Документальный материал, «изъятый агентурным путем» у А. И. Гучкова, об истории возникновения германо-польской коалиции и ее планах, направленных против СССР 23.04.1935г.

(надпись и подпись) т. Сталину.

Я. Агранов (надпись)   От                                                                              т. Агранова

23/IV-35 г.                                                                                                        СОВЕРШЕННО  СЕКРЕТНО

(надпись и подпись) Мой архив Ст.[алин]

Направляем документальный материал об истории возникновения германо-польской коалиции и ее планах, направленных против СССР.

Документ изъят нами агентурным путем из переписки Гучкова А. И. Автор документа и время его составления нам пока неизвестны. Окончания документа не оказалось[1].

ЗАМ.НАЧ.ИНО.ГУГБ НКВД

(подпись) (СЛУЦКИЙ)

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.

Документально.

(Из архива Гучкова)

«ИСТОРИЯ ОДНОЙ КОАЛИЦИИ И ЕЕ ПЛАНЫ»

Два года тому назад с началом осложнений на Дальнем Востоке, началось сближение между Японией и Польшей. В ожидании вооруженного конфликта с СССР на Дальнем Востоке, Япония была заинтересована найти себе союзника на западе, который оттянул бы на себя часть вооруженных сил Советской России. Польша в то время, еще до соглашения с Германией предвидела опасность со стороны СССР и искала себе в случае вооруженного конфликта военного союзника на дальнем Востоке. Тогда же был заключен в Токио между обеими сторонами договор о взаимной военной поддержке, причем деятельным агентом при этих переговорах был польский военный атташе в Токио полковник Рейхман, ныне занимающий пост министра торговли в Варшаве[2].

Несколько позднее обозначились признаки сближения между Германией и Польшей, причем, инициатива принадлежала Польше. Произошло в Женеве свидание германского министра пропаганды Гебельса с польским министром иностранных дел Беком. Предложение представителя Германии сводилось к следующему: разумеется, между Германией и Польшей существует серьезное разногласие, серьезное, но не жизненное. Напряженное настроение в обеих странах в отношении друг-друга, а тем более вооруженное столкновение могут быть пагубными для обеих сторон, следует найти формулу примирения в путях взаимных самых широких уступок. А компенсации за эти уступки могут быть найдены на востоке.

Эти размышления представителя Германии встретили сочувствие у руководителей польской иностранной политики. Позднее, беседы на ту же тему продолжались в Берлине, частью при личном участии Гитлера. Закончились эти переговоры в Варшаве во время визита генерала Геринга, причем были выработаны основные базы соглашения и намечены общие пути к осуществлению плана.

Основные базы сводятся к следующему: Польша готова уступить Германии Данциг и коридор[3], а также допустить некоторое исправление границ. Взамен этого Германия отказывается от каких-либо иных территориальных притязаний в отношении Польши. В порядке дальнейших компенсаций, Польша получает свободу действия в отношении Литвы, причем, однако, Германии возвращается Мемель. Судьба балтийских государств Латвии и Эстонии предрешена. Их территории должны служить для Германии и Польши компенсациями, за уступки, сделанные обеими сторонами, а также открыть им доступ к морю[4].

В течение переговоров, предшествовавших соглашению, выяснились также серьезные разногласия между обеими сторонами. Маршал Пилсудский, преследуя свою заветную мечту о создании Великой Польши, желая включить в состав этой Польши возможно больше территорий из разгромленной России, в частности из Белоруссии и Украины, оставить возможно меньше для образования тех самостоятельных малых государств, на которые должна была распасться Россия. Германия была заинтересована противоположным решением вопроса — не допустить чрезмерного усиления Польши и сохранить возможно больше территорий для тех новых государственных образований, которые возникли бы на месте прежней России, ибо эти новые государства, политически слабые и доведенные советским режимом до крайних пределов обнищания и физического истощения населения, должны в представлении Германии явиться пространствами для германской экспансии и экономической эксплоатации[5]. Другим пунктом разногласия являлось отношение той и другой из договаривающихся сторон к характеру той власти, которую надлежало бы установить в Москве. Маршал Пилсудский желал бы, чтобы в Москве сохранилась власть большевиков, или какая-либо иная, ей родственная, — такая власть, по мнению Пилсудского, продолжала бы работу теперешней советской власти по разложению страны и истощению населения и не допустила бы создание национальной России, которая со временем предъявила бы свои требования к Польше. Германия заинтересована в противоположном решении этого вопроса — создание в Москве какой-то здоровой национальной власти, которая принялась бы за восстановление России в нормальных политических, социальных и экономических условиях, обеспечивало бы стране возвращение к тому спокойствию и порядку, при которых только и могла бы Германия вложить в страну свой дух предприимчивости и свои капиталы.

