Справка Комитета партийного контроля при ЦК КПСС «Об убийстве М.В. Борисова». 10 февраля 1961 г.
10 февраля 1961 г.
Об убийстве Борисова М.В.
Выступая с докладом на XX съезде КПСС «О культе личности и его последствиях», Первый секретарь ЦК КПСС товарищ Хрущев Н.С., касаясь убийства С.М. Кирова, заявил: «Следует сказать, что обстоятельства, связанные с убийством т. Кирова, до сих пор таят в себе много непонятного и загадочного и требуют самого тщательного расследования. Есть основания думать, что убийце Кирова — Николаеву кто-то помогал из людей, обязанных охранять Кирова. За полтора месяца до убийства Николаев был арестован за подозрительное поведение, но был выпущен и даже не обыскан. Крайне подозрительным является то обстоятельство, что когда прикрепленного к Кирову чекиста 2.XII.1934 года везли на допрос, он оказался убитым при “аварии” автомашины, причем никто из сопровождающих его лиц при этом не пострадал. После убийства Кирова руководящие работники Ленинградского НКВД были сняты с работы и подвергнуты очень мягким наказаниям, но в 1937 году были расстреляны. Можно думать, что их расстреляли затем, чтобы замести следы организаторов убийства Кирова».
Комитет Партийного Контроля проверил на месте обстоятельства убийства чекиста Борисова, тщательно изучил архивные документы, опросил свидетелей и организовал проведение судебно-медицинской и технической экспертизы по этому делу.
Проверкой установлено:
Утром 2.XII.1934 года в Ленинград приехала Правительственная комиссия для расследования дела об убийстве Кирова в составе: Сталина, Молотова, Ворошилова, Жданова и с участием в работе этой комиссии Ягоды, Ежова, Вышинского и других. Для допроса Сталиным в эту комиссию был вызван чекист Борисов, охранявший постоянно Кирова и сопровождавший его в Смольный в день убийства. Борисов ранее задерживал убийцу Николаева, он хорошо знал все, что касалось охраны Кирова, и был очевидцем его убийства. Распоряжение о доставке Борисова, находившегося в то время в здании НКВД на улице Войнова, дал Ягода. Из Смольного за Борисовым на легковой машине «Паккард», на которой утром с вокзала приехали члены Правительственной комиссии, выехал оперативный работник Ленинградского НКВД Малий и шофер УНКВД Янелис.
Как показывает шофер Янелис, получив распоряжение о срочной доставке Борисова в Смольный, он вместе с Малий приехал во двор здания Управления НКВД и увидел комиссара Борисова, окруженного группой работников УНКВД. Шофер Янелис быстро развернул легковую машину и приготовился к выезду в Смольный, зная, что Сталин уже ждет Борисова для допроса. Однако сотрудники оперативного отдела Малий и Виноградов, переговорив между собой, решили шофера Янелиса отправить обратно в Смольный, при этом Малий сказал Янелису, что он повезет Борисова только на грузовой машине, и стали втаскивать Борисова на стоявшую в то время во дворе грузовую машину, на которой обычно привозилась пища для арестованных внутренней тюрьмы. Шофер Янелис видел, как ослабевшего Борисова втащили в кузов, насильственно посадили на борт, и Янелис, открыв дверцу легковой машины, стал кричать Малию, «что сажать на борт людей по правилам не полагается, на что получил в ответ от Малия площадную брань, что, мол, это не мое дело, что, мол, поезжай обратно в Смольный, и он хлопнул дверцу моей машины со злостью». Шофер Янелис сразу в Смольный не поехал и задержался некоторое время в буфете здания УНКВД, поставив свою легковую машину к дому, рядом со зданием УНКВД.
Малий, не получив разрешения на использование грузовой машины, находящейся во дворе, обратился к дежурному оперода дать ему грузовую машину для доставки в Смольный Борисова, дежурный предложил ему взять свободную в то время легковую машину, которая обслуживала начальника отделения Бенюка и шофер которой — т. Васильев в это время сидел в опероде. Малий отказался от использования этой легковой машины и пошел к начальнику оперода Губину, который разрешил ему взять грузовую машину «ГАЗ-АА», стоявшую в это время в переулке, против служебного входа в здание УНКВД со стороны улицы Войнова.
Как показывает шофер грузовой машины «ГАЗ-АА», член КПСС Кузин, он постоянно обслуживал оперативный отдел НКВД и утром 2.XII.1934 г. привез начальника отделения оперативного отдела Мюллера, который сказал, что без его разрешения он не должен никуда больше ехать. Когда сотрудник оперода Малий подошел к шоферу Кузину и потребовал поехать срочно в Смольный, Кузин отказался. Он получил второе распоряжение оперуполномоченного Виноградова и также отказался ехать в Смольный, ссылаясь на распоряжение начальника отделения Мюллера. И только после распоряжения секретаря оперотдела Максимова шофер Кузин подал свою машину к служебному подъезду. Малий сел в кабину с шофером, а оперуполномоченный Виноградов и комиссар Кирова — Борисов разместились в кузове, причем Борисов сел на скамейку спиной к кабине шофера, а справа от него встал оперуполномоченный Виноградов.
По пути следования машины к Смольному, когда шофер уже пересек Потемкинскую улицу и подъезжал к Таврическому дворцу, Малий резко вырвал у шофера Кузина руль машины и направил ее на стену дома, пытаясь сам в это время на ходу выскочить из машины. Шофер Кузин задержал Малия, но машина в это время въехала на улицу, стукнулась дверцей о стену, в результате чего разбилось боковое окно в дверце машины. Когда шофер Кузин остановил ее, поставил машину обратно на мостовую, и Малий выскочил из кабины и полез в кузов. Виноградов, сидевший в кузове рядом с комиссаром Борисовым, в то же время выскочил из кузова, побежал в ворота дома, расположенного на противоположной стороне улицы. Минуты через 2-3 Виноградов вернулся обратно к машине. Шофер Кузин вскочил в кузов и увидел лежавшего в машине убитого Борисова. Как показывает Кузин, он закричал: «Что наделали, убили!» К нему подошел Малий и пригрозил, сказав: «Молчи щенок, а то вот пистолет». Задержав шедшую навстречу со стороны Смольного легковую автомашину, Малий и Виноградов увезли в ней убитого Борисова в здание УНКВД. Шофер Кузин с помощью постового милиционера вызвал автоинспектора, который на месте машину не смог осмотреть, так как в это время Кузина арестовал оперативный работник Гусев, приказавший автоинспектору Оскотскому машину не осматривать, а вместе с арестованным и обезоруженным шофером Кузиным и Гусевым в его легковой машине отправиться в здание УНКВД. Гусев запретил Кузину по дороге разговаривать с автоинспектором.
