Роменец В. В. Краткие воспоминания (редакция 1947 года).

Родился я 1 января 1886 г. в г. Кролевец Черниговской губ. (теперь Сумская обл.). Отец мой рабочий-каменщик, мать ткачиха. Отца 83 лет деникинская банда повесила в 1919 г. По национальности я украинец.

Сам я рабочий: вначале ткач, каменщик, а потом счетоводство и письмоводство в Кролевецком казначействе.

[С] 7 лет до 18 лет я учился вначале в церковно-приходской школе, потом [в] земской, а затем в Кролевецком городском трёхклассном училище, которое окончил на отлично.

Революционная моя работа началась ещё на заре рабочего движения, т.е. с 1903 по 1907 г. Я был максималист-террорист, с 1907 г. по апрель мес[яц] 1917 г. – анархист-коммунист. Старой полицией и жандармерией привлекался два раза: за революционную работу, но ввиду полной конспирации в своей работе, за отсутствием улик, не судили, но находился под надзором полиции официально два года, с явкой еженедельно.

Первый раз был призван в Балтийский флот в октябре мес[яце] 1907 г., а в январе 1908 г. бежал с военной службы и скрывался в течение трёх лет. В 1910 г. был вторично призван на военную службу в тот же Балтфлот в г. Петроград и находился в Крюковских казармах 2-го Балтийского флотского экипажа, где и проходил строевую службу до присяги. После присяги был назначен в писарскую команду Генерального [штаба] и Главного морского штаба, где первый раз был арестован за нетчика в течение 9 дней и предан суду. До суда сидел 2 месяца в Литовской тюрьме г. Петрограда, по суду получил 8 мес[яцев]. Такое лёгкое сравнительно наказание было вынесено в силу того, что о мне дал хорошую характеристику отец Медведь – протоиерей церкви Св. Спиридония, благодаря моему хорошему голосу. После отбывания наказания был переведён во 2-ю кадровую роту 2-го Балтийского флотского экипажа (матросом 2-й ст[атьи] в разряд штрафованных), где назначался только на грязную работу по кухне, конюшням и т.д. На случай же приезда кого-либо из высочайших особ всегда изолировался или назначался в отдалённые наряды. В 1912 г. был переведён в Кронштадтский флотский полуэкипаж, где нёс ту же работу. В том же году плавал матросом на крейсере «Рюрик» и после возвращения из заграничного плавания опять был списан в Кронштадтский флотский полуэкипаж.

За невыполнение приказания ст. лейтенанта Вещицкого был предан вторично суду, но на почве психического расстройства был помещён в Кронштадтский Николаевский морской госпиталь, арестное отделение, где после трёхмесячного пребывания (суда на этой почве не было) был отпущен домой на год на поправку.

Будучи в течение года на поправке, [я] опять работал по счетоводству в Кролевецком казначействе. По истечении года военной комиссией был признан годным к продолжению военной морской службы и был направлен для окончания срока службы в Черноморский флотский экипаж, где и работал в канцелярии Черноморского экипажа сначала в звании писарского ученика, а под конец окончания службы был произведён в писаря 1-й статьи (ст. писарь) и был уволен в запас в марте мес[яце] 1914 г.

В Германскую войну 1914 г. был призван в Черноморский флот, где плавал вначале на миноносце «Стремительный» – старший писарь 6-го дивизиона миноносцев, после первого боя с крейсером «Бреслау» был списан по болезни в Севастопольский флотский полуэкипаж, где также был в том же звании в течение 5 месяцев, и был уволен в отпуск по неврастении на 6 месяцев в марте мес[яце] 1915 г. Больше на фронте империалистической войны не участвовал, получая отсрочки по болезни.

Во время нахождения в отпуску по болезни работал опять по письмоводству в Землестроительной комиссии в г. Кролевец, на родине.

Февральская революция меня застала в моём родном городе Кролевец, где я активно вёл агитационную работу за прекращение войны, там же разоружал и арестовывал полицию, команду воинского начальника. В апреле мес[яце] 1917 г. был избран первым председателем Кролевецкого Совета и вёл тогда уже большевистскую линию. В это же время вышел из состава группы анархистов-коммунистов.

Там же, в г. Кролевец, организовал революционную группу из 7 товарищей, с которыми проводил большевистскую линию, где я и вступил в партию в апреле 1917 г. По приказу военного командования Керенского подлежал аресту за неподчинение директивам Временного правительства, но [арестован не был] благодаря тому, что в нашей группе состоял членом телеграфист почтовой телеграфной конторы г. Кролевец т. Баулин, который предупредил меня о получении телеграммы на имя воинского начальника о моём аресте и обещал мне задержать эту телеграмму на два-три дня. Я вынужден был бежать из г. Кролевец в г. Ленинград через г. Харьков в июне мес[яце] 1917 г.

В Харькове я встретился со следующими моряками Балтийского флота, которые ехали в Чёрное море: тт. Фёдоров, Сергиенко, Зайцев, Журавлёв и др., с которыми я выяснил, что в г. Ленинграде мне будет гораздо спокойнее и там я смогу также получить направление в Черноморский флот.

Прибыл я в Петроград и встретился со своими старыми моряками по Балтфлоту: тт. Скульский, Полухин, Ковальский, Кирьянов и другие, и через несколько дней я получил задание ехать также в Черноморский флот, причём я был предупреждён, что черноморцы в Севастополь большевиков не пропускают и что они большевиков считают за немецких шпионов.

Получив точные указания от т. Свердлова Я. М., как действовать мне в Черноморском флоте, куда я и пробрался 10 июля 1917 г. и прибыл в Севастопольский флотский полуэкипаж, где через три дня был избран председателем Комитета Севастопольского флотского полуэкипажа на первом общем собрании по предложению т. Нечаева, последний должен был выехать в Петроград.

С этого момента я работал активно по революционизированию Черноморского флота по директивам, полученным мной от т. Свердлова Я. М., и тут же связался с большевистской организацией г. Севастополя.

От Севастопольского флотского полуэкипажа я был делегирован в Севастопольский исполнительный комитет городского Совета вместо выбывшего т. Нечаева.

На Первом съезде черноморских моряков был избран членом Президиума Центрофлота Черноморского флота, в котором я был председателем военной секции и одновременно, через три дня, был Центрофлотом назначен в «Комиссию десяти», заменяющую штаб командующего Черноморским флотом.

Я также был делегирован Центрофлотом на Демократическое совещание в г. Петроград и там выступал вместе с большевистской фракцией.

Особенно меня стала знать вся матросская масса, что я провожу большевистскую линию и являюсь большевиком, когда я выступил на гарнизонном собрании в цирке Труцци по вопросу о введении на фронте и в войсковых частях смертной казни Корниловым и Савинковым.

После моего выступления была вынесена резолюция протеста против смертной казни, и тут же был обновлён Исполнительный комитет Севастопольского Совета, куда я был также избран. Это была большая работа партийной организации большевиков г. Севастополя.

В период подготовки к Октябрьскому перевороту я выехал в Петроград за получением дальнейших указаний, где участвовал в свержении Временного правительства Керенского, брал Зимний дворец, а также участвовал в боях с юнкерами, засевшими в гостинице «Астория».

После Октябрьского переворота я вернулся в г. Севастополь и на следующем Черноморском съезде моряков был избран Генеральным главным комиссаром Черноморского флота по предложению фракции большевиков и утверждён Революционным Комитетом Республики по телеграфу за подписью т. Ленина В. И. и народного комиссара по морским делам. Моими помощниками были избраны большевики тт. Болышевский и Кислица от флота, а от крепости солдат – т. Бондарев М., бывший ранее с[оциал]-д[емократом]-интернационалистом.

В декабре мес[яце] 1917 г. я был вызван в Петроград вместе с командующим флотом вице-адмиралом Немитцем А. В. в связи с резкими принципиальными разногласиями, особенно по поводу посылки на Дон, против Каледина, Азовской флотилии морем ([имели место] и другие разногласия с ним). Быв[ший] командующий флотом Немитц А. В. обманул меня и свой вагон в г. Харькове прицепил к поезду на Киев и уехал к Украинской раде.

После доклада в г. Петрограде Революционному Комитету и лично т. Ленину В. И. я вернулся обратно [на] Черноморский флот, получив дальнейшие указания от т. Подвойского, и от него же получил нагрудный знак и револьвер системы «маузер».

Во время этого отъезда т. Сталин И. В. мне сказал: «Поезжай обратно, только смотри, там анархией не занимайся». Я ответил: «Есть – обратно», и тут же заявил, «что я руль уже повернул давно на 180°».

В связи с тем, что бывший командующий флотом вице-адмирал Немитц А. В. бежал к Украинской раде, я был назначен в то время также и командующим флотом, морским специалистом при мне состоял контр-адмирал Саблин, и всю свою работу я проводил под контролем Центрофлота и большевистской организации г. Севастополя. Данное назначение было подтверждено морским командованием Республики, и в этой должности я был до марта мес[яца] 1918 г. За этот период на меня были два покушения эсеров и всей севастопольской своры.

С изданием декрета о создании Красной Армии и Флота на новых началах я приказом Революционного Комитета Республики за подписью т. Ленина В. И. был назначен комиссаром по демобилизации и мобилизации Черноморского флота и портов Чёрного и Азовского морей, перестроив флот и армию на началах краснофлотцев, а солдат – на началах красноармейцев. В помощь мне из Петрограда были присланы т. Ковальский и т. Кирьянов.

Эта весьма важная и сложная работа была проведена успешно благодаря полной поддержке руководства большевистской организации г. Севастополя и лично т. Сапронова С. Г. как первого председателя Городского комитета партии большевиков г. Севастополя, совместно с Центрофлотом и моими помощниками, при содействии состоящего при мне морского специалиста Саблина и особенно капитана 2-го ранга т. Богданова М. М.

К этому периоду приехала бригада ЦК из Совнаркома, с которой у меня произошли принципиальные разногласия, также на их стороне стояли и отдельные члены Революционного Комитета г. Севастополя. Требования бригады, поддержанные отдельными товарищами из Революционного Комитета, я не выполнил, после чего я только по отдельным вопросам согласовывал свою работу с фракцией большевиков Центрофлота и со стойкими большевиками Севастопольской организации. В Революционный Комитет не ходил, а назначил от командования Черноморского флота в Революционный Комитет капитана 2-го ранга т. Богданова М. М.

