Телеграмма посла Франции в СССР Ж. Эрбета в МИД Франции об обвинениях против Л. Кифера и Ф. Жорж-Пико. 24 декабря 1930 г.

24 декабря 1930 г.

Входящая телеграмма (копия)
Шифровальный отдел №760-766

Москва, 25 декабря 1930, 19.20
Получено: 25 декабря 1930, 18.20

Ответ на Ваши телеграммы № 371-373.

Кифер категорически подтверждает свое заявление, которое он мне сделал сразу после опубликования обвинительного заключения: он никогда не встречался ни с одним из русских, осужденных на процессе, ни с представителями Торгпрома в Париже.

Как и большая часть дипломатического корпуса, он присутствовал на открытии института, возглавляемого профессором Рамзиным (см. мою телеграмму № 624 от 11-го ноября), и, как все мы, видел профессора, когда он произносил свою речь. Но он не был ему представлен и ни разу не видел его с тех пор.

Несмотря на неточности в датах и фактах, на которые ссылаются обвиняемые и главный прокурор, мы можем, тем не менее, отметить различные несоответствия в тех отрывках из протоколов процесса, которые касаются роли агента К.

Согласно обвинительному заключению, первая встреча между Рамзиным и К. произошла в начале 1928 года. Но на заседании Рамзин говорил о том, что она имела место в ноябре 1927 года. Калинников утверждал, что К. должен был уехать в отпуск в июне-июле 1929 года. Во время этих двух месяцев Кифер не покидал Москвы.

В соответствии с обвинительным заключением, именно русский эмигрант Рябушинский установил связь между Рамзиным и К., но обвиняемый Очкин утверждал, что Рамзин сообщил ему, что он связался с К. по приглашению «французских правительственных кругов».

Калинников заявил, что передал К.<...> в Камерном театре во время премьеры спектакля «Наталья Тарпова». Кифер никогда не был на этом спектакле.

Такие же несоответствия есть и относительно агента Р.

Согласно обвинительному заключению, отношения с агентом Р. были установлены с помощью Денисова «в октябре 1928 года в Париже».

Однако Жорж-Пико провел октябрь 1928 года в Москве. Он окончательно уехал из Москвы 8 марта®. Обвинительное заключение после напоминания заявления Рамзина о «временном отъезде» агента Р. датирует его мартом. Но Рамзин утверждал, что его последняя встреча с К. имела место «в конце 1929 года незадолго до отъезда последнего». С другой стороны, суд в своем приговоре от 7-го декабря заявил, что отношения между Рамзиным (и другими обвиняемыми) и агентами К. и Р. продолжались до ареста обвиняемых «летом 1930 года».

Что касается мнимого «отсутствия контроля» с моей стороны, я ограничусь заявлением, что всю почту получаю и отправляю собственноручно. Ни одна депеша, ни одна телеграмма, ни одна нота не отправляется из этого посольства без моей подписи или визирования, никакие денежные суммы не получаются и не выплачиваются посольством без моего ведома. В этих условиях ни одно незаконное сообщение или выплата не могли быть отправлены через это посольство. В частности, я никогда не просил Кифера заниматься какими бы то ни было собственно политическими или военными вопросами. Добавлю, что, напротив, советская полиция постоянно следит за этим посольством и даже за частными квартирами его сотрудников, что исключает для всех служащих посольства возможность поддерживать отношения с русскими так, чтобы это не стало сразу известно ГПУ. Тем более, что речь идет о людях, за которыми постоянно шпионили после Донецкого процесса (1927 г.), некоторые из них были арестованы, или даже расстреляны (как Пальчинский). А согласно обвинительному заключению, именно в это время так называемые французские агенты якобы направляли и финансировали деятельность заговорщиков.

Советское правительство не имеет никакого права выдвигать требования, которые мы не сможем принять, не создав впечатление того, что мы признаем ту невероятную клевету, которая распространяется здесь против наших политических деятелей, нашего генерального штаба и наших сотрудников. Напротив, это мы вправе требовать компенсации за те тяжкие оскорбления, которые были направлены в адрес Франции, за политическую кампанию, которая имеет целью поставить под угрозу нашу безопасность, и за экономические репрессивные меры, которые могут лишить всякого интереса, даже коммерческого, отношения, которые французское правительство имело великодушие до сих пор поддерживать с СССР.

Жан Эрбет

Архив Министерства иностранных дел Франции. Ф. Политическая и коммерческая переписка (1914-1940), серия Z, Европа, СССР (1930-1940), 117СРСОМ. Д. 1269. Л. 227-233. Машинописный текст телеграммы, полученный из шифровального отдела, копия того времени, подпись машинописью. Штамп Департамента политических и торговых дел с датой «26 дек. 1930» и вписанным от руки номером о сдаче в архив «z 619-20 s/d5».