевиках и мышь уже не та пошла, эх не та. Измельчала..."
:P
Ну что, начнём!
Предупреждаю только, что таких отжигов как от английских журналистов здесь не будет. Здесь, скорее, я попытаюсь как бы передать атмосферу тех событий, какой я её понял прочитав указанные выше книги.
С.Новиков "Конец родного полка".
Офицер лейб-гвардии Уланского Его Величества полка Сергей Иосифович Новиков своими воспоминаниями начинает сборник. Как и практически все остальные мемуаристы, в описании революционных событий он, отмечая моментально начавшийся развал армии, утверждал, что ИМЕННО ЕГО часть, как раз оказалась устойчивой к революционной пропаганде. И только пото-о-м...
Наверное, примерно так всё и было, всё-таки уланы были элитной частью. Тем не менее, где-то после Октябрьского "переворота" автору стало ясно, что:
Напомню, что в это же время, теми же проблемами озаботился на Румынском фронте ещё один "одинаково мыслящий патриот" - Дроздовский.
Далее автор в своих воспоминаниях возвращается немного назад. Эти строки очень пользительно будет прочитать тем, кто твёрдо уверен, что только Октябрьский "переворот" помешал Русской армии победно завершить войну. В принципе, в других воспоминаниях есть намного более красноречивые картины развала армии, но, поскольку автор идёт первым в списке, придётся его уважить. К тому же, здесь есть некоторый "национальный" колорит, на который остальные мемуаристы практически внимания не обращали:
Легко понять, что офицеры, ввиду своей сравнительной малочисленности, железные дороги не загромождали, и, соответственно, фронт не ослабляли. К тому же, многие из них отправлялись в обратную от фронта сторону ради высокой цели борьбы с большевизмом, а это - всяко оправдание.
Автор рассказывает ещё ободном малоизвестном отряде, который собирались формировать в Уланском полку - "отряде особого назначения для охраны посольств и консульств в Персии":
"Главари" оказались не очень-то далеки от истины. Господа офицеры просто использовали этот отряд для того, чтобы пробраться на Дон. Записалось около 40 человек. Отряд погрузился в вагоны и их стали цеплять к "украинскому" эшелону, но...
Вопрос удалось уладить. Далее по дороге проблемы возникли уже у самих украинцев:
Далее "Отряд особого назначения" продолжил путь без особых проблем, за небольшим исключением:
А сам-то, господа офицеры, кто и откуда?
Короче говоря, "Отряд" до места назначения благополучно добрался. Правда в несколько меньшем составе: из 40 человек - 10 по дороге отпросились в "отпуска" и исчезли с концами. По прибытии офицеры...
На этом, собственно, воспоминания заканчиваются. В заключение приведу ещё несколько высказываний автора о казаках:
Помыружим еще Гинса, и потом плавно перейдем с двум, не побоюсь этого слова, бестселлерам. Как то дневник генерала Жанена, и "Дневник белогвардейца" генерала Будберга.
Пока рассмотрим главу Гинса, под названием "Жалоба чехов".
Эту жалобу Гинс потом называет меморандумом, и пишет следующее
Текст этого меморандума также приводит в своих дневниках генерал Жанен, но его реакция немного отличается от реакции Гинса. Немного отвлекаясь от темы, дам попутно описание Гинса Жаненом.
Итак, вернемся к нашим баранам. Меморандум в дневнике Жанена, датирован 25-м ноября,
25 ноября. Вот текст чехословацкого меморандума, расклеенного на вокзалах. Я уже давно говорил то же самое, но сейчас опасаюсь, как бы этот меморандум не послужил помехой для нашего размещения на Дальнем Востоке....
соседние записи в дневнике ген. Жанена также заслуживают отдельного внимания
26 ноября. Остановились в полдень в Канске. Командир 9-го чехословацкого полка подтверждает нам то, что говорил красноярский губернатор и Марковский, но возлагает большую часть ответственности на последнего и на Орлова, командующего русскими войсками. Казаки Красильникова грабят все до женской одежды включительно, которую они продают на рынке. Выведенные из себя крестьяне обольшевизировались, несмотря на то, что единственной мыслью их было оставаться в покое и не драться.
