Депеша посла Франции в СССР Ж. Эрбета министру иностранных дел Франции А. Бриану о значении процесса «Промпартии». 9 декабря 1930 г.

Реквизиты
Тип документа: 
Государство: 
Датировка: 
1930.12.09
Период: 
1930
Источник: 
Судебный процесс «Промпартии» 1930 г.: подготовка, проведение, итоги: в 2 кн. / отв. ред. С. А. Красильников. - М.: Политическая энциклопедия, 2016. - (Архивы Кремля)

Москва, 9 декабря 1930 г.
Конфиденциально

Посольство Французской Республики в СССР
Департамент политических и торговых дел

Депеша № 752
(Европа)

Посол Французской Республики в Москве министру иностранных дел Аристиду Бриану

Процесс по обвинению в государственной измене: перевод основных пассажей из допросов Рамзина и приговора. Общее заключение

Отправляю Вашему превосходительству перевод документов, имеющих отношение к только что завершившемуся в Москве процессу по обвинению в государственной измене. Речь идет об отрывках из допросов главного обвиняемого и вердикта суда, в которых затрагивается Франция. Прошу прощения, что не прилагаю к ним перевод других допросов и остальных частей вердикта. Ограниченные возможности нашего посольства не позволили выполнить подобный перевод. Я постарался заполнить лакуны, приложив к данной депеше опубликованные здесь протоколы процесса на немецком и английском языках, а также коллекцию протоколов на русском, которые до настоящего времени печатались в «Известиях». С другой стороны, я ежедневно информировал Вас о комментариях основных советских газет в своих обзорах прессы, чьи номера 336-338 уходят с сегодняшней почтой (...).

К своим телеграммам, в которых я постарался охарактеризовать главные моменты процесса, я прибавлю здесь только общие наблюдения.

Во-первых, сотрудничество между обвинением и обвиняемыми очевидно. Оно было заметно на всем протяжении заседаний и подтвердилось смягчением наказания, объявленным вчерашним декретом. В то время как советское правительство беспощадно расстреливает бедняг, «виноватых» в том, что они отложили про запас немного разменной монеты, как можно объяснить, что хорошо оплачиваемые специалисты ускользают от «меча советского правосудия» после того, как они сами признались в том, что на протяжении трех лет они безнаказанно предавали родину и занимались вредительством? Своим помилованием государство очевидно вознаграждает их за донос на Францию и русских эмигрантов в Париже и за то, что они взяли на себя ответственность за экономический кризис, который вызывает недовольство у населения СССР. В самом декрете о помиловании уточняется, что эта любезность оказана им благодаря их доносам. И так как, с другой стороны, мы знаем методы, с помощью которых ГПУ получает «признания», мы можем сказать, что невозможно относиться хоть с каким-либо доверием к заявлениям подсудимых. Давления и пытки, которыми им угрожали с одной стороны, и помилование, на которое им позволяли надеяться, с другой стороны, не оставляли места для установления истины. Это было бы возможно, только если на месте обвиняемых были бы настоящие герои. Поведение этих людей с ясностью показало, что героями они не были.

Что касается целей процесса во внутренней политике СССР, лучше всего, я считаю, будет просто перевести несколько фраз из статьи, опубликованной 29-го ноября в берлинской газете «Дас Тагебух». Это компетентное заявление газеты, которую сложно подозревать в пристрастности по отношению к нам:

«Диктатору Сталину нужен этот процесс. Он ему нужен по разным причинам. Правая оппозиция в последнее время усилилась и показывает зубы. Ею руководят старые большевики, боевые товарищи Ленина. Сложно дискредитировать таких, как Бухарин, Рыков или Томский. В этих людей верят массы. Их нужно оклеветать, чтобы сделать безоружными. Нет другой возможности, как искусственно связать идеи этой оппозиции и идеи так называемых преступных организаций. И связь якобы заключается в желании навредить стране и коммунистическому режиму.

Эта благая цель оправдывает все средства, даже если речь идет о том, чтобы пожертвовать жизнями сотен невиновных. Но другая важная причина также могла сыграть свою роль: пятилетний план подорван и его фиаско близко. Советская бюрократия своей неспособностью сама же дезорганизует всю экономическую жизнь, и ей удалось поставить Россию на порог кризиса снабжения, но козлами отпущения должны стать только ученые.

