Сергей Витте - дедушка "Майдана"? Комментарий к статье П.В. Мультатули.

Последние несколько лет, среди любителей истории популярность получили работы историка П.В. Мультатулли. Работы этого автора имеют ряд достоинств, таких как легкий, публицистический стиль изложения, доступная подача материала и умение вызвать интерес у читателя. Однако некоторые утверждения автора расходятся с распространёнными в исторической литературе взглядами на события начала XX века. "Кровавое воскресенье" 1905 года, одна из таких спорных тем. В своих работах он утверждает, что 9 января 1905 года имела место организованная провокация, за которой стояли высокопоставленные руководители Российской империи. А в расстреле демонстрации виноваты некие провокаторы, первыми открывшие огонь по солдатам петербургского гарнизона. Насколько обоснована версия событий популярного автора?

Коллеги с  Istmat.info попросили меня прокомментировать статью историка Петра Валентиновича Мультатули “Дедушка “Майдана”. Кто стоял за событиями Кровавого воскресенья?”, опубликованную на сайте общества “Двуглавый орел”. Статья фактически является отрывком из его книги «Император Николай II. Трагедия непонятого Самодержца», вышедшей в 2018 году. Я прокомментирую те отрывки статьи и суждения автора, которые считаю спорными и недоказанными.

Петр Валентинович пишет: “Объективный анализ событий как самого 9 января, так и предшествующих ему, приводит к выводу, что, помимо революционных группировок и их заграничных спонсоров, в подобном сценарии были заинтересованы и влиятельные силы петербургских верхов. Прежде всего это касается С.Ю. Витте и П.Д. Святополка-Мирского. Первый мог рассматривать эти события как прямой путь к окончательному приходу к власти, второй — как свою реабилитацию в глазах земской и либеральной оппозиции после провала «весны». К началу 1905 г. Мирский полностью утратил свою самостоятельную роль и попал в полное подчинение к Витте. Один из видных деятелей политического сыска Российской империи С.В. Зубатов указывал в 1906 г: «Трепов, князь Святополк-Мирский, граф Витте явились первоисточниками переживаемого движения».”

Под заграничными спонсорами, конечно же имеются в виду японцы. Их связи с революционными кругами хорошо изучены на данный момент^[1]. Они, безусловно, были заинтересованы в начале революции в России. Для Сергея Юльевича Витте, действительно, события “Кровавого воскресенья” были выгодны так как показывали полную несостоятельность самодержавной администрации и необходимость назначения его на ответственный пост. Но извлечение политической выгоды и целенаправленное режиссирование событиями - не одно и то же.  Вызывает большое сомнение, что министр внутренних дел Петр Дмитриевич Святополк-Мирский накануне своей уже практически решенной отставки готов был пойти на гигантскую авантюру в столице воюющей страны с целью некой иллюзорной реабилитации в  глазах земской и либеральной оппозиции. Реабилитировать себя в глазах оппозиции, но целенаправленно и окончательно подорвать свою репутацию в глазах императора. Нелогичное поведение для высокопоставленного бюрократа. При этом, он не смог бы не задействовать градоначальника Фуллона и полицейское руководство Санкт-Петербурга - круг лиц, вовлеченных в заговор, был бы широк и информация о нем скорее всего получила огласку в окружении императора. Начальник канцелярии Министерства императорского двора Александр Александрович Мосолов по поручению министра Владимира Борисовича Фредерикса накануне 9 января 1905 года собирал информацию о событиях в столице. Данные он получал от журналистов, жандармского и военного руководства, членов “Нового клуба”, основанного великим князем Владимиром Александровичем. Если верить Мосолову то уже 7 января он получил данные о готовящемся шествии к дворцу от жандармского генерала Константина Николаевича Рыдзевского^[2].  Директор Департамента полиции Алексей Александрович Лопухин потерял свой пост не из-за событий 9 января, а после убийства эсерами дяди императора великого князя Сергея. Если заговор и был, то он  никем так и не был раскрыт. Мультатули ни в книге, ни в статье не раскрывает каким образом, с помощью каких конкретно действий Витте и Святополк-Мирский использовали Гапона. Было ли это непосредственное руководство священником и его организацией или невмешательство в рабочее движение, поднятое руководством Собрания русских фабрично-заводских рабочих? Этого Петр Валентинович не раскрывает, оставляя свои обвинения голословными. Анализа читатель как раз и не видит.

