№11. Из стенограммы закрытого собрания парторганизации УГБ УНКВД по Житомирской области об обсуждении постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. 16-23 декабря 1938 г.
16-23 декабря 1938 г.
ПРИСУТСТВОВАЛО: членов партии — 45 чел., кандидатов партии — 13 чел.
ПРЕЗИДИУМ: тт. ПСАРЕВ, ГРЕЧУХА, ПРИВИН, КАЗАНЦЕВ.
ПОВЕСТКА ДНЯ.
Отчет партийного комитета. (Докладчик секретарь парткома т. ГОЛУБЕВ)
Тов. ГОЛУБЕВ, секретарь партийного комитета. Товарищи, у нас на учете 56 человек членов партии, явилось 45, остальные находятся в командировке. Кандидатов партии состоит на учете 20 человек, явилось 13 человек, остальные находятся в командировке.
Кроме того, у нас здесь присутствует 16 товарищей, которые не состоят на партийном учете нашей партийной организации — это работники Особых отделов и 2 товарища, которые находятся в командировке. Товарищи просят разрешить присутствовать на этом партийном собрании.
С мест. Разрешено.
Товарищи, у нас закрытое партийное собрание было 17-го ноября, затем перенесли на 20-е ноября. Затем, после согласованности с обкомом партии, собрание было задержано на несколько дней, в виду того, что некоторые коммунисты разъехались по спецзаданиям, товарищи недавно съехались.
Товарищи, на прошлом партийном собрании был избран президиум. Как мы постановим сейчас, избирать ли новый или оставить старый состав президиума?
С места. Есть предложение избрать новый.
С места. Оставить старый.
Голосованием утверждено избрать новый президиум.
В состав которого, большинством голосов, прошли: т. ПСАРЕВ — председатель президиума, т. ГРЕЧУХА — секретарь обкома партии, тт. ПРИВИН, ЛЕСНОВ, КАЗАНЦЕВ. [...]
Слово для отчетного доклада предоставляется секретарю партийного комитета т. ГОЛУБЕВУ.
т. ГОЛУБЕВ. Товарищи, партийный комитет всю свою работу проводил на основе решений XIV съезда ЦК КП(б)У, областной партийной конференции, городской партийной конференции и отчетно-выборного собрания. Само собрание дало большевистскую оценку и практические указания как должен работать партийный комитет, на основе этого, мы проводили свою работу. Решение общего партийного собрания 14.VIII.[1938 г.], партийным комитетом, в основном, выполнено полностью.
На общем собрании партийный комитет был избран в составе 7 человек: ФЕДОРОВА, КОРОТЧЕНКО, ЛУКЬЯНОВА, КАЗАНЦЕВА, ГОЛУБЕВА, КУЖЕЛЯ и оказавшегося врагом народа ВЯТКИНА. Секретарем партийного комитета был ГОЛУБЕВ. Обязанности первого секретаря исполнял ГОЛУБЕВ, обязанности второго секретаря исполнял т. КОРОТЧЕНКО и он же был прикрепленным к комсомолу. ФЕДОРОВ — культмассовый сектор, КАЗАНЦЕВ — динамовская работа.
[...] Взялись на партийный учет принятые товарищи в кандидаты партии, утвержденные обкомом партии и товарищи пришедшие работать в Особый Отдел 2530. Исключены из партии 2 члена партии, оказавшиеся врагами народа — ГРИШИН и ВЯТКИН.
Партийным комитетом было создано 6 партийных групп по отделам: во 2 отделе и отделе кадров, 3 отделе, 4 отделе, 6 отделе и секретариате, особый отдел 844 и авиабригады.
Политико-моральное состояние. Я считаю, что этот вопрос необходимо оттенить двумя периодами: первый период до ареста ВЯТКИНА — парторганизация была сплоченная, политико-моральное состояние было здоровое и все внимание было направлено на беспощадную борьбу с врагами народа. Были награждены ряд коммунистов ЛЕОНОВ, МАНЬКО и др. товарищи.
Приказом по Наркомвнуделу были награждены кандидаты партии и комсомольцы ценными подарками (читает).
Второй период относится к аресту ВЯТКИНА. После ареста ВЯТКИНА в течении двух месяцев в партийной организации получился разброд, приходили на работу шушукались, вместо того, чтобы проводить работу. На сегодняшний день нужно констатировать, что в нашей партийной организации существует антипартийная группировка, которая кое-что проделала за это время. О том, что существует антипартийная группа, приведу два факта: 15-го декабря 1938 г. группа коммунистов пошла в областной комитет партии и от имени всей парторганизации высказала недоверие бюро обкома и потребовала присутствия на нашем собрании представителя ЦК КП(б)У. 14-го декабря 1938 г. был здесь второй секретарь ЦК КП(б)У тов. БУРМИСТЕНКО, который проводил пленум областного комитета партии, на котором был рекомендован и избран первым секретарем обкома партии тов. ГРЕЧУХА.
13 декабря по плану партийного комитета было назначено заседание партийного комитета. Основным вопросом стоял вопрос о перестройке партийной учебы, о чем парторг 4 отдела тов. МАЛУКА и вся парторганизация была предупреждена. На этом заседании партийного комитета должны были присутствовать парторги, начальники отделов и пропагандисты. Товарищ МАЛУКА назначил партийное собрание, которое затянул до 2-3 часов ночи. Мы просили прийти на 30-40 минут на заседание комитета, но демонстративно не пришли («это собрание решило»). [...]
Вопросом производственной работы до ноября месяца не занимался партийный комитет, считали это дело сугубо секретное и не дело партийного комитета вмешиваться. Также не занимался и областной комитет партии. И вот в результате видим, что в этом деле была крепко приложена вражеская рука. Немало проведено вражеских действий, которые приходится партийной организации разоблачать, искоренять, исправлять отдельные ошибки и т. д. Я, как секретарь партийного комитета, не возглавил этого дела, не настоял на том, чтобы вопросы производства стояли на повестке дня работы партийного комитета.
[...] Необходимо на сегодняшнем собрании развернуть большевистскую критику и самокритику, подметить плохие стороны работы партийного комитета, рассказать, помочь областному комитету партии, руководству, помочь скорее ликвидировать последствия вредительства, проведенные врагом народа в нашем областном управлении.
В дальнейшем необходимо в связи с выпуском «Краткого курса истории ВКП(б)» и исторического решения ЦК ВКП(б) приступить к серьезному и глубокому изучению «Краткого курса истории ВКП(б)». Все коммунисты со всей серьезностью, ответственностью должны взяться за овладение Марксизма-Ленинизма, не ослаблять роста, а база у нас имеется, есть коммунисты-комсомольцы проверенные товарищи, которые оправдывают себя на работе, вот за их счет у нас есть большая база роста.
Тов. ПСАРЕВ. Товарищи, поступило предложение, здесь присутствует т. ФАРБ, он другой партийной организации НКВД. Партийное собрание закрытое, товарищи находят, что кандидат партии не может присутствовать.
С места. Товарищи, давайте решим, у вас здесь в большинстве оперативный состав и вопросы больше касаются оперативного состава, он кандидат партии парторганизации НКВД, с работой УГБ незнаком. Есть предложение не разрешить присутствовать.
Товарищу ФАРБУ общее партийное собрание не разрешает присутствовать.
С места. Какое отношение имеет жена ФРАНЦА, что она присутствует на закрытом партийном собрании. Жена ФРАНЦА член нашей парторганизации.
Тов. БУГАЕВ. Товарищи, ГОЛУБЕВ в своем докладе затронул ряд серьезных партийных вопросов, так что присутствие члена партии из другой парторганизации нежелательно, потому, что мы будет говорить о серьезных вопросах.
[С места]. Я думаю, что мнение ясно, что по уставу должны быть члены партии и кандидаты партии нашей парторганизации. Товарищ БУГАЕВ прав, что будут затронуты целый ряд вопросов и присутствие членов партии другой парторганизации неудобно.
С места. Было предложение оставить т. НОВОСЕЛЬЦЕВА и других товарищей, если не присутствовать, так никому не присутствовать.
Тов. ПСАРЕВ. Поступило предложение, записка давайте разрешим остаться этим товарищам или нет
С места. Разрешить.
[т. ПСАРЕВ.] Разрешаем, остальным товарищам не будем разрешать.
[...]
- Вопрос. Прошу ответить тезисы, отчет утвержден партийным комитетом?
Ответ. Утвержден.
- Тов. ГОЛУБЕВ в своем докладе остановился и сказал, что разделяет свой доклад на два периода. Первый период — это монолитность, сплоченность, когда орудовал враг народа ВЯТКИН, и второй период — разброд, разрушение монолитности наших рядов после разоблачения врага народа. Пусть т. ГОЛУБЕВ расшифрует как полагается и затем пусть объяснит партийному собранию, что это за антипартийная группа, когда члены партии видели безобразия на протяжении долгого времени. Пусть все подтвердит конкретными фактами, объяснит, что это за антипартийная группа, когда члены партии пошли в областной комитет партии просить созыва партийного собрания, просить присутствия представителя ЦК КП(б)У.
- Пункты, которые поднял тов. ФРАНЦ должны быть обоснованы конкретными фактами со стороны ГОЛУБЕВА и конкретно пусть ответит, какие лица входили в антипартийную группу?
- В связи с этим вытекает вопрос, почему членам партии не полагается ходить в обком партии и почему [их] взяли на карандаш?
- Как партийный комитет реагировал на вражеские проявления ВЯТКИНА и какой политический вывод сделал партийный комитет после ареста врага ВЯТКИНА? Почему секретарь партийного комитета в своем докладе абсолютно ничего не сказал?
- Пусть тов. ГОЛУБЕВ скажет — сколько было пьянок у ВЯТКИНА и даст им политическую оценку?
- Мне не ясно, кто-то задал вопрос, кто взял это дело под контроль всех тех, которые ходили в Обком партии?
- Прошу дать справку относительно согласования собрания, когда ГОЛУБЕВ сказал, что до 8 часов, а если нужно придут согласуют и с кем он об этом говорил?
- Тов. ВОЛЬСКИЙ. На прошлом партийном собрании 17-го числа КОРОТЧЕНКО задавали вопросы относительно увольнения евреев из органов НКВД. Тов. КОРОТЧЕНКО объяснил, что есть директива из центра. Если такой документ имеется, изъят ли этот документ, как фашистский. Пусть ГОЛУБЕВ скажет и пусть предъявит партийному собранию?
- ГОЛУБЕВ, за какие заслуги перед органами НКВД вас с КОРОТЧЕНКО враг народа ВЯТКИН наградил значком «Почетного чекиста»?
- Сколько было заслушано самоотчетов членов партии и интересовался ли партийный комитет бытом коммунистов?
- Как реагировал партийный комитет на те сигналы членов партии, которые подавались в партийный комитет?
- т. БУГАЕВ. Практическая помощь партийного комитета партийным группам?
- Здесь в своем докладе докладчик сказал, что-комсомольская организация вытянула партийную организацию. Как понимать? Мы знаем, что Партия руководит Комсомолом, а не Комсомол вытягивает партию, пусть ответит.
- Рост парторганизации и из какой базы?
- Как партийный комитет выдвигал людей, как продвигает по оперативной линии вверх?
- Члены партийного комитета отчитывались на партийном комитете. Из вашего доклада видно, что отдельные члены партийного комитета ничего не делали?
- В дополнение к этому вопросу отчитывался ли секретарь парткома на общем собрании парторганизации?
- Тов. ФРАНЦ. Были ли сигналы в части начальника АХО члена партии РОМАНЧЕНКО о том, что он проходит по показаниям, как враг народа. Об этом знал ГОЛУБЕВ. Как секретарь парторганизации и как особоуполномоченный, что приняли в отношении этого члена партии?
- Разбиралось дело б[ывшего] оперуполномоченного ФАДЕЕВА, было обнаружено явное преступление. Этот вопрос был связан и по инициативе ВЯТКИНА этим вопросом занялся т. ГОЛУБЕВ?
- Почему члены партии подавали заявление секретарю партийного комитета о целом ряде безобразий. Вместо того, чтобы поставить этот вопрос на партийном собрании — это заявление очутилось в столе врага народа ВЯТКИНА, а я подавал [его] секретарю парторганизации как коммунист?
- Прошу ответить, какого таинственного характера и партийного порядка, и секретного порядка вы представляли характеристики и после этого начались вызовы [к начальству]?
- Деньги выдавались определенным лицам, за что именно, укажите и кому?
- Пусть объяснит, как получилось, что машинистка 2 отдела НОВАК — еврейка, комсомолка, не успела вернуться из отпуска, была уволена и на ее место была взята беспартийная. Пусть т. ГОЛУБЕВ скажет, какую он связь имел с этой машинисткой?
- Известно ли партийному комитету о том, что ВЯТКИН и компания растратили 45 тысяч рублей и пусть укажет этих липовых членов обкома?
- Ответьте партийному собранию, как вели себя наши представителя на областной партийной конференции вместе с ВЯТКИНЫМ, врагом народа и вами?
- Тов. ФЕРЕНС — у меня вопрос к секретарю областного комитета партии — было ли известно обкому партии о тех безобразиях, которые здесь творились, и какие меры принял обком партии?
- Отдельные работники обкома, которые отстранены от работы, были в крепкой связи с врагом народа ВЯТКИНЫМ и ГОЛУБЕВЫМ, политического вывода обком партии так же не сделал. Пусть обком партии ответит?
- Не скажет ли т. ГРЕЧУХА — в обкоме работал КАЦ, он приводил ряд фактов проявлений антисемитизма, его ВЯТКИН вызывал. Не в курсе ли вы этого дела?
- Какой вывод сделал т. ГОЛУБЕВ, как секретарь и как особоуполномоченный, когда начальник тюрьмы, член партии сказал в отношении вещей, а вы понимаете в отношении каких вещей я говорю. (Все понимают)
- Секретарь партийного комитета с руководством не всегда делился, но все же — пусть скажет ГОЛУБЕВ, с кем он говорил в обкоме партии, когда возникали вопросы в части всяких злоупотреблений не партийного порядка со стороны руководящего состава и в чем выразилась помощь со стороны обкома партии?
- Вопрос к секретарю обкома партии — с какого времени и знал ли обком партии о том, что в парторганизации УГБ существует антипартийная группировка. («Какая»)?
- Тут товарищи говорили относительно быта. Вот интересно было бы знать, кто насколько забрал по столу заказов?
- Какая помощь была оказана со стороны секретаря партийного комитета и бюро партийного комитета к незаконному увольнению евреев?
- Как случилось, что членов партии, работников НКВД и УГБ увольняли, а сейчас восстанавливают. КОРОТЧЕНКО — член бюро партийного комитета и начальник кадров. И ГОЛУБЕВ, как секретарь, пусть ответят?
- Всем известно о том, что со стороны врага народа ВЯТКИНА была такая установка, чтобы члены партии парторганизации УГБ находясь на городской и областной партийной конференциях могли выступать только с его санкции, ГОЛУБЕВ знал и кто выступал, он после вызывал и говорил, что это антипартийно.
- Тов. РЕВЕКО, как партийный комитет реагировал в отношении того, что враг народа ВЯТКИН, будучи членом партии, не посетил ни одного партийного собрания?
- Почему партийный комитет, когда руководил ВЯТКИН, был буквально оторван от массы, в то время, когда поступали заявления, ГОЛУБЕВ шил антипартийную группировку, вот мне это непонятно?
- Нужно дать оценку каждому члену партийного комитета?
- Оценка партийных групп и практическая помощь партийного комитета партийным группам?
- Какое отношение имеет к религии семья ГОЛУБЕВА и какое влияние на свою семью в отношении всяких религиозных церемоний оказывал ГОЛУБЕВ?
- Знал ли партийный комитет об организации «тайного» вечера в день [годовщины] Октябрьской революции?
Тов. ПСАРЕВ. Товарищи, у кого будут вопросы, подавайте в письменной форме и давайте записываться на выступления.
Ответы на вопросы.
Тов. ГОЛУБЕВ. Ответ на первый вопрос, утверждались ли тезисы на партийном комитете — утверждались. Все члены партийного комитета присутствовали, все тезисы прорабатывались и утверждались.
Относительно двух периодов, которые я оттенил. До ареста ВЯТКИНА не было никакой шумихи, работали крепко. Как только арестовали — сразу пошли всякие разговоры. Тут остались враги, начали искать врагов, называли всех начальников отделов врагами, фамилии назывались, что остались враги ФЕДОРОВ, МАНЬКО, РОМАНЧЕНКО.
[С места]. Не ясно, нужно вещи называть своими именами.
[Голубев]. Разговаривая с т. ФЕДОРОВЫМ, он заявил: «Ходят такие разговоры, что мы враги». Спрашиваю: «Кто сказал?» Он говорит: «Не знаю».
[С места]. Может быть, ему чувство подсказывает.
[Голубев]. Это время будущего, подсказывает чувство или нет.
В отношении антипартийной группировки. Может быть, я и неправильно выразился. Вчера начальник облуправления т. ДАРАГАН звонит, что сегодня демонстративно в Обком партии пошла группа товарищей. Я говорю, каждый коммунист может пойти. Дело говорит не в этом, пошли от имени всей парторганизации, потребовали немедленного созыва партийного собрания и выразили какое-то недоверие Обкому партии. На пленуме Горкома т. ГРЕЧУХА заявил, что получилось так, что, якобы, группа людей пришла с настойчивыми требованиями, выразила недоверие Обкому партии, когда приехал 1-го числа БУРМИСТЕНКО и рекомендовал на первого секретаря т. ГРЕЧУХУ. Может я неправильно выразился, что назвал антипартийная группа, нужно было сказать группа лиц, которые чувствуют за собой многое и может быть пошли отвести удар.
[С места]. А вы не знаете кто?
[Голубев]. Я примерно догадываюсь.
[С места]. Нужно вещи называть своими именами. Обсуждался ли этот вопрос на партийном комитете?
[Голубев]. Не обсуждался. С отдельными товарищами беседовал, в частности, с т. КОРОТЧЕНКО и с т. ГРЕЧУХОЙ о недисциплинированности.
[С места]. Вы решили, что это антипартийная группа.
[Голубев]. Здесь присутствует секретарь Обкома партии т. ГРЕЧУХА, выступит и скажет.
[С места]. Вы конкретно ответьте в чем заключается эта антипартийная группировка?
[Голубев]. Эти требования от имени партийной организации, недоверие партийному комитету.
[С места]. Обсуждался ли этот вопрос на партийном комитете?
[Голубев]. Беседовал только с т. КОРОТЧЕНКО. Как партийный комитет реагировал на вражеские действия ВЯТКИНА в части увольнения евреев, в части большого гонения евреев? Мы с т. КОРОТЧЕНКО часто обменивались мнением в отношении ГЕРШЗОНА, в чем дело, почему его увольняют? Говорит, что приказом Наркома и даже Отдел кадров составлял альбомы на сотрудников, так называемые альбомы по кадровым увольнениям.
Видел ли я документ? Тов. КОРОТЧЕНКО скажет, он является вторым секретарем партийного комитета, пусть он и ответит, раз он заявил.
В отношении пьянок. Я был только на двух вечеринках.
[С места]. Вы не полностью дали ответ, какой политический вывод сделал партийный комитет после ареста ВЯТКИНА?
[Голубев]. Сделал — беседовали, говорили, что прохлопали.
[С места]. Вы же замечали, вот, например, случай с т. КУХТО, вопрос, например, с неправильным ведением следствия. У Вас много фактов [о недостатках].
[Голубев]. Большинство в этом деле замешано. ВЯТКИН привел такой факт: «Вот, говорит, я допрашивал бывшего наркома пищевой промышленности, приехал Николай Иванович, он не дает показаний — говорит, сплетни, я думал, что это санкционировано вышестоящими товарищами».
Тов. МАЛУКА договорился, чтобы собрание провести до 8 часов, а вы проводили до 3-х часов ночи.
В отношении представления меня и КОРОТЧЕНКО к награде. Я в течении нескольких месяцев работал по спецзаданиям, в эту бригаду был влит т. ЛУКЬЯНОВ, одно время т. КОРОТЧЕНКО руководил этим делом.
Самоотчетов было 8.
Были ли сигналы, что партийный комитет не реагировал на пьянки живущих в гостинице? Были сигналы, что занимаются пьянками, реагировали, ходили, смотрели по комнатам.
Реагирование на сигналы? Сигналы пошли за последнее время, все сигналы, которые получены после ареста ВЯТКИНА, всем дан ход, по отдельным сообщено в Обком партии и по другим линиям. Все сигналы, которые получены за последнее время, без движения ни одного дня не лежали — сообщалось или в Обком партии, или по нашей линии. Когда я приехал из Киева, склонялся крепко т. ФЕДОРОВ, что он приехал из Оренбурга, где работал вместе с УСПЕНСКИМ, затем его УСПЕНСКИЙ взял к себе, после чего был направлен сюда начальником 3 Отдела, что вместе с ВЯТКИНЫМ намечали на заместителя нач[альника] управления. Об этом получались сигналы, об этом известно Обкому и доложено в Киев. Послана официальная докладная записка.
Практическая помощь партийным группам? Плохо и мало помогали (получается большой котел один сигнал). Второй сигнал на т. МАНЬКО такого же порядка сообщено в Обком партии, что он был одним из первых подхалимов, что он дневал и ночевал у него. Неправильно докладывал вопросы на Тройке. Специально по этому вопросу поставлен вопрос в Обкоме партии.
[С места]. Что вы приняли по этому вопросу как секретарь?
[Голубев]. Я поговорил с начальником управления, обменялся мнением с членами бюро Обкома, просил этот вопрос разобрать на партийном комитете. Я беседовал с т. ГРЕЧУХОЙ, с т. ДИДЕНКО и т. САЕНКО.
Тов. ГРЕЧУХА. Я прошу сказать число, когда это было?
[Голубев]. Числа 7-8 [декабря].
[Гречуха]. 10-го — когда получен протокол.
[Голубев]. 10-го (14-го).
[С места]. Расскажите о деньгах.
[Голубев]. Материал передан прокуратуре, из Киева специально приехали люди по этому вопросу, сидят и проверяют.
По сигналу т. БРАНДТА, что в одно время в тюрьме, когда арестованных отправляли на этап, брали [с них] большие куши ГЛУЗМАН... работает особая комиссия.
[С места]. Вопрос: был ли вам известен факт о т. БРАНДТЕ?
[Голубев]. Я этого не читал заявления.
Что значит — комсомол вытянул партию? Я сказал в отношении стенгазеты, что комсомол больше проявляет инициативы.
В отношении роста? Принято в члены партии — 2, в кандидаты — 17, 4 заявления лежат не разобранных и 5 заявлений лежат в группах.
Как партийный комитет выдвигал людей? Об этом секретаря не спрашивали, а выдвигали сами.
Члены партийного комитета отчитывались? Да, отчитывались, было указано, что т. КОРОТЧЕНКО и ФЕДОРОВ плохо работают.
Сколько было отчетов секретаря на партсобрании? Это первый.
Сигналы относительно РОМАНЧЕНКО. Было дело таким образом. Я приехал в Бердичев по другим делам, мне начальник горотдела т. БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ заявляет, что арестованный показывает, что РОМАНЧЕНКО — участник контрреволюционной организации, что дает показания о том, что он его завербовал в контрреволюционную вредительскую организацию. Я сказал: «Давай поговорим в его присутствии». Я сказал: «Я специального задания не имел». Мне сказали, что имеется протокол у т. ШПИЛЕВОГО. Когда я приехал, я в присутствии т. НОВОСЕЛЬЦЕВА доложил, т. НОВОСЕЛЬЦЕВ выступит и скажет.
[С места]. Когда это было?
[Голубев]. Это примерно вначале августа м-ца или в конце июля [1938 г.] Я доложил бывшему начальнику управления ВЯТКИНУ. Он говорит: «Может быть это липа, показания неправильные. РОМАНЧЕНКО — самый честный коммунист» — доподлинные его слова. Товарищу БЕЛОЦЕРКОВСЬКОМУ было сказано, чтобы арестованного прислали сюда, а ВЯТКИН сказал: «Раз начал — пусть доводит до конца». На этом дело кончилось. Затем на другой день приезжает и БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ, я его спрашиваю — как дело с РОМАНЧЕНКО. Говорит: «Уточнили и все кончилось». Когда арестовали ВЯТКИНА — мною был написан рапорт начальнику управления.
Относительно дела ФАДЕЕВА. ФАДЕЕВ был оперуполномоченным в Бердичевском отделении, ныне арестован, работал в следственной группе. Одно время привозят его и ряд вещей — две пары золотых часов, штук 8 простых или 10, 2 пары новых кожаных ботинок и денег 4 с половиной тысячи.
[С места]. В моем присутствии сдавали.
[Голубев]. Его взяли в камеру, я допросил, он дал показания, я сказал, что его нужно отдать под суд. ВЯТКИН сказал, что ФАДЕЕВ — хороший работник, его нужно наказать суток на 15 дисциплинарного взыскания. Я был не согласен, я сказал, что его нужно арестовать.
В отношении данных характеристик. Тов. КОРОТЧЕНКО расскажет о служебных характеристиках.
Относительно раздачи денег. Деньги давались и даются сейчас. Это предусмотрено наркоматом союза. Я знаю, что АНДРЕЕВ получал, когда вздумал жениться. Писал рапорт, ему дали 500 или 600 рублей. НЕДБАЙЛО — не знаю сколько и другие.
В отношении увольнения машинистки. Когда я принял 2-й отдел, т. НОВАК была в отпуске. Пришло распоряжение из Киева — всех машинисток, за исключением 1 и 2 отделов уволить, за исключением одной или двух. Я т. НОВАК не видел в лицо, договорился о машинистке отдела связи, взаимоотношения с ней [у меня] чисто официальные.
Относительно растрат РОМАНЧЕНКО — 49 тысяч? Я товарищи — не знаю. Знаю, что перед праздниками кое-кому, в том числе и мне, привозили подарки, привозили т. ПРИВИНУ и др. товарищам. Жена была дома, спрашивает: «Сколько платить?» — Говорят: «Деньги не надо платить».
Относительно ужина в ресторане на областной партконференции. Было такое дело. Не помню на первый или на второй день, ВЯТКИН сказал, что думаю поужинать со всеми начальниками райотделений. Это дело было поручено организовать НОВОСЕЛЬЦЕВУ. Была отдельная комната, все начальники были приглашены туда. Я считаю, что т. СЕМЕНОВ лучше расскажет.
Как намечались делегаты на областную партконференцию? Перед голосованием пришли к ВЯТКИНУ, я пришел и КУЖЕЛЬ — кого выдвигать делегатами на областную партконференцию? Он говорит, нужно подготовиться, чтобы не последними выступать. Он сказал в числе первых выставляйте ДИДЕНКО и других, таких и таких. От нашей парторганизации — ГОЛУБЕВА, ВЯТКИНА, ЛУКЬЯНОВА, НОВОСЕЛЬЦЕВА. КУЖЕЛЯ, КОРОТЧЕНКО и т. д.
Какие сделаны выводы в отношении вещей [расстрелянных]? Пришло ряд лиц, человек 18. Было проведено расследование, факты подтвердились, полностью [доказано] мародерство.
[С места]. Прошу рассказать, факты упрямая вещь.
[Голубев]. Мне было приказано доложить Наркому. Проходит два дня, я говорю, дела лежат, нужно принять, чтобы они имели какой-то вид. Вот заявление пишут: такой-то [присвоил] столько-то, такой-то столько-то. Когда арестовали, я пришел, доложил т. ДАРАГАНУ, было дано кому 5 суток ареста кому — 10, кому выговор. Были товарищи, которые участвовали в конце 1937 года, [когда] комендатурой присваивались вещи. В том числе были коммунисты КОНДРАЦКИЙ, ВИШНЕВСКИЙ, ФЕДОТОВ и др. работники комендатуры. Все это учтено и сейчас заведено следственное дело.
С кем говорили в Обкоме партии? Я говорил с т. ДИДЕНКО, когда сразу уволили 7 человек. Я спросил: «Почему сразу 7 человек?» Мне был дан ответ — это установка ЦК, что я буду делать — мне ответил секретарь Обкома.
В отношении бюро заказов, я списка с собой не взял, завтра могу сказать.
[С места]. Вы взяли первый случай, а вот последнее время, что делалось?
[Голубев]. В последнее время я говорил с т. ГРЕЧУХОЙ.
[С места]. На пример?
[Голубев]. В отношении МАНЬКО и ФЕДОРОВА.
[С места]. Да нет, об увольнении евреев. Значит и о первом не говорил?
[Голубев]. Может быть, придется показания давать.
В отношении помощи? Некоторые товарищи получали. Тут говорили о ГЕРШЗОНЕ, я говорил с КОРОТЧЕНКО. КОРОТЧЕНКО мне сказал, что его уволил Киев. КОРОТЧЕНКО по этому вопросу скажет.
[С места]. В отношении выступления на конференции, [они] запрещались ВЯТКИНЫМ?
[Голубев]. На конференциях выступать можно было, но предварительно нужно было поговорить с ним.
[С места]. Значит так, чтобы никакого опровержения не было?
[Голубев]. Вот, например, т. МАЛУКА. Выступили, дали отвод, а этот человек прошел и был записан в списки для голосования.
Оценка работы членов партийного комитета? Оценку даст собрание. Я могу сказать, что работали плохо.
Оценка работы партийных групп? Ряд парторгов заслушивали на партийном комитете, имеем в виду поставить на собрании. Недавно на собрании заслушивали т. БУГАЕВА, группу парторга Отдела кадров. Отдельные группы работали неплохо, некоторые работали хуже. 3-я группа работает хорошо. Правда, регулярно собраний не проводили.
Тов. ПРИВИН задавал вопрос в отношении религии. Отец перестал креститься в 1917 г., а я вообще не имею [об этом] понятия. Есть старушка, она иногда пускает такие выражения «прости господи» и т. п.
Верно ли, что вашего ребенка крестили? Крестили в 1932 году. Я был мобилизован в марте м-це на Дальний Восток, жена осталась в положении, она упала, были преждевременные роды. После этого она 3 месяца лежала в больнице и эта бабушка крестила ребенка. Я в то время был членом партии, меня не было 3 месяца.
Об организации вечера? Я имел в виду Октябрьский вечер. Помню, к концу занятия звонит СЕМЕНОВ и говорит, нужно дать срочно двух человек для охраны, что на этом вечере будут члены правительства. После торжественной части будет вечер. Я прихожу в кабинет и спрашиваю: «Вы давали такое распоряжение?» — «Да, я давал. Кто будет — вас меньше всего касается, я начальник управления и я распоряжаюсь сам».
Почему были поставлены койки? Видно имели в виду, что [участники вечеринки] напьются.
[С места]. Знаете ли вы о содержании работы партийного собрания 4 Отдела, почему вы ничего не сказали?
[Голубев]. На днях было собрание партийной группы 4 Отдела, на котором разрешался вопрос об антисемитизме т. РЕЗНИЧЕНКО — было вынесено решение.
[С места]. На основании каких законоположений обеспечены мебелью вы и некоторые другие работники?
[Голубев]. Может быть, разрешим ответить помощнику нач[альника] управления?
[С места]. А может быть, вы сами скажете?
[Голубев]. Когда я занял квартиру ГРИШИНА — остался буфет, 12 стульев.
[Сместа]. А пианино?
[Голубев]. Пианино и я сейчас все время говорю, чтобы забрали (это мебель арестованного). Вся мебель состоит на учете начальника АХО, где я и расписался, квартира бывшая ГРИШИНА.
[С места]. Расскажите относительно бесплатного снабжения топливом?
[Голубев]. Топливо покупалось за плату. Я не хочу говорить — это ложь. Вот выступит т. ШЕВЧЕНКО, он скажет об обеспечении также «бесплатным топливом».
В отношении принятия мер в отношении АНДРЕЕВА? К нему пока никто никаких мер не принимал.
За что получил значок почетного чекиста БРАНДТ? Он был представлен здесь, он здесь только его получил.
Тов. ФЕДОРОВ на прошлом собрании заявил, что он знал установку ВЯТКИНА. Разбирал ли партийный комитет этот вопрос? Не разбирался. Материал передан на первичную парторганизацию и пока не будет там разобран, разбирать не можем. Чем вызвано? Потому, что проводится соответствующая работа комиссии.
Как велась работа с кандидатами партии и сочувствующими? Раньше велась, за последнее время не созывали.
Мероприятия партийного комитета в части реабилитации т. КУРОВСКОГО? По-моему, его реабилитировали.
Относительно факта разгильдяйства и поднятия труддисциплины? Нужно посмотреть список за 13-е число. Некоторые товарищи пришли с опозданием на работу на полтора-два часа.
Объясните, почему оперуполномоченный ИВАНОВ сколько раз получал назначение и ГОЛУБЕВ взял [его] к себе? Сколько раз не знаю, последнее время [он работает] во 2 отделе, он знает следствие, мы его решили взять.
Как реагировал т. ГОЛУБЕВ, в целом бюро парткома на мой первый сигнал в отношении неправильного ведения следствия и чем мотивировали исключение из партии? Я сказал, что не по-большевистски поступают, что сразу оружие [у исключенного из партии?] забрали.
Чем мотивировали исключение их партии и почему ГОЛУБЕВ настаивал на Горкоме в отношении строгого выговора? Первичная парторганизация исключила, собрание восстановило. Партийный комитет настаивал на исключении.
В отношении СЕМЕНОВА — что у них получилось? Они называли друг друга предателями и подхалимами. Я предложил написать заявление в партийный комитет, беседовал с ВЯТКИНЫМ. ВЯТКИН говорил, что я с ними побеседую.
Что вами принято в отношении заявления СЕМЕНОВА? Тов. ЛЮЛЬКОВУ дали выговор, он в своем выступлении скажет. Я пошел к ВЯТКИНУ и сказал, вот т. СЕМЕНОВ подавал заявление, ЛЮЛЬКОВ не член нашей парторганизации, он говорит: «Оставьте заявление». Я заявление оставил.
По отчетному докладу ВЫСКАЗАЛИСЬ следующие товарищи.
Тов. ФРАНЦ. Товарищи, т. ГОЛУБЕВ в своем отчетном докладе о партийной работе за 10 месяцев — примерно с апреля месяца [1938 г.]. Партийный коллектив наш и я лично ожидал немного больше. Это не партийный отчет — это антипартийный отчет. Так я лично квалифицирую. Если товарищ ГОЛУБЕВ в своем докладе заявляет и разделяет свой доклад на два периода, т. е. когда орудовал враг народа — этот махровый фашист ВЯТКИН — была монолитность, сплоченность, а после ареста ВЯТКИНА партийные ряды развинтились, дисциплины нет никакой.
Если у т. ГОЛУБЕВА нет никакой базы под этим фактом говорить и заявлять, что если группа коммунистов решила пойти в Обком партии требовать партийного собрания, так это является — антипартийной, антисоветской группой. А что вы будете заставлять, чтобы коммунисты не ходили в Обком партии и в ЦК? Пойдем, если нужно. А если товарищ НИКОЛАЕВА единственная член партии, которая разоблачила врагов, которые сидели в руководстве киевской парторганизации — так ей только спасибо. А если тут товарищ ФРАНЦ, ПРИВИН, СТУКАНОВСКИЙ, ГРИНЕВ, СТРУГАЧЕВ и другие пошли в Обком партии — это есть антипартийная группа? [...]
А у нас, что получилось? Полнейший отрыв от партийной массы, полнейший отрыв от беспартийной массы, оббюрократились, члены Парткома, не видели низового члена партии. Что у нас орудовало и царствовало в нашей парторганизации — нам всем известно. Уже установлено фактами, что враг народа ВЯТКИН был прислан сюда не для того, чтобы по-партийному, по-большевистски руководить нашей партийной организацией и вести борьбу с врагами народа. А для того, чтобы проводить вражескую работу и он проводил на практической работе. Проводил ли он [ее] сам — нет не проводил. У него были приспешники есть.
Я буду говорить, что мне известно. Не знаю, почему т. НАЗАРКО на предыдущем партийном собрании не говорил об этом факте. Я считаю, что это очень важный факт и заслуживает исключительного внимания. [...]
Мы знаем, что если этот враг спаивал, а пьянка это вообще метод разложения, метод вербовки. Тов. НАЗАРКО пришел однажды по одному вопросу к этому врагу народа ВЯТКИНУ, у него сидят там тт. ФЕДОРОВ и МАНЬКО. На столе соответствующая обстановка. Заходит т. НАЗАРКО: «Угощайтесь, пожалуйста». Тов. НАЗАРКО выпил, затем враг говорит: «Вы знаете, товарищ НАЗАРКО, что вы проходите по показаниям ЛОГВИНОВА?» НАЗАРКО испугался, чувствует, что на самом деле этого нет. «Да», — говорит. [Вяткин дальше говорит:] «Проходите, ну не беспокойтесь, ничего, мы вам пока верим, доверяем» и т. МАНЬКО говорит: «Я бы на месте следователя взял бы на вас материал, мне этот факт известен». Такой факт был.
Товарищи, если враг в присутствии ФЕДОРОВА и МАНЬКО пытается вербовать НАЗАРКО, значит, этих людей он не боится, значит, это люди свои. Вот тут присутствует и т. ФЕДОРОВ, и МАНЬКО. Так пусть они в своих выступлениях расскажут об этом. Как только мне стал известен этот факт, я написал заявление т. ХРАПАЧУ, как парторгу, он говорит, что я побеседую с т. ГОЛУБЕВЫМ. ГОЛУБЕВ с т. ХРАПАЧЕМ договорились пока у себя на партийной группе этого факта не разбирать Мы пока еще подождем, нити еще тянутся и затем в совокупности разберем этот вопрос. Я считаю, если член партии написал, разбери у себя на партийной группе, а МАНЬКО мог рассказать, как дело было и вот это дело тянули до сегодняшнего дня. Почему — для меня неизвестно.
Я хочу напомнить такой факт о т. ФЕДОРОВЕ. Я на предыдущем партийном собрании не был, я был в командировке, это мое счастье всегда находится в командировке. Когда выбирали партийный комитет в апреле месяце те члены партии, которые присутствовали на том партийном собрании, помнят, как враг народа ВЯТКИН выдвигал кандидатуру т. ФЕДОРОВА. Каждый член партии, который выдвигал ту или иную кандидатуру должен был дать соответствующий отзыв в отношении того, кого выдвигает. Привожу подлинные слова врага народа ВЯТКИНА: «Когда меня Александр Иванович, вот этот командир фашистского отряда, послал этого штурмовика сюда, он сказал: “У тебя работает начальником 3 Отдела хороший коммунист, честный человек, ты сумеешь с ним работать, опора будет крепкая. Я считаю, что слова Наркома авторитетны и можно избирать т. ФЕДОРОВА в состав партийного комитета”». Вот подлинные слова врага народа в части т. ФЕДОРОВА.
Дальше, возьмите стиль руководства оперативной работой над районами, периферией. Что получалось? Злые охотники, [берут] машину, водку и на охоту в пограничную полосу — охранять границы едут. И тут постоянные охотники
МАНЬКО, ФЕДОТОВ, ГОЛУБЕВ. Вот бы вы так охраняли — приехали бы в район, взяли бы агентуру, поработали бы, посмотрели бы на их работу, проверили, дали бы практические соответствующие указания. А у вас охота, водка — разве это руководство? И этот махровый враг не ехал с другими охотиться, а всегда имел свой контингент людей, своих определенных лиц. Нужно было бы здесь по большевистски выступить и рассказать. А что на самом деле гонение было, например, на меня. Он меня презирал, ненавидел, он евреев вообще ненавидел и я не знаю, почему я уцелел в Областном аппарате? Что получилось в Областном аппарате? Все [евреи] по приказу были откомандированы. Я остался и то, моя судьба предрешена [следовать] в Омск. Может моя фамилия не звучит, как еврейская, больше похожа на французскую.
С места. Далекое что-то.