Задержавшись в столовой на 7-м этаже в здании УНКВД, шофер легковой машины Янелис решил возвращаться в Смольный, так как Борисова Малий и Виноградов увезли на грузовой машине. О том, как они «доставили» Борисова в Смольный, Янелис показал:
«Только начал спускаться уже со второго этажа в первый, вижу несут Борисова на руках, как впоследствии оказалось, мертвого. Так как он был без головного убора, я ясно видел багровую плешивую голову Борисова. Мне показалось, что она раздроблена, потому что была даже неправильной формы. На мой вопрос — что случилось? Малий меня грубо оттолкнул в сторону, а Борисова пронесли в санчасть, которая находилась во втором этаже.
Когда я вышел к машине на улицу, здесь было несколько человек и один из них знакомый шофер, но шофер не из нашего гаража НКВД... Он мне сказал, что Ваш парень не виноват, что у него выхватили руль, вследствие чего, якобы, получилась авария и вследствие чего, якобы, был убит Борисов. ... Ничего больше не говоря, я сел в машину и поехал в Смольный. Машину уже встречали около парадной. Один из сотрудников спрашивает: “Где же Борисов?” А я сказал, что Борисова понесли в санчасть, что-то случилось по дороге».
Борисов был совершенно нежелательным свидетелем по делу об убийстве Кирова и поэтому на второй же день после злодейский расправы с Кировым был убит и Борисов. Как теперь установлено, сразу после убийства Кирова Борисов был доставлен в здание УНКВД и арестован. Охранять Борисова был назначен быв. оперативный комиссар оперода Ленинградского УНКВД Петровский, который сообщил в КПК, что Борисова перед отправкой во дворе Дома предварительного заключения избили, но сидел он вначале с оружием. По этому вопросу т. Петровский сообщил:
«...По приезде в оперативный отдел меня и еще одного сотрудника из секретной группы в штатской одежде приставили охранять арестованного охранника т. Кирова — Борисова. Я, переговорив со своим помощником, судя по состоянию Борисова, отобрал от него “браунинг”, каковой и передал начальнику секретных охранников Грюнвелвду. Этот начальник меня обругал нецензурным словом, сказав при этом — “Кто тебя просил отбирать оружие, не твое это дело”.
По приезде из Москвы Сталина — Борисова потребовали доставить в Смольный на допрос, но доставить Борисова оказалось не на чем, вдруг исчезли все машины, и только смогли достать грузовую полуторку, причем дно кузова машины отполировано, аж блестело как зеркало. Эту машину предоставил один из начальников оперативного отдела Мюллер.
На дно кузова машины на середину посадили Борисова (предварительно Борисова во дворе ДПЗ избили...)».
О том, что Борисов был через очень короткое время, после выезда из здания УНКВД, доставлен туда обратно уже мертвым, имеется копия акта, составленного 2 декабря 1934 года в 11 часов 15 минут врачами поликлиники УНКВД. В этом акте указано:
«...Дыхания нет. Сердечное сокращение не прослушивается, пульс отсутствует. Зрачки на свет не реагируют, полное отсутствие реакции с роговиц. Обильное кровотечение из обоих ушей и полости рта... Внешних признаков перелома костей грудной клетки, верхних и нижних конечностей не обнаружено... Борисов доставлен в поликлинику № 1 в мертвом состоянии.
Смерть, по-видимому, произошла от перелома основания черепа».
Вскрытие трупа Борисова было проведено через три дня, то есть 4 декабря, а для захоронения труп был выдан только через три недели. В акте вскрытия указано: ... «что смерть Борисова является несчастным случаем в связи с автомобильной катастрофой».
Из шести врачей, подписавших заключение о смерти Борисова от несчастного случая в связи с автомобильной катастрофой, в настоящее время жив только быв. врач УНКВД Мамушин, который подтвердил 19.XI.1960 г., что в момент, когда составлялось это заключение, 4 декабря 1934 года, никто из врачей на место аварии автомашины не был допущен, что судебно-медицинская экспертиза была явно неполноценной, что ему уже тогда картина разрушения мозгового вещества и черепной коробки с многочисленными расходящимися трещинами, при относительной целостности кожных покровов казалась загадочной. По этому вопросу доктор Мамушин сообщил:
«Уже тогда между членами врачебно-экспертной комиссии была острая дискуссия своих выводов к головной массе, что не могло ли иметь место не обычная черепная травма, а действительное убийство, исходя из которого, вследствие с массовым раздроблением черепной крышки — однако нам не удалось до конца выяснить этот вопрос, так как нам не разрешили выезд на место происшествия на осмотр детально до перевыяснения этого тяжелого вопроса. И после много лет спустя эти воспоминания все меня преследовали и мне в[се] время хотелось завершить все это дело».
Особо следует отметить, что в архиве Военно-Медицинской Академии в г. Ленинграде должен был храниться подлинник акта судебно-медицинской экспертизы, в действительности хранится второй экземпляр этого акта, но к нему нет приложения схематических рисунков хода перелома и трещин черепа.
В материалах расследования обстоятельств убийства Борисова М.В., хранящихся в архиве КГБ при Совете Министров СССР, также нет подлинного акта вскрытия трупа, а есть только копия этого акта также без приложения к ней схематических рисунков повреждений на черепе.
При проверке выяснилось, что шофер машины, потерпевший аварию, т. Кузин, был лишен работниками оперода УНКВД и прибывшими ответственными сотрудниками НКВД СССР Мошковым и Аграновым возможности участвовать в осмотре машины и в составлении акта аварии.
