Показания В. А. Гассельблата о «вредительстве» в области проектирования и строительства «металлургических и металлообрабатывающих заводов». 17-24 января 1931 г.
17-24 января 1931 г.
[Секретно]
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
главного инженера Магнитостроя
ГАССЕЛЬБЛАТА Виталия Алексеевича
от 17,18,23-24 января 1931 г.
Прежде чем перейти к вопросу о вредительстве при проектировании и подготовке к строительству новых металлургических и металлообрабатывающих заводов необходимо вкратце остановиться на той обстановке и атмосфере, которая создалась и окружала специалистов, работающих в области металлической промышленности к 1925 году, т. е. к моменту, когда провозглашен был лозунг индустриализации СССР.
После гражданской войны, к началу нэпа, из крупных старых работников металлической промышленности (металлургической и металлообрабатывающей) остались следующие лица:
По Ленинграду: А. И. БЕЛОНОЖКИН и А. А. БАЧМАНОВ, по Югу:
А. А. СВИЦЫН, И. П. БАРДИН, В. И. ГУЛЫГА, по Уралу: В. А. ГАССЕЛЬБЛАТ, П. М. ВАВИЛОВ, В. П. КРАПИВИН, Б. С. ДУНАЕВ, П. В. ГОНЧАРОВ (до [19]22 года последний был в Сибири на Абаканском заводе).
По центру: С. А. ХРЕННИКОВ, В. И. ЖДАНОВ, Б. Н. ДОБРОВОЛЬСКИЙ, Н. М. КУТСКИЙ, А. А. МИЛЮКОВ, ВЕЛИКОРЕЦКИЙ (работники Главметалла) и И. А. КАЛИННИКОВ, Е. А. ТАУБЕ, Р. Я. ГАРТВАН, И. И. ФЕДОРОВИЧ (работники Госплана).
Из профессуры, которая работала в качестве консультантов и обслуживала металлическую промышленность: по Уралу проф. И. А. СОКОЛОВ, МАКОВЕЦКИЙ; по Югу проф. РУБИН; по Ленинграду проф. М. А. ПАВЛОВ, В. Н. ЛИПИН, Н. П. АСЕЕВ, проф. Т. А. ОБОЛД[З]ЕВ, проф. БАБОШИН, проф. БАЙКОВ; по центру проф. ЧАРНОВСКИЙ, проф. В. Е. ГРУМ-ГРЖИМАЙЛО (с 1923 г. переехал с Урала). Все эти лица при встречах с отдельными лицами и в группах высказывали не только неверие в советскую систему промышленности, но и строили свою работу во вред этой системы. Некоторые проводили линию «академизма», т. е. принципиально не хотели увязывать технику с жизнью заводов и предприятий (проф. ГРУМ-ГРЖИМАЙЛО, ПАВЛОВ, ЛИПИН, ЧАРНОВСКИЙ), другие работали в направлении дезорганизации планирования (работники Госплана ХРЕННИКОВ (до 1924 г.), КАЛИННИКОВ, ТАУБЕ, ГАРТВАН, ФЕДОРОВИЧ), не увязывая отдельных отраслей металлургического хозяйства (топливо, сырье, металл, его производство и потребление). Все перспективные наметки (даже годовые программы), поступавшие с мест, в Госплане деловой критике и серьезному анализу не подвергались. В объединяющем центре металлической промышленности в ВСНХ, куда съезжались работники [с] мест и привозили в большей части материалы дефективного порядка, не только не увязанные с другими отраслями промышленности, но часто составленные под углом зрения защиты интересов старых хозяев, работа протекала хаотически и имела для промышленности вредительский характер. Работники центра, мною вышеперечисленные, давали установки, что не надо вводить новых производств на предприятиях, не надо расширять производства на заводах, так как это послужит усилению советской власти, которую никто не признает.
Эта идеология охватывала всех и связывала. В 1921 году состоялся в Москве первый съезд научных работников по металлургии. На этом съезде в кулуарах все участвующие вели разговоры и пропаганду, что Советская власть не долговечна, что система управления гнилая, что инженер не должен принимать участия в практической жизни страны.
Характерно, что на съезде ни один из практических вопросов по металлу (производственные программы, новые производства, районирование металлургической промышленности, в частности Урало-Сибирская проблема) не был поставлен.
В 1922 и 1923 году специалисты-металлурги встречались главным образом в Госплане и в Главметалле (отделе металла), где исповедовалась и проводилась та же идеология. В Техническом Совете отдела Металла, который возглавлял Р. Я. ГАРТВАН и держал связь между Госпланом и ВСНХ по линии металла, ставились, обычно, вопросы теоретического порядка[,] и все считали, что этот Технический Совет создан в лучшем случае для получения пожетонных или, как тогда говорили, для подкармливания специалистов.
У В. И. ЖДАНОВА и затем у С. А. ХРЕННИКОВА (после перехода его из Госплана) перед началом бесчисленных заседаний, а также после них велись беседы с приезжающими с мест на тему, что с металлом Советской власти не справиться, да и не надо этого делать, так как власть не прочна.
В 1923 г. при различных встречах и разговорах учитывался и обсуждался «троцкизм», связывая партийные разногласия с возможностью скорого падения Советской власти. Болезнь, затем смерть В. И. Ленина в начале 1924 г. также были предметом постоянного обмена мнений на тему того, что скоро можно ожидать «провала большевиков».
В 1924 г. в мае состоялся второй съезд научных работников по металлургии. Съезд происходил в Ленинграде. На съезде также не было поставлено ни одного практического вопроса, связанного с металлическими перспективами.
Президиум съезда (ГРУМ-ГРЖИМАЙЛО) определенно высказывался, что это дело не металлургов, не ученых, пусть большевики этим занимаются. На банкете (на Красном Выборжце) после официальной части отдельные группы обсуждали вопросы на политические темы, о предстоящем металлическом голоде, указывая, что Советская власть не поднимет этого дела. Те же разговоры велись и в клубе ВАИ, где вечер был устроен А. И. БЕЛОНОЖКИНЫМ. Летом 1924 г., будучи в Москве (июль), я был приглашен А. А. БАЧМАНОВЫМ на обед по случаю ухода из Госплана С. А. ХРЕННИКОВА. Обед состоялся за городом (Останкино), где присутствовали ХРЕННИКОВ, ГАРТВАН, ТАУБЕ, ФЕДОРОВИЧ, проф. И. Г. АЛЕКСАНДРОВ, КАЛИННИКОВ, РАБИНОВИЧ, БАЧМАНОВ, ШЕЙН. Всего участвовало человек 15. Других работников Госплана я не помню. Кроме приветственных речей по адресу С. А. ХРЕННИКОВА на тему о том, как много он сделал для Госплана, перешли на политические разговоры: все хозяйство страны строится бессистемно, от случая к случаю, отдельные отрасли промышленности развиваются не увязанно между собой, высказывались против наметившегося тогда Днепростроя, говорили, что без влива иностранного капитала нечего и думать о строительстве новых заводов. После обеда беседа продолжалась у С. Д. ШЕЙНА, в квартиру которого отправились, на те же темы.
В 1925 году был провозглашен лозунг индустриализации СССР, каждое отдельное управление ВСНХ, в том числе и Главметалл, составили краткие записки о новых заводах. Общего серьезного анализа отдельных объектов, увязки с сырьевыми базами, с транспортом, не было сделано. Этими основными вопросами не хотел заниматься ни Госплан, ни ВСНХ. Места же представляли непродуманные записки.
О новых металлургических заводах первую записку составил В. И. ЖДАНОВ, где намечалась постройка Магнитогорского завода, Кузнецкого (тогда его называли Тельбес[с]ким), Криворожского и реставрации и расширении Керченского завода. У всех заводов темным местом была рудная база, которую или не знали, или знали, но было неизвестно, как использовать рудные месторождения.
В центре, как я указывал выше, специалисты-металлурги, постоянно встречаясь, имели достаточно прочную идеологическую связь, из которой вытекала и практика в работе и по планированию[,] и по управлению металлургическими предприятиями Союза. Главными фигурами, вокруг которых вращались работники в Москве[,] были: С. А. ХРЕННИКОВ (Главметалл) и И. А. КАЛИННИКОВ (Госплан).
Провинциальные работники, постоянно бывая в Москве (и по линии Госплана[,] и по линии Главметалла), знали московские настроения и направления в работе и, конечно, отражали их.
Осенью 1925 г. встал вопрос о проектировании новых заводов. На Урале было образовано Уралпроектбюро, которому поручено было приступить к проектированию Магнитогорского металлургического, Уральского машиностроительного, Н[ижне]-Тагильского вагоностроительного заводов. Ни работников, ни архива, ни технической библиотеки не было. Заданий определенных также не имелось, в технических заданиях (мощность отдельных заводских агрегатов) была Главметаллом дана установка, явно преуменьшенная против тех достижений, которые имела не только Америка, но и европейские страны.
Суточную выплавку доменной печи В. И. ЖДАНОВ давал 450 тонн, тогда как некоторые заводы Германии уже тогда достигали до 840 тонн, для Мартеновских печей тоннаж давали 75 т., тогда как имелись за границей печи 125-150 т. Нагрузку прокатных станов (блюминг) давали также преуменьшенную; мощность бессемеровских конверторов рекомендовали 15 т., в то время как за границей работали 25[-]тонные реторты.
Все эти установки С. А. ХРЕННИКОВ и В. И. ЖДАНОВ мотивировали тем обстоятельством, что русский рабочий никогда не может достичь таких результатов и работать на крупных устройствах, что вся система нашей работы требует не последнего слова техники. Эти же работники Главметалла и работники Госплана указывали (КАЛИННИКОВ, ТАУБЕ, ГАРТВАН и ФЕДОРОВИЧ), что какая бы установка н[и] была, все равно ничего не выйдет из намеченного строительства новых заводов, что это совершенно не под силу современным финансам Союза.
В вопросах технических коэффициентов группа центра (Госплан и Главметалл) давала такую установку, не соответствующую возможным достижениям в этой области. Расход горючего в доменных печах Магнитогорского завода сначала давали 1,2 т. на 1 т. чугуна, приводя опять-таки только что достигнутый расход на Южных заводах. Затем давали 1,1 т. и, в конце концов, 1 т. кокса на 1 т. чугуна. Вся эта неразбериха естественно требовала напрасных и больших пересчетов и тормозил[а] проектирование. Подсчеты плавки чугуна в условиях Магнитогорского завода (на Кузнецком коксе) давали расход горючего 0,9 т. кокса на 1 т. чугуна. Заграницей, особенно в Америке, на малосернистом коксе имеются и более низкий расход горючего 0,85 — 0,87.
