№ 19. Из протокола закрытого партийного собрания УГБ УНКВД по Полтавской области о нарушениях в агентурно-оперативной работе. 2-6 января 1939 г.

ВОЛКОВ приезжал из Киева и давал установку, при этом заявил, что в Киеве вскрыта антисоветская организация «Молодая Генерация». Нужно и у нас вскрыть эту организацию.

ВОЛКОВ сам писал «руководящие протоколы», посылал их в Киев. Но и там они не нравились, их переделывали заново и посылали в Политбюро ЦК ВКП(б).

Старые сотрудники тряслись в ожидании ареста, так как ВОЛКОВ их проводил по показаниям, как КУРАЧЕКА, о чем я узнал в Кременчуге. АНДРЕЕВА, на которого «взяли» показания у белогвардейского офицера ЗДЫХОВСКОГО, а потом получили показания от 13 ноября у того же ЗДЫХОВСКОГО на МАКАРЕНКО. Писал этот протокол ФЕДОРОВ. Этот протокол ложный и пусть ФЕДОРОВ расскажет, как он писал протокол. ЗДЫХОВСКИЙ и МАКАРЕНКО друг друга не знали.

Почему постановление ЦК ВКП(б) от 17-го ноября 1938 года не дошло до сознания многих работников и не вскрыло сразу всех безобразий? Потому, что обком КП(б)У проверял сотрудников УГБ в присутствии ВОЛКОВА, касался только о дальних родственниках, но не спросил о работе Отдела. Так было со мной? Меня спросили в обкоме при ВОЛКОВЕ о дяде, который был около года городовым. А сам он рабочий, но не спросили о работе и выполнении постановлений ЦК ВКП(б).

Работники ходили жаловаться и в обком, и в наркомат. Но нигде не могли дойти со своими заявлениями. Я лично писал о безобразиях в ЦК через нач[альника] УНКВД по Воронежской области.

Обком сам не смотрел наши дела. Секретарь обкома тов. МАРКОВ был на заседаниях Особой Тройки, тоже видел «марафеты», видел их и облпрокурор ФЕДОРОВ, но считали эти явления в порядке вещей.

По 3 Отделу избитых напрасно арестованных имеется человек 10, а в остальном избивали настоящих врагов. «Марафетных» протоколов я не писал и приказания ВОЛКОВА о «марафетах» не выполнял.

Не нужно винить тов. ТИМЧЕНКО или другого рядового работника, их заставляли это делать и заставлял это делать ВОЛКОВ.

Особенно били сотрудников. ЛЕРМАНА, ЛЫСЕНКО били по приказу ВОЛКОВА. В Кременчуге заявили, что избивать приказал УСПЕНСКИЙ, когда приезжал туда.

В отношении «обнаруженных» снарядов и гранат, найденных ассенизаторами. Воентехник составил акт, а потом «привязали» эти снаряды бывшему офицеру ОСТРОШАПСКОМУ, на которого уже были какие-то показания и его арестовали. Аналогичное [было] и в Карловском районе, когда выкопали оставшиеся еще от гражданской войны снаряды, хотели их тоже куда-то «приткнуть».

Вообще с оружием антисоветских организаций происходило так, что обвиняемые показывали о каких-то складах, закопанных где-то, часто за пределами области, как это было по показаниям ЗИТТО.

Я считаю, что в основном чекистский коллектив здоровый, провели огромную роботу по борьбе с врагами. И если в отдельных случаях были искривления, то их доводил до этого своим террором [против сотрудников] ВОЛКОВ, который и является и антипартийным человеком, который и не может быть в партии, и не может руководить УНКВД.

По вопросу решения партийного комитета о БЕЛОКОНЕ. Я считаю, что он честно на партийном собрании признает свою вину. Однако, он продолжает двурушничать и поэтому подлежит исключению из рядов ВКП(б).

КАГАНОВИЧ. Считаю, что в основу прений должны быть положены постановление ЦК и СНК от 17 ноября, постановление ЦК, СНК и ВЦСПС о дисциплине и дело бывших сотрудников Молдавского УНКВД.

Вскрыть надо критикой и обязательной самокритикой все последствия искривлений и враждебной деятельности. Есть панические настроения. «Доберутся и до нас», — говорит БЕЛЕНЕЦ. Боятся нечего, надо вскрывать и исправлять.

О фашистской практике — изгнание евреев из органов НКВД. Дал первый сигнал КИРИЧЕНКО, он поделился с ВОРОНОЙ и ЗЕЛЕМ, пока не дошло до ЧЕРНЯВСКОГО. БЕЛОКОНЬ говорит, что получив такую установку, он никому о ней не говорил. Откуда же это известно КИРИЛЕНКО? А ведь это было и на практике. БЕЛОКОНЬ о роли ВОЛКОВА и на партийном комитете, и сейчас говорит нечетко. ВОЛКОВ сначала помнил, а теперь вообще не помнит о разговоре с БЕЛОКОНЕМ. ВОЛКОВ знал эту установку, видимо и не только от БЕЛОКОНЯ. И если бы был большевиком, УСПЕНСКИЙ был бы разоблачен раньше.

Били — это была система и я считал, что это узаконенное дело. Это было в Москве, в Киеве, я очень боялся, что этими методами следствия испортится молодняк. Предупреждал, что это мера временная, особенно увлекалась молодежь. Вот МИРОНЕНКО, он даже со сна избил сотрудника, посчитав его шпионом. Как правило, арестованные стояли часами.

Когда приехал я и ПЛАТОНОВ, нам сказали, что люди большие сидят и должны быть протоколы с размахом. У меня не получалось и я не знал, что ВОЛКОВ хочет, а за это ругали меня. Корректировка вверху доходила до того, что протокол нельзя было узнать. В протокол записывались все события, например, дело по транспорту. Я говорил с ПЛАТОНОВЫМ, заявляя, что мне непонятен стиль ВОЛКОВА. Он ответил «у него стиль и революционная фантазия», а по существу — это антисоветская деятельность.

Когда делаешь не так, как хочет ВОЛКОВ, оспариваешь, ВОЛКОВ всегда говорит: «Мне теперь ясно, это все с целью, умышленно». Все эти установки исходили от ВОЛКОВА со ссылкой на УСПЕНСКОГО, Политбюро. Замечание сделать — это нет хуже, всегда ответ получаешь: «Это что — специально у вас так получается?»

На последнем совещании с целью ускорения окончания следственных дел я высказался за создание следственных групп. ПЛАТОНОВ меня поддержал, ВОЛКОВ сказал: «Этого не нужно». А на следующий день был получен об этом приказ НКВД УССР и уже нужно — создали.

Был случай скопления арестованных, привезенных на Тройку, это могло повлечь большие неприятности. Когда ПОЛЯКОВ хотел изменить положение, ВОЛКОВ приказал выполнять его распоряжения, а потом сам изменил.

Когда на Тройку готовили дела, 3-й отдел два месяца, кроме этого, ничего не делал. Для изобличения шпионов брали показания у других арестованных, хотя и не всегда доказательные. А настоящие дела, но только с самосознанием, с Тройки снимались.

По Кременчугской группе предоставили дела настоящих врагов на Тройку, ВОЛКОВ вернул их со словами: «Бросьте их КАГАНОВИЧУ». И на меня набросился, заявив: «Последний раз вас предупреждаю». А на следующий день часть этих дел уже оказались годными.

Все мы допускали искривления, нужно об этом не скрываясь говорить, разбираться в этом, чтобы исправить это дело.

Когда вскрылось дело БЕЛОКОНЯ, то КИРИЛЕНКО не верил и я не верил, что партийный комитет поднимет его на высоту. Я написал замнаркому. Видно было, что ВОЛКОВ оттягивает разбор этого дела — то БЕЛОКОНЯ в командировку, то КИРИЛЕНКО.

Вот сейчас рассматриваем дела и сроки окончания неверные, липовые и другие трудности. Сегодня я предложил ЧЕРНЯВСКОМУ и МАШОШИНУ пойти в обком партии, там мы говорили по всем этим вопросам искривлений.

Вызов ПЛАТОНОВА в обком на утверждение и разговоры о работе с ним неверны. Так не говорят с членом партии, руководящим работником.

Дело розыска УСПЕНСКОГО было затянуто, ничего не предпринималось и держалось в секрете. В этом виновен ВОЛКОВ.

О деле по партизанам. По этому делу был настоящий террор. «В Одессе есть, в Днепропетровске есть, а у нас нет», — говорил ВОЛКОВ. Начиналось соревнование и наряду с врагами попадали и невинные.

Фактов много, смело вскрывать их нужно, разбираться в них и по-большевистски разобраться. Нужно сказать, что ВОЛКОВ и тут пытался установить % освобождаемости, но нужно избегать и перегибов, не освобождать всех подряд. [...]

МИЛЬШТЕЙН. У меня по Полтаве мало фактов искривлений в агентурнооперативной роботе. Есть факты незаконных арестов, например, врача МАКСИМОВА, который просидел с марта 1938 г. И, наконец, был освобожден только 4 ноября. Причем рапорт об освобождении пролежал у ВОЛКОВА три недели. МАКСИМОВА можно было освободить раньше, так как имелись особые приметы, по которым он должен был немедленно быть освобожден. Тоже с РЫБЧИНСКИМ, арестованным в марте 1938 года за вредительскую деятельность и как подозреваемый немец. Сейчас он освобожден, как непричастный к антисоветской организации. Между тем, это ценный изобретатель в сельском хозяйстве. Справка на освобождение дана была ВОЛКОВУ 30 октября, а освободили его только 15 декабря. Из выступлений товарищей за вчерашний день мне известно, что такие факты не одиноки.

Подобный характер носит дело КЛОЧКО — бывш[его] начальника Золотоношского райотделения НКВД, на которого в течение одиннадцати месяцев не было добыто никаких материалов. А он еще не освобожден.

Бывший начальник тюрьмы УГБ ЛЫСЕНКО освобожден под подписку. Я считаю, что если человек невиновен, то его надо немедленно освобождать, а привлекать того, кто производил арест.

Такое же дело ЛЕРМАНА, на которого тоже нет никаких данных о его вражеской деятельности, но его держат в тюрьме до сих пор. Когда ВОРОНА заговорил о ЛЕРМАНЕ на заседании партийного комитета, то ВОЛКОВ предупредил, что не следует парторганизации вмешиваться в оперативные дела и больше этот вопрос не поднимался.

Мы до сих пор не уяснили себе постановление ЦК ВКП(б) и Совнаркома от 17 ноября и не принялись за его выполнение.

О других искривлениях. В Наркомате с приходом ЛЕПЛЕВСКОГО начались избиения арестованных, а с приходом УСПЕНСКОГО избиения усилились, причем приезжие оперативные работники из Наркомата СССР так же били арестованных. Особенно жестоко в Наркомате в Киеве били бывших сотрудников, убивали насмерть.

О контрреволюционной деятельности УСПЕНСКОГО на Украине особенно в Киеве. УСПЕНСКОМУ создали громадный авторитет, а он, прикрываясь этим, развернулся во всю в своей антисоветской деятельности. Одним из моментов вражеской деятельности УСПЕНСКОГО является извращение национальной политики, антисемитизм процветал. В этом ему помогал его ближайший друг КОБЫЗЕВ — бывш[ий] нач[альник] ОК НКВД УССР, ныне нач[альник] Харьковского УНКВД, который был с УСПЕНСКИМ в самых близких отношениях.

УСПЕНСКИЙ имел в ЦК КП(б)У своих людей. Эти люди передавали УСПЕНСКОМУ письма, адресованные тов. ХРУЩЕВУ, а тех, кто писал — арестовывали.

Был в Особом отделе ШМУЛЕВИЧ, которого УСПЕНСКИЙ посадил, обвиняя его в том, что он является армянином. ШМУЛЕВИЧ сидел не под фамилией, а под номером. Тоже ожидало других или уже и постигло, кто посмел жаловаться на УСПЕНСКОГО.

В ЦК КП(б)У УСПЕНСКИЙ посадил своего человека ОЛЕЙНИКА, не знаю где он.

Реплика МАРКОВА. Уже разоблачен и посажен.

[МИЛЬШТЕЙН.] Подобная обстановка царила и в Полтаве, где ВОЛКОВ, не имея авторитета, брал жестокостью и его все боялись.

