Продовольственный вопрос на Северо-Западе России осенью 1917 г. // История в подробностях

Реквизиты
Направление: 
Государство: 
Период: 
1917
Источник: 
История в подробностях. 2017. № 2. С. 48-51.

Славнитский Н.Р.
Продовольственный вопрос на Северо-Западе России осенью 1917 г. // История в подробностях. 2017. № 2. С. 48-51.
Временное правительство, пришедшее к власти после свержения монархии, очень быстро столкнулось с теми же проблемами, что и императорское. Хозяйственный кризис, нараставший с 1915 г., еще более усугублялся, как и разрыв связей между регионами. И продовольственный вопрос в северо-западных губерниях по-прежнему был одним из наиболее острых. Прежняя структура власти на местах оказалась разрушена, и в этой ситуации крестьяне оказались вынуждены самостоятельно думать о выживании.
В донесениях губернских комиссаров осенью 1917 г. достаточно подробно раскрывается картина того, как крестьяне сами пытались подготовиться к надвигающейся зиме. Интересно, что большая часть этих документов была составлена в 20-х числах октября, а некоторые и позже, но все были адресованы «господину министру внутренних дел Временного правительства». То есть в дни установления советской власти провинция продолжала жить прежней жизнью, и там продолжали действовать органы власти, подчинявшиеся Временному правительству.
В первую очередь, подготовка к зиме выразилась в рубке леса. Смоленский губернский комиссар 24 октября сообщал, что «широко распространяется порубка частновладельческих казенных лесов населением» [5, л. 28]. То же самое в те же дни писал и Псковский губернский комиссар, отмечавший, что «самовольные коллективные порубки леса имели место в Псковском, Островском, Великолуцком и Торопецком уездах, причем в Островском и Великолуцком уездах порубки носят массовый характер» [4, л. 36]. Это же отмечалось и в других регионах, в частности, в Орловской губернии [1, с. 151].
Противодействовать этому местные власти оказались не в состоянии. Смоленский комиссар жаловался, что пехотные воинские части, имеющиеся у него в распоряжении, для этого непригодны, а других нет. Две сотни казаков в Смоленске и одна в Вязьме предназначались лишь для «охраны порядка в городе и в железнодорожных узлах», в редких случаях из Смоленска удается выслать в ближайшие окрестности 10-15 казаков, а остальные уезды и вовсе предоставлены сами себе [5, л. 28].
Не менее активно происходил и захват муки и хлеба в различных областях. Наиболее массово это происходило в Олонецкой губернии, на берегах реки Свирь, вытекающей из Онежского озера и впадающей в Ладожское. Данная река являлась важной частью Мариинской водной системы, и по ней в летний период проходили все грузы с продовольствием, предназначавшиеся для северо-западных областей. Население сел на берегах этой реки занималось, главным образом, заготовкой леса и сплавом, поэтому жило практически полностью на привозном хлебе. В предыдущие годы, по сведениям, приводившимся Олонецким губернским комиссаром, никаких проблем с доставкой продовольствия в эту область не возникало [3, л. 46], а осенью 1917 г. по каким-то причинам хлеб им не доставили. Крестьяне, надо сказать, терпеливо ждали практически до самого окончания навигации, и лишь тогда, когда она подходила к концу, и у них при этом хлеба оставалось совсем мало, решились на самовольные захваты (понимая, что в противном случае останутся без еды на всю зиму).
Первый захват баржи произошел 4 октября 1917 г. в селе Девятины Вытегорского уезда. Местные крестьяне задержали баржу, в которой находилось 43 527 пудов, предназначавшегося для Петрозаводска и всех семи уездов Олонецкой губернии [3, л. 45]. Надо сказать, что Вытегорский уездный исправник среагировал оперативно и послал в село представителей, которые смогли убедить крестьян согласовать разгрузку хлеба с губернским продовольственным комитетом, куда была послана телеграмма. Ответа, однако в течение двух дней не поступило, и жители выгрузили из баржи 11 000 пудов хлеба, которые поместили в местную общественную лавку, после чего судно отправилось дальше [3, л. 45]. Как видим, все было проведено довольно организованно. Однако это запустило цепную реакцию.
Несколько дней спустя аналогичный захват баржи с продовольствием произошел в селе Анненский мост, при этом выяснилось, что данное судно уже подвергалось разгрузке в Белозерске, Череповце и других местах Новгородской губернии. В этом селении баржа была разгружена уже окончательно [3, л. 45]. Затем то же самое произошло в селе Охта (входившее в состав Лодейнопольского уезда).