Под “переживаемым движением” в 1906 году Сергей Васильевич Зубатов мог иметь ввиду вовсе не события января 1905 года, а более поздние реформы - решение об издании манифеста 17 октября 1905 года. “Нынешнее” можно трактовать как послеоктябрьское. И Дмитрий Федорович Трепов как столичный генерал-губернатор и товарищ министра внутренних дел, и Витте были сторонниками уступок либеральному обществу в условиях нарастания революции и дезорганизации управления практически по всей стране из-за забастовок осени 1905 года, сторонниками проведения широкомасштабных реформ и создания законодательной Государственной думы. Святополк-Мирский был также сторонником реформ и пытался начать их реализацию на посту министра внутренних дел в 1904 году. Цитата Зубатова не доказывает причастность Святополк-Мирского, Витте и тем более находившегося в тот момент в Москве Трепова к событиям “Кровавого воскресенья”.

Далее Мультатули снова останавливается на роли Витте в деятельности Собрания русских фабрично-заводских рабочих: “С.Ю. Витте стоял у истоков создания гапоновской организации, выделив на ее нужды внушительную сумму”.

В книге Петр Валентинович добавляет: “Главной легальной движущей силой этой провокации должно было стать “Собрание русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга”, во главе которого стоял иерей Г. А. Гапон, который пользовался неизменной поддержкой митрополита Антония (Вадковского), весьма близкого к С.Ю Витте. ^[3]

У истоков гапоновской организации стоял как раз начальник Особого отдела Департамента полиции Сергей Васильевич Зубатов, санкт-петербургское градоначальство и руководство Министерства внутренних дел^[4]. Переведенный из Москвы в столицу Зубатов в 1902 году также организовал переезд представителей своей московской рабочей организации Общества взаимопомощи в механическом производстве. Они наладили контакты с петербургскими рабочими и создали столичный профсоюз под контролем полиции и под руководством Георгия Гапона. Осенью 1903 года, уже после отставки Зубатова, Гапон, начинавший играть в “свою игру”, отличную от целей МВД, писал бывшему покровителю: “... не скрываем, что идея своеобразного рабочего движения - ваша идея, но подчеркиваем, что теперь связь с полицией порвана, что наше дело правое, открытое, что полиция может контролировать нас, но не держать на привязи”^[5]. Гапон называл Зубатова “своим учителем”^[6].

Участие Витте в организации гапоновского общества представляется абсолютно нелогичным по той причине, что организации Зубатова были структурами, конкурирующими с фабричной инспекцией Министерства финансов и  мешающими им^[7]. Фабричная инспекция была структурой, которая была учреждена, как писал Витте, “с целью установления на фабриках и заводах той законности в отношениях между фабрикантами и рабочими, которая является одним из главнейших условий успешного развития промышленности”^[8]. Она занимала зачастую сторону промышленников в конфликтах тех с пролетариями и рабочий профсоюз только бы мешал благоприятному для инспекции решениям. Шла ведомственная борьба между Витте как министром финансов и МВД, создававшим легальные рабочие организации. При этом, В.К. Плеве пытался даже забрать фабричную инспекцию в ведение МВД, чему активно сопротивлялось руководство МФ^[9]. У Сергея Юльевича Витте не было никаких резонов активно участвовать в руководстве  и помогать конкурирующей организации. Как справедливо указывает историк А. Ю. Володин рабочая забастовка января 1905 года, закончившаяся многотысячным шествием, беспорядками и стрельбой, показывала в неблаговидном свете не только гапоновское общество, но и фабричную инспекцию, которая тоже допустила такой исход событий. Также одним из пунктов петиции рабочих была отмена института фабричных инспекторов^[10]! Если Гапон был человеком Витте, как он мог допустить это? Для “отвода глаз”? Но тогда получается, что детище Сергея Юльевича тоже несет ответственность за недовольство рабочих своим положением и если Витте был организатором беспорядков, то получается Гапон  подставил и его.