В этой связи интерес представляет и сообщенный шофером Янелисом факт технического «осмотра» грузовой машины сотрудниками Правительственной комиссии, выезжавшими в гараж НКВД после убийства Борисова осматривать машину после «аварии». Тов. Янелис сообщил после его возвращения в Смольный:
«... Прошло какое-то время, выходят т.т. Вышинский, Ульрих, Акулов, Шейнин и еще кто-то, не помню, но как будто бы Жданов, сели в машину и приказали мне везти их в гараж, на бульвар профсоюзов. Со мной рядом сел Вышинский и сказал мне, что я буду консультантом по машине, потерпевшей, якобы, аварию. Гараж НКВД имел два этажа: внизу ставились грузовые машины, на втором этаже — легковые.
Въехав в гараж, на второй этаж, и остановившись, я увидел якобы потерпевшую аварию машину в моечном отделении, передом к стенке, в полутемноте. Не помню, то ли я вышел из машины, то ли собирался выйти, но мне кто-то сказал (насколько я помню, не Акулов ли?), что Вы сидите на месте, то есть, короче говоря, я не был допущен к машине как консультант, но и никого не было ни из шоферов, ни из слесарей, которые более или менее компетентны в автомашинах. Эта группа, которую я привез в гараж, подошла к машине, не зажигая света, стала бегло осматривать ее. В это время меня крикнул Вышинский, чтобы я подошел, а кто-то крикнул, что не надо. И я был в большом смущении: то ли подходить, то ли не подходить? И, короче говоря, не подошел. Они, осмотрев быстро машину, вернулись ко мне, сели в машину, и мы поехали обратно в Смольный.
Мое мнение, что из-за такой незначительной аварии не мог погибнуть человек в машине, по-моему, он был убит».
В материалах КГБ при Совете Министров СССР нет подлинника акта об аварии грузовой автомашины, на которой был убит Борисов. В имеющейся в деле копии акта указано, что причиной аварии не могли быть обнаруженные повреждения покрышки и камеры правого переднего колеса, что после смены этого колеса машина своим ходом была доставлена в гараж. На месте аварии не было обнаружено никаких поврежденных частей и болтов от грузовой машины. При осмотре в гараже комиссия обнаружила ряд дефектов, в частности, гайка правой передней шпильки отвинчивалась от руки, в одной рессоре отсутствовало 7 листов, центровой болт отсутствовал, от него сохранилась только головка. В акте указано: «При осмотре главных частей рулевого управления и переднего моста, таковые оказались в полной исправности».
О том, что эта машина была в полной исправности перед отправкой ее в Смольный, в КПК сообщил шофер т. Поповский, являвшийся в то время сменщиком шофера Кузина:
«В 1934 г., работая в органах УНКВД Л.О. на должности шофера спецмашины (грузовая), обслуживал 5-е отдел, оперода (начальник Мюллер), в мои обязанности входило обслуживать все точки, где находились телефоны и радио, то есть Смольный, квартиру Кирова, зимнюю дачу оперод и АТС.
1-го декабря 1934 г., после убийства тов. Кирова, в 16-00 я находился в опероде. В 17-00 или 18-00 ко мне сели два или три сотрудника и поехали на кв. Николаева. Там сотрудники пробыли мин. 45 и взяли с собой женщину, кто она, я не знаю — жена или сестра. Привезли ее в Нижегодскую тюрьму. В эти сутки были арестованы еще два человека (террориста), мужчина был взят в Кировском районе, а женщина на Петроградской стороне. Утром в 9-00 2.XII. я передал машину своему сменщику Кузину Василию в полной технической исправности, так как сам Кузин ее осмотрел и взял путевку для выезда в Управление НКВД Л.О.
Я сам ушел домой отдыхать и лег спать. В 12-00 или 13-00 за мной приехали и попросили немедленно собраться для поездки в управление. Когда я спросил в чем дело, мне сказали, что произошла авария с моей машиной и на ней убит т. Борисов, Кузин арестован. В 14-00 или 15-00 меня допрашивали два сотрудника, которых я не знал, по-видимому, москвичи. Фамилий их я не помню. Меня обвиняли в том, что я умышленно подготовил автомобиль так, чтобы в течение дня произошла авария. Что и произошло. Я категорически отрицал этот факт, так как созданная авторитетная комиссия установила мою правоту. Тем более, находясь под арестом, т. Кузин также отрицал всю выдумку и поклеп.
При допросе меня в первый день сотрудники больше разговаривали о хорошеньких женщинах, чем о деле, поэтому я вынес свое мнение, что вопрос об аварии — это выдумка и кому-то это нужно. Меня держали под следствием более 2-х месяцев, не арестовав меня. Но держали в напряжении. После выпуска Кузина из тюрьмы наше дело закрыли. По рассказам т. Кузина, после выхода из тюрьмы дело было так: вызвали машину в управление, там посадили в кузов т. Борисова. Охранять приставили оперуполномоченного т. Виноградова. В кабинку к шоферу сел оперуполномоченный Малий и дал команду ехать в Смольный. Не доезжая Потемкинской ул. (следуя по Войновой), Малий выбил ноги Кузина с педалей сцепления и тормоза. И начал вырывать руль, поворачивая его в сторону здания садоводства. Пока шла борьба в кабинке, машина попала в открытый люк, пер. колесо от удара лопнуло. Машину потянуло в здание садоводства. Тем временем Виноградов пистолетом пробивает череп тов. Борисову. Когда дело сделали, Малий выскочил и начал избивать Кузина, но Кузин выхватил свой пистолет и хотел себя застрелить (так в деле было записано Малием). Тем самым аварию хотели отнести на Кузина».
Опрошенный 2 декабря 1934 года постовой милиционер Крутиков показал, что он был очевидцем аварии грузовой автомашины, на которой везли Борисова, что эта машина шла с нормальной скоростью, что на пути следования ей никто не мешал, после того, как машина свернула вправо на тротуар к стене дома, она оказалась параллельной стене и прошла вдоль стены около 5 метров, оставив царапины на стене. Шофер и два пассажира не пострадали, а пострадал только один пассажир, которому никто помощи на месте не оказал. Внешний вид машины после аварии, заявил постовой милиционер, был нормальный и она позднее ушла своим ходом.