[Тов. Франц]. [...] Спрашивается, проводил ли враг народа ВЯТКИН сам эту работу по выживанию евреев-чекистов из аппарата? Эта работа направлялась для того, чтобы контрреволюционеров насадить. Спрашивается, Отдел кадров был в стороне? Не был. Тов. КОРОТЧЕНКО, по-моему, должен будет сказать [об этом]. Тут были, по-моему, определенные планы, чтобы выживать чекистов-евреев, а затем украинцев. Как говорили: «Еврей — это палестинец, а украинец — это националист». Тов. КОРОТЧЕНКО должен сказать [об этом], как начальник Отдела кадров. Начальник Бердичевского отдела т. БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ вызвал меня к себе и хотел забрать, но сказали ему: «Из ФРАНЦА ничего не выйдет, он едет в Омск». Говорит, ничего не выйдет, четыре месяца я начальник отделения, а он говорит, что ничего не выйдет. Я считаю, что Отдел кадров должен был вмешаться, если начальник управления затирает, обязанность партийного комитета разбираться тонко, должен помогать выдвигать кадры. Как Партия ставит вопрос: «Выдвигать по способности, по деловитости». А у нас было развито подхалимство. Партия выдвигает способных, а неспособных нужно учить. Я приведу факт, когда ГОЛУБ был оперуполномоченным 6 Отдела. Ну, к несчастью француз-еврей, значит не наш человек. Дальше ГЕР- ШЗОНА выгнали, я ГЕРШЗОНА знаю — рабочий, честный человек. Дальше в Яруне был принят молодой коммунист, растущий парень ВЕШИНЕР на оперработу, он рос на этой работе, показывал работу. Дальше МАРКИТАН вызывает Отдел кадров и предъявляет синий лист. А теперь районный комитет партии оформляет [его] инструктором райпарткома. А в наших органах он не годился, а в партии он может быть, их гонят, а потом опять просят. И это благодаря чему? Благодаря тому, что наша Партия разоблачает этих подлецов-врагов.
Дальше факт, когда враг народа ВЯТКИН — пьяница. 8-го числа я был ответственным дежурным [по УНКВД]. Приезжает вместе с т. МАНЬКО — этот фашист, штурмовик фашистского отряда [Вяткин], с таким форсом спрашивает, что никаких происшествий не было? — «Ничего нет, майор». — «Печально». Посидели, были ФЕДОРОВ, КОРОТЧЕНКО — уехал. Затем возвращается ВЯТКИН и говорит: «Тов. МАНЬКО, пошлете ко мне ГОЛУБЕВА, пусть приедет на квартиру». Говорит: «Хорошо». МАНЬКО часов в 6-7 пошел, подписал докладную маленькую для Наркома, информационное сообщение. Смотрю час нет, два нет, праздник — я тоже праздновать хочу, полдесятого — нет. Я думаю, что я хуже их, я тоже могу праздновать, взял подписался, сдал КЛИМОВУ и ушел. Что получилось? Люди то пьянствовали, с ним ясно были связаны, а у нас получается, что проглядели и т. п. [...] Что у нас в Областном аппарате было для меня, как для члена партии, было дико? Если кто-либо из членов партии подошел и сказал, что тебя в Областном аппарате не любят потому, что ты еврей. Я не мог поверить этому. В моем большевистском сознании мысль не укладывалась, на 22 году Советской власти ненавидеть евреев — это дико, но это факт. Люди знали и люди молчали.
[...] Возьмите, например, случай с городским театром, когда там присутствовал враг народа, был там ФЕДОРОВ, был СЕМЕНОВ. Когда враг ВЯТКИН подозвал к себе ПИНСКЕРА и говорит: «Зачем ты этих евреев прислал, дай что-нибудь русское». Тов. ФЕДОРОВ присутствовал? Присутствовал. И было подано заявление в нашу партийную группу. Почему не разобрали вопроса? Присутствовал, почему скорее не дали партии разоблачить? А вы, видимо, так думали, свои люди неудобно. Вот это все неудобно, так и получается.
Теперь хочу рассказать в отношении РОМАНЧЕНКО. Я находился в следственной группе Бердичева на протяжении 4-5 месяцев. Дали одного арестованного СИРОШТАНА — начальника 621 эксплуатационного участка. СИРОШТАН упирался, показаний не давал. Затем дело было передано ШПИЛЕВОМУ, его посадили, он показаний не давал. Мы учинили очную ставку. В это время дело было передано ШПИЛЕВОМУ. СИРОШТАН дает показания и указывает при какой обстановке был вовлечен в контрреволюционную организацию РОМАНЧЕНКО. РОМАНЧЕНКО работал в одной системе начальником. Мне говорят — ФРАНЦ, РОМАНЧЕНКО проходит по показаниям. Я говорю — он член партии, нужно проверить, пока не пиши показаний, поговорим с этим арестованным. Арестованный повторяет обстоятельно, говорит, как он был вовлечен в состав контрреволюционной организации РОМАНЧЕНКО. Его предупреждают, он опять говорит: «Да, я был вовлечен в контрреволюционную организацию РОМАНЧЕНКО». Я лично доложил т. БЕЛОЦЕРКОВСКОМУ. Тот говорит: «Давайте вызовем». И [он в] третий раз подтверждает. Товарищ БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ пишет ЛУКЬЯНОВУ, тот говорит: «Подождите». Я приехал в Житомир[,] в товарищеской беседе поговорил с т. СТУКАНОВСЬКИМ и назвал конкретные факты. Товарищ СТУКАНОВСКИЙ доложил также т. ЛУКЬЯНОВУ. Затем это дело было поручено перепроверить ГОЛУБЕВУ. ГОЛУБЕВ выехал перепроверить, показания подтвердились. Следовательно, что арестованный правду говорит, когда пять раз беседовали с арестованным, он ни на шаг не отступает, следовательно, человек дает верные показания. Значит РОМАНЧЕНКО — это сволочь. Приезжает БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ — этот враг ему говорит: «Вы скоро на нас будете давать показания», ему же этот факт был известен. «На РОМАНЧЕНКО взял, осталось на нас взять». Тов. БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ сказал: «Если будут честно [давать показания] — будем брать». Я говорю то, что мне известно. Затем этот враг приезжает в Бердичев, проводит оперативное совещание и говорит: «Кто брал показания на РОМАНЧЕНКО». ШПИЛЕВОЙ говорит: «Я». [Вяткин сказал:] «Наплюйте этому арестованному в лицо, он врет, порвите это показание и передопросите его. РОМАНЧЕНКО честный коммунист». «Есть», — что остается делать. Как дальше пошли показания, на кого переключились? Но факт остается фактом. Что нужно было сделать ГОЛУБЕВУ, как особоуполномоченному и секретарю партийного комитета? Он сообщил НОВОСЕЛЬЦЕВУ — нельзя останавливаться, довести до сведения парторганизации, что на РОМАНЧЕНКО имеется материал, вызвать арестованного, сделать очную ставку и было бы ясно. Причем, я должен сказать, что мне не нравится одна вещь, когда он приехал, он [Вяткин] его прямо защищал, как своего человека. Я взял и написал рапорт наркому т. БЕРИЯ и там описал поведение товарища ГОЛУБЕВА, копию отдал т. ДАРАГАНУ, думаю, что т. ДАРАГАН лично займется этим делом. Однако, этот рапорт попал к ГОЛУБЕВУ. [...] Партия осуждает такие методы. Я считаю, что это поведение т. ДАРАГАНА неправильное, какое он соображение имеет — я не знаю, но мое личное мнение таково, что этот рапорт не должен был . попасть к т. ГОЛУБЕВУ. Может быть т. ГОЛУБЕВ собирает материалы на РОМАНЧЕНКО? Я не боюсь, я писал наркому и копию ДАРАГАНУ.
В части т. ФАДЕЕВА. Тов. ГОЛУБЕВ неправильно доложил. Это было в мою бытность в Бердичеве. За ФАДЕЕВЫМ наблюдались кражи, хищения и незаконные действия. Тов. БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ попросил меня и оперуполномоченного КАТКОВА и ЗВЕРЕВА проверить кабинет. Утром после ухода мы проверили. В кабинете ФАДЕЕВА нашли деньги — валюту, больше тысячи совзнаками, 10 часов, заграничной обуви две пары и много разных вещей. Товарищ БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ издал приказ, что за последнее время наблюдаются безобразные случаи, предлагая в течение суток все имеющиеся вещи сдать. Он имел полное предупреждение и полную возможность сдать, однако этого не сделал, значит — занимался хищением. После того, когда нашли, послали на квартиру ФАДЕЕВА и что же оказывается? У него имеется два склада: один дома, другой в кабинете. На квартире также нашли золотые часы дамские и карманные большие часы, кожу и еще ряд других вещей. Перед этим, когда еще были сигналы доложили ВЯТКИНУ, что имеется оперативный работник, который занимается хищением, [это] безобразие нужно убрать. Он накинулся на БЕЛОЦЕРКОВСКОГО, что вы лучших людей выгоняете, у Вас в аппарате склока. А этого ФАДЕЕВА метили начальником 4 отдела. ВЯТКИН рекомендацию давал, Отдел кадров говорит: «Не знаю». После, когда установили, т. ЛУКЬЯНОВ распорядился привезти его сюда с барахлом. Взяли все вещи, списали в Финотделе, есть все основания судить, что это сволочь. Что же получается у ГОЛУБЕВА? Что, мол, не хорошо, на него слишком много говорят, не так как оно было. А сколько обнаружили вещей? Его не садят, его выпускают, переводят в ОМЗ.
Там работал ЧЕРКЕЗ — прокурор. Народ требует отдачи под суд. Когда один родственник арестованного написал жалобу о том, что незаконно арестовали врага РАЙГОРОДЕЦКОГО, когда написал о всех безобразиях прокурора и когда прокурор взялся за это дело, когда побеседовали с т. МЕДНИКОВЫМ, он рассказал истинную картину. Он говорит: «Какое имел право он это делать?» Прокурор это дело вздыбит и что же получалось? Если честный человек заявляет о безобразиях — пугать его не надо.
Товарищи, я хочу доложить партийному собранию еще такой факт и отношение КОРОТЧЕНКО. В Бердичеве работала машинистка КРАКОВСКАЯ, по национальности еврейка. Работала 10 лет, два брата работают в наших органах. Посадили [в тюрьму] одного механика пишущих машин, он когда-то рекомендовал ее на работу в органы. Он, как механик, имеющий непосредственное отношение к машинкам, чинил машинки. В порядке этого познакомился. Она хорошо грамотная, хорошо печатает и вот вам факт [—] через 10 лет ее работы вспомнили, [что] он дал показания, что она английский шпион. Десять лет тому назад рекомендовал ее на работу, следовательно, тут какая-то связь. Это самое полнейшее безобразие, его допрашивал КОЧКИН — ничего не выходило. Какая тут могла быть связь? Затем приезжает КОРОТЧЕНКО вместе с ВАДИСОМ, взялись за этого арестованного: «Ты такой сякой». Он говорит, что я не вербовал. Он получил [побоев] там один раз, думает — за что мне получать, я назову. Но предупредил, что никого не вербовал. С ней не посчитались — взяли и посадили. Этот человек был осужден, она просит дать очную ставку: «Пусть он мне на очной ставке скажет». Требуют его в Житомир из Бердичева — решили это дело перевести [из горотдела в УНКВД]. Причем, он кроме нее назвал и свою жену артистку, она наш человек. А ему что, он думает, назовет: «Разве мне жаль назвать ее и КРАКОВСКУЮ?» Я вызвал арестованного, поговорил с ним, он говорит: «Я никогда никого не вербовал». Причем мне и ВАДИСУ дал такие показания, что она передавала сведения шпионского порядка. Он понимал события все, он политически грамотный, с высшим образованием, так приноровился к событиям. Рассказывает, что в 1929 г. в период сплошной коллективизации «ваши органы», ясно что «вели борьбу с кулачеством». В 1934 году после злостного убийства Сергея Мироновича КИРОВА ясно, что Партия ведет наступление в борьбе с троцкистами. С этим делом ясно, он знаком [с обстановкой] и он давал такие показания.
Тут присутствует т. СТРУГАЧЕВ, я прошу, чтобы он подтвердил то, что он мне заявил, будучи в Бердичеве [...]. Мы как-то в разговоре частного порядка говорили. КОРОТЧЕНКО заявил следующее и другим товарищам сказал, что я евреев не люблю. Если это заявление справедливое, если это имело место, ему не место быть в партии. А тут говорят, что того не знал, другого не знал. Нужно сказать, что враг ВЯТКИН использовал все методы обработки, разложения аппарата, все делал. А вот секретарь партийного комитета — особоуполномоченный ничего не знал, буквально ничего не знал.
Берет НЕДБАЙЛА — молодой, недавно пришедший в органы [, и] АНДРЕЕВА, которые ничего не знали, подхалимничали. Несколько раз на месяц дает [им] по 200-300 рублей. Сам НЕДБАЙЛО [об этом] говорил. Я думаю и полагаю, что он этим обрабатывал. Почему он получал по 200-300 рублей и не отдавал себе отчета? Берут этих людей и выдвигают. Он [Вяткин] его выдвинул на пом[омощника] нач[альника] Особого отдела корпуса. Такие люди, которые получали по несколько раз деньги, к нему нужно исключительно [внимательно] относиться, критически, даже с недоверием. Вот возьмите т. СЕМЕНОВА. Нужно в порядке критики говорить — подхалим высшего класса. Товарищ КЛИМОВ — начальник ОМЗ мне рассказал такие вещи, что ему известно о том, что он своей шинелью чистил сапоги ему. Вот т. КЛИМОВ может подтвердить. Кроме того, т. СЕМЕНОВ знает, что я в командировке, жена работает и он посылает его на квартиру с проверкой. Приходят, меня дома нет, к жене пришла сестра и вот посылает СЕМЕНОВА проверить: приму я этого человека или нет. Человек знает, что я в командировке и этого делать не нужно было. Правильно — проверить нужно. По партийному СЕМЕНОВ выполнил миссию посланника, его послали — он пошел. Что у нас получается? У нас получается то, что в нашем аппарате отношение к кадрам, к людям было отношение не чуткое, не партийное, людей выдвигали за подхалимство. Товарищ АНФИЛОВ в прошлом году был помощником оперуполномоченного, а в этом году начальник отдела. МАНЬКО тоже самое и другие. А как товарищи вы тосты [за начальство] поднимали на даче — это тоже на почве подхалимства создавали себе карьеру.
У нас было оперативное совещание, не помню, какого числа. Присутствовал т. ГРЕЧУХА. В порядке самокритики должен сказать, что о некоторых делах знал и Областной комитет партии, и знал т. ГРЕЧУХА. Я не допускаю мысли, чтобы ни ГРЕЧУХА, ни ДИДЕНКО и другие работники Обкома партии буквально ничего не знали, они кое-что знали. Я задал вопрос т. ГРЕЧУХЕ — он мне не ответил. Я надеюсь, что он в своем выступлении скажет в отношении Обкома партии и какие меры принимались в отношении тех безобразий, которые имели место.
[С места]. Конкретно о чем эти безобразия?
[Тов.Франц]. О присвоении денег, о разбазаривании денег Обкома. Вот возьмите этого РОМАНЧЕНКО. Он помимо того, что начальник АХО, он еще особоуполномоченный Облисполкома. У него есть СОКОЛОВСКИЙ, который имеет легковую машину. Знал об этом Обком партии? Имеем право требовать, вы присутствовали на оперативном совещании, ваше выступление не дало возможности развернуть критику и самокритику по историческому письму ЦК и Совнаркома. Вы сказали, что нам сейчас говорить нечего, говорить сейчас не место и, кроме того, было 250 человек присутствующих, а выступило только 14-1 человек. Когда в центральном аппарате оперативное совещание, говорят сутки [длилось]. Или желающих не было — [нет,] были желающие. А вот когда выступает Секретарь Обкома.... и на этом закрыли оперативное совещание. Вместо того, чтобы развернуть критику и самокритику, поговорить о безобразиях, которые были.
[...] Мне т. БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ рассказал такой факт, что деньги арестованных и барахло не только раньше присваивались, но и, товарищи, 10 тысяч [рублей, взятых у арестованных пошли на кутежи, на банкеты. И вот сейчас по распоряжению т. ЛЕСНОВА ведут расследование. Я считаю, что он скажет.
Я считаю, что работники партийного комитета с работой не справились, не оправдали доверия нашего партийного коллектива, оказались не работоспособными, так я считаю, что партийный комитет нужно разогнать. [...]
Разве это не вражеская работа, когда враг ВЯТКИН мобилизовал всех оперработников по подготовке арестованных в ВК. Не помню какого числа, как это было, взяли арестованных посадили в комнатах, сутки сидим, оперработник уговаривал его, чтобы он подтвердил свои показания на ВК. Он, мол, за это получит 3-4 года, а этот враг КОРОТЧЕНКО переоделся в форму работника тюрьмы и записывал специальности арестованных и говорил: «Ну [если] подтвердишь свои показания на ВК, то поедешь в лагеря». Ведь об этом знали и начальники Отделов ФЕДОРОВ, ЛЕОНОВ и др.
МАНЬКО все дела 3 Отдела пропускал через Тройку, он [преступные] комбинации делал. Я лично видел, когда МАНЬКО в своем кабинете на обвинительном заключении писал «Р». А кто ему право давал резолюцию делать «Р»? По сути, он решал судьбы арестованных.
Тов. ГРИЦЫК мне и т. ПРИВИНУ сказал, что если при печатании протоколов Тройки, где-либо была пропущена [резолюция в виде литеры] «Р», то он доложил МАНЬКО: «Как быть с такими арестованными?» Через 4-5 минут МАНЬКО приносит эти материалы с резолюцией «Р». Разве за 5 мин. Тройка может собраться и решение дать по тому или другому арестованному. Члены Тройки также виноваты, что они доверяли МАНЬКО, ВЯТКИНУ и не требовали каждое следственное дело и тщательно его не проверяли. Этим самым они могли бы предотвратить много безобразий. [...]
Тов. ШПИЛЕВОЙ. [...] Давайте, товарищи, посмотрим на самого ГОЛУБЕВА. Что представляет собой ГОЛУБЕВ? Подойти раньше было очень трудно к т. ГОЛУБЕВУ. Он даже не считал нужным поздороваться с товарищами, считал себя «большим начальником» и не считал нужным отвечать на приветствия. К такой же категории относится и т. КОРОТЧЕНКО. И вот только после того, когда арестовали врага народа ВЯТКИНА, КОРОТЧЕНКО и ГОЛУБЕВ изменили тактику и они начали приветствовать товарищей.
Для меня непонятно выступление на предыдущем партийном собрании КОРОТЧЕНКО, где он говорил, когда был ВЯТКИН[, то] работали неплохо, на работу являлись своевременно. А теперь после ареста паника, шум, опоздания. По- моему, это совершенно неправильное замечание [...].
Я, товарищи, хочу несколько уточнить в отношении показаний СИРОШТАНА. У нас в Бердичеве существовала оперативно-следственная группа, мне дали арестованного СИРОШТАНА, он являлся начальником 621 эксплуатационного дорожного участка. Первое время этот арестованный не давал показаний. После этого, мною была произведена очная ставка с бывшим инженером того же участка АКИНДИНОВЫМ, который уличил СИРОШТАНА в его преступной деятельности и что для этой цели завербован СИРОШТАНОМ. СИРОШТАН признался и дал развернутое показание о вражеской деятельности и назвал, что в состав этой организации был завербован бывшим начальником УШОСОДОРа РОМАНЧЕНКО. Я уже знал о том, что РОМАНЧЕНКО является работником НКВД, т. е. начальником АХО. Я обратился к ФРАНЦУ, пошли с ним проверили, предупредили крепко. Сказали ему, во-первых, он коммунист, во-вторых — работник НКВД. Однако СИРОШТАН сказал, что это точное показание. Мы доложили БЕЛОЦЕРКОВСКОМУ, правда это долгая история рассказывать. Вызывали с БЕЛОЦЕРКОВСКИМ один день, второй день и он все время утверждает свои показания, говорит, что даю искренно, искренно отчитываюсь перед органами НКВД о всей своей вражеской деятельности. После этого, я пишу протокол, он подписывает. Начальник Горотдела НКВД т. БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ о показаниях СИРОШТАНА на РОМАНЧЕНКО доложил в Облуправление НКВД. По каким причинам, для чего выезжал ГОЛУБЕВ — для меня не было тогда ясным. ГОЛУБЕВ в моем присутствии вызвал арестованного СИРОШТАНА, который также заявил ему: «Да, действительно, я завербован РОМАНЧЕНКО». Чем кончилась эта история — для меня неизвестно. После этого вскорости приезжает бывший начальник Облуправления НКВД, ныне разоблаченный враг народа ВЯТКИН к нам в Горотдел. Созывает оперативное совещание и начинает говорить, что вы здесь ни черта не делаете, ругал, кричал на нас, затем говорит: «Кто брал показания на РОМАНЧЕНКО?» Просто приказывает доложить по существу. Я сказал, что я взял. Говорю, что такой-то обвиняемый дал показания, что он получал от РОМАНЧЕНКО вредительские указания. А он говорит: «Что вы занимаетесь склокой, скоро и на меня будете брать показания». Я молчу, он говорил всему совещанию, что это ложь, что РОМАНЧЕНКО честный коммунист. «Вы», — говорит, — «не верьте показаниям СИРОШТАНА». Приказал немедленно уничтожить этот протокол: «И начните допрос с таким расчетом, чтобы в показаниях не фигурировал РОМАНЧЕНКО». А я что скажу? Я беру показания, уничтожаю и начинаю снова допрашивать. Когда начал допрашивать СИРОШТАНА, [тот] говорит: «Не буду давать показаний других». И только дал в разрезе своей вражеской деятельности, одновременно подтверждал связь с начальником УШОСОДОРа НКВД УССР. На этом следственное дело было закончено и обвиняемый СИРОШТАН осужден по 1-й категории [к расстрелу].
О ЛЮЛЬКОВЕ. Я сейчас утверждать партийной организации, на сколько это верный факт — не буду. Но мне это заявили на этом же оперативном совещании, когда зачитывали письмо ЦК и Совнаркома, оперуполномоченный воинской части РОМАНЧУК сказал, что 5 ноября, когда воинские части подготовлялись к параду, на машине Областного управления НКВД появился комендант ЛЮЛЬКОВ. Вот идет колонна, ЛЮЛЬКОВ за ней. В то время ЛЮЛЬКОВ останавливается и говорит коменданту города, что он работник НКВД, почему не сворачивает колонна? Комендант говорит: «Вы можете проехать другой стороной улицы». После этого ЛЮЛЬКОВ закричал: «Я тебе, что такое — пешка?» [Он] забрал и повел его в Горотдел НКВД.
[С места]. А какой шофер был?
[ШПИЛЕВОЙ]. Не знаю. Чем закончена эта история — не знаю.
О ЛЕОНОВЕ. Помните, на партийном собрании выступал работник 4 Отдела НЫРКО и говорил о наличии компрометирующих материалов на ДИДЕНКО. Но мне непонятно: почему т. ЛЕОНОВ накладывает резолюцию на агентурный материал: «Не прорабатывайте ДИДЕНКО». Это один факт. А второй — почему вы, ЛЕОНОВ, на фотокарточке, где были враги ЗРАЖЕВСКИЙ, ПЛЮТА и другие посредине были их? Об этом донесено начальнику Областного управления НКВД, но какие результаты — неизвестно.
Мне непонятно, на партийном собрании выступал ГОЛУБЕВ и говорил: «Если я подхалим, то АНДРЕЕВ — в два раза больше». ГОЛУБЕВ зная, что АНДРЕЕВ является подхалимом врага народа ВЯТКИНА, что АНДРЕЕВ от последнего получает вознаграждения законно или незаконно, однако получает. И после этого ГОЛУБЕВ никаких мер не принимает и вопроса об АНДРЕЕВЕ не поставил на партийно-комсомольской организации. В результате чего АНДРЕЕВ является руководителем комсомольской организации, руководителем комсомольского комитета. Это недопустимо, нужно было, чтобы комсомольская организация занялась этим делом, нужно, чтобы комсомольская организация заставила отчитаться. И вот поныне АНДРЕЕВ остается руководителем комсомольской организации, а руководит он, как требует Партия — конечно нет.
[...] Спрашивается, как можно так быстро делать комбинации? ИВАНОВ получил несколько раз назначения — из Бердичева в Эмильчино едет. Приезжает сюда, говорит, зайди к ВЯТКИНУ. Отменили. Приезжает через несколько дней, получает назначение в Радомысль, так же помощником оперуполномоченным и третий раз куда — не знаю. Однако, через несколько дней, ИВАНОВ [уже] оперуполномоченный [в аппарате] особоуполномоченного. Подумайте[, какой стал] большой человек. ИВАНОВ не может на район выехать. Непонятно, товарищи, почему так защищал и ГОЛУБЕВ, и КОРОТЧЕНКО ИВАНОВА?
[...] Я присоединяюсь к предложению т. ФРАНЦА о том, что партийный комитет нужно распустить, выразить политическое недоверие, ГОЛУБЕВА с секретаря партийного комитета снять и одновременно выразить политическое недоверие АНДРЕЕВУ и произвести выборы КСМ комитета. О членах Парткома — поставить вопрос об их партийности. [...]
Тов. БРАНДТ. [...] Я думал, что члены партийного комитета первыми выступят и по-большевистски расскажут о той ответственности, которую они несут, расскажут о тех тягчайших преступлениях, которые они сами совершали, как члены партийного комитета. Однако, они продолжают молчать. Я хочу привести отдельные факты, которые мне известны. Они хотели взять под свое влияние всех руководящих работников НКВД, некоторых покупали деньгами, пьянками и всякими другими видами. Бесспорно, им этого не удалось. Вот возьмите такой факт, не есть ли это вражеское воспитание, не партийное воспитание членов партии? Если вы помните, когда Лукьянов уезжал, у него на квартире были организованы проводы, там присутствовало человек 50. Как, товарищи, были организованы эти проводы, разве это были партийные проводы — это был, по сути, товарищеский обед. Я тогда с т. ПРИВИНЫМ делился и говорил, что тут чем-то пахнет нехорошим, однако, отдельные члены партии вместо того, чтобы здраво реагировать, выступали на пьянках и восхваляли ВЯТКИНА. Выступал ФЕДОРОВ, РЕЗНИЧЕНКО, это факт («под рюмкой»).
Возьмите другой факт, когда арестовали ГЛУЗМАНА. После того, когда ГЛУЗМАН получил незаконно 12 тысяч рублей, он заставлял арестованных расписываться, что они получили деньги и эти деньги забирал себе. Сказать, кто этими деньгами пользовался — точно не могу. Когда т. МАЛАХОВ вскрыл этот факт и написал ВЯТКИНУ рапорт, ВЯТКИН для того, чтобы отвести глаза МАЛАХОВУ накладывает резолюцию — организовать комиссию финансовую для того, чтобы проверить. Оказывается, этот рапорт пролежал около 4-5 месяцев, как выяснилось, что он попал к АНФИЛОВУ. Когда РЯБОКОНЬ мне сказал, что материал туго [приходится] собирать на ГЛУЗМАНА. Узнав об этом от т. МАЛАХОВА, я сейчас же сказал АНФИЛОВУ, свел МАЛАХОВА и АНФИЛОВА. Говорю, вот дело готовое. АНФИЛОВ в присутствии МАЛАХОВА заявляет, что такого факта в деле не фигурирует. Тогда МАЛАХОВ говорит, что я подал рапорт и рапорт в твоих руках. Сейчас товарищи заявляют, что этот враг ГЛУЗМАН несколько месяцев тому назад заявлял так, что вы меня за контрреволюционную деятельность привлекать не будете. Так как в этом я не виноват и указал на ряд лиц областных работников НКВД, которые были соучастниками тяжелых преступлений. Однажды т. РЯБОКОНЬ говорит, что эти материалы лежали без движения. Вот Вам товарищи, факт, о котором здесь установлено, что знал и партийный комитет. ГОЛУБЕВ сам читал показания ГЛУЗМАНА.
Третий факт в отношении того, что растранжирили обкомовские деньги. Товарищи, какая гнусность этих людей, как они сумели подойти к работникам Обкома и выманить 55 тысяч рублей? Причем, уполномоченным назначается РОМАНЧЕНКО. Деньги были отпущены Центральным комитетом на специальные расходы. Какая гнусность людей, которые пробрались в партию, воровали, крали друг у друга деньги, учредили специального инспектора по снабжению СОКОЛОВСКОГО, который получал 700 рублей зарплаты. Причем, снабжался наравне с секретарями Обкома партии. Причем, наравне с членами Областного комитета партии были включены ГОЛУБЕВ, ФЕДОРОВ, НОВОСЕЛЬЦЕВ, РОМАНЧЕНКО, которые также получали бесплатные пайки. И вот вам пример, по заявлению отдельных товарищей разокрали больше 30 тысяч рублей.
[С места]. 49 [тысяч] точно.
[БРАНДТ]. Еще один факт. Так называемый «таинственный вечер», который имел место 11 -го ноября. Вечер был посвящен празднованию XXI-й годовщины
Великой Октябрьской революции. Вы только возьмите саму постановку этого торжественного собрания, которое тогда состоялось. Все трудящиеся, весь народ празднует этот праздник, подводят итоги великих достижений, которые были достигнуты за 21-ю годовщину, всюду доклады. А что мы имели 11 ноября? У нас была какая-то спешка, куда-то спешили, прочли приказ, получившие значки [почетного чекиста] сказали слово и некоторые «люди» начали разъезжаться. Спрашивают куда? Говорят — на территорию воинской части и вот собралась группа людей, человек 30-40, в дом отдыха. Сразу было скучно, на столе соответствующая обстановка. Но нужно сказать, что отдельные товарищи, присутствовавшие на этом вечере, чувствовали себя очень плохо. Я не знаю, что было дальше. Так как мы, во всяком случае, с т. ЛЕСНОВЫМ уехали первые. Говорят, к концу вечера кое-кому было весело. Вот вам стиль организации самого вечера. Разве нельзя было этот вечер организовать вместе с сотрудниками? Зачем ехать в дом отдыха, чего было скрываться?
[С места]. Теперь понятно.
[БРАНДТ]. Сейчас конечно ясно. Вот еще один факт с вещами, которые изымали у арестованных. Был случай, арестовали начальника горотдела НКВД МАРТЫНЮКА. У него была прекрасная обстановка в квартире, было приказано, чтобы немедленно эти вещи доставить в Житомир. Начальник Горотдела не послал вещей в Житомир, за ними прислали машины и отвезли на квартиру к т. ФЕДОРОВУ и МАНЬКО. Был арестован СМЕЛЯВСКИЙ, вещи которого были отданы РОМАНЧЕНКО в Горторг и затем ВЯТКИН заставил забрать обратно и отвезти на квартиру ФЕДОРОВА и МАНЬКО. Ясно, что эти товарищи оказались в руках [подкупавшего их] врага.
Здесь говорили, что РОМАНЧЕНКО проходил, как участник контрреволюционной организации. Однако на днях я был свидетелем, когда т. КОРОТЧЕНКО выдвигал перед ДАРАГАНОМ назначить РОМАНЧЕНКО помощником начальника оперативного отдела. СТУКАНОВСКИЙ пусть расскажет, он был при этом.
[СТУКАНОВСКИЙ]. Не знаю.
[...]
Тов. СЕМЕНОВ. [...] Я расскажу в отношении двух вечеров. Тут не даст соврать присутствующий т. НОВОСЕЛЬЦЕВ. Когда была Областная партийная конференция, я приехал на конференцию и привез шифровку бывшему начальнику управления. Мне было сказано товарищами, что меня НОВОСЕЛЬЦЕВ разыскивает. Когда я встретился с НОВОСЕЛЬЦЕВЫМ, он мне сказал, что все делегаты имеют талоны на обед в ресторан и ВЯТКИН распорядился, чтобы поговорить с директором ресторана и занять отдельную комнату, т. к. будут все начальники РО НКВД, могут иметь место чекистские разговоры. Я отправился и договорился с директором ресторана. Так и было, туда пришли все начальники Райотделов. Здесь некоторые товарищи, которые присутствовали: ГРИНЕВ и др. Они могут подтвердить это обстоятельство.
Теперь в отношении вечера 11-го ноября. Меня вызвал ВЯТКИН в кабинет. Я, к сожалению, работал инспектором, поэтому мне ВЯТКИН давал такого рода поручения. «Видите», — говорит, — «т. СЕМЕНОВ, на этом вечере будет присутствовать все Секретари Обкома партии, депутаты Верховного Совета и чтобы не было никаких эксцессов, поезжайте вместе с начальником 2 Отдела т. ГОЛУБЕВЫМ и посмотрите местность. И пусть дадут пару милиционеров, чтобы было все в порядке». Когда пришел ГОЛУБЕВ, я вместе с ним поехали и он на территории дома отдыха поставил двух своих человек, чтобы никакой чужой человек не мог попасть на эту территорию. А начальник милиции т. ГОЛТВЯНСКИЙ дал двух милиционеров. Не знаю, почему т. ГОЛУБЕВ в своем выступлении, когда задавали вопросы в отношении этого события, он ничего не сказал. А когда напомнили об этом, он сказал: «Скажу». И по поводу заявления, которое я подавал в парткомитет. Я хочу партийному собранию сказать, что критика и самокритика это острейшее оружие нашей партии, которое выправляет всякие ошибки того или иного товарища, допустившего в процессе своей работы, однако, партийная организация надеюсь, что это дело выправит. Тут я хочу сказать в отношении коменданта ЛЮЛЬКОВА. Он также ищет рыжего, мне понятно почему это он так делает. Был однажды такой случай. Не было секретаря УНКВД. Это было около 6 часов вечера. Я находился еще в отделе, ко мне обратился ответственный дежурный, что по телефону звонит т. ЗАХАРЧЕНКО и просит выслать представителя НКВД по весьма важному делу. Тут же присутствовал т. ЛАЗОРКИН, которого я захватил с собой, выехали. Встречаю в условленном месте т. ЗАХАРЧЕНКО, который заявил, что поступил сигнал о том, что один из работников НКВД занимается хищением вещей из Управления НКВД. Это нужно, говорит, проверить, что, якобы, установлено, что вчера этот работник привез два мешка вещей на квартиру своей тетки и вот сейчас в квартире у нее находятся спекулянты. Я с ЗАХАРЧЕНКО и ЛАЗОРКИНЫМ пошли на квартиру. На улице ждал второй сотрудник розыска, а в квартире тетки СИНКЕВИЧ сидел 3-й сотрудник розыска. В квартире стояло два мешка с вещами, в комнате находилось несколько мужчин и женщин. Я решил проводить эту операцию таким образом, чтобы не дать понять присутствующим, откуда происходят эти вещи. Я этими людьми не интересовался. СИНКЕВИЧА я на квартире не застал, посмотрели вещи в мешках, кое-какие вещи были постираны, распораны, кожаное пальто и целый ряд других вещей. Выходим мы с уполномоченным розыска, видим, навстречу идет СИНКЕВИЧ, несет бутылку коньяку и закуску. Уполномоченный розыска зашел в комнату, а я в присутствии т. ЛАЗОРКИНА обратился к сотруднику СИНКЕВИЧУ и говорю: «Что это за вещи?» Он мне вначале говорил, что вещи эти его собственные, а затем признался, что вещи эти им взяты из двух операций. Уполномоченный розыска настаивал на том, чтобы сделать обыск в квартире. А там чужая публика была, я этого делать не велел. Я захожу в комнату, вызываю т. ЗАХАРЧЕНКО, которому заявил, что СИНКЕВИЧ является завскладом нашего Облуправления и взятые им вещи принадлежат нашим сотрудникам. И поскольку СИНКЕВИЧ является сотрудником НКВД, я возьму его с собой в НКВД и мы там сами разберемся. Я считал, что нельзя было иначе поступить. Это было сделано с целью конспирации. Я СИНКЕВИЧА доставил в комендатуру и решил, поскольку это серьезное преступление — этого человека нужно посадить. Я его привел к ответственному дежурному, который СИНКЕВИЧА арестовал до прихода бывшего руководства. Взял оружие и произвел обыск, при обыске у СИНКЕВИЧА обнаружена сберкнижка на 5 тысяч рублей. Я считал, что это очень серьезное дело, я по данному делу написал рапорт. В это время пришел бывший начальник управления враг народа ВЯТКИН. Он сейчас же наложил резолюцию т. НОВОСЕЛЬЦЕВУ — «расследовать». Как это дело расследовалось — доложить не могу. Но получилось так, что через некоторое время СИНКЕВИЧ вышел и начал работать, а ЛЮЛЬКОВУ, якобы, был вынесен выговор. И что получается — в один прекрасный вечер, приходит комендант ЛЮЛЬКОВ, который был под мухой. Приходит и начинает в присутствии тт. БРАНДТА, АНТРОПОВА и др. стучать кулаком по столу и кричать: «Ты у меня жить не будешь, я тебя физически уничтожу» и начинает ругаться нецензурными словами. Мне было просто не по себе. Я заявляю здесь со всей ответственностью, как это было. Некоторые товарищи ему говорили, что ты, ЛЮЛЬКОВ, неправ, члены партии слушали и поражались поведением ЛЮЛЬКОВА. Я попытался сделать т. ЛЮЛЬКОВУ замечание, что ты, мол, комендант и так ругаешься. Он меня также обругал. Я пошел к бывшему начальнику управления и говорю, что я совершенно не заслуженно подвергаюсь оскорблениям со стороны коменданта УНКВД ЛЮЛЬКОВА и считаю, что с делом хищения вещей СИНКЕВИЧЕМ нужно было бы разобраться покрепче, т. к. этот вопрос заслуживает серьезного внимания. ВЯТКИН ответил: «Видите ли, если к этому вопросу подойти принципиально, то нужно будет посадить всю бригаду комендатуры, а этого делать не следует».
Вот с этого момента началось преследование со стороны ЛЮЛЬКОВА. Он проявлял себя в отношении меня, как самый ярый отвратительный антисемит, чтобы я не сказал, он сейчас же приводил самые ярые антисемитские выражения. Отношение его ко мне видели многие члены партии нашей партийной организации. Однако, никто не считал своим долгом предупредить ЛЮЛЬКОВА и он считал возможным продолжать надо мной издевательство.
Со стороны ЛЮЛЬКОВА было самое гнусное антисемитское проявление ко мне. Помню, как-то сижу за столом, работаю, слышу телефонный звонок, снимаю трубку, говорит: «Тов. СЕМЕНОВ?», — отвечаю, «Да». — «Поцелуй меня в такое-то место». Через 2 минуты снова звонок: «Тов. СЕМЕНОВ?» — «Да» — «Иди к такой-то матери». Чтобы не было голословно, я не помню, правда, какая телефонистка дежурила, но я вынужден был снять трубку и попросить телефонистку, что если меня будет вызывать ЛЮЛЬКОВ, чтобы она не звонила ко мне. Я об этом издевательском отношении говорил т. НОВОСЕЛЬЦЕВУ. Тов. НОВОСЕЛЬЦЕВ мне ответил: «Видишь ли, т. СЕМЕНОВ, ЛЮЛЬКОВ сейчас в возбужденном состоянии, он считает себя обиженным, его теперь не следует трогать и он сам успокоится». Члены партии ФЕДОРОВ и МАНЬКО видели, каким издевательствам я подвергался со стороны ЛЮЛЬКОВА, но молчали.
В конце-концов, я вижу, что это издевательство не прекращается, я решил написать в партийный комитет заявление. Но прежде чем написать, я решил посоветоваться с товарищами, можно ли писать о вещах похищенных? Мне сказали, что ты не указывай подробно, а подробно скажешь на партийном собрании. Я написал это заявление и отнес в партийный комитет к т. ГОЛУБЕВУ. Тов. ГОЛУБЕВ посмотрел и говорит: «Хорошо, разберемся». Разбирали до сих пор.
После ареста ВЯТКИНА, мое заявление было обнаружено в столе ВЯТКИНА. Об этом мне рассказал т. ДАРАГАН. Он говорит: «Вы пишите заявление в партийный комитет, а подали его почему-то ВЯТКИНУ». Для того, чтобы тут доказать т. ДАРАГАНУ, которому ГОЛУБЕВ подтвердил, что заявление я подал ГОЛУБЕВУ лично и это заявление ГОЛУБЕВ, докладывая врагу народа ВЯТКИНУ, хотел получить, якобы, в данном вопросе соответствующую установку и окончилось тем, что ВЯТКИН оставил заявление у себя. ЛЮЛЬКОВ все время продолжал материться и т. д. Я вынужден был зайти к т. ГОЛУБЕВУ и просил секретаря партийного комитета, я, говорю, что я член партии этой организации, я умоляю тебя, чтобы ты до разбора этого заявления успокоил ЛЮЛЬКОВА. Пусть, в конце-концов, прекратится это издевательство. ГОЛУБЕВ вызвал его и поговорил. После этого меня ГОЛУБЕВ спрашивает: «Ну как?» Я, говорю, сейчас спокойнее.
В отношении ЛАЗОРКИНА, в отношении того, что я сапоги чистил шинелью. Критика и самокритика, это самое острое оружие нашей партии, она исправляет людей. Я заявляю со всей ответственностью, что такого факта не было, это клевета, это не критика, а самая настоящая клевета. Когда ЛАЗОРКИН оставался и был порученцем начальника управления и когда пришел т. ДАРАГАН не знаю, как получилось, но ЛАЗОРКИНУ велел убраться в комендатуру. Помню, он подходит ко мне и говорит, что этот случай, о котором я говорил, это он подтверждает, нужно покопаться глубже, там не один СИНКЕВИЧ. Нужно глубже покопаться.
