Письмо В.Н. Ксандрова И. В. Сталину по поводу показаний Л.К. Рамзина о «влиянии» на него в период работы начальником Главэлектро «инженеров участников Промпартии». 12 декабря 1930 г.

12 декабря 1930 г.

Тов. СТАЛИНУ.

Дорогой товарищ!

Я вынужден оторвать у Вас несколько минут. Только сейчас я ознакомился с показаниями негодяя Рамзина в части, касающейся меня. Этот

мерзавец утверждает, что я, будучи начальником Главэлектро, подпал под влияние инженеров участников промпартии Каменецкого, Кукель-Краевского, Яновицкого и Катомина и это давало им возможность осуществлять их планы по задержке теплофикации, созданию энергетического кризиса в Ленинграде, Москве и Донбассе.

Говорит заклятый классовый враг, я не имею права молчать.

И прежде всего, тяжелый вопрос:

Допустил ли я даже безсознательно «свое пленение» или нет, т. е. был ли я орудием в руках этой сволочи?

Для коммуниста этот вопрос — вопрос обязателен и обязателен ответ на него.

И вот — с полною ответственностью я заявляю, что этого не было, что утверждение Рамзина ложь от начала до конца.

1. Начальником Главэлектро я фактически был с июня [19]29 года по декабрь, т. е. всего около 7 месяцев.

Всякий поймет, что за этот период я не мог создать кризисы в Москве, Ленинграде и Донбассе.

2. До поступления моего в Главэлектро я из перечисленных Рамзи- ным лиц никого не знал.
3. После поступления я, кроме служебных отношений, с ними никаких не имел.
4. Из названных лиц — Катомин работал в Ленинграде, Яновицкий в МОГЭСе. Работниками аппарата Главэлектро являлись Кукель-Краевский и Каменецкий.
5. Катомин — главный инженер Ленинградского ГЭСа. Как строитель «Красного Октября» (Ленинградская] станция, мощность 108 т[ыс]. киловатт) был мною предупрежден о судебной ответственности за опоздание строительства. Станция выстроена в срок. Я приказал поднять гребень Волховской плотины — устройством деревянных щитов, дав 2 месяца срока. Работа исполнена. Мощность станции поднята на несколько процентов. Количество ежегодно отпускаемой энергии в ценностном выражении поднялось на 300-500 т[ыс]. рублей. Работа стоила всего 9.000 рублей. Проект станции Налиевской, по которому сейчас и строится станция, — изготовлен в 2 месяца — по прямому моему распоряжению.

Этим ограничились все мои отношения с Катоминым. Ни по одному вопросу общей политики Главэлектро я с ним ни разу не вел разговоров.

Число встреч — 5-8.

Яновицкий — член правления МОГЭСа. Был 2-3 <раза> вместе со всеми членами правления МОГЭСа с докладами о положении в МОГЭСе — отчетными. Кроме того, встречался без разговоров, на заседаниях ЦЭСа при техническом рассмотрении новых проектов станции.

Число встреч — 8-10.

Уже самый перечень этих встреч и вопросов исключают возможность «пленения».

Каменецкий — работник аппарата Главэлектро, руководитель отдела сооружения новых станций. Коммунисты Главэлектро могут подтвердить, что я ему не доверял, ибо и бюро ячейки[,] и отдельным товарищам при оценке работников Главэлектро, я об этом говорил. Ни на один осмотр новой станции я его с собою не брал. Сметную часть строительств взял под свой ближайший присмотр.

Кукель-Краевский пока на свободе. К нему я относился лучше. Работал он не у меня непосредственно, а под руководством т. Флаксермана. Из 7 месяцев моей работы он фактически в Главэлектро был 3¹/₂ м[есяца] (месяц в отпуску, 2 м[есяца] в Японии на энергетической конференции).

Уже из этого изложения — ясно, что обстановка не давала возможности «пленить меня».

По существу. Вопросы теплофикации действительно мариновались в Главэлектро, но борьба эта была до меня. И мое выступление в Секретариате Ленинградского обкома, и внесение в план строительства 1930 г. теплоцентралей в Ленинграде и Москве, и срочная посылка в Америку т. Цишевского — инженера коммуниста для изучения этого дела и проектирования станции для Ленинграда — показывают, что я эти вопросы не мариновал, а толкал.

Относительно Москвы, Ленинграда и Донбасса — кризис энергии.

Что сделано при мне в этом отношении? По Ленинграду:

1) закончена в срок ст. Красный Октябрь, сокращен срок строительства Свири с 5 лет до 4, обеспечен своевременный приступ к строительству торфяной станции и приняты все меры к изготовлению проекта теплоцентрали. По Москве: 1) решение о строительстве Бобриковской станции, 2) изготовление проекта теплоцентрали с приступом к работе в 1930 г. По Донбассу — решение о постройке, личный осмотр избранного места постройки и приступ к работам Зуевской станции и пуск 2-х турбин по 22.000 киловатт на Штеровке.

Что я проводил вообще: сокращение срока строительства паровых электростанций до 2-х лет (Сталинград) и удешевление строительства.

Тов. Сталин, вероятно, в моей работе по Главэлектро были свои недочеты и упущения. Но сейчас не в этом вопрос — в плену у специалистов, а тем более шайки вредителей я не был ни одной минуты. Вот что для меня главное. Но негодяй говорит. Почему он говорит? Потому, что даже тут он стремится вредить и мстить. Мои служебные сношения с Рамзиным, весьма короткие, ознаменовались резким конфликтом. В 1929 г. он позволил себе в течение недели не выполнить постановления ВСНХ СССР о передаче из Теплотехнического Ин-та коммерческого бюро по проектированию и монтажу тепловых установок в трест «Тепло и Сила». Когда я по телефону потребовал объяснение, то услышал, что он не согласен с этим постановлением, намерен его обжаловать и т. д. Заявив, что меня совершенно не интересуют его взгляды и соображения, я потребовал выполнения к 4 часам того же дня, предупредив, что в случае не исполнения, он будет предан суду. Свидетели разговора коммунисты из Главэлектро заявили, что Рамзин к такому тону не привык и что так или иначе, он отплатит. Распоряжение он выполнил в срок.