В отношении БЕЛОКОНЯ, мое мнение, его нужно исключить из партии, так как он и сейчас неоткровенен. В отношении ВОЛКОВА — его за антисоветскую деятельность нужно из партии исключить и с должности начальника УНКВД снять.

ПОЛЯКОВ. Говоря о решении партийного комитета об антисоветской, антисемитской практике, имевшей место в отделе кадров, мы должны сказать, что БЕЛОКОНЬ выводов для себя не сделал, ни на парткоме, ни на собрании.

На партийном комитете было установлено, что он эту контрреволюционную установку принял и проводил в жизнь. БЕЛОКОНЬ говорил о евреях, принятых на работу в УНКВД, но как мы видим, все они приняты не в УГБ, а те, что рекомендовались в УГБ — отклонялись. БЕЛОКОНЬ в этом виноват и отрицать ему нечего.

КОБЫЗЕВ, будучи начальником ОК НКВД УССР и сейчас в Харькове, сам подбирал людей в Особые отделы и не одного еврея не принял, а теперь он от этого открещивается.

Решение о БЕЛОКОНЕ совершенно правильно, но затянуто по времени. Виноваты в этом члены парткома и ВОЛКОВ. ВОЛКОВ тянул неизвестно почему, но на собрании он должен будет сказать об этом. Все, о чем мы говорили сейчас, могло быть открыто раньше на три недели. Правильное решение партийного комитета и в отношении остальных — КИРИЛЕНКО, ВОРОНЫ.

Реплика. Расскажите об антисемитской установке, данной вами СЫПКО.

[ПОЛЯКОВ.] На счет установки СЫПКО, я помню такой случай. Я решил не допустить одного еврея на секретную работу в Горсовет до проверки. При повторном докладе о нем, я санкции на допуск не дал. По одному этому факту можете судить. Но посмотрите на всю мою практику. Сознаю, что я сделал большую политическую ошибку.

Некоторые товарищи подвергали сомнению мою работу, проделанную УНКВД. Это неверно, у вас есть извращения, перекручивания, необоснованные аресты и т. д. Но ставить под сомнение всю работу по разгрому врага — это не верно. ВОРОНА сомневается в деле СЕНЮКА — это воротила, враг заклятый и в этом не может быть сомнения.

О незаконных методах допроса — били как угодно, сколько угодно. Об этом уже говорили. Над арестованными издевались, были длительные допросы, стоянки, «сидения» и прочее. Какие участники аппарата УНКВД были этим наиболее поражены — это опергруппа по делам бывших сотрудников и 4 отдел, в меньшей мере в других отделах. Установки эти исходили из Киева. Кто здесь разрешал — виновато руководство — ВОЛКОВ и я. Кто больше — будет судить собрание.

Начальники отделов в Киев ВОЛКОВЫМ не пускались, причина не известна.

[...]

О следственных делах районов. Когда их смотришь — они как будто хороши с формальной стороны. А по существу — это неправильно, у нас могут быть большие неожиданности по делам этой категории. Больше всего извращений было в Кременчуге (БОРИН). В результате таких преступных действий, искривлений, гонки — временный эффект, а теперь отказы обвиняемых от своих показаний.

Были случаи, когда свидетели на допросе (Кременчуг, Онуфриевка, да и в Полтаве) подписывали сами не знали что. А иногда и не допрашивались вовсе, а протоколы допросов в их делах имеются. Было и так, что очные ставки делали, а обвиняемый не виделся со свидетелем.

Все это факт, но надо иметь в виду и обратную сторону — тюрьма оказывает огромное отрицательное влияние на арестованных. Там ходят разные слухи о ЕЖОВЕ и других: «Мол, теперь не бьют» и т. п. Враги настоящие используют это и провоцируют следствие, — отказываются от показаний. Все это нужно иметь ввиду. Это огромная работа.

О «литературных протоколах». Я писать их не могу и не писал их ни в Полтаве, ни в других местах. Каждый начальник УНКВД хотел, что бы его протоколы читались в Москве. Погоня за этим и привела к таким явлениям и красивостям, как «вскрытие склада [взрывчатых веществ]» у ВОЛКОВА.

Подобные методы «ведения» следствия покалечили наших молодых работников и в этом виноват ВОЛКОВ. Составляется канва, протокол пишется в кабинете по несколько дней, а потом подписывается всеми мерами. А теперь этим молодым работникам приходится туго, вести следствие по-настоящему они не умеют. На «этих протоколах» проводилось воспитание молодежи. «Протоколы» эти читались ВОЛКОВЫМ на совещаниях начальникам отделов и отделений. Раз хорошо написал ВОЛКОВ, то и остальные должны составлять такие протоколы, но не у всех это удавалось. Лучше удавались они ТИТОВУ. Все эти извращения привели к запутанности в следственных делах, в частности у ЧЕРНЯВСКОГО в отделе.

Какая была в этом вопросе практика? На бюро Обкома выявляется подходящая колоритная фигура и к вечеру это лицо арестовывается. Эта практика вредная .

На счет организованной контрреволюции. Враг УСПЕНСКИЙ установку эту давал, а в результате сшивали, расшивали следственные дела и много бесполезного времени ушло на это. Теперь опять нужно расшивать [дела и превращать их в одиночные], так как обвиняемые в контрреволюционной деятельности организационно не связаны.

Факты обмана партии:

1. Исказили социальное лицо в отчетах за 2 Тройки . Из Киева сказали: «служащих много», БЕЛЕНЕЦ показал меньше служащих. Отчеты вернул УСПЕНСКИЙ — для отражения в. отчетах хорошего [социального] лица арестованных — выгодного для него.
2. О следственных делах. Начальники отделов приняли установленные строки безропотно. ВОЛКОВ утвердил нереальный план окончания 2 000 следственных дел за два месяца. Я говорил о формировании следственно-оперативных

групп. ВОЛКОВ не принял, тянул этот вопрос до тех пор, пока не получил указания зам[естителя] Наркома УССР. Потеряли 20 дней. В результате создалось такое положение с окончанием следдел, что мы декабрьский план сорвали — вместо 1431 дела передали в суда 84 и освободили 59 человек. На январь месяц осталось 1930 арестованных.

Таким образом, мы еще по существу не начали выполнять решение ЦК ВКП(б) и указаний НКВД СССР о следственных делах и об остатках следственно арестованных.

О делах «битых» установки ВОЛКОВ не дал, как их оформлять.

Прокуратура про все наши безобразия знала и молчала. Есть опасения, что если прокуратура будет только контролировать, мы не вылезем. Надо чтобы обком сказал свое слово в этом вопросе.

О ВОЛКОВЕ и себе. ВОЛКОВ груб, самомнителен и не терпит ни каких возражений. Мнение, оперативную мысль сотрудника душил. Его только боялись. В работе он исходил из того, [что] «где-то есть такая-то [вражеская] линия в Наркомате, должна быть такая же линия и у нас в Полтаве». Вот теперь и распутываем. Оба мы виноваты в том, что некритически принимали установки врага УСПЕНСКОГО.

ВОЛКОВ популяризировал УСПЕНСКОГО (случай на П[олит]Бюро в части личной похвалы товарища СТАЛИНА работы украинских органов НКВД). «Сталин дал хорошую оценку», — говорил ВОЛКОВ. Поэтому УСПЕНСКОМУ верили.

У ВОЛКОВА я был больше порученцем, чем заместителем ВОЛКОВА. О его ошибках я пришел к выводу порядочное время тому назад. Я видел, что вводится неправильная, несознательная дисциплина и подчинение.

Я виноват в том, что не сигнализировал партии обо всем мне известном. Я как- то в последнее время записку писал докладную, отчет за десять дней, в которой указал об [этом] и проч. ВОЛКОВ эту записку не одобрил. 31 декабря в очередной записке, которую я ВОЛКОВУ уже не показывал, я написал т.т. БЕРИЯ и КОБУЛОВУ об истинном положении вещей.

Паники не должно быть в наших рядах. Партия знает, как исправить ошибки, исправит их и поможет нам в работе.

ГОРЛЕНКО. Органами НКВД в 1937-1938 гг. под руководством Коммунистической партии проведена большая работа по разгрому контрреволюционных гнезд. Наряду с этим, врагами, пробравшимися в органы НКВД, была проведена вражеская работа в органах. Элементы вражеской, антисоветской деятельности имели место в Молдавском НКВД, центральном аппарате НКВД Украины и, как это видно, элементы этой вражеской работы были проведены и в Полтавском Областном Управлении.

Однако, каковы бы не были недостатки, все же Ваш коллектив провел большую работу по разгрому врагов. И неверно, когда отдельные товарищи берут под сомнение всю работу, проведенную Облуправлением. Это чувствовалось в выступлении КИРИЛЕНКО, ВОРОНЫ и ПЛАТОНОВА.

Отдельные товарищи допустили ошибки и искривления в работе. Я хотел бы, чтобы выступающие товарищи говорили о конкретных фактах и людях. Неправ

МИЛЬШТЕЙН, когда он заявил, что все мы знали об искривлениях, что виноваты все и что поэтому взыскание с КИРИЛЕНКО нужно снять. Мы должны подойти к каждому в отдельности и установить степень его виновности.

О БЕЛОКОНЕ. БЕЛОКОНЬ пытается смягчить свою вину, заявляя, что он имел установку только не выдвигать на руководящую работу лиц еврейской национальности, но не ограничивать прием их в органы НКВД. Разницы здесь никакой нет — это прямая контрреволюционная установка. [...]

Когда МАШОШИН мне сообщил о поданном ЧЕРНЯВСКИМ заявлении, я дал указание немедленно разобрать это заявление на заседании партийного комитета. Однако этот вопрос затянулся с разбором. После заседания партийного комитета ВОЛКОВ отправляет БЕЛОКОНЯ в командировку в Киев. После приезда БЕЛОКОНЯ отправляет КИРИЛЕНКО в командировку. Наконец, мы согласовали провести собрание 16.ХII.[19]38 г. Когда же я позвонил товарищу ВОЛКОВУ, то он мне заявил, что собрание провести нельзя будет, так как на 16.ХII. вызваны в обком нач[альники] райотделений, где должен быть БЕЛОКОНЬ и МАШОШИН. Все это делалось ВОЛКОВЫМ с тем, чтобы оттянуть разбор этого вопроса для того, чтобы острота упала.

О т.т. КИРИЛЕНКО и ВОРОНЕ. Я должен откровенно сказать, что больше, чем сделали они в части разоблачения искривлений — никто не сделал. Хотя с большим опозданием, но, все же, они сообщили об этом горкому и обкому партии. Это является смягчающим обстоятельством их вины.

Несомненно, больше них знали т.т. ЧЕРНЯВСКИЙ, ТИТОВ, ПЛАТОНОВ и МАШОШИН, которые молчали и о них следует поговорить.

Я согласен с тем, что обстановка в Управлении была тяжелая. Но все же, если бы товарищи своевременно рассказали бы то, что говорят сейчас, то врагу УСПЕНСКОМУ не удалось бы удрать.

Какова роль в этом ВОЛКОВА и в чем его вина? Все выявленные искривления в следственной работе проводились с ведома ВОЛКОВА. Избиения арестованных проводились с санкции ВОЛКОВА и неужели ВОЛКОВ не знал, что массовые избиения недопустимы? Это второе его преступление.

Третий момент — это его отношение к аппарату. Я понимаю, что дисциплина должна быть. Но разве дисциплина строится палочная, окриками, угрозами и т. д.? Кроме этого, причем тут «полтавские галушки»? Ведь это прямой шовинизм. Все это шло не в вашу пользу, тов. ВОЛКОВ, и поэтому Вас как руководителя не уважали, а боялись.

Нужно прямо сказать, что. ВОЛКОВ страдает явным очковтирательством и подхалимством. Это подтверждается историей со снарядом, фальсификацией протоколов, что характеризует Вас, тов. ВОЛКОВ, как не партийного работника.

Однако, товарищи, этим я не хочу сказать, что всю работу т. ВОЛКОВА нужно взять под сомнение.

О МОСКОВЕ ВОЛКОВ своевременно не сообщил в горком и обком об имеющихся материалах и по телефону мне т. ВОЛКОВ сказал, что все это сходит на нет. Причем, когда тов. ВОЛКОВ представил все материалы, он мне сказал: «Надо сделать так, чтобы это при разборе исходило не от органов НКВД». Очевидно, здесь было желание укрыть МОСКОВА.

О тов. ПОЛЯКОВЕ. Тов. ПОЛЯКОВУ придется второй раз выступить и ясно сказать, почему он допустил такие политические ошибки в своей работе. [...]

