Перепись населения 1937 года в СССР – новое старое прочтение

Аннотация. Современная оценка переписи населения 1937 года в СССР при изучении документальных источников вызывает много вопросов. Показано, что из-за грубейшей ошибки в «Памятке счетчика», ошибок методики из-за желания советских статистиков внедрить «самые передовые методы» и человеческого фактора часть населения оказалось неохваченной переписью. Правительство СССР объявило результаты переписи дефектными обоснованно, поскольку задача установить численность населения СССР максимально точно не была выполнена. Исходя из допущенных ошибок, в том числе и труднообъяснимых, методику переписи 1937 г. и принцип «одного дня» больше в СССР не использовали. Современные оценки результатов переписи 1937 г. нельзя считать корректными, поскольку ошибка оценки численности населения СССР составляла минимум 1-1,5 %. Любые результаты переписи населения СССР 1937 г. в демографических оценках использовать некорректно.

Ключевые слова: перепись населения 1937 года в СССР

Abstract. The current appraisal of population census of 1937 year in USSR is draw criticism by documentary source analysis. It has been shown, that some of population were not inclusion of census because of egregious blunder in “Census Taker Instruction”, human factor and methodology and technique mistakes over wish of soviet statisticians to implement “most advanced techniques”. The USSR government was declared population census of 1937 year faulty reasonably, because the main task of USSR population size establishing has not done as much as possible. On the basis of made mistakes, including unexplained, population census of 1937 year methodology and “one day” approach in USSR is not make use again. Modern estimations of population census of 1937 year results are not reasonable, because error of population size estimate average 1-1.5 % at least. Anyone findings of population census of 1937 year has use in vital statistics incorrect.

Key words: population census of 1937 year in USSR

 

Перепись населения 1937 года играет особую роль в оценке событий 30-х годов прошлого века. Современная парадигма по этому вопросу удивительно схожа с советской, разница только в оценках того, что является «правильным», а что «неправильным». В советский период эта перепись была объявлена провальной, ее организаторы были репрессированы, а результаты засекречены на 50 лет, сама перепись упоминалась, но вскользь и без акцентирования внимания, а оправдания и объяснения организаторов переписи не рассматривались в принципе. В 80-е годы прошлого века результаты переписи были извлечены из архивов, и в оценках произошел полный разворот – результаты и объяснения организаторов признаны правильными и корректными, а аргументы против реабилитированных и признанных необоснованно репрессированными организаторов переписи упоминаются вскользь и не рассматриваются, как «не имеющие научной новизны».

Между тем, результаты переписи 1937 года в настоящий момент являются базовыми для оценки исторических событий первой половины 20 века, в частности, голода 1932-33 годов, в связи с чем объективное рассмотрение этих событий требует дать оценку - а так ли были правы организаторы переписи и так ли были неправы их оппоненты.

Одним из первых попытку вернуть перепись 1937 года в официальную науку предпринял советский статистик Ф.Д. Лившиц, который еще в 1972 году в специальной статье, а 13 июня 1973 года в виде доклада на заседании Научно-координационного совета по проблемам демографии АН УССР, изложил результаты своих исследований. Суммарный недоучет переписи, по мнению Ф.Д. Лифшица, не превышал 450 тыс. чел. или 0,3% [1, с. 197]. Работая с открытыми источниками, Ф.Д. Лифшиц предположил, что основными ошибками были вычеркивания из переписных листов. Численность работников ночной смены и дежуривших ночью на постах или в учреждениях, а также железнодорожников, бывших в ночь с 5 на 6 января 1937 г. при исполнении служебных обязанностей, хотя бы и вне населенного пункта, в котором они живут, Ф.Д. Лившицем оценивается достаточно серьезно в 399 тыс. человек [1, с. 197]. А вот лица, выехавшие с вечера 5 января 1937 г. на базар или в извоз, оцениваются достаточно скромно – всего лишь в 50 тыс. человек. Обосновывается это тем, что «сколько-нибудь приближенно оценить теперь численность этих двух подгрупп населения нет возможности, однако не следует и преувеличивать их возможную численность, а, следовательно, и возможный недоучет их при переписи» [1, с. 206]. И такая низкая оценка этой категории для страны со 110 миллионным сельским населением, с достаточно значительным числом верующих, несмотря на антицерковную пропаганду, накануне хоть официально и не признаваемого празднования Рождества, вызывает очень большие сомнения.

Активизация интереса к переписи 1937 года произошла после 1989 года и связана с оценкой демографических потерь населения СССР в довоенный и военный период ХХ века. Одним из первых исследователей был директор Центрального государственного архива народного хозяйства СССР (сейчас – Российский государственный архив экономики) В.В. Цаплин [2]. В своей публикации он упомянул записки начальника Центрального управления народно-хозяйственного учета (ЦУНХУ) СССР И.А. Краваля и заместителя начальника отдела населения и здравоохранения ЦУНХУ М.В. Курмана с их оценкой результатов переписи. На этих документах и базируются оценки В.В. Цаплина результатов переписи и оценки на их основе числа умерших в 30-е годы от голода и в заключении.

После этой публикации результаты переписи 1937 года стали неизменным базисом для оценок демографических потерь в сталинский период. В монографии «Население Советского Союза 1922-1991» переписи 1937 года посвящена отдельная глава, где указывается: «Сохранившиеся материалы некоторых проверок свидетельствовали, что даже при большом желании найти недоучет его размеры не были столь ужасными, как хотелось проверяющим» [3, с. 26]. Вслед за Ф.Д. Лифшицем, они постулируют незначительную поправку результатов переписи порядка 450 тыс. человек (0,3%) и оценивают численность населения СССР на момент переписи в 162500 тыс. человек [3, с. 48]. В дальнейшем, на основе этой оценки рассчитываются потери в Великой Отечественной Войне как 26,6 млн. человек [3, с. 77] и от голода 1932-33 годов – 7 млн. человек [3, с. 48, 61]. Таким образом, именно минимальная поправка результатов переписи 1937 года является одной из причин получения таких высоких демографических потерь СССР.

Основные положения, касающиеся переписи 1937 года, принятые в качестве парадигмы современной российской демографией и историей, были в научно-популярной форме изложены в публикации М. Тольца [4] (в которой в исторический оборот частично вводятся материалы проверки переписи комиссией Я.А. Яковлева), а академически – А.Г. Волковым [5]. Кратко их можно изложить следующим образом. Во-первых, коллективизация, раскулачивание и высылка кулаков, массовые миграции крестьян, голод 1933 года и репрессии привели к демографической катастрофе, которую обнаружила перепись. Руководство СССР попыталось масштабы этой катастрофы скрыть, в том числе оттягивая проведение переписи. Во-вторых, сотрудники ЦУНХУ не были авторами окончательного варианта переписи и практически не участвовали в ее разработке, проект испортил И.В. Сталин своим личным вмешательством, а свою вину свалил на статистиков, которые честно выполнили свой профессиональный долг и не дали ему желаемые цифры. При этом были перечеркнуты многолетние традиции и опыт методологии и анализа в области статистики населения. Репрессии видных демографов прервали развитие теоретико-демографической мысли в СССР. В-третьих, все источники свидетельствуют о том, что большого недоучета при переписи 1937 года в действительности не было, а были завышенные оценки численности населения. Схема этой переписи, несмотря на устранение при переписи 1939 г. некоторых наиболее явных методических недостатков, стала образцом для всех последующих переписей вплоть до наших дней. Расхождение же между декларируемой и полученной численностью населения связано с фактом демографической катастрофы в 30-е годы в СССР.

В дальнейших фундаментальных историко-демографических работах эти положения повторялись. Например, указывалось, что причиной низкого прироста населения были демографические потери, которые пытались скрыть, а вину свалить на демографов [6, с. 9, 32; 7, с. 9]. Также постулируется высокая точность переписи [3, с. 26] и низкий недоучетом порядка 0,4%-0,5%, который обосновывается письмами М.В. Курмана и И.А. Краваля [6, с. 124, 32; 7, с. 23]. Наконец, указывается, что перепись «…сохранила лучшие традиции российской дореволюционной статистики и собрала ценный и довольно обширный материал по широкому кругу вопросов» [6, с. 143].