В конце (ноябрь-декабрь) 1925 года Главметалл вел сначала дискуссию, а затем подготовительную работу для образования центрального проектировочного аппарата. С. А. ХРЕННИКОВ, Б. Н. ДОБРОВОЛЬСКИЙ и А. А. БАЧМАНОВ усиленно настаивали и добивались, чтобы такой аппарат был образован в Ленинграде. Официальными соображениями у них были: в Ленинграде имеются свободные помещения, имеется много высш[их] технических учебных заведений, много незанятой профессуры, богатые технические библиотеки.
Соображения неофициальные: подальше от начальства, в Ленинграде возможно будет в новом учреждении заниматься академизмом, т. е. затягивать практическое проектирование, следовательно, и строительство, в которое никто не верит.
В течени[е] нескольких месяцев идет «волынка» и только в марте- апреле выявляются некоторые формы нового учреждения, которое сначала называли характерно «Гипноз», а затем «Гипромез».
В первое время в Гипромезе играл первую скрипку А. А. БАЧМАНОВ, подбирая и головку и ответственных работников.
В Металлургический отдел Гипромеза был приглашен старый проф. гор[ный] инж. В. Н. ЛИПИН; этот отдел должен был руководить проектированием всех новых металлургических заводов СССР.
В. Н. ЛИПИН при вступлении своем в Гипромез заявил, что в строительство новое при большевистском режиме он не верит и верить не хочет, т. к. поставлены такие грандиозные задачи, которые не под силу решать без влияния иностранного капитала. Достижения иностранной металлургической техники совершенно не достижимы у нас в наших условиях, и в этом вопросе он вполне солидарен с В. И. ЖДАНОВЫМ и С.А. ХРЕННИКОВЫМ, категорически протестуя против первоначальных установок: доменные печи Магнитогорского завода с суточной выплавкой в 600 тонн и против расхода горючего 0,9 т. на 1 т. чугуна.
В. Н. ЛИПИН подбирает себе штат. Помощником берет М. М. БЕРА, который занимается текущей перепиской. М. М. БЕР техники почти не касается, вся его работа уходит, как я наблюдал во время посещений Гипромеза, на хождение по отделам и согласование разных вопросов. Из бесед с М. М. БЕРОМ я понял, что он целиком разделяет мнение В. Н. ЛИПИНА на строительство новых заводов. Доменной группой заведовать ЛИПИН пригласил своего ассистента по Горному Институту Е. А. ЛЕБЕДЕВА, который заявил нам, что он всю работу сведет к критике мест, которые он предполагает часто посещать.
Е. А. ЛЕБЕДЕВ был всегда при В. Н. ЛИПИНЕ и главная его специальность была ругаться и к делу[,] и ни к делу отборными словами. По мартену ЛИПИНЫМ приглашается проф. Политехнического института М. М. КАРНАУХОВ, который в разговорах со мной высказывал мнение, что он только будет заниматься теоретическими вопросами, так как при Советской власти он не мыслит возможности проведения в жизнь намеченной программы индустриализации. В дальнейшей работе по проектированию Магнитогорского завода М. М. КАРНАУХОВ имел дело с инж. В. В. ВОРОБЬЕВЫМ (мартеновец Уралгипромеза), который прорабатывал различные варианты мартеновского цеха и всюду с целью затяжки проекта вносил спор, какой лучше тип мартена: немецкий и[ли] американский. Вопрос установки бессемеровского производства на Магнитной также надо рассматривать как затяжку проектирования. В каждый приезд в Гипромез этот вопрос поднимался, затевались споры, но установки, даже в отношении тоннажа конверторов, их количества, определенной не делалось. Уралгипромез тянул этот вопрос, делал студенческие варианты и не имел ни одного специалиста по бессемеровскому производству.
По прокатному производству В. Н. ЛИПИН пригласил инж. ТАТАРЧЕНКО, который ничего не хотел делать, он открыто афишировал это: во время работы готовился к лекциям или вел общие рассуждения на тему, что намеченная индустриализация и взятые темпы — детская затея. По отношению к Магнитогорскому проекту инж. ТАТАРЧЕНКО занял позицию, что надо составлять всевозможные варианты, чтобы затянуть проектирование и строительство. По прокатке В. Н. ЛИПИНЫМ приглашался для консультации ассистент Горного Института Д. Н. БЕНЕШЕВИЧ, который во всех поручаемых ему вопросах старался затянуть дело. В. В. ВОРОБЬЕВ, который имел с ним деловые отношения, докладывал мне, что БЕНЕШЕВИЧ все магнитогорские вопросы (по прокатке) срывает.
В качестве верховных консультантов В. Н. ЛИПИНЫМ были приглашены проф. М. А. ПАВЛОВ и позднее И. П. БАРДИН (последний приезжал с Днепровского завода, где был главным инженером).
Идеология М. А. ПАВЛОВА, который считался большим авторитетом в области металлургии среди инженерства (был редактором журнала «Русского Металлургического Общества», инициатором и душой металлургических съездов), была всем известна. Кроме Гипромеза, я встречался с М. А. ПАВЛОВЫМ у проф. ГРУМ-ГРЖИМАЙЛО в Москве, в Главметалле у ХРЕННИКОВА и ЖДАНОВА, на всевозможных заседаниях и совещаниях. В личных и групповых беседах М. А. ПАВЛОВ всегда высказывался с ненавистью к Советской власти, к ее начинаниям, как в области реконструкции высших технических уч[ебных] заведений, так и в области промышленности. М. А. ПАВЛОВ, конечно, не верил в новое строительство, на Гипромез смотрел, как на учреждение, объединяющее распыленных специалистов и как на дополнительный заработок, который дает возможность многим пережить тяжелое время. М. А. ПАВЛОВ считал, что без иностранного капитала не только не построишь новых заводов, но и не восстановишь полностью старых. М. А. ПАВЛОВ через инж. КАША-КАШВИЛИ и КРАПИВИНА имел связь с Уралом, организуя в Свердловске съезд по доменному производству, и получал от Уралоблсовнархоза материальную поддержку на издание журнала Русского Металлургического общества.
Журнал этот не отражал, и М. А. ПАВЛОВ это положение отстаивал, современной работы металлургических предприятий СССР и не касался общих проблем металлургии.
И. П. БАРДИН в Гипромезе занимал позицию или молчаливо соглашающегося с линией, проводимой металлургическим отделом, или вносившего (по отношению к Магнитогорскому заводу) ряд вопросов, чтобы затянуть проектирование. Из личных моих встреч и бесед (И. П. БАРДИН одно время намечался в главные инженеры Магнитостроя) я определил, что И. П. БАРДИН не верит в прочность Советской власти и считает нереальной и несерьезной программу индустриализации. В темпы строительства не верил.
Когда И. П. БАРДИН был назначен глав[ным] инженером Кузнецкстроя[,] мне С. А. ХРЕННИКОВ говорил, что БАРДИН в Кузнецк везет с собой определенную группу с Юга, которая будет срывать строительство, указывая на одну крупную фигуру в этой группе — инж. ПОПОВА-АЛЕКСЕЕВА, который является особым ненавистником Советской власти и черносотенцем. С инж. ПОПОВЫМ-АЛЕКСЕЕВЫМ я встречался в Техн. Совете Главчермета и в поезде, в котором я ехал в Москву с Урала, а он из Сибири. ПОПОВ-АЛЕКСЕЕВ рассказывал мне о положении на Кузнецкстрое: о не подготовке к строительству, неимении рабочих чертежей, запоздании с заказами, дезорганизации в управлении, причем подчеркива[л], что из всего этого дела ничего не выйдет.
Я дал достаточно подробную характеристику работников Металлургического Отдела Гипромеза, чтобы было ясно, какая обстановка создалась в этом учреждении для руководства проектированием и строительством новых металлургических заводов. Системы и методов проектирования металлургический отдел никому не давал. Каждый делал, что хотел и как хотел.
Магнитогорский проект без специалистов, без конструкторского аппарата, без точных заданий и установок делался в Уралпроектбюро, где и проводились исследовательские работы Магнитогорского железорудного месторождения. В Сибири (в Томске) открылось Тельбессбюро, которое приступило к проектированию и разведкам руд для Кузнецкого завода. В Керчи открылось бюро по реконструкции завода. Проектировку металлургического завода на Юге металлургический отдел Гипромеза решил взять сам. Никакой стандартизации главных объектов завода не было установлено.
Все было направлено к тому, чтобы силы, которых было очень мало (особенно конструкторов)[,] были распылены и для того, чтобы затянуть проектирование.
Организация Гипромеза с самого начала и, как мне известно, до 1930 года С. А. ХРЕННИКОВЫМ, А. А. БАЧМАНОВЫМ и Б. Н. ДОБРОВОЛЬСКИМ строилась таким порядком, чтобы каждый отдел Гипромеза работал самостоятельно, без всякой технической увязки. Технического директора или главного инженера в Гипромезе не было. В Правлении Гипромеза вопросы решались без достаточной согласованности в отдельных частях сложного металлургического хозяйства. Другие отделы Гипромеза возглавлялись специалистами, членами Правления: БАЧМАНОВ — экономическим, БЕЛОНОЖКИН — машиностроительным, ВЕРЕЩАГИН — электрическим, ШИШКО, затем проф.
ГОФМАН — строительным. Горного отдела, являющегося основным при проектировании металлургических] заводов, вначале не было и этому особенно сочувствовал С. А. ХРЕННИКОВ, говоря, что с рудным делом в новых заводах неблагополучно и пусть этим занимается Геолком. Только в конце 1927 года образуется во главе с МУХИНЫМ (вскоре арестованным) слабенький отдел. МУХИНА заменил инж. КУРБАТОВ.
С Геолкомом Гипромез вначале не имел никакой связи. С 1928 года приглашались иногда представители Геолкома (КАТУЛЬСКИЙ, ЗАВАРИЦКИЙ), которые обычно давали самые общие данные. При проектировании металлургических заводов все отделы играли большую роль и приносили тот или иной вред.
Весной 1926 года собрался первый технический совет Гипромеза. Состав техн. совета был намечен С. А. ХРЕННИКОВЫМ, В. И. ЖДАНОВЫМ и А. А. БАЧМАНОВЫМ, в него вошли крупные специалисты- производственники и профессора. Председателем Совета выбирается
С. А. ХРЕННИКОВ, заместителем к нему Н. Ф. ЧАРНОВСКИЙ. Совет, кроме пленума, имел секции, возглавляемые: экономическую ГИНЗБУРГОМ (из ВСНХ), металлургическую Е. А. ТАУБЕ, машиностроительную Н. Ф. ЧАРНОВСКИМ, энергетическую проф. ВОРОНОВЫМ и строительную КЛЕВЕЗАЛЕМ (ВСНХ). Сессии технического совета с деловой стороны не приносили никакой пользы, крупные вопросы комкались, некоторые эксперты отдельных частей проекта не только не прорабатывали вопроса, а часто и не знакомились с ним. Напр., проф. М. А. ШАТЕЛЕН при рассмотрении Магнитогорского проекта давал общие заключения по неизученному вопросу. Часто ставились вопросы с целью сорвать проект или оттянуть его (выступление проф. ШАПОШНИКОВА о перенесении Магнитогорского завода в Челябинск). Главная задача, которую преследовали технические советы, по словам С. А. ХРЕННИКОВА, заключалась в объединении крупных специалистов, обмене мнениями работников с мест.
