Сопроводительная записка ЦК ВКП(б) с приложением записок А. Я. Вышинского и Г. Г. Ягоды о работе Особого совещания при НКВД. 31 марта 1936 г.

Реквизиты
Тип документа: 
Государство: 
Датировка: 
1936.03.31
Период: 
1936
Метки: 
Источник: 
Политбюро и органы госбезопасности. К 100-летию образования ВЧК, стр.457-469
Архив: 
АП РФ. Ф. 3. On. 58. Д. 6. Л. 3. Копия. Машинопись. Л. 4-21 Подлинник. Машинопись

31 марта 1936 г.

П2804

Подлежит возврату
во II ОС ЦК ВК-П(б)
СТРОГО СЕКРЕТНО
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков)
Центральный комитет

По поручению т. Сталина посылаются Вам для ознакомления записки т. Вышинского от 5.11.36 г., т. Ягода от 11.11.36 г. и т. Вышинского от 16.II.36 г. о работе Особого Совещания при НКВД.

Приложение: экз. № на 16 листах.

Зав. ОС ЦК

Приложение 1

Докладная записка А. Я. Вышинского И. В. Сталину и В. М. Молотову

5 февраля 1936 г.

№ 49/лсс

Совершенно секретно
Лично
ЦК ВКП/б/ — тов. Сталину И. В.
СНК СССР — тов. Молотову В. М.

Практика полуторагодичной работы Особого Совещания при Наркомате Внутренних дел Союза ССР показала, что подавляющее большинство дел, проходящих через Особое Совещание, можно разбить на 3 категории:

1) дела о контрреволюционной агитации, антисоветских сплетнях, разговорах и т.п.; 2) дела, связанные с высказыванием террористических намерений, предположений, а в отдельных случаях — связанные с первоначальными действиями по подготовке террористических актов, и, наконец, 3) дела о так называемых социально вредных и социально опасных элементах (рецидивистах, лицах, связанных с преступной средой, ведущих паразитический образ жизни и т.п.).

Так как все дела в Особом Совещании рассматриваются заочно, без вызова обвиняемых и свидетелей, то рассмотрение особенно дел первых двух категорий и вынесение по ним решений Особым Совещанием представляет значительные трудности и сопряжено с опасностью допущения ошибок.

Эта опасность усугубляется еще и тем обстоятельством, что в ряде случаев эти дела проходят вообще без свидетелей и основаны на агентурных данных, а в ряде случаев по ним имеется лишь один свидетель, показания которого нередко расходятся с показаниями обвиняемых, категорически отрицающих свою вину.

Между тем, именно по этим делам необходима особо тщательная и всесторонняя проверка данных предварительного расследования.

Это обстоятельство диктует, по моему мнению, постановку вопроса о необходимости максимального ограничения рассмотрения Особым Совещанием дел о контрреволюционной агитации, о контрреволюционных террористических высказываниях и т.п., с сосредоточением преимущественного рассмотрения таких дел в судах, где обязателен личный допрос обвиняемого и проверка показаний свидетелей, вплоть до очных ставок.

Второй вопрос заключается в следующем. Прокуратуре предоставлено право при опротестовании судебных приговоров освобождать из-под стражи неправильно осужденных (ст. 440 УПК РСФСР и соответствующие ст.ст. УПК других союзных республик); в отношении же осужденных Особым Совещанием при НКВД Прокуратура такого права не имеет.

Точно так же Прокуратура не вправе принимать постановления об освобождении из-под стражи подследственных по делам, расследуемым НКВД. В случаях, когда Прокуратура признает это необходимым, она может вносить соответствующе предложения в органы НКВД, но эти предложения для органов НКВД необязательны.

Я считаю, что Прокуратуре должно быть предоставлено право освобождать из-под стражи как при опротестовании решений Особого Совещания, так и в процессе предварительного расследования.