Эта парадигма, тем не менее, порождает вопросы. В частности, зачем вообще потребовалось проводить перепись населения, если власти стремились потери всячески скрыть? Ведь именно перепись могла эти потери вскрыть (и вскрыла по утверждению современных исследователей), а для сокрытия достаточно было объявить желаемую численность населения. Зачем спустя два года потребовалось проводить следующую перепись, если предыдущая перепись уже вскрыла катастрофические демографические потери и оценка численности населения уже есть? Наконец, почему правильность переписи обосновывается преимущественно оправдательными письмами и материалами самих организаторов переписи?

Здесь необходимо пояснить следующее. Современная демография указывает на высокий профессионализм руководства ЦУНХУ СССР, но старается не упоминать, что они были чиновниками, занимающими высокие посты в советском административном аппарате. Текущим первичным учетом населения ЦУНХУ не занималось, получая эти данные от ЗАГСов (находящихся до 1934 при местных советах, а с 1934 года – при Народном комиссариате внутренних дел – НКВД). ЦУНХУ эти данные считало недостоверными и корректировало по собственному разумению, докладывая руководству СССР уже скорректированные цифры. А переписи организовывал именно аппарат ЦУНХУ. Соответственно, логика работы административно-чиновничьего аппарата прямо указывает на то, что чиновники от статистики будут всячески оправдывать свои упущения (мнимые и реальные), как в обобщении текущего учета населения, так и при проведении переписи. А их противники в аппаратных играх и из конкурирующих ведомств будут эти упущения фиксировать и напоминать о них партийному и советскому руководству. Возможно, единственный, кто обращает внимание на эту «войну бульдогов под ковром» между различными группами советских статистиков – это С. Уиткрофт [8, с. 721–729], хотя и в его работе видны личные предпочтения в оценочных суждениях.

Таким образом, современные оценки переписи 1937 года основываются на допущении ее исключительной правильности, точности и образцовости, а также необоснованности репрессий против нее и ее организаторов. Эта оценка аргументируется достаточно узким набором документальных источников, преимущественно самих организаторов переписи, которые никак не могут считаться независимыми и вызывают вопросы. В связи с этим, перепись 1937 года требует дополнительного исследования.

Рассматривая проблему переписи, необходимо отметить, что в 30-е годы ХХ века в мировой практике не существовало единых методологических подходов и методик ее проведения, гарантировавших получение сопоставимых и точных результатов. В разных странах были свои подходы. Одновременно наличное и постоянное население учитывали при переписях в Бельгии, Германии, Польше, Франции, Италии, Югославии, Австрии, Голландии, Болгарии, Эстонии, Латвии и Швейцарии; в Англии и Уэльсе, Японии, Шотландии, Ирландии, Греции, Чехословакии и Египте учитывали только наличное население, а в США и Канаде – только постоянное [9, с. 68–69]. Различались определения наличного и постоянного населения – в ряде стран наличным считалось население, которое присутствует на день переписи, в других – к началу критического срока, а в третьих – на его конец [9, с. 69]. Так, в США постоянным населением считались лица, которые в день переписи находились на обычном месте их жительства, (где лицо обычно ночует). В случае отсутствия в месте проживания эти лица при переписи должны быть учтены, основываясь на данных родственников, соседей, знакомых и других лиц. В Германии в перепись включались все присутствующие в хозяйстве лица, в том числе и временно (менее трех месяцев) пребывающие, а временно отсутствующие заносились в особый раздел [9, с. 70]. Серьезной проблемой во всех странах был учет лиц, находящихся в пути. При учете постоянного населения в этом не было острой необходимости, поскольку подразумевалось, что лица вернутся к своему месту жительства. Но при учете наличного населения необходимо было организовывать сложную систему, охватывающую перемещающихся лиц, или при опросе считать этих лиц условно присутствующими.

Также, существовало два основных метода проведения переписи. В западноевропейских странах счетчики заранее обходили и переписывали население, а в ходе самой переписи приводили списки в соответствие с критической датой. Этот подход позволял максимально приблизиться к принципу одного дня, поскольку предварительное заполнение переписных листов значительно сокращало время обхода непосредственно при переписи [9, с. 84–85]. Наиболее успешным этот метод был в сравнительно небольших странах Европы. В крупных государствах, как США и Канада, учитывая размеры, опрос населения проводили после критической даты, в Канаде – в течение 2-3 недель, в США – 2-4 недель [9, с. 85]. Но в этом случае из-за растянутых по времени сроков опроса сильно усложнялось привязка населения к критическому моменту.

Переписи населения СССР в 1920 и 1926 гг. проходили с опросом после критической даты по методике, схожей с применяемой в США и Канаде. Следующая после 1926 года перепись населения должна была пройти в 1933 году. Поскольку программа и инструментарий этой предполагаемой переписи сохранились в Российском государственном архиве экономики (РГАЭ), есть возможность проследить изменения в сравнении с переписью 1926 года.

Изменилась методика проведения. Перепись 1926 года проводилась после критической даты и длилась 7 дней в городских поселениях и 14 дней в сельских местностях [10, с. 24; 11]. В переписи 1933 года предварительное заполнение формуляров должно было пройти за 6 дней до критической даты, а сама перепись, включая критический день, должна была проводиться в городских поселениях 5 дней, а в сельской местности – 7 дней [12, Л. 3об.]. Соответственно, изменялось число переписного персонала. По сравнению со 178 тыс. человек переписи 1926 года, планировалось задействовать 700 тыс. человек (500 тыс. добровольных счетчиков, и 200 тыс. – платных) [12, Л. 22об.]. Далее, в переписи 1926 года учитывалось наличное население в сельских местностях, а в городских – и наличное, и постоянное, тогда как перепись 1933 года должна была учесть наличное и постоянное население. Изменилось число вопросов, если в переписи 1926 года вопросов было 15 (с подвопросами – 23) [10, с. 95–96; 11], то в переписи 1933 года планировалось 20 вопросов (с подвопросами – 37) [12, Л. 19об.–20]. Наконец, в связи с тем, что учет наличного населения, по мнению статистиков, «не отвечает требованиям плановых и иных расчетов» [12, Л. 22об.], «предстоящая перепись делает установку на учет постоянного населения. Однако техника постановки соответствующих вопросов такова, что одновременно без дополнительных затрат будет учтено и наличное население» [12, Л. 21]. Также «при составлении проекта программы ЦУНХУ исходило из необходимости ограничить программу минимальным количеством вопросов» и «запроектированная программа должна быть признана максимальной и не подлежащей дальнейшему расширению, и усложнению» [12, Л. 22об.].

Осуществить перепись в намеченные сроки не получилось – 15 апреля 1933 года на заседании Совета Народных Комиссаров (СНК) СССР, перепись была перенесена на начало 1935 года с сохранением аппарата подготовки переписи и выделением финансирования [12, Л. 23]. Хотя в выписке отсутствует мотивирующая часть, судя по всему, причиной переноса являлся катастрофический голод 1933 года и последующие проверки и реорганизация системы первичного учета движения населения [13]. В дальнейшем перепись переносили еще несколько раз – на январь 1936 г. постановлением СНК СССР от 23 июня 1934 г. [14, Л. 23] и на декабрь 1936 г. – постановлением СНК СССР от 15 июня 1935 года [14, Л. 31].

Программа переписи 1935 года практически полностью повторяла программу 1933 года, только были сокращены два вопроса. 31 декабря 1935 года, начальник ЦУНХУ И.А. Краваль предоставил в ЦК ВКП(б) отчет о проделанной работе [15, Л. 40–47]. В отчете сообщалось, что разработана программа переписи, которая была опробована в 1932 году в г. Тула и 4 районах Московской области, организационный план переписи и программа разработки материалов. Предполагалось получение данных о численности постоянного и наличного населения и подробной информации о наличном населении. На разработку материалов отводился год при полной механизации работы. Также указывались проблемы с подготовкой оборудования, предоставлением помещений и подготовкой квалифицированных сотрудников.

Однако 9 февраля 1936 года ситуация резко изменилась – на расширенном заседании Политбюро ЦК ВКП(б) после обсуждения выполненных подготовительных к переписи работ была сформирована комиссия во главе с В.И. Межлауком в составе Г.Г. Ягоды, Я.Б. Гамарника, А.С. Бубнова, К.Я. Баумана, Г.Л. Пятакова, В.В. Осинского, И.А. Краваля, Я.А. Яковлева и А.С. Попова, в задачу которой входило в течение двух декад «разработать проект предложений на основе мнений» по уже новой программе переписи, а через декаду – представить первые предложения и проект упрощенного бланка [16, Л. 1]. Таким образом, решение о проведении однодневной переписи по новой программе было принято коллегиально («на основе мнений»), а в состав комиссии вошли и статистики, в том числе И.А. Краваль. Более того, впоследствии при проверке результатов переписи 1937 года и работников центрального аппарата ЦУНХУ выяснилось, что инициатором проведения однодневной переписи по новой методике был назван руководитель Бюро переписи О.А. Квиткин [17, Л. 48–49].