Шофер Кузин, начальник отдела оперода УГБ Ленинградской области Хвиюзов, оперативные работники Малий и Виноградов были арестованы и находились под следствием и в январе 1935 года после допроса их Ежовым, Косаревым и Аграновым они по личному указанию Сталина были отпущены, а было приказано: «За халатное отношение к выполнению срочного оперативного приказа, что привело к аварии грузовой автомашины и смерти комиссара оперода Борисова, охранявшего тов. Кирова, — наказать в административном порядке». Все эти лица остались работать в органах НКВД.
По поводу этого ареста и освобождения Кузин сообщил в КПК:
«...Авария произошла примерно в 11 часов дня. Я был арестован. Следствие вел Черток. После того, как я просидел 39 суток, нас стали освобождать. Все трое — Хвиюзов, Виноградов и Малий просили оставить их на работе в органах, и все они были оставлены на работе в органах, а я был уволен. После освобождения, когда мы шли по лестнице в Большом доме, Малий стал на меня ругаться и сказал: “Я думал, что тебе дадут пять лет”. А я ему сказал: “А я думал, что тебя расстреляют”. И в это время Хвиюзов сказал: “Молчите, все вы освобождены через меня, может быть, поработаем годика два, два с половиной”».
В 1937 году по делу убийства комиссара Борисова вновь началось следствие, и шофер Кузин, работники НКВД г. Ленинграда Хвиюзов, Малий, Виноградов были вновь арестованы и привлечены к ответственности. На этот раз по указанию Сталина из ссылки были привезены зам. нач. УНКВД Ленинграда Запорожец и начальник оперода Губин, и они вновь были привлечены к ответственности как прямые заговорщики по делу убийства С.М. Кирова.
Бывший следователь НКВД Ленинграда, член КПСС Якушев сообщил в КПК, что он в 1937 году вел следствие по делу убийства оперативного комиссара, охранявшего С.М. Кирова, Борисова. Это дело, по заявлению Якушева, он вел совершенно объективно, что доказывается, по его объяснению, фактом освобождения шофера Кузина как непричастного к убийству Борисова.
По сообщению т. Якушева, осужденные сотрудники НКВД Ленинграда Малий и Виноградов действительно повинны в убийстве Борисова. Как сообщил в КПК Якушев, комиссар Борисов не мог быть жертвой автомобильной катастрофы, так как в Ленинградском управлении НКВД было более чем достаточно легковых оперативных автомашин, на которых Борисова могли бы доставить в Смольный на допрос к Сталину. Кроме того, если бы Борисов погиб в результате аварии автомашины, он получил бы ушиб головы с левой стороны, а не с правой, как это в действительности оказалось.
У следователя Якушева сложилось твердое убеждение, что Борисов был убит сотрудниками оперода потому, что его нельзя было допустить на допрос в Правительственную комиссию, так как Борисов мог бы раскрыть подлинных убийц, направивших руку против Кирова, и что, следовательно, убийство Борисова было сделано также по заданию сверху и для выполнения этого гнусного преступления не случайно были использованы Малий и его близкий друг Виноградов.
По сообщению Якушева, Малий характеризуется им как отъявленный хулиган, способный на грязное темное дело. В подтверждение этого он сообщил о факте, когда на семейном вечере в феврале 1935—1936 гг. в Доме работников искусств Малий занял отдельный столик со своими друзьями и, выпив оставшееся в бутылках на столах пиво, Малий наполнил их своей мочой. В гостиницах «Астория», «Европейская» Малий и его друг Поповицкий содержали притон, где на государственные деньги кутили с женщинами. Шли разговоры о том, что они подставляли девиц к отдельным ответственным работникам НКВД, для чего Малий ходил по городу и отыскивал интересных женщин. Малий пользовался особым доверием у руководства оперативного отдела и поэтому его поступки не являлись предметом разборов ни в особой инспекции, ни у руководителя оперода.
Арестованный в 1937 году заместитель начальника Ленинградского НКВД Запорожец И.В. на допросе 16.VI.1937 г. показал, что летом 1934 г., незадолго до убийства Кирова, Ягода позвонил Запорожцу в Ленинград и предложил немедленно приехать к нему в Москву. Ягода принял Запорожца и сообщил ему, что в ближайшем будет совершен террористический акт над Кировым. Ягода приказал Запорожцу принять все меры к тому, чтобы обеспечить выполнение этого террористического акта. Предложил строжайшим образом следить за тем, чтобы никакие материалы, готовящиеся к убийству Кирова, даже случайно не попали в оперативный отдел, а если это случится, то Запорожцу предлагалось изъять эти материалы, прикрыть и дать им другое направление, доложив немедленно об этом Ягоде.
Начальник оперативного отдела Губин докладывал Запорожцу систематически, что охрана Кирова поставлена безобразно и что проведение террористического акта над Кировым вполне обеспечено, доступ к Кирову был открыт.
Запорожец показал, что он знал, что убийство Борисова не было случайным, а это убийство было организовано начальником оперода Губиным, так как Борисов являлся единственным свидетелем убийства Кирова. Губин рассказал Запорожцу, что если Борисова станут допрашивать и увезут в Москву, то он может разболтать о всех преступных моментах охраны Кирова и поэтому до допроса Борисова Правительственной комиссией его решили уничтожить.
Запорожец подтвердил, что в организации убийства Борисова участвовали начальник оперода Губин, начальник отдела Хвиюзов и оперативные работники Малий и Виноградов.
Когда Ягода, приехавший вместе с Правительственной комиссией 2.XII.1934 г. в Ленинград, через Паукера потребовал доставить к членам Политбюро Борисова на допрос, то Паукер, передавая это распоряжение Губину, приказал любым способом уничтожить Борисова по дороге, хотя бы путем автомобильной катастрофы. При этом Паукер заявил, что если Борисов не будет убит, то тогда самого Губина сделают трупом. Губин выполнил это распоряжение через Виноградова, Малия и секретаря оперода Максимова, которые организовали убийство Борисова.