Одновременно я считаю необходимым обратить Ваше внимание на то обстоятельство, что за последние три года сильно возросло количество заключенных в исправительно-трудовых лагерях, колониях и тюрьмах, достигнув на 1/Х-1935 г. — 1 251 501 чел. В частности, если на 1/I-1932 г. в исправительнотрудовых лагерях НКВД находилось 268 730 чел., то на 1/Х-1935 г. здесь было уже — 816 800 чел., а на 20/Х-1935 г,— 851 142 чел.

В приведенную мною справку о количестве заключенных не включены лица, содержащиеся во внутренних тюрьмах Управления Государственной Безопасности НКВД СССР, а также содержащиеся в камерах предварительного заключения при милицейских Управлениях; суточный контингент содержащихся в камерах предварительного заключения милиции равен в среднем 23 тыс. чел. по СССР.

Такой рост заключенных диктует необходимость принять ряд мер, обязывающих следственные органы и органы Прокуратуры более тщательно проверять имеющиеся в их распоряжении материалы и более обоснованно привлекать граждан к ответственности и направлять дела в суды и Особое Совещание. Одновременно необходимо усилить контроль со стороны вышестоящих органов Прокуратуры и суда за качеством расследования и обоснованностью привлечения к ответственности.

В этих целях, по моему мнению, необходимо как по линии судебной, так и по линии административной принять ряд таких мер, как:

а) по линии судебной — усилить роль распорядительных заседаний судов, перестроив их работу таким образом, чтобы вопрос об утверждении обвинительных заключений и предания суду разрешался с соблюдением всех необходимых гарантий самой тщательной проверки следственных материалов (конкретные предложения по этому вопросу мною включены в проект уголовно-процессуального кодекса Союза ССР, рассматриваемый в настоящее время Комиссией тов. Акулова);

б) по линии административной — передавать, как правило, на рассмотрение судов дела о контрреволюционной агитации, всякого рода антисоветских сплетнях, высказываниях и т.п., рассматриваемых в настоящее время Особым Совещанием при НКВД;

в) представить Прокуратуре право освобождать из-под стражи подследственных, числящихся за органами НКВД, в случаях установления Прокуратурой отсутствия оснований к дальнейшему сохранению в качестве меры пресечения ареста, а также предоставить право Прокуратуре освобождать из-под стражи осужденных Особым Совещанием при НКВД в случаях принесения протестов на решения Особого Совещания.

Принятие этих предложений, по моему мнению, улучшит работу органов НКВД и Прокуратуры в деле привлечения к ответственности граждан в административном и судебном порядке.

Прошу Ваших указаний.
А. Вышинский

Приложение 2

Докладная записка Г. Г. Ягоды И. В. Сталину и В. М. Молотову

11 февраля 1936 г.

№ 55421

Совершенно секретно
Секретарю ЦК ВКП/б/ — тов. Сталину
Предс. СНК Союза ССР — тов. Молотову

По поводу записки тов. Вышинского от 5/П-с/г. сообщаю:

I. Тов. Вышинский ставит вопрос «о необходимости максимального ограничения рассмотрения Особым Совещанием дел о контрреволюционной агитации, о контрреволюционных террористических высказываниях и т.п. с сосредоточением преимущественного рассмотрения таких дел в судах».

Если рассмотреть цифры привлеченных в 1935 г. органами ГУГБ к ответственности, то становится очевидным, что основная масса дел, расследуемых органами ГУГБ, направляется именно в судебные органы.

Так, всего по Союзу за 1935 г. органами ГУГБ было привлечено к ответственности 293 661 чел, (из них арестовано 193 083 чел.).

Из общего количества привлеченных:

—  передано дел в Прокуратуру и суды на 228 352 чел.

—  прошло по решениям Особого Совещания дел только на 33 823 чел.

Совершенно ясно, что, предлагая сосредоточить преимущественное рассмотрение дел в судах, тов. Вышинский стучится в открытую дверь, так как подавляющая масса дел, как это видно из цифр, направляется в суды.