Следующим в книге идут воспоминания А.Поливанова "Из моего дневника". Как я уже говорил, помимое дневников Дроздовского, это один из немногих "дневниковых" текстов. Может быть их в обеих книгах и нет больше. Честно сказать, точно не помню: сейчас приходится по новой перечитывать книги с карандашом в руках. По совпадению, или по замыслу составителя, Поливанов тоже служил в лейб-гвардии Уланском полку. Только первый цитированный мною автор - в "Его Величества полку", второй - в "Её величества полку". Я первый раз даже внимания не обратил, думал - однополчане. Надо отметить (это - к слову), что Александр Поливанов является родственником более знаменитому Александру Поливанову, возглавлявшему знаменитую комиссию своего имени, которая проводила революционные реформы в армии после Февральской революции. В частности, "комиссия Поливанова" устраняла от руководства "реакционных" офицеров и активно продвигала офицеров "революционных", благодаря чему был внесён раскол и в само офицерство. Ведь многие из ставших впоследствии известными вождей "Белого дела" были, по армейским понятиям, очень скороспелыми, обогнавшими в служебном росте своих коллег не за счёт каких-то особых военных талантов или выслуги лет, а за счёт преданности новой революционной власти.
Вернёмся, однако, к "Дневникам". Здесь интересно проследить начало и расцвет революционного военного творчества, так как начинаются дневники 23-го марта, а заканчиваются 18 ноября 1917 года. Жаль только, что пропуски по датам большие, но, что есть, то есть:
Наверное, не будет слишком большой натяжкой распространить этот тезис и на всю революционную Россию.
Ой-ой-ой, какие чистенькие чехи. Прям смотрю и не верю (якобы) своим глазам. Откуда на этих фотках чехи?
http://en.wikipedia.org/wiki/File:Bolshveki_killed_at_Vladavostak.jpg
(почему-то самую страшную фотку не показывает :cheer: )
И вы тоже не верьте. Они в России занимались тока спортом :huh:
Воспоминания С.А.Апухтина, капитана лейб-гвардии Петроградского полка, Георгиевского кавалера.
НА ФРОНТЕ ПОСЛЕ РЕВОЛЮЦИИ
Здесь, помимо прочего, интересны свидетельства автора о встречах с двумя главковерхами: "временным" - Керенским, и большевистским - прапорщиком Крыленко.
Повествование также начинается со времён Февральской революции.
Далее июньское (1917г.) наступление на германском фронте:
Дивизия, в котрой служил автор, тоже начала отступление и в попавшейся по дороге деревне пересеклась с другой воинской частью:
В результате смелого (запросто ведь мог пулю схлопотать) поступка капитана Апухтина солдатский комитет постановил изменить своё решение и не сдаваться в плен, а присоединиться к дивизии автора.
Далее автор, по совету генерала Селивачева (в 1918 году он будет мобилизован большевиками, в августе-сентябре будет командовать группой войск Южного фронта, 17 сентября умрёт от тифа) отправится в ставку, чтобы откровенно доложить о творящемся в армии бардаке. Селивачев напутствовал его такими словами:
Автор отправился в дорогу.
На пути лежал г.Могилёв:
Петроград:
Добавлю от себя: в условиях, когда Временным правительством была провозглашена "Декларация прав солдата", которой давалось право политической деятельности, собраний и всех прочих "свобод", такие лозунги НЕ МОГЛИ НЕ ВОЗНИКНУТЬ.
Далее автор явился в свой запасной полк, расквартированный в Петрограде. Знавшие его по фронту солдаты предложили посетить митинг, где солдаты полка собирались решать, поддерживать большевиков в предстоящем выступлении, или нет. Автор предложение принял.
Продолжение воспоминаний капитана Апухтина.
Встреча с Керенским:
Ну а вечером 24 октября с автором произошла вообще детективная история.
Он находился в офицерском собрании...
Прапорщик, обманным путём заманив автора в автомобиль, повёз его в Смольный. Раскрыл тайну уже по дороге:
Жуткие картины рисует воображение! Наверное, кровопийцы-большевики попытаются убить капитана Апухтина? Или уж, по крайней мере, пытками выбить адреса ближайших родственников, чтобы оставить их в заложниках, а автора заставить работать на себя?