Вскоре после своего ареста Запорожец в особом порядке был осужден комиссией НКВД к расстрелу. Обвинительного заключения по этому делу не составлялось.
В заявлении на имя наркома НКВД Запорожец писал о том, что он находился в близких отношениях с Ягодой, им был послан на работу в Ленинградское НКВД для того, чтобы выжить оттуда Медведя, бывшего в хороших отношениях с Кировым, что по сговору с Ягодой Запорожец принимал активное участие в убийстве Кирова, используя для этого дела работников оперативного отдела. В связи с этим имеется следующее показание Запорожца о его разговоре с Губиным весной 1934 г.: «После доклада Губину я ему прямо сказал, что не следует принимать мер к улучшению охраны Кирова, так как не исключено, что нынешнее руководство партии будет заменено. Губин молчал. Я сказал ему, что авторитетные лица ведут борьбу с нынешним руководством партии и правительства, и сказал Губину о его уголовных делах, о которых известно ему, Запорожцу, и Ягоде и что если Губин будет выполнять все то, что ему укажут, он, Запорожец, Паукер или Волович, то не будет принимать против него никаких мер».
Об убийстве охранявшего Кирова комиссара Борисова Запорожец узнал в Ленинграде во время сдачи дел, а о подробностях убийства узнал от Губина после того, как они были осуждены и ехали вместе с ним работать на Колыму. Убийство Борисова было необходимым потому, что он знал о задержании и освобождении убийцы Кирова — Николаева, о том, что охрана Кирова была поставлена совершенно неудовлетворительно и что в этом деле замешаны работники оперода. Как нежелательный свидетель Борисов был убит.
Начальник оперативного отдела Ленинградского НКВД Губин А.А., будучи арестован 30.IV.1937 г., показал, что его начальник Запорожец являлся доверенным лицом Ягоды, который его послал в Ленинград для выполнения любых заданий. Губин признался, что он убил Борисова с целью сокрытия следов убийства Кирова.
Губин в несудебном порядке был приговорен к расстрелу и был расстрелян 14.VIII.1937 г.
В собственноручных первоначальных показаниях, находясь в Лефортовской тюрьме, Губин показал:
«Вызов Борисова.
2 декабря во временной приемной, где находились и другие лица, меня увидел Паукер и сказал срочное, большое дело, необходимо доставить в Смольный Борисова, я было направился к телефону, но Паукер остановил меня, заявив, что он сам организует доставку Борисова, только ему надо знать, кто там в опероде имеется из доверенных людей, я назвал фамилию Хвиюзова, с этим Паукер стал уходить, спросив на ходу фамилию секретаря Запорожца, и сообщил, чтобы я здесь ожидал вызова Ягоды. Ожидал я очень долго, до вечера, но Ягодой ни в тот день, ни в последующие и вообще не был вызван. Результат доставки Борисова я узнал только ночью, или на следующий день от Хвиюзова в таком варианте: позвонил Паукер и потребовал срочно доставить Борисова в Смольный к Ягоде. Он, Хвиюзов, снарядил охрану из Малия и Виноградова и велел им, ввиду якобы отсутствия легковой машины, садиться на грузовую и срочно доставить Борисова в Смольный к Ягоде. В пути следования с машиной случилась какая-то авария, она ударилась о стену дома, в результате чего Борисов был убит, один из сопровождающих сотрудников ранен, а второй отделался ушибами. Оба сотрудника и шофер распоряжением Агранова арестованы и ведется следствие. Сообщал это Хвиюзов путано, нервничал, и мне стало ясно, что здесь не несчастный случай, а приложена рука Паукера. Эта работа к.-р. группы, организованной Запорожцем, а следовательно, и мною, по заданию Ягоды вошла в действие. Переспросить Хвиюзова более детально я не успел, так как вскоре был арестован. Перед отъездом Паукер просил передать Хвиюзову, что он с ним повидается лично, в следующий приезд или в Москве.
Допросы Сосновским и Булановым.
На допросе 6 декабря 1934 года, который производился Сосновским, я им был предупрежден, что Ягода заинтересован моим делом и примет необходимые меры в смазывании роли моей и Запорожца в деле убийства Кирова.
На допросе у Буланова в январе 1935 года я им предупреждался держаться на суде крепко, не разоблачать себя и Запорожца и что Ягодой будут обеспечены наши семьи, а нам после отбытия наказания будет предоставлена возможность работать в органах НКВД».
По вопросу организации охраны Кирова Губин показал следующее:
«Оперод я принял в июне 1933 года. Состояние его было преступное — пустое место. Не было даже отделения охраны. Вся охрана Кирова осуществлялась одним сверхштатным комиссаром, который нес охрану, только когда Киров выезжал за город, на охоту. Смольный охранялся одним разведчиком, снаружи Смольного у подъездов никакой охраны не было. Швейцар дома, который поднимал Кирова на лифте, который имел доступ в его квартиру, был бежавший кулак и пьяница, этому типу вверена была вся охрана Кирова на дому. Во дворе дома против окон квартиры Кирова был притон разврата, соседями по квартире жил чуждый элемент. Гласный штат оперода состоял всего из 8 сотрудников. Машин для охраны не было. В случае выставления охраны брались секр. разведчики — люди, не приспособленные к охране и ее не знающие. Вот коротко положение с охраной Кирова в момент моего вступления в оперод. В других отделениях оперода состояние аналогичное...
В июне 1933 года Киров отказался от охраны и уехал в Москву на машине в сопровождении только одного комиссара лишь потому, что Запорожец грубо предупредил Кирова о том, что его будут сопровождать оперодчики. Когда Кирова почти уговорили переехать из многонаселенного дома в особняк на Каменоостровского, то Запорожец заявил, что будет приходить к нему в баню, а кстати, и чай пить. После этого Киров отказался от переезда в особняк.