Георгий Гапон в разные годы своей карьеры пользовался расположением, пусть и противоречивым и изменчивым, самых разных лиц: товарища обер-прокурора Синода Владимира Карловича Саблера, санкт-петербургского градоначальника Николая Васильевича Клейгельса и его преемника Ивана Александровича Фуллона, Сергея Васильевича Зубатова и даже в какой-то момент императрицы Александры Федоровны. Был среди них и митрополит Антоний (Вадковский)^[11]. Тот был близок к Витте в 1904-1905 годах^[12], но он был хоть и влиятельным, но далеко не единственным покровителем Гапона. При этом как отмечает историк И.В. Соловьев взаимоотношения митрополита и Гапона были противоречивыми: “... На начальном этапе деятельность Гапона вызывала понимание и поддержку митрополита Антония, который старался всячески помогать талантливому проповеднику. Однако, по мере увлечения Гапоном политической деятельности, поддержка эта начинает ослабевать, а в последнее время перед событиями 9 января 1905 г. Гапон совершенно разошелся с Петербургским митрополитом. Митрополит категорически отвергал также личную нечистоплотность Гапона, однако был вынужден терпеть выходки Гапона, так как за его плечами стояла полиция”^[13].   Роль Зубатова в карьерном росте Гапона, представляется, намного более ощутимой. А он был противником Витте.

Можно предположить и такой вариант, что Сергей Юльевич после отставки Зубатова взял под контроль Собрание и намеренно двигал конкурирующую организацию к краху, который должен был возвысить его в условиях вспыхнувшей революции до поста министра внутренних дел или премьер-министра. Но ни один исследователь не смог обнаружить связей Витте и Гапона накануне 1905 года.

Единственный источник, известный мне, в котором упоминается факт контактов Гапона и Витте является изданная в 1923 году в Берлине книга-памфлет под псевдонимом “Баян” бывшего литературного сотрудника Витте журналиста Иосифа Иосифовича Колышко “Ложь Витте”: “Завязав тайные сношения с Гапоном вы умыли руки 9 января”^[14]. Но это единственный и требующий определенной осторожности в использовании источник, упоминающий об этих связях. При этом Колышко в своих более поздних воспоминаниях уже более взвешенно высказывался о роли Витте в событиях 9 января: “Быть может, шествие рабочих за справедливостью к царю и не было задумано в “белом доме” [особняке С. Ю. Витте] на Каменноостровском [проспекте]. Но Витте о нем знал и в предстоящей свалке умыл руки - сомненья нет”^[15]. Колышко уже не настаивает на том, что шествие было организовано бывшим министром финансов, хоть и утверждает, что тот не посчитал нужным и выгодным для себя предотвратить его. У нас нет достаточного числа источников разного авторства, чтобы считать описанное Колышко в 1923 году доказанным и имевшим место в реальности. Возможно, в будущем связи священника и Витте до 1905 года будут выявлены, но пока эту версию причин “Кровавого воскресенья” можно считать недостаточно доказанной. При этом уже в конце 1905 года премьер-министр Витте действительно завязал контакты с вернувшимся из эмиграции вождем 9 января. Историки Р. Ш. Ганелин и Б. В. Ананьич исследовали эти связи в своих работах, в частности в объемной статье 1963 года^[16]. Именно в этот момент Гапон и получил крупную сумму от сотрудников Витте, но это было уже осенью 1905 года, когда Гапон встал на путь провокаторства, а Витте стал первым премьер-министром Российской империи.