Смотрим:
Вот! Сейчас-то и начнётся кровавое побоище! Наверное...
После этого, тот же прапорщик отвёз капитана Апухтина из "гнезда фанатиков и проповедников ненависти" (по выражению автора) назад, откуда взял. В собрании на него накинулись с вопросами любопытные офицеры...
Автору надоело смотреть в окно на большевиков, и он ушёл из офицерского собрания домой. Но, не тут-то было!
Господина капитана большевики допекли окончательно , и он "вскоре ушёл в подполье".
В завершение приведу оценку автором наступления казаков Краснова на Петроград:
Я вот, когда такие воспоминания читаю, часто одну "Историческую хронику с Николаем Сванидзе" вспоминаю (случайно кнопку нажал, честное слово). Там потомственный борец с тоталитаризмом рассказывал про Октябрьскую революцию. Упоминал момент, когда, по пути в Смольный Ленина и Рахью чуть не арестовал патруль. Сванидзе мамой клялся, что именно это было последним шансом России на спасение. А Ленин до Смольного дошёл, и всё испортил.
vikt писал(а):
Прям не человек, а мессия. Ценное признание, что без Ленина никакой революции и не было бы :)
Даже у Краснова в его книге "Тихие подвижники", которая написана, чтобы убедить, что все солдаты готовы были отдать жизнь за царя, в самом начале, в предисловие прорывается признание:
Про немцев от Краснова - это сильно.
Немного страшилок на сон грядущий
Архив русской революции. Берлин, т.XIII, с.221
Перелистаем дневник барона А.Будберга – как-никак военный министр Колчака.
[23].
И еще:
[24].
[25].
(т.XIII, с.258).
(с.250).
На очереди небольшой рассказ В.Лисенко "Конец одной батареи".
Начнём с участия батареи автора в июньском (1917г.) наступлении, которое автор, в отличие от предыдущего, назвал "наступлением Керенского".
Далее повествование перепрыгивает вперёд. Конкретных датировок у автора нет, но по некоторым признакам можно предполагать, что речь идёт о времени после Октябрьской революции, но до заключения Брест-Литовского мира. Со дня на день украинская делегация должна подписать свой сепаратный "мирок".
Но автор оказался не из робкого десятка и в ту же ночь батарею таки двинул в обратную от фронта сторону.
По дороге от батареи автора осталось только 15 человек. Остальные отпросились в "отпуск".
Автор вынужден был отправиться дальше. В городе Бердичеве он попытался сдать свою батарею штабу Юго-Западного фронта. Получил совет:
Чувство ответственности не позволило автору поступить таким образом. Он поймал какого-то замешкавшегося аборигена и заставил его написать расписку о приёме имущества батареи (замки с орудий предварительно были сняты и зарыты). Образованная тут же комиссия начала свою деятельность.
Николай Реден “Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина”
оттуда же
Несколько цитат по поводу взятия Воронежа войсками С.М. Буденного:
Из воспоминаний С.М. Буденного ("Пройденный путь". Т. 1.):
А вот рассказ о конармии, опубликованный в феврале 1925 г.:
Из воспоминаний о Конармии // Ленинградская правда. 1925. № 44. 22 февраля. С. 5.
А также из воспоминаний Городовикова:
Из дневников генерала Жанена
23 января 1920 г.
Получен ряд телеграмм по поводу Колчака. Есть от верховных комиссаров, переданные через Фукуду, есть от Будберга и моего старого друга Лохвицкого. Эти два сановника, мирно проживающие во Владивостоке или в Харбине, откуда они заботливо следят за судьбой адмирала, высказывают трогательное негодование при мысли, что я не повел ради его на смерть чехов. Буксенщуц составляет им ответ в немногих суровых словах, напоминая, что если они хотят защищать Колчака, то следовало бы стоять немного поближе, а не у конца телеграфного провода. Что касается верховных комиссаров, то свою информацию, посланную вчера, я дополняю новой телеграммой, текст которой негодующий, злой, ибо они в самом деле слишком злоупотребляют моим терпением. Единственным их делом было в Иркутске — требовать паровозов у Скипетрова и, получив их, уехать. Я уверен, что поступили так не из трусости, а просто потому, что уж очень надоела эта грустная история. Несмотря на мои настояния, они не предприняли никаких шагов перед обеими сторонами: ни в отношении охраны золота ни в отношении безопасности адмирала. Они не смогли даже добиться у него отречения в такой форме, которой можно было бы поверить, ни даже во-время побеспокоиться о заложниках, /138/ судьба которых определила его участь, как я об этом предупреждал. Обещав добиться активного содействия Семенова, они ограничились благосклонной передачей заверений этого вождя банды убийц.