[...] В отношении РОМАНЧЕНКО, для меня теперь ясно, что не только один РОМАНЧЕНКО должен будет поплатиться за свои антипартийные дела. Помню, как-то в нашей партгруппе 6 отдела, где парторгом т. КРОТЕНКО, ставился вопрос об антипартийном выступлении на партийном собрании т. ВОЛЬСКОГО. В этот же вечер разбирали заявление поданное бывшим сотрудником 6 отдела ГОЛУБОМ в отношении т. АНФИЛОВА, о подхалимстве к врагу народа ВЯТКИНУ. На партгруппе бывший сотрудник ГОЛУБ, который присутствовал, говорил о том, что начальник ОПО т. ЛЮБИН бывший петлюровец, брат которого, якобы репрессирован, как бывший петлюровец и несмотря на наличие целого ряда таких материалов, почему-то этот факт кто-то замазал, не иначе, как у ЛЮБИНА в УНКВД имеются друзья.
Я живу с ЛЮБИНЫМ в одной квартире, где жил ЛЕОНОВ. Это буквально издевательское антисемитское отношение. Я жил [в] коллективных домах ни один год, таким издевательствам никогда не подвергался. Был случай, жена топила печь, было холодно, моя жена наносила дров. Жена ЛЮБИНА подходит и говорит, что вы, хотя на меня и обижаетесь, но вы делаете все по-жидовски. Как можно жить в одной квартире с такими людьми, слушать такие вещи? Я попытался к ней подойти и говорю: «Гр[ажданка] ЛЮБИНА! Как же это мы живем с вами в одной квартире, ваш муж коммунист, работает так же в одном органе, а вы тут устраиваете такие вещи?» Она сейчас же устроила истерику. Это было сделано для того, чтобы отвести следы того, что она сказала. Она пыталась спровоцировать, что, якобы, ее обругал. Я сейчас же отправился к ЛЮБИНУ, он в то время был дежурным в пожарном отделе и поговорил с ним, как с коммунистом. Он говорит, я об этом знаю, она действительно сказала и получит от меня соответствующее наказание. Я, говорит, с ней поговорю. Это слыхал мой сын, который мне рассказал. ЛЮБИН мне обещал, что он с женой поговорит и дальше этого больше не будет. Я к чему привел этот случай? Так как на это имеется целый ряд документов.
В отношении театра. Тов. ФЕДОРОВ как видно не любит критики. Когда исключали врага народа ВЯТКИНА из партии, ФЕДОРОВ — член партийного комитета — товарищи не дадут соврать, выступил и говорит, что он замечал о том, что ВЯТКИН недолюбливает евреев. Но, однако, об этом никогда никому не говорил и больше этого ничего не сказал. Я напомню один интересный случай и из этого нужно сделать соответствующий вывод потому, что действительно у меня была притуплена классовая бдительность. Случай был в театре. [...] Была еврейская постановка. Я был в театре. Вдруг в ложе появляется ВЯТКИН с женой и ФЕДОРОВ говорят мне: «Зайдите в качестве переводчика». Но я как переводчик был плохой, все время были иронические насмешки со стороны ФЕДОРОВА и со стороны ВЯТКИНА. Не помню точно, какая шла вещь. И вот вы, ФЕДОРОВ, член партийного комитета, выступая здесь на партийном собрании, заявляете, что ВЯТКИН недолюбливал евреев и не говорите о том, что был вызван директор городского театра, которому ВЯТКИНЫМ было заявлено: «Зачем так долго держите эту еврейскую трупу?» [...] ВЯТКИН говорил: «Из-за кучки меньшинства остальные должны хлопать ушами, держите эту трупу, почему бы не поставить русскую вещь?»
Проходит месяц или два, сюда приехал начальник штурмового отряда УСПЕНСКИЙ на совещание. Вызвали КЛИМОВА, чтобы привезти ПИНСКЕРА. Пришел ПИНСКЕР и зашел в кабинет к ВЯТКИНУ, там же присутствовал УСПЕНСКИЙ. Спустя полчаса выходит оттуда ПИНСКЕР в хорошем настроении и говорит: «Теперь я очень доволен, теперь я вижу, что я прав». «В чем дело?», — я его спрашиваю. Он говорит: «Ты помнишь этот случай в театре? Я считал, что это или не понимание национальной политики или другое что-то. Я [...] написал подробное письмо ХРУЩЕВУ, если это бы не помогло, стал бы писать т. СТАЛИНУ. Теперь все понятно. Нарком УСПЕНСКИЙ говорит мне: “Вы знаете ПИНСКЕР, я ВЯТКИНА знаю, как крепкого большевика. Но в данном случае, что он сказал, он был не прав, вы должны вместе работать”. Он был воодушевлен личностью Наркома, видимо заявление было у него. Они друг другу пожали руки и на этом кончилось. Вот как это дело было затушевано. Зная об этом, ФЕДОРОВ в своем выступлении ничего не сказал. Нужно отдать справедливость т. ФРАНЦУ, его выступление было очень толковым, но я хочу дать справку. Получается, что, якобы, я пришел специально контролировать т. ФРАНЦА. Дело было вот в чем. Были собраны планы встреч с агентурой по всем оперативным отделам. Эти планы докладывались начальнику управления. Мне было предложено начальником УНКВД пойти к т. ФРАНЦУ на контрольную явку. Я его, к сожалению, не застал дома, он был в командировке. Когда я пришел к нему, я застал в квартире сестру его супруги и еще кого-то. Я зашел в другую комнату. В указанное время пришел человек, ему открыли двери, он пытался уйти, но я попросил его войти в квартиру и принял от него, что нужно было и он ушел обратно. В отделе о случившемся я доложил бывшему начальнику УНКВД. Вражеская это установка или не вражеская — я в данном случае должен был провести работу. Я пришел к т. ФЕДОРОВУ и объяснил ему, как было и вручил ему сводку. На следующий день т. ФРАНЦ пришел и как-то в разговоре со мной высказал свое недовольство о его контроле. Я сдал материал т. ФЕДОРОВУ, никаких эксцессов не было. Мне было поручено проверять контрольными явками не только ФРАНЦА, но и целый ряд других товарищей. [...]
[С места]. Расскажите о вашем подхалимстве.
[СЕМЕНОВ]. Я говорю, что я должен был заметить о всех безобразиях, но я этого, к сожалению, своевременно не заметил.
[С места]. Вы расскажите на какие деньги преподносились пайки.
[СЕМЕНОВ]. Пайков мне никто никаких не давал. Я в своем выступлении подхожу очень самокритично. Я потому здесь и выступаю, чтобы оценить все вещи самокритично и если я что-нибудь скрою, я буду нести ответственность партийную и, если потребуется, любую ответственность. Если я скажу, что надо мной издевались, то имеются факты. Если ГОЛУБЕВ говорит, что он двух месяцев не мог работать с ВЯТКИНЫМ. Как же так получается, что ВЯТКИН его одновременно выдвинул начальником 2-го Отдела? Когда был БЕРЕЖНОЙ, то была такая установка, что ни одной шифровки, ни одной телеграммы мне БЕРЕЖНОЙ не показывал и когда я поставил вопрос перед ВЯТКИНЫМ при БЕРЕЖНОМ — как же получается, если мне выражают недоверие, зачем меня держат?
Тов. САЕНКО. По-моему т. СЕМЕНОВ, вы не понимаете того, что от Вас требуют коммунисты. Вы были близки к ВЯТКИНУ, вы видели его каждый шаг, вы видели, как он вел работу.
[СЕМЕНОВ]. Я бывал на районах с т. ЛУКЬЯНОВЫМ по проверке агентурной работы РО НКВД, я со всей ответственностью заявляю, я говорю обо всем, что мне известно. [...]
Теперь в отношении операций. Где проводил [время] ЛЮЛЬКОВ в новом месте — я там, конечно, никогда не бывал. Но говорили некоторые товарищи, что ежевечерно ВЯТКИН ехал туда с тт. НОВОСЕЛЬЦЕВЫМ, МАНЬКО, КОРОТЧЕНКО, ГОЛУБЕВЫМ и др. и там пили, и пили основательно. Этот факт заслуживает большого внимания. Помню, что в нетрезвом состоянии ВЯТКИН, МАНЬКО, НОВОСЕЛЬЦЕВ, КОРОТЧЕНКО, ГОЛУБЕВ машиной уехали в Новоград-Волынск. Зачем — мне неизвестно. И в этот день ВЯТКИНА до самого вечера не было в отделе.
На охоте с ВЯТКИНЫМ мне никогда не приходилось бывать. Ездили ВЯТКИН, ГОЛУБЕВ, МАНЬКО и постоянно ЛЮЛЬКОВ. Я надеюсь, что товарищи, которые были они выступят и скажут. Я, будучи инспектором, не сумел заметить вражеских действий ВЯТКИНА, я со всей ответственностью заявляю, а также элементы антисемитизма или всякие проявления антисемитизма для меня теперь ясно, что вражеское дело. Эти проявления имели место.
[С места]. Почему вы теперь говорите, а тогда не говорили? Вас спрашивают, вы тогда знали о грязных вражеских действиях ВЯТКИНА, вот, например, о факте в театре? Есть такое предложение, пусть товарищ закончит, дать ему подумать, разговор этот будет не только сегодня и нам товарищ СЕМЕНОВ завтра расскажет. Я думаю, что вы подготовитесь и завтра выступите и скажете об этих вражеских действиях и в отношении антисемитизма.
[СЕМЕНОВ]. ВЯТКИН всегда говорил, что он приехал сюда с УСПЕНСКИМ, что с ними приехал Николай Иванович ЕЖОВ, что они были на приеме в Москве у товарища СТАЛИНА. Этим самым ВЯТКИН создавал о себе мнение положительного человека. Я нисколько не хочу себя оправдывать, я был притуплен, нужно быть более бдительным, а не близоруким. Я готов за это нести партийную ответственность.
С места. Товарищи, поскольку стоит вопрос о бывшем начальнике управления, враге народа ВЯТКИНЕ, я считаю, что было бы целесообразным пригласить на это совещание начальников РО НКВД, которые знают целый ряд действий ВЯТКИНА Я считал бы, чтобы это предложение необходимо было бы осуществить.
С места тов. ЛЕОНОВ. Если вызывать сюда начальников Райотделений, у некоторых товарищей это будет продолжаться трое суток, было бы целесообразнее написать, что у нас проходит собрание и чтобы все известные факты о ВЯТКИНЕ написали, а из близ лежащих районов, чтобы подъехали.
С места. Я вношу предложение, чтобы вызвать тт. ХИМЕНКО и СИМОНОВА, так как эти товарищи кое-что скажут.
Тов. ГРЕЧУХА. Я считаю, что нельзя порочить всю парторганизацию. Есть люди, которых нужно почистить и основательно почистить. Парторганизация об этих людях знает достаточно фактов и в силах сама, без ведомственного собрания разрешить вопрос, кому положить партийный билет и кому должное взыскание наложить. А вот почему те коммунисты, которые кое-что знали и- почему-то ничего не говорили, а сейчас говорят, что и то творилось, и то творилось, а до сих пор молчали? Если товарищи по-партийному подойти, я считаю, что кое у кого следует партийный билет забрать немедленно.
Справка такого порядка. Те вопросы, которые относятся к Обкому партии. Тут некоторые товарищи неправильно выражаются, относят все к Обкому партии. Обком партии был здоровый и есть. Были люди и в НКВД, и в аппарате Обкома, которые несли и понесут соответствующее наказание. Но так парторганизацию хаять нельзя, вообще так и об Обкоме партии говорить. Все те моменты, которые сейчас вскрываются, говорят о том, что кое-кто из работников Обкома знали об этом. Я в своем выступлении скажу. Я не убежден в том, знал ли ДИДЕНКО о том, что делалось в НКВД или не знал. За ДИДЕНКО уже решение ЦК есть. Если еще материалы есть, следует о них сказать.
В отношении т. ГОЛУБЕВА о том, что сигнализировали по части избиения работников НКВД — евреев будто с Обкомом партии — чтобы больше об этом не говорить. Когда кончилось партийное собрание, я вызвал ГОЛУБЕВА и сказал: «Дайте мне протокол и выступления товарищей на собрании и напишите политинформацию». Я вправе был потребовать, вправе. Собрание было, кажется, 17-го. Исходя из некоторых соображений мы решили оттянуть его на несколько дней, а затем надоспела работенка и товарищи уже были заняты по районам. ГОЛУБЕВ написал информацию, но сдал ее ровным счетом 10 декабря. Вот все сигналы ГОЛУБЕВА, т. е. примерно в тот день, даже не в тот день, а раньше, когда пришел ГОЛУБЕВ договариваться относительно партийного собрания, мы узнаем, что по ведомственной линии народ занят и мы сказали, как только народ сойдется, нужно сейчас же созвать партсобрание. Так что я попрошу товарищей, членов партии, кто попытается еще свернуть, кивать на кого-то, я посоветовал бы рассказать конкретно о ком из работников Обкома идет речь, а партийная организация имеет мужество сказать свое слово. Давайте в порядке критики и самокритики говорить конкретно и о делах, и конкретно о людях.
Наши основные задачи заключаются в том, чтобы мы сейчас все то, что знаем — рассказать здесь на собрании. То, что некоторые предлагают вызвать на это собрание кое-каких работников из НКВД для дачи фактов, этого быть не может и не следует делать. Те факты не особенно значительны и они никуда от нас не уйдут. Задача каждого коммуниста вывернуть наизнанку все основное здесь. Рассказать, как враги народа действовали, чтобы найти основных виновников и чтобы впредь быть более бдительными. Вот, что нужно сейчас для коммунистов, а этими хозделами будут заниматься соответствующие органы. А то, что некоторым товарищам таки нужно выйти и рассказать парторганизации от начала до конца, как говорят разложить себя, то, безусловно, нужно выступить по- серьезному и не говорить, что я слыхал, а прямо рассказать — да это было, а это было потому-то и потому-то. Я считаю, что парторганизация вполне согласна с тем, чтобы начать работу с 8-ми часов.
17-го декабря 1938 г.
Toe. ВАХРАНЕВ. [...] В 1921 году таких отчетов не делали. Эго делает политический отчет секретарь парторганизации? Это не отчет, а издевательство над всей партийной организацией. Это ни больше, ни меньше, как крик «держи вора». Почему? Что значит заявление, когда т. ГОЛУБЕВ сказал, что «у нас существует антипартийная группа»? Я думал, что он приведет какое-то серьезное объяснение и партийное собрание увидит, что положение неблагополучно, что часть коммунистов настроена антипартийно. Я полагал, что приведет серьезные мотивы и когда задал вопрос т. ГОЛУБЕВУ, он ответил: «Может быть, я неправильно выразился». Это больше, чем неправильно, это больше, чем антипартийно. Коммунисты пошли в Обком партии: «Караул, рятуйте».
Скажите, в каком уставе, постановлении ЦК ВКП(б) сказано, что коммунист не может идти в Обком партии? Я полагаю, что люди, которых ходили в Обком партии имели к тому все основания.
Нельзя так ставить вопроса. Почему ГОЛУБЕВ это заявление сделал? Это заявление сделано по совершенно определенной причине. Если вчера выступил т. ГОЛУБЕВ и мы слышали на предыдущем собрании выступление т. КОРОТЧЕНКО, то получается секретарь партийного комитета и КОРОТЧЕНКО одно и тоже сказали. Если рассматривать парторганизацию с точки зрения дисциплины, борьба с врагами, напористости, то при ВЯТКИНЕ был порядок.
[С места ]. Не так.
[ВАХРАНЕВ]. Точно так, он сказал: «До ареста ВЯТКИНА была дисциплина, не стало ВЯТКИНА, пропала парторганизация». Что это за звук, откуда он исходит и какие для этого основания? Основания совершенно определенные: отвести удар, сказать: «Держите вора», а самому остаться в стороне. Так коммунисты не делают. [...] Заявляет с этой трибуны: «Видите, что при враге народа работалось хорошо и после ареста народ шушукается». А почему они не могут говорить? Почему не могут поговорить, сойдясь 2-3 члена партии, о тех событиях, которые были и которые их не могут не интересовать. Тем более, коммунисты знают эти события и знают причастность к этим событиям определенных лиц и причем известно, что партийный комитет старается оттянуть собрание. Никто не сказал, что эти разговоры и шушукания коммунистов антипартийны, подпольны — нет. Это факт. Вы это делали т. ГОЛУБЕВ для того, чтобы от себя отвести удар, для того, чтобы охаять партийную организацию, тем более парторганизацию УГБ. Я рассматриваю это иначе: антипартийная группировка есть с точки зрения определенной группы членов партии: ГОЛУБЕВ, КОРОТЧЕНКО, ФЕДОРОВ и им нужно было начинать с этого. Только с этого и тогда бы партийная организация, коммунисты видели, что да, люди делали ошибки, люди признали эти ошибки. Ведь у Вас, товарищи члены Парткома, времени было больше, чем достаточно. Для Вас была трибуна предоставлена, а что мы слышали? «Обстановка такая была». А вот давайте логически рассуждать, для чего члену партии партбилет дан? Для того, чтобы принаравливаться к этой обстановке? А если бы он, видите ли, не принаравливался к этой обстановке, то вопрос стоял бы об его шкуре? [...]
Эти лица — ГОЛУБЕВ, ФЕДОРОВ, МАНЬКО, КОРОТЧЕНКО — бывали на квартире у врага ВЯТКИНА, пьянки были. С каких это пор такие пьянки у руководящих работников? С какой целью секретарь партийного комитета пьянствует, в целях партийности? Нет.
[...] Еще одно замечание. Вчера секретарь Обкома партии неправильно поставил вопрос: не могли данного собрания провести раньше, у Обкома партии не было той информации, которая должна была быть и т. д. А где сказано, чтобы Обком ждал информацию, тем паче в отношении нашей партийной организации, интерес к которой со стороны Обкома должен быть особый. Тем более, что известно, что до сих пор наша партийная организация, наши члены парткома были оторваны и от партийной работы и руководства, бездельничали, холуйствовали. Нужно сейчас Обкому партии, не ссылаясь ни на какие невозможности, сейчас хотя бы заняться нашей организацией персонально. Это нужно сделать, чем скорее, тем лучше.
Тов. ГРЕЧУХА. А вот мы вместе с вами и займемся.
[ВАХРАНЕВ]. Парторганизация в основном крепкая, здоровая.
[...]
Тов. ДАРАГАН. Справка по вопросу заявления написанного т. ФРАНЦЕМ. Таких рапортов было написано штук 15, когда мне стало известно после 5-ти дневного пребывания начальником Областного управления. Мне ГОЛУБЕВ изложил все подробно, все материалы не только по этому вопросу и все материалы, которые были о РОМАНЧЕНКО. Об этих материалах никто не знает, они переданы непосредственно Наркомату. А эти материалы я дал сгруппировать, чтобы он вручил особоуполномоченному. Никакой цели нет абсолютно и не только т. ГОЛУБЕВ, а все чекисты, все коммунисты начали писать рапорта, часть направлена непосредственному Наркому, а часть дал ГОЛУБЕВУ для вручения особоуполномоченному.
Тов. ПСАРЕВ заявление т. ДАРАГАНА примите к сведению.
С места. Товарищи, я писал рапорт т. БЕРИЯ, копию т. ДАРАГАНУ, я писал куда следует. Я писал об антипартийных поступках ГОЛУБЕВА, о том, что он, как секретарь парторганизации и как особоуполномоченный, никаких мер не принял. Я писал об этом человеке.
[С места]. А если ему рапорт попал, так он сам пошлет.
[С места]. Я считал, если я писал в отношении ГОЛУБЕВА, так не хорошо, чтобы оно ему попало.
Тов. КОРОТЧЕНКО. [...] Партийный комитет работал сам, работал не так, как партия говорит, работал обособленно, замкнуто, отсюда все грехи.
[С места]. И от массы оторвался.
[КОРОТЧЕНКО] Отсюда продолжение, что на протяжении 8 месяцев в руководстве сидел враг, махровый враг, который творил свое дело через нас прямо или косвенно, сознательно или несознательно. Об этом покажет партийное собрание, а что на собрании не выясняется, то следствием доведется до конца. Только включением партийности в этот вопрос, только путем проверки каждого коммуниста, каждого члена партийного комитета, не словами, а путем проверки основной работы видно будет, кто сознательно и кто не сознательно проводили эту работу. В целом, партийный комитет скатился политически, обанкротился, верил слепо авторитету врага, верил слепо в то, что враги народа ВЯТКИН и УСПЕНСКИЙ всегда заходили с большими словами, что их прислала Москва, что «мы, мол, пуп земли русской». И вот эта вера отдельных членов партийного комитета, [которые] действительно думали, что они преданные люди, а в действительности — враги, сволочи, фашисты. Как получилось, что во всех отраслях нашей работы оперативной, как основной, хозяйственной и в кадровской, всюду и везде полно вредительства, вредительства граничащего с тяжелыми преступлениями? Делали ли [преступления] члены партийного комитета, делали отдельные члены партии?
[С места ]. Как и что конкретно?
[КОРОТЧЕНКО] Буду говорить конкретно и ясно: казалось бы, после исторического документа, последнего директивного письма ЦК ВКП(б) и Совнаркома союза, лично подписанного т. СТАЛИНЫМ и МОЛОТОВЫМ, которые в последний раз предупреждают о том, что враги напакостили нам в органах и сделали ли мы из этого какой-либо соответствующий вывод. Я бы сказал, полностью мы этого вывода не сделали и вот на сегодняшний день не сделали. Я не сделал и, насколько я заключаю из выступлений, и эти товарищи не сделали. Мы хорошо еще не просмотрели всю свою работу за год, наша работа должна быть вся пересмотрена в новом свете, не во вражеском свете. Пока мы этого не сделали. Просматривая свою работу, нужно просматривать работу и других, а мы этого не сделали. Пусть кто-нибудь из присутствующих товарищей выступит и скажет, что я проверил за год работу и не наше[л] вредительство, нет этого, нет. Я лично о себе скажу. Я всех политических ошибок, которые были допущены по кадрам, всех не нашел и не вскрыл. Получалось то, что нас враги гнали в шею, чистить, чистить кадры.
[С места]. Вот расскажите, как вы делали.
[КОРОТЧЕНКО] Гнали и очищались, приказания выполнял. Раз приказ подписан Наркомом, им дано распоряжение начальнику управления — значит считал, что это звонкая монета. Моя ошибка — каждое приказание нужно было почитать здраво, рассудительно. Если чувствуется], что нет никаких шероховатостей, если чувствуешь, что все понятно — вот к этому не присматривался.
До февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 г. при старом руководстве говорить о партийной работе не приходилось. Партийная организация была оторвана от основной работы. Можно было заслушать начальника АХО, как снабжает, а как только коснется оперативно-следственного дела, работенки основной — об этом не говори. Вот в наших условиях при вражеском руководстве в Управлении работа шла по старинке. Партийная организация что-нибудь выдвигала, обсуждала какую-нибудь группу вопросов, всюду превалировал административный зажим, запрещения, угрозы, зажим, запугивания, эти факты были. Мы отдельные места видели и хлопали, я хлопал вместе с другими.
О том, что ВЯТКИН ничего общего не имел с партией — сейчас все ясно. Все помнят его парадные выступления, все эти речи врага. Это все к чему сводилось? Для того, чтобы спутывать, для того, чтобы завуалироваться.
[С места]. Он хотя бы на одном партийном собрании был?
[КОРОТЧЕНКО.] Он на собраниях бывал гостем, зайдет и пошел в Обком партии, в Горпартком. [...]
О кадрах. Товарищи, на глазах у Вас, на глазах особенно моих, в течение 1938 года подавляющее большинство оперативного квалифицированного состава было взято в приказном порядке, были взяты для укрепления Наркомата, особых органов и т. д. Но факт остается фактом, что враги разгромили пограничную область, путем изъятия основного квалифицированного состава. От нас взяли 93 человека, при наших, я бы сказал, вредительских, вражески построенных штатах, заниженных. Из числа откомандированных евреев было до 30 человек.
О национальности. Правильно, здесь национальный вопрос перегнут, сейчас со всей ясностью вопросы выпячиваются. Прибыло к нам [при формировании аппарата УНКВД] из НКВД УССР и др. областей больше 100 чел., из них евреев 21 чел. По преимуществу молодой состав из партийного комсомольского актива, из состава комсомольских работников, студентов ВУЗов, техникумов и т. д. На месте тоже было принято много людей в аппарат УНКВД и районных отделений примерно больше ста чел. молодого состава.
По вопросу увольнения. Было уволено около 300 чел. по компрометирующим материалам, из них евреев около 85 чел. Сотрудники УГБ увольнялись исключительно на основании приказов Москвы и частично распоряжением Киева. Имеется часть документов, прошу их просмотреть, остальная часть подшита в делах. Документы наглядно свидетельствуют о каверзных делах [...], откомандировалось много старых чекистов, но мало приехало из квалифицированного состава, оперативного состава, которые бы могли, придя сразу начать работать. На фоне того, что получается сейчас, явно видно, что нажим был. Надо очищаться, необходимо людей гнать, гнать торговцев, кулаков, всех, у кого родственники есть за границей. Начальник управления говорил — выгоняйте. Ясно, что в этой части был большой перегиб, часть сотрудников была уволена по небольшим компрометирующим данным, дров нарублено порядочно. Все-таки очищались и правильно очистили. Вот, например, в УШОСДОРе и в пожарной охране находится много осужденных, органы НКВД были засорены и сейчас они не чисты, никто не скажет из работников Отдела кадров и другие не скажут, что все сейчас в порядке, хотя и чистили. В последнее время я посадил специально на это дело аппарат. Посмотрим, вскроем, несомненно, исправим допущенные ошибки. Многих людей конечно уже восстановили, сейчас вызываем людей с мест. Но это уже после факта, это уже после того, как совершена политическая ошибка в деле кадров, когда слепо выполнялись приказы, распоряжения Наркома и руководства управления. Вот тут товарищи партийность и потеряна, вот тут и нужно было мужество, а его не хватило. Я ниже коснусь этого момента, как получилось. Киев потребовал на весь оперсостав справки и после этого Отдел кадров сразу получил распоряжение на увольнение 18 чел.
[С места.] А скажите, откуда Наркомат знал, что в 3 Отделе есть машинистка?
[КОРОТЧЕНКО.] Я говорю, что это вражеская маскировка.
[С места.] Вот когда ты справки писал — выводы какие давал?
[КОРОТЧЕНКО.] Товарищи, ни на одной справке никаких выводов об увольнениях нет, никто не может сказать, завтра можете посмотреть. На работников УГБ сейчас находятся справки у т. ДАРАГАНА, никаких выводов не было, а наоборот. Вот, например, на т. ШЕРСТИНСКОГО компрометирующих материалов нет, там ГЕРШЗОН и другие. Эти справки составлены были в Отделе кадров
УНКВД, на оперативный состав — раньше, на неоперативный — позже. В августе месяце ВЯТКИНЫМ было предложено категорически приступить к очистке от всего торгующего элемента, кулачества и особенно упор брался у кого есть родственники за границей. В этой части он делал ссылки на указания врага УСПЕНСКОГО. На этой почве был у нас конфликт в августе месяце. ВЯТКИН заявил, что я, мол, выражаю недоверие Вам, я пишу письмо по этому вопросу в Киев КРЕТОВУ.
[С места.] А может быть он из честного сотрудника еврея [так] делал, что у него родственники есть за границей?
[КОРОТЧЕНКО.] Дописок в справке того чего нет в личном деле, не было и не могло быть. Наоборот могло быть, написали много, а с человеком не поговорили, на самом деле было меньше. Вот это есть, но писать отсебятины у нас невозможно, то, что в деле, то и пишем.
Тов. ГРЕЧУХА. А вот он честный, а его семья из помещиков?
[КОРОТЧЕНКО.] На письмо в Киев — ответа я не получил. Но через неделю, при докладе у врага народа ВЯТКИНА последний мне сказал: «Слушайте, занимайтесь вы делом, я этого требую категорически и поменьше пишите жалоб». Я считал, что, видимо, письма, которые я писал, стали достоянием ВЯТКИНА.
[С места.] ВЯТКИН почитал в Киеве дела и говорит, что у вас у самого есть хвосты, поэтому вы держите торговцев.
[КОРОТЧЕНКО.] В сентябре месяце с. г. составил справки на сотрудников 2 Отдела. При докладе я напоролся на большую неприятность — 3 человека, 3 сотрудника 2 Отдела, никаких компрометирующих материалов нет, все коммунисты и комсомольцы, вместо подписи его, он пишет резолюцию на углу «Уволить». Дальше, я вижу, что дело пахнет ладаном, я забираю справки, вижу, что по национальности все евреи. Я говорю, что увольнять нечего, никаких компрометирующих материалов на них нет. ВЯТКИН говорит, что есть основания. Вам что, приказ не ясен, я говорю, что приказ ясен, но нет никаких оснований их увольнять. За что последовало знакомое «воспитание» его, я говорю: «Есть, хорошо». Я, правда, поделился по этому вопросу с начальником 2 Отдела ГОЛУБЕВЫМ. Сказал, что такое положение, но я все-таки думаю, что не будем увольнять, пусть Киев санкционирует, послал на санкцию в Киев. Примерно в начале ноября вдруг вспомнил ВЯТКИН — уволены сотрудники 2 Отдела? Я говорю, нет не уволены. Я говорю, послал в Киев на санкцию, а он говорит: «А я, что не авторитетен для вас?». И дальше сказал, что: «Вы политически безграмотный, вы не понимаете политики партии». В таком озлобленном тоне и [заявил,] что: «Евреи, будучи троцкистами, сионистами, провели большую подрывную работу, мы агентуру не вербуем из числа евреев, вы держите у себя в аппарате их». Я говорю: «Товарищ майор, разве русских, украинских мало троцкистов?» Он говорит: «Я настаиваю, чтобы эти люди были уволены». Я начинаю доказывать, что это люди не той категории, что это люди чистые коммунисты и комсомольцы, он говорит: «Вы ручаетесь?» Я говорю, что дело не в ручательстве, подпись моя есть на справке, если я подписал, значит так выходит. Вслед за этим последовало продолжение исповеди. Говорит, увольняйте и т. д., [раз] они не были уволены.
После ареста [Вяткина] поступило распоряжение из Киева, что увольнение их не санкционировано Москвой. В этот же период времени, когда с одной стороны нажим, идет дискуссия увольнять или не увольнять, получается распоряжение Киева на увольнение 18 чел. по национальности евреев. Я к альбому — вижу человек на 5 нет никаких компрометирующих материалов. Я думаю — в чем дело? Нарком прислал такой список, я думаю, что, блин, будет?
[С места.] Видите, как вы понимаете.
[КОРОТЧЕНКО.] Эти 3 человека были уволены. После ареста ВЯТКИНА, в тот же день вызвал тов. ДИДЕНКО к себе на квартиру. Был ГОЛУБЕВ, ФЕДОРОВ и спросил, что было вражеского заметно у ВЯТКИНА? Я сказал, что, кроме не партийного отношения к сотрудникам-евреям, ничего не замечал. Я также особенно ничего не замечал, находились в другом здании. Сам этот факт, почему я привожу? В беседе с прокурором у т. ДАРАГАНА он говорил, что разговор ВЯТКИНА насчет сионистов и троцкистов — это серьезное дело. Я поэтому вопросу написал ему, будучи в Киеве примерно 3-4 декабря. Этот вопрос меня не оставлял. Я взял копию письма о восстановлении на работе ГЕРШЗОНА, хотел внести ясность. Мне ответили, что нужно просмотреть это на месте и решить вопрос. Я заметил замешательство и дал понять, что делаем по-вредительски, официальной бумаги на восстановление не дали. Только спустя некоторое время поступило письмо, что уволенных по распоряжение Наркомата на месте немедленно пересмотрите и если никаких нет материалов — немедленно восстанавливайте на работе. То, что в Киеве, а также и на месте увольняли без достаточного материала — это факт. Если, например, в Америку выехал дедушка, дядя или тетя в 1900 годах, конечно, это не имеет никакого отношения к сотруднику. Да и не только в Америку и в любую страну, если разбираться по материалам уволены формально, а по существу, это издевательство и увольнялись за дядю, за тетю. Я считаю, что это дело нужно в ближайшие дни ликвидировать.
Как враг вел подготовку кадров? В марте м-це с. г. врагом УСПЕНСКИМ у себя в кабинете, в присутствии 150 коммунистов мобилизованных ЦК КП(б)У было сказано: «Вы едете на усиление работы в органы НКВД, что нужно почистить таких-сяких евреев» и т. д.
[С места.] ПРИВИН и другие были.
[КОРОТЧЕНКО.] Партком с задачами не справился, это факт. Вот у нас был вопрос на парткоме о «Динамо». У нас «Динамо» не работало, я говорю, что надо записать, что областной совет «Динамо» не работал. Начальник говорит, нельзя, а заместителя нет. Вот какое не большевистское разрешение, нет принципиальности. Меня также здесь на собрании, как полагается, поругали, как члена партийного комитета, совершенно правильно. На парткоме по докладу РОМАНЧЕНКО поругали, как полагается, за снабжение топливом и за общежитие в колбуде. Последний должен был перейти в ведение АХО и затем на второй день все рухнуло, Облисполком это дело поломал. Нужно сказать, что состав партийного комитета был неработоспособный, враг не работал. ЛУКЬЯНОВ, будучи начальником 4 Отдела, хорошо работал. Как стал заместителем начальника управления — также стал плохо работать. ФЕДОРОВ и КАЗАНЦЕВ плохо работали и я тоже. КУЖЕЛЬ уехал, ГОЛУБЕВ вертелся, вертелся и завертелся.
[С места.] Вопрос: зная о том, что РОМАНЧЕНКО по сути дела враг, почему вы его выдвигали на оперативную работу?
[КОРОТЧЕНКО.] О снятии РОМАНЧЕНКО с АХО разговор шел давно. Говорил, где его можно использовать.
[С места.] Расскажите о кутежах, пьянках, сколько раз были на банкетах?
КОРОТЧЕНКО.] У ВЯТКИНА я был пятого мая, где было 50 чел. на ужине с выпивкой. Вместе с другими (40-50 чел.) выезжал на дачу, в дом отдыха. Второй раз был у ВЯТКИНА на квартире в Октябрьские праздники с ФЕДОРОВЫМ, МАНЬКО и их женами.
[С места.] Всего два раза был?
[КОРОТЧЕНКО.] Всего два раза.
[С места.] А как на охоту ездили?
[КОРОТЧЕНКО.] На охоту ни разу не ездил. Была культурная вылазка летом в лес, тогда было больше 50 человек. Выпивки там не было, кроме пива и ситра. Как расцениваю я это сейчас? Я расцениваю так, выпивал с врагом, должен отвечать, никакой связи политической, организационной не было и никакой привилегией у ВЯТКИНА, КОРОТЧЕНКО не пользовался. Пайками, деньгами, автомашиной я не пользовался, я получал то, что мне положено по штату.
[С места.] А Обкомовский паек получил?
[КОРОТЧЕНКО.] Нет, Обкомовского пайка не получал, мне положена Советской властью зарплата и [доплата] на питание, и все. Больше ничего не получал. Сейчас конечно доказать верить на слово никому нельзя потому, что на словах можно одно говорить, а дело может расходиться. Но я, товарищи, подтверждаю, что никакой политической, организационной связи у меня с ВЯТКИНЫМ не было. За это я расписываюсь — что не было и нет.
Тут ФРАНЦ говорил, что я как-то сказал СТРУГАЧЕВУ, «что я не люблю евреев». Этого я не говорил, если при этом присутствовал член партии БАРСУКОВ.
[С места.] Или это просто выработалась форма, что я евреев не люблю.
[КОРОТЧЕНКО.] То БАРСУКОВ живой, допросить можно. Нужно логически рассуждать, что значит — не люблю евреев? Можно, конечно, выставить политическое обвинение против -каждого гражданина. Ведь это же является политическим обвинением и выставлять нужно обвинение тогда, когда человек действительно заслуживает, я еще раз говорю, что ничего подобного не говорил.
В чем моя вина, мало сопротивлялся, мало проявил большевистской бдительности, слепо также верил авторитету и выходил, что плелся в хвосте и выполнял волю.
[С места.] О живых людях волю врага.
[КОРОТЧЕНКО.] Факт, от этого не уйдешь.
[С места.] Знаете, под разными предлогами, малозначимыми материалами людей не увольняли, т. СТРУГАЧЕВ знал и развалили фельдъегерский отдел полностью.
[КОРОТЧЕНКО.] Увольнение с отдела фельдсвязи проводилось совместно с т. СТРУГАЧЕВЫМ. Взамен уволенных сразу же принимали новых работников. Много уволено было по ходатайству т. СТРУГАЧЕВА. В чем политическая вина? В том, что не написал, конечно, не в Киев. Нужно было писать в Москву. Вот возьмите пример с т. ПИНСКЕРОМ.
Вопрос: нужно сказать откровенно, какие ВЯТКИН давал прямые установки, чтобы увольнять всех евреев, скажите об этой фашистской установке, как вы помогали увольнять и расскажите о барахольстве?
Ответ: об установках ВЯТКИНА я рассказал. Барахольством и мародерством не занимался. О ГЛУЗМАНЕ и его грязных делах мне ничего не было известно.
[С места.] Расскажите о КРАКОВСКОЙ[,] машинистке.
[КОРОТЧЕНКО.] КРАКОВСКАЯ была уволена за связь с английским шпионом. Приехал брат ее с просьбой о восстановлении на работу. Она, говорит, неверно уволена. Я поехал в Бердичев, приехал и вместе с начальником ГО ВАДИСОМ вызываю арестованного. Никаких излишних вопросов не было, кроме основных вопросов, которые он подтвердил.
[С места.] Он отрицал.
[КОРОТЧЕНКО.] ВАДИС живой, он может сказать отрицал или не отрицал, никаких отрицаний не было, допрашивали его днем в часов 12 или в 2 часа. Сказал такое дело было, я допросил, привез протокол и сдал. Относительно выступления ШПИЛЕВОГО, относительно бюрократизма. Я ШПИЛЕВОГО, признаться, не знал в лицо, видел его один раз, речь идет о бюрократизме. Лично я бюрократом никогда не был.
[С места.] А некоторых вы уважали и называли детка, как например РЕЗНИЧЕНКО, РОМАНЧЕНКО.
[С места.] Ничего себе РОМАНЧЕНКО — детка.
[С места.] Это вообще выражение блатное.
[КОРОТЧЕНКО.] Были случаи, я звонил по телефону и телефонистке говорил «детка».
[С места.] Относительно РОМАНЧЕНКО — тут уж детка не вмещается.
[КОРОТЧЕНКО.] По деловым вопросам термин детка не употреблялся. Тут выступали целый ряд товарищей. Приводили целый ряд обвинений, вскрывали все корни, все недочеты нашей работы, нужно сказать, что работа хромала вся и хозяйственная, и кадровая, и оперативная, работать было тяжело. Факт вскрылся, когда убивал людей ВЯТКИН без суда и следствия.
[С места.] Была вербовка всех тех, кого надо и кого не надо.
[КОРОТЧЕНКО.] Я считаю, что этот вопрос следствие вскроет. Я знал свою основную работу, которая была вредительски проведена по линии Отдела кадров.
[С места.] Расскажите конкретно, [по] каким материалам увольняли?
[КОРОТЧЕНКО.] Люди увольнялись по приказу и распоряжениям. Товарищи, по вопросу выступления на прошлом собрании, я не думал сравнивать, что гладко идет дело.
[С места.] Оно и шло гладко.
[КОРОТЧЕНКО.] Я же не отрицаю и не сопоставляю. Никакого сопоставления, я не подчеркиваю. Вот тут т. ВАХРАНЕВ привел пример неудачно.
[С места.] Вот так представлял.
[КОРОТЧЕНКО.] На самом деле, конечно, не так. Об увольнении ЛИХТАРЕВА. ЛИХТАРЕВ был уволен по распоряжению Киева, дело на него в Киеве. Прибыл к нам недавно.
[С места.] Это формальная сторона.
[КОРОТЧЕНКО.] С делом я его не знаком, я лично не помню его дела, я не помню, завтра я дам справку, на память не помню.
О награде. ЛУКЬЯНОВ представлял примерно 30 человек участников работы по комендатуре, когда замещал ВЯТКИНА.
[С места.] В каком месяце ты был представлен к боевой награде и ГОЛУБЕВ?
[КОРОТЧЕНКО.] Завтра дам ответ. НАРОДИЦКИЙ уволен Киевом, материалов серьезных на него, я считаю, нет, мелочь отдельная. Насколько мне помнится, я дело НАРОДИЦКОГО смотрел, никаких веских аргументов и оснований нет. Сейчас он восстанавливается. При увольнении было такое положение, когда не только евреев, но и других увольняли.
[С места.] Вы не дали ответа на многие вопросы.