 “Вечером 8 января власти чётко знали, что на следующий день центре столицы предвидится огромное шествие народа. Знали они и о том, что руководящей силой этого шествия являются революционеры. Что сообщать Государю, как объяснить ему своё бездействие? Как остановить шествие многотысячной толпы? Никакого приказа стрелять в рабочих не было. В конце совещания Мирский заявил, что, так как Государя в столице нет, то надо просто заблаговременно сообщить об этом рабочим, и все движение будет остановлено”.

Специального приказа стрелять могло и не быть. Стрельба изначально предписывалась уставом гарнизонной службы, пунктом 17 правил о призыве войск для содействия гражданским властям: “Военное начальство, получившее указание о необходимости прибегнуть к действию оружием... распоряжается самостоятельно. Оно приступает к означенному действии только после предварения неповинующухся о том, что после троекратного сигнала на трубе, горне или барабане, начнется действие оружием. Затем самый способ действия предоставляется вполне усмотрению военного начальника, но с тем, чтобы к огнестрельному действию вообще прибегать только въ случае неизбежной необходимости, когда никакими другими спосо­бами нельзя будет прекратить беспорядок”.^[17]

По дневнику Николая II видно, что ему сообщали и о военных приготовлениях и о других принятых мерах: “8-го января. Суббота. Ясный морозный день. Было много дела и докладов. Завтракал Фредерикс. Долго гулял. Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется в 120.000 ч. Во главе рабочего союза какой-то священник - социалист Гапон. Мирский приезжал вечером для доклада о принятых мерах”^[18].

Еще утром 7 января начальник штаба войск гвардии и Петербургского военного округа Н.Ф. Мешетич приехал к столичному градоначальнику Фуллону и сообщил, что император объявил город на военном положении и высшая власть переходит к командиру гвардейского корпуса князю С.И. Васильчикову^[19]. Вечером 7 января от идеи введения военного положения решили отказаться^[20]. На следующий день Николай II через министра императорского двора В.Б. Фредерикса повторил приказ о введении в Санкт-Петербурге военного положения^[21].

Мультатули пишет о позиции Святополк-Мирского, опираясь на воспоминания Коковцова. Но в них ситуация описана несколько иначе: “...Еще в четверг, на его всеподданнейшем докладе было решено, что Государь не проведет этого дня в городе, а выедет в Гатчину, полиция сообщит об этом заблаговременно рабочим, и, конечно, все движение будет остановлено и никакого скопления на площади Зимнего Дворца не произойдет”^[22]. То есть, если верить Коковцову, еще 6 января решение не приезжать в столицу и проинформировать об этом участников шествия было выработано императором и министром внутренних дел совместно в ходе доклада последнего. Возникает другой вопрос - о каком всеподданнейшем докладе идет речь в воспоминаниях Коковцова. В дневнике императора нет упоминания встречи со Святополк-Мирским. В воспоминаниях высокопоставленного чиновника МВД Д.Н. Любимова говорится, что 6 января министра внутренних дел не было в Зимнем дворце из-за болезни^[23]. Становится непонятно, кто излагает неверную информацию - Святополк-Мирский в беседе Коковцову или сам Коковцов через много лет, создавая свои воспоминания. Строить какие либо заключения на таких противоречивых и неточных данных - вещь опасная. Необходимо привлекать другие источники, а не одни только записи Коковцова.

“Как отмечал в те дни граф А.А. Бобринский: «Из всего внутреннего хаоса выплывает карельская, хитрая, вероломная и умная фигура Витте». В.Н. Коковцов утверждал: «Витте не мог не знать обо всех приготовлениях, так как кн. Святополк-Мирский советовался с ним буквально о каждом своем шаге». И.И. Колышко, хорошо знавший Витте, так определил его роль в событиях 9 января: «Быть может, шествие рабочих за справедливостью к Царю и не было задумано в “белом доме” на Каменноостровском. Но, что Витте о нем знал и в предстоявшей свалке умыл руки — сомнения нет»”.