Во время сессий технических советов устраивались совещания частного порядка у С. А. ХРЕННИКОВА и А. И. БЕЛОНОЖКИНА с участием Н. Ф. ЧАРНОВСКОГО, КАЛИННИКОВА, ТАУБЕ, ГИНЗБУРГА и КЛЕВЕЗАЛЯ, на которых устанавливалась линия поведения, которую нужно держать при том или ином проекте. Приезжавшие работники с мест также в кулуарах и за обедом устраивали беседы, где обсуждали общее положение с новым строительством в связи с политическим положением страны. Металлурги обычно группировались около С. А. ХРЕННИКОВА, В. И. ЖДАНОВА и С. А. ТАУБЕ, где кроме общих вопросов обсуждалось положение с отдельными проектами и намечались установки, затягивающие проектирование. Гипромез и отдельные строительства устраивали банкеты, где[,] кроме официальных торжественных выступлений по случаю прохождения проекта, отдельными группами обсуждались вопросы на политические темы. Гипромез[,] расширяя свою деятельность, открывает новые отделения: в Харькове,
Москве, Ленинградское отделение. В Днепропетровске было открыто вначале специальное отделение по проектированию коксовых установок. Отделение возглавлял проф. РУБИН. Представляемые им проекты являлись чисто ученическими. Магнитогорская коксовая установка, спроектированная проф. РУБИНЫМ, дефективная.
У Гипромеза точных функций в смысле обслуживания нового строительства не было. Где кончалось проектирование и начинались исследовательские работы и подготовка к самому строительству, решал[о]сь каждый раз особо. Главметалл, затем Главчермет финансировали строительства и, следовательно, управляли ими. Во главе этого дела из специалистов стояли: С. А. ХРЕННИКОВ, В. И. ЖДАНОВ, Б. Н. ДОБРОВОЛЬСКИЙ, А. А. МИЛЮКОВ и Н. М. КУТСКИЙ.
Утверждение (окончательное) проектов, утверждение программ строительства, отпуск средств зависело от них.
Третья инстанция, с которой соприкасалось новое строительство — Госплан, где ставились вопросы общего финансирования для внесения на утверждение СНКа.
В Госплане по металлургическим заводам пришлось сталкиваться с И. А. КАЛИННИКОВЫМ, Е. А. ТАУБЕ, Р. Я. ГАРТВАН и И. И. ФЕДОРОВИЧЕМ. В показаниях, сделанных мною в ПП ОГПУ в Свердловске, я сообщил, что в конце 1926 года С. А. ХРЕННИКОВ при разговоре со мной на политические темы (внутренние натяжения*1 в партии, финансовые затруднения, возможность интервенции) указал, что всюду в крупных объединениях (Госплан, ВСНХ, отдельных районах — Юг, Ленинград) идет организация специалистов в отдельные группы на случай прихода на смену Советской власти интервентов и подготовки к этому. Предлагал образовать такую группу на Урале.
Я предложение это принял и, возвратившись на Урал, переговорил с отдельными крупными работниками Урала, это было в начале 1927 г. Работники эти следующие: заведующий промышленной секцией Уралплана М. А. СОЛОВОВ, технический директор и член Правления Уралмета В. П. КРАПИВИН, главный металлург Уралмета И. В. КАША-КАШВИЛИ, технический директор Уралгорконторы И. А. ГИРБАСОВ; член президиума Уральского Областного Совета Народного хозяйства инженер Б. С. ДУНАЕВ и профессор Уральского Политехнического института по кафедре металлургии И. А. СОКОЛОВ. Все указанные инженеры мне заявили, что они уже слышали, каждый по своей отрасли, об организации таких групп в центре и что директивы и указания, получаемые ими по работе от отдельных работников[,] ясно говорят о том, что вредительство принимает организованную форму. На вопрос ко мне, кем возглавляется контр-революционная организация в центре, я ответил, что
С. А. ХРЕННИКОВ мне сказал, что он этого сказать не может, что самая сильная группа в Госплане, где концентрируются все вопросы промышленности и, смеясь[,] мне сказал, что в организации состоит даже заместитель Председателя Госплана профессор ОСАДЧИЙ. С. А. ХРЕННИКОВ на одном из технических советов Гипромеза в Ленинграде (весной 1927 г.), показывая мне на участников пленума совета (где он был председателем, а проф. ЧАРНОВСКИЙ его заместителем) сказал, что этот пленум можно назвать и пленумом контр-революционной организации всего Союза.
С. А. ХРЕННИКОВ сказал мне, что он всех участников Уральской группы знает, что каждый по своей линии связан с центром: КРАПИВИН и КАША-КАШВИЛИ связаны с инж. ЖДАНОВЫМ и им, ХРЕННИКОВЫМ, СОЛОВОВ с инж. КАЛИННИКОВЫМ, ТАУБЕ и ГАРТВАНОМ, ДУНАЕВ с БАЧМАНОВЫМ, ТАУБЕ и ГАРТВАНОМ, ГИРБАСОВ с инж. ВЕЛИКОРЕЦКИМ и проф. И. А. СОКОЛОВ на технических съездах и советах связывается с группой профессуры[;] называ[л] отдельные фигуры: ГРУМ-ГРЖИМАЙЛО, ЧАРНОВСКОГО, ПАВЛОВА М. А. и ЛИПИНА В. Н.
ХРЕННИКОВ сказал мне, что все работники должны иметь отраслевую связь с центральными работниками. Я по линии строительства (тогда проектирования) был связан с С. А. ХРЕННИКОВЫМ и, впоследствии, кроме него, с группой Гипромеза (БЕЛОНОЖКИН, БАЧМАНОВ, ЛИПИН, ВЕРЕЩАГИН) и группой металлургического отдела (Е. А. ЛЕБЕДЕВЫМ, М. М. БЕРОМ и ТАТАРЧЕНКО). Уральская группа была спаяна прежней общей работой. Директивы, которые получали отдельные работники из центра, были в общем одинаковы и клонились: к задержке проектирования и строительства новых заводов с целью воспрепятствовать программе Правительства по индустриализации страны, задержке реконструкции существующих заводов, уменьшению программы работы заводов, давая не полную нагрузку заводским агрегатам и не вводя в работу некоторые заводы; по планированию Уральской промышленности были даны директивы также искусственно задерживать развитие промышленности, составляя пятилетний план ее в ущемленном виде и в разрезе диспропорции отдельных отраслей промышленности; по горному хозяйству давались указания и директивы, чтобы тормозить и задерживать разведки и исследовательские работы, не вводить в эксплуатацию месторождения руд, в которых заинтересованы прежние владельцы; по строительным материалам давались указания, чтобы не развивать производство таковых с целью срыва как реконструкции, так и строительства новых заводов; по учебной части рекомендовалась борьба против начинаний Советской власти: непрерывной практике и сокращенному прохождению курса во ВТУЗ.
Каждый член контр-революционной группы проводил свою линию. Группа пользовалась каждым случаем, чтобы встретиться и поделиться своей работой. Для этого были использованы деловые встречи отдельных работников в разных учреждениях: у меня в Уралгипромезе, в Уралплане (у СОЛОВОВА), в Уралмете (у КРАПИВИНА), в Уралсовнархозе (у ДУНАЕВА). Собирались перед или после технических совещаний у меня в Уралгипромезе или у СОЛОВОВА в Уралплане.
На всех таких совещаниях в течение 1927, 1928 и половины 1929 года обычно обсуждались сначала вопросы политического порядка и тех новостей, которые каждый имел в результате поездки в центр.
Особое внимание в беседах обращалось на положение в партии; каждая дискуссия, выступление отдельных членов партии рассматривал[и]сь как начало разложения партии и делались соответствующие выводы о возможности перемены существующего строя.
Обсуждались вопросы экономики СССР, причем по всем линиям (т. к. все члены организации получали в Москве определенную информацию), выяснялось[,] что экономическое положение, особенно за последнее время в связи с принудительной коллективизацией крестьянского хозяйства, делается катастрофическим и можно в любой момент ждать полного экономического развала. Обсуждались, и довольно горячо, вопросы продовольственного порядка. Большинство считало, что перебои с продовольствием будут усиливаться, и что через 1-2 года наступит естественный конец, как следствие голода, который вызовет голодные восстания и сметет Советскую власть, на смену которой, на первое время, придет интервенция.
В беседах и встречах обсуждались также вопросы, связанные с заграничной командировкой отдельных членов организации (СОЛОВОВ, КРАПИВИН, КАША-КАШВИЛИ и проф. СОКОЛОВ за время 1926-1928 года были заграницей). СОЛОВОВ был в командировке в Харбин[е] с целью привести оттуда инженеров и техников, которые после колчаковщины осели в Маньчжурии. СОЛОВОВ после возвращения в 1927 г. сообщил, что он беседовал с работниками, служившими раньше на Урале (ГАВРИЛОВЫМ, управляющим В[ерх]-Исетским заводом, ВЕРТЯЧИХ, инженером Лыс[ь]венского округа, инж. БОСТРЕМОМ, горным начальником Златоустовского округа, при Колчаке - министр торговли и промышленности). СОЛОВОВ рассказывал, что никто из инженеров не верит в долгое существование Советской власти и считает, что программа нового строительства является сплошной глупостью. СОЛОВОВ никого не привез из крупных работников. С БОСТРЕМОМ он сговорился, что БОСТРЕМ сначала приедет на Урал ознакомиться и после этого решит, возвратится он или нет на Урал. БОСТРЕМ вскоре приехал на Урал, пробыл целый месяц, командировки его оплатили из советских средств, объехал он многие округа Урала и затем уехал, сказав, что подумает. Из Харбина прислал письмо в Уралсовнархоз и СОЛОВОВУ, что он не приедет на Урал. М. А. СОЛОВОВ рассказывал, что он вращался в Харбине в промышленных кругах (лесопромышленник крупный КОВАЛЬСКИЙ, с которым он связан родственными связями) и что настроение в этих кругах такое, что все считают Соввласть непрочной, экономическое положение СССР безнадежным.