[КОРОТЧЕНКО.] Есть еще сотрудники, которые много имеют компрометирующего материала, что видно из справок, находящихся у т. ДАРАГАНА.
[С места.] Расскажите о себе.
[КОРОТЧЕНКО.] Тут говорили относительно братьев жены, у моей жены никаких братьев нет. Был один брат 12-ти лет, он утонул, имеется одна сестра, живет в Крыму. У отца жены было два брата — монахи, в 1918 г. они были убиты при прохождении Красной армией, это я узнал от жены.
[С места.] Понятно, за что красные убивали.
[КОРОТЧЕНКО.] Жене они будут дяди. Я о них лично понятия не имею.
Вопрос: А кто жена по соцпроисхождению?
[КОРОТЧЕНКО.] Жена дочь зажиточного.
[С места.] Прямо кулака.
[КОРОТЧЕНКО.] Рабочих, наемной силы, отец не имел. Это твердо, было у него не больше 10 га земли в Полтавской области, я говорю то, что я знаю. В Полтавской области я никогда не был, женился в Крыму, она там жила. .
[С места.] Вы вчера женились или давно.
[КОРОТЧЕНКО.] Я женат с 1926 г.
[С места.] И до сих пор ни о чем не говорил?
[С места.] При выборах в партийный комитет ничего не говорил.
[С места.] Пусть КОРОТЧЕНКО скажет, почему его отец был под судом и о кулацком происхождении жены вы скрыли?
[КОРОТЧЕНКО.] О судимости отца. В 1935 г. [он] был в Белоруссии кладовщиком, в колхозе была недостача 875 килограмм одной культуры и излишек в 1144 кг другой культуры. Установлена халатность, за что он был осужден на 2 года в июле 1938 года. Я о судимости отца узнал в октябре м-це 1938 г., судили его заочно. Об этом ни от партии, ни от органов НКВД не скрывал. Сам рапортом донес сразу, как получил письмо от брата.
[С места.] Кто из родственников по отцу был у белых?
[КОРОТЧЕНКО.] Никто, ни у меня, ни у жены у белых не был. Я сказал обо всем, какие материалы имеются, сказал об этих монахах, это не братья, а дяди.
Теперь по вопросу у т. ДАРАГАНА, в отношении установки. Товарищи, была прямая установка — выгонять этих торговцев, иначе говоря, евреев, этим он давал понять выгоняйте этих торговцев.
[С места.] На партийном языке, это значит, выгоняйте этих евреев.
[С места.] Тов. ПСАРЕВ, т. КОРОТЧЕНКО, собрание требует откровенного разговора, партийное собрание требует истины.
Вопрос: там, где говорил враг ВЯТКИН о том, что евреи троцкисты, сионисты, много навредили партии и дополнительные его слова, чтобы агентуры не вербовать.
[С места.] Называйте вещи своими именами.
[КОРОТЧЕНКО.] При каждом докладе всегда говорил: «Когда вы рассчитываетесь с этими торговцами?»
[С места.] Опять торговцами.
[КОРОТЧЕНКО.] В этом понятии ВЯТКИН давал распоряжение увольнять евреев.
[С места.] Как вы реагировали на это, как член партийного комитета и член Пленума Горпарткома?
[КОРОТЧЕНКО.] Как я реагировал? Кроме одного письма, которое я написал в ОК НКВД УССР КРЕТОВУ, где я писал в письме, что мне ВЯТКИН выражает недоверие, я подлинно вам рассказал все, как проводилась фашистская теория. Я допустил ошибку, пошел по линии наименьшего сопротивления, выполняя указания ВЯТКИНА, часть людей, на которых материалов было недостаточно, но они увольнялись.
[С места.] А характеристика?
Тов. ГРЕЧУХА. Пусть мы ему не будем устраивать допроса, пусть человек скажет без всяких намеков, захочет, расскажет.
[КОРОТЧЕНКО.] Я говорил все то, что было, а проверка работы покажет, как я работал.
[С места.] Расскажите о характеристиках.
[КОРОТЧЕНКО.] Писались характеристики начальниками отделов. Они имеются в Москве, посмотреть можно и утверждались начальником управления бывшим[,] врагом (он переписывал). Был один случай, т. ЛЕОНОВ не даст соврать, когда на ЮДЕЛЕВИЧА были вычеркнуты некоторые слова. На районных работников характеристики посылались согласно материала, которые были присланы с мест. В этой части дело можно проверить, о партхарактеристиках можно в партийном комитете посмотреть.
Вопрос: где ваши братья т. КОРОТЧЕНКО?
Ответ: у меня три брата находятся в армии, один брат в 1937 г. подрался в Снегиревке, мне сообщили в 1938 г., что брат отбывает принудиловку, имеет 2 или 3 месяца.
Вопрос: кто взял РОМАНЧЕНКО в управление НКВД?
[КОРОТЧЕНКО.] Конечно, не КОРОТЧЕНКО брал и не КОРОТЧЕНКО рекомендовал. Взял при ликвидации ОШОСДОРА его ВЯТКИН. Я выражал свое мнение НОВОСЕЛЬЦЕВУ в отношении РОМАНЧЕНКО, что это ни рыба, ни мясо.
Вопрос: расскажите относительно перемещения и выдвижения.
[КОРОТЧЕНКО] ВЯТКИН был начальником, он производил выдвижения и задвижения, я выдвигаю, говорит, и задвигаю, наше дело только фиксировать. Я считаю, кто был в его переплетах, может сказать в отношении выдвижения. В отношении перевода в ОМП ФРАНЦА — разговора не было, документами это можно проверить. В конце-концов, есть живые люди, есть МАНЬКО, на которого ФРАНЦ ссылается, пусть скажет.
Вопрос: почему вы проводили вражескую работу вместе с ВЯТКИНЫМ? Вы ее проводили в части кадров и в части ослабления районов. Я приведу факт, в наши органы недавно пришли молодые работники. Вот, например, т. ТЕТЕРЕВ, рабочий, мало оперативно грамотный, послали в большой район в Барановский. Назначают БОЙКО, который также оперативно мало грамотный. РЫБКИН сидит в Лугинском районе, это не рыба, ни мясо и другие. Почему этих людей посылали? Я считаю, что это вражеская работа в части ослабления районов.
[С места.] Пусть скажет, какую установку получал от ВЯТКИНА?
[КОРОТЧЕНКО.] Я сказал, что 93 чел. оперсостава забрали в Киев__ . Почему выдвигали — потому, что лучших не было. Перед Киевом ставили вопрос о НЕДЛИНСКОМ, НЕПЛЮХИНЕ, ОВЧАРЕНКО и др. — о замене их. Забрали — забрали. Ответ был один — на месте выдвигайте. Ставил я вопрос о более солидных [сотрудниках] — ФЕРЕНСЕ и других, но начальники Отделов не отпускали. Вопрос с кадрами настолько заедал, что действительно [это стало проблемой]. ТЕТЕРЕВА, ФЕДОРОВ тоже недавно забрали, вид внушительный. ВЯТКИН говорит, он больше, чем начальник будет, посылайте, говорит, [ибо] недостаток в кадрах. Помощника оперуполномоченного, члена партии БОЙКО выдвинули. Есть комсомольцы посильнее, но которых не выдвинешь в начальники РО, ибо нужен член партии. Ставили вопрос и перед Обкомом партии, и Горкомом партии, много людей получили, но потребность была большая.
Вопрос: с каким членом [партии] после партийного собрания, где критиковали РОМАНЧЕНКО, вы говорили и затем вы говорили, зачем так разгорается эта критика и самокритики — ответьте на эти вопросы.
[КОРОТЧЕНКО.] По этим вопросам никто ничего не говорил. Я говорил, что критика и самокритика отсутствовала и потому мы оказались в таком большом прорыве. Потому, что нас зажимали, не давали свободно говорить. В защиту РОМАНЧЕНКО, я никогда не шел, я с РОМАНЧЕНКО был не в особо хороших отношениях. После партийного комитета начали выражать недовольство на Партком. Как будто подали заявление на АНДРЕЕВА. АНДРЕЕВ мне звонил, что на меня, мол, собирают материалы. Я говорю — никакого материала не собирают. Что касается собрания — на собрании говорили: «Сволочь, осел» и т. д. Я считал, что на собрании неудобно материть[,] «осел, остолоп», нельзя говорить. Я так и сказал, не [с] целью защиты.
Вопрос: по-честному заявите на партийном собрании, что у вас с ГОЛУБЕВЫМ, были связи на антисоветской почве?
[КОРОТЧЕНКО.] Я за ГОЛУБЕВА не буду расписываться, за себя говорю. Никакой связи антисоветской, контрреволюционной, никакой связи организационной с врагом народа ВЯТКИНЫМ у меня не было.
Вопрос: расскажите об антисемитизме.
[КОРОТЧЕНКО] Я говорил, больше ничего не замечал.
Вопрос: т. КОРОТЧЕНКО о чем было тайное совещание с 11-го на 12 декабря?
[КОРОТЧЕНКО.] Я был у НОВОСЕЛЬЦЕВА в кабинете, никого больше не было. Ночью на 12.XI1 был т. РОМАНЧЕНО на подписи у т. ДАРАГАНА. Я зашел получить деньги с НОВОСЕЛЬЦЕВЫМ и сразу ушли. РОМАНЧЕНКО уехал на машине.
Вопрос: какие деньги?
[КОРОТЧЕНКО.] Деньги на питание. Сидели мы не больше 10-15 минут, получили деньги и все.
Вопрос: кто выдвигал РЕЗНИЧЕНКО начальником 4 Отдела?
[КОРОТЧЕНКО.] Я сказал начальников Отдела, даже начальников Отделений, оперуполномоченных выдвигал начальник управления. Меня не было на этом совещании, которое было в клубе. ВЯТКИН не пустил. В отношении РЕЗНИЧЕНКО он проектировался на промышленный Отдел, на заместителя начальника 4 Отдела выдвигался МАЛУКА.
Тов. ГРЕЧУХА. Товарищи, я считаю, что нам нужно будет подготовить комиссию для составления резолюции, человека 3 для того, чтобы не задерживать. Они подготовят, а мы потом обсудим, чтобы резолюция — это был план ликвидации последствий вредительства и дальнейшей работы. В отношении количества, я не предлагаю.
В состав комиссии прошли т.т. ФРАНЦ, ПРИВИН, ФИЛОНЕНКО, ВАХРАНЕВ, ТОМИН. Возглавляет от. ВАХРАНЕВ.
Тов. ЛЮЛЬКОВ. Товарищи, мое выступление будет связано с моей оперативной работой, т. е. с той работой, которую я выполнял по спецзаданиям. Я об этом не хотел говорить, но поскольку вчера и сегодня некоторые товарищи этот вопрос огласили, мне остается дать справки и точное разъяснение и разоблачить врага народа ВЯТКИНА. Мне сейчас, как коммунисту, хочется ответить на выступление т. ШПИЛЕВОГО. Это о поездке в Бердичев и партийное собрание тогда определит. Ведь, тов. ШПИЛЕВОЙ, нельзя пользоваться слухами, нужно рассказывать, как было. Я 4-го числа на 5-е число ноября м-ца выполнял последнее спецзадание. Мне было приказано по окончанию этой работы доложить, что мною и было сделано. Я доложил, мне приказали подождать, мы ожидаем часа полтора. Приехали к нам гости, о которых я должен сказать, как это было. В 5 ч. 30 мин. или в 6 ч. утра приехали ВЯТКИН, МАНЬКО, НОВОСЕЛЬЦЕВ, КОРОТЧЕНКО, ГОЛУБЕВ. Позавтракали в 7-8 часов утра. Я дал распоряжение, чтобы в 2 часа дня ОСТРОВСКИЙ взял машину, затем заедем за ЗУБОМ и поедем в Бердичев. В каком состоянии я был после накачки? 2-го ноября я простоял у ВЯТКИНА 5 часов в кабинете. Я дал слово больше водки не пить, какую бы я работу не выполнял. В этот день 5-го числа выпил 3-4 рюмочки-стопочки вина. Товарищи, кто эту работу [по расстрелам] выполняет — тот знает, [что это такое]. Вот в каком состоянии я пошел домой и отдыхал до 2-х часов дня. Я, приехавши в Бердичев, доложил т. БЕЛОЦЕРКОВСКОМУ — начальнику Горотдела НКВД, сказали, что приехали за людьми. Мы с т. ЗУБОМ поехали в тюрьму, закончили свою работу в 6 часов, отобрали людей [для расстрела]. Затем я говорю т. ЗУБУ и ОСТРОВСКОМУ: «Поедем в Горотдел, пообедаем и поедем домой». В это время столовая была закрыта, мне т. БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ по моей просьбе дал вещи и на своей машине подбросили опять в тюрьму, погрузили людей и поехали (мы полчаса всего ездили). Когда мы ехали, шли колонны, так нас не пропускали, я говорю, я являюсь комендантом Областного управления, везу арестованных и нас пропустили. Едем, затем идет колонна, останавливаемся, встретили коменданта города. Я говорю, что я еду с арестованными, он дает распоряжение пропустить и говорит: «Передай, чтобы пропустили по правой стороне». Доехали до улицы Шевченко, т. ОСТРОВСКИЙ может подтвердить ____ здесь публика стоит в ожидании и идут колонны . Только стали поворачивать кричат «стой». Я говорю, я комендант, еду с арестованными, он кричит «стой». Я сказал, чтобы люди стали возле машины, я говорю повернуть вправо, чтобы мы не врезались в колонну. Я говорю одному: «Вы встаньте здесь», а тут тов. милиционер станет. В это время подходит ко мне адъютант коменданта города, я говорю, чтобы ко мне никто не подходил. Спрашиваю тов. милиционера — где есть телефон? Он говорит, здесь рядом в Гортор- ге через один дом. Я милиционера оставляю, беру трубку и говорю: «Пригласите начальника Особого отдела или БЕЛОЦЕРКОВСКОГО и пусть они позвонят в Горторг». Сам в это время подошел к машине, а потом вернулся, подхожу спрашиваю: «Звонили?» — [он] говорит, — «Да». Я рассказал БЕЛОЦЕРКОВСКОМУ, как это произошло. В это время приходит инспектор милиции и говорит: «Тов. ЛЮЛЬКОВ, не задерживайте машину, езжайте», а я говорю: «Дайте мне ваш документ». Он говорит: «Вы хотите арестовать?» Я говорю: «Нет». Передаю трубку: «Вот говорите с начальником Горотдела». Затем МАТЫНКОВ, не знаю, что он [ему] говорил: «Вы возьмите у него удостоверение личности и передайте инспектору». Это все было на протяжении полутора-двух часов, арестованных было 18 человек. ЗУБ лежал 5 дней болен. Мы 5-го числа закончили свою работу. Вот такой случай был, я заявляю, как коммунист и так я написал свое объяснение. Я не знаю, что писал ЗУБ и ОСТРОВСКИЙ. По этому вопросу прокурор армейской группы сказал, за это дело он может получить 5 лет. Что писали ОСТРОВСКИЙ и ЗУБ? Повторяю, я не знаю, я с ними не советовался. Каждый из нас знает устав караульной службы, так я и поступил. Товарищи, БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ есть, его можно спросить, все распоряжения его выполнил. Вот в каком я состоянии был. Закончивши работу, я ВЯТКИНУ не мог прийти доложить спецзадание и НОВОСЕЛЬЦЕВУ доложил, а ВЯТКИНУ уже потом после потому, что было много народа.
[...] В апреле месяце 1938 г. у нас было несколько дней перерыва. СЕМЕНОВ выпросился у ВЯТКИНА, чтобы он дал разрешение ему присутствовать на этой операции. А какое участие, т. е. сидеть около стола и больше работы никакой от него не было. Это может сказать т. ПАНШИН.
[С места.] Вы расскажите по вопросу антисемитизма.
[Гое. ЛЮЛЬКОВ.] Я расскажу об антисемитизме. Я был в хороших взаимоотношениях с СЕМЕНОВЫМ. Ну пришлось его однажды выгнать, у меня было сомнение в людях, а он толкал меня на преступление. Я его выгнал, об этом говорил и буду говорить. Это может подтвердить вся моя бригада, ЗУБ есть, ПАНШИН и другие. Я поставил вопрос перед врагом народа ВЯТКИНЫМ, но он его накачал и я имел неприятные вещи. После этого конфликта, я имел хорошие взаимоотношения. Я помню, что СЕМЕНОВ поздравлял меня с повышением. При начале работы Военного трибунала, мне и говорит: «Вы возьмите деньги, обеспечьте шамовкой трибунал». СЕМЕНОВ говорит, чтобы был накрыт стол на 100 %. Он побежал в столовую, стол был накрыт на все 100 %. Я хочу показать лицо коммуниста, было пиво, конфеты, была закуска. Когда закончился трибунал, остались колбаса, сыр, конфеты. Был МАНЬКО, БРАНДТ и другие, взяли по конфетке и съели. СЕМЕНОВ ушел домой, но он забыл масло и вернулся. ЛАЗОРКИН ему звонит: «Вы забыли масло». Приходит СЕМЕНОВ и смотрит на столах чисто и говорит: «Как можно допустить, чтобы все конфеты поели?» Напустился на ЛАЗОРКИНА, я пьяным не был, водки не пил в это время. Он меня вызывает в кабинет, садится в кресло и говорит: «Тов. ЛЮЛЬКОВ, я хочу вас предупредить». Я говорю, что «я вам не подчиняюсь». Вы, говорит, обругали шофера. Правильно, я просил машину — отправить [домой] т. ВЫГОВСКОГО потому, что враг народа [Вяткин] все время заставлял стоять вахтеров. В результате т. ВЫГОВСКИЙ чуть не упал. Я просил машину у ответственного дежурного, тот не дал. Я ему сказал, что я тебе не подчиняюсь и не предупреждай. Если я виноват — буду нести наказание. Вот мы на этой почве с ним поспорили и на этом кончилось.
Я был у себя на работе, часов в 6 вечера звонит СЕМЕНОВ говорит, что за твоим одним человеком наблюдаются плохие вещи. Я, говорит, хочу проверить.
Заканчивает работу, приходит в комендатуру и говорит, что я был на квартире у твоего работника СИНКЕВИЧА. У него на квартире много барахла. И что же оказывается — СИНКЕВИЧ взял [с расстрелянного] порванную кожанку и оскорбил всю бригаду, которая работала честно. А он [Семенов — сост.] написал рапорт и указал все то, что было в мешках, все то, что лежало в корзине и чемодане. СИНКЕВИЧ работал с утра до утра, был один человек, а он забрал пальто, шинель. Эта шинель совсем не такая, забрал 4 пары брюк тюремного образца — он до этого был надзирателем, [взял] костюм новенький, шинель эту. Он виноват только в одной кожанке, он [Семенов — сост.] обвиняет его во всем. Причем здесь вся бригада? Ему говорили, что ничего не трогайте и враг [Вяткин] говорил, чтобы ничего не трогать. Вот за эти вещи получил выговор. Я работал честно и получил выговор, а теперь он обвиняет в части антисемитизма. Я просил СЕМЕНОВА, чтобы он дал свидетелей. Я с евреями вырос и никто меня никогда не обвинял. Это форменная ложь. Я никогда не занимался [антисемитизмом], в особенности, против СЕМЕНОВА. Пусть он даст людей, которые могут сказать, что я на его плохо называл.
В части того, что я ненавидел и сейчас ненавижу, как подхалима, такой марки, как сказал т. ФРАНЦ, в части чистки сапог своей шинелью. Если он будет отрицать, то ЛАЗОРКИН скажет, что подхалимство — это самое последнее дело. Заходит ВЯТКИН, [а Семенов] говорит: «Товарищ майор, ой, запачкали фуражку, сдувает».
Затем говорит: «А то у вас майор, фуражка плохая, я достану новую» и пошел достал.
[С места.] Брось, неверно, фуражку взял НОВОСЕЛЬЦЕВ.
[ЛЮЛЬКОВ.] В отношении проводов жены ВЯТКИНА. Как СЕМЕНОВ оперировал — это скажет ТОМАШЕВСКИЙ. Она стоит и говорит: «Что вы так торопитесь, подождите этот чемодан мне совсем не нужен». А он мечется — всегда был подхалимом. Когда, бывало, идет этот пижон [Вяткин], он открывает и закрывает за ним машину, пальцы [себе] перебил, благодаря этому лакейству. Это все факты подхалимства. А СЕМЕНОВ пытался доказать, что связей [с Вяткиным] не имел, кроме служебных. Вы лучше скажите, сколько выходных дней вы были с женой у ВЯТКИНА на квартире и сколько пили? Вот вы должны об этом сказать. Вот когда я сказал, что СЕМЕНОВ продался ВЯТКИНУ. Ровно в 10 часов вечера меня вызывает в кабинет ВЯТКИН и начинает песочить. Я выстоял до 3-х часов ночи. [Вяткин кричал:] «Как вы смели сказать, что СЕМЕНОВ продался ВЯТКИНУ». Я отказывался, я не был пьяный. Я сказал: «Я не хочу быть комендантом». Он сказал: «Пишите рапорт». [Я сказал:] «Если вы доверяете СЕМЕНОВУ подхалиму — как можно мне с вами работать?». Я выразился грубо, по всему этому виден был конец. Он говорит: «Вы пророк». И давай меня крыть матом. Затем приходит КОРОТЧЕНКО, я говорю: «Вы освободите меня [от должности]». После моего ухода [от] ВЯТКИН[А] выпил валерианки. Прихожу домой, вдруг звонит ЛАЗОРКИН, НОВОСЕЛЬЦЕВ и КОРОТЧЕНКО и давай меня песочить. Я на них не обижаюсь, я говорю честно, откровенно, как было.
Помню, поехал в Киев. Приезжаю из Киева, куда меня посылал ДАРАГАН, встречаю по приезде СЕМЕНОВА, спрашиваю: «Как себя чувствуешь?» А он говорит: «Я знаю, какие вы политические вопросы замазывали». Я считаю, что СЕМЕНОВ здесь не честно выступил. Все знаю, что он был подхалимом, он завербован обстоятельно. Я видел его отношение к ВЯТКИНУ, я не знаю содержания заявления. Если я неправду говорю, как он докладывал ВЯТКИНУ, что я говорил, что он продался. Я говорил, что ты продался ВЯТКИНУ. Когда ты будешь выступать, ты объясни, когда он сказал, что я замазывал политические вопросы. Я его приглашал пойдем к ГОЛУБЕВУ, а он говорит, ты пьяница и я с тобой разговаривать не буду. Вот я рассказал все то, что было с СЕМЕНОВЫМ.
Вопрос: говорят, что в Облуправлении был радиоприемник.
[ЛЮЛЬКОВ.] Был такой.
[С места.] Относительно телефонных звонков расскажите.
[ЛЮЛЬКОВ.] Когда посадили СИНКЕВИЧА, звонил два раза. Я хотел поехать к нему на квартиру. Но чтобы я сказал, как говорил здесь СЕМЕНОВ, я это категорически отрицаю, я никаких глупостей не говорил.
В части поездок на охоту, я скажу куда ездили и с кем ездили. Я не помню в мае или начале июня месяца, БРАНДТ может сказать, первая поездка была в подсобное хозяйство рыбу ловить. В эту поездку я ездил, все были без жен, ВЯТКИН ездил с женой, БРАНДТ, КУЖЕЛЬ, ГОЛУБЕВ, НОВОСЕЛЬЦОВ, ЛУКЬЯНОВ. Правда, поймали, покушали и поехали домой.
В отношении охоты ездили два раза в Белокоровичи: КАЗАНЦЕВ, БРАНДТ, КУЖЕЛЬ, ГОЛУБЕВ. Есть хорошее озеро, поохотились на уток. Из района был ХИМЕНКО и начальник одного Райотдела. Ездили на ночь и утром вернулись домой. Правда выпивка была. Он [ВЯТКИН] убил 7 штук, я 3 штуки. Затем приехал замнаркома [НКВД УССР] ГРЕЧУХИН. На охоту ездили я, ВЯТКИН, ГОЛУБЕВ в Новоград-Волынск и Эмильчино, разговоров никаких не было. Каждая охота сопровождалась пьянкой. Были в Яруне, ездили на ночь. Были тт. ФЕДОРОВ, ГОЛУБЕВ, РЫБАЛЬЧЕНКО, взяли коменданта, поехали к границе. Были около [пограничных?] столбов. На границу ездил ВЯТКИН в Новоград-Волынск, Ярунь и Эмильчино. Вот те места, куда они ездили. Утром ВЯТКИН предложил поехать посмотреть на польский город Корец. Приехали в комендатуру, взял коменданта заставы и поехали, а мы пешком. Ездили в Олевск, ездил ФЕДОРОВ, ИГНАТЕНКО и ВЯТКИН. Были на заставе, начальником погранотряда был ФУНТИКОВ. Я с ГОЛТВЯНСКИМ был, ездили посмотреть, как расположена граница. Вот какие были поездки.
Вопрос: Расскажите конкретно о СЕМЕНОВЕ.
[ЛЮЛЬКОВ.] Я еще раз подтверждаю, подхалимства было много. Об этом члене партии каждый должен сказать, видел каждый и каждый обсуждал, когда я сказал, что он продался ВЯТКИНУ, мне пришлось долго дежурить на ногах, я сказал, что если СЕМЕНОВУ верите, то делайте, что хотите.
Toe. ГРЕЧУХА. Товарищи, давайте обсудим насколько времени мы рассчитываем работать. Так можно работать целый месяц. За это время выступило 7 товарищей, записавшихся 30. Я вношу предложение о том, чтобы установить регламент.
С места. Давайте установим регламент, я вношу предложение товарищам выступающим дать по 20 минут.
С места. Вношу предложение по 15 минут.
Голосование — большинство за 20 минут.
Тов. ЛЮЛЬКОВ. В части того, что он сказал, что он завербован, подтверждаю следующим фактом. СЕМЕНОВ приехал вместе с ГРИШИНЫМ. Летом был откомандирован в Отдел кадров Украины, затем был оставлен в Житомире ВЯТКИНЫМ.
Тов. МЕДНИКОВ. [...] Тут много говорили в части агентуры потому, что сейчас согласно постановления [ЦК ВКП(б) и СНК] этот вопрос ставится на принципиальную высоту. Какая разница между формулярами и агентурным делом? Они [некоторые чекисты. — сост.] не могут себе этого представить. Что это за человек (6 лет работает начальником). Он может и 15 лет [так] сидеть. И другое положение, что со стороны отдельных начальников совершенно отсутствует руководство этим аппаратом. Все прекрасно понимают, что никакой серьезной агентурной работы в районах не было. Это точно. Я работник Бердичевского Горотдела, я работал по линии 3 Отдела, по линии 4 Отдела не работал. Я не видел ни одного раза т. ФЕДОРОВА, я знаю из своего опыта работы. Вот, например, по Винницкой области. Там начальники приезжали, смотрели, проводили соответствующие задания, инструктаж. Покажут бывало, как нужно работать, как нужно направить агентуру на выявление врагов. А у нас в районных аппаратах сидят люди, которые не могут работать. Да плюс к тому такое руководство. Что значит ни разу не приехать в район начальнику Отдела, особенно 3-го Отдела? Скажите пожалуйста, какая агентурная работа могла быть на районах? Абсолютно никакой и в этом я усматриваю вредительство. Кадрами совершенно не занимался начальник Отдела кадров, он своих кадров не знает. Вернее знает, но не занимался и по линии оперативной не было руководства, чтобы поднять на должную высоту агентурную работу. Безусловно, при враге народа ВЯТКИНЕ мы были в таком положении, когда мы вслепую работали во многих случаях. Нужно говорить то, что есть. Чем же занимались эти люди, начальник Отдела кадров? Вот сейчас здесь на собрании, жутко слушать, чем занимался начальник Отдела кадров. Он занимался тем, что бы выживать евреев из аппарата. В конце- концов, в числе этих [вынужденных] переселенцев и я. Если вы действительно честный член партии, стойкий член партии, если вы желаете честно работать, быть преданным партии, вы несмотря на то, что получаете прямые установки врага и сами знаете, что это именно вражеские установки — вы сказали, что «я получал явную установку, чтобы увольнять евреев» — вы должны были написать в ЦК ВКП(б), в ЦК КП(б)У. Этого не было. Вы говорили о том, что спорили. Нет, вы пьянствовали в квартире. Если вы говорите, что ВЯТКИН говорил, что «я начальник управления, а вы пешка». Как же он приглашал вас на квартиру? Вы же бьете сами себя. Как это получилось, тов КОРОТЧЕНКО, когда вас избирали в партийный комитет и Горпартком, вы скрыли о том, что ваш отец судился, что жена дочь кулака, что два родственника расстреляны красными, что брат судился? Что представляет собой начальник Особого отдела, который, по сути, рекомендует и выдвигает.
И тут же хочу перейти к начальнику 3 Отдела. Я не хочу таить, я слышал от многих товарищей и они должны будут выступить и сказать, что ФЕДОРОВ является лучшим другом УСПЕНСКОГО. Кроме того, ВЯТКИН его рекомендовал членом партийного комитета. Этот так же рекомендация УСПЕНСКОГО. И дальше, что получается? Вместо того, чтобы действительно вот так как следует бы взяться, разоблачить, если он честный человек, разоблачить врага, доказать, вывести на чистую [воду]. Вполне понятно, они вместе с ним пьянствовали, плясали и дули в одну дудку. Деятельность ВЯТКИНА — это деятельность КОРОТЧЕНКО. Деятельность ВЯТКИНА — это деятельность ФЕДОРОВА и естественно ему помогал ФЕДОРОВ. Я 10 лет работаю, видел много начальников. Я как то раз захожу в кабинет ФЕДОРОВА: «Здравствуйте». Сидит и не отвечает. Если бы зашел человек со шпалами, он бы поздоровался. Но потому, что я 8 лет работаю без звания и он меня не замечает и на мое приветствие не отвечает. И тов. КОРОТЧЕНКО в этой же натуре. Когда КОРОТЧЕНКО встречает на улице, он думает, что он меня осчастливил бы если бы поздоровался.
Такое отношение к людям, к оперативному составу было при враге народа и его приспешниках. Вот я привел конкретные факты деятельности двух Отделов областного аппарата и спрашивается — за что только и ФЕДОРОВ, и МАНЬКО, и ГОЛУБЕВ, и КОРОТЧЕНКО получали деньги? Они без всяких оснований незаконно возили к себе на квартиру мебель, лишний раз ходили в буфет за то, что по сути дела проводили вражескую работу. Враг народа ВЯТКИН орудовал, а они вместе с ним проводили эту гнусную работу. Эго вполне верно и это руководство доказывает.
Теперь, товарищи, перейду в части ГОЛУБЕВА. Что представляет собой т. ГОЛУБЕВ? Тов. ГОЛУБЕВ, как секретарь партийной организации должен быть немного искреннее в отдельных вопросах. Он не искренен был по делу ФАДЕЕВА. Конкретно, что представляет собой ФАДЕЕВ? Преступник, липогон, он фабрикацией занимался, он делал такие преступления, что должен был сидеть два года. Жена его — дочь попа и он[и] начали копироваться при ВЯТКИНЕ и его кампании, они умели из мухи слона сделать. Когда приехал т. БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ, мы увидели как он относится ко всему оперативному составу, к каждому в отдельности подходит правильно. Ценит товарищей, которые больше и меньше понимают, как он относится ко всем одинаково. Мы увидели, что человек понимает, каждый пришел и рассказал, что было известно о преступлениях ФАДЕЕВА. Он собрал все факты, поехал к бывшему начальнику, ныне разоблаченному врагу народа. Рассказал, что он занимался такими преступлениями. Он говорит: «Вы бросьте заниматься такой склокой, у вас склочный коллектив и он завидует успехам ФАДЕЕВА. Бросьте копать». В то время, когда он собрал документы и факты, и говорит: «Это на разрешение ЛУКЬЯНОВА». ЛУКЬЯНОВ распорядился привести [ФАДЕЕВА] в Житомир. Через некоторое время мы узнаем, что ВЯТКИН освободил из-под стражи этого ФАДЕЕВА и назначает на работу в тюрьму. Житомирское дело вел ГОЛУБЕВ. По линии областной прокуратуры это дело попало прокурору пограничных и внутренних войск. И когда попало к нему — вернули вдруг обратно. Затем приехал ВЯТКИН, ГОЛУБЕВ и, кажется, ФАДЕЕВ. Мы сидели докладывали дела начальнику Горотдела и вот, как только приехал этот ВЯТКИН, как только он открыл дверь, стал расхаживаться взад и вперед по комнате. Набросился на БЕЛОЦЕРКОВСКОГО, говорит: «Что вы думаете, что вы большой начальник?» Затем берет слово ГОЛУБЕВ: «Что вы, товарищи, тут можете оговорить человека». Я попросил слово и рассказал, что он занимался нехорошими вещами. ГОЛУБЕВ вместо того, чтобы вывести все на чистую воду, он говорит: «Отдельные ваши работники так же занимались не хорошими вещами, занимались хищением». Я говорю — конкретно говорите. Но во всяком случае он выгораживал явного преступника и сейчас следствием доказано, что он явный преступник. Дело вел ГОЛУБЕВ, все вели [это дело], т. к. говорил ВЯТКИН.
В части РОМАНЧЕНКО. РОМАНЧЕНКО проходил по показаниям СИРОШТАНА, как вербовщик контрреволюционной повстанческой организации. ВЯТКИН же говорил о РОМАНЧЕНКО, что РОМАНЧЕНКО честный человек. По роду своей службы секретарь партийной организации, он получает зарплату, он обязан служить честно Советской власти. И вот эти коммунисты должны были разобраться по-честному, какие установочки давал ВЯТКИН. Об этом они сейчас никто знать не хочет, но если ты честный коммунист, ты должен доложить. Если видишь, что ничего не выходит, ты должен довести до сведения ЦК КП(б)У, ЦК ВКП(б). А вы это делали, следовательно видно, что свыклись. Отсюда я делаю заключение, что вы наравне с ВЯТКИНЫМ проводили вражеские преступления.
В отношении РЕЗНИЧЕНКО. Я от т. ПРИВИНА узнал, что РЕЗНИЧЕНКО дает явно неправильную установку молодым чекистам. Мне прямо таки не верилось, что значит — сидя в органах НКВД — использовать свое служебное положение заместителя начальника Отдела и дает такие установочки, явно антисоветские установки в части агентурной работы. Об этом говорил тов. НЫРКО: «Вы растолкуйте мне, кого я должен вербовать в осведомление?» РЕЗНИЧЕНКО отвечает, что можно вербовать только украинцев. Никак нельзя вербовать в агентуру и осведомление евреев и начинает приводить случаи из жизни национального еврейского района Калининдорфского района. Якобы, был такой случай, что если еврей узнает о том, что эта работа бесплатная, так он скажет, что я не могу служить и если узнает, что за эту работу платят, так он скажет, что я вам могу быть полезен и не только я, а и мой брат может быть полезен. Причем, нужно же имеет нахальство, рассказывать из жизни национального еврейского района Калининдорфского, когда РЕЗНИЧЕНКО с ним ничего общего не имел. Он не был никаким начальником, он не мог этого говорить, это вымысел. Лучше бы он рассказал о том, как он молодым чекистам, кандидатам партии, хорошим комсомольцам давал такую установку. Разве это не вражеское действие? А если проанализировать такой факт — каким образом РЕЗНИЧЕНКО заделался заместителем начальника и готовился на начальника такого важного Отдела, как 4 Отдел Областного управления НКВД? И если проанализировать, в каких отношениях РЕЗНИЧЕНКО был с врагом народа ВЯТКИНЫМ — тут уже ясным становится и вполне понятным, что представляет из себя РЕЗНИЧЕНКО и понятной становится его деятельность.
Товарищи, вы помните вот такое наглое измышление? Говорит: «Евреи — это такой народ, что вот, мол, у нас в колхозе евреи не выходили на работу и вот говорит, идешь рано утром или поздно вечером, стоит еврей одетый, смотрит в окно. Спрашиваешь: “Почему ты не выходишь на работу?” Он говорит: «Я готов и могу выйти на работу, но вот почему тот — указывая на соседа — не выходит на работу? Я, говорит, готов, пусть он выйдет, тогда и я выйду». Затем подходишь к другому окну, еврей-колхозник стоит одетый. Спрашиваешь: «Почему ты не выходишь на работу?» Он говорит, что я уже готов и могу выйти на работу, но почему вот тот не выходит? И таким образом, всех обошел и никто не выходил на работу». Товарищи, разве это не преподаватель фашистских методов? Скажите товарищи, что это за методы, что это за работа? Разве это член партии? Да его нельзя так назвать, его пребывание в партии совершенно неуместно с теми установками, которые он дает молодежи. По-моему, не место в партии РЕЗНИЧЕНКО.
Я не знаю, каким образом могли отдельные товарищи терпеть и не шли в Областной комитет партии? Разве [это] партийное выступление секретаря партийного комитета ГОЛУБЕВА, что он эту группу товарищей назвал антипартийной группой? Я считаю их поступок совершенно правильным потому, что, имея такие факты, серьезнейшие сигналы, не было же возможности ждать, оттягивать партийное собрание и, якобы, Обком не позволял созывать общего партийного закрытого собрания. Что остается пойти и требовать партийного собрания, если партийный комитет НКВД почему-то оттягивает. Тут, по-моему, ничего нет такого, они пошли и правильно требовали партийного собрания. Я считаю, т. ГРЕЧУХА, если товарищи члены партии пошли в Областной комитет и требовали партийного собрания, они честно и правильно поступили.
Я еще хочу вернуться к РЕЗНИЧЕНКО. Один случай, он ничтожный, но он характерный. Вот люди разъехались по районам, каждый понимал и знал, зачем приехал РЕЗНИЧЕНКО в Горотдел и он никуда не выехал, это точно. Я выехал в 3 часа ночи с начальником в одно село, налетели на одного человека, которого разыскивали и после тщательной проверки убедились, что это не тот. Я приехал и рассказал об этом. Когда я приехал в Областное управление, так я услышал о том, что РЕЗНИЧЕНКО рассказывал точь в точь об этом же, что, якобы, он находился в таком-то селе и сказал, что принимал участие в этом деле. Этого не было вообще, это был вымысел. Это мелочь, но это характеризует человека, чем человек занимается, дешевеньким бахвальством, авторитет хочет себе создать. И факт, на своей практической работе я лично убедился тоже за совместное пребывание в Москве с ним, что он очень мелко плавает в нашей работе. Он просто занимается таким дешевым авторитетом, если он честный, если он чего не может сделать, он должен, как член партии сказать по честному и не к лицу члену партии говорить вымыслы. [...]
Тов. МАНЬКО. [...] Да, мы дали возможность проскакивать [ложным обвинениям], дали возможность оговорить честного человека. [...] Я возглавлял немецкое Отделение, у меня 1068 чел. [арестованных?] немцев. На одной очной ставке ВЯТКИН говорил: «Не нужно [действовать] упрощенным методом». Давали показания, брали врагов, об этом никто не скажет, что брали честных людей, брали врага попутно, товарищи ответят. Вот есть записка: «Пусть т. МАНЬКО объяснит — по сколько [следственных дел] в день заканчивали по 12 или по 13?». Здесь есть т. ФИЛОНЕНКО, БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ, пусть скажут, этого не было. Три человека давали показания, повторяю, брали людей по показаниям, практиковали такой метод, это тоже вражеский, но был один такой факт. За это могу нести и партийную и уголовную ответственность. Вызвали в комнату 14 чел. арестованных и сознавшегося, всех по одному делу. Это, товарищи, бесспорно вражеское дело, но это был один случай. Был такой факт в польском отделении. Один раз мы пошли дать справку, я докладывал дела. Это считали большим делом на тройке. Враг [Вяткин] вызвал и говорит: «Подготовьте, будете докладывать дела по линии 3 Отдела». По всей области абсолютно я докладывал. Но как проходила работа тройки, бесспорно, работа тройки проходила вредительски. Были факты, я об этом писал, товарищи, сейчас все ясно представляют четкость этого дела, писали подробное объяснение прокурору. Теперь я считаю, что вредительская установка была в работе тройки. Во-первых, что дела не докладывал докладчик. На одном из заседаний был т. ГРЕЧУХА. Он по-видимому в своем выступлении скажет. Я зачитывал обвинительное заключение, докладывал 30 или 40, около одной трети альбома по делам, как полагается. ВЯТКИН говорит: «Не нужно, сами будем читать». Вы знаете, что были альбомы в нескольких экземплярах, [их] раздали членам тройки и он, правда, сказал, если будут несогласия, будете говорить, обращаясь к членам тройки. Если я не ошибусь, то кажется со стороны т. ГРЕЧУХИ и прокурора было 5-6 замечаний. Я нашел лист одного дела, где было решение приговора. Правда, нужно сказать, что были факты, когда было заседание без прокурора. Это, кажется, был один факт, когда рассматривали дела Бердичевской оперативной группы, присутствовали ДИДЕНКО и ВЯТКИН. На второй день [Вяткин] меня вызывает и говорит: «Несите дела на квартиру прокурора». Я беру дела, везу к прокурору. РАСПУТЬКО говорит: «Сейчас не могу, оставьте дела, вечером посмотрю». Я позвонил, [спросил] можно оставить дела, говорит, что нет, приедет посмотрит здесь. Был он, смотрел, было заседание, когда без ДИДЕНКО рассматривали. Но я говорю, так как оно есть. Был прокурор, меня вызывают, я докладываю дела, я беру дела, альбом, обвинительное заключение. Бесспорно, это вражеское дело, ибо нужно было докладывать на каждого человека минут 5, а так за минуту проходило. Я помню, как-то сижу, [ВЯТКИН] спрашивает: «Какие дела остались?» Я говорю, что столько-то. Он говорит: «Занесите мне Бердичевские дела, я посмотрю, а затем согласую с ДИДЕНКО и РАСПУТЬКО». Посмотрел сам около 200 штук справок, а затем на второй день пришли ДИДЕНКО и прокурор, дела просмотрели. Почему был устранен секретарь тройки — я не знаю. Но я заявляю со всей ответственностью, я не знаю, помнит ли сейчас т. ЗУБ или нет, но я с ним говорил, что это ненормально, что мы можем наделать дел. Я говорил, что ненормально протоколы оформлялись 3 Отдела. Я, конечно, должен был об этих фактах, о вредительской постановке вопросов ВЯТКИНЫМ в руководстве, как председателя Тройки, сообщить в ЦК ВКП(б). Я этого не сделал, но знаете, [ВЯТКИН ведь] начальник, как же, мол? Вот в этом вина. Вот это знаете зачастую, как говорили подхалимство, оно у меня было. А с другой стороны говорят, по-партийному смотреть — человек присланный Николай Ивановичем ЕЖОВЫМ, был у СТАЛИНА. Значит правильно, вот я дал подробное объяснение по Тройке.