Точка зрения Бобринского конечно интересна, но она вовсе не доказывает реальные шаги С.Ю. Витте в провоцировании “Кровавого воскресенья”. Она только показывает представления части высшего света и общества о бывшем министре финансов как хитроумном интригане и стратеге. Вокруг Витте в ходе его разнообразной деятельности циркулировало множество слухов и сплетен, обнажались самые разные фобии. Некоторые высокопоставленные чиновники считали, что Витте причастен даже к “еврейскому заговору” против России^[24]. Представления и страхи А.А. Бобринского никак не доказывают возможные реальные действия Витте как расчетливого организатора расстрела 9 января.

В своих воспоминаниях Коковцов далее процитированных Мультатули строк писал о разговоре с Витте и его контактах со Святополк-Мирским: “На мое замечание, что Князь состоит с ним в самых близких отношениях и неужели же он не говорил с ним о готовившемся событии так же как он не говорил ранее и со мною, - Витте ответил мне, обращаясь ко всем присутствовавшим при нашем разговоре, что он не виделся с Министром Внутренних Дел более недели перед событием и решительно не знал ничего. Говорил ли он правду или, по обыкновению, желал просто сложить с себя ответственность за печальный результат, - я сказать не могу”. Опять мы видим не до конца выясненную ситуация, в которой сам Коковцов не может поставить последнюю точку над i. Требуются уточнения из других источников, чтобы мы поняли до конца какие именно контакты были у Мирского с Витте накануне 9 января 1905 года. Мнения Коковцова тут не достаточно, тем более, что он сам не может до конца проанализировать их и прийти к четкому выводу. Повторю, знания о приготовлениях и режиссирование всей ситуацией все-таки не одно и то же.

Об Иосифе Колышко я уже написал выше. “Быть может, шествие рабочих за справедливостью к Царю и не было задумано в “белом доме” на Каменноостровском”.

“Поздно вечером 8 января в Царское Село прибыл министр внутренних дел князь Святополк-Мирский. В докладе Государю он всячески пытался представить ситуацию в Петербурге как не стоящую внимания. Вместо того, чтобы просить Царя о срочной санкции на решительные действия, Святополк-Мирский, всячески успокаивал Николая II. После отъезда министра, Государь занёс в дневник:

«Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется в 120.000 чел. Во главе рабочего союза какой-то священник-социалист Гапон. Мирский приезжал вечером для доклада о принятых мерах».

Как видим, в царском дневнике нет ни слова о готовящемся шествии, о петиции, её содержании, революционных боевиках, строящихся баррикадах, всего того, что знал и что обязан был доложить, но не доложил, Святополк-Мирский. Если бы Государь знал о готовящемся шествии, он смог бы его предотвратить. Но, пребывая в заблуждении, Николай II был обречен стать главной мишенью для обвинений со стороны революционеров, общества и обманутого, так же, как и он, простого народа”.

Из источников складывается ощущение, что князь П.Д. Святополк-Мирский реально верил, что армейские заслоны смогут остановить шествие, и к Дворцовой площади рабочие не пройдут. Об этом пишет не только Коковцов, но и Д.Н. Любимов, не являющийся “человеком Святополк-Мирского”^[25]. При этом он подчеркивает “всем известную безусловную честность и высокую порядочность” министра^[26]. Любимов высказал идею, что Мирский в своей оценке Гапона опирался на данные градоначальника Фуллона. Тот знал священника как верного властям человека. Если кто и мог совладать с шествием, так это он. Директор Департамента полиции А.А. Лопухин в записке от 1 февраля 1905 г. на имя нового министра внутренних дел А.Г. Булыгина писал о ситуации накануне 9 января: “...Фуллон заявил, что арестом [Гапона] их стачка едва ли будет остановлена, что аресты эти скорее вызовут в рабочих раздражение и что он может рассчитывать на спокойное течение стачки только при условии оставления священника Гапона и Общества рабочих на свободе, так как через них воздержит рабочую массу от беспорядков”^[27].   При подробном отчете императору 8 января пришлось бы признаться, что Департамент полиции использует православного священника как своего агента. Чиновники МВД оказались обмануты своим доверенным лицом, оказавшимся “оборотнем” и ставшим абсолютно неожиданно революционером. Нечто похожее потом повторится и с Евно Азефом.