На чрезвычайном съезде моряков Черноморского флота в марте (в конце) месяце 1918 г. вместо меня был избран Главным комиссаром Черноморского флота, при поддержке эсеров, член бригады Совнаркома левый эсер [Виллиам] Спиро. Член же бригады матрос Анатолий Железняк не согласился с моей установкой и выехал в Центр, т.к. я получил из Центра телеграмму о том, что я действовал правильно.

С Октябрьского переворота и в начале 1918 г. я, совместно с большевистской организацией г. Севастополя, организовывал отряды красногвардейцев против Корнилова, Каледина, Украинской рады, Курултая и др. Во все порты назначал надёжных комиссаров, как-то: в г. Одессу был назначен т. Кондренко, в г. Новороссийск – т. Растрепин, в г. Батуми – т. Зайцев, в Ростов – т. Драчук, возглавивший пятёрку, и т. д.

В этой работе мне особенно помогала большевистская организация г. Севастополя и её первый председатель т. Сапронов С. Г., комендор с миноносца «Капитан Савин», а потом т. Сапронов С. Г. плавал на миноносце «Лейтенант Шестаков». Также была проведена весьма сложная и трудная работа против эсеров и меньшевиков, и особенно украинских шовинистов, по вопросу об украинизации флота и его делёжки вообще между отдельными республиками и областями. Тут политические руководители флота с моим участием, под руководством Севастопольской партийной организации, проделали большую работу. Кто помнит 22, 23 и 24 февраля 1918 г., тому будет ясна вся сложность этого вопроса.

В частности, помню также, как отдельные члены Революционного Комитета г. Севастополя помогали нам в нашей общей работе – матрос т. Булатников Г. Д., когда последний работал комиссаром по борьбе с контрреволюцией и по расквартированию войск, перевозимых с Турецкого фронта, т. Чистяков В. С. – работавший в транспортной флотилии по выполнению задач политического руководства флота по портам Мариуполь, Ростов и Керчь.

Самые серьёзные поручения политического руководства флота выполнял лично т. Сапронов С. Г. – под Таганрогом, [в] Ростове, в Одессе и в отряде против Евпатории и т.д.

28 марта 1918 г., после моих переговоров с правительством по вопросу о Брестском мире и выводе из Севастополя флота в Новороссийск, я получил специальное задание по подготовке Новороссийского порта к приёму флота, а главное, по снабжению его горючим, и я выехал из Севастополя 2 апреля 1918 г. В потоплении флота мне принимать участия не пришлось, т. к. я вернулся уже в то время, когда выводили последний линкор «Свободная Россия» для потопления его на рейде. После потопления флота я остался в Новороссийске и был избран помощником военного комиссара Кубано-Черноморской республики, в како[во]й должности и был до 26 августа 1918 г.

26 августа 1918 г. Новороссийск был занят деникинским генералом Кутеповым, военный комиссариат был отрезан и весь мой архив остался в Новороссийске, и мне пришлось уходить в горы с тт. Докучаевым, Фишман[ом], Компанеец и другими, и я стал во главе партизанского отряда. Генерал Кутепов по занятии Новороссийска 26 августа издал первый приказ о том, «кто выдаст меня или мою голову, тому назначается 20 тыс. руб. золотом». За нашим отрядом охотились три казачьих полка, и я со своими товарищами был неуловим, благодаря хорошо налаженной связи с населением и преданными Революции людьми, которые каждый раз спасали нас в самые трудные минуты и моменты. В частности, молодая девушка – Мария Георгиевна Быкова, которая впоследствии была выдана соседями, была брошена в тюрьму и подвергалась пыткам, но всё же нашего отряда и его местонахождения она не выдала.

В горах я находился до ноября мес[яца] 1918 г. В ноябре мес[яце] по заданию партии и личному распоряжению т. Орджоникидзе, переданному через нашу связь, я с группой товарищей выехал в Керчь, с тем чтобы потом направиться в г. Москву, но по дороге было решено захватить Керченскую крепость, [однако вследствие] отказа керченских рабочих и солдат крепостной артиллерии, которые находились под влиянием эсеров и меньшевиков, эта операция не осуществилась и я выехал в г. Москву.

По дороге в Москву я был эсерами-меньшевиками выдан петлюровской банде в г. Кролевец 12 декабря 1918 г., куда я решил завезти свою жену, и был посажен в одиночку в кролевецкой тюрьме, подвергался там насилию и пыткам, и, когда партизаны под командованием т. Афанасенко, т. Черных, т. Коновалова и т. Сушенко потребовали моей выдачи, петлюровское командование перевело меня в конотопскую тюрьму при конвое в 18 человек, и, когда мать моя хотела со мной проститься по дороге, её начальник караула ударил прикладом, она упала, и я не помню, как я очутился в товарном вагоне с отдельным паровозом, и меня доставили на ст. Конотоп 18 декабря 1918 г.

Когда меня выводили из вагона на перрон станции, я там увидел большевика т. Спицкого Г. С., которому я дал знать, кто я. Последний принял меры вовремя, т.е. когда меня приговорило петлюровское командование под председательством атамана Палия и члена суда полковника Калюжного, третьего фамилии не помню, к смертной казни – к расстрелу совместно с т. Павасицким и другими; т. Спицкий поднял весь рабочий класс ст. Конотоп, и рабочие вышли на улицу и потребовали нас, смертников, показать. Тут-то мне и удалось бежать при содействии т. Спицкого Г. С. 23 декабря 1918 г. После побега я командовал партизанским отрядом на Черниговщине, занял г. Кролевец, где и был первый раз ранен в грудь. По занятии г. Кролевец 10 января 1919 г. я был избран председателем уревкома Кролевецкого уезда, и тут же вторично я вступил в партию, т. к. документы все остались в Новороссийске, и там же, в г. Кролевец, 29 января 1919 г. был избран председателем упарткома.

В июле мес[яце] 1919 г. Черниговский губком партии направил меня для работы в Сосницкий уезд, где я был избран председателем Сосницкого уисполкома и одновременно председателем упарткома.

В том же 1919 г., когда деникинцы наступали на север, я был назначен командующим боевым участком Макошино-Сосницкого фронта, где был тяжело ранен в ногу и голову под Бахмачём. С этого времени я оставил армию и опять был избран председателем Кролевецкого уисполкома и одновременно упарткома.

В конце 1920 г. участвовал с особым отрядом, будучи его командиром, в борьбе против Врангеля, после чего я, как моряк, поступил в распоряжение морских сил Республики.

В декабре 1920 г. наморси Республики я был назначен чрезвычайным комендантом по переправе через Керченский пролив по льду 9-й стрелковой дивизии и отдельной огневой бригады в связи с событиями в Грузии.

С 11 января 1921 г. приказом наморси Республики был назначен комиссаром штаба, а потом и комиссаром артиллер[ийской] обороны Азово-Черноморско-Кавказского побережья и был начальником гарнизона г. Новороссийска.

В конце 1922 г. был назначен комиссаром Убеко-Каспия и демобилизован по требованию ЦК ВКП(б), на основании ходатайства т. Кирова С. М., в 1923 г. 20 июня для работы в Баку, т.к. бандит Троцкий заявил, что «ему такие командиры не нужны».

В Баку работал на руководящей работе до 1924 г. В 1924–1925 гг. работал за границей. В 1925–1928 [гг.] в г. Баку – начальником торгового порта, в 1928–1930 гг. – Ялта – начальник торгового порта, с 1930 по 1933 [г.] – Москва – НКПС, старший инспектор Гл[авной] инспекции по морским вопросам при наркоме. С 1933 [г.], с 4 марта, по 12 апреля 1934 [г.] – Норвегия, остров Шпицберген, управляющий рудниками и консул[ьтант]. С 5 мая 1934 г. по 15 мая 1935 г. – НКВД, с 15 мая 1935 г. по 8 июля 1936 г., по согласованию с ЦК ВКП(б), г. Киев – уполномоченный водного транспорта при Совнаркоме УССР. С 1936 г. по 1937 г. – начальник особого строительства в Горьковской области. С мая 1937 г. по ноябрь 1939 г. при Мосгорнеруде на специальной работе. С декабря 1939 г. по 12 ноября 1940 г. – начальник инспекции Главшахтстроя Наркомугля и нач[альник] моботдела. С марта мес[яца] 1941 г. не работаю после аварии на шахте Урала 12 ноября 1940 г., получив инвалидность первой группы.

Во второй Отечественной войне не участвовал, но, находясь в эвакуации, просил два раза призвать меня, но каждый раз получал отказ по мотивам моей болезни.

В 1944 г. вернулся в г. Москву 8 марта и работал по общественной линии до 1 января 1947 г.

В настоящее время живу только на одну пенсию, которую получаю в размере 500 руб. в месяц (книжка № 16869), эта пенсия была мне назначена республиканского значения с 1 августа 1934 г., по ходатайству РВС СССР.

Имею благодарность Реввоенсовета Каспвоенфлота, почётную грамоту Реввоенсовета СССР за боевые заслуги к 10-летию Октябрьской революции, почётную грамоту Крымского правительства в связи с 20-летием Крымской республики, медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» от имени Президиума Верховного Совета СССР.

Ни в каких группировках и оппозициях не участвовал. Всегда проводил и провожу генеральную линию нашей партии – партии Ленина-Сталина.

Взысканий как по партийной линии, так и по советской не имею и не судился.

Партстаж с августа мес[яца] 1917 г. утверждён Президиумом ЦКК от 8 октября 1927 г. – протокол № 66.

 

 

Февральская революция застала меня на родине, городе Кролевец (Украина).

До этого дня я, к сожалению, в коммунистической партии не состоял, находился в группе анархо-коммунистов (группа Таратуты).

О Ленине много слыхал, но лично Ленина никогда не видел, хотя к революционной работе на Украине я примкнул ещё в 1903 г. Арест 10 декабря 1903 г., второй арест 2 мая 1907 года и наконец арест 1912 г., когда я уже служил в царском Балтийском флоте.

Повторяю – к глубокому сожалению, я продолжил состоять в этой группе почти до конца 1916 года (правда, балтийцы многие думали, что они правы).