Мой рапорт летом 1934 года, когда Киров ездил в Казахстан, о прекращении свободного доступа в Смольный, о введении жесткой пропускной системы, о выселении из Смольного ряда общественных организаций Запорожец затянул и ничего не сделал.
При поездке Кирова в Казахстан летом 1934 года, Запорожец рекомендовал мне назначить для несения охраны Малия, я же выдвигал Гульбиса как более надежного и положительного.
К июню 1933 года Запорожец довел оперод до развала и фактически аннулировал охрану.
В последующем, то есть во II половине 1933 г. и в 1934 году, при разрешении Медведем штатного, организационного и хозяйственных вопросов, настоятельно просил его не вмешиваться в оперативную сторону, каковую обеспечивает лично он — Запорожец.
Разговоры с Паукером и Воловичем.
Через месяц после моего назначения в оперод я со своими предложениями по опероду и для получения инструктажа в работе выехал к начальнику оперода Паукеру, у которого в кабинете застал и Воловича. Получил от них такой же инструктаж, который давал мне и Запорожец, то есть подбирать боевых проверенных сотрудников, которые беспрекословно выполняли распоряжение начальника и слепо ему повиновались, что оперод является аппаратом начальника и так как в Ленинграде оперодом руководит Запорожец, то следует подчиняться ему, а не Медведю, что оперод и он, Паукер, глаза, уши и воля Ягоды. Такая идентичность инструктажа Запорожца и Паукера меня крайне поразила, у них даже фразы были одинаково построены. Мне стало ясно, что они между собой договорились и имеют одну общую линию.
...Таким образом, взгляды Паукера-Воловича и Запорожца полностью сходились, они предлагали оставить охрану Кирова и его хозяйственно-бытовое обслуживание по-старому.
И только Медведь, к которому я обратился, утвердил предложенный штат, отпустил просимые средства, отдал свою резервную машину. Когда Паукер узнал об удовлетворении первых нужд оперода и охраны, то выразил крайнее неудовольствие, мотивируя, что увеличение штата без его ведома он не разрешает и что неудобно сотрудников оперода оплачивать за счет хозяйств, сумм.
Задержание Николаева.
В октябре 1934. года сотрудниками разведки был задержан у машины Кирова Николаев Леонид, который по доставлении в охрану оперода был обыскан и у него найдено: наган, дневник, портфель и документы. Мне об этом доложил начальник охраны Котомин, я проверил представленные Ко- томиным документы, удостоверяющие личность Николаева, и по телефону доложил Запорожцу об этом задержании, просил его указаний. Запорожец сказал, что скоро ответит, и минут через 15—20 Запорожец отдал мне распоряжение Николаева Леонида освободить, выдав ему все задержанное.
Убийство Кирова.
1 декабря 1934 года в Смольном Киров был убит, убийцей оказался Николаев Леонид, тот самый, который в октябре был задержан у машины Кирова и который по распоряжению Запорожца с моего и Котомина согласия был освобожден. Я растерялся совершенно, не знал, что делать, лично ориентироваться не умел, Запорожца не было, Медведь тоже находился в состоянии растерянности. Позвонил Паукеру, который сообщил мне, что завтра будет с Ягодой в Ленинграде, где во всем и разберутся. Паукер также спросил, кто был в охране и где Борисов, получив ответ, что Борисов обезоружен, находится пока в Смольном под охраной, так как предполагается его допрос, Паукер распорядился держать Борисова арестованным при опероде».
11.VI.1937 г. был арестован бывш. начальник оперативного отдела НКВД Ленинграда Хвиюзов П.А., работавший к этому времени начальником административно-хозяйственного управления НКВД Оренбургской области. Хвиюзов обвинялся в том, что он по прямой директиве Ягоды и Паукера из Москвы, переданной через Запорожца и Губина, участвовал в создании условий, способствовавших совершению террористического акта над т. Кировым. Хвиюзов в октябре 1934 г. участвовал в освобождении террориста Николаева, впоследствии убившего Кирова, в целях сокрытия своего участия и других участников сговора, а также давший возможность в совершении террористического акта над Кировым, он организовал и совершил убийство единственного свидетеля всех обстоятельств убийства Кирова — комиссара Борисова. В этих преступлениях Хвиюзов полностью сознался и был осужден в особом порядке 20.IX. 1937 г. к расстрелу.
По вопросу убийства Борисова Хвиюзов показал следующее:
«1-го декабря 1934 г. в момент убийства Кирова я находился в своем кабинете в опероде. Первое сообщение о случившемся в Смольном я получил от дежурного комиссара (фамилию не помню, кажется Мурзин); я немедленно об этом позвонил Губину и с его разрешения позвонил ряду руководящих работников аппарата ПП. Губин мне приказал оставаться на месте в опероде, перейти к нему в кабинет и ждать его указаний, сказав, что сам он едет на место происшествия и будет находиться в Смольном. Через некоторое время, уже близко к полуночи, мне позвонил Губин и сказал, что ко мне привезут арестованного комиссара Борисова, которого я должен поместить в кабинете Котомина, держать его на положении задержанного, не выставляя никакой охраны. Спустя некоторое время привезли Борисова, которого я и поместил в кабинете Котомина.
С Борисовым я разговаривал наедине в кабинете Губина. Борисов в сильно возбужденном состоянии заявил, что так как его арестовали, а мы все на свободе и, видно, ничего для него не делаем, — он молчать не будет и расскажет о том, что он имел прямые указания от Губина не охранять Кирова. Борисов сказал, что сейчас он чувствует, что хотят отыграться, как он заявил, на нем одном, но он этого не допустит. Об этом разговоре с Борисовым я сейчас же позвонил по телефону в Смольный и все рассказал Губину.
В середине ночи в оперод приехал Губин. Мы заперлись с ним в кабинете и начали обсуждать создавшееся положение и подробности убийства Кирова. Губин предложил мне срочно разыскать и позвать к нему в кабинет Малия. Когда Малий пришел, мы втроем стали совещаться, как нам быть? Мы все отлично знали, что убийство Кирова Николаевым фактически обеспечено нашей группой и что подробности освобождения Николаева, задержанного в октябре с оружием у машины Кирова, были известны не только нам троим, но и комиссару Борисову.