Инженер КАША-КАШВИЛИ был в 1926 году в командировке в Германии, цель командировки размещение заказов Урала в Германии за счет немецкого кредита (300 мил. марок). КАША-КАШВИЛИ работал вместе с представителями центра и Юга (ХРЕННИКОВ, СВИЦЫН, ГОГОЦКИЙ) и по возвращении рассказал, что обстановка размещения заказов происходила не только неорганизованно, но и хаотически. Берлинское Торгпредство не было подготовлено к этой операции, фирм не знал[о] и относилось к делу не только несерьезно, но и вредительски. Нелепые спецификации, которые давались отдельными заводами[,] никем не анализировались и не увязывались и получались такие трюки, что заказывался и получался заводом станок для металлообработки, который по свои габаритам не мог поместиться в мастерской (этот пример касается Златоуста, куда инж. ФИДЛЕРОМ он был выписан). Инж. КАША- КАШВИЛИ рассказывал, что тон всей этой работы задавал в Германии С. А. ХРЕННИКОВ, который говорил ему и остальным членам комиссии, что все равно ничего не выйдет из затеянной кредитной операции, когда придет время оплачивать заказы, денег все равно у Советской власти не будет. Инж. КАША-КАШВИЛИ рассказывал в отдельных беседах в то же время, что комиссия[,] посещая заводы, а также в Берлине проводила очень весело время, ежедневно собираясь в ресторанах и вела беседы о положении советской власти в смысле ее непрочности. С. А. ХРЕННИКОВ в 1927 году в Москве мне рассказывал, что группа по размещению заказов в Берлине занималась делом совершенно несерьезно и фирмы большей частью выбирались непервоклассные с целью получить оборудование, которое не будет соответствовать своему назначению.
В. П. КРАПИВИН, бывший заграницей с января по июль 1928 г., рассказывал, что он был в Германии с целью ознакомиться с металлургической и металлообрабатывающей промышленностью. КРАПИВИН в конце 1928 года в Свердловске, а также в Ленинграде в декабре 1928 г., где он был на техническом совете Гипромеза, рассказывал мне, что он виделся в Берлине с прежним владельцем (назвав Председателя правления Н[ижне]-Тагильских заводов РАТЬКОВА-РОЖНОВА), который интересовался положением Н[ижне]-Тагильского округа, новым строительством, которое намечено на заводах прежнего округа. КРАПИВИН, как он мне передал, рассказывал РАТЬКОВУ-РОЖНОВУ, что он, КРАПИВИН, проводит большое строительство на Н[ижне]-Салдинском заводе с целью, чтобы этот завод после падения Советской власти перешел к старым владельцам хорошо оборудованным. РАТЬКОВ-РОЖНОВ, как передавал КРАПИВИН, рассказывал ему, что бывшие владельцы надеются на скорое падение Советской власти, что будет интервенция. Для согласования действий существует, как говорил В. П. КРАПИВИН, в Париже организация, именуемая Парижским центром, куда входят бывшие крупные промышленники (НОБЕЛЬ, РЯБУШИНСКИЙ и др.).
Проф. И. А. СОКОЛОВ, который был в Германии, рассказывал по возвращении из командировки, что в Германии научные работы поставлены хорошо, жизнь высшей школы течет нормально, не так, как у нас в СССР. Проф. СОКОЛОВ рассказал, что профессура Германии не верит в наш строй и ожидает скорого падения Советской власти. В беседах и встречах контр-революционной группы обсуждались вопросы возможной интервенции, причем считали все, что без интервенции не может быть перехода к новому строю, который все мыслили[,] будет демократической республикой, каковая появится в результате решения Учредительного собрания.
Участники группы обсуждали вопросы о предприятиях прежних владельцев, причем высказывалось мнение, чтобы предприятия были приведены в наиболее работоспособное состояние, обращая внимание на быстрое расширение их с затратой средств большей, чем на предприятия, принадлежавшие ранее казне.
Контр-революционная группа, получившая оформление в 1927 году, не имела, как я сказал, регулярных или общих собраний, пользовались члены каждым случаем, чтобы поделиться сообщениями и обсудить различные вопросы. Во главе организации стояли: я, инж. СОЛОВОВ и инж. КРАПИВИН. У каждого члена организации была особая отрасль работы и своя связь с центральными организациями.
У меня было сначала проектирование Уральских новых заводов, затем строительство Магнитогорского завода.
О своей связи по этой линии я выше делал показания. При образовании контр-рев[олюционной] группы Уральской, в Уралгипромезе в 1927 году, образовалась самостоятельная контр-рев. группа, в которую вошли, кроме меня, инж. Н. В. СОКОЛОВ (помощник главного инженера), Б.[П]. БОГОЛЮБОВ (зав. горным отделом), В. В. ВОРОБЬЕВ (зав. металлургическим отделом), Н. Н. ШАДРИН (зав. прокатным п/отделом), Ф. Ф. ЭЙХЕ (зав. машиностроительным отделом), В. Ф. ФИДЛЕР (глав[ный] инж. Уральского Машиностроительного завода, в 1927 г. он занимался проектированием завода), Л. Н. ФОЛЬВАРКОВ, зав. энергетическим отделом, В. Н. ВОЛКОВ, зав. проектированием заводов цветной металлургии и впоследствии в начале 1928 г. Г. Г. ГЕРШЕЛЬМАН, зав. огнеупорным отделом.
Вся эта группа обсуждала все вопросы со мной, а в мое отсутствие - с инж. Н. В. СОКОЛОВЫМ. В задачи группы входило, согласно директив, получаемых из центра, проводить вредительскую линию в области проектирования: задерживать и тормозить таковое, исполнять все ненужные и вредные распоряжения, касающиеся проектировки заводов, оттягивая и нанося этим вред будущему строительству. Исполнялись не только устные распоряжения, которые получали члены группы при посещении Главчермета (ХРЕННИКОВА, ЖДАНОВА, ДОБРОВОЛЬСКОГО, МИЛЮКОВА и КУТСКОГО) и Гипромеза (БЕЛОНОЖКИНА, БАЧ- МАНОВА, ЛИПИНА, ЛЕБЕДЕВА), но также и указания, которые давались приезжавшими на Урал БАЧМАНОВЫМ, ЛИПИНЫМ, ЛЕБЕДЕВЫМ, БЕЛОНОЖКИНЫМ, ДОБРОВОЛЬСКИМ.
Аппарат Уралгипромеза сколачивался кое-как, работники приглашались без учета квалификации. В 1927 году в Уралгипромезе находились в работе проекты Магнитогорского завода, Уральского машиностроительного, вариант Н[ижне]-Тагильского вагоностроительного, Богомоловский медеплавильный (пиритный вариант) и различные проекты. Проектирование заводов производилось, как я уже указал, несоответствующими своему назначению работниками.
Работы по всем проектам частью исполнялись студентами, которые делали различные учебные варианты, затягивая окончание проектов. Все участники Уралгипромезовской группы строили свою работу с таким расчетом, что директивы центра (С. А. ХРЕННИКОВА) выполнялись. В итоге такой работы проекты Машиностроительного завода на Урале и Магнитогорске могли быть внесены в Технический Совет Гипромеза только в 1928 году (первый в мае и второй в декабре). Вопрос о задержках и вредительских актах по отношению к каждому заводу будет освещен в дальнейшем. В декабре 1928 года проект Магнитогорского завода был одобрен техническим советом Гипромеза, 15 января 192[9] г. СНК СССР заслушал доклад о Магнитострое[,] и 1 марта 1929 г. назначается управление Магнитостроя, главным инженером утверждаюсь я. Встает вопрос о сколачивании аппарата. Первая группа аппарата образуется из работников Уралгипромеза, которые работали над Магнитогорским проектом: Н. В. СОКОЛОВ, В. В. ВОРОБЬЕВ, Н. Н. ШАДРИН, Б. П. БОГОЛЮБОВ, Л. И. ФОЛЬВАРКОВ, Г. Г. ГЕРШЕЛЬМАН, вся эта шестерка участвовала во вредительской группе Уралгипромеза, зная все директивы центра о задержке проектирования и строительства новых заводов. Еще до официального утверждения Магнитостроя 5-10 февраля 1929 года было у меня в кабинете в Уралгипромезе первое совещание по Магнитострою, где ставились организационные вопросы. Все присутствующие (Н. В. СОКОЛОВ, ВОРОБЬЕВ, ШАДРИН, БОГОЛЮБОВ, ФОЛЬВАРКОВ и ГЕРШЕЛЬМАН), заслушав мое сообщение о решении правительства пустить первые доменные печи к 1 октября 1931 года[,] заявили, что в этот срок они абсолютно не верят. Говорили о том, что никто заграничных крупных заводов (за последнее время) не видел и что необходимо устроить каждому крупному работнику заграничную командировку. Мной сообщено было на совещании, что в середине января 1929 г. я имел разговор в Москве с С. А. ХРЕННИКОВЫМ (после одобрения Магнитогорского проекта СНК СССР), где он снова давал директивы задерживать строительство с целью отодвинуть пуск крупного металлургического завода, внося диспропорцию в советском хозяйстве в смысле металла.
На совещании 5-10 февраля обсуждался вопрос организационный и было решено ввиду громадности дела децентрализовать управление, чтобы каждый отдел работал самостоятельно и только принципиально важные вопросы обсуждались с главным инженером. На этом же совещании решено было послать на место строительства Б.[П]. БОГОЛЮБОВА и Г. Г. ГЕРШЕЛЬМАНА с целью рекогносцировки в смысле заготовки строительных материалов. БОГОЛЮБОВ и ГЕРШЕЛЬМАН объехали район и сделали установку в смысле строительных материалов явно вредительскую. ГЕРШЕЛЬМАН базировался на местных организациях и наметил перестройку кирпичного завода в <селе> Чернигове (за 50 км от Магнитной), которую начал осуществлять П[од]/Отдел Троицкого Окрисполкома. ГЕРШЕЛЬМАН знал, что из этой операции ничего не выйдет и делал это с целью затянуть постройку. БОГОЛЮБОВ то же самое проводил с заготовкой песка и леса (последний из Башкирии), зная заранее, что лес получить невозможно, ввиду наступления весенней распутицы, в будущем же с проведением железной дороги гужевая доставка будет нерентабельна.
На совещании было решено подбирать штат, причем дана была директива, чтобы каждый по своему отделу самостоятельно комплектовал свой отдел. Это совещание, еще раз повторяю, проходило при полном неверии в осуществление Магнитогорского строительства в поставленные Правительством сроки, особенно учитывая неимение рабочего проекта и те директивы, которые дает центр (С. А. ХРЕННИКОВ) и ту позицию, которую занимает Госплан (КАЛИННИКОВ) в смысле затягивания в решении вопросов о снабжении углем Магнитогорского завода (развитие Кузнецкого бассейна и переустройство Сибирской жел. дороги для провоза Магнитогорских грузов).
