Любимое

Пускай ты выпита другим,
Но мне осталось, мне осталось
Твоих волос стеклянный дым,
И глаз осенняя усталость...
(С. Есенин)

Я изобрел колесо.

Свисали с горы виноградные грозди,

Был вечер прозрачен и чист,

Играли пещерные жители в кости,

Что мамонт сложил ради них.

Играли азартно - на ужин, на шкуру,

На дочь, на вторую жену,

Хлебали хмельную похлебку и сдуру

В просчетах винили луну.

Но вот на пороге пещерного зала

Возникло однажды лицо

И с тихим восторгом игравшим сказало:

- А я изобрел колесо!"

На что игроки отвечали: - Товарищ,

Будь проще - ставь кости и все,

Напрасно ты нас эрудицией давишь.

- Но я изобрел колесо!

- Садись и не ставь себя выше народа -

Песчинка не учит песок,

С берцовой ходи, если вовсе нет хода.

- Но я изобрел колесо!

- Пусть мелет,- заметил один из старейшин.

- Видать он заразу изобрел,

Весной предлагал петь сонеты в честь женщин,

Теперь изобрел колесо.

- Продолжим игру, чтобы время не тратить...

Чем бьешь мои кости, осел!

- Я тоже сыграю сообщества ради,

Но верьте, что я изобрел.

Я нынче приметил, как запросто ветер

Бревно покатил по траве.

О, люди, я ход колеса заприметил

И вычислил все в голове.

- Ну хватит!!, - взревел проигравший от злости.

- На кон теперь ставлю я все:

Трех жен, папу с мамой, а он пусть на кости

Поставит совое колесо.

И ежели мне выйдет лунное счастье -

Пусть клятвы сомкнется кольцо,

И пусть позабудут навек в одночасье,

Что он изобрел колесо.

Веками колеса летят по планете,

О них знаем все мы и все,

Вот только никто никогда не ответит,

А кто изобрел колесо.

И даже порой за пустою игрою

Мне кажется, чудится все,

Что кто-то твердит нам с надеждой пустою:

- А я изобрел колесо!

(Автор мне не известен, буду благодарен, если кто либо мне сообщит об авторе этого талантливого стихотворения)

С. Сырнева "Прописи"

Помню: осень стоит неминучая.
Восемь лет мне, и за руку – мама.

«Наша Родина – самая лучшая
И богатая самая!»

В пеших далях – деревья корявые,
Дождь то в щёку, то в спину.
В сапожонки дырявые
Заливается глина.
Образ детства – навеки:
Как мы входим в село на болоте…
Вот и церковь с разрушенным верхом,
Вся в грачином помёте.
Лавка низкая керосинная
На минуту укроет от ветра.

«Наша Родина – самая сильная!
Наша Родина – самая светлая!»

Нас возьмёт грузовик попутный,
По угору ползущий юзом,
И опустится небо мутной
К нам в дощатый гремучий кузов.
И споёт во все хилые рёбра
Октябрятский мой класс бритолобый:

«Наша Родина – самая вольная,
Наша Родина – самая добрая!»

Из чего я росла-прозревала?
Что сквозь сон розовело?
Скажут – обворовала
Безрассудная вера!
Пусть горька, что осина,
Но – превыше и чести, и срама
Наша Родина – самая сильная
И прекрасная самая…

Класс!

Я изобрел колесо.

Это Андрей Внуков

Одно из последних стихотворений Дениса Коротаева (погиб в 2003 году)

16-17.12.02

Сколько люду набежало, сколько люду! -
И торговый, и служивый, и блаженный...
Догорают мои гусли-самогуды,
Прожигая полынью во льду саженном.

Не стоял бы я на месте, словно идол,
И метнулся бы в огонь, да цепью кован.
Не иначе - скоморохов кто-то выдал
И сказителям конец поуготован.

Видишь? - стражники расставлены повсюду
И качают бердышами дети пёсьи...
Догорают мои гусли-самогуды,
Догорают мои звончатые песни.

Догорают, а потом уйдут под воду...
Только сажа на снегу лишь... Только сажа...
И отправится попа да воеводу
Распотешить верноподданная стража...

Разойдутся не дождавшиеся чуда
Кто - со смехом, кто - с добычей, кто - с укором...
Догорают мои гусли-самогуды
На костре по-инквизиторски нескором.

Кто-то вышел на мостки как на подмостки,
Кто развеяться пришёл, а кто согреться...
И постреливают немощные доски
Разрывными - да по сердцу, да по сердцу...

Только я реветь белугою не буду,
Сколь бы други-гусляры не голосили...
Догорают мои гусли-самогуды,
Да леса ещё найдутся по России.

Отсижу своё в чахоточном остроге,
Слажу новые - соборнее да звонче -
И пойду, покамест горе носят ноги
Допевать всё то, что прежде не закончил...