При этом, Николай знал о массовом движении рабочих и требовал введения военного положения в столице, что конечно же могло привести к жертвам из-за подавления пролетарского движения силой огнестрельного оружия. Не совсем понятно о какой “санкции на решительные меры” говорит Мультатули  - передача власти в столице в руки военных уже может считаться самым решительным шагом, на который мог пойти император в сложившейся обстановке. Дальше все решалось военными и МВД. Николай II вечером 8 января или утром следующего дня никак уже не мог предотвратить многотысячное шествие из разных концов города.

“В результате 9 января 1905 г. в Петербурге произошли массовые столкновения рабочих и войсковых частей. Первыми жертвами 9 января стали не рабочие, а чины полиции и армии, по которым эсеровскими боевиками были произведены выстрелы из толпы. В ответ войска, после предупредительных залпов, на которые толпа не обратила внимания, были вынуждены стрелять на поражение”.

Петр Валентинович под чинами полиции имеет ввиду тяжело раненного помощника пристава Петергофского полицейского участка Жолткевича и смертельно раненного полицейского надзирателя Шорникова^[28]. Они находились в колонне, остановленной у Нарвских ворот. Военный начальник Нарвско-Коломенского района генерал-майор Рудановский в рапорте начальнику 1-й Гвардейской пехотной дивизии А.Е. Зальцу от 9 января сообщил, что по сведениям полицмейстера Нарвского отдела, эти полицейские были убиты рабочими. Но при эна рапорте есть примечание, что по другим сведениям они были ранены пулями казенных винтовок^[29]. Начальник Петербургского охранного отделения Л.Н. Кременецкий в записке директору Департамента полиции А.А. Лопухину от 9 января указал, что полицейские пострадали от выстрелов солдат^[30]. О ранении полицейских от залпов войск указывалось и в записке Министерства юстиции от 9 января^[31]. Скорее всего, Жолткевич и Шорников пострадали от огня военных. О пострадавших из числа военных еще до залпов по участникам шествия неизвестно, кроме одного случая у Нарвских ворот о котором я упомяну дальше. После залпов такие нападения действительно происходили.

“Выстрелы боевиков из толпы” в последние годы стали практически обязательным пунктом в дискуссиях вокруг “Кровавого воскресенья”. Где же были эти провокации эсеров, заставившие военных открыть огонь?

В рапорте пристава 1-го полицейского участка Петербургской части Крылова  о расстреле у Александровского парка говорится: “По требованию моему остановиться толпе и не двигаться вперед, и не смотря на повторение этого требования, толпа продолжала двигаться; на предупреждение же в третий раз быстро выделилась вперед часть толпы и, расстегивая свои одежды и открывая грудь, кричала: “Хотите, так стреляйте”. Предупредивши в последний раз, что если не остановятся, то будут стрелять, я отошел в сторону, так как был подан сигнал к стрельбе. Толпа продолжала двигаться, и после третьего сигнала, когда толпа все-таки не останавливалась, был произведен один залп^[32]” Командир л-гв. Гренадерским полком Рагозин в своем рапорте писал залпах в этом же районе: “В час дня дня густая сплошная масса медленно приблизилась к площади и остановилась в 200 шагах от войск. Увещания полиции не увенчались успехом, и толпа двинулась вперед; после троекратного сигнала роты Павловского полка дали на расстоянии 175 шагов залп, который мгновенно остановил толпу”^[33]. О выстрелах из толпы нет упоминаний.