МОЛЬ. Я прекрасно понимаю важную роль органов НКВД и т. ГОРЛЕНКО правильно указал, что они проделали большую работу по разгрому антисоветского подполья.

Но я хочу остановиться на вскрытии недочетов и извращений, с тем, чтобы их обсудить и чтобы могли их исправить.

Мое убеждение таково, что ВОЛКОВ знал об антисоветской антисемитской установке, проводимой врагом народа УСПЕНСКИМ. Еще при приеме меня в органы НКВД в марте 1938 года, нас мобилизованных в органы, собрал у себя в кабинете УСПЕНСКИЙ и начал, наряду с другими, говорить, что органы НКВД имеют в своих рядах много евреев, которые заражены троцкизмом и сионизмом. С ним, тогда был и КОБЫЗЕВ, хотя несколько раз оговаривался, что он не антисемит.

Если это УСПЕНСКИЙ нам, молодым работникам, говорил, то говорил и ВОЛКОВУ. ВОЛКОВ ссылается на забывчивость, что он не помнит, говорил ли ему БЕЛОКОНЬ об антисемитской установке. Это неправда, он всегда все помнит до малейших мелочей.

Был в августе 1938 года случай, что сотрудник 4 Отдела НКВД УССР ЛЕНСКИЙ (еврей), критиковал протокол, написанный БЕЛОКОНЕМ. Когда я доложил об этом ВОЛКОВУ, то он в отношении ЛЕНСКОГО сказал: «Ну этого сиониста скоро уберут».

Знал ли партийный комитет обо всех искривлениях, допускаемых в следствии? Знали ли это все: ВОЛКОВ, ПОЛЯКОВ, МАШОШИН, ТИТОВ, я, но это было системой, которая казалась мне установленной [свыше].

Почему молчали члены партийного комитета, да и прочие члены партии? Я отвечаю, боялись, чтобы не быть не только арестованными, но и убитыми, о чем говорят факты, имевшиеся в Киеве.

В первые же дни моего приезда в Полтаву ВОЛКОВ мне заявил: «У нас патроны сейчас в большом расходе». Затем ВОЛКОВ сказал мне: «Работайте и бойтесь, чтобы у Вас в этом месте (показал на лоб) не было дырки». Я понял это, как прямую угрозу.

Существовало битье арестованных. Причем я очень мало бил, но я чувствовал себя неловко, что мало бью, так как была такая установка.

Теперь о лицах. Вот ФЕДОРОВ — нач[альник] отделения. Он большой «марафетчик», он может написать любой протокол. Был случай, что у него по показаниям ПОНОМАРЕНКО прошли многие из областных работников, в том числе и МАРКОВ и другие, кроме ГОРЛЕНКО.

Были случаи, что ФЕДОРОВ после оперативных совещаний у нач[альника] отдела созывал свои оперативные совещания. Когда я возражал, то ФЕДОРОВ говорил, что я разлагаю работников отделения. Вероятно, поэтому я был дипломатически переведен из первого отделения в третье. [...]

О грубости ВОЛКОВА. Когда был создан штаб по заготовке овощей и я работал в штабе вместе с ОРЛОВЫМ, то ВОЛКОВ мне угрожал: «У Вас методы работы ЗАДОЯ». Т.е. напомнил, о том, что ЗАДОЯ арестован, и мне угрожает это.

Но вот, такие работники как ЮШКАНЦЕВ, КУЦЕНКО, мировые «шпионы», — получили по воле ВОЛКОВА «значки почетного чекиста» потому, что могли писать такие же «липовые» протоколы. [...]

ЗЕЛЬ. Выступление ГОРЛЕНКО о том, что УНКВД нанесено большой удар по врагу верно. Но нужно говорить о вражеской работе у нас. ВОЛКОВ по установке УСПЕНСКОГО проводил вражескую работу. С первых дней он зажал аппарат и все знал через своих ставленников. Среди сотрудников нигде таких фактов не было, как у нас.

Случай с ГАВРЕГО. Из Лубен было послано письмо в ЦК об извращениях в следственной работе. В письме просили заявление ВОЛКОВУ не посылать. Оно у ХРУЩЕВА не было и УСПЕНСКИЙ переслал ВОЖОВУ. Заподозрили ГАВРЕГУ, он грязный, но арестовывается только после заявления и становится участником организации.

КУЦЕНКО вел грязную работу, он честных коммунистов превращал в врагов и ему место в тюрьме.

По анонимкам не проверяли фактов, а искали авторов.

О сигналах в отношении вражеской деятельности ВОЛКОВА думали с ВОРОНОЙ и КИРИЛЕНКО, но говорить было нельзя.

Когда УСПЕНСКОГО разоблачили, сразу решили идти и пошли в Горком и заявили. ВОЛКОВ всех оперработников врагами называл. На совещаниях говорил оскорбительно по адресу сотрудников.

Аресты сотрудников незаконные. Некоторые из них «делались» членами организации (КЛОЧКО, КАМЕНЕЦКИЙ, МАКАРЕНКО, БРАИЛОВСКИЙ). А теперь, когда туго с показаниями, давайте акты о вредительстве этих сотрудников — распорядился ВОЛКОВ.

Был такой МАРЧЕНКО (б[ывший] нач[альник] спецотдела связи, разоблачивший СВИДЕРСКОГО при ВЕПРИНСКОМ). НЕРОВНЫЙ установил его невиновность и написал рапорт об освобождении, но ПОЛЯКОВ заявил: «Ничего пройдет».

Фабрикация очных ставок — БОГРОВ — ХЕЙФЕЦ, они друг друга не знают. Это сам ЧЕРНЯВСКИЙ говорил.

Арестованный КАМЕНЕЦКИЙ был до того избит, что чуть с ума не сошел. ГРЕБЕНЮК знает это.

Для избиения выделены были «боксеры» из молодых [сотрудников] в опергруппы АЛЕКСЕЕВА. ВОЛКОВ их инструктировал об избиении и после таких допросов получались показания.

Все руководящие протоколы писались ВОЛКОВЫМ из головы. Например, дело «Священный союз партизан». О вскрытии новых линий давал установку ВОЛКОВ. По делу «партизан» фигуранты брались по списку, подлежащих пропуску по протоколам. ВОЛКОВ в списке отмечал птичками — (ПИЛИПЕЦ, ДРОБОТ, КАЛАШНИК из Золотоноши). Эти лица прошли по протоколу ТИЩЕНКО. Протокол писал ВОЖОВ, я его носил к БЕРЕСТНЕВУ и ТИЩЕНКО подписал при мне, не читая, так как не видел без очков.

О Золотоноше и вербовках ЕРМАКОВА (бывший военком). И я, и КАНЕВСКИЙ сомневались в правдивости показаний, но освободить их не решались. Для разрешения этого вопроса дело в таком виде как, оно было, я привез в Полтаву и вызвал недовольство мной со стороны руководства.

ВОЛКОВ давал линии и по ним велись дела.

ВОЛКОВ был очень недоволен КУРАЧЕКОМ и ЧЕРНЯВСКИЙ на одном из оперативных совещаний компрометирует КУРАЧЕКА. Вскоре КУРАЧЕК прошел по показаниям ЛАЗУРЕНКО, как участник организации. Так прошел и АНДРЕЕВ. ЗАГОРУЛЬКО не шел на очные ставки, так его обработали через ЛАЗУРЕНКО.

ВОЛКОВ зажимал комсомол. Был такой случай — проходило юбилейное собрание, оно затянулось. Когда я читал уже резолюцию, зовет меня ВОЛКОВ к себе и берет в «шторы»: «Собрание затягиваете». Я говорил МАШОШИНУ и КИРИЛЕНКО об этом, но ничего не делалось.

Мне известно, что ВОЛКОВ сидел под стражей. Проходил по семи показаниям и это скрывал от партии. Об этом мне говорил работник центрального аппарата ТАНЕЛЬЗОН, когда он был в Полтаве. ЧЕРНЯВСКИЙ об этом тоже знал и никому не говорил.

В Гребенке я говорил с начальником райотделения ВОРОНОЙ, который мне заявил: «ВОЛКОВ дал установку перебить все демченковские кадры». [...]

У ПОЛЯКОВА репрессированы родственники жены. ПОЛЯКОВ написал об этом рапорт, а УСПЕНСКИЙ на этом рапорте пишет: «В личные дела ПОЛЯКОВА не вмешиваюсь».

ПОЛЯКОВ получил письмо от жены, оно пошло прямо в Отдел Кадров, от парторганизации это скрывали.

ЧЕРНЯВСКИЙ — ставленник ВОЛКОВА. ВОЛКОВ перетащил его из Днепропетровска. Во время банкета у ВОЛКОВА, куда были приглашены «значкисты», ЧЕРНЯВСКИЙ пил тост за ВОЛКОВА, а ВОЛКОВ за ЧЕРНЯВСКОГО.

Об антисемитизме БЕЛОКОНЯ. В ноябре ВОРОНА спрашивает меня: «Может ли быть такая установка?» Я сказал, что: «Это чепуха». И когда разоблачили УСПЕНСКОГО, то от КИРИЛЕНКА я узнал, что установка такая действительно есть, что исходит она из Киева, причем БЕЛОКОНЬ предупреждал якобы, о чем он говорил и КИРИЛЕНКО, чтобы обком не знал об этом.

Тогда шла речь и о том, что постепенно пересадят всех старых работников и что МИЛЫ11ТЕЙН не выдвинут на начальника отдела как еврей. [...]

На совещании в обкоме ВОЛКОВ скрыл, что УСПЕНСКИЙ — враг и сохранил себя этим от разоблачения.

Меня, ВОРОНУ и КИРИЛЕНКО расценивали как группировку. Об этом говорил БЕРЕСТНЕВ. Да и МАШОШИН недавно встретил меня, ожидающим ВОРОНУ, спросил: «Что дружка поджидаешь?»

ТПО у нас — это «барахолка» — снабжается определенный круг работников.

[...]

После решения ЦК ВКП(б) и Совнаркома ВОЛКОВ продолжает обманывать Партию по срокам по следственным делам.

ВОЛКОВ недавно рассказывал о том, как он подработал председателя Полтавского Облсуда и Облпрокурора, рассказав им и о том, как посадили таких, как он в Днепропетровске. [...]

ОНИЩЕНКО. Я выдвиженец, работал фельдъегерем, а с марта 1938 года — инспектором отдела связи. И только 27 июля или июня, точно не помню, был переведен на оперативную работу и направлен на практику в группу КУРАЧЕКА.

Первые дни моей работы никак не были сомнительны, а уже когда начал я писать под диктовку тов. КУРАЧЕКА протокол обвиняемому САЕНКО —  бывш[ему] командиру партизанского отряда, который только сидел и слушал. Протокол был написан на 50, кажется, листах, тут уже начал сомневаться. Но в тоже время подумал, а может быть следователь уже все это взвесил? Но, во всяком случае, допросы не так я себе представлял и судить этого я не мог, так как все это для меня новым было в аппарате. Через две недели забирают меня в 5 отдел. Познакомившись со мной, БЕРЕСТНЕВ дал мне дело арестованного КУЗНЕЦОВА — бывшего нач[альника] мобилизационной] части Полтавского райвоенкомата для ознакомления. В тот же вечер привозят на допрос. БЕРЕСТНЕВ предупреждает: «Учтите же — это крепкий шпион, который требует крепкой работы».

Простоял 10 дней, не рассказывает ничего. Вызывает БЕРЕСТНЕВ меня и говорит: «Плохо работаете, так он у нас никогда не признается».

Я все это взвесил, какие могут быть последствия. Начал присматриваться к следователям другим и увидел методом допросов были: стойка на ногах, беспрерывно дни и ночи, заниматься всякими видами физкультуры и избиение. И только тогда понемногу начал и я применять это. Применяли эти методы допросов я видел: ЗЕЛЬ, ТОМИН, ПОЛЯКОВ, БЕРЕСТНЕВ. [Они] ничего не говорили, а заходя в комнату, только меня спрашивали: «Не рассказывает — расскажет». А когда я несколько раз ударил арестованного, то БЕРЕСТНЕВ мне сказал, что «бить нужно осторожно». В каком смысле — я не понял. Но догадывался — чтобы не было видно никаких знаков. И только ШЕВЦОВ мне сказал, что бить нельзя. После чего я не тронул пальцем ни одного арестованного и не применял никаких методов допроса, хотя и меня упрекали в том (ПОЛЯКОВ — бывший нач[альник] VI отдела). И мне больше не давали арестованных как следователю, который не умеет быстро «колоть» арестованных.