А покуда рвутся струны, а покуда
Яро пламя, ако рана ножевая,
Догорают мои гусли-самогуды,
И корёжится в огне душа живая...

Я тут стихи искала, правда для других форумов, и вот набрела;)
Это просто грех ставить в другое местоB)

Однажды Бога попросил мужчина
Создать ему объект его любви.
Бог отозвался, выяснив причины.
И создал женщину из плоти и крови.

Немного света лунного прибавил
И солнечным сияньем осветил.
Во нрав он кротость голубя добавил,
А стройность серны в стане воплотил.

Создатель так увлекся над твореньем,
Что наделил ту женщину слезой.
Вселил в нее он молнии мгновенье
И легкость пуха он смешал с грозой.

Наполнил голос соловьиным пеньем,
Болтливостью сороки наделил.
А в результате страстное творенье
Всевышний для мужчины сотворил.

Бог жизнь вдохнул в прекрасное созданье,
Просящему отдал его заказ.
"Бери и мучайся", - сказал он на прощанье.
"Люби и береги как божий глас".

С тех пор мужчина - пленник и хранитель
Прекрасной смеси, отданной ему.
Он муж, любовник, критик и ценитель.
А все вопросы - к Богу самому...

Душечка:-)

чесслова, так стих был подписан

Баллада истин наизнанку

Мы вкус находим только в сене
И отдыхаем средь забот,
Смеемся мы лишь от мучений,
И цену деньгам знает мот.
Кто любит солнце? Только крот.
Лишь праведник глядит лукаво,
Красоткам нравится урод,
И лишь влюбленный мыслит здраво.

Лентяй один не знает лени,
На помощь только враг придет,
И постоянство лишь в измене.
Кто крепко спит, тот стережет,
Дурак нам истину несет,
Труды для нас - одна забава,
Всего на свете горше мед,

Коль трезв, так море по колени,
Хромой скорее всех дойдет,
Фома не ведает сомнений,
Весна за летом настает,
И руки обжигает лед.
О мудреце дурная слава,
Мы море переходим вброд,
И лишь влюбленный мыслит здраво.

Вот истины наоборот:
Лишь подлый душу бережет,
Глупец один рассудит право,
И только шут себя блюдет,
Осел достойней всех поет,
И лишь влюбленный мыслит здраво.

Франсуа Вийон

А я молю: «Останься на немного –
Хотя бы до весеннего тепла!»
Я знаю: отпросился ты у Бога,
Чтоб навестить меня, пока спала…

Но я проснулась, чувствуя, что рядом
Со мною тот, кого забыть нельзя:
Приход твой – наивысшая награда,
Что заслужила я, тебя любя…

Как жаль, что наше счастье, словно птица,
Внезапно улетело за окно!
Так трудно было мне с тобой проститься,
Но, видно, расставанье суждено…

И всё, что мне осталось – только фото,
Да книга твоих изданных стихов…
Я каждый день всё жду и жду чего-то,
Что мне вернёт хоть звук твоих шагов!

Увы, моя мечта не исполнима:
Пока я здесь – с тобою мне не быть!
Лишь, за тобой, уйдя, смогу, любимый,
Тебя, как прежде, искренне любить…

Печально плачет флейта в моих пальцах -
Всю, в музыке, выплёскивая боль…
Вот так судьба нам вышила на пяльцах
Счастливую, но краткую любовь…

Хотел бы сам побыть ещё немного,
Но знаю: досчитаю лишь до ста –
Как ты исчезнешь, возвращаясь к Богу…
Не выполнима для живых мечта!

***
Листва кружила в пыльном танце –
Поблекших красок канитель,
И город с видом оборванца
Шальные песни лихо пел.

А ветер гнал остатки лета
Из переулков и дворов.
Летела старая газета,
Полна давно умерших слов,

Письмо, разорванное в клочья,
Цветов увядших лепестки,
Остатки дня, осколки ночи,
Обрывки смеха и тоски.

И он сказал, что очень скоро
Ты, вновь наперекор всему,
Войдешь в покинутый мой город.
Но можно верить ли ему?

***
Калейдоскоп случайных дат, имен
Пугает четкой сложностью узора.
Кусочки жизни из зеркал и сора –
Богов ушедших мертвый пантеон.

Наверное, я не умею жить,
Не научилась. Всё не впрок уроки.
В душе поёт, бесчинствуя, сирокко,
И солнце бьёт в цветные витражи.

Чужой костёр на черном берегу
Зачем-то раздуваю с новой силой.
И это всё меня терзает, милый…
В который раз себе безбожно лгу…

***
Что подарить тебе? Я подарю тебе день
В нежно-сиреневом и ускользающем шелке.
Летний, пожалуй… И пусть он запомнится тем,
Что принесет нам. Он будет летящим и долгим.

Может быть, выйдем на площадь кормить голубей,
Выпьем по чашечке кофе в кофейне у турка,
И попугай-предсказатель билетик тебе
Вытащит самый счастливый. Таким будет утро.