Третьим пунктом разногласия являлся вопрос стратегический, вопрос о том, в каких формах и какими путями могло бы произойти вооруженное вмешательство Германии, которая не имеет общих границ с СССР. Не доверяя скрупулезной лояльности Германии даже прогерманское польское правительство Пилсудского и Бека опасалось бы допустить пропуск германских войск через польскую территорию. Этот вопрос ныне решен в том смысле, что германское вторжение на территорию России произойдет либо через союзническую территорию, входящую в состав коалиции Финляндии, либо с применением, если потребуется, силы через территории Латвии и Эстонии, возможно даже одновременно обоими путями, с направлением на Петербург, на сообщения между Петербургом и Москвой и на Москву[6].

Улажены-ли окончательно эти разногласия между договаривающимися сторонами, или их решение предоставлено дальнейшему ходу событий, трудно сказать. Во всяком случае, приходится признать, что они ныне не служат препятствием к выполнению намеченного плана.

В последнее время к этой трехчленной коалиции, Германия, Польша, Япония — примкнула также Финляндия[7].

Разумеется, у каждого из участников этой коалиции имеются свои собственные побудительные причины, свои интересы, свои замыслы, свои конечные цели. Но при всем этом разнообразии, при всех этих противоречиях и разногласиях, часто далеко расходящихся, их объединяет один общий противник — советская власть в Москве и общность одной ближайшей задачи — военный разгром и политическое крушение этой власти.

Только тогда открывается перед каждым из них выполнение тех частных задач, которые диктуются им их интересами и их планами.

Возрождающаяся Германия в своих усилиях завоевать доминирующее положение в мировом обороте, в своих поисках найти выход избытку своего населения и своего промышленного производства, своему духу предприимчивости и своим творческим силам, наталкивается со всех сторон на непереходимые или трудно переходимые барьеры, созданные демографическою и экономической политикой других стран. Ей предоставляется, что выход на мировой простор она найдет на Востоке, на обширных пространствах восточно-европейской равнины, с теми неисчерпанными и естественными богатствами, которые она сумеет вскрыть и использовать и с теми обширными рынками, которые она сумеет там создать[8]. Динамизм германского движения на восток складывается из разнообразных элементов. Тут есть мистицизм «фюрера» его вера в свою провиденциальную миссию, — он спас Германию от коммунизма, он спасет во главе Крестового похода весь мир от этого зла, заодно он выведет свой народ на широкий простор, которая откроет ему бесконечные горизонты экспансии. Тут есть холодные расчеты сильных голов германского генерального штаба, которые на новых экономических базах строят новые «потенциальные войны», обеспечивающие создание небывалой еще военной мощи германского Рейха. Тут есть спокойные деловые расчеты германских экономистов и представителей германской промышленности, в частности тяжелой промышленности, которая в естественных богатствах восточно-европейской равнины, в частности, Донецкого бассейна и Урала предполагает найти все то сырье, которое недостает могучему аппарату германской обрабатывающей промышленности. А затем в широких массах германского народа, особенно среди молодого поколения, в тех тяжелых условиях борьбы за существование, которое они повседневно ведут, при той устойчивости, неуверенности в завтрашнем дне, какими характеризуется материальное положение страны — создается тоже своего рода мистическая вера, что всем этим лишениям и тревогам придет конец, когда германский народ двинется в обетованную землю, крестьянская молодежь, обездоленная законом о единонаследии, сядет колонистами на свободные земли, избыток интеллигенции и полу-интеллигенции, особенно той, которая технически подготовлена, придет на смену исчезнувших, ослабевших, опустившихся соответствующих русских слоев населения, приобщивших в качестве квалифицированных рабочих, мастеров, техников, инженеров, служащих к громадной работе по воссозданию разрушенной коммунистами экономики страны. В германском «движении на восток» имеются все элементы — мистика, миссионизм, инстинкт народных масс, которые в состоянии придать ему громадное напряжение, зарядить его всесокрушающим «динамизмом». И в то же время эти слепые, стихийные силы послушны контролю и руководству холодного разума государственных людей, военных стратегов и магнатов промышленности.