Относительно госплановской политики мне в январе 1929 года в Москве говорил С. А. ХРЕННИКОВ, что с целью задержать строительство Госплан (промышленная и транспортная секции) тормозит постановку указанных выше вопросов. В начале марта 1929 г. я был в Москве в Главчермете, где решались вопросы об отпуске средств на текущий год и вопрос организации управления строительством. С. А. ХРЕННИКОВ в Главчермете (2-3 марта 1929 г.) говорил мне, что НКПС ветку Карталы - Магнитная в этом году не построит, что только одни разговоры, что ветка будет готова к августу, следовательно, строительный сезон будет сорван. С. А. ХРЕННИКОВ в смысле отпуска средств проводил линию задержки кредитов, сокращая наши наметки. Организационную схему управления строительством С. А. ХРЕННИКОВ не хотел не только утверждать, но и рассматривать. В этот же мой мартовский (в 1929 г.) приезд С. А. ХРЕННИКОВ рассказал мне о крупной перемене пятилетней программы металлопромышленности (с 10 мил. тонн чугуна в 1932/33 г. до 16,7 мил. тонн). С. А. ХРЕННИКОВ сказал, что он не верит в новую установку, но официально стоит за нее, говоря, что «лучше стоять за 16,7 мил., чем сидеть за 10 милл.» В этот же приезд (последняя моя встреча с С. А. ХРЕННИКОВЫМ, который в мае 1929 г. был арестован) ХРЕННИКОВ говорил мне, что Магнитострою в смысле срыва строительства «везет», так как поставлен вопрос о крупном увеличении здания для рудника и завода в связи с увеличенной программой пятилетки.
Изменение задания в период уже начатых работ спутает все карты, а это на руку вредительским организациям, которые поставили целью задержку в строительстве новых металлургических заводов.
Шестерка, о которой я говорил выше и которая составляла сработавшуюся вредительскую группу в Уралгипромезе, при переходе в Магнитострой явилась вредительской группой. По должностям лица распределялись: Н. В. СОКОЛОВ помощник главн[ого] инженера по общетехническим вопросам (у него же отдел заказов - импортных и внутренних), В. В. ВОРОБЬЕВ зав. мартеновским и бессемеровским отделом, Н. Н. ШАДРИН зав. прокатным отделом, Г. Г. ГЕРШЕЛЬМАН [—] отд. силикатных производств (краснокирпичного, шамотного и динасового) и Л. И. ФОЛЬВАРКОВ - энергетическим отделом. Заведующего строительным отделом (помощника главного инженера по строительной части) в управлении не было. По рекомендации Н. В. СОКОЛОВА и В. В. ВОРОБЬЕВА я обратился в Госпроект ВСНХ РСФСР к инженеру Д. П. ЗНАМЕНСКОМУ, который раньше работал в качестве строителя (до революции 1917 г.) в Надеждинском заводе вместе с СОКОЛОВЫМ и ВОРОБЬЕВЫМ. Инженер ЗНАМЕНСКИЙ дал принципиальное согласие, но тянул свой переход с марта 1929 года до моего отъезда заграницу в феврале 1930 г.
У меня с инж. ЗНАМЕНСКИМ, который для ознакомления приезжал на площадку, было несколько бесед и в связи с переходом на Магнитострой и по вопросам проектирования городских зданий для Магнитогорска. Инж. ЗНАМЕНСКИЙ при встречах со мной в сентябре, ноябре 1929 г. и в январе 1930 г. высказывал мнение, что он не верит в темпы Магнитостроя, в постановку вопроса постройки чисто социалистического города на Магнитострое; ЗНАМЕНСКИЙ мне говорил, что этот вопрос поставлен с целью срыва строительства.
Инж. ЗНАМЕНСКИЙ с начала переговоров с ним (март 1929 г.) говорил мне в Москве, что на пост главного строителя Магнитостроя подойдет главн[ый] инженер Госпроекта Э. Г. РОЗЕНБЕРГ, с которым ЗНАМЕНСКИЙ меня и познакомил. Э. Г. РОЗЕНБЕРГ был главн[ым] строителем Нижегородской электростанции и затем в комиссии тов. ЛОБОВА был в 1928 г. в Америке.
РОЗЕНБЕРГ согласился поступить на Магнитострой, но долго оттягивал свой приезд и приехал на площадку только в июне 1929 г.
РОЗЕНБЕРГ по ознакомлении с программой и сроками работ имел со мной беседу в июне 1929 г. на строительстве, где он высказал свое политическое кредо, которое заключалось в том, что он не признает Советской власти, является ее противником, считает, что Советская власть недолговечна, особенно после той коллективизации, которая проводится в настоящее время. Будет голод, говорит РОЗЕНБЕРГ, который решит все. РОЗЕНБЕРГ говорил мне, что такие гиганты, как Магнитогорский комбинат, Советской власти совершенно не под силу, ничего не выйдет из этого дела. Я ознакомил Э. Г. РОЗЕНБЕРГА с вредительской группой, которая работает на строительстве; РОЗЕНБЕРГ сказал мне, что такие группы, составленные из сработавшихся старых работников, проникнутые полным неверием в начинания Советской власти, работают везде - в учреждениях и на строительствах. Вся работа таких групп сводится в лучшем случае к казенному отношению к делу, а при нем, конечно, немыслимо никакое новое строительство, которое требует, как говорил РОЗЕНБЕРГ, энтузиазма. РОЗЕНБЕРГ в дальнейшем проявил на строительстве себя в полной мере: составлял строительные графики, явно преуменьшенные, без всякого учета в смысле подготовки к строительству, подбирал штат также неработоспособный и исповедующий его идеологию (инж. ОБОЛЕНСКИЙ, инж. КРЮКОВ, инж. СУПРУНЕНКО). У инж. РОЗЕНБЕРГА иногда и открыто вырывались фразы, указывающие на неприязнь к Советской власти (в вагоне, когда он ехал вместе с инж. СУПРУНЕНКО из Свердловска в Троицк, РОЗЕНБЕРГ сделал сравнение агентов ГПУ с стражниками царского времени). Ехавший представитель ПП О ГПУ на Урале хотел его в Троицке арестовать в мае 1929 г.
Вернусь немного назад. В апреле месяце 1929 г. инженеры Н. В. СОКОЛОВ и В. В. ВОРОБЬЕВ были распоряжением ПП ОГПУ на Урале арестованы и затем приговорены на 5 лет с обязательством работать на Магнитострое. Инженера Н. В. СОКОЛОВА, естественно, нельзя было оставлять помощником главн[ого] инженера. Я стал подыскивать себе заместителя (он же - главный металлург) и повел переговоры с инж. С. И. АНИТОВЫМ.
С. И. АНИТОВ, работая в 1927 и 1928 г. в Уралцветмете техническим директором, имел связь с Уралгипромезом, где горным отделом (Б. П. БОГОЛЮБОВЫМ) изготовлялись проекты рудников для Урал" цветмета. С. И. АНИТОВ часто заходил ко мне и беседовал со мной на политические и современные темы. С. И. АНИТОВ знал, как он мне говорил, о московских настроениях, знал, что существуют отраслевые группы вредительского характера. С. И. АНИТОВ был в хороших отношениях с В. П. КРАПИВИНЫМ, часто у него бывал; АНИТОВ (приблизительно в конце 1927 или начале 1928 г.) рассказал мне, что он также получает директивы снижать выработку меди на Урале, давая преуменьшенные программы. С. И. АНИТОВА я познакомил с контр-револ. группой в Уралгипромезе, он был хорошо знаком со всеми участниками. С. И. АНИТОВ в беседах со мной в 1928 году говорил, что в новое строительство (в установленные темпы) он не верит, считая индустриализацию делом несерьезным. С. И. АНИТОВ считал, что установка партии на коллективизацию сельского хозяйства ведет к голоду, затем к анархии, что эта политика приблизит смену режима Советской власти на демократическую республику в России.
С. И. АНИТОВ поступил моим заместителем (он же главный металлург) в мае 1929 года. Как я выше показывал, С. И. АНИТОВ хорошо знал состав контр-револ. группы в управлении Магнитостроя, быстро войдя в контакт с ней. С. И. АНИТОВ во время моего отсутствия (частых отъездов) заменял меня. В июне 1929 г. ознакомившись с работой и посетив место строительства на Магнитной С. И. АНИТОВ, докладывая мне о положении дела, дал следующую характеристику работ: по горной части у Б. П. БОГОЛЮБОВА штат в управлении заполнен работниками (начиная с инж. ДЕМИДОВА - помощник БОГОЛЮБОВА) чисто искусственно, многие ничего не понимают в горном деле, проектировка идет слабо, составляют различные варианты, никому не нужные. На месте работ на Магнитной разведки ведутся безобразно медленно, затягивает их Уралгортрест и персонально технический директор треста инж. П. А. ГИРБАСОВ, участник контр-революционной Уральской группы. БОГОЛЮБОВ, как докладывал мне С. И. АНИТОВ, до июня месяца не знает, какая будет система горных работ на Магнитной, в смысле обогащения, т. е. какие участки и в какой последовательности будут разрабатываться. АНИТОВ сказал мне (в июне 1929 г.), что разведки на известняки, белые глины, марганцевую руду не производятся. В смысле положения с проектированием металлургических цехов идет неразбериха, почти вся работа делается впустую, как говорил С. И. АНИТОВ [;] по доменному делу вопрос с тоннажем печи все еще не разрешен Гипромезом, по Мартену В. В. ВОРОБЬЕВ продолжает вести волынку, не желая принять американскую систему расположения мартеновского цеха, чем задерживает проектирование. По прокатному цеху Н. Н. ШАДРИН, по словам С. И. АНИТОВА, делает различные варианты, никому ненужные, студенческого типа подсчеты. Характеризуя работу Н. В. СОКОЛОВА (особенно по импортным заявкам), С. И. АНИТОВ говорил мне, что здесь проводится линия вредительства, в некоторых спецификациях дважды были указаны одни и те же предметы (автомобильный транспорт).
У ГЕРШЕЛЬМАНА работа по составлению проектов и по подготовке к строительству исполняется, по словам С. И. АНИТОВА, чрезвычайно слабыми силами, с крупными ошибками. Потребность в кирпиче строительным отделом дается неверная.
В энергетическом отделе у Л. И. ФОЛЬВАРКОВА весь штат занимается составлением в разных вариантах теплового баланса. Л. И. ФОЛЬВАРКОВ, по словам С. И. АНИТОВА, только брюзжит, но до сих пор (до июня) не желает вести подготовительную работу к строительству временной электростанции и к заказам для нее.
На месте работ в смысле строительства до июля месяца 1929 г., времени открытия жел. дороги Карталы - Магнитная[,] почти ничего не было сделано, так как не было подвоза строительных материалов. Заготовка строительного камня была отдана Уралгортресту, который искусственно задерживал как добычу, так и доставку камня к месту работ[;] этими работами в тресте руководил и бывал на месте работ технический директор Уралгортреста П. А. ГИРБАСОВ, участник контр-рев. организации на Урале. С конца мая, начала июня начинается вплоть до моего отъезда заграницу поход со стороны центра против строительства Магнитогорского завода, котороес заключалось, во-первых, в постоянном изменении ассигнований на строительство, что срывало намеченные программы, во-вторых, систематическое затягивание вопроса о постройке тукового комбината при Магнитогорском заводе, в-третьих, в течение 1/2 года (с августа 1929 г. по февраль 1930 г.) изменялось производственное задание для завода и, в-четвертых, задержка в проектировании и строительстве города (какого типа должен быть город).