Протоколов я никаких не писал до октября и использовался для технической работы в Отделе.

О методах допросов и составлении протоколов знала вся партийная организация, все сотрудники и это все поощрялось сверху до низу.

Как же допрашивали свидетелей? Я как исполнитель одного группового дела по Зиньковскому району при передопросе свидетелей убедился, что допросы производились путем подписания чистого листа бумаги, а содержание протокола писалось как это требовалось для дела (КУЦЕНКО). Я был очевидцем, как было направлено дело из Кременчуга для освобождения арестованного за неимением доказательств, а из этого дела сделали так, что обвиняемый пошел, кажется, по первой категории.

В части арестов. Аресты производились просто. Так, например, ВЛАСОВ бывший сотрудник фельдсвязи — за анекдоты. Справка была выписана на увольнение, а ВОЛКОВ написал «арестовать». ЧЕКАЕВ — бывший сотрудник секретной части распределителя тюрьмы написал одному бывшему заключенному, отбывшему наказание, справку, где находится его воинский билет и все. Других материалов не было. И ряд других: БАЗАНОВ, РОМОДАН. За то, что эти дела не были направлены по подсудности бывш[ий] Нач[альник] IV отдела БЛАНК получил выговор с отстранением от занимаемой должности. Все дела была переданы другому начальнику отдела ХОХЛОВУ и арестованные были освобождены.

В разговоре с ЮШКАНЦЕВЫМ, он мне сообщил, что по Градижскому району он дал 65 шпионов. Мне кажется, так как я вошел теперь немного в курс дела, это были сплошные, липовые шпионы. Может быть, кто из них и заслуживал наказания, но не как шпион.

Считаю, что я и весь молодняк, пришедший в органы УГБ, такими методами допросов и протоколов испорчены и нужно уделить особое внимание нам в дальнейшей работе. [...]

КАЛЮГА. Хочу сказать несколько слов о себе и отделе кадров УНКВД, где я работаю.

В январе 1938 года в связи с компрометирующим меня заявлением, до сих пор не разобранным, я был из Гельмязовского района переведен в отдел кадров на должность врид. старшего инспектора и до сих пор являюсь вридом.

Несмотря на мои требования, ни ЦИРЛИН до марта 1938 года, ни БЕЛОКОНЬ до июня 1938 года никаких мер не приняли. В июне выслан был некомпетентный человек ПОБЕРЕЖНЫЙ, который сделал поверхностное обследование в районе. Но этим материалам до ноября 1938 года никакого хода не давалось.

Наконец, материал был поставлен на заседание партийного комитета. Партийный комитет усомнился в достоверности представленных отделом кадров материалов, настолько они были явно ложными, и поручил проверку МОЛЮ. [Было] установлено, что это ложь. Тем не менее, я почти год не имею определенного объекта работы в отделе кадров, а являюсь случайным порученцем.

Видя постановку дела в отделе кадров, невероятнейший зажим сотрудников в УНКВД, я ежеминутно ожидал ареста. Почему это было? Из всех выступлений вчера и сегодня видно, какой зажим создал ВОЛКОВ в аппарате. На словах он был за генеральную линию партии, а на деле не было большего врага критики и самокритики.

Однажды МИЛЬШТЕЙН на партийном собрании выступил по какому-то поводу против ВОЛКОВА, а на второй день поступило в ОК требование произвести проверку МИЛЬШТЕЙНА. Я считаю, что это было в связи с выступлением МИЛЬШТЕЙН А. [...]

О выступлении ЧЕРНЯВСКОГО. Он выступил неискренне. ЧЕРНЯВСКИЙ заявил, что он знал об искривлениях, но боялся ВОЛКОВА. Ничего подобного.

Он был правой рукой ВОЛКОВА и принимал участие в фальсификации протоколов. ЧЕРНЯВСКИЙ на вечеринке у ВОЛКОВА поднимал тост: «Под большевистским руководством Александра Александровича...» А тут говорит, что боялся. Это двурушничество. И ВОЛКОВ восхвалял ЧЕРНЯВСКОГО, об этом знает МАШОШИН, ПОЛЯКОВ, которые были на вечеринке.

ЧЕРНЯВСКИЙ говорит, что делал МИРОНЕНКО замечания за избиения. А делал ли он замечание ФИШМАНУ за то, что тот бил арестованных в половые органы или за то, что кто-то заставлял «ползать на стенку арестованных»? Поэтому говорить, что антисоветскую деятельность проводил один ВОЛКОВ —  неверно.

Антисемитскую политику проводил не один ВОЛКОВ, но и ПОЛЯКОВ и БЕЛОКОНЬ, о чем свидетельствуют случаи с ГЕРГЕЛЬ и ГИНЗБУРГ.

Мне рассказывал КАНЕВСКИЙ при СОРОКОТЯГЕ, что ПОЛЯКОВ вызвал его из Золотоноши к себе и давал директиву арестовать 300 человек. Это было в июле 1938 года, арестовали 70 человек без материалов, а теперь доказать виновность не могут. [...]

КОСТЬ. Органы НКВД и в частности работники Полтавского Областного Управления провели большую работу по разгрому врагов в Полтавской области — этот факт неопровержим.

Наряду с разгромом врагов, мы имели целый ряд искривлений и нарушений революционной законности, и Сталинской Конституции.

Пример. Возьмем Лубны и посмотрим — какое количество шпионов было взято с Лубен. А если присмотреться, то там будет совсем иная картина. Взять хотя бы дело БРЕНЕРА, о котором велось расследование и материалы направлены в НКВД УССР. Обвиняемые категорически отрицали свою шпионскую деятельность и говорили, что показания они давали исключительно под физическим давлением, чем руководил ТИТОВ. Вербовка производилась в камере.

[...] Эти же факты в Полтаве подтвердил нач[альник] отделения ХВО БОЛЬШУНОВ в кабинете БОГАТЬКО, заявив: «У Вас есть большой липогонщик, который сидит на втором этаже». И на мой вопрос, о ком он говорит, ответил: «О ТИТОВЕ». И что по этому вопросу будет разбираться дело на партийной организации ХВО.

В Областном Управлении были сигналы о неправильных методах ведения следствия. Возьмем Семеновку — было точно доказано, что там вынуждали свидетелей давать ложные показания. Однако, когда я вынес заключение о наложении взыскания на работника ВИСЛОУХА, предложив уволить его из органов и арестовать на 15 суток, то мне ВОЛКОВ при докладе сказал, что я иду на защиту врагов и должен это учесть. Это был намек на то, что я верю арестованным и что мне наступят на хвост.

Были сигналы и по Зинькову. Об этих безобразиях сигнализировал ЗЕЛЬ, я и др. Но вместо того, чтобы исправить эти вражеские действия, КУЦЕНКО выдвинули начальником группы. Этот КУЦЕНКО, как выяснилось, пропустил по показаниям 52 человека, что явно говорит о вражеской работе. Неужели из них никого не было честных большевиков, коммунистов? Об этом ЗЕЛЬ при мне докладывал ПОЛЯКОВУ, но тот сказал: «Доложите ВОЛКОВУ». И все.

Возьмем Кременчуг — дело ГУДИМА. Ведь было видно без расследования, что ГУДИМА был убит при допросе. И мною было доложено, что убили его БОЙКО и БАШТОВЕНКО. Об этом доказано было материалами, но дело так оттягивали, пока БОЙКО не уехал. По Кременчугу были и другие дела — арестовали, судили (через альбом), но допрашивать не допрашивали. Такой факт был и дело изъято, когда капитана Кременчугского порта осудили на 10 лет, а он не был допрошен. Об этом было известно ВОЛКОВУ и ПОЛЯКОВУ.

О МОСКОВЕ. Приблизительно в средине ноября ВОЛКОВ вызывает и спрашивает меня: «Есть ли материалы на МОСКОВА». Я ему сказал, что есть и отдал их. ВОЛКОВ на меня набросился — почему я ему не сообщил о них. Я ему ответил, что: «Материалы были у Вас раньше и Вы их знаете, да кроме того Вы же в Днепропетровске работали с МОСКОВЫМ. А эти материалы пришли из Днепропетровска, там же был и допрос арестованных». ВОЛКОВ ответил, что «тогда показаний не было, но их раньше можно было взять», ВОЛКОВ мне угрожал тем, что уже договорился с секретарями обкома САФРОНОВЫМ и МАРКОВЫМ записать мне за это. Когда я спросил: «За что?» Сказал, что я расследование не производил, а только технически выполнял, никуда не выезжая. ВОЛКОВ предложил мне писать объяснение. [...]

Нужно поставить вопрос партийности ВОЛКОВА, ему не место в партии.

БОГАТЬКО. В своем выступлении тов. Горленко указал, что у некоторых выступающих проскальзывает сомнение в правильности проведенной работы. Я считаю, что таких сомнений у нас нет, так как мы боролись с врагом. Впечатление такое создалось вследствие того, что говорилось исключительно об отрицательных сторонах работы и искривлениях.

Об отрицательных сторонах буду говорить и я. Виновны в искривлениях многие. Виноват и я, причем, эти искривления появились прежде появления УСПЕНСКОГО на Украине.

Буду говорить о себе. Следственной работой я начал заниматься в полном объеме в Кременчуге, куда прибыл в июле 1937 года, т. е. к началу массовой операции. Руководил Кременчугским Горотделом известный всем БОРИН. В конце июля 1937 года я поставил перед БОРИНЫМ вопрос о представлении мне квартиры. На это БОРИН ответил, что разговоры о квартире сейчас вредны, отвлекают от классовой борьбы. Я ответил, что не ему вести разговоры о классовой борьбе, так как именно БОРИН вначале операции скрылся на полтора месяца на курорт. С этих пор БОРИН начал меня зажимать.

Через некоторое время меня в Харьков вызвал Нач[альник особого отдела] ХВО ПИСАРЕВ и пообещал «научить меня добывать показания». И показали как «обучали» ХВАЛЬКО (нач[альника] политотдела). Это меня толкнуло на применение физических методов насилия.

Возвратившись в Кременчуг, я принялся работать по «новой системе». Когда мне попался один венгр — старый член партии, то я никак не мог убедиться в его виновности. Тем более, что кто-то из работников Горотдела предупредил, что этот венгр выступал против БОРИНА на партсобрании. Поэтому я и не нажимал на венгра. Узнав об этом, БОРИН вызвал меня к себе и в присутствии секретаря парткома НОСКОВА предупредил, что я не борюсь с врагом и могу потерять партбилет.

БОРИН нагрузил меня также выполнением приговоров осужденных по Тройке. Однажды в гараж, где приводились в исполнение приговоры, явился Нач[альник] ОК УНКВД НОВОСАД, которого я выгнал, чтобы он не мешал. С этих пор гонения со стороны БОРИНА возросли.

Затем меня БОРИН откомандировал на Д[альний] Восток для сопровождения [воинской] части, а по возвращении оказалось, что мои обязанности выполняет другой — ГРАБЕЛЬ. Еще недели через две меня перевели на должность помощником] Нач[альника] ОО 25.

Когда я получил показания от ВИЛЬЧИНСКОГО всего на девяти листах, то бывш[ий] Нач[альник] ОО 25 выгнал меня с этим протоколом.

Второй мой подследственный БАЗАН, армянин, на 15 день следствия заявил, что согласен подписать любые протоколы. Но я не захотел писать такие показания. В связи с этим, КУЛИКОВСКИЙ мне заявил, что в этом проявляются мои «старые грехи», т. е. нежелание бороться с врагом и что я не буду работать в должности пом[ошником] Нач[альника] ОО 25. Это и есть причины, заставившие меня беспрекословно выполнять приказания начальства.

Я как-то на одном оперативном совещании выступил с заявлением о том, что арестовываются люди с небольшими компрометирующими данными, а с большими компрометирующими данными санкция не дается. За это ВОЛКОВ меня назвал чуть ли не троцкистом. Был случай, что ВОЛКОВ выгнал меня с доклада на Тройке. У меня без моего ведома забрали сотрудника СУПРУНОВА, а когда я пробовал протестовать, то ВОЛКОВ послал меня в ...