Учитывая, что Запорожца в Ленинграде не было (он был в отпуску), мы понимали, что нам самим нужно принимать какое-то решение, которое должно было скрыть нашу роль в этом деле. После обмена мнениями, Губин прямо поставил перед нами вопрос о том, что Борисов, являвшийся комиссаром у Кирова, единственный свидетель убийства Кирова, хорошо знает все наши преступления по охране Кирова, а поэтому может выдать нас, и “наши головы полетят”, — так заявил Губин. “Единственное наше спасение, — говорил далее Губин, — это убрать Борисова, убить его во чтобы то ни стало”. Тут же в кабинет Губина кто-то позвонил по телефону и сообщил о выезде из Москвы Правительственной комиссии, а также Ягоды и Паукера. Об этом разговоре по телефону Губин тут же нам рассказал, что с комиссией едет Ягода и Паукер. Губин сказал, что нужно решать скорее, что Ягода и Паукер знают все подробности убийства Кирова, но они, может быть, сами не смогут облегчить нашего положения. Тут же мы, то есть Губин, я — Хвиюзов, и Малий, пришли к решению, что Борисова нужно убить; мы решили, что это сделать можно тремя путями: первый — инсценировать самоубийство в здании оперода; второй — в случае, если Борисова будут вызывать для допроса в Москву, так как мы предполагали, что Борисова могут забрать для следствия в Москву, в пути устроить аварию при его перевозке и убить его; третий — убить Борисова под видом выстрела в него при попытке к бегству. При всех этих случаях Губин, я и Малий считали, что нас могут обвинить лишь в халатности и недосмотре. После этого мы ушли из кабинета Губина, договорившись, что в убийстве Борисова используем одну из этих трех возможностей, о чем Губин даст нам вовремя нужное указание. Затем меня снова вызвал в кабинет к себе Губин и сказал, что он уезжает домой — переодеться в военную форму, так как он был в штатском, и дальше на вокзал для встречи приезжающей комиссии, а также Ягоды и Паукера. Тут же Губин мне предложил договориться с Малием о привлечении к организации убийства Борисова и Виноградова; а также использовать Максимова. Всем нам было предложено находиться в опероде, никуда не отлучаться и неотступно наблюдать за Борисовым до получения указаний Губина.
Вскоре я вызвал к себе Малия и предложил ему договориться с Виноградовым. Максимову я приказал подготовить на всякий случай такую машину с шофером, чтобы была возможность убийства Борисова.
Через некоторое время Малий мне сообщил, что он обо всем договорился с Виноградовым и последний готов к выполнению наших указаний и что он будет находиться при нем. Максимов мне здесь же сообщил, что машина им подготовлена, причем он мне сказал, что машина будет грузовая, которая стоит у здания НКВД с шофером по фамилии, кажется, Кузин. Для меня было совершенно ясно, что наиболее удобна для этой цели грузовая машина.
Часов, приблизительно, в 10-11 2-го декабря 1934 года мне позвонил из Смольного Губин и в большой тревоге, еле выговаривая слова, сказал, что Борисова требуют для допроса в Смольный, и повторил дословно: “Борисова не должно быть”. Я спросил Губина тут же по телефону, — как удобнее это сделать, в здании НКВД или в пути, в машине. Он ответил, что лучше сделать в пути, в машине. Губин мне сказал, что об этом мне, может быть, позвонит и лично Паукер из Смольного, а официальный вызов сделает секретарь нач. УНКВД Завилович. Через минуту раздался звонок; я поднял трубку и услышал следующее: “Говорит Паукер, позовите Хвиюзова”. Я ответил, что я — Хвиюзов. Тогда Паукер меня спросил: “С Вами Губин говорил о доставке Борисова в Смольный?” Я ответил, — да, говорил. Паукер мне задал вопрос: “Звонил ли секретарь Медведя о доставке Борисова в Смольный?” Я ответил, что пока еще не звонил и я жду его звонка. Паукер мне сказал: “Обязательно выполните в точности указания Губина, я на вас надеюсь, вам сейчас позвонит секретарь Медведя”. На этом разговор мой с Паукером оборвался. Затем позвонил секретарь УНКВД Завилович и предложил мне срочно отправить Борисова в Смольный в распоряжение Губина, так как с ним, Борисовым, хотят говорить руководители партии и правительства.
Я вызвал срочно, так как было очень мало времени на размышления, — Малия, Максимова и Виноградова, передал им распоряжение Губина и мой разговор с Паукером, предложил Максимову подать к парадному приготовленную грузовую машину; Малию и Виноградову взять комиссара Борисова из кабинета Котомина, посадить в машину и следовать с ним в Смольный. Я сказал Малию и Виноградову, что в пути Борисова надо убить; что от этого зависит вся наша жизнь. Я спросил Малия, как он это сделает; Мадий мне ответил, что он решил с Виноградовым проделать это так: Малий сядет в кабину шофера грузовой машины, спровоцирует шофера на аварию, в это время Виноградов, сидящий с Борисовым в кузове, тяжелым предметом (у Виноградова был ломик и ключ) ударит Борисова и убьет его в момент аварии в кузове. На этом наш разговор закончился; я их из здания не провожал, считал это излишним...
Спустя 20—30 минут после того, как я проводил из кабинета Малия и Виноградова, прибежал ко мне в кабинет Малий с царапинами на лбу, в очень возбужденном состоянии и сообщил, что Борисов разбился и в смертельном состоянии доставлен в здание НКВД. На мой вопрос: “как это произошло?” Малий, нервничая и путаясь, рассказал, что ему удалось спровоцировать шофера, под видом того, что он выскакивает из машины, на ходу направить машину в стену дома, спровоцировав таким образом аварию, а Виноградов ударом по голове Борисова покончил с ним. Я начал успокаивать Малия и предложил ему пойти посмотреть, в каком состоянии Борисов. После ухода Малия я тут же из кабинета Губина позвонил в кабинет начальника УНКВД, у телефона оказался его секретарь Завилович, которому я и сообщил о том, что направленный в Смольный Борисов на грузовой машине, из-за отсутствия легковых машин, под конвоем сотрудников оперода Малия и Виноградова, разбился, так как с ними в пути произошло несчастье — машина потерпела аварию и Борисов в тяжелом состояния доставлен в санчасть УНКВД. Тут же я спросил у Завиловича, какие будут указания. Он мне на мой вопрос ничего не ответил.