Командир л-гв. Преображенского полка Гадон писал в своем рапорте о расстреле у Александровского сада и Дворцовой площади:  “Подойдя к толпе вплотную, рота принуждена была остановиться, так как толпа, прижавшись друг к другу и держась за решетку, не уступала давлению упершегося в нее головного взвода роты. В толпе раздавались вызывающие и насмешливые возгласы и заявления о том, что толпа не разойдется, хотя бы в нее стреляли. Одновременно из толпы убеждали нижних чинов в том, что по окончании службы они окажутся в тех же дурных материальных условиях, как и говорившие. Не желая допустить продолжения сей пропаганды, полковник Дельсаль приказал отвести роту на 120—130 шагов назад, где она была поставлена в полуротной колонне. С отходом роты возгласы усилились. Из толпы стали выходить люди с дерзкими заявлениями, обращенными к роте, главным предметом которых было нахождение войск здесь, а не на войне. Толпа все увеличивалась людьми, приходившими через Александровский сад, откуда они перелезали через забор и взлезали на деревья. В это время полковник Дельсаль получил от ген.-майора Щербачева приказание его сиятельства командира корпуса [генерала С.И. Васильчикова] открыть огонь. После этого конная гвардия сделала еще одну попытку оттеснить толпу, а вслед за тем была произведена атака лейб-казаками с обнаженными шашками; эти атаки не привели ни к чему, толпа оставалась на месте и громко кричала и свистела. Тогда полковник Дельсаль выехал к толпе и несколько раз предупреждал толпу о том, что после 3-х сигналов в нее будут стрелять. На что из толпы махали шапками, кричали: “Кого же вы пошлете в Японию?” И раздавались возгласы: “Стреляйте”. После поданных на горне 3 сигналов, с промежутками между ними, полковник Дельсаль приказал командиру 3-й сводной роты капитану Мансурову стрелять”^[34]. Тоже никаких упоминаний о выстрелах из толпы - только упрямое нежелание расходиться и оскорбительные крики.

Выстрелы из толпы в официальных документах зафиксированы только в одном месте - у Нарвских ворот. Рудановский сообщал, что во время предшествующей залпам пехоты атаки эскадрона л-гв. Конно-гренадерского полка толпа расступилась и было сделано 2 выстрела из револьвера, “не причинивших вреда никому из людей эскадрона и задевших только гриву одной лошади”^[35]. Один из рабочих нанес удар крестом взводному унтер-офицеру. Об этих событиях говорится и в записке Министерства юстиции^[36]. Но случившееся у Нарвских ворот не повторилось в других районах, где войска открыли огонь. Нападения из толпы никак не влияли на решение дать залп. Предупредительных залпов не было - были предупредительные троекратные сигналы горном.

Описывая прием рабочей депутации императором Николаем II уже после событий “Кровавого воскресенья”, Мультатули упоминает интересную деталь: “Далее зашёл разговор о сокращении рабочего дня. Государь спросил: «Что вы станете делать со свободным временем, если будете работать не более 8 часов? Я, Царь, работаю сам девять часов в день, и моя работа напряжённее, ибо вы работаете для себя только, а я работаю для вас всех. Если у вас будет свободное время, то будете заниматься политикой; но я этого не потерплю. Ваша единственная цель — ваша работа»”.

Трудно представить, что человек, считающий себя хозяином земли русской и помазанником божием будет говорить о своем призвании и царствовании в категориях рабочего дня. Рабочий день императора не строго нормирован - в один день он занимается делами больше, в другой - меньше. Правителем страны он является постоянно. Он не “работает” императором 9 часов в сутки. На что ссылается Мультатули в своей книге? Это биография Столыпина некоего Дмитрия Струкова “Столыпин: на пути к великой России”. Струков ссылается на лишенную какой-либо научной значимости биографию Георгия Гапона, написанную Виктором Джанибекяном, "Гапон: революционер в рясе". Джанибекян указал, что этот отрывок речи Николая II не был опубликован в российских газетах из-за цензурных ограничений, но попал в иностранную прессу. Мультатули цитирует Струкова, а тот в свою очередь обычную ненаучную биографию. Каждый верит другому автору и никакой проверки цитаты не производит.