Нынешний застой в делах объясняется тем, что многим врагам писали протоколы с частью «липы», что дает возможность многим врагам, как ТРУБНИКОВУ, отрицать все без исключения показания. Тогда как ТРУБНИКОВ, несомненно, участник военно-фашистского заговора. Тоже по следделам ДИТКОВСКОГО и ДИТКОВСКОЙ, ДЕРЕЗНЯК и ВЕРДЖИЦКИЙ, СЕРОКВАСОВСКОГО, КЛЕТНОГО, ЯСЕНКО потому, что следствие по делам чрезвычайно запутано. Тоже по делу ОХРОМОВИЧА, ВОЙНА-ДАНЧИШИНА: по последнему протоколу я не могу найти даже, кто писал протокол, в котором невозможно разобраться. Я его допрашивал и бил в Кременчуге, он дал показания, но теперь ото всех показаний отказывается.

Так называемые альбомные дела стряпались на скорую руку, вследствие этого сейчас трудно разобраться в них.

В отношении практики «проводить по показаниям». Я сам был проведен по показанием ГОЛОСНОГО, бывш[его] Кременчугского коменданта, как «барахольщик» за то, что я получил от ГОЛОСНОГО валенки для командировки на Дальний Восток.

Эта практика приводила к тому, что многих оперработников враги, посаженные в тюрьму, ожидают к себе, как мне об этом заявил арестованный АМЧЕСЛАВСКИИ, осужденный по Военной Коллегии.

Мне говорили, что ТОМИНА должны были «провести по показаниям» по указаниям сверху.

БЕЛОКОНЮ нечего пытаться скрыться за ВОЛКОВА, так как он сам неискренен.

СТАРЧЕНКО. Мы не проводили в жизнь решения ЦК и СНК СССР. Это нас и привело к таким последствиям.

С начала организации Областного отдела начали бить арестованных и били крепко настоящих врагов, которые называли чекистов фашистами, а потом уже били всех арестованных.

Как проводился арест: собирали по телефону справки все — и я, ЩЕРБИНКИН, ЛЕРМАН и др. и на основании этих справок арестовали.

С приездом ВОЛКОВА начали арестовать сотрудников. И один раз на меня тоже напоролся ГАЛУН и я уже боялся, чтобы и меня как старого чекиста не посадили.

В настоящее время нам надо подходить с тем, чтобы действительно разоблачить настоящих врагов, несмотря на их отказы.

О враге УСПЕНСКОМ. Меня удивляет, почему ВОЛКОВ не сказал до совещания в обкоме о бегстве УСПЕНСКОГО? Я считаю, что сделал он это умышленно. О ТОМИНЕ ВОЛКОВ заявил, что он не пользуется политическим доверием, а, по-моему, нужно посмотреть, кто не пользуется политическим доверием ТОМИН или ВОЛКОВ.

О КИРИЛЕНКО. Он боялся раньше говорить о той контрреволюционной установке, которую он получил от БЕЛОКОНЯ. И если бы сказал при УСПЕНСКОМ, то его давно бы не было и уже забыли в какой альбом он вошел.

Решение партийного комитета правильное в отношении вынесенных взысканий БЕЛОКОНЮ, КИРИЛЕНКО и ВОРОНЕ.

ТОЛМАЧЕВ. Основной удар правильный. Но чекисты, в особенности руководство, оторвалось от партии и не считалось с ее решениями. ГАВРЕГО прямо сказал: «Нам не нужны партработники, а кадры, которые могут бороться с врагами».

Будучи в Ново-Санжарах однажды мне позвонили [и приказали] арестовать 25 человек и доставить в область, что я и сделал. Впоследствии оказалось, что их неправильно арестовали и я их освободил. Это относиться уже за счет руководства ВОЛКОВА.

ЛЕВЕНЕЦ вел вражескую работу. Он прямо мне заявил, что «если будете ходить в Райпартком, завтра будете у ВОЛКОВА».

Когда я приехал в область, я как слабый работник не мог вести хорошее следствие и писать большие протоколы. Тогда ВЕЛИКИЙ меня учил и вечером показал, как допрашивать и начал бить при этом. ВЕЛИКИЙ сказал: «Я имею указание от ВОЛКОВА иметь к утру показания».

Вот сейчас мы с ШЕВЦОВЫМ имеем 18 арестованных, все битые, отказываются от своих показаний, а указаний нам никаких нет. И мы не знаем, что делать.

БЕРЕСТНЕВ. Оценку работе уже делали. Я буду говорить об искривлениях и о себе, многие о себе говорят мало.

Были искривления — избиения были, фабрикация была и частично я об этом знал. Это исходило от ВОЛКОВА — это установки Киева — создаст схему, напишет руководящий протокол и начинается разворот дела, отсюда и искривления. Об этом все знали.

Указаний о нанесении удара правильного именно по врагу не было, бей врага (идет речь не о физическом избиении).

Такого зверя, как ВОЛКОВ, я впервые встречаю. Попробуй ему кто-либо возразить.

В чем я виноват? Я как большевик не сигнализировал об этом, не хватило мужества. Дело ЛОБКОВСКОГО — написал протокол, попадает ВОЛКОВУ — где вербовки, связи? Протокол ТИЩЕНКО написан артистически ВОЛКОВЫМ. Протокол ТИЩЕНКО подписал. ВОЛКОВ говорит: «Знает враг свой протокол».

Я справки не писал, аресты производились по старым справкам. Я знаю, что все враги, кто был посажен по этим справкам.

Были заведены таблички о результатах работы с арестованными и если нет сознавшихся, то следует резолюция на табличке: «Когда же кончится это безобразие?»

Дело КЛОЧКО было у меня, что ничего нет, кроме того, что был в плену у немцев. Дело перешло в оперативную группу. Его нужно было выпустить тогда же. Такое же положение по двум делам милицейским.

С молодыми кадрами я не работал, бить я запрещал, но стоять стояли.

Выступление ЗЕЛЯ удивляет, он же был нач[альник] оперативной группы и в 3 дня по 70 дел заканчивал, а не говорит — как же это происходило? Это нужно посмотреть. [...]

САВЕЛЬЕВ. ЦК ВКП(б) помог вскрыть нам эту вражескую работу. Таких чудовищных дел я не видел, как в органах НКВД. Все это потому, что партработа была в руках ВОЛКОВА. КИРИЛЕНКО не так виноват, мы все виноваты.

Дела были проведены в цель. Я кончил два дела (я самый молодой), из них один честный, другой — враг. И я убеждаюсь, что не все здесь вражеские дела.

Следователь ТИМЕНКО. Протоколы его сплошная липа, учил его КАРАСЕВ.

Вся молодежь — чекисты испорчена, их нужно вернуть из особых органов.

ВОЛКОВ говорил мне, у нас комсомольцы, пришедшие раньше Вас «орлы». «Орлы» — это ФИШМАН, МИРОНЕНКО, НЕРОВНЫЙ — молодежь покалеченная ВОЛКОВЫМ. Нужно посмотреть на всех «значкистов». [...]

ВИХРОВ. Нам известен гнилой букет, который сейчас разоблачен, но он разоблачен не весь.

Я стал седым из-за того, что сам 6 месяцев сидел в тюрьме и несколько дней в доме умалишенных, куда меня упрятали враги.

Несмотря на ухищрения врагов МАЗО, ВОЛОДАРСКОГО, советский суд меня оправдал.

Я наблюдал нравы тюрьмы, в особенности Дубенской. Вот сидит между нами ТИТОВ, организатор избиений, убийств в Дубенской тюрьме. ТИТОВ, которого метят вместо ПЛАТОНОВА начальником 3 отдела. Его нужно проверить.

Нужно проверить так же ФЕДОРОВА, которого называют «марафетчиком». Нужно узнать, откуда и почему он в мирное время получил высшее образование? Я — батрак и не мог в мирное время получить образования. [...]

Нужно проверить так же наш Спецторг, который превратился в какую-то «барахолку» под руководством БЕРЕСТНЕВА.

ТИТОВ. В Лубнах я работал в 1937 году до июня-июля, потом меня перевели в Харьков в ХВО. В ноябре возвратился в Лубны, где работал с 2-мя человеками. РЫБНИКОВ, который дал военно-фашистскую организацию и... давшего 8 шпионов.

Факты, о которых говорит здесь ВИХРОВ, о том, что арестованные выбрасывались из окон или в тюрьме умирали, при мне не было.

Я крепко боролся с врагами. Признаюсь, что я допускал искривления, избиения, но я вскрывал врагов. Вот дело САЕНКО, петлюровского комиссара, крупный шпион, по делу которого вскрыто человек 16 шпионов, арестовывались шпионы.

Заявление ВИХРОВА — это клевета. Есть люди, которые хотят свою бездеятельность представить как заслугу.

Искривления были. Бить не били, но стоянки были. Мы работали с белогвардейцами, вскрыли настоящую организацию «РОВС», если кого и били, то не сильно.

Были и ошибки: по показаниям кулака БАБОШКИНА были арестованы бедняки, но после проверки они были освобождены. Был ошибочно арестован ОРЛОВ, но после выяснения был освобожден.

Насчет фальсификации протоколов. Такой протокол был написан ДОБРЯНСКОМУ — он сознался. Фальсифицировал этот протокол ВОЛКОВ. Напрасно ПОЛЯКОВ упрекает меня в фальсификации протоколов — я этого не делал. В моих протоколах преувеличений нет. Например, протокол КОЗЛОВА, целиком правдивый, он пытался оговорить бывш[его] Начальника Хорольского РО

НКВД МИРОШНИЧЕНКО. Но я выяснил этот момент, доложил ПЛАТОНОВУ и в протокол не поместил, убедившись, что оно ложно.

Я считаю правильным написать хороший протокол, соответствующий действительности. Никому ничего из обвиняемых лишнего я не приписал.

Все «липогонство» идет из IV отдела. Оттуда пришла и партизанская линия, и «Молодая Генерация». Арестовали бывшего секретаря Лубенского РК ЛКСМУ ВОЛОЩЕНКО. А через два дня по телефону запрашивают сведения о компрометирующих данных на комсомольцев. А потом этих комсомольцев арестовали. Это похоже на «Молдавское дело». Тоже [самое] по партизанской линии, которая ВОЛКОВЫМ взята от арестованных IV отдела. III-й же отдел арестовал всего 15 партизан.

IV отдел ВОЛКОВЫМ всегда выставлялся в пример III отделу.

Нужно присмотреться к делам ФЕДОРОВА. Вот, например, дело ГАВРЕГО. Поступила анонимка о безобразиях в Лубенском РО НКВД, заподозрили ГАВРЕГО и его посадили. Потом оказалось, что КОЛОТИЛО дал показания на ГАВРЕГО. Может быть и так, но я в этом сомневаюсь.

Нужно присмотреться к делам бывш[ей] Полтавской опергруппы, которой руководил тов. ЗЕЛЬ. Как получилось, что в 2-3 дня арестовывалось по телефону по 100 человек. В 2 дня следствие заканчивалось и дела докладывались на Тройку по 70 человек за 20 минут.

Касались моей работы в Харькове. В Харькове я работал неплохо, раскрыл дело НЕКРУТЕНКО в Осоавиахиме, вскрыл [хищение?] полмиллиона патронов. [...]

БЕЛЕНЕЦ. Решение партийного комитета об антисоветской практике в отделе кадров, проводимой БЕЛОКОНЕМ — правильное. Все это доказано и исключение БЕЛОКОНЯ из партии собрание подтвердит. Знал ли ВОЖОВ? Я считаю, что да. ВОЛКОВ об антисоветской установке знал и, по-моему, не только от БЕЛОКОНЯ, а имел их от УСПЕНСКОГО.

Арестованные были при ПЕТЕРСЕ и ВОЛКОВЕ. При ПЕТЕРСЕ были больше одиночки и немного групп. С приездом ВОЛКОВА начали формироваться полки и т. д. Как это делалось? ВОЛКОВ нарисовал схему, наметил линии и потом пошли полки, батальоны и т. д. Однако под сомнение всю работу, проведенную по разгрому врагов, брать нельзя. [...]

Была практика у нас не освобождать. И если следователь видел, что нужно освободить, он боялся этот вопрос подымать. Ибо скажут, что он плохой следователь. Отдельные работники освободили часть, за это т. ВОЛКОВ крепко поругал их и после этого до решения ЦК и СНК СССР освобождений не было.