После ознакомления с материалами предварительной разработки и изучения бланков переписи 1887 г. в России и 1926 г. в СССР, 1933 г. в Германии и 1930 г. в США, назначенная Политбюро комиссия по переписи населения определилась с основными принципами ее проведения [18, Л. 1] и утвердила переписной бланк с 13 вопросами [18, Л. 6–7]. На обратной стороне бланка в верхней части было запланировано размещение инструкции по его заполнению.

И только на этапе окончательного утверждения проявляется личное участие И.В. Сталина [19, Л. 14], после которого число вопросов стало 14. Постановлением СНК СССР № 773 от 28 апреля 1936 года были утверждены бланк переписи, инструкция ЦУНХУ по заполнению переписного листа [20, с. 379–384] и назначена дата переписи на 6 января 1937 года.

Перепись населения в окончательном варианте стала однодневной в буквальном смысле, поскольку порядок ее проведения был следующий: а) с 1 по 5 января 1937 г. предварительно заполняются переписные листы; б) в один день 6 января с 8 часов утра до 12 часов ночи производится сама перепись (счет населения, проверка и сбор предварительно заполненных переписных листов, дополнительное внесение в листы тех лиц, которые почему-либо не попали туда при предварительном заполнении); в) с 7 по 11 января производится проверка правильности всего счета населения и заполнения переписных листов [20, с. 379]. По уверениям советских статистиков такая организация переписи «должна была решительно отвергнуть сложившую традицию» и «выйти в передовую шеренгу тех стран, которые осуществили или приблизились к осуществлению принципа фактической однодневности переписи» [9, с. 86].

Таким образом, руководство ЦУНХУ принимало самое непосредственное участие в разработке переписи 1937 года на всех этапах, никто традиции и опыт в области статистики населения не перечеркивал, а активно его использовал. И при этом была предпринята попытка «объять необъятное», совместив два взаимоисключающих методических подхода – принцип однодневности сравнительно небольших государств при подходах к оценке наличного и постоянного населения для крупных. В окончательном варианте – максимально сжав сроки проведения и упростив оценку социальных показателей.

Поясним. Любая перепись имеет неустранимое противоречие – сокращение срока проведения увеличивает точность подсчета численности населения, но также увеличивает вероятность ошибок в описании социальных признаков. Связано это в первую очередь с численностью задействованного персонала. Так, в переписи 1937 года, пришлось задействовать 1250 тыс. человек при потребности 1020 тыс. [21, Л. 149] (по другим данным [1, с. 183] – 913 тыс. счетчиков и 132 тыс. контролеров-инструкторов). Обеспечить необходимую профессиональную подготовку такого количества сотрудников в необходимый срок просто невозможно. Именно поэтому для снижения ошибок счетчиков была урезана программа переписи, сокращено число вопросов, а сами вопросы упрощены с целью снижения возможного количества вариантов ответов. Объектом переписи становилось только наличное население. Таким образом, основной задачей переписи 1937 года являлось максимально точное установление численности населения СССР. И этот вопрос был настолько важен, что ради него пожертвовали значительной частью социальных данных.

Для упрощения работы персонала на обратной стороне переписного бланка, где первоначально планировалось поместить инструкцию по его заполнению, поместили ее упрощенную версию, назвав ее «Памятка для счетчика». И именно в ней была допущена грубейшая ошибка.

Пункт 4 «Памятки счетчика» гласил: «6 января в день переписи обойдите свой участок, проверьте и исправьте все переписные листы. При проверке листов: а) перепишите всех, кто ночевал в данной квартире, хате, избе и т.д. в ночь с 5 на 6 января, но не записан при предварительном заполнении (родившихся, приехавших после предварительного заполнения листа, до 12 час. ночи с 5 на 6 января); б) вычеркните всех, кто записан в переписные листы при предварительном заполнении, но отсутствовал в ночь с 5 на 6 января (умершие, уехавшие до 12 час. ночи с 5 на 6 января и т.п.)». Далее указывалось: «Проверяя и исправляя переписные листы, точно соблюдайте п.п. 1,2 и 3 Инструкции».

В пункте же 2 Инструкции ЦУНХУ по заполнению переписного листа, на которую ссылается памятка, было написано: «Перепись производится по месту жительства в каждом жилом помещении. В переписной лист должны быть записаны: а) все лица, которые ночевали в данном помещении в ночь с 5 на 6 января 1937 г. б) работники ночной смены и дежурившие ночью на постах или в учреждениях, а также железнодорожники (машинисты, кочегары, кондуктора, проводники и т.п.), бывшие в ночь с 5 на 6 января 1937 г. при исполнении служебных обязанностей, хотя бы и вне населенного пункта, в котором они живут, и лица, выехавшие с вечера 5 января 1937 г. на базар или в извоз. Эти лица записываются в переписные листы вне зависимости от того, ночевали они дома или не ночевали».

Таким образом «Памятка» требовала вычеркнуть лиц, отсутствующих в ночь с 5 на 6 января, и при этом ссылалась на пункт инструкции, который требовал этих лиц вписать. То есть «Памятка» прямо нарушала инструкцию ЦУНХУ. И, несмотря на то, что эти два прямо противоречащие друг другу документа зачастую находились рядом в брошюрах ЦУНХУ [22, с. 34, 43], перед глазами счетчиков на местах была именно размещенная на переписном бланке «Памятка» с ошибкой, что и оказалось одной из главных первопричин ошибочности результатов переписи. А поскольку Инструкция ЦУНХУ по заполнению переписного листа была утверждена правительством (СНК) СССР, то это можно расценивать не только как ошибку, но и как должностное преступление.

Вопреки современным заверениям о высокой точности переписи и мнению, что «после постановления Совнаркома от 25 сентября 1937 г. ругать перепись 1937 г., ее методику, результаты и организаторов стало непременным атрибутом едва ли не каждой статистико-демографической публикации» [3, с. 23], критиковать проведение переписи начали еще на этапе предварительного заполнения переписных листов. Например, анализ публикаций в центральном издании Западно-сибирского краевого комитета ВКП(б) и Западно-сибирского краевого исполкома «Советская Сибирь» за период с 3-го по 10 января 1937 года показывает следующую картину.

3 января 1937 г.: «В Колпашёве, например, счётчик обнаружил, что дом на углу Советской и Дзержинской улиц не числится ни в одном переписном участке» [23]. «Заполнение переписных листов по городу проходит в общем гладко, но случаются и шероховатости. Является, например, 31 декабря счётчик в общежитие Запсибзолота и жителям всех 20 квартир объявляет: «Буду у вас завтра в восемь утра». Фактически счётчик пришёл ровно в восемь только в одну квартиру, большинство же жильцов, прождав счётчика по несколько часов, разошлись» [24].

4 января 1937 г.: «… переписные листы не должны заполняться со слов посторонних лиц, счётчики обязаны опросить всех граждан лично. Но это правило грубо нарушается. … Таких фактов много. Даже на заместителя председателя горсовета т. Герасимова подписной лист был заполнен со слов соседки по квартире. … в доме № 24 – 26 по ул. Рыкова счётчики совсем не были. Пропущены так же жильцы трёх домов, находящихся в ограде стройдвора жилкомстроя. … Счётчики не заходят в те учреждения и конторы, где живут уборщицы и сторожа. Даже в помещении, где расположено городское бюро переписи, семья сторожа пока осталась неучтённой» [25].

5 января 1937 г.: «В Кемерове грубо нарушают правила переписи, заполняя переписные листы заочно, в Новосибирске отдельные счётчики разглашают данные переписи, дают неправильные советы и т. п.» [26] «Томск … некоторые счётчики, получив переписные бланки, до 4 января ещё не приступали к обходу своих участков» [27].

6 января 1937 г.: «В Славгороде кадры счётчиков подобрали плохо и не кем было заменить непригодных для этой работы людей. … В Кемерове и ряде других мест счётчики пропускали отдельных граждан, так как они записывали только тех, кто оказывался налицо к их приходу на квартиру … В Сталинске даже инструкторский состав путается в вопросах переписи» [28].