В настоящее время мы посреди врагов: на японцев нельзя рассчитывать, а Семенов занял угрожающую позицию. Чехи отражают на протяжении 2.000 километров атаки красных, которые заставили сдаться поляков; арьергард дерется в трудных условиях, не хватает ни паровозов ни угля. Вокруг Байкальского озера резня шла во всю, тридцать один заложник были сброшены в воду. Банды Семенова продолжают убивать и грабить.
Обо всем этом господа комиссары не заботятся. Их тревожит только то, что я, о чем они были предупреждены мною, не нарушил данных мне инструкций и не рискнул подвергнуть разгрому чехословацкую армию в честь того, кто, погубив Сибирь, предписал взорвать туннели, чтобы, таким образом, обеспечить также гибель и чехословацкой армии. Что лучше всего, так это удивление японского верховного комиссара, не добившегося у меня повиновения, в котором ему, между прочим, отказала его собственная миссия.
Пусть они, по крайней мере узнают теперь, что я о них думаю. Вспомнить только Николая II и его семью. Они не интриговали с бошами и, тем не менее, для их спасения ничего не было сделано. Посланники отрицательно отнеслись к нашим попыткам спасти их в Могилеве.
По поводу этих отрывков из дневника ген. М. Жанена возникла небезынтересная полемика между английским генералом А. Ноксом, бывшим в свое время также в Сибири, и М. Жаненом.
А. Нокс в лондонском журнале «Славянское обозрение» за март 1925 г. писал:
В ответ на возражение Нокса последовало следующее письмо Жанена:
Продолжу выкладывать выдержки из мемуаров участников Белого движения, опубликованных в сборнике "Зарождение Добровольческой армии". Книга, как и следует ожидать, почти полностью состоит из воспоминаний собственно доброармейцев. Но есть и несколько исключений. Например, заканчивается книга текстом Б. Турчанинова, который застал выход из Ростова частей Добровольческой армии будучи малолетним гимназистом. Поскольку, под его эмигрантским пером, события детства приобрели почти сказочную окраску, рассматривать их здесь я не буду, хотя турчаниновский "Терновый венец" (так озаглавлены воспоминания) написан очень неплохим, образным языком.
А вот на другом "исключении" - воспоминаниях Марии Нестерович-Берг остановлюсь подробно. Попробую объяснить, почему именно ей я уделил здесь столько внимания. Мемуары, без излишней цветистости названные "В борьбе с большевиками", это тот редкий в книге случай, когда события написаны хотя и непосредственным участником, но всё-таки несколько со стороны. Дело в том, что госпожа Нестерович - полька, и на пятидесяти страницах, опубликованных в сборнике она неединожды уточняла, что Россия ей не родина, что ей просто больно смотреть, как Россия падает в пропасть и т.д. и т.п. Разумеется, интерес вызывает не только это. Мария Нестерович для нарождающейся Добровольческой армии - фигура знаковая. Один пример: у одного из убитых в первых боях доброармейцев в кармане были найдены посвящённые ей, но недописанные стихи. Вообще, вклад госпожи Нестерович в зарождение Добровольческой армии трудно переоценить. В течение октября-декабря 1917 года она вывезла из Москвы на Дон и в Оренбург 2627 офицеров. Тем кто знает, в каких масштабах начинало формироваться Белое дело, не надо объяснять, что означает эта цифра. Так же не буду объяснять, чем рисковала Мария Нестерович. Господ офицеров (или просто заподозренных в том, что они офицеры) на всём протяжении пути от Москвы до области Войска Донского стреляли на каждом полустанке без суда и следствия. Сейчас, стараниями г-на Сванидзе & Со, все знают, что в этом виноваты проклятые большевики и лично Ленин с Троцким. Не буду спорить с выдающимся историком, скажу только, что для тех, кто врывался в вагоны вылавливая "золотопогонников", каждый ехавший на Дон "корнет Оболенский" это - враг, который, если ты не убъёшь его сечас, потом сам убъёт тебя.