I Спецотдел — было запутано и отчеты составляли по данным Отделов. ПИСАРЕВ и ПЕТЕРС с вредительской целью путали и не обращали внимания на I Спецотдел. Кроме этого, бывш[ий] нач[альник] I Спецотдела ТОМИН болел и не работал.

Кажется в июле месяце была получена директива — составить отчет за время работы Наркомом тов. ЕЖОВА. Материалы брали из карточек, другими данными ВОЛКОВ запретил пользоваться. Составили отчет, получилось жуткое дело и по соцпрослойке, окраске и т. д. ВОЛКОВ заставил переделать и когда я сделал по данным Тройки и Военной Коллегии положение стало лучше, в части соцпрослойки, так как в карточках не было указано, что они бывшие петлюровцы. Но все же служащих было 90-80 ч[еловек].

Меня обвиняют в том, что я через БЕЛОКОНЯ получил антисемитскую установку и якобы скрыл ее. Наоборот, я ухватился за расследование этого явления. Заявляю, что я такой установки от БЕЛОКОНЯ не получал, указания неизвестного мне ПАВЛОВА для меня не закон.

Сколько бы меня не обвиняли в антисоветской практике — ничего подобного нет. К еврею ЧЕРНЯВСКОМУ я питал самые дружеские чувства, хотя ему теперь неловко в этом признаваться. Обсуждение этого вопроса я не задерживал.

Меня обвиняют в зажиме парторганизации, выразившейся в случае с МИЛЬШТЕЙНОМ и якобы в отмене партсобрания в предоктябрьские дни. Это неправильно. Собрание было перенесено решением собравшихся коммунистов. [...]

Об извращении и недостатках в нашей работе. Об избиении всем известно, что били везде, в том числе и в Полтаве. Либералами и пособниками врагов называли тех, кто не бил. Некоторых били с моей санкции, но я не давал безобразничать. Я угрожал преданием суду за нанесение побоев. Посылал проверять и проверял сам. Давал распоряжение побить того или иного арестованного.

Фальсификация показаний. Я руководился здесь тем, чтобы пресечь попытку врага сгладить острые углы. Я и допрашивал основных арестованных, и не один раз. Напрасно говорят о том, что не допрашивал. После допроса составлялся протокол. Я допускал отступление тем, что не фиксировались предыдущие (отрицательные) показания. Я писал протоколы, определяющие линию, т. е. основные. Если они фальсифицированные, то всю работу УНКВД нужно поставить под сомнение.

Я, исправляя протоколы, по которым не допрашивал арестованных, когда там попадались политически неправильные протоколы, писались неграмотно или сотрудник попадал под влияние арестованного.

Я требовал выявить у арестованных всех участников организации и следить, чтобы не был замаран невиновный человек. Я требовал, чтобы арестованный доказательно излагал свои данные об известных участниках. Поэтому сейчас необходимо тщательно переправлять все показания арестованных, чтобы ни один враг не ускользнул. Таким образом, протоколов я не фальсифицировал, а писал их не дословно с показаний арестованных.

Об арестах сотрудников. КЛОЧКО, ЛЕРМАН, БРАИЛОВСКИЙ арестованы по личному приказанию ЕЖОВА, который по областям послал нас для выполнения этого задания. По этим делам мы сильно затянули следствие. Арестованных забрали в Киев, а месяца через 3 возвратили их избитыми чрезвычайно, а ТАРУЦА в Киеве и вовсе убили.

Вот все, что я организовал для своего выступления, больше я разобраться пока не смог. Прошу предоставить мне возможность ответить на остальные факты и моменты потом.

Принимается предложение тов. МАШОШИНА об избрании комиссии для составления проекта резолюции. Избраны т.т. ПЛАТОНОВ, МОЛЬ, МИРОШНИЧЕНКО, МИЛЬШТЕЙН, СВИРИДОВ.

ВОПРОСЫ, ЗАДАННЫЕ тов. ВОЛКОВУ.

Вопрос тов. МОЛЬ. На каком основании получили значки «Почетного чекиста» КУЦЕНКО и ЮШКАНЦЕВ?

Ответ. Я считаю, что ЮШКАНЦЕВ и КУЦЕНКО получили значки правильно.

Вопрос тов. МАРКОВА. О причинах невыполнения приговоров по последним заседаниям Тройки.

Ответ. Приговора не приведены в исполнение по причинам не дачи разрешения, неопределенное положение с приведением приговоров. Я считаю, что таким врагам, как СОШИНСКИЙ и суд вынесет высшую меру наказания.

Вопрос тов. ГОРЛЕНКО. Почему не использован фонд пособий?

Ответ. Никому обращавшемуся за пособием, отказа не было.

Вопрос тов. КРАПИВСКОГО. На «банкете» у себя какую директиву Вы давали тов. ПОБЕДЕ в отношении евреев?

Ответ. Я об этом ничего не знаю.

Вопрос т... Вы ничего не сказали в отношении попытки к аресту АНДРЕЕВА.

Ответ. Я делал представление о предании суду АНДРЕЕВА за служебные преступления.

Вопрос тов. ЗЕЛЯ. Соответствует ли в действительности протокол ТИЩЕНКО по партизанской] линии? Как дело обстоит с актом на БРАИЛОВСКОГО?

Ответ. Показания соответствуют истине. Акт я поручал составлять на БРАИЛОВСКОГО. Если бы актом вредительская] деятельность подтвердилась, значит он по этому и обвинялся бы.

Вопрос тов. ЗЕЛЯ. По чьему заданию пропущен по показаниям МИТЮРИН?

Вопрос тов. ТОМИНА. А Кисель?

Ответ. Пропускать МИТЮРИНА по показаниям я не давал. КИСЕЛЬ намечался к аресту за а[нти]с[оветскую] деятельность.

Вопрос тов. КРАПИВСКОГО. За что уволен член партии шофер ЦИБАЛОВский?

Ответ. ЦИБАЛОВСКИЙ разбил автомашину и за это уволен.

Вопрос тов. НЕСТЕРЕНКО. Требовали ли у Киева дополнительные лимиты?

Ответ. После окончания Тройк[ой] использование [выделенных] лимитов мы требовали дополнительно.

Вопрос тов. НЕСТЕРЕНКО. По Лубнам привлекался ли [кто-либо] за вину или за анонимку?

Ответ. Я посылал для расследования и фактов, указанных в анонимке, и для возможного выявления автора с целью выяснить, откуда он знал о фактах, которые указывал в анонимке.

БЕЛОКОНЬ. Я вряд ли смогу так говорить изворотливо как ВОЛКОВ. Имевшийся у меня разговор с ПАВЛОВЫМ я повторяю, что передал ВОЛКОВУ.

ВОЛКОВ был в хороших отношениях с КОБЫЗЕВЫМ и вечно с ним говорил по ВЧ. А кто такой КОБЫЗЕВ? Бывш[ий] начальник отдела кадров НКВД

Украины, работал с УСПЕНСКИМ и проводил его контрреволюционную политику. И ВОЛКОВ [это] знал.

О ФИШМАНЕ было распоряжение отдела кадров НКВД УССР — уволить по болезни.

БЕРКОВИЧА я направил в IV-й отдел на оперативную работу, а ЧЕРНЯВСКИЙ сам назначил его секретарем.

С банкета, которой был у ВОЛКОВА, я ушел рано, причем, все-таки тост ЧЕРНЯВСКИЙ подымал.

О полученных значках, сомнений не может быть. Причем об оперативных показателях я не знал и никто не давал их мне. Характерно, что КУЦЕНКО сам на себя написал о показателях своей работы. ЮШКАНЦЕВ — это бездарный человек, но на него положительную характеристику написал БОРИН.

В марте месяце 1938 года был составлен список на сотрудников, имевших компрометирующие материалы, после чего составили справки на увольнение и т. д.

ВОЛКОВ заставил БЕЛЕНЦА написать справку о том, что АНДРЕЕВ якобы вредил и проводил вражескую работу с целью его ареста.

ГАЛУН был отстранен от работы, а потом ВОЛКОВУ вздумалось его арестовать и он написал справку. Однако НКВД Украины не дало санкции на арест ГАЛУНА и АНДРЕЕВА.

В отношении ПЛАТОНОВА. ВОЛКОВ начал ругать меня, почему я не доложил ему материалы о нем? Несмотря на то, что ВОЛКОВ знал о них и тут же заявил мне, что ТИТОВ будет начальником 3-го отдела.

О МАШОШИНЕ. После исключения меня из партии на партийном комитете, МАШОШИН подошел ко мне и сказал: «Ну как ты себя чувствуешь?» Это было сказано с таким бахвальством, что я считаю неправильным.

Об искривлениях. КУЦЕНКО действительно просил разрешить ему сформировать 5-й полк, но ВОЛКОВ не разрешил.

Мною совершен большой политический проступок, я совершил большое преступление. Я из рабочих и прошу не исключать меня из партии и дать мне возможность исправить свои ошибки.

Вопрос тов. МАШОШИНА. Давали ли Вы контрреволюционную установку КИРИЛЕНКО?

Ответ. Никаких установок КИРИЛЕНКО я не давал.

Вопрос тов. МАШОШИНА к тов. КИРИЛЕНКО. Скажите, давал ли Вам БЕЛОКОНЬ контрреволюционные установки?

Ответ. Я подтверждаю, что БЕЛОКОНЬ по приезду из Киева дал мне установки — ограничить прием евреев в органы НКВД.

МАРКОВ. Мы работаем четвертый день. Вскрыты и показаны существенные искривления, вражеские методы, незаконные аресты.

Я хочу отвести заявление ВОЛКОВА о предвзятости представителей обкома и горкома в разрешении его вопроса, как необоснованные. Мы разбираемся сейчас для того, чтобы оценить работу, исправить вопиющие безобразия, имевшие место, но в крайности впадать нельзя.

Работа оценена ЦК ВКП(б), работа проведена огромная по очистке Союза от вражеских элементов. Читает Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 ноября в части оценки работы органов НКВД и задач стоящих перед ними.

Крайности в этом вопросе вредны, нам нужно твердо оценить положение и немедленно добиться исправления допущенных искривлений вражеских действий.

Я тоже принимал участие в разгроме врагов в Гельмяземе, частично в Лубнах, работал в Тройке. В Тройке я был новичком, неосведомленным, кроме приказа о правах, существа работы не знал и, возможно, [сейчас] я смотрел бы немного иначе.

Большое количество дел заслушивалось и возможны ошибки. ВОЛКОВ предъявлял требовании на Тройке к отдельным товарищам в грубой форме. Я принимал это за чистую монету, считая замечания правильными. Работник должен знать дело, которое он докладывает.

ВОЛКОВ груб, безусловно, и на Тройке часто нахмурив брови, спрашивал докладчика: «Что это с умыслом?»

Через Тройки лица прошли все, по существу, все мерзавцы. Возможно, в отношении одиночек и были подтасовки. Мы смотрели и на социальное лицо подсудимого, и это учитывали. Тут жалеют некоторые [осужденных] — это неверно.

Работа Тройки была форсирована под предлогом «звонки с Киева в 6-ть дней закончить». А по приказу оказывается 2 м-ца полагалось на эту работу. Дела все же готовились не совсем качественно и много шло на доследование. Спешка приводила к снижению качества, представлялись дела с малозначимыми преступлениями на Тройку. А проверка их показала, что вели их ныне репрессированные — ЛАЗУРЕНКО, НАЗАРОВ. В этих делах плохое качество следствия, умышленное дело.

Нужны ли были факты искривления, незаконные методы следствия (без учета в таких же явлениях в Москве и Киеве)? Мне кажется, что если бы лучше работали, меньше было бы искривлений. Многие это делали, сохраняя свою собственную шкуру, допускали искривления, тогда, когда это не требовалось, опасаясь отзыва о себе как о либерале.

Незаконные методы следствия привились и нанесли ущерб моральному авторитету органов. Что значит представить эти кандидатуры теперь на гласный суд?

Здесь говорили о подставных свидетелях. Это провокационные методы и партия требует резкого исправления этих вражеских методов, сыгравших на руку врагам, пробравшимся в органы НКВД. Это мы видели из процесса Полтавского НКВД и методы эти имели место в некоторой мере в практике Полтавского Управления.

Как понимать практику фальсификации протоколов? Из выступлений видно, что лицо арестованных, по которым писались такие протоколы — вражество.

Но это делалось для авторитета своего, желание прогреметь, прославиться на весь СССР.

В свете Постановления ЦК здесь имеются элементы преступления. Таких обвиняемых осудили бы и без этих художественных протоколов, важно было установить преступление и можно было без художества.