8 января 1937 г.: «… сигнализируют из Сталинска. … обнаружен двухэтажный дом, не занесённый в список и пожарное депо, в котором живёт 59 человек. В 4-м переписном отделе выявлено 17 неучтённых домиков. Даже в центре города на проспекте Кирова был пропущен при предварительной переписи дом № 8. Есть так же случай, когда жилые помещения попали сразу в список двух счётчиков» [29].

9 января 1937 г.: «Анжерка. Во втором переписном отделе в 8 часов вечера обнаружилось, что 18 семей работников горноспасательного отряда не учтены во время предварительного заполнения переписных листов, а в день переписи – 6 января – счётчик Фёдоров пропустил на своём участке больше 100 жителей. … счётчики стали переписывать этих работников, пока они ожидали киносеанса. Была нарушена тайна переписи: счётчики опрашивали всех в общей комнате, и глава семьи давал сведения на всех членов семьи, в том числе и на отсутствующих» [30].

10 января 1937 г.: «Начальник 7-го переписного отдела тов. Титов так же мало контролирует работу счётчиков и плохо знает свой район. Когда ему сообщили, что по улице им. Дзержинского шесть членов семьи гражданина Плотникова, …, не записаны во время предварительного заполнения листов и переписи 6 января, он заявил: «Это не мой участок» [31]. «В селе Вирюля на переписной участок явились 11 человек. Они заявили, что пропущены счётчиком» [32].

22 января 1937 года, редактор газеты «Правда» Л.З. Мехлис пересылает И.В. Сталину, В.М. Молотову, Л.М. Кагановичу и А.А. Андрееву письмо заместителя заведующего сельхозотдела Г.Р. Певзнера об ошибках, допущенных при проведении переписи в Калининской области. Проведенная проверка по Волынцевскому сельсовету Медновского района показала, что при переписи был вскрыт факт вычеркивания счетчиками 15 человек, отсутствующих в населенном пункте в день переписи. На основании этого Г.Р. Певзнер делает вывод: «если предположить, что по каждому сельсовету Калининской области пропущено таких «передвиженцев» не 15, а, допустим, 10 человек, то и тогда это составит цифру в 17 тысяч человек по области» [33, Л. 87].

Таким образом, уже в ходе проведения переписи вскрылись факты грубейших ошибок счетчиков, в том числе связанных с неправильным вычеркиванием лиц – в первую очередь из-за грубейшей ошибки в «Памятке».

Численность населения СССР предполагалась в промежутке 169 – 170 млн. человек. Например, в декабрьском номере журнала «Плановое хозяйство» за 1936 год, эта цифра упомянута дважды. В передовой статье: «Никому не удастся свернуть с победоносного пути 170-миллионый народ» [34, с. 16], и в последующей статье начальника ЦУНХУ И.А. Краваля: «Трудность заключается в том, что необходимо собрать полные и точные сведения о более чем 170-ти миллионном населении, живущим на 1/6 части земной поверхности» [35, с. 23]. Центральной избирательной комиссией 12 января 1937 года была опубликована цифра в 169 млн. человек [36, Л. 59]. Определить, как получилась эта цифра, несложно: из последней официально опубликованной численности населения на 1 января 1933 года 165,7 млн. чел. [37, с. 353] нужно вычесть рассчитанную ЦУНХУ по данным годовых отчетов ЗАГСов убыль населения в 1933 году в 1,58 млн. человек [38, Л. 31об] и прибавить последующий прирост по тем же годовым отчетам [38, Л. 32]. В результате получится 169,6 млн. человек – близкое к озвученному в официальной печати число. Следовательно, завышенных ожиданий от переписи населения и желания приукрасить существующую действительность руководство ЦУНХУ не испытывало, а опиралось на собственные данные движения населения.

Первые результаты переписи, основанные на данных срочных телеграфных сообщений и доложенные на имя И.В. Сталина и В.М. Молотова И.А. Кравалем, были следующие: население по СССР в целом составляет 155,5 млн. человек (в приведенной в приложении таблице 155,9 млн. [15, Л. 23]). Дополнительно выявляемая численность населения, не вошедшего в перепись 6 января, составила около 6 млн. человек за счет данных НКВД и Народного комиссариата обороны, переписи пассажиров поездов и пароходов и контрольных обходов. Общая численность населения И.А. Кравалем определялась «примерно 162 млн. чел.» [15, Л. 17]. Также указывалось, что «ЦУНХУ дало дополнительное указание по областям, давшим отрицательные показатели динамики населения, в сравнении с 1926 годом, провести по сельсоветам проверку данных переписных листов с данными похозяйственных книг сельсоветского учета по фамилиям, чтобы тем самым еще раз выверить – нет ли в каком-нибудь районе пропуска переписью населения, находившегося в ночь с 5-го на 6-ое на территории сельсовета» [15, Л. 20].

В результате разница между ожидаемым и фактическим населением составила свыше 7 миллионов человек. И возник вопрос, где ошибка – в исчислении населения органами народно-хозяйственного учета или в переписи, которая прошла по принципиально новой методике?

В связи с этим для проверки результатов переписи была организована комиссия под руководством заместителя председателя Комитета Партийного Контроля (КПК) ЦК ВКП(б) Я.А. Яковлева. В ее состав, кроме представителей КПК, вошли начальники отделов учета Народного комиссариата тяжелой промышленности и Народного комиссариата земледелия СССР, первый руководитель Центрального статистического управления СССР П.И. Попов, будущий преемник И.А. Краваля на должности начальника ЦУНХУ И.Д. Верменичев, известные ученые-статистики В.С. Немчинов и С.Г. Струмилин [4, с. 59].

И в этот самый неподходящий момент у руководства ЦУНХУ начались проблемы с НКВД – появилось документальное подтверждение того, что органы народно-хозяйственного учета ведут неправильный учет населения. Нарком НКВД Н.И. Ежов 2 февраля 1937 года пересылает В.М. Молотову записку своего заместителя Л.Н. Бельского о результатах проверки данных ЦУНХУ о естественном движении населения за 1935 год и 10-ти месяцев 1936 года (переданных ранее И.А. Кравалем В.М. Молотову и И.В. Сталину). В ней Л.Н. Бельский сообщил, что «сопоставление цифровых данных ЦУНХУ с имеющимися данными за тот же период и от тех же органов показывает, что цифровые данные ЦУНХУ не соответствуют действительности и значительно преуменьшены» [33, Л. 55]. Переданные И.А. Кравалем данные за 1935 год оказались ниже на 29, 3 тыс., а за 10 месяцев 1936 года – на 135,8 тыс. человек [33, Л. 56].

И.А. Краваль в ответе 10 февраля 1937 года предлагает совместно с НКВД «проверить данные ЦУНХУ и НКВД по каждой области в отдельности по месяцам» [33, Л. 52]. Но при этом не только перекладывает вину на своих подчиненных, что «областные работники ЦУНХУ выслали в центр неполные данные», но и обвиняет подчиненных самого НКВД: «органы ЗАГС другие цифры передали органам НКВД, чем органам ЦУНХУ» [33, Л. 52].

По-видимому, первым, кто осознал возникшие у статистиков серьезные проблемы, был М.В. Курман, который 14 марта 1937 года пишет на имя И.А. Краваля уже упоминаемую, считающуюся современными демографами ключевой, «Докладную записку о естественном движении населения в период между двумя переписями 17.12.1926 – 6.01.1937 гг.» («Записка Курмана»). В ней он излагает свои объяснения причин различий между текущим учетом населения и данными переписи. Во-первых, это эмиграция за пределы СССР, которая оценивается в 2 млн. человек (по информации Казахского УНХУ, что в период 1.1.1927 – 1.1.1933 Казахстан покинуло 1,3 млн. человек и вероятности, что аналогичные процессы были и в других азиатских республиках) [39, Л. 26–26об]. Во-вторых, это переучет населения СССР при переписи 1926 года в 1,5 млн. человек и недоучет в 0,5-0,6% или в 1 млн. за счет лиц, сознательно уклонившихся при переписи 1937 года [39, Л. 26об–27]. Далее, недоучет смертей в 1933 году в 1 млн. человек, который «…за 1933 год возможен» и 1–1,5 млн. человек смертности спецпоселенцев и заключенных, статистика которых не попадала в общегражданскую [39, Л. 27об], и недоучет смертей по остальным годам.