Ниже я приведу фотографии копии речи Николая II, которая отложилась в материалах Департамента полиции^[37]. Можно предположить, что чиновники МВД должны были получить ее в полном объеме, а не в версии цензуры. Слов о рабочем дне там тоже нет.

Посмотрим иностранную прессу. Статьи о приеме делегации были опубликованы 2 февраля 1905 года по новому стилю. Так как авторы не привели названия изданий, в которых были опубликованы слова императора, то я сам произвел выборку ведущих СМИ, доступ к которым был в Интернете. При этом я проверил номера и за следующие дни. Вырезки из них я не выкладываю. Наиболее полно в Сети представлена французская пресса. При этом у Французской республики и Российском империи на тот момент были практически союзнические отношения и французская пресса горячо интересовалась событиями русской революции. Максим Горький, в частности, стал практически международной звездой февраля 1905 года.

На французском языке слова Николая II должны были быть написаны примерно так: "Que ferez-vous du temps libre si vous ne travaillez pas plus de huit heures? Moi, le tsar, je travaille moi-même 9 [neuf] heures par jour, et mon travail est plus intense, car vous travaillez pour vous-même seulement, et je travaille pour tous. Si vous avez du temps libre, vous ferez de la politique; mais je ne tolérerai pas cela".

Прославленная статьей "Я обвиняю" газета Жоржа Клемансо "L’Aurore". Там нет таких строк.

Социалистическая газета "L’Humanité " Жана Жореса. Тоже нет этих слов.

Le Matin". Тоже нет.

"Le Petit Journal". Тоже нет.

Правая газета "L'Écho de Paris". Тоже нет.

С ведущими англоязычными СМИ все намного сложнее. Британская пресса находится в платном доступе и я не стал платить им ради доступа. Американские топовые издания тоже не особо представлены в Сети. Но возьмем, например, "New-York Tribune". По-английски речь Николая должна была быть написана как-то так: "What will you do with your free time if you work no more than eight hours? I, the сsar , work myself 9 [ nine] hours a day, and my work is more strenuous, for you work for yourself only, and I work for all. If you have free time, you will be engaged in politics; but I will not tolerate that."

Но и там нет этих строк.

Германская печать. По-немецки цитата императора должна выглядеть как-то так: "Was wirst du mit deiner Freizeit machen, wenn du nicht mehr als acht Stunden arbeitest? Ich, der Zar , arbeite selbst für 9 Stunden am Tag, und meine Arbeit ist anstrengender, weil Sie nur für sich selbst arbeiten, und ich arbeite für alle. Wenn Sie freie Zeit haben , dann werden Sie Politik machen; aber das werde ich nicht tolerieren"

"Berliner Tageblatt". Тоже нет.

Можно сказать, что список этих газет неполон. Да! Но во всех представленных изданиях нет слов, которые приписываются императору Николаю II. Я не выбрасывал "неудобные" примеры и все просмотренные мной издания приводят только каноничные слова Николая. Возможно, в каком-то издании, до которого я не дошел и к которому доступа онлайн нет, и есть эти слова. Возможно, они есть в британской печати. Но все изученные мной газеты, а также сноски авторов книг позволяют констатировать, что слова императора о девятичасовом рабочем дне - это фейк! И я только буду рад, если этот мой вывод будет основательно с опорой на надежные источники опровергнут.

Статья, Петра Валентиновича Мультатули, основанная на отрывке его книги изобилует большим количеством непроверенной, а зачастую и просто ошибочной информации. Складывается ощущение, что автор хотел во чтобы то ни стало “изобличить” С.Ю. Витте и министра внутренних дел П.Д. Святополк-Мирского, но приведенные им данные неполные и неточные. Они требуют всестороннего рассмотрения, опирающегося на  разные источники, а не только на удобные отрывки воспоминаний или иных источников, созданных современниками “Кровавого воскресенья”.