Приезд В. И. Ленина в Петроград, его выступление на митинге у Финляндского вокзала, и апрельские тезисы Ленина многих революционных рабочих, солдат и матросов на правильный путь революционной борьбы. Мне довелось в то время служить в Балтийском флоте. апрельские тезиса Ленина, всю флотскую массу Балтийского моря и особенно кронштадтцев, а также моряков Второго Балтийского экипажа в Петрограде, в том числе и меня, поставили на путь, к которо-

Л. 3.

-му Ленин призывал.

Моряки-балтфлотцы сразу же повернули руль туда, куда звала и указывала нам наша партия Ленина-Сталина. И все в большинстве своём поступили в красногвардейские отряды, и по зову Ленина-Сталина шли смело за диктатуру пролетариата, выразив полное недоверие временному правительству, с его лакеями, эсерами, меньшевиками и прочей своре.

В Петрограде я впервые увидел и услышал этого великого гения, творца новой партии В. И. Ленина, его выступления в дворце Кшесинской и других местах меня убедили навсегда, что я шёл по ложному пути, т. е. я залез, как говорят, в тину – болото.

Нет слов, чтобы передать эти свои тогда переживания, – мне казалось, я попал в новый мир. Да, в новый мир – особенно, когда я детально ознакомился с апрельскими тезисами и материалами 7[-й] партконференции РСДРП, и при встрече с В. И. Лениным заявил, что я ошибался и, что я буду верным членом партии, буду драться, если надо, не щадя своей жизни и навсегда отошёл от этого гибельного пути, куда я забрался, недооценивая того, чему учил нас великий Ленин и наша коммунистическая партия в целом.

Мне и мне подобным Ленин ответил, что ему и ЦК партии настроение моряков Балтийского флота хорошо известно, и что он верит, что моряки будут стойко защищать, куда позовёт их коммунистическая партия.

Повторяю ещё раз, когда я и другие матросы заявили, что мы свои ошибки докажем делами , – последовало указание некоторых из нас направить в Черноморский флот, в том числе и меня, как обладающего даром слова.

Л. 4.

Кронштадтцы и балтийцы в то время посылали свои агитаторов на юг России, в действующую армию, и во все флоты, – в Черноморский флот был делегирован я. Получил соответствующие указания от Я. М. Свердлова. Нам балтийцам приказано в конце июня 1917 года выехать срочно на Чёрное море. В Севастополе мне пришлось ехать с большими трудностями, так как руководство Черноморского флота нас не желало принимать, – считали, что это едут немецкие шпионы и т. д., как нас называли враги народа и всякое отрепьё, которые блокировались с помещиками, капиталистами и старым офицерством.

Наказ Ленина, – наказ балтийцев, – мы в Черноморском флоте выполнили, так как моряки Черноморского флота в своей массе были настроены революционно, и агитационно-массовая работа, которая проводилась большевиками, охватила всю основную массу моряков, вплоть до аннулирования мандатов баткинской делегации. Несмотря на то, что в Черноморском флоте представителями Керенского были такие лица, как генеральный комиссар Бунаков-Фондаминский, правый эсер – юрист по образованию, журналист по профессии. Помощником у него был Борисов – адвокат по специальности, правый меньшевик и наконец, так называемый социал-демократ, «интернационалист» – Конторович, сидевший в Шлиссельбургской крепости, и С. Р. Страхов – журналист.

Вот против такой компании надо было вести борьбу за овладение этой массой, – куда ещё до нашего приезда приезжали такие «тузы», как Брешко-Брешковская, сам Керенский и другие, когда был конфликт с адмиралом Колчаком.

В Севастополь я лично приехал 10 июля 1917 года, другие несколько раньше. С этого же момента и была начата широкая

Л. 5.

агитация среди моряков за перерастание буржуазной революции в социалистическую революцию, т. е. за диктатуру пролетариата, беднейшего крестьянства под руководством большевистской организации и директив ЦК партии.

С момента приезда балтийских моряков и других большевиков, которые были присланы из ЦК партии, большевики Черноморского флота, совместно с активной частью беспартийных, поставили перед собой задачу выдвинуть большевиков на все узловые посты.

Эту задачу коммунисты Черноморского флота, исходя из установки ЦК партии, к сентябрю мес. 1917 года, провели успешно, особенно, когда ещё дополнительно приехал ряд работников из Петрограда, среди них моряк Пожаров.

С июля 1917 – по 10 октября 1917 г. большевики Черноморского флота успели провести своих ленинцев на ряд важных постов, как например, председатель комиссии 10, – заменяющей штаб командующего флотом – меня, в Севастопольский Совет был выдвинут товарищ Пожаров и т. д. Большевики Черноморского флота за этот период одержали крупную победу по вопросу о введении на фронте смертной казни. Тут, на массовом делегатском собрании в цирке Труцци, была принята абсолютным большинством резолюция, предложенная большевиками, т. е. заклеймить позором тех, кто этот приказ подписал, и также тех, кто дал санкцию на этот приказ и одновременное было выражено недоверие временному правительству, и в этом же тоне было постановлено ликвидировать баткинскую делегацию. А вслед за этим, почти на всех кораблях были вынесены постановления, что моряки временное правительство не признают и требуют передачи власти Совету и срочно созвать чрезвычайный съезд моря-

Л. 6.

-ков Черноморского флота, как военных, так и торговых, где и решить вопрос об отношении к временному правительству именем всего флота. На этом съезде был избран Центрофлот, в большинстве из коммунистов и им сочувствующих, а на руководящих должностях президиума Центрофлота и в секциях были коммунисты. Военную секцию возглавил я.

События в Черноморском флоте назревали с каждым днём и даже часом, надо было получить дополнительные указания. Случай этот скоро представился, и я был делегирован в Петроград по ряду вопросов, куда я прибыл с двумя другими товарищами 12 октября 1917 г.

Петроград в эти дни весь кипел, если можно так выразится. Матросы Второго Балтийского флотского экипажа и кронштадтцы были в полном сборе, все вооружены и ожидали указаний от ВРК Петроградского Совета. В Смольном тоже все на чеку. Красногвардейцы, моряки, рабочие, солдаты – каждый к чему-то готовился. Во Втором Балтийском экипаже во главе Советов делегатов был моряк Звидрин Андрей и на вопрос, чего ждём, Звидрин ответил: «того, что скажут нам, то и будем делать». В ночь на 24 октября 1917 г. сигнал выступить одному отряду на охрану почты и телеграфа, а отряду, в котором находился я, было указано оцепить проходы у Морского министерства и Александровского парка и вообще не пропускать никого и ждать дальнейших указаний от тов. Вахрамеева, которому ВРК Петроградского Совета было поручено командование всеми морскими частями в направлении Таврического дворца и ожидать указаний тов. Сталина.

24 октября с утра было ясно, что Керенский начал своё выступление. Весь отряд моряков просил выступить против

Л. 7.

частей Керенского, ответ был один, каждому отряду будет своё место и своё время. Всю ночь с 24 на 25 октября революционные отряды двигались к штабу революции Смольный, откуда давались указания.

25 октября крейсер «Аврора» громом своих пушек, направленных на Зимний дворец, возвестил 25 октября 1917 г. начало новой эры – эры Великой социалистической революции.

А в ночь с 25 на 26 октября поступил приказ штурмом взять Зимний дворец, где укрывалось временное правительство и арестовать его. В этом штурме я также участвовал со стороны Александровского парка. У Зимнего дворца здесь стояли ударные женские батальоны Керенского, прикрытием у них были дрова.

На предложение сдаться морякам, эти ударницы поспешили открыть по нам из пулемёта огонь. Тут некогда было разговаривать с этой ударной мразью, и они были уничтожены в течение нескольких минут, – не одну пришлось приколоть, да и вообще, как приходилось прямо толчком, некоторые сдавались, да некогда с ними было огород городить.

При взятии же и очищении Зимнего дворца от юнкеров и прочей своры, последних приходилось выбивать в личных стычках. Один товарищ был ранен слева, справа был ранен Лопато М. М., но никто не хотел отставать, не хотел отстать и тов. Мандрыко С. Т. и др. Все стремились скорее захватить временное правительство. Этот час настал, но последовал приказ их забрать живыми (а желание у нас было другое).

Кратко сообщаю.

Когда наши красногвардейцы ворвались в этот мраморный зал, где сидела эта кучка предателей и врагов народа и все они уже стояли с поднятыми руками вверх, и только один держал руки в

Л. 8.

кармане, оказывается, с перепугу, и вся эта банда доставлена туда, куда было указание штаба революции Смольного.

Мне ещё приходилось участвовать во взятии гостиницы «Астория», где засели также юнкера и всякий сброд. Тут пришлось крови ещё больше, нашим морякам, красногвардейцам и другим.

Но ничего не могло остановить отряды, которыми руководили большевики-ленинцы под руководством Ленина-Сталина. Лично я получил указание штаба революции, передать мне через председателя ВРК Петроградского Совета, Н. И. Подвойского, срочно отбыть обратно в Севастополь и Черноморский флот с двумя ещё матросами.

В Черноморском флоте, вернее в Севастополе, Октябрьский переворот прошёл на первых порах без крови. Правда, меньшевики и эсеры, руководимые Конторович, Бируля и другими, пытались вызвать на демонстрацию протеста моряков и рабочих Севастопольского порта, но на улицу вышла только их кучка. Основная масса моряков, солдат, не выходили на эту провокацию, так как весь флот и армия приветствовали Великий Октябрь.

Вскоре был созван Чрезвычайный съезд моряков, где на своём первом же заседании приветствовал Великий Октябрь и Совет Народных Комиссаров во главе с В. И. Лениным и на этом же съезде, по предложению фракции большевиков, я был избран 25 ноября 1917 г. генеральным главным комиссаром Черноморского флота и помощниками также большевики Камышевский и Кислица, а от солдат крепости Севастополь т. Бондарев М. Я. (который ещё жив).

Далее события развивались с каждым днём всё сложнее и сложнее, и мне пришлось передать по радио 26 ноября всем, и особенно Совету Народных Комиссаров и главнокомандующему фронтом точку

Л. 9.

зрения всего флота на события в стране и т. д. – а главное потому, что назрели ожесточённые бои с южной контрреволюцией, и особенно с Калединым и Корниловым, а в последнее время с Украинской Радой, и татарским восстанием в Крыму и т. д. В ответ на мою телеграмму и мой запрос, как действовать в борьбе с врагами народа, я получил телеграмму от Совета Народных Комиссаров, цитирую полностью.