Совсем иной характер носят восточные планы, которые отмечаются в политике польского правительства. В польском народе, особенно среди народных масс, эти планы не находят никакого отклика. Они ему навязаны сверху, прежде всего диктатором Польши, маршалом Пилсудским и его ближайшим окружением, при ближайшем участии министра иностранных дел Бека и других полковников, составляющих современное польское правительство. Планы эти, однако, находят себе поддержку в некоторых политических и особенно в некоторых деловых кругах. Имеется, однако, и сильная оппозиция, которая считает, что дружба с Германией и военное сотрудничество с нею могут когда-нибудь дорого обойтись Польше. Германия, в своем победоносном движении на восток достигшая небывалой мощи политической, военной, экономической, может когда-нибудь вспомнить о том, от чего она отреклась в пользу Польши[9]. В Германии проснется прежняя неприязнь, даже, прежняя брезгливость и презрение к польскому народу. И тогда горе Польше. Тем более, что за время своей дружбы и сотрудничества с Германией она растеряет всех своих старых друзей и покровителей. Наличие такой оппозиции не может, однако, остановить польское правительство в его планах. Режим личной диктатуры, прочно опирающийся на все рычаги властвования — на правительство и его органы, на сейм, на армию, наконец, на некоторые политические и общественные слои, на часть общественного мнения, не будет стесняться этой оппозиции и когда придет момент через ее головы приступит к выполнению своего плана. А с началом военных действий умолкнет и оппозиция, ибо она по своим настроениям национально патриотична и лояльно и самоотверженно отдает свои силы борьбе за победу. Таким образом, польский план «движения на восток» носит в значительной степени личный характер, и имеет своим главным источником умонастроения и волю одного человека — маршала Пилсудского. Но в мозгу этого неуравновешенного, экзальтированного, больного человека идея «Великой Польши», бесконечно расширяющей свои пределы за счет Литвы, Белоруссии и Украины, эта идея, в связи с закоренелой ненавистью к России и со страхом перед возрождением новой, национальной России, приняла формы болезненной «навязчивой» идеи. Величие Польши и унижение России были заветной мечтой этого человека, составляя все содержание, весь смысл его жизни и деятельности. Старея, теряя зубы и ногти, чувствуя приближение смерти он торопится, чтобы увидеть при жизни торжество своей идеи.

Разумеется, роль третьего участника коалиции Японии совершенно особая. Задачи, которые она себе ставит, носят совершенно реалистический характер. Япония не ищет территориального расширения на Дальнем Востоке за счет России, во всяком случае, на материке. Дело могло бы идти разве только о северном Сахалине. Японию не манят широкие пустынные сибирские пространства не пригодные для японской колонизации, перед ней стоят еще трудные задачи использования Маньчжурии и расширения своей власти на обе Монголии. У Японии имеются некоторые экономические интересы, связанные с русской государственной территорией. Это нефтяные богатства северного Сахалина, рыбные ловли и т. п. Но и эти интересы не настолько жизненны, чтобы идти на те риски и, главное, на те крупные затраты с какими было бы связано вооруженное столкновение с СССР на Дальнем Востоке[10].

Но при тех отношениях, какие создались между Японией и советской властью в японских военных кругах народилось серьезное беспокойство относительно той роли, которую в случае вооруженного столкновения с СССР могли бы сыграть крепость Владивосток и Приморская область. Находясь в близком соседстве японских островов, в тылу и во фланге коммуникационных линий, связывающих Японию с Манчжурией, эти русские территории могли бы послужить для создания целой сети баз для подводных лодок и военной авиации. В случае войны за обладанием Тихим океаном, эти базы могли бы послужить для подводных набегов и воздушных налетов не только Советской России, но и Соединенным Штатам. Поэтому план полной, радикальной демилитаризации этих территорий, и, при том, навсегда, составляет настоятельное требование японского генерального штаба. Правда, демилитаризация, казалось бы может быть достигнута путем договорных соглашений. Но возможны- ли сколько-нибудь надежные договорные отношения с советской властью[11]. Демилитаризация одной стороны не потребует- ли демилитаризации и другой. Наконец, создание, тем более воссоздание, подводных и авиационных баз, при условии, что имеется под рукой необходимое техническое оборудование, не требует продолжительного времени. Радикальная демилитаризация Владивостока и Приморской области с устранением навсегда всякой опасности для Японии, возможна, по мнению японских военных кругов лишь в том случае, если эти территории не будут в кругах советской власти. Отсюда народилась и крепнет мысль о создании на Дальнем Востоке какого- то государственного образования параллельного и сходного с Маньчжоу-Го, какого-то русского приморского государства под покровительством Японии и в фактической зависимости от нее[12]. Каковы будут пределы владения этого нового государственного образования на западе, войдут-ли в его состав постепенно, со временем и Приамурский край, а затем и Забайкалье и вообще вся Сибирь на восток от озера Байкала — все это вопросы, которые сейчас не ставятся и разрешение коих предоставляется дальнейшему ходу развития событий.

Как ни важна с точки зрения военной безопасности для Японии задача демилитаризации русского Дальнего Востока, Япония не торопилась бы в порядке вооруженного вмешательства настоять на разрешении этого вопроса. Но если наступят для советской власти тревожные дни на западных границах СССР, если в Москве ослабеет, а быть может и рухнет, советская центральная власть, если, вследствие, этих событий, ослабеет, а быть может рассыплется сила сопротивляемости Дальневосточной красной армии, то нельзя допустить и мысли, чтобы Япония упустила этот случай с небольшим напряжением, быть может и без всякого напряжения, выполнить свою задачу. Военные операции не должны даже принимать формы иноземного нашествия и войны, — население русского Дальнего Востока, почувствовав ослабление или даже исчезновение советской власти, несомненно, поднимет восстание. И японские вооруженные силы лишь придут на помощь этому освободительному народному движению, направленному к свержению советского режима.