Обвинительное заключение против Рамзина и других в действительности является обвинительным заключением против главного прокурора Крыленко и ГПУ, против представителей государства, которое наподобие перегревшейся машины, работает при помощи хитростей, мошенничества и провокаций. В то же время это обвинительное заключение против Сталина. Процесс против “вредителей” оборачивается против диктатуры».

Эта оценка дает представление о том напряжении, с которым ведется внутренняя борьба в коммунистической партии, и о роли, которую в ней играет московский процесс. Нам не следует занимать позицию в этих внутренних столкновениях. Достаточно заметить, что эта борьба тоже не оставляет места для справедливости, искренности и независимости, которые необходимы для установления истины.

Что касается внешней политики, процесс направлен против Франции. Намек, сделанный однажды во время допроса на Германию, не имел никаких последствий. Недавний единичный визит, который Рамзин нанес в Берлин, не дал повода для подозрений в адрес Германии, тогда как предыдущие поездки того же Рамзина в Париж послужили предлогом для того, чтобы яростно атаковать Францию. Англия, которая упоминается в обвинительном заключении и иногда в устных выступлениях прокурора Крыленко, почти полностью исчезла из вердикта суда: очевидно, ее защитили от оскорблений инструкции, которые Хендерсон в итоге отправил британскому послу в Москве; но в еще большей степени ее оградили от нападок те надежды на получение кредитов на лондонском рынке, которые до сих пор питают русские коммунисты. Италию публично не ставили под сомнение, хотя она в своих переговорах с СССР интересуется румынами, и, если верить определенным сведениям, один итальянский журналист, проживающий в Москве, был обвинен в том, что имел связь с обвиняемыми. Все усилия были сконцентрированы против Франции настолько, что даже Польша и Румыния подвергались нападкам лишь косвенно, в качестве союзников нашей страны. Это правда, что в вердикте не упоминаются имена Пуанкаре и Бриана, как это было в обвинительном заключении. Но это припозднившееся опасение быть поднятыми на смех если и показывает, что советские власти сохранили достаточно хладнокровия, чтобы скорректировать их тактику, то только подчеркивает значение тех выпадов, которые они продолжили делать против Франции. Мы имеем дело не с «пьяными рабами», но с врагами, которые знают, что делают.

Причины их антифранцузских выступлений, если я не ошибаюсь, не трудно распознать. Теперешние руководители русского коммунизма ненавидят Францию по двум причинам: потому что они ее боятся и потому что она не ссужает им денег. Они ее боятся, потому что она поддерживает европейский порядок. Это исключает всякую возможность провести революцию в Европе и подвести, таким образом, к успешному концу большевистский опыт России. Они ее боятся, так как она разобралась в вопросе торговли с СССР и дала пример установления режима лицензий, который при условии его распространения на другие страны обяжет советское правительство отказаться от своих методов внутренней и внешней эксплуатации. Они бы предпочли, чтобы Франция, вместо того, чтобы давать этот пример, предоставляла им капиталы для продолжения подготовки широкомасштабного промышленного демпинга и революционного движения, что привело бы к тому, что Красная армия, мощно вооруженная благодаря кредитам капиталистических стран, нанесла бы удар по этим наивным кредиторам.

Когда к кому-то питают горячее нерасположение, с готовностью верят, что он будет остерегаться и даже пытаться предотвратить удары, на него направленные. Поэтому московские коммунистические руководители всегда готовы представить, что Франция хочет их атаковать. Никакие миролюбивые заверения с нашей стороны не смогут рассеять этой одержимости, так как ее причина заключается не в наших действиях или планах, но в их собственных. Чтобы убедить их в том, что мы не желаем им зла, сначала нужно побудить их к тому, чтобы не желать зла нам. А это зависит не от нашей любезности, а от нашей силы.

В той степени, в которой нас затрагивают последствия процесса, они нас обязывают, как мне кажется, предпринять некоторые элементарные действия.

Во-первых, необходимо четко обозначить, что обвинения, выдвинутые против Франции, ее политических деятелей, генерального штаба или каких-либо ее представителей не заслуживают, как говорил Гизо, нашего презрения. Заявления подсудимых, поставленных в описанную мной выше ситуацию, не могут вызывать доверия, и всякое заявление или официальное решение, содержащее обвинения или инсинуации против Франции, заслуживает нашего энергичного протеста.