«Севастополь, Крепость, Роменец, действуйте со всей решительностью против врагов народа, не дожидаясь никаких указаний сверху, каледины, корниловы, дутовы, вне закона. Переговоры с вождями контрреволюционного восстания безусловно воспрещаем, на ультиматум отвечайте смелым революционным действием. Да здравствует революционный Черноморский флот!».

Ленин

Из этого ответа видно, как чётко и ясно давал указания наш великий бессмертный В. И. Ленин.

Борьба с Калединым принимает широкий размах, надо было послать отряды-флотилии на подмогу ростовскому пролетариату. Командующий флотом, вице-адмирал А. В. Немитц, противился под разными предлогами и саботировал. Севастопольский Совет, возглавляемый товарищем Пожаровым, вместе с Центрофлотом и политруководством флота, принял нужные меры, а командующему флотом было выражено полное недоверие и поручено все эти мероприятия проводить политруководству, т. е. мне и моим помощникам.

К этому времени был пойманы старые офицеры, непосредственные участники и руководители расстрелов моряков в революции 1905 и 1912 гг., был арестован такой зубр, как контр-адмирал князь Львов, который судил лейтенанта Шмидта и приговорил его к смертной казни, также арестован офицер Каракозов, кото-

Л. 10.

-рый плевал перед казнью Шмидту в лицо ему. Были также арестованы другие акулы – всего 65 человек. Трибунал вынес приговор: некоторым каторгу 12 лет, а некоторым другие сроки. Председателем трибунала был левый эсер Шашков.

Революционная масса моряков в Севастополе была недовольна и требовала наказания такого, которое эти изверги заслуживали. Трибунал медлил – пришлось мне приговор трибунала отменить, и всей этой банде указать место за Малаховым Курганов в эту же ночь.

Отряды для борьбы с Калединым, Корниловым были срочно созданы под командованием тов. Мокроусова, Полупанова, Степанова, Матузенко, Толстых и других, – всего было сформировано за это время 17 отрядов. В этой большой работе по организации борьбы с южной контрреволюцией на Кубани и т. д. большую роль сыграли севастопольские большевики и в частности тов. Пожаров, который много помогал в этой работе морскому руководству, а когда наступил ещё момент борьбы с Украинской Радой, и т. д., когда большую роль и помощь оказывали также товарищи. особенно Долгов Л. Ф., Сапронов С. Г., (Чистяков В. С., на Азовском море), Булатников Г. Д., Беллонов А. М., Петров Ф. И., Винников В. А., Роговой Д. Н., Журавлёв Н. В., и другие партийные и беспартийные моряки, в частности т. Гусак И. И., Ефремов и др.

Особенно отличился отряд под командованием т. Мокроусова, Степанова, и другие, а также по Ростову пятёрки, возглавляемой тов. Драчук. В разгар этих боёв я был вызван в Петроград 12 декабря для доклада великому Ленину и Морскому Комиссариату в связи с нашими разногласиями командующим Черноморским флотом А. В. Немитц. Последний из Харькова бежал к Украинской

Л. 11.

Раде, прицепив свой вагон к поезду, отходящему в Киев, – бежал как предатель, а что можно было ожидать в то время от этого явного монархиста. Прибыл я в Петроград без командующего флотом и только в Петрограде выяснилось, что он сбежал к Украинской Раде.

Всё подробно было изложено мной кому надо, а потом я доложил В. И. Ленину – последний выслушал меня и заявил, а у Вас есть командующий – это Роменец. Так состоялось назначение меня и командующим Черноморским флотом.

Тут же В. И. Ленин сказал мне, что надо оформить мой партстаж и т. д. Стоявший тут же И. В. Сталин заявил В. И. Ленину, что Роменец надо ехать срочно обратно, так как имеются сведения, что в Крыму готовится восстание татар и татарских эскадронов, руководимые бежавшими с флота офицерами и наехавшими в Крым всякими сволочами. Описать этот период кратко невозможно, – оставлю на другое время, но коротко скажу, как я готовился к встрече с В. И. Лениным. Готовился к этой встрече я с момента получения телеграммы и до самого приезда в Петроград, день и ночь думал, как доложить всё Ленину, как он примет меня и примет ли вообще, и как он оценит всё то, что я ему доложу.

На этот раз видеть мне Ленина пришлось не больше 10-15 минут, но как он меня принял, всегда у меня самым важным событием в моей жизни. Взгляд его был пронзительный и казалось, суровый, и в то же время какой-то тёплый-тёплый. Я собирался много ему сказать, но, признаться, я сказал мало, но главное успел всё же доложить. И в ответ на всё сказанное Ленин ответил: «Раз обстановка этого требовала и партийная организация это

Л. 12.

подтверждает, значит Вы, как руководитель, поступили правильно».

Вышел я от Ленина, надо сказать, вспотевшим, но зато сколько сил, сколько энергии от этой встречи! Её, эту встречу, забыть никогда нельзя, как и вообще никто в мире не забудет этого творца, мастера строительства новой социалистической жизни.

Приходится сказать, что таким Ленин вошёл в вечность, в легенду, в песни народа, а с ним Великая Октябрьская социалистическая революция.

 

 

 

 

 

 

Л. 24.

 

Л. 25.

Февральская революция 1917 г. застала меня на Родине, в г. Кролевец (Украина).

До этих дней я, к сожалению, в коммунистической партии не состоял, находился в группе анархо-коммунистов (группа Таратуты).

О Ленине много слыхал, но лично Ленина никогда не видел, хотя к революционной работе на Украине я примкнул ещё с 1903 г., за что подвергался неоднократным арестам: 10 декабря 1903 г., 2 мая 1907 г., и, наконец, в 1912 г., когда я служил в царском Балтийском флоте.

Повторяю, к глубокому сожалению, я продолжил состоять в этой группе до конца 1916 г. (правда, балтийцы многие думали, что они правы).

Приезд В. И. Ленина 3 апреля 1917 г. в г. Петроград, его выступление на митинге у Финляндского вокзала, и апрельские тезисы Ленина направили многих революционных рабочих, солдат и матросов на правильный путь революционной борьбы. Мне довелось в то время быть в Балтийском флоте, Петрограде. Апрельские тезисы Ленина поставили меня и всю флотскую Балтийского моря, особенно кронштадтцев, и тоже моряков Второго Балтийского экипажа в Петрограде, на путь, к которому призывал Ленин.

Моряки-балтфлотцы сразу же повернули руль туда, куда звала и указывала нам наша партия Ленина, в большинстве своём они вступали в красногвардейские отряды и по зову Ленина смело пошли бороться диктатуру пролетариата, выразив полное недоверие Временному правительству с их лакеями-эсерами, меньшевиками и прочей сворой.

В Петрограде я впервые увидел и услышал великого творца новой партии, В. И. Ленина.

Первая моя личная встреча с В. И. Лениным произошла во дворце Кшесинской в первых числах июля 1917 г. Его выступление во дворце

Л. 26.

Кшесинской и в других местах меня навсегда убедили в том, что я раньше шёл по ложному пути, т. е. залез, как говорят, в тину, в болото. Нет слов, чтобы передать свои переживания. Мне казалось, что я попал в новый мир. Да, в новый мир, особенно когда я детально ознакомился с апрельскими тезисами и материалами 7-й конференции РСДРП.

После выступления Владимира Ильича, – я с тов. Копыриным, Скульским подошёл к В. И. Ленину. Надо было понять наши переживания. Мы все втроём не знали, как начать разговор. Ленин встретил нас действительно так, как может встретить только Ленин. И когда мы сказали, что мы моряки, что хотим активно участвовать, но мы в прошлом были … и что мы свои ошибки исправим делами. Владимир Ильич ответил, что Центральному Комитету известно кто вы. Мы решили некоторых из вас послать туда, куда находит нужным Центральный Комитет. Вас лично решили направить в Чёрное море. Инструкцию получите от тов. Свердлова. Я был в восторге. Я сказал Владимиру Ильичу о том, что я ошибался, что буду верным членом партии, буду драться, если надо, не щадя своей жизни. Я навсегда отошёл от этого гибельного пути, куда забрался, недооценивая того, чему учил нас великий Ленин и наша коммунистическая партия в целом.

Мне и мне подобным В. И. Ленин ответил, что Центральному Комитету партии и ему хорошо известно настроение моряков Балтийского флота, и он верит, что будут стойко защищать интересы революции и пойдут туда, куда направит их коммунистическая партия.

Повторяю ещё раз, – когда я и другие матросы заявили о том, что мы свои ошибки исправим делами, последовало личное указание Ленина некоторых из нас направить в Черноморский флот, в том числе меня, обладающего даром слова.

Кронштадтцы и балтийцы в то время посылали своих агитаторов на

Л. 27.

юг России, в действующую армию и во все флоты. В Черноморский флот был делегирован я. Получил соответствующие указания от Я. М. Свердлова. Нам, балтийцам, было приказано в конце июля 1917 г. срочно выехать на Чёрное море. В Севастополь мне пришлось ехать с большими трудностями, так как руководство в Черноморском флоте не желало нас принимать (считали, что это едут немецкие шпионы и т. д.). Это так нас называли враги народа и всякое отрепьё, которое блокировалось с помещиками, капиталистами и старым офицерством.

Наказ Ленина, наказ балтийцев, мы в Черноморском флоте выполнили. Моряки Черноморского флота в своей массе были настроены революционно, и агитационно-массовая работа, которую проводили большевики, охватила всю основную массу моряков и имела большой успех вплоть до аннулирования мандатом баткинской делегации, созданной Колчаком для пропаганды войны, несмотря на то что в Черноморском флоте представителями Керенского были такие лица, как генеральный комиссар Бунаков-Фондаминский – правый эсер, по образованию – юрист, по профессии журналист, его помощником был Борисов – адвокат по специальности, правый меньшевик, и наконец, так называемый социал-демократ «интернационалист» Конторович, сидевший в Шлиссельбургской крепости, Страхов – юрист, эсер. Вот против такой компании надо было вести борьбу за овладение флотской массой. Следует учесть, что до нашего приезда туда приехали такие «тузы», как Брешко-Брешковская, – «бабушка революции», сам Керенский и другие в момент конфликта с адмиралом Колчаком.

