Протокол допроса Л.В. Николаева

17 декабря 1934 г.

ВОПРОС: Сообщите следствию Ваши политические взгляды.

ОТВЕТ: В 1925—28 гг. я открыто в рядах оппозиции не находился, однако я должен сказать, что по ряду вопросов политики партии придерживался взглядов оппозиции: по вопросу об отстранении от партийного руководства руководящих деятелей оппозиции, по вопросу о преодолении хозяйственных затруднений.

В 1934 году, рассматривая положение дел в стране, я считал, что главная причина всех наших затруднений состоит в том, что виднейшие деятели оппозиции — ЗИНОВЬЕВ, КАМЕНЕВ и другие отстранены от руководства партией, что существующее руководство во главе со СТАЛИНЫМ ведет неправильную политику. Внутри партии существует тяжелейший режим, сдавливающий все проявления свободной мысли. Это привело к тому, что в крупнейших вопросах внутренней политики партия шла по неправильной дороге.

Такая оценка вызывала в каждом из нас, участников организации, настроение большой озлобленности, в первую очередь, против СТАЛИНА. Мы не могли ожидать изменений парт. руководства методами внутрипартийной демократии, отдавали себе отчет, что этот путь вовсе исключен. Отсюда оставалась одна дорога — дорога террористических актов.

В моем «Ответе перед партией и отечеством» я свои взгляды по вопросу о положении рабочего класса в условиях Союза кратко так формулировал: «Для нас, для рабочего люда, нет свободного доступа к жизни, работе, учебе».

Этим я хотел указать на тяжелое материальное положение рабочих в стране, на то, что рабочему затруднен доступ к культуре, знаниям.

Далее, я считал, что политика штрафов Советского правительства возвращает нас к практике штрафов дореволюционного времени. Поэтому поводу в моем документе кратко сказано: «Везде и всюду, по малейшему поводу, как это было в прежнее время, висит угроза штрафа».

По вопросу о положении народного хозяйства я утверждал, что в стране существует бесплановость, которая приводит к упадку производительных сил. О транспорте я указывал на то, что, благодаря этой бесплановости, транспорт используется неправильно, что это приводит к огромному расточительству, непроизводительным прогонам составов.

Я не был согласен с карательной политикой партии и правительства, возражал против применения расстрела, видел в этой практике средство, при помощи которого руководители партии разделываются со своими политическими противниками. Я считал, что благодаря неправильной политике партии и правительства, денежное обращение происходит замедленными темпами, что приводит к ряду нездоровых явлений внутри народного хозяйства.

Я указывал на то, что огромные прорывы в хозяйстве прикрываются шумихой и трескотней об успехах, чего в действительности нет. В стране существует зажим самокритики, который сочетается с огромным ростом бюрократизма и засильем в аппарате чуждыми людьми.

По вопросу о войне я утверждал, что опасности войны для Советского Союза нет, между тем, партия непрестанно указывает на огромную угрозу войны. Я рассматривал эту агитацию как прикрытие для того, чтобы отвлечь внимание широких трудящихся масс от тяжелого внутреннего положения, которое является результатом неправильной политики ЦК партии и правительства. Я считал, что вложение огромных средств для развития военной промышленности происходит за счет нажима на рабочие массы, за счет ухудшения их материального положения.

Оценивая общее положение, я считал, что существует большая пропасть между управляющей верхушкой и массой.

Уподобляя себя деятелю освободительного движения эпохи Екатерины 2-й — РАДИЩЕВУ, я писал, что: «его сила была в том, что он не мог равнодушно молчать, видя непорядки». Советское правительство я сравнивал с самодержавием, говоря: «Екатерина дорожила своей властью и награждала любимцев по своей прихоти», делая вывод, что такое же положение имеется в Союзе.

Я готовил себя к решительным действиям и делал прямой вывод о том, что все средства хороши в борьбе с партийным руководством, которым создан такой режим.

Вступив на путь признания приемлемости террора как средства политической борьбы, что разделяли мои товарищи, с которыми я совместно подготавливал и осуществлял террористический акт над КИРОВЫМ, я считал, что этот путь будет заказан всем тем, кто захочет действительно бороться за лучшее будущее. Я писал: «Да, еще потребуется еще немало смелых людей, готовых отдать себя во имя исторической миссии. Я готов пойти на это ради целого человечества».

Когда я стрелял в КИРОВА, я рассуждал так: — наш выстрел должен явиться сигналом к взрыву, к выступлениям внутри страны, против ВКП(б) и Советской власти.

В своих взглядах я не был одинок, их разделяли мои товарищи по организации.

Застенографировано с моих слов правильно, протокол допроса мною прочитан.

Л. НИКОЛАЕВ

ДОПРОСИЛИ: НАЧ ГКО ГУГБ НКВД СССР — МИРОНОВ
ПОМ. НАЧ.ЭКО ГУГБ НКВД СССР — ДМИТРИЕВ

Верно:                        [подпись]

Штамп: прямоугольный штамп «Центральный архив ФСБ РФ».
Корроборация: «Н3-7».