Позднее других, в качестве четвертого участника, примкнула к коалиции также Финляндия. Идея «Великой Финляндии», расширение ее пределов за счет соседних русских территорий — Ингерманландии[13], Карелии, вплоть до побережья Белого моря, а может быть до Урала — эта идея и раньше культивировалась в некоторых кружках финляндских политических мечтателей[14]. Но по мере того как Россия, под экспериментом коллективизации, слабела, разлагалась, изнемогала, по мере того как все яснее обрисовывалось приближение крушения советской власти в Москве и распада русского государства, эти концепции мечтателей стали приобретать все более твердые очертания и стали завоевывать все более широкие круги. В настоящее время с преобразованием трехчленной коалиции: Германия, Польша, Япония, ближайшие судьбы советской власти и самой России как будто предрешены, час решения приблизился, стал уже в пределах досягаемости, и мечта о «Великой Финляндии» может уже конкретизироваться в практический политический план, закрепиться в рамках международного соглашения. Вступление такого малого государства как Финляндия в состав коалиции было, однако, очень ценным приобретением для этой последней: во-первых, Финляндия в состоянии выставить армию численностью до 300 000 человек, технически хорошо обставленную, благодаря помощи Германии, с отличным человеческим материалом, и во-вторых, Финляндия, как плацдарм, расположенный в немногих десятках километров от Петербурга и как путь проникновения германских вооруженных сил на территорию России, представляет в стратегическом отношении величайшую ценность.

У этой четырехчленной коалиции имеется еще один участник, но своеобразный и как бы коллективный. Этим участником является до известной степени сам русский народ и, во всяком случае, совокупность тех разноплеменных народностей, которые входили в состав русской империи. Тотчас после крушения российской монархии, с ослаблением центральной власти после февральской революции, проснулись центробежные силы партикуляризма и даже сепаратизма в некоторых частях России, особенно на окраинах, населенных инородческим элементом. Слабое временное правительство не было в состоянии остановить это движение, а в некоторых случаях даже пошло на уступки. Советская власть, провозгласившая принцип «свободного самоопределения народностей», формально пошла навстречу стремлениям отдельных национальностей к независимости, в пределах Советского Союза, т. е. федерации, однако, эти уступки носили чисто формальный и в значительной степени призрачный характер. Некоторая свобода была, действительно, предоставлена в культурной области, в отношении школы, языка. Но в области политической, соци-альной, экономической — центральная власть Москвы не пре-доставляла ни малейшей свободы отдельным национальным республикам. Строгая концентрация проводилась не столько через государственные органы, сколько через разветвления единой партийной коммунистической организации, находящиеся в беспрекословном повиновении центрального органа партии. В таких условиях партикуляристские и сепаратистские тенденции продолжали развиваться, особенно в интеллигентских слоях отдельных народностей. По мере того, как выяснялся провал коммунистического эксперимента над страной, по мере того, как попыткой коллективизировать деревню было хозяйственно разгромлено крестьянство, по мере того как росло разочарование, недовольство, ослабление во всех слоях населения, эти национальные тенденции сепаратизма обострялись и крепли в московской центральной власти и усматривали не только национального врага, угнетателя национальностей, в ней видели главного представителя и проводника того коммунистического эксперимента, который довел страну до полного хозяйственного разорения. Лозунг «Долой Москву» — призыв к завоеванию национальной независимости — заключал в себе также лозунг — «долой коммунизм», призыв к экономической свободе.

Эти сепаратистские тенденции отдельных народностей внутри России, в тех условиях сыска, расправы, террора, которые характеризуют советский режим, выражаются лишь в формах народных чаяний, настроений и лишь редко выливаются в формы тайных организаций и заговоров. Но эти тенденции, во всяком случае, некоторые из них наиболее важные, имеют за границей свои организованные представительства в различных формах и под различными наименованиями образуют как бы «национальные комитеты», которые в международной обстановке подготовляют борьбу за независимость своих национальностей. Некоторые из этих комитетов приобрели связи в некоторых государствах с правительственными, политическими и общественными кругами. Некоторые из них...

ПРИМЕЧАНИЕ ИНО ГУГБ: 1. Материал изъят агентурным путем из переписки Гучкова А. И.

2. Материал не имеет окончания.

ВЕРНО: ЗАМ. НАЧ. ИНО ГУГБ НКВД (подпись)

(СЛУЦКИЙ)