[...]
Относительно прогулок. Пригласил начальник управления — я поехал. По- моему, все товарищи помнят, сколько было совещаний, как он хитро завуалировал свои выступления, а по сути, творил вражескую деятельность. Он говорил на совещании: «Смотрите, за честного человека вам Советская власть не простит». Говорил и в тоже время сам убивал людей. Об этих фактах, я думаю, что подробно будет говорить т. ВОЛЬСКИЙ. Я веду это к тому, что он проводил двурушническую вредительскую деятельность, что на совещаниях давал, якобы, партийные установки, а в то же время толкал, делал сам и толкал других на преступление.
[С места.] Укажите места.
[МАНЬКО.] В Олевске, Новоград-Волынске, то что мне известно. За Овруч не знаю, о Житомире товарищи говорили. Повторяться не буду.
Должен еще сказать о своей связи с ВЯТКИНЫМ. Был он у меня на квартире, расскажу, как это было. Живем мы с т. ФЕДОРОВЫМ в одном доме, вышли из управления, стоит машина или я раньше вышел — не помню. Но факт тот, что ФЕДОРОВ и я его не видели. [ВЯТКИН] спрашивает: «Вы домой». — «Домой». — «Садитесь подброшу». Подъехали к квартире, мы встаем. Он говорит: «Ну посмотрю, как вы живете». Вошли в квартиру: «Как это вы так живете?», — говорит, — «Завтра распоряжусь, чтобы была мебель». Я в эту ночь выехал в Киев с т. ФРАНЦЕМ, он был примерно на квартире в часа 2 ночи.
[С места.] После окончания занятий.
[МАНЬКО.] Привезли мне мебель шкаф, диван, шифоньер, порванное кресло и тумбочки. Для меня теперь товарищи, ясно, что этот враг, фашист, он, бесспорно, обхаживал. Но говорил ли мне, имел ли я когда-нибудь с ним антисоветскую связь — этого дела не было. Я говорю точно, даю честное партийное слово, что этого товарищи, не было.
[С места.] Есть записка: «Между кем делили деньги арестованных?»
[МАНЬКО.] Понятия не имею.
[С места.] Почему не говорите о преступных делах?
[МАНЬКО.] Я с сентября месяца заместитель начальника 2 Отдела. Я об этом сказал, что вели следствие нечестно. Ясно, [это] недостаточно четко. Была возможность — арестовывали на основании показаний, но критически относились к этим показаниям. Вот не критически отнеслись к проверке показаний, например, по Бердичеву вырисовываются не хорошие вещи.
[...] Вопрос: было ли такое положение, что в докладных записках центру по немецкой линии доклады составлялись фиктивные?
Ответ: это дело можно проверить, показания абсолютно правдоподобные. Я повторяю, что правильно, что ни одного факта прибавления или уменьшения не было, можно это проверить.
Вопрос: почему вас враг выдвигал и приближал?
[МАНЬКО.] Я подпишусь, что подхалимажа с моей стороны не было и на предыдущем собрании отрицал всякий подхалимаж, кроме деловой связи — ничего не было. Это точно, партийное собрание свидетель, я на предыдущем партийном собрании говорил о ГЕРШЗОНЕ и др. товарищах.
Вопрос: имел ли место такой факт, что протоколы были не подписаны?
[МАНЬКО.] Положим не протоколы, а отдельные страницы были не подписаны. Если тов. ДАРАГАН помнит — по этому вопросу и ЗУБ поднял шум, что около 40 протоколов не подписанных, [но не подписанными были] не протоколы, а копии — их подписывать не нужно.
Вопрос [КАЗАНЦЕВА.]: каким образом были арестованы два военнослужащих со званиями?
[МАНЬКО.] На вопрос т. КАЗАНЦЕВА, каким образом два военнослужащих со званиями прошли через Тройку, в то время когда это дела ВО? Я дела не докладывал, а [они] давались членам Тройки и они сами читали эти справки и выносили решения. Завтра я могу дать справку, возможно, [эти двое] были включены в то время в альбомы. Таким образом, просматривая по альбомам, попали. По этому вопросу могу сказать вот что — [таких] было человека 4. Есть ГРИЦЫК, было проставлено «Р», затем я ходил до ВЯТКИНА и он своей рукой писал [, что дело направляется] на «трибунал».
Вопрос: я читал протокол и в протоколах нигде не упомянуто, что они военнослужащие.
[МАНЬКО.] Я завтра только могу доложить.
Вопрос: правильно ли отражалось социальное лицо арестованного по делам?
[МАНЬКО.] На Тройке социальное лицо определяли по делам, дела были разные, с арестованными никто не говорил. Дела присылали для доклада районы.
Относительно социальной группы, я давал установку, чтобы тщательно проверять. У нас были факты, я тут наберусь смелости сказать, что по немцам взяли 90 %, точно не скажу количества, но это беглые кулаки, которые осели на сезонных работах и проводили соответствующую работу и здесь есть следственное отделение. Пусть они скажут, что давалось на бедняка, [а] писали кулак и наоборот.
Вопрос: а скажите, сколько сами [подписали приговоров]?
[МАНЬКО.] Можно проверить, я [под]писал копии.
Вопрос СЕМЕНОВА-, расскажите, 5 мая на вечере, ВЯТКИН встал и говорил, что самый лучший работник у меня МАНЬКО и что он его представит к ордену «Красного знамени»?
Вопрос: чем объяснить, что за несколько дней до ареста ВЯТКИНА, вы просиживали целыми днями и ночами у него?
[МАНЬКО.] Такого факта не было. Я находился в Бердичеве с 13-го числа и приехал только 17-го числа.
Вопрос: расскажите, как производились аресты, немцев по биографическим данным, без всяких оснований?
[МАНЬКО.] Брали первое время по объективным данным тех, которые имели связь с заграницей и гитлеровскую помощь получали. Взяли руководящих лиц, которые оказались эмиссарами и по польской линии, и по немецкой линии — не было такого факта.
Вопрос: Был ли факт, когда брали без документов?
[МАНЬКО.] Был.
Вопрос: Как в отношении ДОРНА?
[МАНЬКО.] Арестовали, следствие я не вел, было агентурное дело, это дело было включено, Москва решила это дело.
[...]
Вопрос: тов. МАНЬКО, все ли справки по делам, которые докладывались на Тройке, соответствовали материалам?
Ответ: Я думаю, что т. ФИЛОНЕНКО выступит, был такой разговор, что я дал установку писать неправильно справки. Этого факта не было, потому что у нас после каждой справки это шло на подпись прокурору
С места. Я знал, что судьба предрешена, что я в Омске.
Вопрос: был ли случай, когда сам МАНЬКО на обвинительном заключении писал «Р»?
[МАНЬКО] Это правильно, было дело СТУКАНОВСКОГО, на копии писал, есть обвинительное заключение, по которому можно проверить и завтра можно сказать.
[...]
Утро 18.XII. 1938 года
Тов. ПСАРЕВ. Есть предложение освободить коммунистов от дежурства и заменить комсомольцами.
С места. Можно.
Тов. РЕЗНИЧЕНКО. Прежде чем приступить к оценке работы партийного комитета, хочется остановиться на содержании самого доклада. Это о двух периодах работы партийной организации. Нужно сказать, что сделан антипартийный вывод со стороны секретаря партийного комитета о том, что, якобы, партийная организация была бдительна, монолитной, было единство до ареста врага
ВЯТКИНА, и наоборот получилось после ареста. Нужно сделать другой вывод, что со стороны партийного комитета была зажата партийная критика до ареста ВЯТКИНА и после ареста ВЯТКИНА, наоборот развернулась настоящая большевистская критика в нашей партийной организации. Т.е., после ареста врага народа ВЯТКИНА положение изменилось в той части, что люди начали выступать и критиковать себя и друг друга. Во-вторых, по части партийной группировки, которая создалась здесь. Здесь ГОЛУБЕВ сделал совершенно неправильный анализ. Ему нужно было сказать, что было явно бюрократическое отношение со стороны партийного комитета и создалось мнение, что партийный комитет нарушает внутрипартийную демократию и собрание было бы созвано. Вполне понятно, что со стороны членов партийной организации было возмущение. Я считаю, что это было правильное большевистское возмущение, т. к. товарищи дальше не могли терпеть оттяжки партийного собрания. Тогда, когда был ВЯТКИН не было возможности вскрыть наболевшие вопросы и после, каждому хотелось высказаться в части непартийного руководства, в части не партийного воспитания. Врага народа поддерживали отдельные члены партийного комитета, поэтому коммунисты правильно требовали с возмущением партийного собрания. Почему секретарь партийного комитета ГОЛУБЕВ сделал такой вывод? Я слыхал, что он мало политически развит и его доклад на партийном собрании еще раз доказывает его политическую неграмотность. Однако, сейчас очень тяжело сделать вывод или это было сознательно, т. к. он читал письменные тезисы, утвержденные партийным комитетом, что дает возможность думать, что это было, так сказать, может быть и не в результате политической неграмотности. Никто из присутствующих не может сказать, что доклад ГОЛУБЕВА политически грамотный, ибо он сверху донизу политически неграмотный.
В каком положении находилась партийная организация при данном составе партийного комитета? Нужно сказать, что отсутствовала всякая партийная критика и самокритика. Откуда это началось? Вы товарищи, помните партийное собрание, которое проходило во время выборов партийного комитета, тогда отсутствовала всякая критика Я должен сказать откровенно и все те, которые не состояли на партийном учете, мы вынуждены были уйти потому, что было скучно. Некоторые выступали, начинали критиковать, их другие забивали и начинали восхвалять большую проведенную работу здесь. И оттуда пошло.
Избрали партийный комитет. ГОЛУБЕВ, как секретарь партийного комитета должен был обобщить партийную работу, жить мнением коммунистов, жизнью партийной организации. [...] Нужно сказать, по существу, партийного комитета не было, ведь направо и налево руководил враг народа ВЯТКИН. Что сказал ВЯТКИН, то и было. Другого решения не могло быть в то время, когда руководил нашим Областным управлением враг народа ВЯТКИН. Это результат притупления большевистской бдительности, в первую очередь, со стороны партийного комитета было притупление бдительности и среди партийной организации, т. к. партийная организация снизу не подняла на высокую принципиальность, там, где отчитывался партийный комитет, нужно было решать вопросы принципиально.
Притупление большевистской бдительности было в партийной организации, потому что отдельные коммунисты говорили в кулуарах, но на принципиальную высоту данный вопрос не поднимался, потому что боясь, в первую очередь, ВЯТКИНА, который под свое влияние забрал.
[С места] А как ты принципиально поднимал?
[РЕЗНИЧЕНКО]. Я также, как член партии не поднимал этих вопросов на принципиальную высоту, как и многие коммунисты.
[...] Я лично, как новый человек, в органах НКВД работаю с апреля месяца, не знал решительно обстановки работы в органах УГБ. Я узнал постановку в гостинице. В гостинице мне было рассказано, какой стиль, какая практика следственной работы. Попадая в здание НКВД, я должен был сразу переключиться на следственную работу. Я другого ничего не знаю, нигде не учился, я учился такой непартийной, следственной, антипартийной, антисоветской работе, которая су ществовала у нас.
[С места.] А ты ее проводил.
[РЕЗНИЧЕНКО]. Совершенно правильно, я сталкиваясь со следственной работой, вижу одно, другого не вижу. Я понимаю, что такая постановка была всегда, сидят все коммунисты, так видимо, полагается и делают.
[С места.] А вы считали правильной или неправильной?
[РЕЗНИЧЕНКО]. Сейчас, конечно, тяжело сказать партийной организации. Вот сидят товарищи, которые приехали вместе со мной, нас приехало 4 человека. Мы часто говорили между собой, говорили[, что] неправильно, но данный вопрос не ставили. Я учился у МЕДНИКОВА. Как только принял Отделение — СТУКАНОВСКОГО забрали в Коростень, ПРИВИНА [тоже забрали] и я работал один над крупнейшими арестованными, т. как нужно было работать по партийному. Закончил, несу до начальника Отдела ЛЕСНОВА. ЛЕСНОВ посмотрел, говорит: «Что вы написали? Разве так пишутся протоколы? Вы знаете, что он пеовяк»? Троцкистскую организацию знаю, организацию правых знаю, бундовскую знаю. Говорит [ЛЕСНОВ]: «Вы допрашивайте на пеовяка». Иду и говорю, что такое пеовяк? Я не знал, что такое пеовяк. Он [арестованный. — сост.] говорит, никогда не был пеовяком. ЛЕСНОВ говорит: «Дать пеовяк», — [я] дал пеовяк. Написал большой протокол. Ах, нет, [тут вмешался] ВЯТКИН. Приехал из Москвы, вы, говорит, неправильно составляли протокол. Сам в кабинете изменил протокол. Когда [я новый текст] понес обвиняемому, [он] говорит, что это не тот протокол. Но если так нужно — подпишу. Этот протокол пошел в Киев в Правительство, [выходит, что] снизу доверху очковтирательство. [...].
[С места.] Докажите, что вы вскрыли [относительно недостатков в работе УНКВД].
[РЕЗНИЧЕНКО]. Я считаю, что так делать нельзя. Я готов нести любую партийную ответственность, уголовную ответственность. Меня так выучили и я так делал и это было в результате отсутствия настоящей партийной критики. Нужно говорить товарищи, в этой части откровенно, по-партийному, что была погоня за количеством. Мало и мало, надо больше и больше. Таково настроение было, надо больше вскрыть врагов, надо ликвидировать всех врагов. Это правильно и в таком стиле понимал каждый, но что в этой погоне было? Был допущен целый ряд больших непартийных антисоветских ошибок. В чем [они] заключаются? Приведу факт. Следствие проводилось непартийно, [...] советское следствие должно быть культурным, поучительным, [показателем] высшей политической культуры. У нас, что было? Дать двух — мало, дать третьего — мало, дать четырех — мало, дать пять — мало. И в результате, что получалось? Что даже по спискам [на аресты] не находили людей, что даже таких людей [из списка] не было в районе. [...] Это, товарищи, погоня за количеством.
Еще один факт, который был недели две спустя после моего прихода в органы НКВД. Звонок: «Зайди ко мне». Захожу, сидит ЛУКЬЯНОВ и еще один работник НКВД, сидит арестованный ХАРЧЕНКО: «РЕЗНИЧЕНКО, снимайте [с него] петлицы, отберите оружие». Проходит 5 дней, это товарищи знают, могут подтвердить. ЛЕСНОВ был не то в Киеве, не то не знаю где. Звонит МАЛУКА: «Тебе нужно по приказанию ВЯТКИНА закончить дело». Я говорю, что «я еще ни разу не допрашивал», я говорю, «что этого физически нельзя сделать, я ни одного разу не допрашивал». [Он говорит:] «Так ты распоряжение не хочешь выполнять?» Бежит к ЛУКЬЯНОВУ и говорит, что ваше распоряжение не хочет [РЕЗНИЧЕНКО] выполнять. Вызывает ЛУКЬЯНОВ: «Так что — вы приехали диктовать политику, вы думаете, что вы находитесь в тресте Донбасстроя, вы отказываетесь с арестованным работать? Если не можете, передам дело АНФИЛОВУ. До 9 часов, если дело не будет готово — вы пойдете в тюрпод». Я возвращаюсь и заканчиваю дело до 9-ти часов. Приходит АНФИЛОВ, даю дело и говорю, что это дело по подсудности не пойдет. Действительно, дело привезли обратно.
Задерживают 3-х человек, один человек хотел арестовать другого[,] МЕЛЬНИКА. Затем это дело попадает ГРИШУКУ. ГРИШУК говорит, что: «Я сомневаюсь, что этот человек арестован невинно». Я допрашиваю, он говорит, что он вовлечен в организацию КРУТОЯРСКИМ. Проводится очная ставка. КРУТОЯРСКИЙ заявляет на очной ставке: «Я троцкист, я враг, я никогда [от этого] не отказывался, но МЕЛЬНИКА в украинскую организацию не мог. Я еврей». Я говорю, по-моему нужно освободить, он [ГРИШУК] говорит — нет. ЛУКЬЯНОВ говорит: «Его нужно пустить на это дело». Я за этого человека болею, ставлю вопрос раза три об освобождении — никто не хочет слушать. И я его освободил, когда арестовали ВЯТКИНА. Я пришел и рассказал — почему он сидел и добился освобождения только после ареста ВЯТКИНА.
Третий факт по Потиевке. Четыре человека учителей, [состав] беспартийный, никогда в партии не были. Приходит крупное дело на «организацию правых».
[С места.] Ты как коммунист знаешь, где правые и где левые?
[РЕЗНИЧЕНКО.] Какие правые, если они беспартийные. Ведь правых мы как понимаем, как товарищ СТАЛИН говорил: «Что такое правые? Которые недооценивают силы рабочего класса». Я лично понимаю как коммунист, что это крыло борьбы [внутри] партии. [...] Начинаем разбираться с этим делом. Доходит дело до вербовщика. Он говорит, завербовали в 1926 году. Когда начинаем разыскивать, так оказывается, что этот вербовщик в 1917 году умер. Я прихожу, докладываю начальству, говорю, что нужно освободить. [...] Нужно было ходить 10 раз, пока не освободили.
С места. Расскажите в отношении [правого и левого внутрипартийного) крыла.
[РЕЗНИЧЕНКО.] Разница та, что тот и другой враг.
[С места.] Почему вы ссылаетесь, что была такая установка?
[РЕЗНИЧЕНКО.] Я понимаю, что была неправильная установка и еще раз подчеркиваю, что я так понимаю. Не помню Яру некое дело или Городницкое [дело]. Там арестовываются 2 человека сионистов, [их] допрашивают. Приходит к нам в Отдел ЛЕОНОВ и говорит: «Большое дело будет, это дело прогремит на всю Украину». Дается на допрос ПРИВИНУ одно, другое — ЮДЕЛЕВИЧУ, [арестованные] они дали показания. ЮДЕЛЕВИЧ приходит и говорит: «Нужно арестовать». Он дает несколько человек, я говорю: «Немного [надо подождать] дальше». Был [назван в показаниях] один член партии, говорю: «О члене партии нужно пока обождать». Через 10 дней ко мне приходит ЦИГЕЛЬМАН: «Что делать, допросите вы его». Что получается? Этот член партии был председателем артели не то фотографов потому, что речь шла о фотографе. Я его допрашиваю, он говорит, он [один из арестованных — сост.] просился поступить ко мне в артель. Я его не принял и 2 недели тому назад решением партийной организации заставили принять. Послали его в колхоз, больше я его не видел. Неужели за эти две недели мог меня завербовать? Прошу [его] освободить. И не освободили. Могу привести еще целый ряд фактов, они имеются, эти факты неединичные.
Я лично так понимаю, если даже на 100 человек арестованных 2 человека честных, один человек честный — это тоже есть преступное, непартийное, антипартийное [деяние]. А для того, чтобы оправдать свои слова, прошу проверить работу 4 Отдела. [...]
Был один обвиняемый, в отношении которого вызвали 10 человек свидетелей и все давали положительную характеристику. Приходят к ЛЕОНОВУ, он говорит докладывать ПРИВИНУ. Ему нужно найти показания, тут речь идет о сионисте. Я сейчас не помню окраски, но помню одно. Вызвали свидетелем секретаря первичной парторганизации Житомирской. Он не хотел давать показания. Говорит, мы вас арестуем, допрашивал, угрожал [ему] ЛЕОНОВ и он дал показания. И какая парторганизация — точно не помню. Дело помню, шло об одном меньшевике.
[С места.] Пусть даст справку.
[РЕЗНИЧЕНКО.] Завтра дам, я за свои слова отвечаю, отвечаю головой, пересмотрите дела в 4 Отделе и будет вопрос совершенно ясен. Я не говорю о массовом порядке, но единичные случаи найдутся, не один, не два.
[С места.] А у вас, как у зам. начальника 4 Отдела голова то есть?
[Сместа.] Совершенно правильно. [...]
[РЕЗНИЧЕНКО.] За дела в 1 Отделении вчера говорили, я прошу проверить дела 1 Отделения, сопоставить с делами 2 Отделения и сделать вывод. Может быть придется кое-кому поучиться и другим.
[С места.] Значит там все благополучно?
[РЕЗНИЧЕНКО.] Я подтверждаю следующий факт, что в 1 Отделении [я] работник новый, у меня освобождено 20 человек. Это один факт. Есть еще прорехи, недостатки. Но если сопоставить с недостатками других Отделений, в частности, со 2-м, то разница большая. Некоторые арестованные прошли мои, которых я допрашивал, через Военную коллегию и этот факт подтверждается. За меня следствие никто не вел, я разбирался с каждым человеком в отдельности и как результат — 20 человек освобождены. Если это не является фактом, если еще недостаточно — то моя вина.
По сути вредительства, которое было у нас в управлении, оно было в результате отсутствия критики, в результате замкнутости, в результате боязни, что не могли ставить вопросов, потому что каждый боялся за себя, а сейчас мне пришивают большое партийное обвинение.
[С места.] Что за терминология — пришивают?
[РЕЗНИЧЕНКО.] Правильно обвиняют, конечно, неправильно. В отношении выражений меня товарищи подправят. Я в органах не работал до апреля месяца, когда я пришел сюда меня назначили начальником Отделения. Что это значит? Меня не познакомили, как полагается, так как других, которых утверждали [в должности], которые не работают. Я работал начальником Отделения, я работал плохо, правильно плохо. Но чтобы хуже других — сомневаюсь. Потому, что это дело можно судить по делам. Выдвигают на заместителя начальника, никогда не претендовал и никакого разговора не было. Один раз помню, вызывает ВЯТКИН в кабинет меня, ФЕРЕНСА, вызвал НАЗАРКО и других. В начале объявил КЛИМОВУ, НАЗАРКО и мне. Я никакой связи с ВЯТКИНЫМ не имел, в кабинете его никогда не был.
[С места.] Не вылезал.
[РЕЗНИЧЕНКО.] Вот т. СЕМЕНОВ всегда сидел возле кабинета.
[С места.] Вы помните, когда я приходил докладывать о плохом состоянии [охраны] границы, вы прибыли с делами паршивыми?
[РЕЗНИЧЕНКО.] По делам ходил очень часто, иногда на день 5 и 10 раз. Будет вызывать начальник по 5-10 раз — буду являться. На квартире никогда не был, не пьянствовал, за исключением проводов ЛУКЬЯНОВА и больше никогда нигде не был. В клубе был на 1-е мая, я сидел у дверей, подошел и сел к столу.
[С места.] О тостах расскажите, которые были произнесены на проводах.
[РЕЗНИЧЕНКО.] Был на проводах у ЛУКЬЯНОВА, выступал, не помню, как я выступил. ФЕДОРОВ выступал и я. О чем я говорил — я могу передать. Когда я был в Киеве и Харькове, как я понимал, что начальник ЧК — это недоступная личность. [...]
[С места.] А тосты лично за ВЯТКИНА произносил?
[РЕЗНИЧЕНКО.] Я никакого тоста не произносил. Я просто являлся соучастником.
[С места.] За здравие ВЯТКИНА был произнесен тост.
[РЕЗНИЧЕНКО.] Если товарищи знают лучше, я говорю то, что я знаю.
[С места.] Получается нехорошо, ты говорил, что ты считал своим счастьем быть принятым ВЯТКИНЫМ. Пью за здоровье ВЯТКИНА.
[С места.] У него такая манера, он то говорит одно, то отказывается.
[С места.] Пусть расскажет, когда с делами ездил в Москву, получил 3 тысячи или 5 тысяч рублей? Куда эти деньги ушли и какие расписки были представлены и пусть расскажет о неправильных установках, о тостах?
[РЕЗНИЧЕНКО.] Я лично, когда был на банкете у ЛУКЬЯНОВА, выступил со стопкой, говорил, говорил речь, в ней окрашивал ВЯТКИН А. Я не знал, что он враг. Это есть результат притупления бдительности и подхалимства, может быть.
[С места.] Правильно.
[РЕЗНИЧЕНКО.] Пусть будет подхалимство.
[С места.] Ты говорил, что ты возмущался постановкой работы, а здесь восхвалял ВЯТКИНА.
[РЕЗНИЧЕНКО.] Я и другие выступали. Помню, пришел ФЕДОРОВ, ЛУКЬЯНОВ, ЧЕРКЕЗ, АНФИЛОВ целовался с ВЯТКИНЫМ. С ЛУКЬЯНОВЫМ была выпивка и была крупная выпивка.
[С места.] А за чьи деньги?
[РЕЗНИЧЕНКО.] С нас не собирали по рублю с носа, а за деньги Областного управления. Этот вопрос связан с ВЯТКИНЫМ, а сейчас подхожу к вопросу о решении партийной организации.
[С места.] Ответьте в отношении 5 тысяч рублей, когда ездили в Москву.
[РЕЗНИЧЕНКО] В апреле месяце, когда я приехал в органы, моя семья находилась в Киеве. У меня были расходы, нужно было ходить в столовую, семья жила в Киеве и я очутился без денег. Я просил ЛУКЬЯНОВА дать аванс. ЛУКЬЯНОВ говорит, что на аванс не имею права. Ни о каких средствах секретных не знал. Приходит ЛУКЬЯНОВ спрашивает: Заняли денег? Я говорю: «Займу». Он говорит: «Возьмите 100 руб. у секретаря Отдела». Я зашел к секретарю Отдела, написал расписку и получил 100 рублей. Не знаю из каких средств были отпущены деньги. Затем говорят: «За вами числится 100 рублей». Я спрашиваю у ЛУКЬЯНОВА: «Как отдать?». Он говорит: «Не надо». Я говорю ЛЕОНОВУ: «Как эти деньги оформить?» Он сказал, что ЛУКЬЯНОВ разрешил. Если сейчас ЛЕОНОВ отказывается — я не знаю. Было сказано — было сделано.
[С места.] Так вам было предложено внести.
[РЕЗНИЧЕНКО.] Второй случай. У меня на квартире был поставлен телефон.
[С места.] Вы говорите [лучше] по заданному вопросу.
[РЕЗНИЧЕНКО.] Я иду в Финотдел говорить относительно телефона. Зашел к ЛЕОНОВУ, он пишет: «Оплатить за телефон из § 9». Это было не оплачено. Этот рапорт с резолюцией лежит в Финотделе. Говорят нельзя делать и я этого не делал. Я ездил в Москву, должен был пропускать дела через Особсовещание и я понятия не имел. ЛЕСНОВ говорил: «Пройдут все». Вызывает в кабинет и говорит: «Езжайте в Москву и добейтесь того, чтобы ни одного дела не привезли обратно, если прокурор отложит обратно — переписывайте». Я беру 2 тысячи рублей, а ВЯТКИН говорит: «Берите еще 2 тысячи рублей, может быть вам нужно будет, если даже понадобится с прокурором пойти в кино, театр».
[С места.] Вы вообще говорите «подкупить».
[РЕЗНИЧЕНКО.] Я этих денег не расходовал, все деньги возвращены обратно и сданы в кассу. Всего истрачено 55 руб. на телеграммы, остальные сданы в кассу.
[С места.] Значит прокурора не подкупили?
[С места.] Явная контрреволюционная установка.
[РЕЗНИЧЕНКО.] После меня ездил МЕДНИКОВ, также на эти же дела [деньги] получал и на сегодняшний день не отчитался.
[...] Разбирая вопрос партийной критики, настоящей партийной критики, партийная организация вскрыла целый ряд моих недостатков и моих политических ошибок. В чем они заключаются? Главное, основное — антисемитизм. Задавая вопросы, товарищи, которые были на следствии знают, что агентурой вообще не занимались, ни вербовкой также. Ничего решительно не было, пока были на следствии и я агентурной работы не знал. Да, еще когда было следствие, ЛЕСНОВ создал группу: ГРИЩУК, НАРЫШКОВ и руководил ЮДЕЛЕВИЧ. Мы распределили заводы, отвечает каждый человек за завод. Теперь понятно, что нельзя было вербовать, нужно было честных стахановцев, больше никого. Вызывали честных, из 20 одного находили, которые не имели связи [с врагами]. Ясно, что накуролесили. Когда закончилось следствие, [...] но агентурной работы не понимаю. Прошу со мной провести инструктаж или лекции. Где нужно, он [ВЯТКИН — сост.] говорит, я сам проведу, или начальников Отделов попрошу. Продолжая разговор, вытягивает со стола статистику и говорит, что у нас репрессированного элемента по области вот такое-то количество. Из них немцев столько-то, поляков столько-то, троцкистов столько-то, сионистов столько-то, бундовцев столько-то. Вы были начальником Отделения и мало вскрывали и говорит, при вербовке исключительно осторожно подходите к вербовке евреев потому, что вы можете завербовать двойника. Для меня это был темный лес.
[С места.] Понятно[, что] был темный лес.
[РЕЗНИЧЕНКО.] Я говорю, в чем я виноват и в чем не виноват.
[С места.] А на что деньги получали?
[С места.] Давай по-партийному, взятками занимался, говори, в этом виноват, в другом виноват.
[РЕЗНИЧЕНКО.] Я еще раз говорю и отвечаю, кого можно вербовать, если собрание найдет нужным, за это дело привлечь к ответственности. Почему НЫРКО не мог спрашивать кого вербовать? Потому, что я так знал, как и ты. Я передаю слова ВЯТКИНА и о тех цифрах, которые он говорил и сказал, что при вербовке евреев нужно подходить весьма осторожно, чтобы не завербовать двойника. После этого продолжается разговор, я вспомнил Калининдорфский район, где я работал. Я говорил о положительных чертах [евреев] и об отрицательных. В отрицательных чертах приводил отдельные моменты и привел в окраске не хорошей.
[С места.] Почему?
[РЕЗНИЧЕНКО.] Я приводил в окраске, так как было в действительности.
[С места.] Собрание требует ответить прямо.
[РЕЗНИЧЕНКО.] Я это говорил в окрасках нехороших. Я об этом ничего не думал. Я привел в таких окрасках потому, что какая окраска была и мне приведена.
[С места.] Вы скажите на партийном языке.
[С места.] Я считаю, что время прекратить ему говорить, а факты установит комиссия.
Вопрос: исключались ли из партии и какие имели партийные взыскания?
Ответ: я исключался из партии в 1935 году в организации ВУЦИКа, писал заявление на РОГАЧЕВУ, она была членом партийного комитета.
[С места.] Какая была формулировка при исключении?
[РЕЗНИЧЕНКО.] Была формулировка взяточничество и подсиживание РОГАЧЕВОЙ.
С места. Правильная.
[РЕЗНИЧЕНКО.] За это я был исключен из партии. Затем РОГАЧЕВА оказалась арестованной. Партийным комитетом решение ВУЦИКа отменено, как неправильное.
[С места.] На партийной группе вы говорили, что исключались за самоснабжение.
Ответ: по-моему, это одно и тоже и взяточничество, и самоснабжение. Самоснабжение, это и есть взяточничество.
[С места.] Вы должны слушать президиум, а вы ведете себя возмущенно.
[РЕЗНИЧЕНКО.] Я лично так понимал и понимаю до сегодняшнего дня. Я так понимал, что решение первичной парторганизации отменить нельзя. Был у меня выговор за утерю партийного билета, по части исключения говорил ГОЛУБЕВУ, позже ПРИВИНУ в Москве. Но факт остается фактом, что я этого дела не скрывал.
Вопрос: какой разговор был с ВЯТКИНЫМ в отношении ЛЕОНОВА?
Ответ: Вызывает ВЯТКИН и говорит: «Вы вошли в курс дел Отдела?». Говорю: «Нет». [ВЯТКИН сказал:] «Вам нужно быстрее входить в курс дела, т. к. есть телеграмма в отношении ЛЕСНОВА, ПРИВИНА и других, и вам придется сесть начальником Отдела». В отношении ЛЕСНОВА больше никакого разговора не было, за исключением одного раза. Один раз спрашивает: «Как работает ЛЕОНОВ?» Говорю: «ЛЕСНОВ грамотно пишет протоколы».
[С места.] Ты его информировал и бывал у него.
[РЕЗНИЧЕНКО.] А он [ВЯТКИН] говорит: «Вот если бы я редактировал протоколы, то были бы те [которые нужно] протоколы».
Вопрос: какую установку получали от врага в отношении вербовки людей, точно откровенно говорите?
Ответ: говорил, при вербовке весьма осторожно подходите. При вербовке евреев можете завербовать двойника. Тогда мне было непонятно, а сейчас понятно.
Вопрос: скажите, кто хотел арестовать шофера и кто посылал за билетами?
Ответ: я однажды хотел пойти в театр и за билетами никого не посылал, у нас в 4 Отделе есть билет.
Вопрос: расскажите об антисоветских установках в отношении молодежи.
Ответ: я объясняю, было совещание не молодежи, а было совещание 1 Отделения по делу агентуры и осведомления. Я поднимал вопрос о расшифровке. Одного осведомителя расшифровали, получилось очень нехорошо. Когда я начал говорить, так сказал, что на улице нельзя здороваться потому, что можно расшифровать. Кроме того, сказал, что вы, НЫРКО, часто звоните на службу и этого сотрудника [сослуживцы] спрашивают: «Почему вам так часто звонят из НКВД?» Я сказал, что вы можете расшифровать, сказал, что нужно работать с агентурой. Так ставил вопрос, чтобы на улице не подавали виду, чтобы не здороваться.
[С места.] Вы спрашивали о молодежи?
[С места.] А что я могу сделать, когда человек идет на другой стороне и кричит: «Здравствуйте»?
[РЕЗНИЧЕНКО.] Я говорил, что нужно себя вести так, чтобы в Житомире поменьше знали. Знаем, что за публика живет в Житомире. Я передаю точно слова, я говорил, что нужно вообще вести себя осторожно. В отношении знакомства говорил, что можно кое с кем связаться и придется отвечать.
[С места.] А в отношении девочек?
[РЕЗНИЧЕНКО.] Я говорил, нужно быть осторожным [с ними], чтобы не попасться, а [то] потом скажут, что ты гулял с нехорошими девочками.
[С места.] Вы говорили в том смысле, чтобы к врачу не попали?
[РЕЗНИЧЕНКО.] Нет, я в этом смысле не говорил.
Тов. РЯБОКОНЬ. Товарищи, я работаю в Облуправлении НКВД недавно, поэтому мне со многими фактами работы, которую проводил враг народа ВЯТКИН, не приходилось сталкиваться, но и за этот короткий промежуток времени кое-что знаю и об этом хочу рассказать партийному собранию.
[...] Какая это партийно-массовая работа, о которой говорил т. ГОЛУБЕВ? Никакой партийно-массовой работы не было. Коммунисты находились в таком состоянии, когда они не в состоянии были быть в курсе международных и внутренних событий, работая до 6-7 часов утра. В 12 приходили на работу, по 3 по 4 суток не спали. Допрашивая арестованных — не знаешь какой вопрос поставить человеку. [...]
Я хочу рассказать как делали и вы знаете все, какой метод следствия был при враге [Вяткине] и как враг относился к евреям. Вы помните, вход в тюрьму прокурорам был запрещен для того, чтобы все это не вскрылось, чтобы не дошло до ЦК ВКП(б) и Правительства. Не хотели, чтобы все это было вскрыто. Прокурор не хотел бороться с врагами, а вот этот враг хотел. Дается установка бывшему начальнику тюрьмы ШЕМПЕРУ, чтобы в тюрьме духа прокурора не было. Приходит прокурор, [ему] говорят: «Нельзя». «Да как нельзя, я прокурор, в конце концов». [Сотрудник прокурору] сказал, что есть установка от начальника Облуправления НКВД. Когда об этом стало известно врагу народа ВЯТКИНУ, он понимает, что его могут разоблачить. Я не был тогда, мне об этом коммунист сказал. На оперативном совещании ВЯТКИН сказал, что ШЕМПЕР предатель, враг, его нужно изгнать из наших органов, [его] изгнали и посадили. Какое основание было — абсолютно никаких нет оснований. Что можно было сказать в отношении ШЕМПЕРА? Можно было выразить политическое недоверие. Эго минимум. У его жены родственники за границей, но материалов о его контрреволюционной деятельности, каких бы то ни было нет, нет ни одного показания, абсолютно ничего нет и человека посадили в тюрьму для того, чтобы скрыть свои гнуснейшие преступления.
Затем еще один интересный человек ГЛУЗМАН, что он не честный, что нужно посадить его — я не сомневаюсь. Но посадить по таким статьям, как 54-1, 54-8 и 54-11 неправильно. Никаких оснований к этому нет, абсолютно никаких показаний, ничего. Спрашивается — на каком основании было написано постановление о начатии следствия, избрании меры пресечения, зачем эти статьи [уголовного кодекса] были нужны, [зачем] подписывались эти постановления ЛУКЬЯНОВЫМ, РЕМОВЫМ? Затем вскрывается, что они хотели этими статьями закрыть свои гнуснейшие преступления. Это ехидная сволочь ГЛУЗМАН, таким оперуполномоченным [как я] он не хочет говорить, а он хочет говорить с большими людьми, он боится говорить об этих людях, он боится [говорить] вне судебного разбирательства и т. д. Почему посадили ГЛУЗМАНА? Его нужно было посадить, но нужно было посадить не по этим статьям. По тюрьме ГЛУЗМАН рассказывает такие вещи, когда в тюрьме люди убивались и когда об этом звонили ЛУКЬЯНОВУ, он немедленно приезжал и давал установку, чтобы врач засвидетельствовал справку, что человек умер от разрыва сердца.
[С места.] Убивались или убивали?
[РЯБОКОНЬ.] На это ему ГЛУЗМАН заявлял: «Я говорил с врачом МОРДУШЕНКО и он категорически отказывается [подписывать акты с указанием ложных причин смерти]. Он говорил, вы меня не толкайте на преступление. Сегодня вы начальник тюрьмы, а завтра не знаю, чем будете. Я больше категорически делать этого не буду». ЛУКЬЯНОВ на это ГЛУЗМАНУ ответил, что «он враг». А когда посадили ГЛУЗМАНА, то ЛУКЬЯНОВ требовал от ГЛУЗМАНА показаний, что бы [по ним] ШЕМПЕР и врач МОРДУШЕНКО в [антисоветскую] организацию вошли. Это не метод Гестапо? Рассказывает ГЛУЗМАН такие вещи, что его вызывают и дают ему тезисы, кто должен быть участником организации и если не понятно, так есть в камере арестованный ЛУЧЕЗАРСКИЙ, он все расскажет, какие показания надо давать по всем организациям. Он лично по всем окраскам проходит. Такими способами проводят эту работу. Он рассказывает такие вещи [...] начальник управления делил деньги у себя в кабинете. Составляется ведомость на предмет того, что люди идут в лагеря. На ведомости расписываются, что деньги получили, но чтобы не было сомнения, что деньги могут присваиваться на руках оставляется квитанция. Сначала выдавали деньги на руки, затем приезжает ГЛУЗМАН говорит: «Сдали столько-то тысяч».