В Севастополь лично я приехал 10 июля 1917 г., другие товарищи несколько раньше. С этого момента и была начата широкая агитация среди моряков за перерастание буржуазной революции в социалистическую революцию, т. е. за диктатуру пролетариата, беднейшего

Л. 28.

крестьянства, под руководством большевистской организации и разъяснительных директив Центрального Комитета нашей партии.

С момента приезда балтийских моряков и других большевиков, которые были присланы из ЦК партии, большевики Черноморского флота совместно с активной частью беспартийных поставили перед собой задачу выдвинуть большевиков на все узловые посты. Эту задачу коммунисты Черноморского флота, исходя из установки ЦК партии, к сентябрю 1917 г. провели успешно, особенно, когда ещё дополнительно приехал ряд работников из Петрограда, и среди них моряк Пожаров.

С июля по 10 октября 1917 г. большевики Черноморского флота успешно провели своих представителей-ленинцев на ряд важных постов, как например: председателем комиссии «десяти», заменявшей штаб командующего флотом избрали меня, В Севастопольский Совет был выдвинут товарищ Пожаров и т. д. Большевики Черноморского флота за этот период одержали крупные успехи в вопросе о введении на фронте и в тылу Корниловым и Савинковым смертной казни. Тут, на массовом делегатском собрании в цирке Труцци, была принята большинством резолюция, предложенная большевиками: заклеймить позором тех, кто дал санкцию на этот приказ. Одновременно было выражено недоверие Временному правительству. В эту же ночь было решено отозвать Баткинскую делегацию. А вслед за этим почти на всех кораблях были вынесены постановления о том, что моряки не признают Временное правительство и требуют передачи власти Советам, а также о срочном созыве Чрезвычайного съезда моряков Черноморского флота, как военных, так и торговых, где и решить вопрос об отношении к Временному правительству от имени всего флота. На этом съезда был избран Центрофлот в большинстве своём из коммунистов и им сочувствующих. На руководящих должностях в президиуме и в секциях были коммунисты.

Л. 29.

Военную секцию возглавил я.

События в Черноморском флоте назревали с каждым днём и даже часом. Надо было получить дополнительные указания. Случай этот скоро представился, и я был делегирован в Петроград по ряду вопросов. В Петроград я прибыл с двумя другими товарищами 12 октября 1917 г.

Петроград в эти дни кипел, если так можно выразится. Матросы Второго Балтийского экипажа и кронштадтцы были в полном сборе, все вооружены и ожидали указаний от ВРК Петроградского Совета. В Смольном тоже все были начеку. Красногвардейцы, моряки, рабочие, солдаты, – каждый к чему-то готовился. Во Втором Балтийском экипаже во главе Совета делегатов был моряк Звидрин Андрей, и на вопрос чего ждём, Звидрин ответил: «Что скажут нам, то и будем делать».

В ночь на 24 октября 1917 г. был дан сигнал выступить одному отряду на охрану почты и телеграфа, а отряду, в котором находился я, дано указание оцепить проходы у Морского Министерства и Александровского парка, никого не пропускать и ждать дальнейших указаний от т. Вахрамеева, которому ВРК Петроградского Совета было поручено командование всеми морскими частями в районе Таврического дворца.

24 октября с утра было ясно, что Керенский начал своё выступление. Весь отряд моряков просился выступить против частей Керенского, но ответ был один: каждому отряду будет своё место и в своё время. Всю ночь с 24 на 25 октября революционные отряды двигались к штабу революции – Смольному, откуда и давались указания.

25 октября 1917 г. крейсер «Аврора» громом своих пушек, направленных на Зимний дворец, возвестил начало новой эры – эры Великой социалистической революции.

Л. 30.

А в ночь с 25 на 26 октября поступил приказ – штурмом взять Зимний дворец, где укрывалось Временное правительство, и арестовать его. В этом штурме я также принимал участие со стороны Александровского парка. У Зимнего дворца здесь стояли ударные женские батальоны Керенского, прикрытием у них были дрова. На предложение сдаться морякам эти «ударницы» поспешили открыть по нам пулемётный огонь. Тут некогда было церемониться с этой «ударной» мразью, и они были уничтожены в течение нескольких минут. Не одну пришлось приколоть, да, и вообще были, как кому приходилось, некоторых прямо толчком, некоторые сдавались, да некогда с ними было огород городить.

При взятии же и очищении Зимнего дворца от юнкеров и прочей своры последних приходилось выбивать в личных стычках. Один товарищ был ранен слева, справа был ранен Лопато М. М., но никто не хотел отставать, все стремились скорее захватить Временное правительство. Этот час настал, но последовал приказ: всех забрать живыми, (а желание у нас было другое).

Кратко сообщаю: когда наши красногвардейцы ворвались в этот мраморный зал, где сидела эта кучка предателей и врагов народа, все они уже стояли с поднятыми руками вверх и только один держал руки в кармане, оказывается, с перепугу. И вся эта банда была доставлена туда, куда было указание штаба революции – Смольный.

Мне лично приходилось участвовать во взятии гостиницы «Астория», где засели также юнкера и всякий сброд. Тут нашим морякам, красногвардейцам и другим пришлось пролить крови ещё больше. Но ничто не могло остановить отряды, которыми руководили большевики-ленинцы под руководством Ленина.

Лично я получил приказание штаба революции, переданное мне через председателя ВРК Петроградского Совета Н. И. Подвойского

Л. 31.

срочно отбыть обратно в Севастополь и Черноморский флот с двумя матросами.

В Черноморском флоте, вернее в Севастополе, Октябрьский переворот прошёл на первых порах без крови. Правда, меньшевики и эсеры, руководимые Конторович, Бируля и другими, пытались вызвать на демонстрацию протеста моряков и рабочих Севастопольского порта, но на улицу вышла только их кучка. Основная масса моряков и солдат не выходила на эту провокацию, так как весь флот и армия приветствовали Великий Октябрь.

Вскоре был созван Чрезвычайный съезд моряков, где на своём первом заседании делегаты приветствовали Великий Октябрь и Совет Народных Комиссаров во главе с Лениным. И на этом же съезде по предложению фракции большевиков 25 ноября 1917 г. я был избран Главным Комиссаром Черноморского флота, а моими помощниками также большевики Камышевский и Кислица, от солдат крепости Севастополь был избран т. Бондарев М. Я. беспартийный (он ещё жив). Об избрании меня Главным Комиссаром я дал телеграмму на имя Главкомверха т. Крыленко и Председателя Совета Народных Комиссаров. Фотокопию этой телеграммы за № 1085 прилагаю.

Далее события развивались с каждым днём всё сложнее и сложнее. Мне пришлось передать 26 ноября следующее радио:

«Всем, всем, всем

Господину Верховному Главнокомандующему, получив от вас сведения о положении дел, в настоящее время происходящих на фронте, в Петрограде и всей стране, я считаю долгом приветствовать вас от имени Черноморского флота и твёрдо надеюсь, что залог будущего благополучия лежит в нашем стремлении к миру и победе над

Л. 32.

контрреволюцией, на благо угнетённого народа.

Для жаждущих мира ясно становится, что он недалёк. Всеми силами, насколько это будет возможно, мы будем поддерживать вас, и смею заверить вас, что наша сила, руководимая Советом Народных Комиссаров и вами, господин Верховный Главнокомандующий, может достигнуть желанной цели, прочнейшего  мира народов, произвольно брошенных насильниками на братоубийство.

Приветствую вас, довожу до сведения, что Черноморский флот, в лице моём и в лице демократических организаций, в частности Центрофлота, принимает самое активное участие в ликвидации авантюры генерала Каледина.

Посланы особые отряды с делегациями во главе, для морального воздействия на массу, потерявшей голову от обещаний реакционеров. Одна из таких делегаций была арестована калединцами.

Каледин телеграфирует ультиматум следующего содержания: Черноморский флот не должен вмешиваться во внутренние распоряжения автономной области и дела войскового правительства.

В дальнейшем, если это не будет прекращено со стороны Черноморского флота, то «Каледин примет решительные к его устранению». Нами назначен отряд судов на случай могущих быть недоразумений. Часть отрядов уже на месте. По последним сведениям с Дона обострение увеличивается. Телеграфируйте, что предпринять и как дальше?».

В ответ на мою телеграмму и мой запрос о том, как действовать в борьбе с врагами народа, я получил ответ от Совета Народных Комиссаров, цитирую полностью:

Л. 33.

«Севастополь, крепость, Роменец. Действуйте со всей решительностью против врагов народа, не дожидаясь никаких указаний сверху, каледины, корниловы, дутовы, вне закона. Переговоры с вождями контрреволюционного восстания безусловно воспрещаем, на ультиматум отвечайте смелым революционным действием. Да здравствует революционный Черноморский флот! Ленин.

Совет Народных Комиссаров».

Из этого ответа видно, как чётко и ясно давал указания наш великий бессмертный В. И. Ленин.

Борьба с Кадединым приобрела широкий размах, и надо было посылать отряды моряков на помощь ростовскому пролетариату. Командующий флотом, вице-адмирал А. В. Немитц, противился под разными предлогами посылке отряда моряков и саботировал её. Севастопольский Совет, возглавляемый тов. Пожаровым вместе с Центрофлотом и политруководством флота принял нужные меры, а командующему флотом было выражено полное недоверие и поручено все эти мероприятия проводить политруководству, т. е. мне и моим помощникам.

К этому времени были пойманы старые офицеры, непосредственные участники и руководители расстрелов моряков в революции 1905 и 1912 г. Был арестован такой зубр как контр-адмирал князь Львов, который судил лейтенанта Шмидта и приговорил его к смертной казни, также арестовали офицера Каракозова, который плевал перед казнью Шмидту ему в лицо. Были также арестованы и другие акулы – всего 65 человек. Трибунал вынес приговор: одним – каторгу на 12 лет, а другим – разные сроки. Председателем трибунала был левый эсер Шашков.

Л. 34.

Революционная масса моряков в Севастополе была недовольна и требовала такого наказания, какого эти изверги заслуживали. Трибунал медлил, и мне пришлось приговор трибунала отменить, а всей этой банде указали место за Малаховым курганом в эту же ночь.