Успел ли прочесть И.А. Краваль эту записку или нет, но в этот же день, опережая отчет комиссии Я.А. Яковлева, он отрапортовал на имя И.В. Сталина и В.М. Молотова «О предварительных итогах всесоюзной переписи населения», где изложил собственную точку зрения. И этот документ также полагается ключевым при доказательстве правильности результатов переписи 1937 года.

Сначала И.А. Краваль апеллирует к своей приверженности указаниям партии: «перепись прошла в точном соответствии с указаниями ЦК ВКП(б) и СНК СССР» [40, Л. 4] (здесь необходимо вспомнить об упомянутой выше грубейшей ошибке в «Памятке»), «на высоком политическом уровне» [40, Л. 5], «активное участие партийных и советских органов и исключительно сознательное отношение населения к переписи содействовали полноте учета населения» [40, Л. 6–7]. И только после этого переходит к конкретике.

Во-первых, указывает на то, что ЦУНХУ 11 января дало 25 областям и республикам специальное задание провести поименную сверку переписных листов со списками населения сельских советов. Для незаписанных установить, находились ли они на территории данного сельсовета в ночь с 5-го на 6 января и были ли переписаны там, где провели эту ночь. При этой сверке по 20791 сельсовету обнаружено 4877 чел., пропущенных при переписи (один человек на 4 сельсовета), а произведенная в некоторых местах проверка показала, что большинство граждан, заявивших, что не прошли перепись, в действительности оказались переписанными. Далее указывается, что число заявивших при опросе, что их не переписывали, составляет 0,4–0,5%, а с учетом того, что проверка ЦУНХУ (где она проводилась) значительную часть этих заявлений не подтвердила, то возможный недоучет населения переписью составляет доли процента [40, Л. 7] (в черновике: «…доли процента или 400 тыс. человек» [15, Л. 5]).

Во-вторых, сообщает, что «Общая численность населения по переписи 6.01.1937 г. составила 162003225 человек, включая контингенты РККА и НКВД» [40, Л. 8] (в прилагаемых таблицах – 162039470 [40, Л. 26, 28, 31]).

В-третьих, указывает: «Так на 1/1-1933 г. ЦУНХУ была опубликована численность населения 165,7 млн., (в черновике: «…опубликована численность населения 165,7 млн. Эта цифра была сильно преувеличена и именно она послужила исходным пунктом ряда позднейших расчетов» [15, Л. 6]) послужившая исходным пунктом дальнейших расчетов. Перепись показала, что текущий учет населения давал неверные, резко завышенные цифры» [15, Л. 6; 40, Л. 8]. И прямо обвиняет в этом ЗАГСы: «Источником ошибок текущего учета населения служила исключительно плохо организованная система ЗАГСовской регистрации рождаемости и смертности. До 1933 г. работа ЗАГСов была настолько плоха, что нельзя даже установить, к какому кругу ЗАГСов относятся имеющиеся сведения и какой процент населения они охватывают. Только после специального решения ЦК ВКП(б) о работе загсов и передачи их НКВД, сеть ЗАГСов начала налаживаться. Но и теперь еще в работе ЗАГСов имеются дефекты, без устранения которых точный и правильный учет невозможен» [40, Л. 8].

Здесь необходимо сделать пояснение. В 1934 году ЦУНХУ (И.А. Краваль тогда занимал должность первого заместителя начальника ЦУНХУ и как раз отвечал за учет народонаселения) уже обвинял загсы в плохом учете, что является одним из главных обоснований недоверия современных демографов и историков к данным учета рождаемости и смертности в период голода 1932-33 годов. Тогда репрессий статистиков не последовало, но обвинения послужили причиной проверок системы первичного учета движения населения [13] и передаче ее в подчинение НКВД. В случае переписи ситуация полностью повторилась. Только И.А. Краваль теперь стал прямо обвинять отвечающие за работу ЗАГСов органы НКВД, указывая, что необходимо обязать НКВД укомплектовать ЗАГСы и упорядочить поступление отчетности, усовершенствовать законодательство, и обеспечить врачебным персоналом порядок врачебной регистрации причин смертности, а органам милиции привести в порядок организацию прописки и выписки в городах [40, Л. 12].

Наконец, в качестве вывода: «Идея однодневной переписи, сопровождающейся предварительным заполнением бланков и контрольными обходами, полностью себя оправдала. Большинство пропусков, имевших место при переписи, связано с тем, что учитывалось наличное население: пропускались люди, выехавшие куда-либо на один два дня из места своего постоянного жительства. Счетчики, работавшие по месту постоянного жительства этих граждан, вычеркивали их из своих списков (и поступали правильно), но они не всегда оказывались переписанными в тех местах, где находились фактически в ночь с 5 на 6 января» [40, Л. 14]. То есть И.А. Краваль прямо указывает, что нарушение инструкции, утвержденной правительством – это правильно (вспомним вышеуказанные его слова о точном соответствии с указаниями СНК СССР), но так уж вышло, что при этом «люди не всегда оказывались переписанными».

Так И.А. Краваль встал на сторону организованной им переписи, допуская незначительный недоучет до 0,4–0,5% и переложил ответственность на органы первичного учета. При этом он умолчал о том, что численность населения СССР на 1 января 1933 года в 165,7 млн. чел. утвердило именно ЦУНХУ [37, с. 353]. Хотя данные первичного учета ЗАГСов на 1 января 1933 года показывали другую цифру – 162,0 млн. человек [38, Л. 32] – меньше почти на 4 млн. (выше мы указывали, что предварительный результат переписи оказался меньше расчетного на более, чем 7 млн.). Также, И.А. Краваль умолчал о расхождениях оценок численности населения между Центральным и республиканскими УНХУ. В частности, УНХУ РСФСР исчислял численность населения РСФСР в 99336,7 тыс. чел, а ЦУНХУ – 103589,5 тыс. человек [41, Л. 1]. И если выше была разница менее в 4 млн. по Союзу, то в этом случае – разница более 4 миллионов только по РСФСР! Наиболее проблемными были Казахстан и Северный Кавказ. «Разрыв достигает здесь в исчислениях на 1/I-1933 г. по селу – 1870 тыс. по Казахской АССР и около 1.000 тыс. по Сев. Кав. Краю (цифры центра больше). Надо сказать, что принятые в центре по этим территориям цифры не исчислялись, а определены ЦУНХУ условно, исходя из баланса населения по СССР в целом» [39, Л. 36об]. Перекладывая ответственность на органы первичного учета, А.И. Краваль прямо обвиняет НКВД, хотя, после того как ЗАГСы перешли в их подчинение, ежемесячные конъюнктурные отчеты практически не стали нуждаться в какой-либо доработке и весьма точно давали оперативную информацию, а охват населения ЗАГСами вырос с 78,2% в 1933 году, до 95,9% к 1936 году [39, Л. 25]. Наконец, И.А. Краваль после уверений в точном соответствии с указаниями партии и правительства, расценивает вычеркивание счетчиками временно отсутствующих как правильное действие. Что являлось (как уже было указано выше) грубейшим нарушением утвержденной СНК СССР инструкции ЦУНХУ по заполнению переписных листов.

Все вышеизложенное М.В. Курманом и И.А. Кравалем в настоящее время полагается правильным, оправдания аргументированными и достаточными, а перепись 1937 года на основании таких объяснений – достаточно точной. Даже тот факт, что М.В. Курман и И.А. Краваль указывают разные причины расхождений (М.В. Курман «раскидывает» возможный недоучет на разные годы и по разным причинам, а И.А. Краваль все списывает на ЗАГСы) почему-то никого не смущает.

На этом И.А. Краваль не остановился и 15 марта 1937 г. в записке на имя В.М. Молотова и Н.И. Ежова пишет, что ЦУНХУ СССР «в течении ряда лет обращало внимание Главного Управления Рабоче-Крестьянской Милиции, а в последствии и Народного Комиссариата Внутренних дел СССР на исключительную неудовлетворительность прописки и выписки и выдвигало конкретные предложения по улучшению дела», но «к сожалению органы Рабоче-Крестьянской милиции никак не отреагировали на наши предложения и не наладили дела прописки и выписки населения», и «что существующее положение грозит в значительной мере обесценить результаты переписи населения 1937 года и должно быть в кратчайший срок ликвидировано» [39, Л. 50].