Был [тогда] начальник управления ЯКУШЕВ.
[С места.] Вы скажите за что ГЛУЗМАН дал ЯКУШЕВУ 12 тысяч рублей?
[РЯБОКОНЬ.] Я говорю, что это делалось при ЯКУШЕВЕ, но это делалось и при ВЯТКИНЕ, почему я делаю такие выводы, может быть неправильно, но в собственноручных показаниях, данных ГЛУЗМАНОМ 16-го июня называются лица[:] т. НОВОСЕЛЬЦЕВ, другой начальник какого-то Отдела, бывший начальник Отдела ЛЕБЕДЕВ и другие. Об этом показании знал ВЯТКИН, КОРОТЧЕНКО, ГОЛУБЕВ, потому что они были на партийном собрании, когда исключали ГЛУЗМАНА. [...] ГЛУЗМАН заявлял: «Я подпишу, что я соучастник разбазаривания социалистических денег, для меня эти статьи подходят. Для меня говорит, вполне ясно было для чего делают с меня шпиона». [...]
Относительно одежды людей, приговора на которых приводились в исполнение. Она также направлялась в тюрьму за наличный расчет, деньги [за нее] шли помимо Банка и заносились в кабинет ЯКУШЕВУ. Я узнал об этом недавно, когда ГЛУЗМАН почувствовал обстановку. «Если меня пустят на Тройку, я, говорит, должен буду об этом рассказать». Но у меня мнение, зная еще 16-го июля об этом безобразии абсолютно никто этим делом не интересовался. [...] Для меня эти моменты непонятны.
[С места.] Наоборот, по-моему они всем очень ясны.
[РЯБОКОНЬ.] Да ясны потому, что люди хотели замести следы своего преступления.
Здесь выступал т. ВАХРАНЕВ, вот говорит, мелочи, нету мануфактуры и т. д. Это, товарищи, не мелочи. Для того, чтобы купить метр мануфактуры нужны средства. Если живут не по своим средствам, значит делают какие-то преступления. Если по спецзаказам проходят счета на 500-600 рублей, откуда берут деньги? Это очень интересный вопрос. Через спецторг нужно выявить сколько расходовали денег. Это поможет разобраться, откуда брались средства для того, чтобы снабжать себя соответствующими удобствами, оборудованием и т. п. [...]
Тов. ФЕДОРОВ. Я хочу сказать по существу доклада т. ГОЛУБЕВА. Тезисы, с которыми он выступал перед партийным собранием, Партийным комитетом не утверждались и для меня было ново, что он выступил и заявил, что в нашей партийной организации за этот промежуток времени создалась антипартийная группа. [...]
[С места.] Почему же вы сразу не возразили, почему не интересовались, почему справки не дали, когда он сказал, что тезисы утверждены партийным комитетом?
[ФЕДОРОВ.] Здесь выступил кто-то и я сказал, что тезисы не утверждались и сказал, что отчет не утверждался.
[...] Я, по крайней мере, не знал об убийствах. Ничего странного нет, по линии 3 Отдела таких случаев не было.
[С места.] Где это сказано? Будьте честным, вы не знали дела о ПОДШЕФСКОМ?
[ФЕДОРОВ.] Не знал, пока не приехал ЗУБ. ВЯТКИН вызвал всех. [...]
[С места.] Я считаю, что надо быть честным коммунистом, вы коммунист, вы и чекист. Для чего в данном случае развозить. Выступая, давайте быть честным и кое-какая работенка осталась в особом случае не развернута, а то партийная организация будет сидеть и слушать, если человек не хочет сказать искренне, сколько не гоните, все равно вас будут судить, что маскируется враг, если не хочет разоблачиться перед партийной организацией и то, наводящими вопросами заставляем, чтобы он признался.
[ФЕДОРОВ.] Я говорю совершенно искренне перед партийным собранием, что такие случаи я узнал после ареста ВЯТКИНА.
[...] В отношении увольнения евреев — это чувствовалось, что увольнение евреев идет. У меня, товарищи, был одни из товарищей НАРОДИЦКИИ. Я его предполагал выдвинуть начальником Отделения. Затем смотрю — человека уволили. Я спрашиваю КОРОТЧЕНКО, мне КОРОТЧЕНКО на ходу показал такой список — значит понятно.
[С места.] Вы же начальник Отдела.
[ФЕДОРОВ.] Он мне не показал. Я его спросил — он показал список кто увольняется. [...]
В отношении меня самого. Я прибыл на Украину из Оренбурга. Некоторые товарищи хотели или вернее пытались одно время выставить такое предположение, что я приехал с УСПЕНСКИМ. С УСПЕНСКИМ всего работал в Оренбурге месяцев 7. И то — 4 месяца в районе, куда посланы были многие низовые работники. Тут многие товарищи говорили, что ФЕДОРОВ приятель УСПЕНСКОГО.
[С места.] А в какой должности вы работали?
[ФЕДОРОВ.] Я работал начальником Отделения.
[С места.] И особоуполномоченным.
[ФЕДОРОВ.] В Оренбурге работал начальником Отделения, а затем в оперативно-следственной группе, затем помощник начальника Отдела, пошел не по выдвижению УСПЕНСКОГО, а в связи с тем, что подавал рапорт. Из Оренбурга, когда я выезжал, был приказ на 56 человек и я попал в это число. Я был назначен в Киевское управление начальником Отделения, работал до средины марта. В средине марта меня перевели в Наркомат. Вызвал меня начальник Отдела кадров и предложил: «Хотите работать в Наркомате?» Я говорю: «С удовольствием». Говорит: «Начальником Отделения особоуполномоченного». Я говорю: «Хорошо».
Работал я до апреля месяца. В апреле месяце был вызван не только я к начальнику Отдела кадров КОБЫЗЕВУ, он вызывал меня, ПОПОВА и вообще приезжих людей из разных городов СССР и давал назначение — одному Полтаву, другому — Днепропетровск, Николаев, мне предложили Житомир. Я говорю: «Далеко?» «Нет», — говорит, — «120 километров». Мне КОБЫЗЕВ предложил выбирать любую должность начальником Отдела 5, 4 и 3 и еще какой-то был Отдел 2 или 6-й. Я сам работник 3 Отдела, работал по польской линии в Оренбурге.
Тов. ПСАРЕВ. Вы более конкретно говорите о вражеских действиях и ваших связях с врагом народа ВЯТКИНЫМ.
[ФЕДОРОВ.] Дело не в этом, нужно рассказать и об этом.
[С места.] Вы рассказывайте, как ездили, где были и затушевываете УСПЕНСКОГО и ВЯТКИНА?
[ФЕДОРОВ.] Я видел УСПЕНСКОГО только здесь и на партийном собрании в Киеве, где УСПЕНСКИЙ вел собрание сам. Затем, видел здесь, когда УСПЕНСКИЙ приезжал сюда и проводил оперативное совещание. Здесь в управлении видел, а с ним не был, к УСПЕНСКОМУ никогда не ходил.
В отношении связи с ВЯТКИНЫМ — другое дело. У ВЯТКИНА был 4 раза, когда было много людей, я был там и затем, когда рассказывал МАНЬКО, с ним был, с КОРОТЧЕНКО был. Разговоров на антипартийные, антисоветские темы не было.
[С места.] Все таки, что вас сближало с ВЯТКИНЫМ?
[ФЕДОРОВ.] По существу, ничего.
[С места.] Неправда.
[ФЕДОРОВ.] То, что он начальник управления, а я начальник Отдела. Он пригласил меня на 6 или 5 мая. Я пошел, сидел с КАЗАНЦЕВЫМ за столом и разошлись. Затем был с МАНЬКО. МАНЬКО сказал, как-то «кушать хочу». ВЯТКИН сказал: «Поедемте ко мне ужинать». Если бы вы меня пригласили, я бы тоже поехал.
[С места.] Скудно очень.
[ФЕДОРОВ.] Он особенно также не угощал. Я не буду рассказывать, но особенно много не было.
Вот случай в отношении НАЗАРКО, будто бы его обрабатывали для вербовки. Случай этот был очень простой. Над НАЗАРКО подшучивали, так же и над ЛЕСНОВЫМ, что его [фото]карточка попала к арестованному.
[С места.] Что значит подшучивать над начальником Отдела, членом партии?
[ФЕДОРОВ.] Как это было? НАЗАРКО говорит так, что ВЯТКИН ему сказал, что на тебя есть показания, а МАНЬКО будто бы сказал, я могу взять показания. Дело было так, МАНЬКО сидел со мной рядом. [...] Но дело не в этом, а дело в том, что сегодня этот факт расценивают, как обработку к вербовке. Я заявляю откровенно, что у меня с ВЯТКИНЫМ никаких антисоветских связей не было, я его вражеских установок не выполнял и никакими материалами. Вы мне этого не докажете. Что я выполнял? Я, как начальник Отдела выполнял те установки, которые были вообще по всему управлению.
[С места.] Вражеские.
[ФЕДОРОВ.] У меня не было никогда в Отделе контрреволюционной установки. В отношении ведения следствия, следствие велось, как и в 3, так и в 4 Отделе. Но нужно сказать, что всюду метод следствия был извращен. Когда я приехал из Оренбургской области, я о таких методах не имел понятия, а здесь, когда еще был в Киевском управлении, так этот метод шел на полный ход. В Наркомате шел на полный ход еще до приезда УСПЕНСКОГО. Я спрашивал, почему так? В Москве говорят так, врага надо бить — установка такая.
Вопрос: как вы, т. ФЕДОРОВ, и по чьему заданию в 3 Отделе печатались протоколы Тройки, в то время, как раньше печатались ___ ?
Ответ: печатались по предписанию, по заданию ВЯТКИНА. Давал задание ЗУБ, печатал ГРИЦЫК и ЗУБ шел и выполнял приговор [к расстрелу].
Вопрос: что вам известно об антисемитизме врага [Вяткина] и какая причастность?
Ответ: тут товарищ СЕМЕНОВ говорил об еврейской постановке. Это хотят квалифицировать, как антисемитизм. Я помню, пришел часиков в 9 в управление. Встречаю ВЯТКИНА с женой, он говорит: «Пойду посмотрю еврейскую постановку», он никогда не видел. Пришли, был и СЕМЕНОВ, заняли ложу и вот ВЯТКИН вызывает к себе ПИНСКЕРА, задал вопрос: «Сколько время продлится эта постановка?» Он говорит: «Еще 15 дней». «Почему она уже месяц идет, для чего еще, чтобы 15 дней продлевать?»
[С места.] Всего 3 дня, ничего подобного.
Вопрос: за что представлены к значку почетного чекиста и к награде орденом, тем более в такой ситуации, говорить можно все? [...].
[ФЕДОРОВ.] Сейчас мы выступаем с критикой того или иного члена партии. Все можно говорить. Я не знаю. Ни к какому ордену не представлялся, я не знаю, есть документы или нет. Дело было так, объявили кто награжден и кто представлен и ВЯТКИН сказал, что и я. Он соврал, что ФЕДОРОВ представлен к ордену, ничего подобного не было. Это просто его болтовня.
В отношении значка, что получил значок? Видите, дела были разные. За какое дело я получил значок — я не могу сказать. За какие именно дела — за троцкистские, шпионские? Я значок получил не сегодня — в июне месяце 1937 года. А мне его черед год прислали сюда. Вот и все.
Тов. ФЕРЕНС. [...] Когда я написал [письмо] в «ПРАВДУ», в котором писал о всех членах Парткома, о вражине ВЯТКИНЕ и ДИДЕНКО, конечно, я не писал о всех тех безобразиях, о которых здесь говорят, ибо я их не знал. Это письмо я дал прочитать т. ПРИВИНУ. На что он мне ответил: «Знаешь, я бы не советовал тебе посылать это письмо, а то попадет оно опять таки к ВЯТКИНУ и его компании, и ты будешь иметь большую неприятность. На тебя просто могут создать дело». А дело у нас действительно могли создать быстро. В создании дела ВЯТКИНУ мог бы помочь и ДИДЕНКО, так как он был очень близок к ВЯТКИНУ. Я ему не доверял. Я не говорю, что наш Областной партийный комитет в целом находился под влиянием ВЯТКИНА, что наш Обком не годится, это неверно. Ибо Областной партийный комитет — это Пленум, который избран Областной партийной конференцией. А отдельные люди из Обкома партии и из городского партийного комитета, в частности, бывший 1-й секретарь Обкома и Горкома ДИДЕНКО, не интересовались, чем живет партийная организация НКВД, не руководили ею. Считали, что ГОЛУБЕВ, член бюро, член Пленума Городского партийного комитета — большая шишка, ВЯТКИН — член бюро Обкома — не меньшая шишка. И руководители Обкома и Горкома решили, что эти «крупные лица» могут обеспечить руководство партийной организацией. Могли ли эти люди обеспечить руководство организацией? Мне кажется, что этот вопрос сейчас ясен и руководителям Обкома КП(б)У. [...]
Тов. ГРЕЧУХА. Вы когда писали в газету?
[ФЕРЕНС.] В октябре месяце, послал запрос несколько дней тому назад, почему мне «ПРАВДА» ничего не отвечает, никак не пойму.
Тов. ГРЕЧУХА. А почему т. ПРИВИН говорил, чтобы вы не посылали?
[ФЕРЕНС.] Потому, что группа, возглавляемая вражиной ВЯТКИНЫМ узнав об этом, могли бы расправиться. Но я все-таки послал.
[...]
Я помню, как на одном из банкетов, который состоялся по случаю отъезда т. ЛУКЬЯНОВА, ГОЛУБЕВ набравшись, как «Мартын мыла», говорил мне и т. ПРИВИНУ, что он (ГОЛУБЕВ) является единственной кандидатурой на секретаря Житомирского Горпарткома. В это время ТАРАНЕНКО был снят с работы. И здесь же сказал: «Но разве майор меня отпустит? Да он никогда меня не отпустит от себя». Конечно, ВЯТКИН не мог его отпустить от себя, ибо ГОЛУБЕВ был для него очень нужным человеком.
[...]
И вот, после этого донесения агента ГОЛУБЕВА вражине ВЯТКИНУ, ВЯТКИН после совещания, которое он проводил с товарищами, получившими для окончания следдела военных, объявляет: «ФЕРЕНС и ПРИВИН останьтесь», Оставляет нас и начинается лекция, как, мол, так, вы люди мобилизованные Центральным комитетом партии и вот высказываете недовольство работой в органах НКВД? Мы сказали, что недовольства работой в органах НКВД мы не высказывали, а о некоторых беспорядках, существующих у нас, как и об отсутствии партийной работы, мы говорили. Тогда он говорит: «Да, хорошо, этот вопрос надо поставить на партийном комитете. Мы протрем ГОЛУБЕВА с песочком. Это мой выдвиженец, но раз он зазнается, так другое дело». «Я его породил, я его и убью». Так он заявил.
[...] Было это в период празднования XXI-й годовщины Октябрьской революции. 8.XI.38 года вечером пришел ко мне т. ГАЛАЕВ. Минут через несколько на машине привозят бутылку коньяку, бутылку вина и разная закусочка. И вот этот РОМАНЧЕНКИН ассистент СОКОЛОВСКИЙ говорит, нужно было 80 человекам развезти и вот я до праздника не успел, так привез после праздника. На мой вопрос: «Что это за подарок?» — он ответил, — «Это для работников Обкома и НКВД». Я говорю, т. ГАЛАЕВУ в 1935 году было крепкое решение Совнаркома по части таких подарков, на которые растранжириваются государственные средства. Я считаю, что это считается нарушением постановления СНК.
Придя 9 ноября на работу, я говорил по этому вопросу с НЫРКО, что для меня непонятно — почему здесь другие порядки? Ведь Совнарком категорически запретил такого рода подарки. На это он мне ответил: «А может быть здесь есть специальные фонды?»
[С места.] А подарок взял?
[ФЕРЕНС.] Взял, конечно. На другой день я написал т. ЕЖОВУ и просил, чтобы мне ответили по этому вопросу.
[С места.] А подарок, значит, ликвидировал?
[ФЕРЕНС.] Я говорю о факте, который имел место. Мне кажется, это было связано с тем, что мы высказывали недовольство и поэтому решили для успокоения послать подарочек. [...]
Тов. ПСАРЕВ, председатель собрания. Товарищи, поступило заявление следующего порядка, предлагают пустить картину.
[С места.] Какой кинофильм?
[Гов. ПСАРЕВ.] «АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ». Я считаю, товарищи, мы главное внимание должны сосредоточить на собрании. Есть предложение поработать до 10 часов, затем посмотреть картину и после картины опять продолжать работу.
С места. Есть предложение продолжать работу, а потом смотреть картину.
Тов. НАДТОЧЕНКО. [...] Я теперь хочу сказать относительно вечера, который был [на]утро во время празднования XXI-й годовщины Октябрьской социалистической революции, был организован вечер-концерт. Масса понимала так, что должен быть доклад. Но получилось так, что наши горе-руководители этого не делали потому, что они спешили на «тайную вечерю». Хотя ГОЛУБЕВ и говорит, что он не знал о том, что где-то собирается «тайная вечеря». А нужно было бы вечер провести совместно, чтобы коллектив был спаенный, чтобы люди чувствовали, что есть партийный комитет. [...] Фактически это был не вечер, это была пьянка, самая настоящая пьянка определенных лиц. Правда, кое-кто попали и те, которые были нежелательны. ГОЛУБЕВ говорит, не знаю, КОРОТЧЕНКО говорит, не знаю, почему доклад не был поставлен? Вот тут ГОЛУБЕВУ задавали вопрос — почему стояли койки. Он ответил: «Для пьяных». Зачем были койки — это вполне понятно. Для того, чтобы напоить некоторых женщин и кое- что с ними сделать. Это гниль самая настоящая, которую нужно выжигать. Это бытовое разложение, которое граничит со всем.
[С места.] А где бытовое разложение, там и политическое разложение.
[НАДТОЧЕНКО.] [...] Возьмите такие вещи, как денщичество. Мы осуждаем это дело, а у нас это дело есть. Ты начальник Отдела, начальник Отделения. Тебе почет и уважение, как к начальнику Отдела, начальнику Отделения. Но я, как подчиненный, должен чувствовать себя советским человеком, равноправным гражданином и не нужно забывать того, что начальником тебя сделала партия и если нужно, то у тебя отберется то, что тебе дано. Вот, например, у ЛЕОНОВА имеется шофер. Этот шофер систематически ездит на базар покупать курей. Жена ЛЕСНОВА дает деньги шоферу и говорит: «Купите мне 2 курицы, только пожирнее». Привозит он с базара петуха, пожалуйста, получите петуха за 30 рублей и вот вам счет заверенный Рынкомом.
[С места.] Явная ложь.
[НАДТОЧЕНКО.] После этого шофера ЛЕСНОВ с Отдела выгнал. [...]
Забота о людях. О сотрудниках должна быть соответствующая забота. А как здесь делалось? Я прихожу к начальнику ТПК ЛЕВИНСОНУ, он мне говорит: «Вы откуда?» Я отвечаю: «Из Особого Отдела». «А какое вы имеете отношение к ТПК? Уходите, для вас у нас ничего нет». Я говорю ему, что мне нужно детское пальто. После такого ответа ЛЕВИНСОНА я пошел к РОМАНЧЕНКО, который также ничего не сказал. Я тогда решил пойду к ГОЛУБЕВУ. Меня возмущает то, что люди шьют по 20 пар туфель, а тут детского пальто нельзя достать. Пришел к ГОЛУБЕВУ рассказал ему. Он взял трубку и говорит РОМАНЧЕНКО: «Нужно что-нибудь придумать». РОМАНЧЕНКО обещал. Я же после этого ходил 4 раза подряд. Так ничего и не вышло. Вот сейчас было бы неплохо посмотреть в стол заказов и узнать: кто сколько сделал? Тогда можно определить, кто жил на свои средства и кто жил на средства государства, как не положено. [...]
Тов. ПРИВИН. [...] Нужно сказать о том, что меня, как члена партии, ориентировали, что я не имею права по какому бы то ни было вопросу обращаться в советские и партийные органы, а должен всегда согласовывать любой вопрос с руководящими работниками НКВД, т. е. разрешать ведомственным порядком.
Я как то рассказал т. ЛЕОНОВУ о том, что жилуправление собирается забрать мою квартиру в Одессе и выселить, оставшуюся в ней жить сестру моей жены. Он мне рекомендовал по этому вопросу не обращаться ни в советские, ни в партийные органы, а исключительно по ведомственной линии. Я хотел писать об этом в прокуратуру или партийные органы. Поскольку ЛЕСНОВ заявил мне, что работники органов НКВД должны обращаться только по ведомственной линии, я написал об этом в Одесское Облуправление НКВД. [...] Нам молодым работникам НКВД, прививали чувство отчужденности от советских и партийных органов.
Что же говорить о более серьезных вопросах. Отсюда я сделал вывод, что ходить в партийные и советские органы нельзя. А если пойдешь, узнает ВЯТКИН, который крепко выругает, а то и примет серьезные организационные меры по отношению к тебе, за то, что обращался через его голову в советские или партийные органы. [...]
Учитывая созданные в областном управлении условия[,] ходить в высшие партийные и советские органы было сопряжено с большими опасностями. Не секрет ни для кого, что враг народа ВЯТКИН и его приспешники могли со всей легкостью создать дутое дело и решить судьбу того члена партии, который бы попытался обратиться в высшие партийные органы по поводу тех безобразий, которые творились в нашем Областном управлении НКВД. Кроме того, надо
сказать, что рядовые коммунисты, в частности, я о творящихся безобразиях не знали, а только замечали подхалимство, карьеризм, отсутствие партийномассовой работы, выдвижение не по способности, а на почве заискивания, подхалимства к ныне разоблаченному врагу ВЯТКИНУ. А некоторые члены партии знали о безобразиях и преступлениях, а почему-то молчали — наша партийная организация притупила свою большевистскую бдительность, не видела, что перед самым носом орудовал ныне разоблаченный враг народа ВЯТКИН. В этом повинны мы все коммунисты, чекисты, работники Областного управления НКВД.
[...]
О т. КОРОТЧЕНКО. Вы, т. КОРОТЧЕНКО, на предыдущем партийном собрании обманули коммунистов, вы заявили о том, что располагаете какой-то директивой об увольнении всех евреев и украинцев. Почему же вы этого документа не принесли Президиуму? Вы Президиуму почему-то дали какие-то списки об увольнении машинисток, счетоводов и т. п. лиц. Вы хотите прикрыть свои вражеские дела, этим так называемыми документами, которые вы сами в свое время состряпали вместе с врагом народа ВЯТКИНЫМ. Вы хотите этими списками доказать, что инструктором ЗАГСа Любарского района, техническими работниками Секретариата управления, как СТРИШНЕВСКИЙ и районных отделений занимался непосредственно Наркомат? Это дело исключительно ваших рук и вы сами вместе с врагом народа ВЯТКИНЫМ представляли данные в Наркомат об их увольнении только потому, что они евреи по национальности. В Президиум подали список 23-х сотрудников ОМЗа, представленный в Отдел кадров. Вашей рукой, т. КОРОТЧЕНКО проставлено «уволить» против единственных трех евреев ГУТМАНА, ЭЙДЕЛЬМАНА и ШТЕРЕМУСА. Об этом говорил т. КУРОВСКИЙ и могут рассказать другие члены партии, работники ОМЗа. Таких случаев имеется десятки в нашем Областном управлении. Вы и на данном партийном собрании обманываете. Вот, например, приведу случай с ГЕРШЗОНОМ. Еще два месяца тому назад, когда выдвигали кандидатуру т. ГЕРШЗОНА во время выборов парторга, вы дали ему отвод, заявляя о том, что ГЕРШЗОН в НКВД работать не будет. А распоряжение об увольнении его из органов получили недавно. Разве этот факт, как и многие другие, не говорит со всей ясностью и определенностью о том, что увольнение из органов НКВД евреев является делом ваших рук и врага народа ВЯТКИНА? [...]
Отношение к новым чекистам, присланным ЦК КП(б)У, было самое отвратительное и нетерпимое. По несколько месяцев мы жили без семей и нам не предоставляли квартир. Для отвода глаз нам всем предлагали одну и ту же квартиру, где-то внизу у самой речки. В то время, когда у каждого из нас имеются маленькие дети и поселение в отдаленных районах создало бы исключительные трудности для наших семей. Вот пример, с т. ГАЛАЕВЫМ. Он сам рабочий, из рабочих, прислан в органы НКВД ЦК КП(б)У. Когда он приехал со своей семьей, с женой и двумя маленькими детьми и отцом-стариком, имеющим 45-ти летний рабочий стаж, то ему не предоставляли помещения в гостинице. Когда ГАЛАЕВ обратился к РОМАНЧЕНКО о предоставлении возможности его семье
переночевать в гостинице, то он как самый заскорузлый чинуша ответил, что ему нет дела до его семьи. Если бы семья т. ГАЛАЕВА не была принята к себе в квартиру товарищем, то пришлось бы ей остаться на улице.
Ему же, ГАЛАЕВУ, пришлось в единственный выходной день, который он имел в течение всего лета, вместе с женой заняться побелкой предоставленной ему квартиры. Не является ли это издевательским, более того, вражеским отношением к исполнению своих обязанностей со стороны РОМАНЧЕНКО? Обо всем этом знали ГОЛУБЕВ и НОВОСЕЛЬЦЕВ и никаких мер не принимал.
Нужно сказать, что рабочие кабинеты абсолютно не оборудованы. Ни в одном кабинете не найдешь графина с водой и стакана. Многие сотрудники ходят пить воду в те единственные кабинеты, в которых имеются графины. В кабинетах нет вешалок, нет шкафов для хранения документов, рабочих столиков. Приходилось по несколько человек сидеть за одним столом. Арестованные во время допроса сидели за одним рабочим столом со следователем, в то время, как десятки тысяч рублей транжирили и пропивали. Лишь только отдельные кабинеты начальников оборудованы. Начальникам создавали за счет государственных средств уют дома, а оперативному составу не создавали тех минимальных условий, которые необходимы для его производственной работы. Не является ли все это доказательством вражеской работы РОМАНЧЕНКО?
[...]
Арестованный ГЛУЗМАН — преступник. Он дал показания о том, что ЯКУШЕВ и другие занимались мародерством и присваивали деньги арестованных. И в этом ГЛУЗМАН, как бывший начальник ОМЗа, принимал активное участие ГЛУЗМАН, находясь под следствием, надо полагать, боится говорить о преступных делах, связанных с мародерством за время работы врага ВЯТКИНА. Надо, чтобы ГЛУЗМАНА допросили абсолютно объективно, чтобы выяснить, какую же сумму денег и кто именно присваивал деньги арестованных? О присвоении денег арестованных говорил здесь на собрании т. РЯБОКОНЬ, допрашивавший арестованного ГЛУЗМАНА. Его заявление имеет исключительное значение в деле выяснения преступной деятельности врага ВЯТКИНА. [...]
Тов. ЛЕСНОВ. [...] С чего началась вражеская работа врага народа ВЯТКИНА? С того, что он начал сколачивать вокруг себя группу для того, чтобы мог опереться, в эту группу, по мнению моему, вошел ФЕДОРОВ, МАНЬКО, НОВОСЕЛЬЦОВ, КОРОТЧЕНКО, РОМАНЧЕНКО и ГОЛУБЕВ. Эта группа была тесно связана. Связь началась с разных выпивок и покровительства друг друга, а там, где выпивка, там доходит до тех последствий, от которых сейчас приходится констатировать, которые имели место здесь.
Первое дело вражеской работы это массовые, необоснованные аресты то, что сказывалось по всей линии работы управления УГБ. Как это было создано? ВЯТКИН организовал оперативно-следственные группы, которым дал полное право [...] брать [любые] показания, арестовывать. И в результате получилось что, кто хотел, тот и арестовывал и кого хотел, того и арестовывал. Я считаю следующую вредительскую работу это то, что на протяжении всего времени не разбирались с арестованными. Я говорю, что в большинстве своем [у нас в тюрьме] сидели враги, если были отдельные случаи неправильных арестов, а мы их могли избегать, но не избегали потому, что была такая система и наша вина в том, что мы не разбирали. [...]
Мы не можем сказать, что у нас не было вредительской работы в Областном управлении. И вот теперь об этом говорит Центральный комитет партии и мы видели, что на конкретной работе сидел враг УСПЕНСКИЙ и в Наркомате [внутренних дел] СССР [тоже были враги], и это искажалось здесь в еще большей форме. Десятки раз менялись указания, мы могли [еще] много врагов, товарищи, осудить, если бы сразу были указания в отношении следствия, а то здесь на месте, на Спецколлегии, на Трибунале, каждый раз меняли и каждый раз давались другие указания [...].
Мы имели здесь аппарата 15 человек, в то время, когда арестованных имели 800 человек. За 3-4 дня нужно было пропускать дела все на Особсовещание. Это вражеская работа и делалась не спроста, товарищи, что давали такое направление. Чтобы врага посадить, врага оформить — следствие по всем правилам вести не нужно. К этому сводилось и вполне понятно, когда повезли дела на Особсовещание считали, что мы везем [дела на] врага. А раз везем врага — значит все [привезенное нами] пройдет, вообще лишь бы [были дела на] врагов, а там все сойдет.
[...] Теперь относительно методов следствия. Конечно, большая вина и моя, и самое основное вражеские действия в этом деле то, что практиковалось. Нам предлагалось применять неправильные методы следствия и мы это проводили, в том числе, и я проводил. Я об этом сейчас скажу. Правда, почему так вышло, что я через пару месяцев уже работаю 13 лет в органах НКВД, почему я коммунист с 10-ти летним стажем, до этого комсомолец, принимал участие в неправильном применении методов следствия, почему это так получилось? Как я понимал? Раньше было ликвидировано руководство[:] БАЛИЦКИЙ, враг, фашист, контрреволюционер. После него посадили врага народа бывшего Наркома ЛЕПЛЕВСКОГО. Затем приехал УСПЕНСКИЙ, ВЯТКИН. Вместе с ним выехал т. ЕЖОВ. Говорят, вот ликвидировали [прежнее] руководство, мы посланцы из ЦК. Мы непосредственно отобраны Николаем Ивановичем. УСПЕНСКИЙ — это такой заслуженный человек. Мы работали в центральном аппарате и т. д. Все нам преподносили в таком свете, что раньше сидели враги, не боролись, не вскрывали подполья. ЦК Партии учло и разрешил упрощенный метод. Раньше так преподносилось, верно? Верно. Была создана Тройка. Я лично понимал, я воспринял, что мы прозевали, мы должны громить врага и нужно, как можно больше захватывать врагов и нужно громить, как можно больше. Может быть, мы в данном случае отходим от тех или иных законов УПК и т. д.
Возьмите в гражданский период, когда нужно было, был объявлен красный террор. Посмотришь в Киевской области, в любой другой области, всюду проводятся такие методы [следствия]. Это основная ошибка, которая имела место и в других местах. Потому я легко пошел на эту удочку врагов. Но, товарищи, я хочу сказать, что не совсем уже так слепо я это выполнял. Те, товарищи, которые со мной работают, не дадут мне соврать. Я лично предупреждал, была такая установка, если нужно сделать [избиение арестованного], нужно взять санкцию у ВЯТКИНА. Ходили ко мне, я говорил, идите к ВЯТКИНУ. Это было, но я со своей стороны, наоборот, предупреждал, если мы делали [избиения], то делали по отношению явно установленных, бесспорных врагов.
Относительно необоснованных арестов, были и с моей стороны сигналы. [...] Вот, например, на оперативном совещании поднял вопрос относительно неправильных арестов ХАЙТИНА, РАДИОНОВА вместе с АНФИЛОВЫМ. Подняли в отношении ГОРОХОВА, который под видом кулаков посадил бедняков. ВЯТКИН согласился, надо исправить, а практически в жизнь не проводили, а если проводили, то с большими трудностями. Можно проверить, мы освободили людей, но это было сопряжено с большими трудностями.
ВЯТКИН на совещаниях всегда двурушничал, он говорил, что нельзя сажать невинных людей. Какое к вам будет отношение, если вы неправильно будете арестовывать? А практически проводил другую линию.
Вот один пример. Был один арестованный в Городницком районе ФАЙНШТЕЙН. Говорили, что нет материала, нужно освободить. Я, говорит [ВЯТКИН], был в том районе, он был сионист, так что нужно проверить. Но раз говорит начальник — нужно еще раз проверить — надо проверить. Он таким образом задерживал. Приходилось по несколько раз ходить и получалась большая задержка. Поэтому я, товарищи, говорю о тех, которых нужно было освобождать и когда заходили к ВЯТКИНУ, так он говорил, что не лишне еще проверить. Моя вина в том, что я вместе с другими применял неправильные методы следствия и почему я применял — я объяснял. Хотя, повторяю, что я на совещании указывал, подчеркивал, что нужно разбираться. Если делать такие вещи, так нужно делать только в отношении явных врагов.
[...] Теперь товарищи, относительно положения вещей. Меня удивляет, почему т. МАНЬКО и ФЕДОРОВ хотят скрасить положение в 3 Отделе, а положение было хуже, чем в 4 Отделе. Они там очень много преступлений сделали. Вот как-то раз заходит и говорит, взяли нашего арестованного в 3 Отдел и неправильно применяли методы следствия. Я об этом говорил и ФЕДОРОВУ и МАНЬКО, и ВЯТКИНУ, который даже не спрашивал [об этом]. А были случаи, когда были массовые следствия [на группы] по 15 человек. Тов. ЗУБ говорил, что МАНЬКО, отрицает, что докладывалось на Тройке и протоколы допросов не подписаны обвиняемыми. Я считаю, что в этом вопросе нужно разобраться. Об этом стараются скрыть.
Что представляет из себя ФЕДОРОВ? Мы все помним, что сказал ВЯТКИН, когда проводил его в партийный комитет, что этого человека знает УСПЕНСКИЙ, хороший работник, тебе хорошо с ним будет работать. Выбрали его в партийный комитет и рекомендовали его на начальника 3 Отдела.
Я не знаю, почему ГОЛУБЕВ в своем докладе не указал и не сказал о его работе в Киеве? А он там очень много дел наделал. Ставили вопрос о том, что нужно исключить из партии. ФЕДОРОВ, по-моему, такой же антисемит, как и ВЯТКИН. Ехал ВЯТКИН вместе с ФЕДОРОВЫМ из детской коммуны и в машине вели такой разговор: «Почему в коммуне все воспитательницы еврейки? Нужно посмотреть этих воспитательниц и снять с работы». Почему ФЕДОРОВ об этом не говорил и также в части вербовки т. НАЗАРКО? У них были систематические пьянки. Он говорит, что был 4 раза, а там где 4, там могло быть и больше. Я, товарищи, не ошибусь, если скажу, что он был больше [раз на этих пьянках]. Вот я также начальник Отдела, почему меня ВЯТКИН не приглашал? Значит какое-то деление было. НАЗАРКО не приглашали, СТУКАНОВСКИЙ — начальник Отдела. А вот у них была своя группа. Факт с НАЗАРКО — это прямой метод вербовки в присутствии МАНЬКО и ФЕДОРОВА. МАНЬКО сказал, что я бы на тебя взял показания НАЗАРКО.
[С места.] А тот мог.
[ЛЕСНОВ.] ФЕДОРОВ не здоровался с рядовыми членами партии, он и мимо меня проходил. После ареста [Вяткина?] начал здороваться. Кроме того, был случай присвоения чужого имущества. Звонит, чтобы вещи МАРТЫНЮКА привезли к нему на квартиру. ФЕДОРОВ посылает свою машину, чтобы эти вещи привезли к нему на квартиру.
[С места. ФЕДОРОВ.] У меня нет грузовой машины.
[ЛЕСНОВ.] Тебе услужил РОМАНЧЕНКО.
[...]
По поручению т. ДАРАГАНА кое-кого допросил о злоупотреблениях как систему. Был устроен буфет, начали кормить ответственных работников. Я первоначально не знал, что вы получаете какие-то бытовые [доплаты]. Считал, что будут высчитывать и действительно пару месяцев высчитывали. А затем говорят, что на это отпущены средства. Оказывается, что ВЯТКИН из столовой для всей своей семьи получал питание. Как же это дело списать? Тут встают на помощь НОВОСЕЛЬЦЕВ И РОМАНЧЕНКО. Началось с НОВОСЕЛЬЦЕВА — приносит список на оформление. НОВОСЕЛЬЦЕВ говорит: «Перепиши счет. Укажи, что колбасы, сыру и т. д. столько-то». И вообще вас ВЯТКИН заставлял подделывать счета. Вы вызывали завстоловой может быть и он жулик, но вы его использовали. Я хочу сказать в отношении того, как мы на одном деле проверили. Приходит РОМАНЧЕНКО и говорит: «Вот видите, мы кормили арестованных, кормили машинисток, которые работали в 3 Отделе, все время кормим прокуроров и других, нужно заверить, что это по операции». Я не верю, иду к ВЯТКИНУ, считал, что большевик он. Говорю, что вот такое-то положение, он говорит: «[Средства] отпущены по операции». Мы пишем, что мы кормим арестованных, кормили, правда, как следовало и я заверил. Допустил ошибку, оказывается, эти деньги куда-то шли. Вот сейчас это дело установят, как он меня подвел на этом деле.
В отношении Обкомовского снабжения. Виню ДИДЕНКО, что он доверил государственные деньги, отпущенные для усиления питания, доверил РОМАНЧЕНКО. Верно была договоренность с ВЯТКИНЫМ, а он имел должность начальника АХО и уполномоченного Облоргкомитета и был специальный снабженец, известный жулик, который получал 700 рублей, легковую машину с шофером. Обслуживал всего 10 человек. Здесь, якобы, обвели ДИДЕНКО. Они без ДИДЕНКО включили [в список спецобслуживания] ФЕДОРОВА, НОВОСЕЛЬЦЕВА, ГОЛУБЕВА и РОМАНЧЕНКО — сильно ответственных работников. Причем, как обслуживали! Нужно было завезти два раз в день, что угодно — все представлялось, вплоть до птичьего молока. Арестовали ВЯТКИНА, а они этой привычки не прекратили. Привозилось очень солидно. Вот, например, последний раз привезли по 3 ящика. Расписок не брали, значит, все делалось на совесть. Он был бесконтрольный, мог возить на базар и в дом. Однажды он говорит: «Вы знаете, я [ДИДЕНКО] уличил РОМАНЧЕНКО в жульничестве. Он за эти деньги купил ВЯТКИНУ ковер и по сей день, деньги не заплатили. Истратили 52 тысячи».
Относительно праздничных подарков. Привозили все начальникам и заместителям начальников и, в том числе, завозят 2 пайка двум буфетчицам, по указаниям РОМАНЧЕНКО. Это делалось потому, что через этих людей тысяча махинаций проводилась.
В отношении Обкома партии, я считаю, что доля вины ложится на Городской партийный комитет и областной партийный комитет. Почему? Вот по части работы говорят сейчас о неправильных докладах на самой Тройке. А ДИДЕНКО был членом Тройки. Как же так легкомысленно подходили, почему доверяли работникам, не проверяли дела?. Почему передоверили это дело ВЯТКИНУ? [...] Почему не подняли вопроса. Я считаю, что правильно тут отдельные товарищи говорят о том, что Областной комитет партии должен был с нашей партийной организацией считаться и интересоваться больше. Ведь в органы ЧК-НКВД — Это есть боевой кулак партии и такую партийную организацию нужно держать под контролем. А они целиком передоверили ВЯТКИНУ. Он всегда сам бегал в Областной Парткомитет и в Горпартком. Я считаю, что Областной партийный комитет в соответствующей степени в этом деле виновен и соответствующий урок сделает. Партийную организацию НКВД нужно держать под контролем, помогать в работе.
Я хочу закончить относительно справок. Просто с больной головы на здоровую валят, что сделал из троцкиста пеовяка. Он пеовяк, он дает показания, что он троцкист и что его вербовал БЕГАЙЛО. А у нас БЕГАЙЛО проходит как пеовяк и мы начали допрашивать, и было правильно. В отношении корректировки протокола — иначе нельзя было. Эту систему ликвидировал правильно Центральный комитет партии своим постановлением от 17 ноября.
Относительно Ярунского дела, что посадили парторга. [...] Так, 2 сиониста дают показания. Приходят говорят, что надо арестовать. Я говорю: «Раз такое расхождение, добьемся истины». И в результате допросов и очной ставки дали новые показания. Причем, что, якобы, один оклеветал. А ВЯТКИН говорит: «Раз двое показывают — не может быть, что не верно». В отношении парторга есть дело, человека можно спросить. Был арестован троцкист СМОЛЬБУРД, кадровый троцкист, он вел мелкую контрреволюционную троцкистскую агитацию в присутствии одного кандидата партии. Мы вызываем этого кандидата партии, чтобы он рассказал. Он видно скрывал от партийной организации, он старался замять. Мы ему говорим: «Ты будь членом партии. Вот такой-то факт имел место, об этом говорили». И он потом подтверждает, что этот троцкист в его присутствии вел разговор об одном коммунисте, мы сообщили в парторганизацию.