Размеры отпуска средств на строительство на 1929 г. все время менялись. Бывало так (в июле), что в течение месяца давали три разных цифры ассигнований. С. Д. АСВАДУРОВ, который работал в московской конторе Магнитостроя, говорил мне, что такую политику, ведущую к неразберихе, постоянной переделке промфинпланов и срыву строительства, проводят все, причем в июле 1929 г. в Москве говорил мне, что после ареста ХРЕННИКОВА в мае в Главчермете обращаться по этому вопросу бесполезно, что П. И. ЕГОРОВ (заведующий металлургическим отделом) говорил ему, АСВАДУРОВУ, что он не принимает никакого участия в этом деле. АСВАДУРОВ тогда же мне сообщил, что к этому вопросу имеет отношение инж. ЮШКОВ в Главчермете, который ведает экономикой новых металлургических заводов и имеет большое влияние на распределение ассигнований на строительства. В ПЗУ ВСНХ, которое делает разбивку средств, АСВАДУРОВ в июле 1929 г. в Москве говорил мне, что этим делом ведает БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ, от которого зависит распределение ассигнований.
В январе 1929 г. мне пришлось встретиться в ВСНХ с ЮШКОВЫМ и БЕЛОЦЕРКОВСКИМ, причем этой встрече предшествовали следующие обстоятельства.
После утверждения Магнитогорского проекта в техническом совете Гипромеза (декабрь 1928 г.) и одобрения его Правлением Главчермета (28-29 декабря 1928 г.) был поставлен вопрос о деталировке некоторых экономических коэффициентов строительства, а также о распределении средств по годам постройки. Подбором всех этих материалов занимался инж. В. В. ВОРОБЬЕВ, зав. металлургическим отделом Уралгипромеза в то время, затем зав. мартеновским и бессемеровским производством Магнитостроя. В Уральском представительстве экономистом работал в то время ЭВЕНЧИК, который был связан и с экономическими отделами и отдельными экономистами ВСНХ (ГИНЗБУРГОМ, БЕЛОЦЕРКОВСКИМ, ЮШКОВЫМ). ЭВЕНЧИК, который тогда же принимал участие в составлении краткой экономической записки для СНК СССР, рекомендовал ВОРОБЬЕВУ обратиться к БЕЛОЦЕРКОВСКОМУ и ЮШКОВУ для подработки экономических вопросов Магнитогорского завода. ЭВЕНЧИК сначала работал в Уралплане, откуда перешел экономистом в представительство Уралобласти в Москве. ЭВЕНЧИК в разговорах со мной в Москве (в декабре 1928 г., в январе и марте 1930 г.) говорил мне, что экономисты, и в том числе и он, не верят в темпы индустриализации СССР, средств не хватит для осуществления строительной программы, что все экономические выводы покоятся на предпосылках несерьезных, что статистические данные, которыми оперируют экономисты, дутые.
В. В. ВОРОБЬЕВ, ЭВЕНЧИК и я встретились в ВСНХ (2-5 января 1929 г.) с БЕЛОЦЕРКОВСКИМ и ЮШКОВЫМ, где договорились о составлении записки о распределении средств по годам постройки Магнитогорского завода. БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ говорил тогда, что вопрос этот будет подработан в таком порядке, чтобы обеспечить строительство необходимыми средствами, но добавлял, что все это не имеет никакого серьезного значения, так как финансовая и материальная обстановка таковы, что все равно все строительство будет сорвано. Работу БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ и ЮШКОВ сдали В. В. ВОРОБЬЕВУ, который уплатил им из средств Магнитостроя денежную сумму (размер я не помню, около 500 руб.).
АСВАДУРОВ в июле 1929 г. говорил мне в Москве, что в решении при ассигновании средств на новые заводы имеет большое значение инж. ЧЕРНОМОРДИК из Наркомфина. Инж. ЧЕРНОМОРДИКА я знал с 1923 года, встречал его при рассмотрении производственных программ в Главметалле, причем инж. ЧЕРНОМОРДИК всегда проводил линию, чтобы срезать средства по Уральским заводам. Инж. ЧЕРНОМОРДИК состоял членом технического совета Гипромеза (по экономической секции) и в разговорах со мной высказывал мнение, что программа нового строительства несерьезна, так как средства Наркомфина в высшей степени напряжены. В мае месяце или начале июня 1929 г. энергетик Магнитостроя Л. И. ФОЛЬВАРКОВ был в Москве с целью приглашения сотрудников в свой отдел. Возвратившись на Урал Л. И. ФОЛЬВАРКОВ в июне сообщил мне, что он в Энергострое узнал (от кого не сказал мне), что при новых металлургических заводах, в том числе и Магнитогорском, решено Главхимом ВСНХ построить крупные химические заводы, используя водород коксовальных установок, получать синтетический аммиак, чтобы в мирное время получать, как конечный продукт, туковые продукты для употребления, а во время военных действий — взрывчатые вещества. Л. И. ФОЛЬВАРКОВ тогда же сообщил мне, что этот вопрос совершенно меняет энергетический баланс завода, который надо пересчитывать заново, что эта установка потребует изменения проекта, в смысле электроэнергии, парового и водяного хозяйства и также потребует завоза в завод лишнего твердого минерального топлива. Л. И. ФОЛЬВАРКОВ рассказал мне, что этот вопрос скрывался в Главхиме и Главчермете, но кто участвовал в этом вредительстве персонально, он не знает. В июле 1929 г. при моем посещении Москвы вопрос этот ставился в техническом совете Главчермета под председательством Л. О. ТРАУТМАНА, где представители Главхима (фамилии представителей не помню) не сообщили окончательных технических данных, необходимых для проектирования в связи с постройкой тукового комбината при Магнитострое. Таким образом[,] проектирование электростанции в Энергострое и коксовых установок в Коксострое не могло продолжаться. В августе 1929 года Главхимом была прислана на Магнитную комиссия с целью выяснения различных вопросов, связанных с предполагаемым строительством тукового комбината. Комиссия и на месте строительства не могла дать никаких конкретных данных для проектирования водяного, парового и силового хозяйств Магнитогорского завода. Вопрос с постройкой тукового комбината до моего отъезда заграницу определенно разрешен не был.
Вопрос с изменением (увеличением) производственного задания для Магнитогорского комбината был поднят вскоре после утверждения проекта техническим советом Гипромеза. Установка, сделанная Гипромезом (В. Н. ЛИПИНЫМ), что доменные печи будут иметь производительность в 600 тонн, не выдержала критики; работники металлургии, побывавшие за последнее время заграницей, привезли конкретные данные, что в Германии, особенно в Америке, имеются доменные печи, дающие суточную выплавку в 1000 тонн. В. Н. ЛИПИН, упрямо отстаивая сначала задание в 450 т., затем в 600 т. соглашается повысить задание до 800 тонн, а вскоре (летом 1929 г.) в «Бюллетене Гипромеза» появляется его статья, трактующая о выплавке в 1000 тонн. В конце августа 1929 г. Магнитострой представил на утверждение Главчермета новую программу Магнитогорского комбината с выпуском 850 тысяч тонн чугуна (вместо прежней программы в 600 тысяч тонн). Как мне сообщил в сентябре 1929 г. в Москве С. Д. АСВАДУРОВ, привезенная Магнитостроем новая программа не принята, так как в Госплане (в промышленной секции) у КАЛИННИКОВА полная чехарда в смысле изменения заданий для новых металлургических заводов, что вся работа в Госплане построена в этом отношении на затягивании и срыве темпов строительства. В Главчермете никакой определенной установки не было, член Правления (по технической части) Л. О. ТРАУТМАН сказал мне, что вопрос увеличения задания для новых заводов передан в Гипромез в Ленинград. Разговор этот с Л. О. ТРАУТМАНОМ был в конце сентября или начале октября 1929 г. в Москве в Главчермете. Программу в 850 тыс. тонн Главчермет нашел недостаточной и дал директиву сделать вариант в 1 мил. 100 тыс. тонн выплавки чугуна. Весь аппарат Магнитостроя снова бросает всю нормальную работу и занимается новым вариантом; в разгар этой работы, совершенно ненужной, дается новое задание по выплавке чугуна — 1 мил. 800 тыс. тонн в год. Снова весь аппарат занимается составлением нового варианта[,] и работники управления (АНИТОВ, ВОРОБЬЕВ и ШАДРИН) везут новый проектный материал для рассмотрения и утверждения Гипромезом в Ленинграде. В конце рассмотрения, в ноябре 1929 г., я был в Гипромезе, где мне С. И. АНИТОВ, В. В. ВОРОБЬЕВ и Н. Н. ШАДРИН рассказали, что в Гипромезе как в металлургическом отделе, так и в других к новому варианту отнеслись совершенно несерьезно, заявляя, что этот гигантский вариант возможен только на бумаге. Некоторые отделы как строительный, машиностроительный и энергетический дали заключение, как мне сообщил С. И. АНИТОВ в Ленинграде, в ноябре 1929 г., совершенно не рассматривая проектных материалов по новому варианту. Из переговоров моих в Ленинграде в ноябре 1929 г. с отдельными работниками Гипромеза я выяснил следующее. В. Н. ЛИПИН говорил мне, что в Гипромезе полный развал, что все новые проекты, все новые варианты прорабатываются несерьезно, что общее положение (продовольственное и крупные аресты) таково, что в ближайшее время не только новые строительства, но и действующие заводы прекратят свою деятельность. На ту же тему и в таком же освещении говорил со мной Е. А. ЛЕБЕДЕВ, инж. ГРЕЙНЕР (зам. зав. машиностроит[ельным] отделом), проф. ВЕРЕЩАГИН (зав. энергетическим отделом), указывая, что дача новых заданий является лучшим вредительским средством для срыва строительств, особенно таких сложных предприятий, как новые металлургические заводы. В декабре 1929 г. Главчермет прекратил свою деятельность и образовалась Новосталь. Окончательного задания Магнитострою не давалось. Управлением в Свердловске был проработан вариант на 2,5 мил. тонн чугуна. В декабре в Новостали, говоря о варианте в 2,5 мил. тонн, указывали на необходимость в будущем предвидеть расширение завода до 4 милл. тонн. В Гипромезе, куда была направлена для рассмотрения наметка в 2,5 мил. тонн чугуна, с дальнейшим расширением до 4 мил. тонн[,] была передана на экспертизу американских инженеров (фирмы Фрейн), работающих в Гипромезе. 15-16 декабря я был в Ленинграде, где рассматривалась новая наметка варианта в 2,5 мил. тонн чугуна. В. Н. ЛИПИН тогда же указывал мне на несерьезность новой наметки и говорил, что американские инженеры относятся насмешливо к ней, указывая, что таких заводов нет даже в Америке, если не считать завода ГЕРИ, который строился постепенно в течение чуть ли не двух десятилетий.