Через несколько минут в кабинет Губина, в котором я находился, прибежал Завилович и ряд работников НКВД центра. Тут же был вызван Малий; его арестовали, и я его больше не видел. Виноградов был также задержан, мне его тоже больше видеть не удалось.
Я в тот же день рассказал Губину подробности убийства Борисова. Мне Губин сказал, чтобы я не волновался, так как со стороны Ягоды и Паукера приняты все меры и следствие будет направлено так, что нас могут обвинить только в халатности и что следствие по нашему делу Ягода поручил вести людям нашим, которые примут все меры, чтобы скрыть подлинные обстоятельства не только убийства Борисова, но убийства Кирова».
5 июня 1937 г. был арестован секретарь оперода г. Ленинграда Максимов Н.С. В объяснительном заключении указано, что после злодейского убийства
Кирова группа работников НКВД, возглавляемая Запорожцем и Губиным, в целях скрытия от Правительственной комиссии контрреволюционной деятельности, приняла решение об убийстве оперативного комиссара НКВД Борисова, представлявшего в момент совершения террористического акта над Кировым охрану последнего. Максимов вместе с Губиным, Хвиюзовым, Виноградовым и Малием участвовал в разработке плана убийства Борисова и принял непосредственное участие в этом убийстве. На следствии и в суде Максимов полностью признал себя виновным в убийстве Борисова и осужден Военной Коллегией Верховного Суда СССР к расстрелу.
За соучастие в убийстве комиссара Борисова был арестован и осужден к расстрелу и сотрудник оперода Гусев.
* * *
В итоге проверки всех обстоятельств, связанных с убийством чекиста Борисова, устанавливается, что это убийство не было результатом несчастного случая в связи с аварией грузовой автомашины, а было совершено преднамеренно работниками органов государственной безопасности, при прямом участии в этом деле Ягоды и Ежова, выполнявших волю Сталина.
По заключению бывшего председателя КГБ при Совмине СССР Серова и Генерального прокурора СССР Руденко, данному ими в 1957 году в связи с представленными товарищем Козловым Ф.Р. заявлениями членов КПСС — шофера Кузина, бывшего следователя УНКВД Ленинграда Якушева и других, в которых утверждалось, что чекист Борисов был убит преднамеренно, эти заявления были признаны не заслуживающими доверия, а смерть Борисова, по заключению т.т. Серова и Руденко, «последовала в результате несчастного случая».
Как установлено в ходе настоящей проверки, т.т. Серов и Руденко, дав заключение о том, что материалы, представленные быв. секретарем Ленинградского обкома КПСС товарищем Козловым Ф.Р., не заслуживают доверия, не провели тщательной проверки заявлений Кузина, Якушева и других лиц, а также полного и всестороннего исследования всех вопросов, связанных с убийством Борисова. Прежде всего надо отметить, что в заключении тг. Серова и Руденко совсем не фигурируют показания шофера, члена КПСС Янелиса, из которых явствует, что за комиссаром Борисовым этот шофер и оперативный сотрудник УНКВД Малий выехали на легковой машине «Паккард» из Смольного после распоряжения, переданного Ягодой. Этот факт выезда Янелиса с Малием нигде в материалах расследования ранее не был показан, тт. Серов и Руденко в своем заключении от 22.IV. 1957 г. совершенно безапелляционно признают правильность судебно-медицинской и технической экспертиз, которые были проведены в 1934 году в связи с убийством Борисова, и указывают, что все материалы их проверки в 1956—1957 гг. подтверждают, что Борисов был убит в результате несчастного случая при аварии автомашины.
Однако с таким заключением нельзя согласиться потому, что в материалах судебно-медицинской экспертизы и документах технического осмотра, а также во многих показаниях лиц, являющихся свидетелями или участниками разбирательства дела по убийству Борисова, имеются прямые улики виновности бывших работников УНКВД в убийстве Борисова, а в судебно-медицинской экспертизе по заключению, данному т. Руденко 3 сентября 1956 года, указано, что эксперты: «Давая заключение о том, что Борисов получил повреждение черепа от удара о стенку дома, судебно-медицинская комиссия явно вышла за пределы своей компетенции потому, что ответы на такие вопросы медицинская комиссия давать не могла и не имела права». Тов. Руденко правильно сообщает, что в компетенцию судебно-медицинских экспертов не входит предопределять вопрос об ударе о стенку дома Борисова в результате «аварии» машины, но он не указывает, что никто из судебных медиков на место «аварии» допущен не был и даже автоинспектору Оскотскому и шоферу Кузину, а затем и шоферу Янелису не было разрешено сразу после аварии даже осмотреть эту машину.
В записке т.т. Серова и Руденко на имя Молотова от 12 апреля 1957 года указано: «Созданная в 1956 году в связи с перепроверкой обстоятельств аварии экспертная комиссия из квалифицированных криминалистов подтвердила, что описанные выше неисправности в автомашине могли привести к непроизвольному броску передних колес и всей машины, а следовательно — к аварии». Это заключение экспертов-криминалистов к записке не было приложено.
В КПК в связи с этим был вызван быв. зам. Главного военного прокурора СССР т. Терехов, который сообщил, что он лично составлял «легенду» для экспертов из автоинспекции МВД РСФСР о примерно таких же условиях аварии грузовой автомашины, которая произошла с грузовой автомашиной в Ленинграде 2.XII.1934 г., на которой был убит Борисов, и что заключение экспертов было альтернативным, то есть не окончательно утверждающим возможность аварии.
В декабре 1960 года в Ленинград была командирована экспертная комиссия под руководством Главного судебно-медицинского эксперта СССР профессора Прозоровского, заключение которой прилагается.
Ответственный контролер КПК
при ЦК КПСС А. Кузнецов