Теперь несколько слов о самой госпоже Нестерович. Во время ПМВ она была сестрой милосердия в Российской Императорской армии. Попала в плен. Бежала. В июне 1917 года в России был образован "Союз бежавших из плена". Для краткости, воспользуюсь сноской в сборнике: "Союз ... создан солдатами, бывшими в плену, для облегчения участи пленных. М.А.Нестерович, также бывшая в плену, пользовалась уважением среди солдат и имела значительное влияние на комитет, с помощью которого переправляла офицеров в белые формирования". От себя добавлю: отправляла нелегально, то есть, получала различные документы на "имя" Комитета, и под их прикрытием отправляла офицеров. Точнее, чаще всего она сама сопровождала их на Дон.
Первая поездка госпожи Нестерович:
Госпожа Нестерович благополучно прибыла в Оренбург. Там она встретилась с атаманом уральских казаков Дутовым.
Атаман всё таки выделил несколько минут свободного времени для беседы с Марией Нестерович. Вот некоторые его откровения:
Дутов:
Дутов:
Несколько слов о заложниках. Нестерович-Берг приехала в Оренбург 7 ноября 1917 года. Со времени захвата власти большевиками в Петрограде прошло 13 дней, а бравый атаман уже вовсю берёт заложников, расстреливает делегации и с гордостью рассказывает об этом малознакомой двадцатилетней девушке. К слову сказать, когда большевики первый раз вышибли дутовских казачков из Оренбурга, отец самого героического атамана взят в заложники не был. Мало того, его даже не арестовали. По крайней мере, так утверждается здесь:
http://scepsis.ru/library/id_2750.html
"...Весной—летом 1918 года в занятом красными Оренбурге спокойно проживал отец знаменитого вождя Белого движения атамана Дутова".
(кстати, статья интересная. Посвящена практике заложничества семей офицеров в Красной армии).
Из Оренбурга госпожа Нестерович отправилась на Дон.
Нестерович-Берг с офицерами добрались на Дон.
После Каледина Марию Нестерович-Берг встретил генерал Алексеев. Она поведала ему о своих оренбуржских приключениях. Эти рассказы были основоположнику Добровольческой армии - как бальзам на душу.
Алесеев:
Другие высшие офицеры Доброармии этим оптимизмом не заразились.
Списки семей офицеров госпоже Нестерович необходимы были для того, чтобы в Москве оказать им, по возможности, финансовую помощь, поскольку находились они там в абсолютно бедственном положении. Чтобы получить необходимые деньги Мария Нестерович была вынуждена идти на поклон ко многим известным и влиятельным людям. Надо отметить, что мало кто оказывал ей существенную помощь. Описанию этих посещений в мемуарах Нестерович уделено достаточно много места. Я выберу несколько самых показательных, и сведу их, для краткости, в одно сообщение.
Итак, госпожа Нестерович нанесла визит господину Гучкову:
Один из банкиров (некто Оловянишников) в достаточно грубой форме отказал госпоже Нестерович в финансовой помощи для зарождающегося Белого дела.
Приведу здесь же (хотя разговор уже идёт не о денежной помощи) воспоминания Нестерович-Берг о посещении генерала Брусилова. Госпожа Нестерович передала ему "призыв" с Дона встать под знамёна Добровольческой армии и рука об руку с Алексеевым и Корниловым пойти в освободительный поход против восставшего быдла.
Теперь вернусь к хронологическому изложению. Госпожа Нестерович снова пробралась на Дон с очередной партией офицеров-героев.
Теперь расскажу о поездке Нестерович- Берг в составе экспедиции, которая должна была освободить захваченных большевиками раненых добровольцев.
Ультиматум "полусумасшедшей толпой" был принят и начались переговоры. И тут белым героям крупно повезло:
Страницы