[С места.] Нет, кажется.
Относительно Особсовещания, чтобы все дела пропускать. Я сказал, что постараюсь, большинство дел врагов пропустить по Особсовещанию, но не честных людей. Была оперследгруппа, в Бердичеве вели следствие до самого последнего. А мы в Москве, проверяя ряд дел, видели, что есть сомнительные люди, мы откладывали.
[...] Относительно шофера, что я за курицей посылал. Никогда таких случаев не было. Что было товарищи? [...] Я жил далеко, есть шофер, который работает у т. ГОВОРОВА. И вот два раза в неделю жена выходила на базар. Ну иногда подвозили домой потому, что она была после операции — было кесарево сечение. Я живу далеко, дома ребенок. Я считаю, что это не является преступлением.
С места. Конечно нет.
[ЛЕСНОВ.] Так что на этот счет построить политики невозможно.
Я считаю, какие задачи перед нами стоят: первая и основная задача — это ликвидировать последствия вредительства. Приступили к этому делу? Приступили. Мы сейчас пересматриваем все следственные дела. Стоит вопрос о том, кто невинно сидит сейчас освободить, кто виновен нужно оформить [дело]. Сейчас создана следственная группа, [я] объехал [районные] кусты, провел специальные совещания, как это дело исправить и сейчас это дело нужно развернуть. [...]
Вопрос: известно ли вам о том, что на ваше место намечался КОРОТЧЕНКО?
[ЛЕСНОВ.] Об этом были слухи, о том, что ЛЕСНОВ откомандировывается и КОРОТЧЕНКО должен принимать дела.
Вопрос: в отношении характеристики ЮДЕЛЕВИЧУ и ЦИГЕЛЬМАНУ?
[ЛЕСНОВ.] Они слабо работали, следствие формально проводили, занимались разговорами. ЦИГЕЛЬМАН читал газеты, книги во время рабочего времени.
[С места.] Какие условия создавали, так они и работали?
[ЛЕСНОВ.] Относительно условий. Как я работаю со своим аппаратом — пусть скажет мой аппарат. Я лично считаю, что создаю [подчиненным] условия, я лично подавал рапорт ВЯТКИНУ, поднимал вопрос относительно квартир и т. д.
[С места.] Вот т. ФЕРЕС приходил в отношении дров, помогли ему.
[ЛЕСНОВ.] Помог, я когда мог — помогал.
Вопрос: каким образом получили керосин за счет гаража?
[ЛЕСНОВ.] Я обращался к нач. АХО, когда не было в городе керосину, у меня маленький ребенок, мне разрешили взять керосин за наличный расчет.
Вопрос: расскажите, как вы давали машину работнице?
[ЛЕСНОВ.] Я такого случая не помню.
Тов. КУХТО. [...] Я интересовался, спрашивал, оказывается, что этот доклад был утвержден еще до ареста ВЯТКИНА. Согласовывался этот доклад с ВЯТКИНЫМ. Здесь только возможно добавлено самым ГОЛУБЕВЫМ о том, что раньше было лучше, а теперь хуже. У него еще и сейчас в голове сидит одна мысль, а вдруг он появится на трибуне этот самый ВЯТКИН. [...] С т. ГОЛУБЕВЫМ мне приходилось несколько раз сталкиваться. Так он часто угрожал: «Гляди, ВЯТКИН определенно посадит. Что сказал майор, то и будет». Я, почему это говорю? Потому, что он и на сегодняшний день у ГОЛУБЕВА из мозгов не вылетел.
[...] Вы плевали на партию, что сказал ВЯТКИН, то и делали. ВЯТКИН в разговоре говорил: «Я плевал на Областной комитет партии. Что я захочу, то я и сделаю». Он мне угрожал расстрелом. Вы плевали на партию. Это только могли делать в фашистской Германии. [...]
Вы, товарищи, слыхали, как ГОЛУБЕВ говорил, что при ВЯТКИНЕ была дисциплина, а теперь развалилась? Я хочу сказать, что вот какая была дисциплина, это если можно так выразиться, это была самая настоящая полицейская дисциплина.
[С места.] Николая [императора] палача.
[КУХТО.] Если ВЯТКИН созывал совещание, всегда ругался похабными словами. А если что-либо — сейчас же угрожал расстрелом. Он как то раз проводил совещание с начальниками райотделений и начал грубить: «Что вы понимаете? Вы ни черта не понимаете. Я вас в 24 часа всех посажаю вахтерами». Постоянные его грубые выражения вместо того, чтобы показать пример культурности. Он выражался самыми высокопарными, трехэтажными словами. А некоторые товарищи, как, например, МАНЬКО и другие, при его разговорах растут, прямо таки растут, восхищаются: «Вот как наш майор дает установочку, вот он какой». И если что он слышал нехорошего о майоре — так обязательно доносилось ему. [...]
Тов. НАЗАРКО. [...] Выступал один ГОЛУБЕВ, он выступил, а другие поддакивали. Если член партии выступает не так, то не соглашающиеся бросают реплику, возражают записывают. А что делают члены Партийного комитета? Они не сказали, что не утверждались эти тезисы, что эти тезисы антипартийные, что выступление ГОЛУБЕВА это отсебятина.
Тов. ПСАРЕВ. Здесь есть справка, что 30-го числа ставился этот вопрос и утверждение отчетного доклада. Тов. ФЕДОРОВ говорит, что он не знает о том, что тезисы утверждались, а на самом деле присутствовал. Значит тезисы по сути дела утверждались и т. ФЕДОРОВ утверждал, но он почему-то заявил, что на этом заседании не был.
Продолжение выступления т. НАЗАРКО. Таким образом, из этих документов видно, что так мыслили и члены партийного комитета, что «было два периода и, что в этот первый период, т. е. до ареста ВЯТКИНА было все прекрасно, было единство, монолитность и мы выполняли решения XIV-го партсъезда». Подчеркиваю, что «выполняли решение XIV съезда партии», а «после ареста у нас разброд, что 13-го числа не все своевременно явились на работу». Большой аргумент приводится, больше ничего нельзя было сказать? [...]
Вражеская оценка то, что в тот период, что когда был ВЯТКИН все было тихо и прекрасно, а потом стало хуже, безусловно, вражеская оценка. Стало хуже для его приспешников, для тех, у кого получился «разброд». Кроме этого, документа — протокол, единомыслие с мнением ГОЛУБЕВА подтверждается тем, что эти члены партийного комитета ничего не говорят, никто не возражал ГОЛУБЕВУ, что «ты врешь, мы не утверждали». Следовательно утверждали тезисы, а может быть тот, кто молчал выжидал, как отнесется партийная организация испугается она этого выступления ГОЛУБЕВА или нет. Может быть так, но это также дело не партийное. [...]
Факт моего прихода на квартиру к ВЯТКИНУ. Этот факт осветил не так и ФЕДОРОВ, и МАНЬКО. Мы вели работу по овощам — все время кричали [колхозникам, дескать,] картошку копайте. Мы каждый день писали спецдонесения по этому поводу. И вот, он уходя, часов в 4-5, не так, как вы говорите в 6, позвонил и говорит или передал через СЕМЕНОВА, чтобы я позвонил на квартиру, когда будут готовы сведения. Я, значит, звоню, это было приблизительно часов в семь — полвосьмого. Звоню на квартиру. Говорит: «Привезите сведения на квартиру». Беру дежурную машину, еду [к Вяткину]. Говорят: «Заходите». Я захожу, сидит ФЕДОРОВ и МАНЬКО (показывает, где кто сидел). Наливают мне рюмочку: «Вы проголодались, перекусите». Я рюмочку опрокинул, закусочка была неплохая, хорошая.
[С места] У начальника Областного управления плохой не бывает.
[НАЗАРКО.] Начинает спрашивать о ходе работы. Я говорю, что такое-то состояние, туго, не выполнено задание. Между ними велся разговор, касалось дело того, что туго кончаем дела, что медленно. Затем ВЯТКИН поворачивается ко мне и говорит: «А вы знаете, что на вас дает показания ЛОГВИНОВ?» Это бывший прокурор Бердичевского района и я работал в Бердичеве. Я смотрю на него, думаю, какое может дать показание ЛОГВИНОВ.
[С места] ЛОГВИНОВ на сегодняшний день не дал никакого показания.
[НАЗАРКО.] Я говорю, может быть он дал показания, что я работал в одном районе, приходил иногда и на квартиру, получал санкцию на арест и один единственный раз был на квартире у него в домашней обстановке. Это было, когда он один раз пригласил меня с женой на вечеринку по поводу Х-летия их женитьбы. Я рассказываю, что было на этом вечере. Мы закусили, играл патефон, мы немного выпили, подпевали патефону, была моя жена и он с женой и завстоловой.
[С места.] ЛОГВИНОВ говорил, что ГРИЦЫК был.
[НАЗАРКО.] ГРИЦЫКА тогда не было. ВЯТКИН говорит: «Нет, ЛОГВИНОВ дает показания, что он завербовал вас в организацию». МАНЬКО подхватил: «Да, да, ЛОГВИНОВ дает показания, что он завербовал тебя в организацию».
Тов. МАНЬКО. Извращаете.
[НАЗАРКО.] ФЕДОРОВ говорит: «Да, да». Ваши слова?
[ФЕДОРОВ.] Ничего подобного.
[НАЗАРКО.] Ваши слова. Я ответил: «Еще не родился тот, кто бы меня завербовал в контрреволюционную организацию». ВЯТКИН говорит: «Нет, нет, мы вам доверяем и мы знаем, что враг может оклеветать честного человека». Речь шла об очной ставке с этим арестованным, которую я требовал. Такой был разговор. Затем ВЯТКИН говорит: «Нет, нет, мы подшутили, ЛОГВИНОВ не сознается о причастности к организации. Он говорит, что был связан с работниками Горотдела, с работниками прокуратуры и другими». МАНЬКО добавил: «Если бы это было раньше, я взял бы на тебя показания».
Тов. МАНЬКО. Не так было.
[НАЗАРКО.] Абсолютно так. После этого разговора, ВЯТКИН подписывает [привезенное мною] сообщение. МАНЬКО хотел вызвать дежурную машину и пошли домой. Вот тот разговор, который был там. Партийная организация сама оценит этот разговор, который был там. Партийная организация сама оценит этот разговор. Что это было — такое [что-то шутливое] или стремление держать на поводку?
Тов. ФРАНЦ. А как ты оценил?
[НАЗАРКО.] Я сам оценил, это был попытка вербовать. И не один ВЯТКИН, а речь шла о «Мы». Это мое предположение и предположение основательное.
[С места.] Голову в 1938 г. потеряли, что начали вербовать.
[НАЗАРКО.] Как знать. Может быть ВЯТКИН на это дело пошел? Я об этом поделился с членами партии, не буду называть фамилий — сами товарищи знают. Я со многими делился. Мне было туманно, жутко, все смеются, хохочут — это было вначале. А потом, после ареста ВЯТКИНА, я поделился, не помню до собрания, да, кажется до собрания, когда исключали ВЯТКИНА.
[С места.] После собрания.
[НАЗАРКО.] Значит после собрания, я делился с рядом членов партии и туг же задумался, как быть с партийным комитетом? Там был член партийного комитета ФЕДОРОВ, но я все-таки думаю — партийный комитет существует. Я в частной беседе говорю т. КОРОТЧЕНКО и ГОЛУБЕВУ, рассказал об этой беседе. Они, правда, ничего особенного не сказали. Спросили: «Ты писал куда?» Я говорю: «Нет, не писал». «Ну, нужно будет сказать на партийном собрании», — так заявили т. КОРОТЧЕНКО и ГОЛУБЕВ. После я зашел к начальнику Облуправления т. ДАРАГАНУ. ФЕДОРОВ очень много, товарищи, не помнит. Вот так он выступил и здесь на партийном собрании, не помнит ФЕДОРОВ такого случая. Когда мы с ним шли по дороге домой, я говорю: «Помните такой случай, помните разговор на квартире ВЯТКИНА?» Он говорит: «Это была просто шутка». Я говорю: «При этом было антипартийное заявление со стороны МАНЬКО, который заявил: “Если бы это было раньше — я бы взял на тебя показания”».
[ФЕДОРОВ.] Такого разговора не было.
[НАЗАРКО.] Подходя к вашей квартире, вы подтвердили мои слова: «Да, со стороны МАНЬКО было антипартийное проявление». «Так на него нужно реагировать», — сказал я и ушел. Такой разговор был, нечего отрицать.
Если взять практическую работу и моменты в отношении ареста по списку и прочие вещи, о которых здесь говорили товарищи, это все дает полную картину того, что здесь орудовал враг народа ВЯТКИН с его приспешниками, перечисленными выше.
[С места.] Злыми охотниками и рыболовами.
[...]
Тов. КОНДРАЦКИЙ. [...] Многие товарищи говорили о том, чего раньше не говорили. Я, товарищи, хочу рассказать о том, что враги народа закрывали двери в ЦК Партии. Об этом рассказывали коммунисты КОВО, об этом там говорили и на партсобрании. Враги не пропускали жалобы и письма, которые были адресованы т. СТАЛИНУ, т. МОЛОТОВУ, т. ВОРОШИЛОВУ и т. ЕЖОВУ — такие письма конфисковывались 2 Отделом НКВД УССР. Были также факты, что даже чекисты приезжали в Киев, хотели зайти в ЦК КП(б)У, где пытались рассказать о безобразиях. Однако, первый Отдел НКВД УССР так организовал работу, что работники комендатуры ЦК КП(б)У о таких случаях докладывали начальнику 1 Отдела, который создавал липы и провокацию, что этот сотрудник [якобы] дебоширил в здании ЦК. Причем, с оружием его брали и арестовывали, и подтасовывали террористический замысел. Такого чекиста сажали в камеру, по учетам он не числился, а только под №. Таких номерных камер у УСПЕНСКОГО была не одна — первая, четвертая, двенадцатая, четырнадцатая и т. д.
В отношении выступления ГОЛУБЕВА. Выступление, как здесь указывали уже не один, совершенно неправильное. Нужно было ГОЛУБЕВУ сказать, что группировка была во время властвования ВЯТКИНА. С одной стороны — «аристократы» и с другой стороны — «нижние чины» — пешки. Одним нужно было — все, а другим — ничего.
Вот эти подарки — паек Обкомовский, который получался незаконно РОМАНЧЕНКАМИ и прочими, и другие пайки отдельным людям — создавали только нездоровые настроения среди сотрудников, которые здесь работали. Некоторые жены начальников хвастаясь, заявляли: «Мне паек привезли богатый», а другие говорили: «А мне хотя бы селедки купить». Вот это, по-моему, группировки того времени — одним — все, а другим — ничего. [...]
Я хотел остановится в отношении фашистских погромов, которые происходили в наших органах в отношении всех людей и чекистов в отдельности. Вот, например, есть такой работник НКВД УССР т. ШМУЛЕВИЧ, по национальности еврей. Вызывает УСПЕНСКИЙ ШМУЛЕВИЧА и спрашивает: «Ты армянин»? ШМУЛЕВИЧ отвечает: «Нет, еврей». После этого УСПЕНСКИЙ вынимает наган и начал по голове бить ШМУЛЕВИЧА и снова ему вопросы: «Ты армянин?» Таким образом, избив до полусмерти ШМУЛЕВИЧА, УСПЕНСКИЙ приказал посадить его в номерную камеру двенадцатую или другую. Об этом говорил КАПУСТИН и другие товарищи. После этого УСПЕНСКИЙ приказал дать ШМУЛЕВИЧУ так, чтобы последний [вы]дал сионистскую организацию.
ШМУЛЕВИЧУ таки давали и он, когда теперь был освобожден, выступал на партсобрании КОВО и спрашивал: «За что били?» Такие издевательства были и у нас. Тоже самое получилось и с НИРЕНШТЕЙНОМ. Ему пришили, что он в 1934 году выступал в защиту правых в Белой Церкви. Я, например, знаю, что НИРЕНШТЕЙН в это время работал в Житомире. Я в Житомир приехал в 1933 году, он еще до меня здесь был. Посадили этого товарища потому, что он еврей и УСПЕНСКИЙ приказал дать ему так, чтобы НИРЕНШТЕЙН дал сионистскую организацию в 500 человек. А он может быть вообще и 200 человек евреев не знает. Не успел УСПЕНСКИЙ осуществить это над НИРЕНШТЕЙНОМ. Товарищи не решались избивать его и он вчера освобожден из-под стражи.
В отношении приезда ВЯТКИНА, все помнят его появление на собрании, как он заявил впервые, что до его приезда в Житомир ничего не было, парторганизации не существовало, все гады, все враги, один он честный. Приехал ВЯТКИН и заявил: «То, что было до него, все не годится, не так и теперь он сделает так, как нужно». Насколько помню, было одно из совещаний, где присутствовали все работники У НКВД и Райотделов. На этом совещании выступал КРУГЛЯК.
[С места.] Арестован.
[КОНДРАЦКИЙ.] Который обвинял начальника Малинского РО НКВД т. МИХАЙЛЕНКО в том, что он берет под защиту врагов и сомневается в одном показании арестованного, который дал показание, что им перевербовано в контрреволюционную организацию все село. Прав был МИХАЙЛЕНКО, сомневаться в таких показаниях. Разве допустимо, чтобы в 1938 году один какой-то человек перевербовал все село? На совещании выступали многие и МИХАЙЛЕНКО сделали врагом. У нас не хватило партийной смелости. ВЯТКИН приказал МИХАЙЛЕНКО зайти на сцену и его в присутствии всех обезоружили и посадили в подвал.
В отношении тех методов следствия и вещей, которые применялись к арестованным, они были не одиночны. Если я не ошибусь, в УНКВД было случаев [убийств] с десяток, смертельных показаний не получили и людей не стало, как ЗАТЕР, лекпом пограничник и другие. Об этом нужно говорить. Нужно признаться перед партией, на собрании, что извращения в следственной работе были и большие. Я помню, когда этот фашист ВЯТКИН, с его приездом начал прививать установку: «Что вы даете немецкий и польский шпионаж? Дайте что- нибудь новое. Вот, например, Житомир дал английский шпионаж». По-моему, он хотел, чтобы давали и абиссинский шпионаж, чтобы обманывать партию.
Я хочу сказать в отношении штатных свидетелей, привести случай в отношении Коростышевского района. Этот факт имел место. Там есть один свидетель по фамилии ФАСТОВСКИЙ. Он всех знает, даже если и человека вообще в глаза не видел, все равно может дать на него показания о контрреволюционной деятельности.
Я считал бы необходимым, чтобы Областной комитет партии провел бы совещание с представителями сельсоветов о том, чтобы давали справки, как следует. Вот, например, нужна справка на кого-либо о социально-имущественном положении. Спрашивают, кто такую справку просит? Говоришь — НКВД. Раз
НКВД, то выдают только отрицательную и пишут, что он 1915 г. рождения, петлюровец, сотник, штурмовик. Такие факты имели место. Какой же он петлюровец, когда он 1915 года рождения?
Тут говорили и о таких фактах, что приезжал ВЯТКИН в район, вызывал на допрос свидетеля и убивал. Это не простой свидетель был, это был закордонный источник, якобы, инженер.
Я еще хотел рассказать об одном факте. Звонят ВЯТКИНУ из района, что приехал третий секретарь Обкома партии или инструктор и нажимает на вывозку овощей, о чем дает установку вывозить, как можно скорей. ВЯТКИН отвечает по телефону: «Вывозите примерно свеклу и представителя Обкома не слушайте». Начальник РО НКВД говорит ВЯТКИНУ, что представитель Обкома настаивает на своем, о чем имеется решение ЦК Партии. После этого ВЯТКИН — пьяный — кричит в трубку: «Арестуйте и немедленно посадите этого представителя Обкома. Если вы это не сделаете, то я его сам посажу». Об этом на днях мне говорил ГЛАДКЕВИЧ.
В отношении Отдела кадров, у нас был такой Отдел кадров — ВЯТКИН. КОРОТЧЕНКО все равно, что Польша на цепи у Германии. Эта аналогия относится к КОРОТЧЕНКО. Я хочу говорить о тех товарищах-евреях, которые изгонялись] из органов и хочу рассказать о той замаскированности КОРОТЧЕНКО, что он скрыл от партии. Его же избирали в бюро Парткомитета и об этом он ничего не сказал, а теперь получается, что он сам запачкан по уши, [у него в родне] кулаки, расстрелянные попы, монахи, сестры жены монашки и т. п. Он это делал для того, чтобы показать, выслужиться, что он борется за чистоту органов НКВД.
[С места.] Альбомы составлял.
КОРОТЧЕНКО. Увольняли тех, кого нужно было уволить.
[КОНДРАЦКИЙ.] В отношении МАХОНИНА. Он и только того, что парень в доску свой — судился за хулиганство, сидел в тюрьме. И вдруг он начинает производить допросы и ведет следствие. Кто ему разрешил вести следствие? Его знают, как хулигана — он следователь.
В отношении меня. Однажды КОРОТЧЕНКО вызвал меня и говорит: «Знаешь, КОНДРАЦКИЙ, тебя начальство твое выдвигает. Мы тебя хотим продвинуть. Но за тобой кое-что есть, ты не указал за мать. Напиши рапорт». Я заявил КОРОТЧЕНКО: «Возьмите мое личное дело, в отношении матери я указал все». Смотрит в дело: «Да, указал, но все равно напиши, мать — полька». Я написал рапорт. В скором снова вызывает и говорит: «Как вы смотрите на то, чтобы перейти на работу в АХО?» Я думал, что за те грехи и дела, что по гаражу. Но КОРОТЧЕНКО отвечает: «Нет, у тебя мать полька». Я говорю, что: «Все время я в Житомире, есть архивные документы, что мать и отец православные. Тогда увольте совсем из органов». На это КОРОТЧЕНКО ответил: «Поедешь на Север, уже поехало много и ты там будешь». После этого КОРОТЧЕНКО заявил мне, что на начальника АХО РОМАНЧЕНКО есть кое-какие недовольства. Скором [времени] будешь начальником АХО. Я ему ответил, что меня устраивает только оперативная работа.
После этого 1 декабря вызывает меня снова КОРОТЧЕНКО и говорит: «Есть приказ Наркома о переводе Вас на работу в ОМЗ. Ну не волнуйтесь. Вот стоит машина, я сейчас еду в Киев с ходатайством перевести вас на работу в АХО». Я ему ответил, что: «Я сам поеду в Киев и добьюсь того, что если за мной ничего нет — я должен работать на оперативной работе». Ездил я в Киев, разыскал документы в архивах и доказал, что мать православная и меня вернули обратно в Особый Отдел. Это также считаю, что со мной также поступили неверно с инициативы КОРОТЧЕНКО.
В отношении Спецторга. Я не ошибусь, если скажу, что это спекулятивная лавочка. Об этом знает весь Житомир и гарнизон. Разные бабы с корзинами устраивают во дворе НКВД очереди. Тут можно сказать одно, что Спецторгом некоторые фамилии снабжались, остальные сотрудники ничего и нигде не могут взять. Я считаю, что в этом отношении нужно подумать, чтобы сделать так, как в Киеве, чтобы каждый чекист, каждый работник НКВД имел право пойти в эту кооперацию и взять себе метров, примерно, 20 мануфактуры или чего-либо другого, как это делается в НКВД УССР и 00 КОВО.
Я помню, один раз встречаю начальника АХО РОМАНЧЕНКО: «Зайди», — говорит. «Зайду», — думаю, хороший чуткий парень. Зашел, говорит: «Видишь много людей, зайди в следующий раз». Зашел, РОМАНЧЕНКО пишет записку ЛЕВИНСОНУ: «Необходимо сделать все возможное». Я с этой запиской к ЛЕВИНСОНУ и думаю, вот пошью рубашку. Однако ЛЕВИНСОН ответил: «С этим возможным ничего нет возможного» и заявил мне: «Уходите отсюда, вам ничего здесь не положено». А кому же положено?
В отношении празднования XXI-й годовщины Октябрьской революции. Пришли люди в клуб НКВД, послушали концерт, даже доклада не сделали. Многие возмущались, а начальство в это время тайно собралось и уехало пьянствовать в санаторию на Корбутовку, где также было много безобразий. Здесь говорили, что на этой пьянке были устроены кровати, кровати поставлены были для того, чтобы напоить мужей, а жен их использовать. Это точно. Пусть расскажет т. БРАНДТ, как ГОЛУБЕВ подсел к его жене и говорил ей, что: «Твой муж старый».
Смех.
[КОНДРАЦКИЙ.] Да и соседи говорили, что АНФИЛОВА после возвращения из этой пьянки жена побила, якобы, там что-то произошло.
В отношении 55 тысяч [рублей], которые были взяты обманным путем в Обкоме партии и растрачены определенной кучкой людей. Что получилось, после того, когда посадили ВЯТКИНА? Начальник АХО РОМАНЧЕНКО ходил к ДИДЕНКО, которому доложил, что денег нет. Начали прикидывать, выходит, расходовано пол суммы, а остальные где? А половина, как выясняется, что, якобы, РОМАНЧЕНКО вызвал к себе завстоловой и приказал писать ему липовые счета.
В отношении недочетов Особого Отдела, была и тут проведена вражеская линия потому, что Наркомом НКВД УССР сидел враг народа УСПЕНСКИЙ. Он же был и начальником Особого Отдела КОВО и получались директивы не такие, как нужно, а вражеские. К примеру, был приказ сообщить компрометирующие материалы на военнослужащих и в скором [времени] получили шифровки арестовать немедленно таких-то целым списком. Если нужно будет для проверки, то эти шифровки сохранились. Мы не всех сажали по этим шифровкам, раз не было ничего, то и не арестовывали, разбирались.
Как у нас получалось? ВЯТКИН ежедневно вызывал на совещания и спрашивал: «Ну как, есть раскол?» Отвечают ему: «Нет». То ВЯТКИН приказывал дать арестованному так, чтобы были показания. Мы арестовывали по формулярам и по показаниям. Ясно, что допускали извращения следствия, а сейчас, когда пошла полоса отказов от своих показаний, то тяжело разбираться. Особый Отдел, нужно сказать, также извращал методы следственной работы.
Вопрос: Пусть расскажет о мародерстве своем и других товарищей?
[КОНДРАЦКИЙ.] Если говорить о мародерстве, нужно начать с 1937 г. Ясно, что попасть в бригаду для выполнения специального задания НКВД СССР — было большой честью для каждого товарища, который попадал на эту работу. Я попал на эту работу с самого начала, еще при ШАТОВЕ. Первое время месяцев 5 работа шла честно, каждый боялся доторкнуться до этого барахла. После сформирования Областного управления НКВД, когда приехал ЯКУШЕВ, этот вопрос разрешился и это было узаконено. Нужно учесть и те моменты, что народ, [расстрельная] бригада работала в грязи, в какой, вы знаете. Выходя оттуда выбрасывали и свое барахло-одежду. Поскольку она была грязная так, что ясно, почему так получилось. Почти все товарищи из бригады остались без белья, потому, что его нужно было выбрасывать. Я считаю, что это нельзя было назвать мародерством, поскольку это было узаконено начальством. Причем, сами не брали, а нам выдавали. Коммунисты УНКВД все об этом знали, это видели все работники, весь коллектив, ничего в то время плохим не было, наоборот, поощрялось.
Вопрос: скажите по совести, как было и кто еще в этом повинен?
КОНДРАЦКИЙ. Я не знаю, почему КОРОТЧЕНКО об этом не говорил, он также получал [вещи]. В этом деле повинны ЯКУШЕВ, ЛЕБЕДЕВ, ГРИШИН, ЛЮЛЬКОВ, АНФИЛОВ, СТРУГАЧЕВ (перечисляет по списку человек 40). В этом грязном деле виновен в этом деле и я.
19 декабря 1938 года.
Тов. НЫРКО. [...] Теперь в отношении некоторых фактов. Тут говорили в отношении КОНДРАЦКОГО, говорили о том, если коммунист хочет пробраться в ЦК КП(б)У, так [это] стоило больших усилий. У меня было такое дело, я пошел в Областной комитет партии в отношении своего открепления. Встречаюсь с врагом народа ВЯТКИНЫМ. Я думаю, хоть бы он меня не заметил. Спрашивает: «Зачем вы идете?» Я говорю, что: «Есть вопрос, который хочу разрешить». Он говорит, что: «Я член бюро и могу вам помочь». Я хотел зайти в Обком партии поделиться мнением с т. ШЕМЧУКОМ и другими товарищами, а тут начинаются допросы. Я говорю, что: «Я хочу узнать в отношении партийной учебы». А он говорит: «Разве вас не удовлетворяет? Собираем всю молодежь и поговорим». Говорит: «Стоит машина, садитесь, я вас подвезу до управления». Я говорю, что: «Мне нужно на минуточку зайти». Пошел, думаю, сейчас зайду. Гляжу, стоит, смотрит наверх. Я быстро зашел в комнату зав. особого сектора, чтобы он меня потерял из виду.
Относительно Обкома партии. 17-го ноября было большое и крепкое собрание, но из Обкома партии никого не было. Разве не знал ДИДЕНКО? Видимо, боялся прибыть сюда. Факт тот, что 17-го числа из Обкома никого не было, оттягивали партийное собрание, мы разъехались 29-го [ноября]. 30 дней не было собрания. Вся парторганизация говорила, что с целью, чтобы оттянуть, чтобы народ охладел. Факт тот, что Обком партии не поинтересовался протоколом 17-го числа и получил этот протокол очень поздно 10.XII.1938 г. Может быть кое-кто в Обкоме партии или ДИДЕНКО боялись, чтобы не сказали, что ВЯТКИН был в близких отношениях. Нужно сказать, что т. ДИДЕНКО заявил, что собрание будем проводить тогда, когда ВЯТКИН даст показания. Это неверно потому, что парторганизация могла крепко помочь вскрыть недостатки. [...]
Тов. СТЕПАНЧУК. [...] О практической работе. Какое было руководство с момента прихода? Я пришел впервые работать в органы НКВД. Первый день мне дали прочитать протокол, а на второй день сказали: «Садись и допрашивай людей». Я делал так, как мне подсказывала совесть. Получаю дело, говорят, что это преступник — «пеовяк». Хорошо, допрашиваю. Человек говорит, что он действительно враг, что он занимался контрреволюционной деятельностью, что он возле себя сколачивал актив. Пишешь протокол, сдаешь дело. Через некоторое время возвращают обратно с резолюцией: «Передопросить на украинца». Допрашиваю на украинскую контрреволюционную организацию. Через несколько дней протокол приходит обратно с резолюцией: «Передопросить на фашиста». Приходится допрашивать на участника фашистской организации. Этот человек дает показания, что он фашист. Отправляю протокол и вдруг опять новое явление — возвращают дело: «Передопросить на РОВСовца». Это дело попадает вновь к товарищу ХРАПАЧУ. Арестованный говорит, что: «Я дал показания, что я пеовяк, националист, фашист. Но сколько могу давать показаний», — и больше не дал. Резолюция была заместителя начальника отдела т. МАНЬКО.
[Сместа.] Фамилия арестованного?
[СТЕПАНЧУК.] Не помню.
[С места.] Можно узнать.
[СТЕПАНЧУК] Как т. ФЕДОРОВ и МАНЬКО ориентировали исправлять ошибки? [...] Вот приносишь дело на арестованного. В деле наше постановление
[на арест] и санкция прокурора, больше ничего нет. Арестованный не дает показаний, отрицает свою контрреволюционную деятельность. Приходишь к т. МАНЬКО, [я] работаю во 2 Отделении, [он] говорит: «Немцы — это фашистские кадры и ни одного немца освобождать не будем». Я с этими делами назад, обратно начинаю работать и в результате шел на преступление. Об этом я должен сказать потому, что я коммунист и совершал преступления. Могу по пальцам пересчитать — 2 и[ли больше]. К счастью, эти дела вернули [с тройки]. Это дело может быть исправлено. По ориентировке МАНЬКО выходит, если немец — враг, если поляк — значит враг. Правильно? По-моему, не правильно.
[...] Было несколько написано рапортов, приходилось ходить к этому врагу [ВЯТКИНУ] — безрезультатно. Товарищ БРАНДТ сказал, что майор сказал, чтобы: «Вы кашей арестованных кормили, тогда они будут давать показания». Приходилось с человеком очень долго работать и ничего не получается. Я говорил или я неправильно работаю или арестованных нужно проверить, нужно подобрать свидетельские показания. Не выходит с этим делом ничего. Передаю начальнику следственной группы Г АЛАЕВУ, а он отдает для допроса ХРАПАЧУ. Допрашивает он, ничего не получается. Я ложу справку, что такого отрицательного по объективным данным ничего нет, он колхозник, офицером никогда не был. А проходил, как РОВС’овец. Трудодней у него было 625. ГАЛАЕВ передал для допроса ХАРИТОНОВУ. ХАРИТОНОВ через 2 часа добился показания, ГАЛАЕВ и говорит: «Вы работали и ничего не получается и у т. ХРАПАЧА не получилось, а у ХАРИТОНОВА получилось». Как получилось, он взял дело руководителя контрреволюционной организации, переписал протокол, поставив фамилию СОРОЧИНСКОГО и этот протокол дал подписать.
[...] Теперь дальше, с этими вещдоками. Поступали арестованные по 3, по 6 тысяч [рублей] вещдоков. Они лежат в столах, в ящиках и не сдавались по принадлежности.
[...] Тов. КАЗАНЦЕВ. [...] Возьмем т. КОНДРАЦКОГО. Есть за ним преступление — наказали. Но не могло быть, что увольнение обошлось без КОРОТЧЕНКО. Сказали, что послужило мотивом к увольнению — мать его, которая до 1904 г., т. е. до женитьбы была католичка. А потом вдруг стала, мол, православной, выходит бывшая полька. Ах так, значит КОНДРАЦКИЙ поляк. Надо его уволить немедленно. А кто КОНДРАЦКИЙ? Рабочий из рабочих, как работник хороший. А ты даже и не спросил на него деловой характеристики. Записал уволить, пошел к фашисту ВЯТКИНУ, решили и уволили. Однако, т. КОНДРАЦКИЙ восстановлен в УГБ и я считаю, самый лучший в Особом отдела работник.
[...] Возьмем случай с т. КУРОВСКИМ. Когда поставлен был вопрос об исключении его из партии, выяснилось, что он в самых тяжелых материальных условиях находится. Временами не хватает на пропитание, дети босые не могут в школу пойти из-за этого. Партком помог ему? Нет.
[С места.] Абсолютно ничего.
[КАЗАНЦЕВ.] Но ведь пообещал помочь, но ничего не сделал. А если посмотреть, то еще найдутся такие [случаи]. Нужно заняться вопросом быта каждого, а отсюда и изучать можно людей.
Возьмем такой факт. В Особом отделении было выписано постановление о продлении срока содержания под стражей двух военнослужащих. Вызываются на допрос — не найдут. Справляемся в 1 Спецотделе — где люди? Оказывается, их судьба решена, а дела у нас не закончены, а о них вопрос решал 3 Отдел УНКВД через Тройку. А ведь это люди военные, имели звание. Сознательно тут сделано или ошибка? Я считаю, что тот, кто эти дела заканчивал, сознательно протащил [их на тройку], это было легче, нежели представить перед гласным судом.
Следующий факт исчезает военнослужащий со званием. Воинская часть бьет тревогу не является на работу. Мне в части говорят, якобы, он арестован НКВД, навожу всюду справки, пишу в Киев [в] НКВД УССР, кругом отвечают такой-то арестованным не значится. Я начинаю подозревать — не липа ли? Быть может, скрылся, а слух распространила жена, что арестован? Через полтора месяца вдруг этот командир является и заявляет, что он сидел в Житомирской тюрьме. Ни разу не допрашивался, арестован был сотрудником НКВД. Я принял меры к выяснению, с трудом установил, что он был арестован 4 Отделом Облуправления по ошибке, как кулак-поляк, однофамилец. [...].
[С места.] Товарищи, очень много товарищей повторяется, я вношу предложение прекратить прения. Или если будут выступать товарищи, так пусть говорят и приводят исключительно новые факты. А то все выступающие повторяются. Идет 4-й день партийное собрание, чувство ответственности у каждого должно быть.
[С места.] Есть предложение дать высказаться 2 товарищам: НОВОСЕЛЬЦЕВУ и АНДРЕЕВУ, и затем перейти к выборам.
[С места.] Есть предложение зачитать фамилии выступивших. (Председатель читает).
С места. Я считаю, что если только дать высказаться товарищам, будет не верно. Я, например, записался, 3 дня и никак не могу дождаться своего выступления. Можно дать высказаться всем, но только с ограничением времени, минут по 10.
Тов. ПСАРЕВ. Есть два предложения. Первое предложение, что прекратить прения и дать двум товарищам и второе предложение — дать высказаться товарищам по 10 минут.
С места. Я вношу предложение, чтобы товарищей не ограничивать, если они будут приводить новые факты, пусть будет их хотя бы 6-7 человек.
Голосуют. Кто за то, чтобы дать высказаться 2 товарищам? Кто за то, чтобы дать по 10 минут — большинство.
Тов. ВОЛЬСКИЙ. [...] Кроме того, т. ДАРАГАНУ было известно о том, что ФЕДОРОВ еще на партийном собрании 17 ноября говорил о том, что он работал с УСПЕНСКИМ в Оренбурге, работал в Киеве особо уполномоченным в центральном аппарате при УСПЕНСКОМ, а затем был направлен в Житомир начальником 3 Отдела. Казалось бы, зная об этом, нужно было бы быть действительно бдительным? А что же получается, бдительность на словах, а не на деле. Ведь все директивы, которые поступали из Наркомата по розыску фашиста УСПЕНСКОГО, т. ДАРАГАН направлял т. ФЕДОРОВУ для исполнения. А последний руководил розыском. Разве это по-партийному? Конечно, кет. Где же бдительность, я спрашиваю? [... ]
Хочу еще остановиться, так называемых, награжденных. Тут не только ИГНАТЕНКО, но ТИМОШЕНКО, ЛЮЛЬКОВ, КОНДРАЦКИЙ и другие, своим мародерством наживались. Ведь у каждого из них были большие тысячи на сберегательных книжках. Ведь Вы поймите, что какой-нибудь вахтер имел 6-7 тысяч на книжке, а сколько они имели денег? Ведь эти деньги государственные. Об этом мародерстве также подтвердил находившийся под стражей ГЛУЗМАН — бывший начальник тюрьмы в моем присутствии, когда его допрашивал т. АНФИЛОВ.
Я хочу сказать о своем преступлении. Преступление, безусловно, большое, за которое я, как коммунист, должен ответить. Вот этот махровый фашист ВЯТКИН в моем, ГОСТИНЦЕВА и БЕРЕЖНОГО присутствии угробил человека. Если партийное собрание разрешит, я расскажу подробно.
В марте месяце я был в командировке совместно с ВЯТКИНЫМ и БЕРЕЖНЫМ в Олевском районе. Так ВЯТКИН во время допроса лично сам убил человека. Правда, в этому ему несколько помогли БЕРЕЖНОЙ и ГОСТИНЦЕВ.
В Овруче был второй случай, когда ВЯТКИН убил там человека.
Мне известно 3 факта убийства по Новоград-Волынскому району, в котором принимал участие РЕМОВ, ВЕЛИКИЙ и ТИМОНОВ. Знаю о 2-х фактах в Областном аппарате, когда бывший начальник милиции СКРЫПНИК был убит т. МАЛУКОЙ и кажется, в этом деле принимал участие ГОЙХМАН. И второго убитого я застал в 47 комнате. И, как выясняется, этот арестованный числится за т. КАМРАЗОМ, ныне работающим в Киеве. Я думаю, что следствие разберется и найдет виновников. [...]
Я хочу рассказать очень характерный случай, когда я был в следственной группе в Новоград-Волынске. Ко мне попал арестованный из банка, фамилии его не помню, член партии, поляк. И когда я разобрался, я сделал вывод, что он попал случайно. После этого РЕМОВ забрал его к себе и вместе с другими его угробил.
О т. РЫБАЛЬЧЕНКО хочу остановиться. Все помнят, как он с этой трибуны выступил, как артист. И вот этот РЫБАЛЬЧЕНКО за несколько дней до ареста ВЯТКИНА избил арестованного до полусмерти. Этот факт обнаружил ярунский прокурор. Он сделал правильные выводы и сообщил об этом куда следует. Что же получается? Это же заявление прокуратура направляет в Областное управление для расследования этого факта, а Областное управление направляет это заявление РЫБАЛЬЧЕНКО, чтобы он написал объяснение. Это тоже не по-партийному сделано.
[...]