Отряды для борьбы с Калединым, Корниловым, были срочно созданы под командованием тт. Мокроусова, Полупанова, Степанова, Матузенко, Толстых, Корноухова и других. Всего было сформировано за это время 17 отрядов. В этой большой работе по организации борьбы с южной контрреволюцией, а также по организации борьбы на Кубани и т. д. большую роль сыграли севастопольские большевики и, в частности, т. Пожаров, который много помог в этой работе морскому руководству. А в момент борьбы с Украинской Радой и т. д. большую роль и помощь оказали такие товарищи, как Долгов М. Ф., Бессонов А. М., Петров Ф. И. и другие партийные и беспартийные моряки, в частности, тт. Гусак И. И., Ефремов и др., а также по Ростову – отряд «пятёрки», возглавляемой т. Драчук.

В разгар этих боёв 12 декабря 1917 г. я был вызван в Петроград, для доклада великому Ленину и Морскому Комиссариату в связи с нашими разногласиями с командующим Черноморским флотом. Копию радиотелеграммы № 10002 и протокол № 42 по этому вопросу прилагаю.

Последний из Харькова бежал к Украинской Раде прицепив свой вагон к поезду, отходившему в Киев, бежал, как предатель. А что можно было ожидать в то время от этого явного монархиста. Прибыл я в Петроград без командующего флотом, и только в Петрограде выяснилось, что он сбежал к Украинской Раде.

Всё подробно было доложено мной, кому надо и потом я доложил В. И. Ленину. Ленин выслушал меня и заявил: «А у вас уже есть командующий – это Роменец». Так состоялось назначение меня командующим Черномор-

Л. 35.

-ским флотом.

Тут же В. И. Ленин сказал, что мне надо оформить партстаж и т. д. Стоявший тут же И. В. Сталин сказал В. И. Ленину, что Роменец надо срочно ехать обратно, так как имеются сведения о том, что в Крыму готовится восстание татар и татарских эскадронов, руководимых бежавшими с флота офицерами и наехавшими в Крым всякими сволочами.

Описать этот период кратко невозможно, оставлю на другое время, но коротко скажу, как я готовился к встрече с В. И. Лениным. Готовился к этой встрече я с момента получения телеграммы и до самого приезда в Петроград день и ночь думал о том, как доложить всё Ленину, как он примет меня и примет ли вообще и как он оценит всё то, что я ему доложу.

На этот раз видеть мне Ленина в Смольном пришлось дольше. Я докладывал В. И. Ленину в течение 40 минут, но то, как меня принял В. И. Ленин, всегда останется у меня самым важным событием в моей жизни. Взгляд его был пронзительным, и, казалось, суровый и в то же время какой-то тёплый, тёплый. Я собирался много ему сказать, но признаться, я сказал мало, но главное я успел всё же доложить. В ответ на всё сказанное Ленин ответил: «Раз обстановка этого требовала, и партийная организация Центрофлота это подтверждает, значит Вы как руководитель поступили правильно».

Вышел я от Ленина, надо признаться, вспотевшим, но зато сколько сил, сколько энергии появилось от этой встречи! Её, эту встречу, забыть нельзя, как вообще никто в мире не забудет этого творца, мастера строительства новой социалистической жизни. Приходится сказать, что таким Ленин вошёл в века и легенды

Л. 36.

и песни народа, а с ним и Великая Октябрьская социалистическая революция.

После указания В. И. Ленина, в связи с заявлением стоявшего при моём докладе Владимира Ильича Сталина И. В., что мне надо срочно ехать обратно в Севастополь, учтя, что там предстоит восстание татар и всякой сволочи, наехавшей в Крым, а также сбежавшего с Черноморского флота враждебных Советской власти старого офицерства, примером этому был побег и бывшего командующего флотом вице-адмирала Немитц. Я тут же срочно выехал в Севастополь, куда я прибыл за два дня до общего восстания контрреволюции.

Татарское восстание принимало широкий размах, так как игра отдельных лиц в Крыму в части того, чтобы придти к соглашению, привела к тому, что контрреволюция обнаглела и начала приступать к исполнению своих планов.

Большая ошибка была в этом факте со стороны отдельных работников г. Севастополя и, в частности, Гавена и др. Флот же, стоявший на рейде в Севастополе, не был подготовлен к этим событиям, так как флотские команды на кораблях были обмануты всякими тёмными типами, рассказали о том, что флоту в Севастополе, якобы ничего не угрожает и т. д.

Я вернулся из Петрограда в Севастополь уже как Временный Командующий Черноморским флотом, а не только как Главный Комиссар флота, как это было до моего отъезда в Петроград.

Благодаря парторганизации севастопольского порта, партийной части Центрофлота и Севастопольского Совета, эта авантюристическая проделка тёмных лиц была ликвидирована вовремя, и весь флот на рейде вскоре уже был готов принять нужные меры, идти туда,

Л. 37.

куда позовёт наша партия. В нужный момент по зову партии, Центрофлота и руководства всего флота, матросы флота, солдаты крепости и частично рабочие военного порта выступили, как один, для подавления татарского мятежа. Гудки завода и кораблей в ночь с 11 января 1918 г. на 12 января 1918 г. были сигналом к выходу всех частей и команд, которые были подготовлены для этого, и татарское наступление на Севастополь было разбито. Наши части дошли до Симферополя. Попытка контрреволюции была ликвидирована. Глава этого восстания – Сайдамет  из Симферополя бежал, а вся эта банда рассеяна по Крыму. Татарское восстание было ликвидировано в основном по всему Крыму и в первую очередь там, куда можно было послать военные корабли флота.

Для того, чтобы описать всё подробно, необходимо много времени, но Вам это не так уж и надо. Коротко. Вся контрреволюционная шайка Сайдамета и Манухина  была окончательно разбита в течение месяца. Явные виновники-организаторы восстания и особенно украинская реакция, которая обосновалась в Севастополе, получили своё в февральские дни 1918 г. (21, 22, 23 февраля 1918 г.) и особенно в ночь на 29 февраля 1918 г. 

Такие крутые меры пришлось применить в силу того, что был раскрыт заговор Севастопольской Рады и списки участников заговора в количестве 383, были доставлены мне М. М. Богдановым, который являлся секретарём этого секретного заседания, но был нашим человеком.

После этих событий, т. е. когда было приведено в порядок всё, выбранная для этого комиссия начала свою работу, Севастополь в эфире принял следующее радио, которое передавалось из Центра:

«Всем, всем, всем. Виновники кошмарного произвола и без-

Л. 38.

-закония, учинившие суд и расправу в Севастопольском порту и крепости Революционным Комитетом будут расследованы и преданы суду. Народный Комиссар по иностранным делам Троцкий».

А потом через 4 часа была получена телеграмма на моё имя срочно выехать мне в Петроград для доклада.

Я лично ехать в Петроград очень трусил. Вначале я доложил об этом Дыбенко, а потом отдельно Раскольникову, а после этого было решено не идти к Троцкому, а пойти к В. И. Ленину.

В данном случае меня В. И. Ленин принял одного без Дыбенко и без Раскольникова, с которыми мы собирались быть вместе, ибо обстановка в Севастополе после подавления контрреволюционного восстания была очень, очень сложной. Казалось бы, что враги должны были понять, что их затея напрасна. Но они рассчитывали, видимо, на убийство меня и моих помощников Пожарова, Гавена, Островской, Марченко и др. Украинская контрреволюционная группа вместе со старыми офицерами и татарскими остатками рассчитывала, что флотская масса пойдёт за ними, если бы им это удалось.

Но так как заговор был разоблачён, то им не пришлось давать выстрелы из орудий для сигнала, когда начать восстание, – мы дали залп из винтовок по тем, кто это заслужил.

Я подробно доложил В. И. Ленину о всей обстановке, которая создавалась на Чёрном море в связи с татарским восстанием, а также обстоятельно доложил о проделка украинских бандитов. Принимая во внимание, что иного исхода не было принимавшиеся меры в основном были правильными, за исключением отдельных моментов, когда были допущены отдельные случаи сведения личных счетов со стороны отдельных лиц.

В. И. Ленин выслушал меня обстоятельно, и расспросив подробно,

Л. 39.

как всё это протекало, сказал: раз был обнаружен заговор и список заговорщиков, и это подтверждено также руководством Центрофлота и подтверждаете Вы, следовательно, на данном этапе Вы как руководитель поступили правильно. Поезжайте обратно, но помните, что такие меры надо принимать только тогда, когда нет иного выхода.

Я ответил, что другого выхода, Владимир Ильич, не было, а если бы мы стали на путь, чтобы сначала донести Вам и Главковерху, то надо было шифровать большую телеграмму. Пока её расшифровали бы у Вас и Вам бы доложили, потом нам Ваше указание зашифровали бы и у нас её расшифровали бы, то заговорщики нас бы всех перевязали и перестреляли, так как срок у них был короткий к выступлению – через два дня; поэтому я решил настаивать так, как подсказывало сознание и моя революционная совесть, и моё предложение было принято.

В заключении В. И. Ленин пожелал успехов в дальнейшей работе и ещё дал мне на дорогу ряд указаний и советов.

Вскоре после моего возвращения в Севастополь в первых числах марта 1918 г., у нас началась большая работа по перестройке флота на новых началах, согласно Декрету о создании Красной армии и Военно-морского флота. Эту работы в Черноморском флоте и портах проделали неплохо, в том смысле, что флот оставлен боеспособным до 28 марта 1918 г.

После переговоров 28 марта 1918 г. с Морведом и т. Раскольниковым я 2 апреля 1918 г. выехал в Новороссийск, в связи с переводом туда флота. Главным Комиссаром Черноморского флота был избран левый эсер Спиро, которого очень поддерживал Гавен и компания, а также Раковский. Задача, которая была поставлена перед мной в Новороссийске, была выполнен так, как этого требовали

Л. 40.

указания Ленина.

После потопления флота в Новороссийске 18 мая 1918 г. я был избран Первым помощником Военного Комиссара Кубано-Черноморской Республики.

26 августа 1918 г. Новороссийск был захвачен генералом Кутеповым и мой архив, за 20 лет, попал в его руки, так как я был отрезан от штаба и квартиры. Генерал Кутепов объявил 20 000 руб. золотом тому, кто выдаст мою голову.

Моя попытка проехать в Москву через родину – г. Кролевец, тогда Черниговской области, и теперь Сумской области, с тем чтобы там оставить свою беременную жену, окончилась тем, что там 12 декабря 1918 г. я был арестован. Меня выдали мои «друзья», с которыми я когда-то учился в городском училище, оказавшимися петлюровскими наймитами.