Насчет линий «молодая генерация», партизан с их священным союзом — объяснение ВОЛКОВА не удовлетворительное. И ЧУМАК, и ВОЛОЩЕНКО — преступники. Но натягивать новые линии по установкам Киева не нужно было, это прямая фальсификация.

Линия партизан — тут объяснение ВОЛКОВА может и заслуживает внимания. Тут другие люди и я сейчас не могу твердо сказать, но мне кажется и здесь литературная обработка не нужна была. Это тоже элементы фальсификации.

Возьмите факт со складом оружия. Верно, что этот комендант — враг. Но зачем ему подвешивать склад [взрывчатых веществ,] открытый ассенизатором[,] и нечего здесь было липовать для своего прославления.

Я констатирую, что в практике работы ВОЛКОВА были в наличии элементы желания прославиться. Враги вскрыты и им не нужно было того художества, которое писалось в их протоколах.

Факты, что [чекистов] пропускали по [произвольным] показаниям, были. ВОЛКОВ мало об этих фактах информировал секретарей обкома. Это требует расследования. ВОЛКОВ говорит о провоцировании — это чепуха.

ФЕДОРОВ рассказывал о факте с ХАРЧЕНКО. Это подхалимство ФЕДОРОВА, а потом ВОЛКОВ этот же факт начинает рассматривать как перестраховку. ЧЕРНЯВСКИЙ говорит о ХАРЧЕНКО, а ВОЛКОВ о ПОНОМАРЕНКО. Концы не сходятся и надо полагать, что было и то, и другое. Это факт[, что] протаскивание с явно недоказательными фактами были. Речь идет не о том, кого протащили, МАРКОВА, МАРТЫНЕНКО или кого другого. Дело в существе, в практике.

ТИМЧЕНКО говорил, что через ЗАГОРУЛЬКО пропускались уже арестованные сотрудники — это порочное дело.

Дело КЛОЧКО — возмутительное дело. В этой практике, в первую очередь, повинен ЧЕРНЯВСКИЙ и ФЕДОРОВ. Этим материалам ходу не дали потому, что знают цену их. Но придет новый сотрудник и тот в случае требования с чистой совестью даст справку о том, что такой-то проходит по показаниям такого то. Возможен здесь и умысел.

Вопрос организации расстановки кадров. Говорили о значкистах, в частности о [якобы заслугах] КУЦЕНКО и ЮШКАНЦЕВА. Как раз эти кандидатуры пользовались особым уважением у ВОЛКОВА. Ведь КУЦЕНКО должен был быть произведен [в подозреваемые] как липогон, а он выпущен из области. Кто помешал ВОЛКОВУ привлечь его к ответственности?

Тов. СТАЛИН говорил, что безнаказанность, потворство в таких случаях, приводит к тому, что человек не исправляется, а наоборот преступные действия его усугубляются. Такое же положение и с ЮШКАНЦЕВЫМ. Тут уже говорили о нем.

Возьмите случай — выведен из строя человек. Установлены конкретные виновники — БОЙКО и БАШТОВЕНКО. Почему же они не понесли наказание за жизнь человека? А наоборот, БОЙКО врагом народа УСПЕНСКИМ выдвинут по должности. Дело это у тов. ХРУЩЕВА, но здесь знали и видимо поощряли. ВОЛКОВ имел возможность поставить этот вопрос принципиально перед ЦК партии.

О деспотизме ВОЛКОВА. Начальник управления должен быть начальником и всем понравиться он не мог, приказания должны выполнятся. Тов. ХРУЩЕВ говорил, что у некоторых товарищей была служебная дисциплина выше партийной и что это не верно. А здесь именно так и было.

Приводили грубости, они были, нужно было покритиковать вовремя, но этой критики не было, партийная организация не имела политического лица. Нужно было всемерно изживать эти факты, бороться с ними, но одновременно поднимать на высоту воинскую дисциплину.

Говорят, ВОЛКОВ не терпел возражений и сейчас за это хотят все на него взвалить. Это, может быть, и было, но взваливать вину только на ВОЛКОВА нельзя. Кому-кому, а ПОЛЯКОВУ и ЧЕРНЯВСКОМУ жаловаться на это нельзя, это лицемерие. Я знаю, правда, грубости ВОЛКОВА на Тройке по отношению к КАГАНОВИЧУ, были элементы грубости и к ПЛАТОНОВУ. Но были и случаи правильных требований. И тут прикидываться бедными нехорошо. Я еще раз подчеркиваю, что элементы распущенности были.

Вопрос о существе объяснения БЕЛОКОНЯ. На собрании этот вопрос достаточно выяснен и получил оценку. Факт, что антисоветская практика была, БЕЛОКОНЬ повинен в этом, но не только он. Повинен и ПОЛЯКОВ, который установку такую не от кого не принимал, как он говорит, а в жизнь ее проводил.

ВОЛКОВ объективно ничего не сказал. Прием и увольнение без ВОЛКОВА не проводились и установлено, что прием присланных на работу горкомом партии проводился по национальному признаку.

Что значит заявление ВОЛКОВА, что часть сообщения БЕЛОКОНЯ он помнит, а вторую часть, об антисемитской установке, не помнит. Это ложь.

О КИРИЛЕНКО. Он, безусловно, виновен, но виновен в том, что поздно поднял эти вопросы, опасения его реальные, но он эти вопросы мог поднять вне аппарата.

Виноват в этом и ВОРОНА, но я должен сказать, что такого партийного взыскания они не заслуживают, это не мера воспитания в данном случае.

О преступном руководстве отдельных товарищей. Мне кажется, что все выявленные здесь факты нужно сформулировать для резолюции с указанием конкретных виновников и просить вышестоящие органы, немедленно все это дело довести до конца.

Несколько слов по отдельным моментам, о которых здесь говорили. О статистике. БЕЛЕНЕЦ не так говорил, нас интересует существо, а объяснение БЕЛЕНЦА очень интересное. Сведения не удовлетворяют Киев и, пожалуйста, [тогда дадим] Вам другие[,] удовлетворяющие Вас. Это прямой обман. ВОЛКОВ имел возможность к этому делу подойти по-партийному, он видел, что здесь явная фальсификация.

То, что ВОЛКОВ говорил в обкоме об УСПЕНСКОМ — я это подтверждаю. Но ВОЛКОВ говорит, что он от САФРОНОВА получил указания сообщить ответственным работникам об УСПЕНСКОМ — ПОЛЯКОВУ, БЕРЕСТНЕВУ, МОСКОВУ и начальникам отделов только через несколько дней. Что было на политбюро — я не знаю. Но ВОЛКОВ в свое время мало нас информировал о делах и мне кажется, что сообщить об УСПЕНСКОМ своим подчиненным он мог и без санкции САФРОНОВА.

Я должен сообщить о таком факте, который мне известен от САФРОНОВА. Одно время были получены нами указания от тов. ХРУЩЕВА проверить данные об арестованном ЖИВКОВЕ. Об этом ЖИВКОВЕ давали исключительно положительные отзывы руководители мирового коммунистического движения — ДМИТРОВ и КОЛАРОВ. САФРОНОВ поручил это сделать ВОЛКОВУ, ВОЛКОВ сообщил, что ЖИВКОВ материалами следствия изобличается как участник антисоветской организации и предается суду.

Спустя некоторое время САФРОНОВ сообщил, что ему ВОЛКОВ заявил, что ЖИВКОВ оговорен и освобожден. ВОЛКОВ здесь говорит, что это не так. Я хочу показать, насколько не принципиально рассматривались такие вопросы. Возможно, что здесь только страх и роковая случайность сохранили жизнь ЖИВКОВУ.

Насчет работы по организации и распутыванию этих дел. В этой работе нужно быть принципиальным большевиком. Нужно хорошо разобраться кто враг, а кто по ошибке привлечен. Но нужны ускоренные темпы. Распутывать нужно без страховки и без паники.

Партия требует большевистского отношения к этому делу. Доказательно провести дела. Сейчас паника, арестованные отказываются. При доказательности, качестве следствия, это не умоляет ценности дела.

На счет сроков следствия — здесь законные требования, нужно кончать дела. Играться с жизнью людей не следует. Нужно у себя навести порядок, который от нас требует партия.

О незаконных действиях в будущем не может быть и речи, они будут пресекаться со всей решительностью.

Больше внимания уделить агентуре и работе с ней. Качество агентурной работы должно быть. Позорное дело — диверсионный акт на Глобинском элеваторе и в других местах области говорят о том, что враг не уничтожен и продолжает активно действовать.

Партия и правительство призывает нас к борьбе с врагом и на этом деле нужно кипеть каждому большевику, каждому работнику.

Меньше паники, кто виновен, тот понесет кару. Но, ни в какой степени это не должно остановить работу. Борьба должна быть усилена и к этому я Вас призываю.

МАШОШИН. Тов. МАРКОВ полностью анализировал состояние работы и тех извращений, которые имели место.

Но мы должны посмотреть, откуда внесена линия извращения. Эти извращения явились результатом отсутствия критики и самокритики, не восприятием парторганизацией решений январско-февральского пленума ЦК ВКП(б). Если бы мы своевременно подняли вопрос критики и самокритики на принципиальную высоту, мы избежали бы тех извращений, какие имели место в практике нашей работы. Именно этого и нет. А это произошло вследствие отрыва аппарата УГБ НКВД от партии, а с другой стороны [было и] недостаточное внимание обкома к работе НКВД. Так[ая] же [ситуация и в] органах прокуратуры.

Получилось, что старые оперработники были втянуты в практику извращений и их не спрашивали, а только производили «накачку», а в результате без- критичное отношение к тому, что и как делается.

Теперь о молодых кадрах. Они вышли именно в разгар извращения и приняли их как должное, потеряли политическое чутье, увлеклись служебной дисциплиной и забыли о партийной дисциплине.

Напрасно ВОЛКОВ обижается, что только его одного сделали виновником всего положения. Не только он, но и ПОЛЯКОВА зацепили и крепко. Получается, что ПОЛЯКОВ на словах ратует против антисемитизма, а на практике проводит антисемитизм. Не нужно забывать, что это член парткома.

Некоторые товарищи не умеют еще воспринимать критику и правильно относиться к самокритике. Так было, например, с ЗЕЛЕМ, который когда ВОЛКОВ стал расследовать вопрос об антисемитской установке, то ЗЕЛЬ чуть ни отказался от того, что он еврей и хотел отказаться от рекомендации ЧЕРНЯВСКОГО на заявление о приеме в партию.

Правильно тов. МАРКОВ говорит, что это собрание является огромной школой в направлении дальнейшей работы.

После собрания мы должны налечь на распутывание и окончание дел, не вдаваясь в панику, и подойти к делам исключительно по партийному.

Тов. ВОРОНА дает справку. МАСТИЦКИЙ, возвратившись из Обкома говорил, что его «щупали» в Обкоме по вопросу избиения арестованных, но он говорит: «Я не чудак и ничего не сказал».

ВОЛКОВ недавно на совещании начальников отделов дал установку бить отдельных арестованных, чтобы влить, мол, новую струю, ссылаясь на то, что в Киеве[, в] НКВД УССР это практикуется.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ
ЗАКРЫТОГО ПАРТИЙНОГО СОБРАНИЯ УГБ УНКВД
ПО ПОЛТАВСКОЙ ОБЛАСТИ.

от 2-6 января 1939 года

Заслушав доклад секретаря партийного комитета тов. МАШОШИНА об искривлениях в практической следственной работе и проведении контрреволюционной практики в части приема и продвижения по службе в УНКВД лиц еврейской национальности, закрытое партийное собрание считает, что отмеченные постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17-го ноября 1938 года факты об искривлениях в работе органов НКВД целиком и полностью относятся и к Полтавскому областному управлению НКВД.