Из этого следует, что, если советское правительство (в соответствии с циркулирующими здесь слухами) возымеет наглость потребовать санкций или иных мер по отношению к Франции, которую оно якобы скомпрометировало разоблачениями на процессе, эти требования должны быть энергично отвергнуты. Международное право предусматривает процедуру, которой должно следовать правительство, если оно считает себя вправе жаловаться на человека, стоящего на государственной службе у другого правительства. Оно должно обратиться к этому второму правительству и в форме, соответствующей международной учтивости и корректности, попросить наказания или смещения обозначенного человека. Но советское правительство не повело себя таким образом. Никак не предупредив и не подготовив французское правительство, оно развязало вокруг этой судебной комедии отвратительную клеветническую кампанию против Франции. Если через месяц после начала подобной кампании Франция хоть в чем-нибудь уступит советским требованиям или даже предложениям, основанным на том, что мы знаем о процессе, создастся видимость того, что французское правительство признает себя виновным, и ложь во всех своих проявлениях будет возведена в ранг истины. Мы не можем так компрометировать репутацию и авторитет нашей страны. Лучше предупредить советское правительство, что, продолжая настаивать, оно возьмет на себе ответственность за разрыв отношений.

Но у нас нет необходимости рассматривать эту крайнюю ситуацию, чтобы осознать свой долг. Он заключается в том, чтобы выровнять наши отношения с СССР. Нарушен баланс не только наших торговых, но и политических отношений. Недопустимо, чтобы с честью и интересами Франции обходились так, как это делают здесь.

Таким образом, необходим общий пересмотр наших отношений с СССР. Он должен касаться как работы торгового представительства и других советских организаций во Франции, так и коммунистической пропаганды и шпионажа в нашей армии, промышленности, колониях и маневров, предпринимаемых советской дипломатией, для того чтобы наносить вред нашей безопасности. После изучения этих вопросов нам нужно будет принять меры у себя в стране и сделать заявления советскому правительству. Выполнение этой двойной задачи принесет нам пользу. От позиции, которую мы займем по отношению к СССР, зависят, возможно, даже в еще большей степени, чем обычно принято считать, уважение и симпатии к нашей стране в Европе и Америке. В коалиции, которую некоторые мечтают составить против нас, Советская Россия будет участником, который будет беспокоить и дискредитировать других. Каждый раз, когда советское правительство проявляет к нам враждебность, мы от этого можем только выиграть, чтобы уличить и подорвать все недоброжелательные действия, которые не могли бы иметь место без его поддержки. Впрочем, население России, которое страдает от нынешнего режима, не будет недовольно тем, что мы дадим отпор его лидерам. Более того, это единственный способ, который нам остается, чтобы вернуть Франции ту популярность, которую она должна иметь в России. Даже среди русских коммунистов есть те, кто не одобряет антифранцузское неистовство Сталина и его советников. Нам невыгодно обескураживать этих людей своей пассивностью. И даже если мы воспринимаем всех большевиков без разбора как изгоев, мы можем сказать: помоги себе, тогда и дьявол тебе поможет.

Жесткость, которую я позволяю себе рекомендовать <в отношении СССР>, объясняется в первую очередь желанием избежать еще более страшных кризисов. Русский коммунизм — это большая сила, которую необходимо уравновешивать, если мы не хотим быть однажды вынужденными поддерживать против него вооруженную борьбу. Чтобы его уравновешивать, нам надо непримиримо защищать наши права: наше право на всеобщий мир, наше право на спокойствие внутри страны, наше право на равновесие торгового баланса, наше право на все то, что нам приходится в материальном и моральном плане. Долг отстаивать эти права, конечно, не является слишком заманчивой перспективой. Но еще больше будет ответственность, которую мы понесем, если его не выполним.

Эрбет

Архив Министерства иностранных дел Франции. Ф. Политическая и коммерческая переписка (1914-1940), серия Z, Европа, СССР (1930-1940), 117СРСОМ. Д. 1269. Л. 177—180а. Машинописный подлинник, подпись — автограф. Штамп Департамента политических и торговых дел с вписанным от руки номером о сдаче в архив «z 619-20 s/d5». Левее штамп Кабинета министра с датой «13 дек. 1930».