18 декабря 1918 г. когда красные партизаны потребовали моего освобождения, петлюровское командование решило меня перевести в Конотопское тюрьму. И тогда моя мама, украинка, неграмотная ткачиха, хотела со мной проститься, а у меня руки были завязаны назад, мою мать, 86 лет, руководитель конвою, который состоял из 18 человек, ударил прикладом и выбил ей 11 зубов. Дальше я ничего не видел. Через два дня я очутился в вагоне с паровозом на станции Конотоп.

Петлюровские головорезы в г. Конотопе приговорил меня вместе

Л. 41.

с т. Понащуком и ещё одним товарищем, фамилии которого не помню, в ночь на 23 декабря 1918 г. к смертной казни.

Конотопские большевики и среди них т. Спицкий Г. С., а также рабочие конотопских железнодорожных мастерских потребовали нас освободить. Когда нас вывели показать народу, рабочим в доказательство того, что мы ещё живы, мне и удалось бежать при содействии конотопских большевиков и рабочих этого города.

После побега я сумел добраться к красным партизанам. Случай мне помог: ехал крестьянин на санях, и я вышел на него. Он, оказывается, привозил сюда рушницы. Интересен один эпизод: когда держал возницу между ног, и взяв кнут, начал управлять, то лошадь меня не стала слушать. Я её и кнутом, и вожжами, а она шла шагом. А когда я освободил этого крестьянина, он оказался моим земляком Евтушенко из Атюши, вот он то и довёз меня к партизанам за полтора часа 2 ½ км. Стоило ему дёрнуть лошадь и сделать два свистка, как она помчалась большой рысью. Мы с ним от души похохотали. Оказывается, «большевистская» кобыла не возила чужих лиц, не слушалась. Потом я вместе с партизанами, руководимыми т. Черняком, брал свой г. Кролевец и дальше громил петлюровскую банду, и там я был ранен.

В г. Кролевец мне пришлось вступить вторично в партию, так как у меня не было никаких документов. Там же в январе 1919 г. я был избран Председателем Укома, а потом и Уисполкома. Во второй половине 1919 г. Черниговский Губком направил меня для наведения порядка в Сосницкий уезд. Там я тоже был Председателем Укома и Уисполкома.

С наступлением Деникина на Украину, я был назначен Командующим Макошино-Сосницкого-Злетневского боевого участка фронта, где я защищал часть правобережной реки Дисны. Этот участок я не сдал, об

Л. 42.

этом надо много писать. Мне пришлось в декабре 1919 г. давать телеграмму В. И. Ленину по ряду вопросов, но он меня к себе не вызвал, а поручил этот вопрос разрешить РВС штаба Юго-Западного фронта. Дальше я был на руководящих работах.

После призыва обратно на флот в декабре 1920 г. я был в Москве, но мне не дали возможности посетить В. И. Ленина и срочно назначили на другую работу –Комиссар артиллерийской обороны Черноморско-Кавказского побережья и начальник гарнизона в Новороссийске, потом Комиссар Убекокаспия и в июне 1923 г. меня Троцкий не принимал в Москве в течение 58 дней, и на 58 день принял и сказал, что ему такие командиры не нужны.

По ходатайству С. М. Кирова я был делегирован для работы в г. Баку и т. д. Там меня, помимо моей воли и желания, убрали с флота.

В 1936 г. морводведовские отдельные бродяги решили меня исключить из флота вовсе, тогда как я должен был быть в запасе до 1949 г. Пришлось послать жалобу К. Е. Ворошилову и меня в 1937 г. восстановили в запас флота, но уже по II разряду.

12 ноября 1940 г. мне была устроена умышленная авария, на шахтах Урала, в следствие чего я получил инвалидность I группы.

Вот так и доживаю последние дни.

 

 

Л. 46.

Копия

Радиотелеграмма

Принята в 20 часов 49 минут 27 ноября 1917 года

№ 100021

Пресса

Всем исполнительным Комитетам Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

Телеграмма из Белгорода, 27-го ноября: мы [с] войсками Корнилова встретились под Белгородом. Отряд Корнилова численностью до 3.000 – 4.000 человек с достаточным количеством пулемётов занимает станцию Тамаровка, в 28-ми верстах от Белгорода, 25-го ноября мы дали первый бой войскам Корнилова, бой произошёл у Тамаровки, результаты боя: двое убитых, трое раненых. Потери Корнилова неизвестны, должно быть значительные, опросом перебежчиков и пленных установлено, что приблизительно одну треть отряда войск Корнилова составляют юнкера и офицеры.

Комиссар отряда петроградских революционных войск Павлуновский 26 ноября.

В настоящее время в Черноморском флоте сильное возбуждение по поводу Калединской авантюры и уже высшими демократическими организациями были приняты кое-какие меры, чисто демонстративные; в настоящее время посылается ещё флотилия в Азовское море, но уже предвидится столкновение, а потому прошу сообщить, как смотрите, товарищи, вы на затею Каледина и что в этом направлении предпринято с вашей стороны, а также как действовать и что предпринимать в дальнейшем Черноморскому флоту, ибо страсти разгораются, да и не может быть иначе, так как не имею никаких от Вас распоряжений и быть может мы ошибаемся, хотя, ду-

Л. 47.

-маю, что нет, а поэтому прошу срочно сообщить о выше просимом, а также какую в этом вопросе должен занять позицию Черноморский флот, как в настоящее время, так и в будущем. Срочно жду ответа и указания. Главный Комиссар Черноморского флота

Роменец.

Ответ:  Действуйте со всей решительностью против врагов народа, не дожидаясь никаких указаний сверху: Каледины, Корниловы, Дутовы, вне закона, переговоры с вождями контр-революционного восстания строго воспрещены, на ультиматум отвечайте смелым революционным действием.

Да здравствует революционный Черноморский флот!

Совет Народных Комиссаров

г. – Стан. Петроград.

Верно: Дежурный флаг-офицер мичман Андреев.

Л. 48.

Копия

Протокол № 42

Совместное заседание ЦК ЧФ с Командующим Черноморским фл[отом], организ[ационной] ком[иссии] и Военной комиссии Совета военных и рабочих депутатов.

Повестка дня: Вопрос  о высылке отряда на Дон.

Заседание открывается в 12-ть часов дня.

Тов. Роменец делает следующее заявление: мы получили вчера бумагу, в которой меня просят послать несколько судов в помощь донской экспедиции и 50.000 рублей. Я обратился с этим к Командующему флотом, который, не имея ничего морально против этого, всё-таки воздержался от этой посылки, указывая, что она из морального воздействия выльется в братоубийственную войну. Кроме того, он указал ещё и на то, что обще Черноморский  съезд высказался за посылку отрядов только из добровольцев.

Командующий флотом желает выяснить этот вопрос в настоящем заседании. Кроме всего этого я получил телеграмму о том, что миноносец «К[апитан] Сакен» требует помощи. Далее слово предоставляется Командующему флотом, который обращается к собранию со следующим: «Я хочу высказать ещё раз свой взгляд на Каледина, какой я высказывал уже съезду.

Я смотрю, что этот конфликт может привести к гражданской войне. Если же те или иные группы населения хотят устроить своё государство, то никто не может им мешать. Я допускаю борьбу только моральную, в крайнем случае, путём демонстрации, что и было зафиксировано в протоколах съезда. Такой был взгляд съезда и мой; но вчера я получил распоряжение о том, что я должен провести в жизнь нападение Черноморского флота на Донскую республику, таковой ответственности я на себя не беру, так [как] моя честь дороже моей жизни.

Л. 49.

Я вчера получил извещение от Каледина о том, что вверенные мне части нападают на него и за последствия ответственность падает на меня; кроме того, посылка отряда, является неосуществимой, ввиду мелководности Азовского моря и приближающегося замерзания его. Может случиться, что суда и погибнут там, но я сделал распоряжение судам готовиться к походу.

Вся экспедиция, мне кажется, обречена ни гибель ещё и потому, что мы посылаем туда 200 человек без артиллерии, без кавалерии, людей, не имеющих понятий о пехотной борьбе и это против 400 тысяч казаков.

Свои нападение на казаков мы вызовем сплочение последних против Каледина и очутимся перед фактом сильной гражданской войны. Я не имею директив от того правительства, которое признаёте и вы. Вот здесь и надо разобраться и вынести то или иное решение!».

Товарищ Роменец предлагает запросить Главковерха Крыленко о дальнейших шагах и заявляет, что отдал распоряжение о приготовлении к отправке судов в Азовское море.

Что же касается миноносца «Завидный», то есть отправка зависит ещё от Украинской Рады и скоро выясниться.

Командующий флотом заявляет, что вопрос о его совести не могут решить даже и народные комиссары, и что не может брать на себя ответственность за начатие гражданской войны.

Товарищ Ермолин спрашивает, кто будет отвечать за то, если по климатическим условиям суда погибнут. Может случиться, что их затрёт льдом и вся экспедиция будет обречена на неудачу, на то товарищ Роменец отвечает: «Революция!».

Л. 50.

Товарищ Иванов предлагает скорей запросить Народных Комиссаров.

Товарищ Беланов указывает, на упущение в решении вопроса об экспедиции в том отношении, что не выяснили взгляда центральной власти, с другой же стороны в решении технических вопросов об экспедиции приходится считаться с Командующим флотом.

Товарищ Баккал указывает, что не только Каледин один не признаёт власти народных комиссаров, многие организации также не признают её. Я по крайней мере не ответственен, т. к. исполнительным органом съезда является Центрофлот. Ответственность за всё ложится и на Совет, и на комиссию, а в большинстве на Центрофлот.

Товарищ Роменец заявляет, что должна быть координация действий и вопрос об экспедиции должно  взять в свои руки то правительство, которое заседает в Смольном институте и вносит конкретное предложение о том, что всё то, что было начало должно быть выполнено, активные же действия начать после ответа Крыленко.

Товарищ Пчелин указывает, на то, что обсуждаемый в настоящем заседании вопрос, обще Черноморский съезд разрешил скоропалительно. Представитель с Дона просил оружия, а не просил экспедиции, теперь же этот вопрос выливается в широкие военные действия и всякий пасует перед ответственностью за последствия.