Может быть, будем бродить по горячим камням
И целоваться в прохладе укромного грота,
Ты по-мальчишески весело и беззаботно
За руку схватишь и к морю потащишь меня.

Может быть, мы никуда не пойдем. И тогда
Двери закроем и окна… Твой день станет ночью.
Что попрошу для себя - не скажу. Угадай…
Это не так уж и сложно... Читай многоточья…

***
Fa il vento d’amore* – и ветки слагаются в буквы.
Ветер с легкостью пишет и снова стирает роман.
Разбирать его почерк- забытая всеми наука.
Я живу без тебя и схожу постепенно с ума.

Я живу без тебя. Я утратила чувство пространства.
А в песочных часах убывает так быстро песок.
Через город проходят весенние дни-оборванцы,
Опуская глаза, потому что кончается срок.

День за днем у окна, и мне кажется, ты за спиною.
Обернуться боюсь, чтоб увидеть, что это не так.
Я, наверно, умру, когда листья роман мой закроют.
Fa il vento d’amore… А впрочем… Все это пустяк.

(дует ветер любви, ит.)

Анна Бессмертная

Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя...
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.

Иннокентий Анненский

Саша Черный — «На петербургской даче»

Промокло небо и земля,
Душа и тело отсырели.
С утра до вечера скуля,
Циничный ветер лезет в щели.
Дрожу, как мокрая овца...
И нет конца, и нет конца!

Не ем прекрасных огурцов,
С тоской смотрю на землянику:
Вдруг отойти в страну отцов
В холерных корчах — слишком дико...
Сам Мережковский учит нас,
Что смерть страшна, как папуас.

В объятьях шерстяных носков
Смотрю, как дождь плюет на стекла.
Ах, жив бездарнейший Гучков,
Но нет великого Патрокла!
И в довершение беды
Гучков не пьет сырой воды.

Ручьи сбегают со стволов.
Городовой надел накидку.
Гурьба учащихся ослов
Бежит за горничною Лидкой.
Собачья свадьба... Чахлый гром.
И два спасенья: бром и ром.

На потолке в сырой тени
Уснули мухи. Сатанею...
Какой восторг в такие дни
Узнать, что шаху дали в шею!
И только к вечеру поймешь,
Что твой восторг — святая ложь...

Горит свеча. Для счета дней
Срываю листик календарный —
Строфа из Бальмонта. Под ней:
«Борщок, шнель-клопс и мусс янтарный».
Дрожу, как мокрая овца...
И нет конца, и нет конца!

Борис Пастернак — «О, знал бы я...»

О, знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строчки с кровью — убивают,
Нахлынут горлом и убьют!

От шуток с этой подоплекой
Я б отказался наотрез.
Начало было так далеко,
Так робок первый интерес.

Но старость — это Рим, который
Взамен турусов и колес,
Не читки требует с актера,
А полной гибели всерьез.

Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба,
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба.

К прошедшему празднику, Дню геодезиста, картографа и топографа. Так уж получилось, - случайно или специально, но наш профессиональный праздник – ближе всего к 8 марта, а иногда, раз в несколько лет, они совпадают.

Жизнь полевая, попросту — работа…
И наплевать, что есть ещё суббота,
О выходных понятья нету днях.
Что есть асфальт, где можно и в туфлях
Бродить, болотников не зная…
(Вот тут — кабак, а за углом — пивная),
В «полях» не так…
Совсем другой тут вкус:
Лишь здесь узнаешь, что такое гнус,
И сколько крови нужно,
Чтобы ему напиться…
(Порою нет воды, чтоб утречком умыться,
Когда «кукуешь» на отметке тыщи в три…)
Тогда росою лишь глаза протри,
И возгордись на миг своей судьбою:
Ведь пройдено всё не другим — тобою!
Или, когда проходишь по болоту,
Зловещих окон ржавых позолоту
Обходишь, ноги волоча кой-как…
А на спине в полцентнера рюкзак,
И шею давит тяжесть карабина…
Что хочется на четвереньки встать
И так идти,
Коль выпала судьбина…
Обиды на судьбу ни капли нет…
И вот теперь, спустя уж много лет,
Когда физически оторван ты от поля,
От моря чувств, от океана воли,
О поле в три строки лишь напиши:
Ох, на природе девки хороши!
Там тихо шепчутся у речки камыши…
А камни — так и падают с души.

Неизвестный автор

Стихи Владимира Тягнирядно

Памяти Владимира Высоцкого

Нету вечного в природе,
Все живущие умрут.
Сколько лет, как нет Володи,
Но стихи его живут.

Он за нас страдал до боли,
До бесчувствия хрепел.
Мозг туманил алкоголем,
Жить по скотски не хотел.

И теперь я сердцем верю,
Знаю сердце мне не врет.
На землян взирая сверху,
Он по прежднему поет.