Несмотря не такой отзыв В. Н. ЛИПИН все же дал заключение о возможности расположения на Магнитогорской площадке нового варианта; причем основные оси завода поворачиваются на 90° и от бывшего проекта ничего не остается. В январе 1930 г. окончательной установки в смысле производственного задания центр не сделал, что совершенно парализовало нормальную работу в смысле подготовительных работ для наступившего года (составление программы работ, заготовки материалов, рабочей силы и проч.). Работали вслепую: и аппарат в Свердловске и аппарат на месте строительства.
Перед отъездом за границу я имел (24 января 1930 г.) беседу с С. И. АНИТОВЫМ, где выяснена была сложившаяся обстановка на строительстве: твердого задания нет, нет также проекта, подготовительные работы проведены плохо и недостаточно для развертывания строительства, крупного и достаточно квалифицированного персонала на строительстве нет, уезжает начальник строительства, главный инженер, заграницей находится главный энергетик Л. И. ФОЛЬВАРКОВ и заведующий Горным отделом Б. П. БОГОЛЮБОВ.
Вся эта обстановка в связи с ухудшающимся положением с продовольствием, материальным снабжением, денежными затруднениями повлечет срыв строительства Магнитогорского завода, такова была тема нашей последней беседы.
В январе 1930 г. приехал в Свердловск с места строительства инж. РОЗЕНБЕРГ, который рассказал, что на площадке идет хаотическая работа без плана, без проектов.
В январе инж. РОЗЕНБЕРГ уехал в Москву, чтобы проталкивать проектирование отдельных городских зданий у Госпроекта.
В это время вопрос с постройкой города совершенно застопорился. Все понимали, что объявленный конкурс сплошная фикция, которая только затягивает строительство.
Инж. ИВАНОВ (Госпроект ВСНХ РСФСР) был особенным сторонником объявления конкурса. С 1927 года связь со мной в смысле вредительства по линии проектирования и строительства Магнитогорского завода, как я уже выше показывал, имел С. А. ХРЕННИКОВ.
С. А. ХРЕННИКОВ в 1927 году в Москве сообщил мне, что в Главметалле существует вредительская группа в составе его, В. И. ЖДАНОВА, Н. М. КУТСКОГО, ВЕЛИКОРЕЦКОГО, ДОБРОВОЛЬСКОГО и МИЛЮКОВА. Вся эта группа не верит в Советскую власть и новое строительство, собирается, обсуждает вопросы на политические темы и поставила целью своей работы срывать новое строительство.
В Гипромезе, как рассказывал мне С. А. ХРЕННИКОВ, вредительская группа, связанная также полным неверием в советские начинания, имеет следующий состав: А. И. БЕЛОНОЖКИН, А. А. БАЧМАНОВ, В. Н. ЛИПИН, Д. И. ВЕРЕЩАГИН. В эту же группу входит Б. Н. ДОБРОВОЛЬСКИЙ и он, С. А. ХРЕННИКОВ для связи Гипромеза с Главметаллом. Гипромез, кроме приезда работников с Урала в Ленинград и Главметалл, кроме встреч в Москве, осуществлял вредительскую связь постоянными приездами на Урал[;] с 1926 по 1930 г. на Урал приезжали: БЕЛОНОЖКИН 2 раза, ЛИПИН 2 раза, ВЕРЕЩАГИН 1 раз, ВЕЛИКОРЕЦКИЙ 2 раза, ДОБРОВОЛЬСКИЙ и ЖДАНОВ по 1 разу.
Немного истории Магнитогорского дела. Общество Белорецких заводов еще в начале настоящего столетия (в 1908-1909 г.) поставило вопрос постройки Магнитогорского завода, имея в виду связь Магнитной с общей сетью жел. дор. (через Уфу или Бердяуш Сам[аро]-Злат[оустовской] ж. д.). Предполагалось построить сравнительно небольшой завод с выплавкой около 10 милл. пуд[ов] чугуна на минеральном топливе. Были произведены изыскания проф. А. Н. ЗАВАРИЦКИМ, впоследствии напечатанные в трудах Геологического Комитета. Во время Европейской войны вопрос постройки завода на Магнитной снова всплыл, но остался неразрешенным. В 1918 г. на Магнитной вел магнитометрическую съемку проф. В. И. БАУМАН. В первый период Советской власти в 1919— 1920 году вопрос этот был поднят, конечно, не как задача сегодняшнего дня. Он ставился в связи с Урало-Кузнецким проектом. В 1924-25 году вопрос о постройке Магнитогорского завода ставится уже на практическую почву.
Резюмируя и суммируя вредительские действия, которые были проведены по Магнитогорскому заводу, укажу на следующее:
- С 1925 г. по 1927 г. вопрос с топливом для Магнитогорского завода находился в стадии дискуссии, которую поднял и все это время будировал И. И. ФЕДОРОВИЧ. В Сибири до революции существовало акционерное общество под названием «КОПИКУЗ», эксплоатирующее Кузнецкие каменноугольные копи и начавшее проектирование металлургического завода в Кузнецком районе. Управляющим «КО ПИКУ ЗА» был инж. И. И. ФЕДОРОВИЧ. Как мне сообщил в Москве в 1926 году С. А. ХРЕННИКОВ, И. И. ФЕДОРОВИЧ, соблюдая и защищая интересы старых владельцев, всеми силами противился тому, чтобы кузнецкий уголь в сыром виде отправлялся как для Урала, в целом, так и для Магнитной в частности.
Инж. ФЕДОРОВИЧЕМ приводились соображения и технического и экономического порядка, он считал, что в виде угля возить горючее нельзя, так как при долгом хранении уголь потеряет часть летучих <веществ>, необходимо уголь коксовать в Сибири и возить на Урал кокс.
Это меняло всю теплотехническую структуру завода. Составлялись разные записки, делались варианты, срывая ход проектирования.
- Ни Уралгипромез, ни Главметалл, ни экономический отдел Гипро- меза не ставили при начале проектирования Магнитогорского завода большого вопроса Урало-Сибирской проблемы. В Госплане (КАЛИННИКОВ и ФЕДОРОВИЧ) считали, что постановка этого вопроса при настоящей ситуации совершенно не нужна, она может быть поставлена только при капиталистическом строе. Главметалл (ХРЕННИКОВ и
ЖДАНОВ) считали постройку Магнитогорского завода невозможной и ненужной, следовательно, бесцельно поднимать общий вопрос.
БАЧМАНОВ (экономический отдел Гипромеза) считал, что проектирование завода затянется на несколько лет и к строительству при Советской власти приступить не придется. С. А. ХРЕННИКОВ, с целью создать разрыв в транспорте, не ставил и не настаивал перед НКПСом о составлении проекта усиления жел. дор[оги] (пропускной способности), учитывая Магнитогорские перевозки.
Также Гипромез и Главметалл в лице тех же работников до самого последнего времени не выработал типа большегрузного вагона для массовых перевозок заводских грузов (угля и руды). Этот вопрос до ноября 1930 г. решен не был и комиссия НКПС, ездившая летом прошлого года в Америку, как мне известно, не остановилась на типе вагона.
- Вредительство в транспортном вопросе в Магнитогорском строительстве выразилось в следующем: по настоянию Уральских Областных организаций в 1927 году НКПС приступил к строительству Карталы- Магнитной жел. дор. ветки в 145 км. Работа продолжалась весь строительный сезон и, как мне говорили, около 60 % земляных работ было исполнено.
Госплан (КАЛИННИКОВ) и Главметалл (ХРЕННИКОВ) с целью отсрочки начала строительства завода не просили НКПС включить ассигнование на 1928 г. на окончание ветки. Работу НКПС остановил и заготовленный материал (шпалы и рельсы) увез с места постройки. Часть земляного полотна была размыта в 1928 г. Эта операция жестко ударила строительство в 1929 год[у], когда СНК СССР в январе решил срочно приступить к строительству завода, а связи с общей сетью Магнитная не имела. Дорогу сомкнули только 1 июля 1929 года, т. е. потеряли половину строительного сезона. В 1928 году НКПС в лице инженера ТАУБЕ (путейца) поднял вопрос о варианте подхода жел. дор[оги] к заводской площадке. Как мне сообщил С. А. ХРЕННИКОВ, вопрос этот поднят с целью отсрочки постройки жел. дор[оги] к заводу.
- Главметалл в лице С. А. ХРЕННИКОВА и инж. ВЕЛИКОРЕЦКОГО проводили вредительскую линию в смысле питания углем из Кузбасса Магнитогорского завода. Когда закончились споры, поднятые инж. ФЕДОРОВИЧЕМ, что возить [-] уголь или кокс, необходимо было ставить вопрос, какие угли должны пойти в Магнитогорский завод, особенно считаясь с качеством углей (содержание фосфора). Главгортоп и Сибуголь не давали определенных ответов. Этот вопрос не был увязан с первоначальной программой завода (650.000 т.), этот же вопрос оставался невыясненным и до октября прошлого года для новой программы в 2,5 мил. тонн, о чем мне сообщил инж. АНИТОВ (пом. главного] инж. Магнитостроя) в октябре 1930 г. в Москве.
Беседы на эту тему в Госплане (с КАЛИННИКОВЫМ) и в Гипромезе (с БАЧМАНОВЫМ и инж. РУДНИКОВЫМ) кончались тем, что вопросами увязки угольного, как и рудного хозяйства никто заниматься не имеет желания с целью создать диспропорцию между отдельными отраслями промышленности.
- Рудный вопрос в Магнитогорском строительстве играет первостепенную роль[.] Вначале, как знаток месторождения[,] был приглашен для общего руководства разведками проф. А. Н. ЗАВАРИЦКИЙ, который заявил, что Геолкому отдавать эту работу не надо. А. Н. ЗАВАРИЦКИЙ отрицал новую организацию Геолкома, считая, что Геолком должен быть научным учреждением, а не разрешать практические вопросы промышленности. А. Н. ЗАВАРИЦКИЙ определенно высказывался, что Магнитогорское строительство при Советской власти не может быть осуществлено и торопиться с разведками не надо. Уралпроектбюро расчленило всю работу: по рекомендации ЗАВАРИЦКОГО, геодезические работы были отданы проф. Горн[ого] Института] КЕЛЛЮ, общая разведка и исследовательские работы Московскому Институту Прикладной Минералогии и Металлургии, алмазное бурение Уралгорконторе и впоследствии магнитометрическую съемку инж. КУЗНЕЦОВУ из Геолкома. Инст[итут] Прикладной Мин[ералогии] и Металл[ургии] работу развивал слабо, глубокое бурение велось также слабо. В итоге за 2 с лишним года, к 1928 г. работы не охватили месторождения и если дали некоторые данные о благонадежности месторождения (в смысле количества), то совершенно не осветили качество железных руд. Анализы были произведены наспех, небрежно и в итоге по фосфору получился целый ряд вранья.