Товарищ Зинченко указывает, что вопрос не был поставлен пред Центрофлотом и раз теперь он предстал, то и подлежит обсуждению по следующим пунктам: 1-е как смотрит Центрофлот на посылку судов на Дон и 2-е может ли он посылать самостоятельно или с разрешения Центра… 

Л. 51.

Товарищ Ермолин вносит конкретное предложение: 1) снестись с центральной властью, 2) отозвать экспедицию, 3) ожидать дальнейших распоряжений.

Товарищ Новицкий заявляет, что он, как новый в Центрофлоте человек, знаком детально с обсуждаемым вопросом, но знает, что посылаемые в экспедицию суда могут погибнуть по климатическим условиям.

Товарищ Зинченко задаёт следующие вопросы, подлежащие немедленному выяснению: а) как смотреть на борьбу с Калединым, б) как поступить с теми отрядами, которые посланы на Дон и в) кто должен распоряжаться этими отрядами.

Командующий флотом даёт разъяснение о миноносце «К[апитан] Сакен» и заявляет, что к спасению миноносца сделаны все распоряжения и вероятно сегодня будет получена телеграмма о благоприятных результатах. Далее Командующий флотом обращает внимание настоящего собрания на то, что он перед голосованием указывает и подчёркивает все трудности экспедиции в техническом отношении, почему и просит в дальнейшем избавить его от обвинения в давлении на исход решения этого вопроса.

Представитель Украинского войскового комитета в Севастополе заявляет, что без разрешения Украинской Рады комитет ничего не может предпринимать в данной экспедиции. Как казаки, так и украинцы заняты устройством своего быта. Комитет же, кроме того, не имеет сведений от Рады, что делается на Дону. «Завидный» никуда не будет отправлен.

При дальнейшем обмене мнениями товарищ Новицкий даёт фактическую справку, о том, что гидро[план] совершенно не годится зимой.

В результате принимается собрание следующая резолюция: «Выслушал доклад Главного Комиссара Черноморского флота, пред-

Л. 52.

-став[ителя] Севаст[опольского] сов[ета] воен[ных] и рабочих депутатов, и Командующего Черноморским флотом, ЦК ЧФ  постановил: послать на Дон вновь формируемый отряд не добровольцев, за исключением 4-х катеров-истребителей по техническим соображениям, и миноносца «Завидного» отряд, находящийся там оставить пока его пребыванию не будет угрожать климатические условия на месте. Срочно запросить Народных Комиссаров и Главковерха Крыленко, изложив обстоятельства данного вопроса.

Докладывается о посылке миноносца для принятия на борт с берегов Турции разведчиков, оставшихся там до заключения перемирия, об ответе ставки на вопрос о мире. Товарищ Роменец оглашает телеграмму о заключении перемирия между Германией, Турцией, Болгарией и Австрией, с одной стороны и Россией с другой.

Вынесено предложение о прекращении прений и снятии вопроса с обсуждения. Собрание к этому присоединяется, после чего заседание объявляется закрытым.

 

 

Л. 53.

№ 174

г. Москва, Советская № 1/3

Тел. К-5-00-32

Получено 8/II-56 г.

Подпись.

Тов. Роменец В. В. 

На ваше письмо от 22/I-56 г. Центральный Партийный Архив ИМЭЛС направляет в ваше распоряжение фотокопии телеграмм за подписью Роменца от 5 декабря (23 ноября 1917 г.), от 7 декабря  (26 ноября 1917 г.) и 8 декабря (26 ноября 1917 г.).

Других документов в Архиве ИМЭЛС нет.

 

 

Л. 54.

 

Председателю Совета Народных Комиссаров.

Считаю долгом как гражданина как и товарища сообщить, что в Черноморском флоте Главным Народным Комиссаром избран я, матрос Василий Власьевич Роменец, с 13 ноября, о чём и сообщаю для сведения, сообщая прощу держать меня в курсе всех событий. нр 2.

Главный Комиссар Черноморского флота Роменец.

Один экземпляр сдан Подвойскому.

 

Л. 55.

Телеграмма №  

Бланк № 92

Пров. № 25

Прин. 25/XI-1917 г.

Принял подпись неразборчива

Ставка. Главковерху Крыленко

Петроград. Председателю Совета Народных Комиссаров и Совету Солдатских, Рабочих и Крестьянских депутатов.

Из 158 НТК 168/0 43.23.20.25

51

Совет Комиссаров и ССРКД

только Петроград

 

Прошу сообщить, в каком положении переговоры о мире, что предпринимает Кавказский фронт и какие отношения между Вами и румынским фронтом. НР 3.

Главный Комиссар Черноморского флота Роменец.

Один экземпляр у Подвойского.

Архив ИМЭЛС

№39985

Л. 56.

 

Копия

Телеграмма №  

Бланк № 43

прв. № 27

прин. 27/XI-1917 г.

в 8 часов

Принял подпись неразборчива

Ставку Главковерху  Крыленко

Петроград. Председателю Народных Комиссаров

Из 158 ПТ НР 1223 / ВБ са 13 0/40

 

В настоящее время В  Чернфлоте сильное возбуждение по поводу Калединской авантюры и уже высшими демократическими организациями были приняты кое-какие меры, чисто демонстративные; в настоящее время посылается ещё флотилия в Азовское море, но уже предвидится столкновение точка. А поэтому прошу сообщить, как смотрите Вы на затею Каледина и что в этом направлении предпринято с вашей стороны, а также как действовать и что предпринимать в дальнейшем Черноморскому флоту, ибо страсти разгораются, да и не может быть иначе, так как я не имею никаких  от Вас распоряжений и быть может мы и ошибаемся, хотя думают, что нет, а поэтому прошу срочно сообщить о выше просимом , а также какую в этом вопросе должен занять позицию Черноморского флота, как в настоящее время, а также и в будущем, срочно жду ответа и указаний. нр. 5

 

В печати отмечено 26/XI-1917 г.

Архив ИМЭЛС

№ 39987 

 

 

Л. 57.

Ответ. Севастополь, Крепость, Роменец.

Действуйте со всей решительностью против врагов народа, не дожидаясь никаких указаний сверху, Каледины, Корниловы, Дутовы вне закона. Переговоры с вождями контрреволюционного восстания безусловно воспрещаем.

На ультиматум отвечайте смелым революционным действием.

Да здравствует Революционный Черноморский флот.

Совет Народных Комиссаров.

27/XI-1917 г.

 

 

 

 

Л. 1.

Копия.

В Московскую Партизанскую Комиссию.

Встретившись с товарищем Роменец Василием Власьевичем, занимавшем в 1917–1921 годы ответственные должности на Черноморском Побережье , считаю своим долгом поделиться теми воспоминаниями, которые вызвал т. Роменец о незабываемых первых годах Великой Революции.

В 1918 году на Черноморском Побережье, в частности, гор. Новороссийске, вся полнота власти была в руках совета, который не имел в своём распоряжении почти никаких реальных сил, если не считать 2–3 десятков матросов, посланных из Севастополя. Ореол окружающих Советскую Власть был необычайно велик, чему в значительной степени способствовал личный престиж местных руководителей и представителей Советской Власти.

Наиболее ярим, обладающим несокрушимой волей, представителем являлся т. Роменец, занимавший должность Главного Комиссара и командующего Черноморским военным флотом. Его распоряжения и приказы из Севастополя приводили в бешенство новороссийскую буржуазию и одно его слово наводило трепет.

Надлежит отметить, что г. Новороссийск, в особенности в первые месяцы 1918 г., переживал ряд тревожных моментов, которые являлись следствием прохождения  через Новороссийск отходящих воинских частей с Турецкого фронта, хозяйничаньем ряда анархистских организаций, приехавших из Крыма, наличием в порту больших масс недисциплинированных чернорабочих, неустойчивостью ж.-д. рабочих, отсутст-

Л. 2.

-ствием в достаточном количестве денежных знаков и т. д.

Неоднократно при урегулировании возможных всевозможных конфликтов приходилось прибегать к престижу т. Роменец и была уверенность, что он поступит без всяких компромиссов, а так, как требовалось большевику.

В виду примера приведу 2 случая, при которых я лично присутствовал и в одном принял непосредственное участие.

По организации в Новороссийске Чрезвычайной Комиссии  был получен приказ от т. Роменец наложить на буржуазию контрибуцию. По должности комиссара Народного Банка я принимал участие в заседании Чрезвычайной комиссии, на котором был установлен размер контрибуции и, согласно моего предложения, взыскание контрибуции было возложено персонально на меня, как на комиссара Народного Банка.

Мною в местной газете было объявлено, что по вопросу о раскладке контрибуции созывается в залах гостиницы Метрополь собрание. Собрание было очень многолюдное, но на моё предложение выбрать из числа граждан мне в помощь комиссию по раскладке контрибуции, собрание резко протестовало, отказывалось не только в участии в комиссии, но доказывало мне, что я не имел права даже соглашаться на контрибуцию в принципе.

Когда же я заявил, что в таком случае буду телеграфировать в Севастополь т. Роменец, что граждане не соглашаются платить контрибуцию, то собрание потребовало перерыв, и, обсудив положение, постановило представить мне единолично

Л. 3.

право распределить контрибуцию.

Его боялись не только враги – весной 1918 года все улицы и Соборная площадь были заняты проходящими воинскими частями, которые настойчиво требовали от Совета их скорейшего пропуска на Родину – на Север. Однако отправлять такие массы было затруднительно и количество войск в городе всё увеличивалось. Нашлись агитаторы, которые повели в войсковых частях агитацию, что надо обновить Совет, короче говоря, пришлые части хотели захватить власть в городе. На улице появились прокламации и однажды на соборной колокольне ударили в набат. Новороссийский Совет быстро справился с положением и представителям воинских частей в Совете твёрдо сказано, что, если не наступит успокоение, то немедленно будет сообщено тов. Роменец для принятия мер.

Одного этого упоминания было достаточно, чтобы внести успокоение. Вполне естественно, что т. Роменец был на особом счету в Добровольческой армии и первым приказом Кутепова, по занятии Новороссийска, было объявлено о награде в 20.000 руб. золотом за указание пребывания т. Роменец.

Когда меня арестовали, то, как на первом допросе в Новороссийске, так и на последующих, настойчиво допрашивали меня о тов. Роменец и указали, что все мои прегрешения против Добрармии будут забыты, если я соглашусь способствовать его поимке.