Показания С. А. Предтеченского по вопросу «ликвидации оружия Промпартии». 17 ноября 1930 г.

Реквизиты
Государство: 
Датировка: 
1930.11.17
Период: 
1930
Источник: 
Судебный процесс «Промпартии» 1930 г.: подготовка, проведение, итоги: в 2 кн. / отв. ред. С. А. Красильников. - М.: Политическая энциклопедия, 2016. - (Архивы Кремля)
Архив: 
ЦА ФСБ РФ. Ф. Р-42280. Т. 2. Л. 33-35 об.

17 ноября 1930 г.
СТРОГО СЕКРЕТНО

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
ПРЕДТЕЧЕНСКОГО Сергея Алексеевича
от 17/XI-1930 года.

Допросил: ПОМ/НАЧ. 4 ОТДЕЛЕНИЯ СООГПУ — тов.ЧЕРТОК.

Продумав до конца занятые мною позиции в вопросе ликвидации оружия боевой организации «Промпартии», я с полной искренностью должен констатировать их полную несостоятельность и противоречие моему искреннему желанию открыть следствию всю правду до конца.

По мотивам личных весьма тяжких переживаний и колебаний я дал за последнее время ряд показаний неточных и несоответствующих действительности.

Настоящим своим показанием я кладу конец своим колебаниям, со всей беспощадностью вскрываю свои тяжкие преступления до конца и заканчиваю историю ликвидации оружия боевой организации Промпартии так, как она была на самом деле.

В своих предыдущих показаниях я достаточно подробно останавливался на тех опасениях, какие возникли в кругах Промпартии в связи с арестом В. А. ЛАРИЧЕВА. После речи ОРДЖ[О]НИКИДЗЕ на XVI съезде ВКП(б) подтвердились доходившие до нас ранее слухи о том, что ЛАРИЧЕВ стал на путь раскаяния и дает откровенные показания. Стало ясно, что провал всей организации не за горами. Л.К РАМЗИН с. большой тревогой оценивал положение дела. В ряде переговоров с ним мы пришли к выводу, что наиболее опасной уликой против деятельности Промпартии будет оружие, если оно попадет в качестве вещественного доказательства в руки соввласти. Мы пришли к единодушному решению, что предложенные в свое время методы ликвидации оружия несовершенны и не гарантируют от разоблачений в случае провала организации.

Поэтому, исходя из общей оценки положения, Л. К. РАМЗИН предложил передать оружие французскому посольству в Москве, взяв на себя принципиальную сторону вопроса — договориться с КЮФЕРОМ.

Это решение было принято в самом конце июля т[екущего] года, уже после ареста ряда работников Госплана.

В самых первых числах августа Л.К. РАМЗИН сообщил мне, что соглашение с КЮФЕРОМ достигнуто, посольство не возражает против оказания Промпартии помощи в деле сокрытия оружия. Одновременно он просил меня договориться непосредственно с КЮФЕРОМ о дне и месте свидания для передачи первой партии и сказал, что КЮФЕР им предупрежден и знает, что на меня возложена передача ему оружия. Л. К. РАМЗИН дал мне телефон, по которому я должен был вызвать КЮФЕРА и с ним договориться. Номер телефона я записал на отдельной записке, которую уничтожил немедленно по выполнении поручения передачи. Номер телефона не помню. По этому телефону я мог говорить с КЮФЕРОМ по нечетным числам месяца между 5 и 6 вечера.

В конце февраля — начале марта т[екущего]/года я познакомился с КЮФЕРОМ на квартире у Л. К. РАМЗИНА. Я пришел к Л. К. РАМЗИНУ к самому концу беседы его с КЮФЕРОМ, и поэтому содержания ее я не знаю.