На фоне этих писем и записок с обвинениями НКВД 16 марта заместитель председателя КПК Я.А. Яковлев встает на сторону НКВД, обвиняя уже самого И.А. Краваля в подтасовке цифр. В частности, указывается, что «количество родившихся и умерших за 1936 год было взято по СССР без Казахстана», хотя «сведения по Казахстану в ЦУНХУ были получены своевременно», «Киргизская ССР и Красноярский край проведены по сводке за 1935 год десятью месяцами, а в сводке за 1936 год только восемью месяцами» [42, Л. 18]. В записке отмечается, что И.А. Краваль эту «недопустимую подтасовку цифр» пытался «оправдать тем, что включение в сводку данных по Казахстану повысит число умерших за 1936 год по сравнению с 1935 годом по всему Союзу на 143 тыс. человек» и при этом умолчал о том, «что выбросив из сводки 143 тыс. умерших по Казахстану, он одновременно спрятал от учета 279 тысяч родившихся» [42, Л. 19]. Вывод Я.А. Яковлева – записку И.А. Краваля о естественном движении населения за 1935 год и 10-ти месяцев 1936 года следует «отклонить как не отвечающую действительности и клеветническую» [42, Л. 19]. И этот вывод подтверждает обвинения в упомянутой выше записке замнаркома НКВД Л.Н. Бельского, а подчиненным Н.И. Ежова дает материал против самого И.А. Краваля.

А Я.А. Яковлев начинает пересылать И.В. Сталину и В.М. Молотову отчеты членов комиссии с результатами проверки переписи населения на местах.

Пересланный 4 февраля 1937 г. отчет члена КПК В.Я Гроссмана по проверке поселка Мамонтовка Пушкинского района Московской области. Переписано в поселке 6899 человек, не попало в перепись 140 (2% – наше прим.) по причине нахождения на работе (87), были вычеркнуты и не восстановлены как временно уехавшие (39) и находились в пути прибыв после 6 января (14) [43, Л. 1–2].

Пересланный 25 февраля 1937 г. отчет М.И. Гегечкори по выборочной проверке УССР. По всем проверяемым объектам найдены пропуски находящихся в квартирах, общежитиях, хуторах из-за неряшливой работы счетчиков и плохого инструктирования [43, Л. 37–38], пропуски находящихся в пути [43, Л. 40], в том числе при переписи в поездах и на вокзалах [43, Л. 41], пропуски находящихся на работе в ночь на 6 января 1937 г. железнодорожников [43, Л. 42]; пропуски лиц без места жительства и ночующих на работе [43, Л. 45], пропуски («целыми домами и населенными пунктами») из-за неувязки между счетчиками и неудовлетворительного составления списков населенных пунктов [43, Л. 48], пропуски школьников [43, Л. 50], пропуски непрописанных, беспаспортных и уклонистов [43, Л. 51–53]; вычеркнутых, которых «… на Украине оказалось – 1.5% населения» [43, Л. 55]. «В итоге, благодаря неправильной организации переписи и ошибкам при ее проведении со стороны ЦУНХУ, мы имеем по Украине огромный недоучет, размеры которого по всем указанным выше причинам не меньше 1100 тыс. челов. или 4% к населению УССР» [43, Л. 56]. И это не 0,4% из записки И.А. Краваля, которое принимается современной демографией и историей, а 4% не в Средней Азии или Сибири, мало освоенной на то время, а в развитой и благополучной Украинской ССР.

Подтверждает провал переписи в УССР отчет о выборочной проверке в Одесской области (три района Одессы, г. Николаев и три района сельской местности) первого руководителя ЦСУ П.И. Попова, пересланный 14 марта 1937 года.

Итог: «Мы рассмотрели все данные, полученные при проверке 26 января, и тем самым можем подвести итоги. Прежде всего необходимо отметить, что УНХУ Украины установило, что те предварительные итоги, которые дало оно, должны быть направлены на основе контрольного подсчета. Этот подсчет дал поправку на 1%. Таким образом, общая поправка выражается следующим образом:

1. Поправка, внесенная в результате контрольного подсчета предварительных данных – 1%.

2. Поправка за счет населения вычеркнутого 6-го января из переписных листов заполненных 1-5 января (80% вычеркнутых) – 1,3%

3. Поправка на лиц, не переписанных при переписи – 0,6

4. Мы не учли еще одной поправки – это сознательно уклонившихся. Мы не располагаем прямыми данными по этому вопросу и можем лишь отметить, что по данным Одесской милиции уклонившихся не менее 5 тыс. чел.

Отдельные группы и категории населения подобного типа имеются, хотя и в меньшем размере, в других городах Одесской области и сельских местностях. Необходимо также учесть уклонявшихся в следствии контрреволюционной агитации и уклонившихся по религиозным соображениям. Таким образом общая поправка определяется в 4%.

Если учесть, что при переписи был избран неправильный метод, если учесть дефект организационного и технического плана производства переписи и учесть, что сама проверка могла уловить пропуски населения при переписи лишь не в полной мере, ибо проверка шла по путям переписи, не применяя новых методов, то поправка должна быть определена в размере от 4 до 5%» [43, Л. 72–73].

Отчет с проверкой Калининской области А. Барбэ, пересланный 14 марта 1937 года. «Таким образом, недоучет населения по Калининской области составит:

1. От неправильно вычеркнутых – 55 тыс.

2. От пропуска населения постоянно проживающего – 45 тыс.

3. От пропуска населения находящегося в пути на грунтовых дорогах – 25 тыс.

Всего 125 тыс. чел. или 3,9% учтенного населения» [43, Л. 80].

Особо нужно отметить из этого отчета следующее: «Перепись передвигающегося населения по грунтовым дорогам не производилась, несмотря на то, что в связи со старым праздником, школьными каникулами имелось повышенное движение населения» [43, Л. 79]. И это однозначно указывает на упомянутую в начале ошибочную заниженную Ф.Д. Лившицем оценку лиц, выехавших из дома с вечера 5 января 1937 года и то, что в поездке могли находиться как вычеркнутые, так и вообще не попавшие в переписные листы.

Отчет И.Д. Верменичева по 25 районам 7 областей Казахстана, пересланный 25 марта 1937 года, по результатам которого: «По 22 районам Казахстана установлен пропуск 2536 человек, что в пересчете на территорию района составляет 6234 чел., что составляет к численности (по предварительным итогам) населения, переписанного 6-января 1937 года, –1,11%» [44, Л. 97]. А после детального анализа пропущенных лиц вывод: находящихся в движении недоучтено – 0,5%, пропущенных – 0,3%, вычеркнутых – 1,1%, за счет невозможности объехать всю территорию – 0,3%, уклонистов – 0,5%, всего недоучет – 2,7%, а с учетом предварительных итогов переписи, численность населения Казахстана на самом деле оказалась выше на 4,7%, или на 220 тыс. человек [44, Л. 48–50].

Отчет А.И. Гайстера по Кировской области, пересланный 25 марта 1937 года. Выявленный повторной проверкой недоучет населения по области слагается из: 1) неправильно вычеркнутых – 21200 чел., 2) неправильно пропущенных контрольными обходами – 16400, 3) незарегистрированных в пути – 20000, 4) уклонившихся – 12000, всего не учтено переписью 69-70 тыс. человек, или не менее трех процентов населения» [43, Л. 95].

В качестве итогов комиссии Я.А. Яковлева в общей записке от имени ее членов указываются следующие ошибки:

1. Неправильный метод переписи, делающий неизбежным недоучет населения [43, Л. 132].

2. Ошибки в результате однодневного характера переписи и плохого инструктирования [43, Л. 135].

3. Дефектность инструкций и результаты методов вычеркивания [43, Л. 139].

4. Отказ от учета населения, находящегося в пути гужевым транспортом, автотранспортом или пешком [43, Л. 140].

5. Неудачный день переписи 6 января [43, Л. 142].

6. Пропуск населенных пунктов (sic!) [43, Л. 143].

7. Пропуск одиночек и лиц, живущих временно на месте работы [43, Л. 145].

8. Пропуск пассажиров в пригородных и товарных поездах [43, Л. 147].

9. Уклонившиеся и скрытые от переписи [43, Л. 149].

10. Дефектность контрольной проверки, проведенной ЦУНХУ [43, Л. 151].