Возглавлял работу от Инст[итута] Прикл[адной] Мин[ералогии] и Металл[ургии] геолог ОРЛОВСКИЙ, от Уралгорконторы инж. ТОРБАСОВ. С 1927 г. в Уралгипромезе горным отделом начал заведовать инж. Б. П. БОГОЛЮБОВ, который далеко не являлся большим специалистом и, руководя проектом, больше плавал в вариантах. Б. П. БОГОЛЮБОВ близкий родственник проф. ЗАВАРИЦКОГО (сестра БОГОЛЮБОВА замужем за ЗАВАРИЦКИМ) и самостоятельно проводил все горные вопросы с ЗАВАРИЦКИМ.
Устраивались совещания, в состав которых входили: БОГОЛЮБОВ, ЗАВАРИЦКИЙ, проф. ОРТИН (УПИ), проф. АНДРЕЕВ (Ленинградский Механобр). Приглашался для консультации проф. И. И. ТРУШКОВ (Горн[ый] Инст[итут] в Ленинграде), который высказывал мнение, что при Соввласти никакого Магнитогорского завода не построить. Вся эта группа профессоров, как сообщал мне Б. П. БОГОЛЮБОВ, настроена против начинаний Соввласти и никто не верит в намеченные темпы индустриализации. БОГОЛЮБОВ для определения схемы обогащения руд раздал работы Механобру и Уралмеханобру, работы институты затянули.
Лабораторию на месте построили только временную деревянную, в которой до конца 1930 года почти никакой работы проделано не было. Заведовал горным делом инж. ДЕМИДОВ, так как БОГОЛЮБОВ уехал в октябре 1929 г. заграницу для консультации проекта с иностранными фирмами. БОГОЛЮБОВ не повез достаточного материала по обогащению заграницу и его консультации и работы с фирмой Мак-Ки в этом направлении не достигли никаких результатов.
- Я уже показал, что задание для Магнит[огорского] завода было дано совершенно произвольно, без учета потребности в металле других отраслей промышленности (В. И. ЖДАНОВЫМ). При развитии проектирования вопрос номенклатуры готовых изделий поднимался не один раз с целью затормозить работу. Вносились изменения в программу в смысле прокатки рельс инж. РУДНИКОВЫМ, дважды ставил вопрос Р. Я. ГАРТВАН о постановке листового стана в новом заводе.
Госплановцы — КАЛИННИКОВ, ТАУБЕ, ГАРТВАН заявляли, что программа дана искусственная, не увязанная ни с заданиями проектируемых новых металлургических заводов, ни с потребностью новых металлообрабатывающих и машиностроительных заводов (ни по количеству, ни по качеству металла). На Урале этот вопрос также не получил никакой координации между новыми заводами и уже работающими.
- Большая программа Магнитогорского завода (2,5 мил. т.) в смысле номенклатуры прокатных изделий до осени 1930 года не получила санкции. Ни Госплан, ни Востоко-Сталь не знают, какие сорта проката потребуются для металлического рынка. На запрос из Америки получена за подписью Л. О. ТРАУТМАНА телеграмма, чтобы в Америке определить номенклатуру проката. Когда разбирался проект в Техническом совете Гипромеза (в декабре 1928 г.) вопрос этот (программа проката) обсуждался с инж. Д. В. АЛЕКСАНДРОВЫМ (ВМС), с ГИНЗБУРГОМ (ВСНХ), которые заявили, что программа произвольная, так как все потребители металла, начиная с НКПСа дают дутые требования и ведут к тому, чтобы получился металлический голод.
- Изменение технических коэффициентов и нагрузки отдельных заводских агрегатов за время проектирования, с целью затормозить его, давалось неоднократно В. Н. ЛИПИНЫМ, Е. А. ЛЕБЕДЕВЫМ, М. А. ПАВЛОВЫМ, М. М. БЕРОМ.
- Проектируя заводы никто в первое время не знал объема и состава предварительного проекта. Каждый работал наобум. Затем Гипромез выпустил брошюру, указывающую объем и содержание предварительного] проекта. Брошюра была выпущена с целью задержать и внести неразбериху в проектировании. Требования были совершенно ненужные и даже невозможные при составлении предварительного проекта, когда неизвестны точно ни габариты, ни система отдельных установок. Многие требуемые детали могли быть выявлены только при окончательном проекте.
- Экономический отдел Гипромеза изыскивал всякие поводы, чтобы задержать проектирование. На места приезжали представители для собирания никчемных справок, давались указания, противоречащие прежним.
Строительный отдел давал, главным образом, красивые картинки (работали художники), но общих указаний, общих принципов не давал, в результате чего материал, привозимый с мест, являлся, своего рода, винегретом.
Машиностроительный отдел, как подсобный к металлургическому при проектировании подсобных мастерских на новых заводах, давал указания разноречивые с целью затормозить проектирование (механические цеха, кузнечные).
Энергетический отдел предъявлял требования совершенно ненужные, затягивающие проектирование. Составлялись громадные тетради (целые тома) расчета проводов, характеристик устанавливаемых моторов и пр. Работа эта для предварительного проекта совершенно не нужна и превращала инженеров в простых технических счетоводов.
Горного отдела, по существу, не было, и он ограничивал свою работу запросами.
- За время проектирования Магнитогорского завода, в 1927 и 1928 г.г. с целью затянуть проектирование и отсрочить начало постройки поднята была дискуссия, где надо строить в первую очередь завод (на Урале или на Украине). Во главе этой кампании стоял проф. ДИМАНШТЕЙН, который написал и напечатал полтора десятка брошюр на эту тему и привлек к этому делу некоторых уральцев (технический директор Уралгортреста П. А. ГИРБАСОВ принял участие в этой работе). Как мне сообщал об этом в 1927 году в Москве С. А. ХРЕННИКОВ, вся эта затея была начата с благословения его, ХРЕННИКОВА. В октябре-декабре 1928 года против постройки завода на Магнитной была поднята кампания проф. ШАПОШНИКОВЫМ. Как мне тогда же говорил С. А. ХРЕННИКОВ, эта кампания также имела целью оттянуть утверждение Магнитогорского проекта.
- Постоянные изменения в производственных заданиях по Магнитогорскому комбинату (по заводу, руднику) в то время, когда строительство уже началось, вносили естественно полную неразбериху и вредительство в работу.
Все изменения, проходя через Гипромез, без всякого анализа, санкционировались его работниками, которые мне заявили в октябре-декабре 1929 года в Ленинграде, что это лучший способ спутать все начатые работы и сорвать строительство. Эту мысль высказывали мне В. Н. ЛИПИН, Е. А. ЛЕБЕДЕВ и инж. ТАТАРЧЕНКО. Консультация с инженерами фирмы ФРЕЙН, работавшими в Гипромезе, созванная
В. Н. ЛИПИНЫМ, по вопросу увеличения производительности Магнитогорского завода до 2,5 и даже 4 милл. тонн выплавки чугуна имела несерьезный и поспешный характер, она являлась только формальностью, как мне ЛИПИН сказал 15 декабря 1929 г. в Гипромезе, в Ленинграде.
- Вопрос с постройкой города Магнитогорска был с августа-сентября 1929 года специально запутан и заторможен, чтобы сорвать строительство, внеся неразбериху в острый жилищный вопрос на месте постройки. В этом вредительстве приняли участие работники Госпроекта ВСНХ РСФСР: инженер ЗНАМЕНСКИЙ и инж. ИВАНОВ мне говорили в октябре, ноябре 1929 г. в Москве, что поднятый вопрос постройки чисто социалистического и даже коммунистического типа города есть лучшее средство сорвать темпы строительства. Проф. ЧЕРНЫШЕВ, который затягивал работу по составлению проекта Магнитогорска, передавал мне в Москве в декабре 1929 г., что объявленный конкурс на новый тип города не даст никаких результатов и это есть только проволочка времени и напрасная трата средств.
При составлении и проведении в жизнь конкурса принимали особенно живое участие инж. ИВАНОВ из Госпроекта и С. Д. АСВАДУРОВ, который в это время работал в Московском представительстве Магнитостроя и имел живую связь с работниками Госплана по вопросу о новом типе города (фамилии работников я не знаю).
- Проектирование рабочих чертежей тормозилось и Гипромезом (здание заводоуправления) и Госпроектом ВСНХ РСФСР (здание больницы, школ, хлебозавода), последний (инж. ИВАНОВ) целыми месяцами занимался только сборкой материалов для проектирования. Проектирование рабочих чертежей (строительных), связанных с подготовительным периодом строительства (кирпичных заводов, вспомогательных цехов) торм[о]зилось проектным отделом Магнитостроя.
- Вся организационная и подготовительная работа к строительству: состав и комплектование штата как управленческого аппарата, так и строительного, заготовка строительных материалов, отсутствие плана механизации работ, постройка жилых помещений для рабочих и служащих, постройка вспомогательных учреждений (кирпичные заводы, известковые печи) велась даже для малой программы в 650 тысяч тонн с целью затормозить темпы постройки комбината и принести вред Магнитогорскому строительству.
- Сдача проектирования рабочих чертежей и руководства строительством американской фирме Мак-Ки не дала до момента моего ареста 4 ноября 1930 г. положительных результатов ни в проектировании, ни в руководстве.
Как видно из вышесказанного, строительство Магнитогорского завода с самого начала постановки этой проблемы было окружено и все время питалось полным неверием в осуществление этой грандиозной задачи и вредительскими директивами и действиями и проектировочных организаций (Гипромез, Уралгипромез, Госпроект ВСНХ РСФСР)[,] и управленческими органами (Главметалл, Главчермет, Новосталь)[,] и плановыми (Госплан) и, наконец, работой на месте строительства.
Записано собственноручно инженер Вит[алий] Гассельблат
ДОПРОСИЛ: УПОЛНОМОЧЕННЫЙ 1 ОТДЕЛЕНИЯ] ЭКУ ОГПУ Майоров
Д. 356. Л. 65-109. Машинописный подлинник, подписи на Л. 109 — автографы. Эти и другие показания В. А. Гасселъблата (док. № 356-24) были направлены председателем ОШУ В. Р. Менжинским в ЦК ВКП(б) на имя И. В. Сталина 12 февраля 1931 г. вместе со «Справкой о ликвидированных контрреволюционных организациях на Урале» (док. № 356-26). Сопроводительная записка за подписью В. Р. Менжинского — см. док. №356-25.