Цифры дел, прошедших через Особое Совещание, складываются из осужденных:

1) К.-р. троцкистов-зиновьевцев... — 3262 чел.
2) За к.-р. агитацию и клевету, главным образом в связи с убийством тов. Кирова... — 9993 чел.
3) За террористические намерения и за к.-р. клевету на руководителей партии и правительства... — 3376 чел. 
4) Изъятых из Ленинграда «б. людей»... — 5130 чел.
5) За принадлежность к антисоветским политическим партиям, группам и т.п. — 3623 чел. 
6) Валютчиков, авантюристов и т.п. — 7728 чел.

Кроме того, помимо дел ГУГБ, по решениям троек местных управлений НКВД и тройки Главного управления милиции прошло с утверждения Особого Совещания по уголовным делам (в порядке очистки городов) — воров, мошенников, хулиганов, уголовников-рецидивистов — 122 726 человек.

Как видно из приведенных данных, на дела ГУГБ по к.-р. агитации, к.-р. клевете и террористическим высказываниям, прошедшим через Особое Совещание, на которые делает основной упор тов. Вышинский, падают только 12-15 000 человек, что является очень небольшой частью всех привлеченных к ответственности органами ГУГБ.

Остальные дела падают на такие категории («б. люди», высланные из Ленинграда, троцкисты и члены других антисоветских партий; валютчики и друг.), рассмотрение которых в административном порядке вряд ли может вызвать какие-либо сомнения.

Таким образом, совершенно ясно, что Особое Совещание ни по количеству, ни по удельному весу дел, рассматриваемых им, никак не может влиять на карательную политику, что, очевидно, имеет в виду тов. Вышинский.

Что касается указанных мною дел по контрреволюционной агитации, клевете и т.п. на 15 000 чел., то было бы совершенно неправильным дела такого порядка рассматривать даже в закрытых заседаниях суда, так как нельзя превращать суд в трибуну для распространения контрреволюционной клеветы против политики партии, руководителей партии и правительства, чего, между прочим, очень хотели бы троцкисты.

Необходимость «преимущественного рассмотрения таких дел» в судах тов. Вышинский мотивирует низким качеством расследования и недоказательностью обвинений (отсутствие свидетелей и т.п.), а главное, самим порядком рассмотрения дел на Особом Совещании, при котором вынесение решений «представляет значительные трудности и сопряжено с опасностью допущения ошибок».

Такая постановка вопроса в корне неверна.

Ведь когда дело только возникает, да и в процессе следствия, мы не предрешаем вопрос о направлении его в суд или на Особое Совещание.

Поэтому совершенно исключено такое положение, что следствие бывает различного качества: одно по делам, передаваемым в суд, и другое по делам, рассматриваемым Особым Совещанием.

Следствие по каждому делу ведется с соблюдением процессуальных норм. В процессе следствия прокурор осуществляет в полной мере надзор за всеми стадиями дела, начиная от ареста до окончания следствия.

Поэтому, если прокурор находит, что дело недостаточно или плохо расследовано, он дает соответствующие указания в процессе следствия, которые и выполняются.

Только по окончании следствия нами ставится перед Прокуратурой вопрос о направлении дела в суд или Особое Совещание, а Прокуратура дает свое письменное заключение.

Между тем, тов. Вышинский в своей записке пытается представить дело так, что следствие по делам, рассматриваемым Особым Совещанием, ведется в каком-то особом порядке.

Если бы дело обстояло так, то чем объяснить, что тов. Вышинский на протяжении полуторагодичной работы (срок не малый) ни разу не опротестовал ни одного решения Особого Совещания?

Все это тем более непонятно, что Прокуратура не только принимает непосредственное участие в вынесении решений по делам, но и что решения Особого Совещания без согласия Прокурора Союза не проводятся в жизнь.

Тов. Вышинский, выдвигая явно бездоказательные положения против порядка рассмотрения дел Особым Совещанием, противопоставляет этому порядок рассмотрения дел в судах.

Но ведь Особое Совещание и было создано для такой категории дел, рассмотрение которых должно проводиться в административном порядке вне обычной судебной процедуры.