Девятого или одиннадцатого августа, точно не помню, я впервые позвонил КЮФЕРУ и получил от него предложение встретиться с ним 12-го августа в 5 часов вечера на Казанском вокзале в буфете. Утром в этот день у себя в служебном кабинете в Теплотехническом Ин-те я получил от Г. Ю. КОЗЛИНСКОГО переданные ему мною в мае т[екущего]/года 3 бомбы и 3 револьвера, упакованные в один сверток. С этим свертком уехал в середине дня в бюро рационализации при Институте — Юшков [пер.,] 6, где получил второй такой же сверток от Е. Ф. ЕВРЕИНОВА с тремя бомбами и тремя револьверами, переданными мною ему также в мае т[екущего]/года. Эти два свертка на такси я доставил к 5 вечера на Казанский вокзал и передал их там ожидавшему меня за одним из столиков КЮФЕРУ. Я просидел за столом несколько минут, условившись, что 16-го августа привезу для передачи вторую партию оружия на этом же вокзале и в это же время. Затем я ушел, сел на трамвай и вернулся домой.

16 августа, уже после ареста Л. К. РАМЗИНА, в течение рабочего дня, я получил от Н. Ф. БУЛАШЕВИЧ в (Юшков пер.) РЭТе, находившиеся у него на хранении 8 бомб и 5 револьверов, Н. Н. РЕВОКАТОВА — 6 бомб и 6 револьверов, переданные ему и Н. А. ДОЛЛЕЖАЛЬ в самых первых числах июля т[екущего]/года. Я просил Н. Ф. БУЛАШЕВИЧА упаковать все это в обыкновенный фибровый чемодан, употребляемый для перевозки измерительных приборов[,] и держать до моего возвращения и уехал в Институт.

Около четырех часов дня я вернулся обратно и, осмотрев чемодан, сходил лично за такси и увез его на Казанский вокзал, где и передал КЮФЕРУ таким же порядком, как и в первый раз. Ни Н. Ф. БУЛАШЕВИЧ[А], ни Н. Н. РЕВОКАТОВА я не ознакомил с тем, куда увожу оружие.

По понятным соображениям, я никому не говорил о судьбе полученного мною обратно оружия. Е. Ф. ЕВРЕИНОВУ, заходившему ко мне на квартиру через несколько дней после ареста Л. К. РАМЗИНА и интересовавшемуся судьбой оружия, я в присутствии Ю. О. НОВИ сказал в весьма общей и неопределенной форме, что оружие отправлено в надежное место и находится вне пределов досягаемости соввласти, и заботиться поэтому о нем не следует.

Переданное мною в начале августа в кабинете А. Н. МЮЛЛЕР[А] и в его присутствии оружие в количестве 7 бомб казенного образца и 5 револьверов П. М. СОЛОВЬЕВУ, мне получить обратно не удалось, т. к. последний вскоре уехал в отпуск и до дня ареста я с ним не виделся и о судьбе оружия поэтому ничего не знаю.

Оставшиеся у А. Н. МЮЛЛЕРА 3 бомбы казенного образца были им, по его словам, уничтожены рекомендованным мною ему способом, сводившему[ся] к разрядке последних и делению их корпусов на мелкие части.

На этом заканчиваю историю ликвидации оружия Промпартии, к своему участию в боевой организации я прибавлю связь, правда, кратковременную и по отдельному заданию, но все же связь с посольством иностранной державы. Последнее обстоятельство и послужило основной причиной столь долгих и мучительных колебаний в моих предыдущих показаниях.

С. А. ПРЕДТЕЧЕНСКИЙ.

Допросил: ПОМ/НАЧ. 4 ОТД[ЕЛЕНИЯ] СООГПУ (ЧЕРТОК)

Д. 356. Л. 27-30. Заверенная машинописная копия того времени. Показания С. А. Предтеченского наряду с другими материалами следствия по «делу Промпартии» были направлены 25 октября 1930 г. в ЦК ВКП(б) на имя И. В. Сталина (см. легенду к док. №356-1).

ЦА ФСБ РФ. Ф. Р-42280. Т. 2. Л. 33-35 об. Рукописный подлинник протокола допроса, написанный С. А. Предтеченским собственноручно. Подпись Черток на Л. 35 об. — автограф.