Наряду с проведанной огромной работой по разгрому классового врага — троцкистского подполья, националистов и других участников антисоветских партий, шпионов, диверсантов иностранных разведок, в практической работе в УНКВД были допущены грубые искривления, выразившиеся в том:

1. При проведении массовых операций допускались в ряде случаев незаконные и необоснованные аресты, как по областному аппарату, так и в районах.
2. При ведении следствия применялись, во многих случаях, незаконные действия — избиения, длительные, непрерывные допросы арестованных — по несколько суток.
3. В ряде случаев лично тов. ВОЛКОВЫМ, как начальником УНКВД и по его прямому указанию, некоторыми работниками в отсутствии арестованных составлялись фальсифицированные протоколы, так называемые «руководящие протоколы» по вскрываемым антисоветским линиям:

а)  [в] протокол допроса обвиняемого ОСТРОШАПСКОГО следователем ДОНЦОВЫМ по распоряжению ВОЛКОВА были вписаны случайно обнаруженные в уборной снаряды и другие взрывчатые вещества, хранящиеся там несколько лет, якобы спрятанные им для контрреволюционных целей. Об этом случае лично ВОЛКОВЫМ было составлено очковтирательское донесение в Наркомат НКВД УССР о якобы следствием обнаруженном складе взрывчатых веществ, принадлежащих ОСТРОШАПСКОМУ;

б)  в протоколе допроса обвиняемого ДОБРЯНСКОГО лично ВОЛКОВЫМ и следователем ТИТОВЫМ записаны некоторые факты, не соответствующие действительности. Как, например, о совершении ДОБРЯНСКИМ диверсии в Симферополе, в результате чего произошел крупный пожар; связь по антисоветской деятельности с кадровыми эсерами НАТАНЗОНОМ и ДОМОГАТСКИМ, которых ДОБРЯНСКИЙ не знал;

в)  обвиняемый ТИЩЕНКО ВОЛКОВЫМ допрошен по трем антисоветским направлениям в зависимости от ориентировки из НКВД УССР — как участник военно-фашистского заговора, участник антисоветской националистической организации, участник антисоветской организации из бывш[их] партизан и связи его с организацией «ПОВ», что не соответствует действительности. Так как он являлся только участником военно-фашистского заговора, будучи командиром дивизии;

г)  по возвращению тов. ВОЛКОВА из оперативного совещания, происходившего в НКВД УССР в июне месяце, им было сообщено на оперативном совещании УНКВД, что на Украине вскрывается крупная молодежная контрреволюционная организация, под названием «Молодая Генерация». И было дано прямое указание — найти эту молодежную организацию и на территории Полтавской области. «Найдена» эта организация была путем подбора фигур из числа арестованных троцкистов. Основной фигурой был подобран ЧУМАК, протокол допроса ЧУМАКА составлялся лично ВОЛКОВЫМ и следователем ФИШМАНОМ. В протокол допроса ЧУМАКА, ВОЛОЩЕНКО, ЛЕБЕДЯ были записаны лица из числа молодежи с некоторыми компрометирующими материалами, как участники организации, что не соответствует действительности (по Кременчугу — ДЕСЯТНИКОВА и ЛИТВИНЕНКО; по Лубнам — КУРИЛКО, КУЗЬМЕНКО, ПРИХОДЬКО);

д)  также в июне месяце ВОЛКОВЫМ дана установка о вскрытии новой линии — антисоветско-партизанского подполья. Для этой цели лично ВОЛКОВЫМ было составлено несколько так называемых «руководящих протоколов» — протокол допроса обвиняемого МАЧИНСКОГО — в прошлом эсер, боротьбист; ФЕДОРЧЕНКО — в прошлом эсер, а позднее троцкист, ТИЩЕНКО — бывший офицер, из кулаков и др. В протоколы допросов этих обвиняемых, включались некоторые лица как участники организации, которых обвиняемые не знали. Например, в протокол допроса ТИЩЕНКО записаны МАКУХА, ЗУБЕНКО и др.

4. Незаконные аресты также проводились и среди сотрудников НКВД:

а)  бывш[ий] сотрудник НКВД ГАВРЕГО, писавший заявление об искривлениях в работе НКВД на имя тов. СТАЛИНА и бывш[его] Наркома т. ЕЖОВА, был арестован без наличия достаточных компрометирующих материалов. Впоследствии был пропущен по показаниям арестованного КОЛОТИЛОВА как участник правотроцкистской организации;

б)  бывш[ий] сотрудник НКВД ЛЫСЕНКО был арестован лишь потому, что его брат эмигрировал в Польшу, с которым он имел связь лет 5 назад, о чем он не скрывал в своей автобиографии. ЛЫСЕНКО из-под стражи освобожден;

в)  бывш[ий] сотрудник НКВД КЛОЧКО арестован по непроверенным материалам о том, что он якобы служил у МАХНО и был пропущен по показаниям ЮРЧЕНКО как участник правотроцкистской организации. КЛОЧКО находился под отражай 11 месяцев, сейчас освобожден за отсутствием каких бы то ни было материалов;

г)  бывш[ий] сотрудник НКВД БОГРОВ арестован без наличия достаточных компрометирующих материалов и был пропущен по показаниям ХЕЙФЕЦА, которого он не знал.

д)  бывш[ий] сотрудник НКВД ЛЕРМАН арестован был лишь потому, что родственники его жены в прошлом занимались контрабандой.

5. На оперативных совещаниях ВОЛКОВЫМ, как начальником УНКВД, прямо давались указания писать в протоколах обвиняемых не только то, что он показывал, но и то, что он думает.
6. Бывшим начальником райотделения НКВД КУЦЕНКО были пропущены по показаниям арестованных до 50 человек членов КП(б)У, в том числе 3 состава районного руководства.
7. Считать установленным, что в УНКВД с ведома ВОЛКОВА, как начальника управления, и тов. БЕЛОКОНЯ, как начальника отдела кадров, проводилась контрреволюционная практика в части приема и продвижения по службе в УНКВД лиц еврейской национальности. Вместе с этим, со стороны ВОЛКОВА имелись случаи проявления шовинизма, называя сотрудников «полтавскими галушниками», «хохлами».

   8.  Также считать установленным, что со стороны тов. ПОЛЯКОВА, как заместителя нач[альника] УНКВД, проводилась контрреволюционная практика, в части допуска к секретной работе в сов[етские] учреждения лиц еврейской национальности. Так, например, без наличия каких-либо компрометирующих материалов не была допущена к секретной работе в Горсовет ЛАНГМАН, а вместе с этим санкционировал допуск к секретной работе кулака САХНО.

   9.  В своей практической работе ВОЛКОВ, как начальник УНКВД, проявлял исключительную грубость и хамское отношение к оперативному составу, проявлял угрозы арестами, а тов. МОЛЬ лично заявил: «Работайте и бойтесь, чтобы не было у Вас дырочки в головке». В результате чего, среди сотрудников была создана боязнь говорить о тех или иных недочетах в работе УНКВД.

   10.  Безосновательно по распоряжению ВОЛКОВА, как начальника УНКВД, задерживались арестованные, подлежащие освобождению из-под стражи за отсутствием состава преступления (РЫБЧИНСКИЙ, ЛЫСЕНКО, КЛОЧКО, МАКСИМОВ, КУВИТОВИЧ, жены репрессированных и др.).

   11.  Несмотря на то, что об искривлениях в работе УНКВД было известно партийному комитету, своевременных мер предотвращения этого не было принято.

   Исходя из вышеизложенного закрытое партийное собрание —

   ПОСТАНОВЛЯЕТ:

   1.   Член ВКП(б) ВОЛКОВ Александр Александрович за:

   а) проведение на практике антисоветской работы в части приема и продвижения по службе в УНКВД лиц еврейской национальности;

   б)  проявление шовинизма;

   в)  проведения и дачи прямых указании работникам УНКВД по фальсификации протоколов допроса обвиняемых;

   г)  незаконный арест отдельных сотрудников НКВД, в том числе и сигнализирующих об искривлениях в работе НКВД;

   д)  очковтирательство при составлении отчетов и спецсообщений о работе УНКВД;

   е)   грубое отношение к сотрудникам УНКВД партийное собрание считает невозможным дальнейшее пребывание в рядах партии и на руководящей работе в УНКВД. А поэтому просить обком КП(б)У расследовать изложенные факты искривлений в работе УНКВД и решить вопрос о партийности ВОЛКОВА.

   2.  Член ВКП(б) ПОЛЯКОВ Семен Илларионович — за двурушническое поведение и неискренность на заседаниях партийного комитета от 18.ХП.[19]38 г. и на партийном собрании от 2.I.[19]39 г. при обсуждении вопроса об искривлениях в работе УНКВД; как уличенного на этом же партсобрании в прямом проведении антисоветской установки, как заместителя] начальника] УНКВД, в части приема лиц еврейской национальности в органы НКВД, выразившееся в отказе дачи санкции на допуск к секретной. работе в Горсовет ЛАНГМАН (еврейка), без наличия каких-либо компрометирующих материалов с требованием подобрать на эту работу лиц украинской национальности, дачу санкции на допуск к секретной работе кулаку САХНО; непринятие мер предотвращения искривлений в следственной работе — партийное собрание считает невозможным дальнейшее пребывание в рядах партии и на руководящей работе в УНКВД. Просить обком КП(б)У решить вопрос о его партийности.

   3.   Член ВКП(б) БЕЛОКОНЬ Александр Трофимович — как принявший антисоветскую установку в НКВД УССР в части ограничения приема и продвижения по службе в УНКВД лиц еврейской национальности и проведение ее в жизнь в практической работе отдела кадров УНКВД по Полтавской области, заслуживает исключения из рядов ВКП(б). Но учитывая, что БЕЛОКОНЬ доложил об этой установке нач[альнику] УНКВД ВОЛКОВУ, не реагировавшему на это, что БЕЛОКОНЬ понял свою вину и осудил свой поступок, что БЕЛОКОНЬ сам из рабочих и является молодым работником в органах НКВД — вынести строгий выговор с предупреждением и с занесением в личное дело.

   Просить обком КП(б)У освободить т. БЕЛОКОНЯ от работы в качестве нач[альника] отдела кадров и перевести на низовую оперативную работу.

   4.  Кандидат в члены ВКП(б) тов. КИРИЛЕНКО Максим Максимович — за несвоевременное сообщение о проводившейся антисоветской практике в отделе кадров заслуживает строгого партийного взыскания. Но учитывая, что первый сигнал исходит от тов. КИРИЛЕНКО, ограничиться указанием на недопустимость такого отношения к аналогичным проявлениям, как не соответствующего званию члена ВКП(б).

   5.   Указать кандидату в члены ВКП(б) тов. ВОРОНЕ Федору Степановичу на несвоевременное сообщение об антисоветской практике в отделе кадров.

   6.   В отношении выявленных фактов искривлений в работе УНКВД и членов ВКП(б) ЧЕРНЯВСКОГО, ТИТОВА, ФЕДОРОВА — просить вышестоящие партийные органы проверить путем расследования.

   7.   В бытность нач[альником] Кременчугского горотдела НКВД БОРИНА, его заместителя БОЙКО и нач[альника] В[елико]-Крынковского райотделения НКВД БАШТОВЕНКО, допустивших грубое искривление в методах следственной работы, в результате чего был случай убийства арестованного (ГУДИМА) — просить обком КП(б)У привлечь БАШТОВЕНКО к ответственности.

   В отношении преступной работы БОРИНА и БОЙКО сообщить парторганизациям по месту работы для принятия соответствующих мер.

   8.  Просить обком КП(б)У расследовать и привлечь к партийной ответственности начальника Лубенского райотделения НКВД МАСТИЦКОГО и бывшего начальника Градижского райотделения НКВД ЮШКАНЦЕВА за допущение ими грубых искривлений и незаконных методов следствия.

   9.  Поручить партийному комитету сообщить через вышестоящие парторганы [о] нач[альнике] УНКВД по Харьковской области КОБЫЗЕВЕ и нач[альнике] отделения отдела кадров НКВД УССР ПАВЛОВЕ — знавших о проводившейся антисоветской работе в части ограничения приема в органы НКВД лиц еврейской национальности.

   10.  В отношении бывш[его] начальника Зиньковского райотделения НКВД КУЦЕНКО, пропустившего по показаниям арестованных до 50 чел. коммунистов, в том числе три состава районного руководства, просить вышестоящие парторганы расследовать и привлечь к ответственности.

   11.  Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 года о допущенных искривлениях в практической следственной работе в органах НКВД, членами и кандидатами ВКП(б) недостаточно усвоено. В результате чего наблюдается растерянность и нерешительность в части исправления допущенных искривлений.

   В ближайшие дни провести специальное оперативное совещание, на котором еще раз обсудить постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17-го ноября 1938 года, заострив внимание каждого коммуниста-чекиста на быстрейшее исправление допущенных искривлений в нашей работе, поднятие на принципиальную высоту большевистской бдительности, партийной и трудовой дисциплины.