В своей постановке вопроса тов. Вышинский по существу берет под сомнение целесообразность самого существования Особого Совещания, что является совершенно неправильным.

Практика полуторагодичной работы Особого Совещания показывает, что этот орган целиком себя оправдал, а дела, прошедшие через него, — полностью отвечают идее организации Особого Совещания.

Из приведенных в настоящей записке цифр видно, что НКВД неуклонно проводит в жизнь решение партии и правительства о передаче наибольшего количества дел в судебные органы.

Об этом говорит также тот факт, что часть дел (на 711 чел.), которые по предварительному согласию Прокуратуры были переданы на Особое Совещание, последнее все же направило в судебные органы.

II. Тов. Вышинский в своей записке ставит вопрос о том, что Прокуратура не имеет права освобождать подследственных ГУГБ и осужденных Особым Совещанием. Этот пункт совершенно непонятен.

Как я уже указывал, начиная от ареста вплоть до окончания следствия, каждый подследственный находится под надзором Прокуратуры.

Если прокурор не считает возможным дальнейшее содержание арестованного под стражей, он может сделать предложение об его освобождении.

Нужно отметить, что до сих пор, в большинстве случаев, мы сами освобождали арестованных, непричастность которых к делу устанавливалась в процессе следствия.

Что касается осужденных Особым Совещанием, то здесь тов. Вышинский забывает, что роль прокурора при вынесении решений по делам иная, чем в судах.

Прокурор не является стороной, как в суде, а участвует в решении по всем делам, рассматриваемым Особым Совещанием.

Кто мешает Прокуратуре при вынесении решений Особым Совещанием вносить свои коррективы или опротестовывать их?

По-видимому, предложения тов. Вышинского о предоставлении Прокуратуре права освобождения либо являются (!) недоразумением, либо он добивается права освобождать подследственных ГУГБ и осужденных Особым Совещанием без ведома и согласия НКВД (?!).

Это требование непонятно, ибо до сего времени Прокуратура не заявляла никаких претензий по поводу существующего порядка; тем более, что нет ни одного случая, когда бы требованием Прокуратуры об освобождении подследственного или о постановке на пересмотр старого решения б. ОГПУ или Особого Совещания не было бы выполнено.

Тов. Вышинский из общего количества заключенных на 1/I-1935 г. —  1 251 501 чел, делает вывод о сильно возросшем количестве заключенных в лагерях, колониях и тюрьмах.

Цифра эта приведена правильно и, кстати, является (!!) нашей цифрой. Но, не расшифровывая, за счет каких органов идет рост заключенных, тов.

Вышинский не указал самого важного в этом пункте, что из общего числа 1 251 501 заключенных количество осужденных за ряд лет б. ОГПУ и Особым Совещанием НКВД составляет только (!) 291 761 чел. Это наиболее опасные политические преступники, а также диверсанты, шпионы и бандиты. Все остальные отбывают наказание по приговорам судов.

Не сопоставляя этой цифры с предыдущими годами и не дифференцируя ее (кем осуждены заключенные), тов. Вышинский в доказательство роста заключенных в лагерях и в тюрьмах НКВД приводит следующие данные по лагерям: на 1/I-1932 г. — 268 730 чел., на 1/Х-1935 г. — 816 800 чел., на 20/Х-1935 г. — 851 142 чел.

Между тем в 1932 г. в лагерях содержались только осужденные органами б. ОГПУ, в последующие же годы в лагеря были переданы трудоспособные контингенты осужденных органами НКЮ, и это, естественно, дало значительный рост. Что это именно так, видно из следующих данных:

  • на 1 января 1934 года заключенных, осужденных НКВД, было 215 503, или 42,2% всех заключенных, а НКЮ 294 804, или 57,8%;
  • на 1 января 1935 года НКВД—299 437, или 41,3%, а НКЮ 426 046, или 58,7%;
  • на 1 октября 1935 года НКВД — 291 761, или 35,7%, а НКЮ — 525 039, или 64,3% всех осужденных.

Из всех приведенных цифр ясно, за чей счет идет рост заключенных.