Окончательный вывод комиссии следующий:

«1. Перепись была организована с нарушением самых элементарных правил, выдвигаемых статистической наукой и практикой.

2. Перепись была проведена вредительски, имея предвзятой задачей доказать фашистскую ложь о смерти в СССР от голода и эмиграции из СССР в связи с коллективизацией нескольких миллионов человек.

3. Пропущено при переписи, судя по вышеприведенным данным не менее 4% населения, или около 6,5 млн. человек» [43, Л. 155].

Можно по-разному относиться к этим выводам, но и без второго пункта политических обвинений остальных двух достаточно, чтобы поставить правильность и точность переписи под вопрос. А с учетом того, что это была независимая от ЦУНХУ комиссия, в состав которой вошли ведущие ученые и специалисты статистики, в том числе работающие или работавшие в статистических органах СССР, а также, что результаты работы комиссии в разных регионах дали сходные результаты – перепись 1937 года действительно была дефектной. И первые три указанные комиссией ошибки, как и дефектность проверки, являются виной именно руководства ЦУНХУ.

И только после этого 31 марта 1937 г. были отстранены от работы М.В. Курман и Л.С. Брандгендлер (Бранд) и, позже, целый ряд работников ЦУНХУ, а 23 мая 1937 г. был снят с должности И.А. Краваль.

Далее критику переписи начали региональные отделения УНХУ. Так, начальник Ленинградского УНХУ К.П. Серов указывал на вычеркивания без указания причин, как одну из главных причин провала и сообщал, что в одной только Ленинградской области вычеркнутыми оказались 138 051 человек (2,2%) [21, Л. 180]. В записке об итогах переписи населения 1937 г. он выделил четыре основные категории неучтенного населения: вычеркнутые из переписных листов; различные ведомства, имеющие на балансе учреждения закрытого типа, где перепись проходила с различными отступлениями от общего порядка; деклассированное, беспаспортное, и непрописанное население, особенно в городах и районах с паспортным режимом; сектанты, и лица, уклонившиеся от переписи, под воздействием агитации [21, Л. 16 – 17]. По окончательным расчетам Ленинградского УНХУ недоучет переписи по г. Ленинград составлял «около 35,5 тыс. чел. (1,3%) и по области около 128,9 тыс. чел. (3,2%)» [21, Л. 19].

18 августа 1937 года, за подписью Д.В. Писарева и В.И. Хотимского, ЦУНХУ подготовило расчет численности населения СССР с поправкой в 4% к результатам переписи населения. Помимо уже вышеперечисленных недостатков, было обращено внимание на соотношение мужчин и женщин. «Значительный недоучет населения ясно виден из сопоставления полового состава населения по переписи 1937 г. и по переписи 1926 г. Доля мужчин в населении 1926 г. была пониженная (вследствие убыли мужчин в период империалистической и гражданской войн). Несомненно, что к 1937 г. доля мужчин в населении повысилась. Результаты же переписи рисуют обратную картину. Доля мужчин по сравнению с 1936 г. не только не повысилась, а даже несколько понизилась» [45, Л. 160]. И далее: «По заключению экспертных комиссий, при переписи не учтено 4-5% всего населения Союза. Количественная оценка недоучета, данная экспертными комиссиями, подтверждается полностью расчетами, произведенными ЦУНХУ» [45, Л. 161]. Поправочные коэффициенты устанавливались для областей, краев и республик индивидуально [36, Л. 92– 4]. В итоге численность населения с 162 079 552 человека возросла до 168 524 266 человек [45, Л. 195]. Также ЦУХНУ предложило принять результаты переписи с внесенными поправками, разрешить опубликовать рассчитанные цифры, и закончить разработку оставшейся части результатов переписи с учетом внесенных поправок [45, Л. 198].

Но, невзирая на усилия статистиков, всеми силами пытающихся исправить результаты переписи, 25 сентября 1937 г. выходит Постановление СНК СССР [46, с. 610]. В нем указывается, что Всесоюзная перепись населения 6 января 1937 года была произведена с грубейшим нарушением элементарных основ статистической науки и с нарушением утверждённых правительством инструкций, организация переписи признана неудовлетворительной, материалы переписи дефектными, и постановляется в январе 1939 года провести новую перепись.

10 декабря 1937 года Бюро всесоюзной переписи населения 1939 года подготовило закрытое письмо «О вредительских извращениях и организационных недостатках в проведении переписи населения 1937 г.», в котором помимо подробнейшего изложения всех недостатков переписи населения 1937 года дополнительно указало число пропущенных переписью 1937 года населенных пунктов. В частности, по Калмыцкой АССР было выявлено 932 населенных пункта, не показанных в списке населенных мест, по Северному Краю – 555, по Бурято-Монгольской АССР – около 600, по Дагестанской АССР – 686, по Киргизской ССР – 115, по Западной области – 948, по Свердловской области – около 900, по Западно-Сибирскому Краю – 468, по Алма-Атинской области – 135, по Кустанайской – 19 [47, Л. 191об]. Всего же при проверке домовладений и населенных пунктов на основе данных переписи 1937 года в рамках подготовки следующей переписи на 15 июня 1938 г. было дополнительно выявлено 4174 населенных мест с 219263 чел. населением и 3820 домовладений с населения 248455 человек [48, Л. 8, 10].

Таким образом, перепись 1937 года действительно вызывает много вопросов. Во-первых, из-за недоработок в подготовке, когда были пропущены жилые дома и целые населенные пункты. Также определяющей явилась ошибка в «Памятке счетчика», из-за которой часть населения оказалась вычеркнутой и не переписанной. Помимо этого, в ходе проведения самой переписи сыграл роль человеческий фактор, выразившийся в пропуске семей и одиночек, в том числе из-за несогласованности и недостаточной квалификации большого числа переписного персонала. Также, из-за желания статистиков внедрить «самые передовые методы», проявились ошибки методики. Как можно судить по вышеприведенным данным, ошибка с вычеркиванием оказалась далеко не единственной, а, из-за учета только наличного населения и неудачно выбранного дня переписи, неохваченной оказалась категория временно отсутствующих, особенно передвигающиеся пешком, на автомобильном и гужевом транспорте. Следовательно, в результате суммы ошибок при разработке методики, подготовке и проведении переписи, часть населения оказалось неохваченной. А инструментов, которые бы позволили либо минимизировать эти дефекты, либо учесть пропущенные категории людей, просто не предполагалось.

Безусловно, к цифрам комиссии Я.А. Яковлева нужно отнестись критически. Но приведенные в отчетах результаты проверок, полученные непосредственно путем выборочного опроса населения, дают серьезные основания отнестись к предварительным итогам переписи 1937 года весьма скептически. В частности, если абстрагироваться от оценок, а руководствоваться исключительно обследованиями на основе представленных выборок, получается следующий недоучет (табл.).

Таблица – Недоучет населения СССР (вычеркнуты или пропущены) при переписи 1937 г. по материалам отчетов комиссии Я.А. Яковлева, %

Категория лиц	Казахстан (Верменичев)	Одесская обл. (Попов)	Московская обл. (Гроссман)	Кировская обл. (Гайстер)	Калининская обл. (Барбэ)
Вычеркнуты и не попали потом в перепись	0,39	0,45	0,57	0,91	0,58
Находились на работе и общественных учреждениях	-	0,29	1,26	0,52	0,40
Пропуск домов, квартир, семей	0,29	0,20
Находились в движении	0,39	0,16	0,20	-	-
Пропуск населенных пунктов	0,03	-	-	-	-
Итого	1,11	1,10	2,03	1,43	0,98

Примечание. Составлено по [43, Л. 1–2, 76, 78, 91–93; 44, Л. 51; 49, Л. 8].

Первая категория (вычеркнуты из переписных листов, и потому пропущены) составляет в среднем 0,58%, что превышает в два раза оценку, этой категории Ф.Д. Лифшицем, особенно если исключить рассчитанную в 0,45% П.И. Поповым величину по Одесской области [49, Л. 7].