О ВАДИСЕ. Как ВАДИС попал начальником 3 Отдела Каменец-Подольского Облуправления НКВД? Ведь это же рекомендация врага ВЯТКИНА, который его наградил значком «Почетного чекиста» за его большие дела в Бердичеве. Дело ЛУЧЕЗАРСКОГО и других, которые сейчас отказываются от своих показаний, протокол которого ВЯТКИН редактировал вместе с ВАДИСОМ около 4-х недель. В этом протоколе были прямо выдуманные вещи. Они ему записали, что он пеовяк, украинский националист, немецкий шпион и т. д. Протокол ЛУЧЕЗАРСКОГО был вначале на 15 листах, а потом сделали на 60 страниц.
Сам ВАДИС мне говорил, когда я был в центральном аппарате, что Нарком о нем самого лучшего мнения и лично УСПЕНСКИЙ его направил начальником 3 Отдела в Каменец-Подольск.
22 ноября с. г. на оперативном совещании, я выступил по решению ЦК ВКП(б) и Совнаркома от 17 ноября по вопросу об извращениях в работе наших органов. Я только хотел коснуться по вопросу о неправильных арестах, как мне не дали договорить. И на следующий день уже стоял вопрос на партийной группе о моем исключении из партии. На чем очень крепко настаивали тт. ГОЛУБЕВ и ДАРАГАН, которые квалифицировали мое выступление, как вражеское.
Был такой факт, когда я работал в следственной группе в Новоград-Волынске и арестованный КАРЕН сознался в том, что он является участником правотроцкистской организации. Враг ВЯТКИН, когда приехал в Новоград-Волынск, я ему доложил дело КАРЕНА. Он меня выругал самой площадной бранью и требовал, чтобы протокол переделать в том направлении, что КАРЕН является руководителем районной комендатуры «ПОВ» по Городницкому району и возражать ему на это нельзя было. В свое время я писал 2 рапорта врагу УСПЕНСКОМУ (конечно, я тогда не знал, что он враг) об отдельных безобразиях и об издевательствах надо мной. Вот эти рапорта попали потом к ВЯТКИНУ. Как он надо мной издевался за эти рапорта. Я должен признаться, что я счастливый человек, что я не оказался в одной из тех камер, которые существовали в Наркомате Украины, которыми распоряжался лично враг УСПЕНСКИЙ.
[...]
Вопрос: пусть скажет, где девался один арестованный из 3 Отдела.
[ВОЛЬСКИЙ.] Куда девался не скажу, но был случай, одного инженера сахарного завода допрашивал МАНЬКО, а впоследствии он выбросился в окно.
[С места.] Ты расскажи, где девался арестованный, который набросился на надзирателя.
[ВОЛЬСКИЙ] Не знаю. Тут т. ЛЮЛЬКОВ спрашивает меня, куда девался инженер сахарного завода, арестованный. Я заявляю партийному собранию, что инженер сахарного завода, фамилии его не помню, немец арестованный т. МАНЬКО. Он его допрашивал и в результате этот инженер выбросился из окна 2 этажа. Тут сидит т. МАНЬКО, он это подтвердит. Теперь вы видите, что заявление т. ЛЮЛЬКОВА ни на чем не обосновано, а у него, видимо, было желание меня оклеветать за то, что я о нем сказал, как о мародере.
Как я относился к арестованным, когда я был врид. нач. 3 Отдела, об этом могут сказать сидящие здесь коммунисты. Ведь был случай, когда т. ГОСТИНЦЕВ, сейчас работает начальником Райотделения, приходил ко мне, чтобы я дал ему разрешение избивать арестованного, который подозревался в шпионаже.
Я же показал т. ГОСТИНЦЕВУ, что в течении часа этот арестованный, правда я с ним разговаривал на своем родном языке, сознался, что он румынский шпион.
Хочу еще сказать несколько слов о ЯКУШЕВЕ, ГЕРШКОВИЧЕ и ЛЕБЕДЕВЕ. В конце 1937 г. или вначале 1938 г. привели вечером старуху 73 лет КУРИЛО-БРОНШТЕЙН. Причем ей инкриминировали, что она является двоюродной сестрой ТРОЦКОГО, хотя таких материалов не было. Вот эту старуху дважды водили туда, где лежала куча (вы сами знаете о чем я говорю) и требовали, чтобы она дала золото. К ней на обыск ездили все и ЯКУШЕВ, ГЕРШКОВИЧ, ЛЕБЕДЕВ, ГРИШИН, которые там около этого золота, безусловно, нагрелись. Эта старуха была в эту же ночь расстреляна, хотя дело на нее не было оформлено и она не арестовывалась.
Помню хорошо, что арестованный ДОРН и КУРИЛО-БРОНШТЕЙН были арестованы только потому, что кому-то из начальства нужна была их квартира и те ценности, которые находились у них. У них немало добра забрала эта кампания ЯКУШЕВ, ГРИШИН, ГЕРШКОВИЧ, ЛЕБЕДЕВ и присвоили.
Тов. САЕНКО, я считаю, что о следственных материалах нельзя говорить. То, что факты были следствие разберет.
[С места.] Я считаю, что на нашем собрании присутствуют два секретаря Обкома партии. Тут указывают на неправильные методы следствия. Обком партии, секретарь Обкома партии доведет до сведения ЦК КП(б)У и Центральный комитет выправит. [...]
Тов. ВАСИЛЬЕВ. [...] Я также допускал ошибки в методах следствия. Я считаю, что об этом известно директивным инстанциям вплоть до ЦК партии, так что в этом отношении, я, как коммунист и как чекист несу долю ответственности.
Были, например, показания на 75 человек одного арестованного. Один обвиняемый дал показания на 75 человек, 60 лиц лично завербовал. Я не знаю, какой был дан ход показаниям, но нужно было перепроверить, т. к. верить сразу таким показаниям это легкомысленно. После операции в 1 Отделении 3 Отдела осталось 125 арестованных. Это фактически количество не маленькое, но это результат большого отсева. Вы знаете, сколько арестованных прошло, сколько проведено дел по линии 3 Отдела? Так что нет ничего удивительного, если по некоторым делам не оказалось бы достаточно материала для привлечения обвиняемых к ответственности.
ФЕДОРОВ мне перед последней Тройкой говорит: «Все, опять на допрос в тюрьму, может быть кто-либо из них даст показания». Такой легкомысленный, не партийный подход к разбору виновности арестованных, мог повлечь за собой серьезные ошибки. [...]
Тов. МАРКИТАН. [...] все установки, которые давались со стороны бывшего руководства УНКВД на периферию по борьбе с контрреволюционным подпольем носили какой-то непонятный односторонний характер. Работая в Ярунском погранрайоне с 1936 года было установлено, что польская разведка брала ставку на антисоветский элемент не только из среды немцев и поляков, но также брала ставку на остатки кулацко-петлюровского подполья, осевшего в погранрайоне. Ведь не случайно врагами осуществлялась в период ликвидации кулачества такая политика в районе, что, мол, кулака нельзя в погранполосе трогать потому, что этим самым, мол, можно вызвать со стороны крестьян недовольство и волынки, направленные против мероприятий Партии и Советского Правительства. [...]
Как только в конце 1937 года бывший начальник РО НКВД т. АРТЕМЬЕВ выехал на работу в Новоград-Волынск, мне сказали из УНКВД, что временно я остаюсь в районе за него. Специфические условия района, нужно сказать, я знал хорошо, однако в оперработе, я еще требовал большой помощи. Этой помощи со стороны УНКВД я не видел, причем на оперативных совещаниях в системе УНКВД я не был.
В начале 1938 года меня как раз и вызвали в УНКВД на оперсовещание. Совещание проводил бывший начальник УНКВД ЯКУШЕВ. Информируя о состоянии района, я в первую очередь хотел доложить ЯКУШЕВУ о наличии кулацко-петлюровских группировок по отдельным колхозам и какую они практическую подрывную работу проводят. Однако, ЯКУШЕВ меня, как молодого работника не выслушал, не дал никаких практических указаний в оперативной работе. За то, что я привез маленький список о наличии немцев и поляков в районе, выругал меня, взял мою работу под сомнение сказал, что: «Вышлю комиссию, которая у Вас в районе поляков и немцев найдет больше, а тогда вас под суд отдам».
Я сразу же хотел с начала попросить разрешения доложить ЯКУШЕВУ, что немцев и поляков в районе осталось мало и то, в большинстве своем старческого возраста потому, что до этого немцев и поляков переслали много на жительство в Казахстан. Как только я так сказал, дальше ЯКУШЕВА перед собой, как коммуниста, я не видел. Я только видел, как чернильницы по столу от ударов меняются местами. После такого совещания с приездом в район, боясь репрессии ЯКУШЕВА, конечно, я не мог заниматься оперативной работой. Я сразу же занялся переучетом немцев и поляков в районе. В последующее время я совсем другое сделал. Скажем, брал из архива резкие компрометирующие материалы на проходящих фигурантов из среды немцев и поляков, что были пересланы в Казахстан, составлял (письмо) легенду, вроде от его родственника. В письме указывал, что в погранполосе все в порядке, можно приезжать обратно. Посылал это письмо в Казахстан, по которому тот или другой фигурант, проходящий по материалам, впоследствии приезжал в погранполосу. Я его арестовывал и так выходил из положения. (Общий смех).
Еще хуже работа была поставлена при руководстве ВЯТКИНА. Оперсостава в районе было всего два и тот, один мобилизован с парткомитета. А арестованных было много. Сроки содержания их под стражей были нарушены, однако состоянием этих дел УНКВД не интересовалось, а только по телефону передавали: «Давай побольше».
В июне месяце 1938 года в районе приехали ВЯТКИН, ДИДЕНКО и БЕРЕЖНОЙ. Этому приезду я был доволен, думал, что ВЯТКИН, как руководитель УНКВД кое в чем он мне много поможет. Зайдя в Райотделение, он абсолютно не интересовался состоянием оперативной работы. Единственно, что он меня спросил это то, что, сколько было арестовано за все время врагов народа в районе и из них сколько евреев, а также, где я рос и почему я такой маленький вырос. При отъезде в Житомир в беседе с ДИДЕНКО он сказал, что сюда, т. е. в район необходимо прислать более сильного человека. Таким образом, при таком руководстве очень трудно было работать. В результате чего он мне не помог, а просто меня морально убил и опозорил в районе.
[...] Кроме того, тут говорили о задержании РЫБАЛЬЧЕНКОМ человека, что он применял к нему неправильные меры воздействия в процессе выяснения его личности. Я также слыхал, что этот человек немой, говорить не может, шел к сестре своей в гости. РЫБАЛЬЧЕНКО необходимо было позвонить в то село, в котором он проживает и выяснить, что он из себя представляет. Однако, вместо этой проверки, говорят, его так проверили, что он не мог выйти с Райотделения НКВД.
В Ярунском РО НКВД еще в 1937 году был также аналогичный случай, то был арестован действительный враг, который систематически совершал нелегальные ходки в Польшу. И когда его допрашивали, он сделал попытку бежать от следователя. В процессе этой попытки, которую он сделал, вы сами знаете, как к нему поступили, что не нужно делать в дальнейшем в наших органах.
Хочу еще остановиться на вопросе контакта в работе органов НКВД с парторганизациями. Мы должны, как правило, и впредь неразрывно быть связанными в работе с парторганизациями. В процессе разгрома контрреволюционного подполья получалось так, что секретарь РПК, председатель Райисполкома даже дежурили на машинах ночью и оказывали практическую помощь органам НКВД по изъятию контрреволюционного подполья. Однако, плохо то, что они не знали, какую же враг проводил подрывную работу в колхозах. В дальнейшем, по- моему, секретарь РПК должен знать об этом с расчетом, что когда мы будем больше контактировать работу с Парткомитетом, то легче нам будет ликвидировать те последствия вредительства, которые оставили нам враги. [...]
20.XII. 1938 года
Тов. ПСАРЕВ. Товарищи, поступило заявление, которое необходимо перед началом собрания зачитать. Заявление поступило от т. ГОЛУБЕВА. Тов. ВАХРАНЕВ его нам сейчас зачтет.
[ВАХРАНЕВ.] Товарищи, вчера ко мне, после перерыва подошел т. ГОЛУБЕВ и сказал, что он хочет сделать заявление в отношении антипартийной группы. (Читает заявление).
«Председателю комиссии выделенного закрытым партийным собранием парторганизации УГБ НКВД по Житомирской обл. по составлению резолюции т. ВАХРАНЕВУ. От секретаря Парткомитета УГБ ГОЛУБЕВА С.А.
Объявление по вопросу моего заявления в докладе о существовании антипартийной группировки.
Ночью, 15 на 16-е декабря 1938 года мне, врид. начальника УНКВД т. ДАРАГАН звонит по телефону и спрашивает, знаю ли я о том, что 15.XII.38 г. группа коммунистов ходила в Обком? Я ответил, что нет не знаю и в то же время поинтересовался у него в чем дело? Он мне на это ответил 15.XII.38 г. группа коммунистов нашей парторганизации ходила в Обком и требовала созыва немедленного партийного собрания, на котором должен также присутствовать представитель ЦК КП(б)У.
16.XII.38 г. на заседании Пленума Житомирского Горкома КП(б)У, секретарь Обкома т. ГРЕЧУХА сделал сообщение о том, что к нему 15.XII.38 г. приходила группа коммунистов из УНКВД, с требованием немедленного созыва партийного собрания, на котором должен присутствовать один из секретарей ЦК КП(б)У.
Тов. ГРЕЧУХА это квалифицировал, как: а) антипартийное, наглое требование, политическое недоверие Обкому партии.
После Пленума Горкома партии, я, будучи в кабинете у т. ДАРАГАНА, последний сказал: о том, что у нас в УНКВД за последнее время трудовая дисциплина пала, ряд товарищей не работают, а только собираются по коридорам и шушукаются. Как пример, привел проведенную регистрацию 13.XII.38 г., из которой видно, что много товарищей опоздало на работу.
Из приведенного выше, я и выступил на партсобрании с таким заявлением.
20.XII.38 г. С. ГОЛУБЕВ».
С места. В чем выражается антипартийная группа, желательно, чтобы ГОЛУБЕВ сказал.
С места. К данному заявлению есть такого сорта заявление: сегодня утром, когда я шел на работу. Ко мне подошел т. ВАСИЛЬЧЕНКО, который сказал, что товарищ ГРЕЧУХА сделал аналогичное заявление на каком-то военном партийном собрании, примерно такое же заявление.
Тов. ВОЛЬСКИЙ. Когда мы были в Обкоме партии, так товарищ ГРЕЧУХА видимо был возмущен. Жаль, что нет т. САЕНКО, он был присутствующим. Он подчеркивал, что наше заявление правильное, партийное. Что тут такого антипартийного, если коммунисты пошли в Обком требовать партийного собрания? Мы на протяжении целого месяца с 17-го числа ждали созыва партийного собрания. Мы считали, что на таком ответственном партийном собрании должен быть представитель ЦК КП(б)У. Мы по углам говорили, что тут антипартийного? Вот ГРЕЧУХА, как вы двурушничали на партийном собрании, вы заводили в заблуждение Горпартком, вы двурушник. Это разве партийное дело? В каком решении партийном сказано, что коммунисты не имеют права требовать созыв партийного собрания?
Тов. ГРЕЧУХА. Товарищи, по вопросу своей квалификации группы товарищей, которые приходили в Обком партии, я сказал об этом на Пленуме Горпарткома и в свою очередь прошу партийное собрание призвать [выступающего] к порядку. Что это за выступление ВОЛЬСКОГО? Я пока не по уполномочию т. ВОЛЬСКОГО здесь присутствую. Прошу реагировать парторганизацию.
Тов. ПСАРЕВ (председатель собрания). Товарищи, такое мнение, мы заявление зачитали, предполагали, что т. ГРЕЧУХА выступит и скажет.
С места. Партийное собрание должно реагировать. Если т. ВОЛЬСКИЙ выступает и обвиняет секретаря Обкома партии в двурушничестве, мы должны реагировать на этот вопрос. Это, товарищи, очень серьезное обвинение, мы должны сейчас же реагировать на это. Обвинять секретаря Областного комитета партии в двурушничестве — нужно или потребовать представителя ЦК КП(б)У и довести до сведения ЦК КП(б)У.
С места. Товарищи, я считаю, что упускать этого вопроса не можем. Поскольку т. ГРЕЧУХА — секретарь Обкома партии, он своим выступлением квалификацию этой группы дал. Мы уже 4 или 5 дней говорим, вся партийная организация делает квалификацию отчета секретаря партийного комитета. Говорит о тех исключительнейших безобразий, которые имели место в партийном комитете. Секретарь Областного комитета партии по этому вопросу свое мнение не высказал и если он действительно бы так квалифицировал, что эта партийная группа — антипартийная, то выходит, что мы идем в разрез с ним, у него неправильное политическое мнение и убеждение. Я считаю, что т. ГРЕЧУХА должен будет сказать, как он говорил на Пленуме и дать свое мнение в отношении этой группы. А так говорить, что тот говорил, другой говорил, я считаю, что т. ГРЕЧУХА скажет свое мнение, как и что говорил.
С места тов. ПРИВИН. Я также в двух словах по этому вопросу, т. к. я один из тех коммунистов, которые ходили в Обком партии по вопросу созыва партийного собрания. Таких как я — было человек 7 коммунистов. Мы пошли в Областной комитет партии просить, чтобы на нашем партийном собрании присутствовал представитель ЦК КП(б)У. Первое, мы убедились в том, что наш партийный комитет преступно по вражески оттягивает созыв партийного собрания. Собрание на котором нужно вскрыть все безобразия, все преступные дела, которые творились в нашем Областном аппарате. Сказать, что партийный комитет умышленно игнорирует требования коммунистов в отношении созыва этого собрания. Второе, это то, что заявил член партии тов. , что, якобы, ДИДЕНКО сказал, что партийное собрание не созывается потому, что ждут показаний врага народа ВЯТКИНА. И как свет прольет ВЯТКИН — в соответствии с этим будет заслушивать и наша партийная организация. Я считал это абсолютно преступным. Наоборот, я считал, что партийная организация должна будет вскрыть все преступные дела ВЯТКИНА и его приспешников, чтобы наш следственный орган помог вскрыть и до конца выкорчевать этого врага. Раз сложилась такая обстановка, а ведь он был член бюро Обкома партии, он сумел пролезть в руководство партийного аппарата. Речь идет о члене бюро и мы требовали представителя ЦК КП(б)У. Ясно, чем скорее, тем лучше вскрыть преступные дела. Я имею в виду, что преступление, вражеские дела проводили не помимо нашего Обкома партии. ДИДЕНКО был членом Тройки и т. ГРЕЧУХА, кажись, подписывал дела Тройки, значит и поэтому вопросу будем говорить, мы требовали представителя ЦК КП(б)У.
Третье, ... на партийной конференции был КОРОТЧЕНКО и ГОЛУБЕВ. Были устроены на глазах Обкома партии пьянки чекистов. Об этих пьянках будем говорить. И отсюда, как вывод, мы требовали представителя ЦК КП(б)У. И последнее то, что Обкомовские деньги транжирились этим РОМАНЧЕНО. 55 тысяч рублей тоже надо посмотреть [как израсходованы]. Мы пошли в Областной комитет партии, решили просить, чтобы был представитель ЦК КП(б)У, чтобы был секретарь Обкома партии. Был разговор, что вы не доверяете? Я говорю, наоборот, это партийный орган, пленум, руководящий партийный орган нашей парторганизации. Но желательно, чтобы был представитель ЦК КП(б)У, чтобы была стенографистка, а затем уже партийная организация решит правильно или неправильно. Когда мы все обстоятельно изложили в Обкоме партии, нам обещали позвонить из ЦК КП(б)У и дать стенографистку. Стенографистка есть, а представителя нет. И вот, моя фамилия почему-то под стеклом. Я не знаю почему?
Когда я пошел заявить в Обком партии, чтобы было партийное собрание с тем, чтобы не оттягивать партийного собрания и просить представителя. Так вот, меня интересует и т. ДАРАГАН пусть скажет — почему моя фамилия фигурирует под стеклом?
[С места.] Тут присутствует один член партии не нашей партийной организации, нужно, чтобы партийное собрание ему разрешило присутствовать.
С места. Я приехал сюда работать.
Тов. ПСАРЕВ. Предъявите партийный билет. Товарищ БОГАТЫРЕВ, партийное собрание разрешает присутствовать.
[С места.] С каких пор стал подвергаться вопрос имеет ли право член партии ходить в Обком партии или в Г орком партии?
[С места.] Мы товарищи, должны не дискуссировать, раз поступило заявление, мы должны были зачитать.
[С места.] Мы не осуждаем.
Тов. ПСАРЕВ. Решили огласить заявление и считали, что по всем этим вопросам в выступлениях будут говорить, а решение, несомненно, мы примем и т. ГРЕЧУХА по этому вопросу нам ясно сказал.
Тов. ГРЕЧУХА. Товарищи, прошу партийное собрание реагировать соответствующим образом на выступление ВОЛЬСКОГО. У ВОЛЬСКОГО одно мнение, у собрания, возможно, другое. Воля партийного собрания потребовать секретаря ЦК КП(б)У и другое. Но во всяком случае, давайте примем соответствующее решение, как партийная организация отнесется к этому. Я в своем выступлении квалифицирую, по-моему, ни у кого из присутствующих нет оснований верить ГОЛУБЕВУ, что ему кто-то на базаре сказал? Кто дал право человеку, который не слыхал, в том числе и ПРИВИНУ, говорить и заявлять такие вещи ни. на чем не основанные? [...] Я прошу реагировать. Я также, как член партии, могу ставить вопрос перед ЦК КП(б)У. Мы можем сейчас созвать Областной комитет партии и будем соответствующим образом реагировать на это дело. Я считаю, что партийное собрание в состоянии решить этот вопрос.
С места. Я считаю, будет правильным, чтобы т. ГРЕЧУХА выступил и сказал. Создается такое мнение, раз товарищ ГРЕЧУХА молчит, видимо, [им] другое кроется. Я считаю то, что он думал, он должен изложить и тогда можно более свободно реагировать. А пока мы не имеем выступления т. ГРЕЧУХИ, мы не имеем возможности правильно судить в отношении правильности выступления ВОЛЬСКОГО и ГОЛУБЕВА.
С места. Насколько я понимаю и думаю, что для каждого члена и кандидата партии, что, если присутствует секретарь Обкома партии, все выступающие говорят, если бы было неправильно, так он был выступил и подправил. Если мы делаем политическую ошибку — он бы нам указал и мы бы на месте исправили ошибку. А поскольку т. ГРЕЧУХА молчит, нужно сделать вывод, что заявление т. ГОЛУБЕВА в корне неправильное. Ведь, товарищи, мы здесь заседаем четыре дня, все время говорим об отчете секретаря. Если бы было не так — т. ГРЕЧУХА нас бы подправил. Если он не выступает — значит он согласен. Я говорю, что заявление ГОЛУБЕВА является неправильным и ВОЛЬСКИЙ не прав. Что значит такое выступление? Мы должны по этому поводу принять решение. Товарищ ГРЕЧУХА выступил и сказал. И для нас понятно из короткой информации, что это является вымыслом или ложью.
С места. Товарищи, мы на протяжении четырех дней обсуждаем политический вывод о наличии антипартийной группировки в нашей партийной организации. Мы должны подходить к этому вопросу более серьезно. Если ГОЛУБЕВ говорит о том, что это было санкционировано — значит мы идем в разрез с Обкомом партии. Товарищ ГРЕЧУХА должен сказать, что если это выступление ни кем не санкционировано и что т. ГОЛУБЕВ не только неправильный вывод сделал в своем докладе о наличии антипартийной группировки и в отношении Обкома партии. О чем говорит выступление ВОЛЬСКОГО? Чтобы ввести в заблуждение? Я считаю, что мы должны сделать соответствующий вывод в отношении ВОЛЬСКОГО. Раз он говорит — так он должен был привести конкретные факты. А выступил совершенно не обосновано.
Тов. ГОВОРОВ. Я по поводу выступления т. ГРЕЧУХИ на военной организации, которой сказал т. ВАХРАНЕВ. Зря т. ВАХРАНЕВ у меня не спросили, ни на какой военной партийной организации т. ГРЕЧУХА не выступал, он спутал или ВАСИЛЕНКО. Мне комиссар 120 участка МЕЛАМУД [об этом] заявил. Причем, это было в разговоре и было совершенной новостью, что у нас идет партийное собрание в течение 4 или 5 дней. Он был на Пленуме и т. ГРЕЧУХА на Пленуме сказал, что 4-й день идет партийное собрание, сказал, что был перерыв, ни о какой антипартийной группе не говорил. Разве секретарь Обкома партии не может сказать о том, что у нас идет отчетное собрание, что вскрыто кубло? Правильно сделал заявление, он об антипартийной группе ничего не говорил.
С места. Мы должны иметь точную картину Ясно, что т. ГОЛУБЕВ подал это заявление, чтобы сбить с толку партийное собрание. Нам нужно принять соответствующие меры. Этот вопрос нужно разрешить сейчас, а затем продолжать наши прения.
[С места.] Вы подтверждаете заявление т. ГОЛУБЕВ в части того, что на Пленуме не говорилось об антипартийной группе?
[ГОЛУБЕВ.] Я выступлю и скажу свое мнение.
Тов. ГРЕЧУХА. Я считаю, что Пленум Обкома партии и Горком партии, бюро партийного комитета имеет право выносить суждения о той или иной партийной организации.
[С места.] Правильно.
[ГРЕЧУХА.] Считаю если товарищ выступил и сказал на Пленуме или на бюро, или на собрании свое мнение — это правильно. И если меня на бюро и на Пленуме не исправили — я буду и на этом партийном собрании говорить и линию Обкома и Горкома партии буду проводить. А в своем выступлении я скажу. А посему, прошу призвать к порядку дезорганизаторов партийного собрания и направить мысль партийной организации на выкорчевывание этих негодяев, на немедленно исправление всех ошибок, на немедленное исправление всех недочетов и не заводить в заблуждение клеветническими заявлениями.
С места. Давайте продолжать прения.
Тов. ГРЕЧУХА. Нет, надо призвать к порядку.
С места. Пусть ВОЛЬСКИЙ скажет, почему он назвал секретаря Обкома партии двурушником?
Тов. ВОЛЬСКИЙ. Из чего я исходил? Товарищ ГРЕЧУХА все время сидит на партийном собрании, слушал отчет секретаря партийного комитета. Как я мыслил за все эти дела, которые творились в партийном комитете? Вся эта гниль, которая вскрыта сейчас — [за это] Обком партии отвечает? По-моему, да. Об этих 52-х тысячах рублях...
[С места.] Вы расскажите коммунистам конкретно, почему вы назвали двурушником Секретаря».
[ВОЛЬСКИЙ.] ...что эти деньги были присланы для Обкома партии. Эти деньги должны были находиться в Обкоме.
[ГРЕЧУХА.] Вы скажите относительно двурушничества.
[ВОЛЬСКИЙ] Я, товарищ ГРЕЧУХА, Вас не прерывал.
[С места.] Конкретнее говорите, в чем выражается двурушничество?
Тов. ПСАРЕВ. Общее собрание требует.
[ВОЛЬСКИЙ] Партийное собрание проходило несколько дней.
[С места.] Вы конкретнее говорите, в чем выражается двурушничество Секретаря Обкома.
Тов. ПСАРЕВ. Общее собрание просит ответить. Вы назвали т. ГРЕЧУХУ двурушником.
[ВОЛЬСКИЙ.] Я исходил из тех фактов касающихся материалов, что Обком партии должен ответить за все эти дела и в отношении заявления ГОЛУБЕВА. Я себе представил, что это двурушничество, если неправильно партийное собрание меня поправит.
Тов. ПСАРЕВ. Вы изложили факты, в чем обвиняете т. ГРЕЧУХУ в двурушничестве?
ВОЛЬСЬКИЙ. Из этого факта, что эти деньги должны пойти в Обком партии, а этот враг ВЯТКИН приложил свою грязную фашистскую лапу к этим деньгам, за что члены Обкома партии должны ответить и на основании заявления ГОЛУБЕВА, считаю, что оно правильное потому, что т. ГРЕЧУХА ничего не сказал.
Toв. председатель [ПСАРЕВ.] Вы говорите в отношении фактов двурушничества.
[ВОЛЬСКИЙ.] Я говорил, как я себе представлял. Когда прочитал это заявление, товарищ ГРЕЧУХА ничего не сказал.
Toв. ГРЕЧУХА. Товарищи, я обращаюсь к собранию и прошу ВОЛЬСКОГО за дезорганизацию исключить из партии.
Тов. ЛЕОНОВ. Товарищи, я, конечно, считаю, что выступление ВОЛЬСКОГО неправильное. Одно дело, когда ставили вопрос, что поступило заявление. ГОЛУБЕВ просил дать справку, выступил т. ГРЕЧУХА и никакого не имел основания т. ВОЛЬСКИЙ выступать и называть т. ГРЕЧУХУ двурушником. ВОЛЬСКИЙ должен ответить за свои слова. Он должен выступить ответственно. Те доводы, которые приводил ВОЛЬСКИЙ, не являются основательными, называть т. ГРЕЧУХУ двурушником. Другое дело — критиковать можно и товарища ГРЕЧУХУ, и представителей Обкома партии. Но называть двурушником — нет никаких оснований. Я считаю, что ВОЛЬСКИЙ должен за это дело ответить.
Тов. БУГАЕВ. Если мы помним выступление т. ВОЛЬСКОГО, т. ВОЛЬСКИЙ разоблачал бывшее руководство Парткома. Но если он сегодня выступил с таким заявлением и начал говорить об отдельных членах Парткома и назвал секретаря Обкома партии двурушником. Я считаю, что не секретарь Обкома партии двурушник, а ВОЛЬСКИЙ двурушник, это настоящее двурушническое заявление. Он вдруг начинает говорить об одном, давал оценку работе партийного комитета, разоблачал руководство врага народа и вдруг он начинает отводить удар. Я считаю это настоящим двурушническим заявлением и тут он должен понести партийное наказание. Что значит в такой момент, когда наше партийное собрание направило единственное мнение на разоблачение врагов народа? Мы были такого мнения все. И вдруг выступает, как настоящий двурушник. Нет никаких оснований, чтобы называть секретаря Обкома партии двурушником. Я считаю, что, как дезорганизатора партийного собрания, нужно исключить из партии.
С места. Товарищ ЛЕВАДНЫЙ говорил, что сегодня будет решающий день. Спросили — почему? Он сказал потому, что сегодня лицо т. ГРЕЧУХИ будет на ладони. Я думал, что он имеет какие-то компрометирующие материалы. В конце-концов выясняется, что никаких таких материалов нет. Я считаю, что требование секретаря Обкома партии правильное, никто из членов партии не приводил компрометирующих материалов и мы не имеем никакого права, как секретаря Обкома партии, члена Пленума ЦК КП(б)У компрометировать. И ВОЛЬСКИЙ заслуживает, как дезорганизатор этого собрания, понести соответствующее ему [наказание].
Тов. КОРОТЧЕНКО. Товарищи, утопающий всегда цепляется за соломинку. Вот, например, я, ГОЛУБЕВ и ВОЛЬСКИЙ — это[т] болтун. Вы помните на нашем оперативном совещании, что заявил ВОЛЬСКИЙ, как он охаял постановление ЦК и Совнаркома, говорящие о том, что органы НКВД провели большую работу. Тов. ВОЛЬСКИЙ выставлял свою линию, во всяком случае, не партийную, свою теорию. Мои соображения о ВОЛЬСКОМ. ВОЛЬСКИЙ — это убийца. Что значит шушукание? Дело не в шушукании. ВОЛЬСКИЙ сегодня сводит с пути работу нашего партийного собрания, которое продолжается несколько дней. Лицо ВОЛЬСКОГО сегодня особенно, как никогда выпятилось. Что значит недоверие представителю Обкома партии? Он первый Секретарь Обкома партии, он и представитель ЦК КП(б)У. А вот ваше заявление не партийное. Я не буду останавливаться в данный момент в части убийства. Выступление это антипартийное. Наше собрание направило мысль на то, чтобы разбить этот гнойник и направлять его в другую сторону никому не удастся. Это беспартийное выступление, что говорить о каких-то тысячах рублях. Те лица, которые истратили они и будут отвечать. Это выступление в высшей степени компрометирующее. Я считаю, что ВОЛЬСКИЙ должен понести наказание, никто ему не дал никаких прав компрометировать партийное руководство. Я считаю, что ВОЛЬСКОМУ, конечно, не место в рядах партии. [...]
Тов. ФЕРЕНС. Товарищи, я так понимаю, что представитель Обкома или вообще вышестоящей партийной организации присутствует на партсобрании для того, чтобы направлять ход партийного собрания. Когда он видит, что партийное собрание неправо, он должен подправить для того, чтобы направить его на правильный путь. Четыре дня идет наше партийное собрание, присутствует секретарь Обкома партии, не поправляет — значит прения направлены по правильному руслу. Так я понимаю и так, кажется, товарищи понимают. Присутствует секретарь Обкома партии, которого Вы просили позвонить в ЦК — значит, он звонил. И вот тут т. ВОЛЬСКИЙ совершенно не обосновано обвинил его в двурушничестве. Тут видим выступило 33 человека, все говорили об антипартийной группе, о развале партийной работы. Секретарь Обкома партии, по-видимому, согласен с тем, что говорили выступавшие товарищи. [...] А Вы, т. ВОЛЬСКИЙ, присутствовали и слышали, что 33 человека выступали и все склоняли фамилию ГОЛУБЕВА. И как можно на основании только того, что он, ГОЛУБЕВ, подал заявление на секретаря Обкома, обвинить секретаря Обкома в двурушничестве? Тов. ВОЛЬСКИЙ, безусловно, за это дело должен понести наказание. Нужно ли т. ВОЛЬСКОГО сейчас исключать из партии? Мне, кажется, что это будет поспешным.
[С места.] Правильно.
[ФЕРЕНС.] Мы сейчас обсуждаем вопрос о двурушничестве. Этот вопрос нужно обсудить.
[С места.] Убийца.
[ФЕРЕНС.] Убийца — это второй вопрос, для обсуждения которого нужен конкретный материал. Тов. ВОЛЬСКИЙ, безусловно, заслуживает наказания. Он допустил грубейшую ошибку. По-моему, партийное собрание должно ему вынести строгий выговор с предупреждением.
Тов. ГРЕЧУХА. Товарищи, я почему ставлю так резко вопрос? Этот вопрос возник на партийном собрании. Вот последний товарищ, как он понимает устав партии, как нас партия учит, или его нужно расстрелять, как говорил ВОЛЬСКИЙ, который до собрания подготавливал вокруг себя людей для того, чтобы выступить и опорочить Обком партии.
Тов. Председатель. Я предлагаю прения прекратить и приступить к голосованию. У нас есть два предложения, предложение т. ГРЕЧУХИ — за политическое недоверие Обкому партии ВОЛЬСКОГО исключить из партии и предложение т. ФЕРЕНСА о вынесении строгого выговора с предупреждением.
Тов. ВОЛЬСКИЙ просит слово.
С места. [Председатель]. Постольку, поскольку речь идет о члене партии и вот т. ЛЮЛЬКОВ знает факты в отношении ВОЛЬСКОГО, я считаю дать возможность т. ЛЮЛЬКОВУ высказаться.
Тов. ЛЮЛЬКОВ. Товарищи, вчера я не слыхал выступления т. ВОЛЬСКОГО, но хочу сказать относительно убийства в Олевске. Убили человека, которого ВОЛЬСКИЙ хорошо знает. Вы были втроем, Вы, ВЯТКИН и БЕРЕЖНОЙ. И вы вчера, ВОЛЬСКИЙ, не откровенно сказали. Вам нужно было об этом здесь сказать. Втроем вы убили, нас с начальником l-ro Отделения т. ЗУБОМ чуть не подставили, чтобы я подписал акт о том, что его расстреляли. Когда я сказал, что этого человека ни в Бердичеве, ни в Житомире не нашел, мне сказали: «Составьте акт, что Вы его расстреляли, а иначе я вас обоих на Тройку пущу». Они были втроем — это необходимо записать, что было сказано: «на Тройку пущу». Я вчера задавал два вопроса, хотел, чтобы т. ВОЛЬСКИЙ, как большевик сказал, как происходили дела, когда он был заместителем начальника 3 Отдела. Мы выполняли специальное задание. Раздается треск [стекла — это] в окно из 39-й комнаты бросился человек. Мы его взяли и отправили в тюрьму. Второй случай, в 1937 году в декабре месяце на надзирателя набросился арестованный, этого арестованного не стало. Товарищ ВОЛЬСКИЙ — это арестованный был 3 Отдела, а ты был заместителем начальника 3 Отдела.
[ВОЛЬСКИЙ.7 Ложь, неправильно.
[С места.] Товарищи, мы сейчас обсуждаем вопрос в отношении обвинения руководителя.
[ЛЮЛЬКОВ.] Я работал в 17-й комнате, он, КОСТИНЦЕВ, ИЛЬЧЕНКО работали в 18-й. Товарищ ВОЛЬСКИЙ, расскажите, как был вымуштрован один арестованный — [следователь ему] один палец покажет — он моргнет, если покажет другой — иначе моргнет.
Тов. ВОЛЬСКИЙ. Товарищи, стоит вопрос о моем исключении. Следствие докажет где я прав, где не прав. Как получилось, почему я выступил, по партийному я выступил — нет, я убедился, меня дезориентировали самым настоящим образом.
Вопрос [с места]. А то, что было такое заявление?
[ВОЛЬСКИЙ.] Я говорю, как оно есть о том, что было такое заявление на Горпарткоме ГОЛУБЕВ сказал, я знал об этом в двух словах, со всей партийной совестью заявляю. Тут выступал ЛЮЛЬКОВ и говорил относительно убийства.
Следствие покажет мою правоту. Я выступил не по-партийному, я вижу, что меня дезориентировали, что ГОЛУБЕВ оказался сволочью, мерзавцем. Он дезориентировал не только меня, но и все партийное собрание. Товарищи, неужели я заслуживаю исключения из партии? За 10 лет пребывания в партии я не имел ни одного взыскания. Неужели я такой враг, что меня следует исключить из партии? Я считаю, что я человек не потерянный, я могу исправить ошибки, я был и буду крепким большевиком. Я ответственно заявляю, когда выяснится один вопрос в отношении убийства мною, я готов отвечать не только партийным билетом, но и головой. [...] мы встретились с т. ЛЕВАДНЫМ, начали говорить по целому ряду вопросов и говорили о т. ГРЕЧУХЕ. Я заявляю, как было, что имеется заявление на ГРЕЧУХУ, что, якобы, ГРЕЧУХА кое-какие моменты указал на бюро Горпарткома. Сегодня на нашем собрании разберем, я знал об этом в двух словах, меня форменным образом дезориентировали. Я прошу, чтобы партийное собрание учло, я ничего не думал. Причем т. ГРЕЧУХА ничего не говорил и у меня сложилось мнение непартийное, неправильное. Этот враг ГОЛУБЕВ меня дезориентировал.
[С места.] Вали на него.
[ВОЛЬСКИЙ.] Я думаю, что партийное собрание учтет, примет во внимание, я сам рабочий, с 1917 года в Красной армии, контужен.
Тов. ГРЕЧУХА. Товарищи, нам поручено чистить наши партийные ряды от всяких головорезов, которые могли пойти на разгром партийных рядов и секретаря парткома. Посему, требую сейчас независимо от тягчайших преступлений уголовного порядка, я ставлю вопрос по-партийному, за политическое недоверие к Обкому партии исключить [Вольского] из партии, как негодяя.
[С места.] Товарищи, здесь присутствуют товарищи, не состоящие на учете. Я считаю, что они не должны голосовать. Я считаю, что согласно устава партии они присутствуют с совещательным голосом.
Тов. председатель. Товарищи, есть два предложения относительно исключения из партии ВОЛЬСКОГО и относительно вынесения строгого выговора с предупреждением.
Кто за то, чтобы исключит т. ВОЛЬСКОГО из партии, прошу поднять руки. ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕ — 24.
Кто за то, чтобы вынести строгий выговор с предупреждением, прошу поднять руки. За вынесение строгого выговора с предупреждением — 18. Таким образом, т. ВОЛЬСКИЙ из партии исключен. Тов. ВОЛЬСКИЙ должен оставить собрание.
Тов. ГРЕЧУХА. Товарищи, оставшиеся минуты необходимо использовать для политической квалификации, оценки работы партийного комитета, отдельных моментов, которые вновь будут вскрываться и нужно поговорить о задачах. Я считаю, что мы сегодня закончим собрание. По ходу дела и количеству выступающих, я прошу оставшиеся минуты использовать на это.
Держархiв Житомирськоi обл., ф. 559, on. 1, спр. 1, арк. 1-195. Копия. Машинопись.