Очевидно, для большей убедительности вывода о росте заключенных тов. Вышинский в довольно туманной форме сослался на внутренние тюрьмы органов ГУГБ, не приведя никаких цифр, как будто он не имеет туда доступа и внутренние тюрьмы закрыты для надзора Прокуратуры.

Всего на 1/Х-1935 г. за органами ГУГБ по Союзу числилось 24 275 чел. арестованных. Если вычесть 19 952 чел., содержавшихся в общих следственных тюрьмах, то только 4323 чел. содержалось во внутренних тюрьмах.

Совершенно очевидно, что тюрьмы пополняются главным образом за счет судебных органов.

По существу всей записки тов. Вышинского надо сказать, что дело не в Особом Совещании, а в судебных органах и Прокуратуре. И поэтому, основным вопросом работы Прокуратуры на сегодняшний день является усиление надзора за работой судебного аппарата и его карательной практикой, как это нами указывалось в записке в ЦК ВКП(б) № 56257 от 14/VI-35 г.

Достаточно указать, что в тюрьмах и колониях на 1/Х-1935 г. содержалось 50 992 чел., месяцами ожидавших кассационных решений.

Количество подследственных дел, которые не рассмотрены судами, из месяца в месяц растет. Так, например, по переданным только из органов НКВД делам за Прокуратурой и судами числилось подследственных:

На 1/I-1935 г.

на

62 149

чел.

На 1/IV-1935 г.

«

68 885

«

На 1/VIII-1935 г.

«

79 860

«

На 1/Х-1935 г. ,

«

84 190

«

На 1/I-1936 г.

«

92 741

«

 

 

 

 

 

 

 

 

Из этих цифр совершенно ясно видно, что работа судов неудовлетворительна.

Между тем этот коренной вопрос — как улучшить работу судов — не находит ответа в записке тов. Вышинского.

Можно с уверенностью заявить, что основной задачей Прокуратуры является упорядочение работы судов, а не Особого Совещания, которое, будучи ограничено в своих правах, не играет той роли, которую ему придает тов. Вышинский.

Народный Комиссар Внутренних Дел Союза ССР: Г. Ягода
 

Приложение 3

Докладная записка А. Я. Вышинского И. В. Сталину и В. М. Молотову

16 февраля 1936 г.

№ 60/лсс

Совершенно секретно
От т. Вышинского
ЦК ВКП(б) — тов. Сталину И. В.
СНК Союза ССР — тов. Молотову В. М.

В связи с запиской т. Ягоды от 11 февраля с.г. считаю необходимым сообщить следующее:

1. Тов. Ягода не отрицает наличия роста заключенных в лагерях, колониях и тюрьмах.

Как мною уже сообщалось в записке от 4-го февраля с.г., содержалось в тюрьмах, лагерях и колониях на 1-е октября 1936 г. 1 251 501 чел. против 519 501 чел. на 1-е января 1932 г., налицо рост числа заключенных Ha 210,9%lv.

Этот факт сам по себе заслуживает особого внимания, независимо от того, за чей счет этот рост должен быть отнесен.

Однако, т. Ягода пытается доказать, что этот рост необходимо отнести исключительно за счет неудовлетворительной работы судов, и приводит данные, характеризующие количество дел, проходящих через суды и через Особое Совещание, подчеркивая незначительное количество дел, прошедших через Особое Совещание.

Но т. Ягода совершенно упускает из виду, что количество дел в судах при всех условиях стоит в прямой зависимости от количества дел, возбуждаемых органами следствия и, в частности, органами НКВД. Это обстоятельство имеет тем большее значение, что подавляющая масса следственных дел (90-95%) падает на органы НКВД (Управление Государственной Безопасности и Милиция) и только 5-10% дел возбуждаются и расследуются органами Прокуратуры.

В самом деле, по данным главного Управления Рабоче-Крестьянской Милиции, за 1935 год по всему Союзу РК Милицией было возбуждено 2 401 412 уголовных дел и было привлечено к уголовной ответственности 2 430 585 чел.; из них Милицией было арестовано 589 519 человек.