Следующие категории – граждане, не переписанные из-за нахождения на момент переписи на работе и в общественных учреждениях, а также из-за пропусков счетчиками домов, квартир и семей. При проверке Московской, Калининской и Кировской областей эти категории рассматриваются вместе, а по Казахстану И.Д. Верменичевым находившиеся вне дома не определены. При этом показатели по Кировской и Калининской области необходимо увеличить еще на, соответственно, 0,24% [43, Л. 91] и 0,2 % [43, Л. 78], выявленных до проверки контрольными обходами. Кроме того, по Казахстану, Одесской и Московской областях выявлены пропущенные, находящиеся в пути, которые Ф.Д. Лифшицем определяются всего лишь в 50 тыс. человек, а фактически – 0,2-0,4% от населения региона (А.И. Гайстер и А. Барбэ наличие этой категории указывают, но по выборкам населения данных не дают). Таким образом, в среднем все эти три категории составляют 0,8%, что в три раза превышает оценку 0,25% А.И. Краваля [15, Л. 5].

В среднем, процент недоучета по всем материалам проверки на основе выборочных обследований граждан независимыми от ЦУНХУ специалистами, составил порядка 1–1,5%, что дает численность населения при переписи 1937 года в интервале 163,6-164,5 млн. человек. Что совпадает с более поздними опубликованными данными. Так, в документах ЦУНХУ в 1939-40 гг., на 1 января 1937 года численность населения СССР была указана в 164,5 млн. человек [50, Л. 15]. Начальник ЦСУ СССР В.Н. Старовский в 1964 году, указывал численность населения в 1937 году, в 164 млн. человек [51, с. 11]. Наконец, в 1975 году официальная опубликованная цифра на начало 1937 года была 163772 тыс. человек [52, с. 7] (судя по всему, как разница между результатом переписи 1939 года и приростом населения в 1937–38 гг. по данным ЗАГСов).

Таким образом, руководство СССР, которое якобы хотело «скрыть демографические потери», не только провело перепись, но из всего многообразия методик переписей населения утвердило ту, что была нацелена на точное установление численности населения. После критики, пересчета результатов переписи с его обоснованием, у руководства СССР были веские причины принять поправку в 4–5% и озвучить 170 млн. человек. Эта цифра устроила бы всех и позволила бы скрыть те самые «демографические потери». Но, вместо этого, результаты переписи населения 1937 года объявляются дефектными, и назначается новая перепись, а статистики в дальнейшем ориентируются на более скромную поправку в 1–1,5% и численность населения в 164 млн. человек.

Возможно, демографическая мысль понесла тяжелые и безвозвратные потери в результате репрессий. Но стоит отметить, что именно на период до 1937 года приходятся наибольшие проблемы с оценками и учетом населения СССР (что признавал сам И.А. Краваль), которые обязаны были решать репрессированные статистики. Более того, руководство ЦУНХУ принимало непосредственное участие в подготовке всех вариантов переписи, в том числе и провального последнего.

«Образцовая» перепись 1937 года пестрит таким количеством ошибок, в том числе и труднообъяснимых, что от этой методики, как и от принципа «однодневности» полностью отказались и в последующих переписях не использовали. Таким образом, перепись 1937 г., главной целью которой являлось точное определение численности населения СССР, эту задачу провалила, и решение СНК СССР, признавшее результаты переписи провальными, выглядит вполне закономерным.

Учитывая вышеизложенное, стремление ряда современных исследователей и демографов использовать результаты переписи населения 1937 года как точку отсчета для расчета демографических потерь голода 1932-1933 гг., и Великой Отечественной войны, выглядит мягко говоря странно, и вызывает вполне обоснованное недоумение.

 

Список литературы:

1. Лившиц Ф.Д. Перепись населения 1937 года // Демографические процессы в СССР. М.: Наука, 1990. С. 174–207.

2. Цаплин В.В. Статистика жертв сталинизма в 30-е годы // Вопросы истории. 1989, № 4. С. 175–181.

3. Андреев Е.М., Дарский Л.Е., Харькова Т.Д. Население Советского Союза, 1922–1991 гг. М.: Наука, 1993. 139 с.

4. Тольц Марк. Репрессированная перепись // Родина. 1989, № 11. С. 56–61.

5. Волков А.Г. Перепись населения 1937 года: вымыслы и правда. // Перепись населения СССР 1937 года. История и материалы / Экспресс-информация. Серия История статистики. 1990, Вып. 3-5 (часть II). C. 6–63.

6. Жиромская В.Б., Киселев И.Н., Поляков Ю.А. Полвека под грифом «секретно»: Всесоюзная перепись населения 1937 года. М.: Наука, 1996. 152 с.

7. Всесоюзная перепись населения 1937 года: Общие итоги. Сборник документов и материалов / Сост. В.Б. Жиромская, Ю.А. Поляков. М.: РОССПЕЭН, 2007. 320 с.

8. Уиткрофт С. Показатели демографического кризиса в период голода // Голод в СССР. 1929–1934: В 3 т. Т. 3: Лето 1933–1934. М.: МФД, 2013. С. 719–771.

9. Гозулов А.И. Переписи населения СССР и капиталистических стран. М.: Редакционно-издательское управление ЦУНХУ Госплана СССР и в/о Союзоргучет. 1936. 588 с.

10. Воробьев Н. Всесоюзная перепись населения 1926 г. М.: Союзоргучет, 1938. 104 с.

11. Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 1562. Оп. 336. Д. 56.

12 Инструментарий всесоюзной переписи населения 1933 г. РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 31. Д. 327.

13. Порочность сводных цифр // Родина. 2011, № 1. С. 36–45.

14. РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 1. Д. 845.

15. РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 143.

16. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ) Ф. 17. Оп. 3. Д. 974.

17. РГАСПИ Ф. 82. Оп. 2. Д. 531.

18. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ) Ф. Р-5446. Оп. 29. Д. 31.

19. РГАСПИ Ф. 17. Оп. 163. Д. 1100.

20. Собрание законов и распоряжений Рабоче-Крестьянского Правительства Союза Советских Социалистических Республик за 1936 г. М.: Советское законодательство, 1946. 878 с.

21. РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 151.

22. Всесоюзная перепись населения 1937 года. Материалы для докладчиков. Ленинград: Издательство Леноблисполкома и Ленсовета, 1936. 55 с.

23. Первые дни переписи населения в Нарыме // Советская Сибирь. 1937, № 2. С. 1

24. Перепись началась // Советская Сибирь. 1937, № 2. С. 2.

25. Грубое нарушение правил переписи» // Советская Сибирь. 1937, № 3. С. 2.

26. Максимум организованности // Советская Сибирь. 1937, № 4. С. 2.

27. Ход переписи по краю // Советская Сибирь. 1937, № 4. С. 2.

28. Решающий день переписи // Советская Сибирь. 1937, № 5. С. 1.

29. Завершающий этап переписи // Советская Сибирь. 1937, № 6. С. 2.

30. Особо тщательно провести контрольные обходы» // Советская Сибирь. 1937, № 7. С. 2.

31. Во избежание неприятностей // Советская Сибирь. 1937, № 8. С. 2.

32. Перепись в далёких урочищах и стойбищах Ойротии // Советская Сибирь. 1937, № 8. С. 2.

33. ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 29. Д. 68.

34. Итоги Стахановского года // Плановое хозяйство. 1936, № 12. С. 3–16.

35. Краваль И.А. Перепись населения 1937 г. // Плановое хозяйство. 1936, № 12. С. 17–35.

36. РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 199.

37. Социалистическое строительство СССР (Статистический ежегодник) ЦУНХУ Госплана СССР. М.: Союзоргучет, 1934. 496 с.

38. РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 92. Д. 161.

39. РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 132.

40. РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 142.

41. РГАЭ Ф. 1562. Оп. 329. Д. 16.

42. РГАСПИ Ф. 82. Оп. 2. Д. 538.

43. РГАСПИ Ф. 82. Оп. 2. Д. 537.

44. РГАЭ Ф. 1562. Оп. 1. Д. 967.

45. РГАЭ Ф. 1562. Оп. 329. Д. 200.

46. Собрание Законов и распоряжений Рабоче-Крестьянского Правительства СССР за 1937 г. М.: Юридическое издательство НКЮ СССР, 1946. 792 с.

47. РГАЭ Ф. 1562. Оп. 1. Д. 978.

48. РГАЭ Ф. 1562. Оп. 336. Д. 1282.

49. РГАЭ Ф. 105. Оп. 1. Д. 82.

50. РГАЭ Ф. 1562. Оп. 20. Д. 19.

51. Старовский В.Н. Методика исследования элементов роста народонаселения // Вестник статистики. 1964, № 11. С. 3 – 15.

52. Население СССР (Численность, состав и движение населения). 1973. Статистический сборник М.: Статистика, 1975. 208 с.