Следует особо подчеркнуть, что самой Милицией в 1935 г. было прекращено 431 275 дел. Примерно столько же дел в дальнейшем было прекращено Прокуратурой и судами.

Таким образом, по одной Милиции за 1935 г. мы имеем неосновательно привлеченных к уголовной ответственности свыше 800 000 человек; на этих важнейших вопросах т. Ягода даже не счел необходимым остановиться.

2. Тов. Ягода возражает против моего предложения о сужении рассмотрения дел в административном порядке в Особом Совещании и о сосредоточении их преимущественном в судах, мотивируя свое возражение незначительным количеством дел, прошедших через Особое Совещание (33 823 чел.).

Нельзя не отметить, что т. Ягода искусственно разделяет количество осужденных Особым Совещанием на две категории: осужденных по делам ГБ (33 000) и осужденных тройками НКВД и Главным Управлением Милиции (122 000), оперируя в дальнейшем только теми делами, которые прошли через УГБ.

Для характеристики роли Особого совещания, как административного суда, необходимо учесть все количество лиц, осужденных в этом порядке, т.е. не 33 823 чел., а более 150 000 чел.

Имея же в виду, что осуждение Особым Совещанием обычно влечет за собою ряд репрессий и в отношении членов семей, находящихся на иждивении репрессированных лиц (выселение из режимных местностей, лишение паспортов и т.п.), то удельный вес Особого Совещания будет, несомненно, более значительным, чем это пытается изобразить т. Ягода.

Насколько неправильно преуменьшается число лиц, осужденных Особым Совещанием, видно из графы, приведенной т. Ягодой относительно изъятых из Ленинграда «бывших людей». Тов. Ягода определяет это количество в 5130 чел., при этом т. Ягода вовсе не принимает во внимание членов семей и лиц, находившихся на иждивении этих «бывших» людей, также высланных из Ленинграда вместе с главами семей. В действительности количество лиц, высланных из Ленинграда, окажется превышающим указанную т. Ягодой цифру в 2—3 раза. (Так, по донесению Ленинградского Областного Прокурора т. Пальгова на 27-е марта 1935 г. было изъято из Ленинграда «бывших» людей 11 072 чел., из них 4833 глав семей и 6239 чел. — членов семей).

3. Тов. Ягода в своей записке подчеркивает, что только 35,7% заключенных в лагерях числится за органами НКВД. Это правильно. Тем не менее нельзя не признать этот процент достаточно высоким, особенно, если иметь в виду, что компетенция НКВД по сравнению с компетенцией и объемом работы судов ограничивается узким кругом дел.

Уменьшение же количества осужденных органами НКВД с 42,2% в 1934 году до 35,7% на 1-е октября 1935 г. является совершенно естественным и вызвано передачей на рассмотрение судов дел, ранее подсудных бывшей судебной коллегии ОГПУ (закон 10 июля 1934 года).

4. Абсолютно неправильно утверждение т. Ягоды о том, что на протяжении полуторагодичной работы Особого Совещания я ни разу не опротестовал решений Особого Совещания. За это время Прокуратурой союза было принесено в Особое Совещание 1344 протеста, как на решения б. Коллегии ОГПУ и самого Особого Совещания (по СПО — 369 протестов, по ЭКО — 644 протеста, по Главной Транспортной Прокуратуре — 115 протестов и 216 — в связи с очисткой Ленинграда от социально чуждых элементов).

Если т. Ягода имеет в виду отсутствие протестов Прокуратуры Союза в Президиум ЦИК СССР, то и это неправильно, так как Прокуратурой Союза был внесен в Президиум ЦИК СССР ряд протестов, большинство которых, по ходатайству из НКВД снималось и вновь переносилось в Особое Совещание, где эти протесты полностью и были удовлетворены (дела Миллер, Страховой, Катель и друг.). Приходится напомнить о протесте Прокуратуры Союза в Президиум ЦИК СССР по делу Ширмана, рассмотренному 7 февраля с.г., т.е. за несколько дней до того, как т. Ягода сообщил в своей записке о том, что я не принес ни одного протеста на решения Особого Совещания.

5. Совершенно также непонятно, как может т. Ягода утверждать, что передача части дел, подсудных Особому Совещанию, на рассмотрение судов содействовала бы превращению судов в «трибуну для распространения контрреволюционной клеветы против политики партии, чего, между прочим, очень хотели бы троцкисты».

Самому ,т. Ягоде хорошо известно, что наиболее серьезные контрреволюционные дела, в том числе и о контрреволюционной агитации, клевете и т.д., по постановлению 10 июля 1934 г. передаются, как правило, в суды (Специальные коллегии), которые и рассматривают эти дела при закрытых дверях.

Если этот, действующий в настоящее время, порядок рассмотрения наиболее серьезных контрреволюционных дел, угрожающих высшей мерой наказания или лишением свободы свыше 5 лет, в том числе и о троцкистах, не превратил наши суды в трибуну для распространения контрреволюционной клеветы — а превратить наши суды в подобного рода трибуну он и не мог, потому что это наши суды, — то ясно, что это чудовищное утверждение т. Ягоды является совершенно беспочвенным и продиктованным отнюдь не деловыми соображениями.

6. Тов. Ягода считает, что поставленные мною в записке от 4 февраля вопросы вызваны желанием упразднить Особое Совещание. Это — чтение в сердцах.

В моей записке был поставлен вопрос отнюдь не об упразднении Особого Совещания НКВД, а об ограничении компетенции Особого Совещания, как административного суда, который рассматривает дела заочно, без свидетелей, а в ряде случаев только на основании агентурных данных или на основании показаний лишь одного свидетеля.

7. Замечание т. Ягоды, что основным содержанием работы Прокуратуры является надзор за судебными органами и их карательной практикой, совершенно неправильно. В обязанности Прокуратуры, наряду с надзором за судами, входит в качестве одной из важнейших ее функций и надзор за органами НКВД.

Что касается работы судов, то о неудовлетворительности этой работы мною сообщалось в ЦК ВКП(б) и ЦИК СССР особым письмом от 23 июня 1935 года. Прокуратурой СССР сообщалось также тов. Молотову о недостатках кассационной практики судов и по предложению тов. Молотова этот вопрос обсуждался в СНК СССР.

Вопросы судебного надзора составляют одну из важнейших областей работы Прокуратуры Союза. Однако это ни в какой мере не может оправдать ослабления надзора Прокуратуры за административными органами, в частности, за работой Особого Совещания, играющего роль в нашей карательной политике, несомненно, гораздо большую, чем это пытается представить т. Ягода.

8. Тов. Ягода, очевидно, не оспаривает моего предложения о предоставлении Прокуратуре Союза права заменять меру пресечения по делам, находящимся в производстве органов НКВД. Тов. Ягода утверждает лишь, что подобным правом Прокуратура фактически в настоящее время пользуется. Это неверно. Таким правом ни юридически, ни тактически Прокуратура в настоящее время не пользуется. Можно было бы назвать ряд случаев, когда требования даже Прокурора Союза об освобождении из-под стражи тех или других лиц НКВД союза ССР не исполняются.

9. Замечание т. Ягоды о том, что Прокуратура должна в настоящее время своей основной задачей иметь улучшение работы судов, не может быть понято иначе, как попытка устранить или ослабить надзор Прокуратуры заделами, находящимися в производстве органов НКВД, и находится в прямом противоречии с директивами партии и правительства и, в частности, с такими важнейшими постановлениями, как постановление от 8-го мая 1933 года, 10 июля 1934 года и 17 июля 1935 года.

А. Вышинский

АП РФ. Ф. 3. On. 58. Д. 6. Л. 3. Копия. Машинопись. Л. 4-21 Подлинник. Машинопись.

Опубликовано: Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Январь 1922 — декабрь 1936. Сборник документов. М., 2003.