Хлеб, захваченный в этих селах, предназначался для жителей села Вознесенье — крупного населенного пункта. Те, в свою очередь, узнав об этом захватили первое попавшееся судно, проходившее мимо них, и взяли себе оттуда 22 075 пудов, из которых 3000 пудов предполагалось отпустить в село Остречины. Интересно, что сделано это было не стихийно, а по решению местных собраний, состоявшихся 11 октября. В резолюции отмечалось, что граждане делают это «с сознанием и ясным пониманием ответственности за нарушение быть может общих постановлений губернской продовольственной управы» [3, л. 44]. Два дня спустя новое собрание граждан с участием представителей волостей Петрозаводского уезда, которым предназначался груз с захваченной баржи, председателя Лодейнопольского продовольственного комитета, члена губернской продовольственной управы и члена Петрозаводской городской управы. Председательствовал на нем местный священник. Прибывшие в село представители уговаривали крестьян отпустить захваченный хлеб в Петрозаводск, однако те наотрез отказались делать это «на том основании, что последний, как расположенный на линии железной дороги, обеспечен, по мнению собрания, подвозом хлеба». При этом они выразили готовность идти на уступки в том случае, если кто-либо поручится, что продовольствие, захваченное в селениях Охта и Анненский мост, прибудет в Вознесенье нетронутым [3, л. 44, 44 об.]. Поручиться за это, конечно, никто не мог, поэтому хлеб остался в Вознесенье.
Часть хлеба, как отмечалось, предполагалось передать в село Остречины. Но жители той деревни не стали дожидаться этого, и сами захватили проходившее мимо них судно с продовольствием, адресованным Петроградскому Распорядительному комитету по водным перевозкам. Из баржи, в которой имелось 35 593 пудов, было выгружено 15 643 пуда (их распределили между жителями села Остречины и крестьянами ближайших к нему деревень), после чего она была пущена дальше.
Прибывшему 17 октября представителю губернского комиссара один из крестьян заявил: «захват судна вызван голодом. Для забот о продовольственном деле организованы губернский, уездные и волостные комитеты; мы ждали долго от них хлеба, но ничего не дождались. Назначенная нам мука 3000 пудов задержана в Вознесенье. Что же нам делать оставалось, как не захватить муку с судна, идущего мимо Остречин, дабы не умереть с голода?» [3, л. 43 об.]. Здесь мы видим уже прямое обвинение властям в том, что они оказались не в состоянии справиться с распределением хлеба, поэтому крестьянам приходится самим делать это.
Аналогичный захват в ночь с 11 на 12 октября произошел в селе Гак-Ручей, где были оставлены у берега два судна. Здесь тоже собрался сход, на котором и было решено реквизировать для себя необходимое количество муки. Интересно, что, по сообщениям губернского представителя, это решение жители приняли «под влиянием находившегося среди них в отпуску солдата». С одного из судов выгрузили 5000 пудов муки, после чего оно (как и второе, оставшееся нетронутым), было отправлено дальше. Однако до места назначения (в Петроград) довести его не довелось — через несколько дней оно было остановлено в селе Подпорожье и разгружено окончательно [3, л. 42, 43].
Еще одна баржа, следующая в Петроград, была остановлена в селе Пидьма, где с нее выгрузили 14 000 пудов. Причем крестьяне, едва приступив к разгрузке, сообщили об этом в местную продовольственную управу и попросили уведомить об этом Петроград. Губернскому комиссару был представлен приговор схода с характерной для того времени резолюцией: «собравшись для обсуждения вопроса о продовольствии, так как навигация уже кончается, а мы находимся в критическом положении, потому что хлеб идущий для нас, как нам известно, задержан в пути, единогласно постановили: первое идущее судно, следуемое в Петроград с грузом, остановить для разгрузки… Участвовавших в остановке судна не считать виновными, а считать как исполнителей воли общества» [3, л. 41 об.].
16 октября крестьяне деревни Юксово, расположенного недалеко от Пидьмы, так же составили приговор, в котором указывалось: «в настоящее время у нас является крайняя нужда в хлебе для своего продовольствия; купить нам хлеба совершенно негде, в виду чего население день ото дня считаясь с угрожающей возможность разгрома друг у друга последних запасов, которых в малом количестве может быть и найдется на месяц, на два для себя; имея же в виду, что по имеющимся у нас сведениям в селении Пидьма задержано грузовое хлебное судно, с которого предполагается хлеб выгрузить для продовольствия населения, кое прилегает к Пидьме, а потому с общего нас всех согласия единогласно постановили: присоединиться к гражданам Пидемского общества и просить его не отказать в удовлетворении и нас частью хлебом из задержанного судна, а также и с других судов, если таковые будут удержаны, так как мы очень нуждаемся в хлебе…» [3, л. 41 об., 42].
Таким образом, во всех крестьянских приговорах проходит красной нитью основная мысль — хлеба у нас недостаточно, купить его негде, поэтому необходимо забирать его с тех судов, которые проходят мимо, иначе нам грозит голод. И везде это воспринималось в виде крайней меры, связанной с окончанием навигации.
Эти захваты не прошли незамеченными, и помимо представителей губернского комиссара на берега реки Свирь был отправлен воинский отряд из Петрограда — 400 чел. Царскосельского полка под командой капитана.
12 октября в губернии была создана комиссия по борьбе с анархией, которая «признавая в принципе необходимость иметь в своем распоряжении для указанной и других подобных надобностей хорошо вооруженную, дисциплинированную вооруженную силу, не назвала средств к осуществлению этой необходимости, потому что таковые команды в губернском и уездном городах губернии… по своей малочисленности едва в состоянии выполнить свое прямое назначение» [3, л. 36 об.]. Любопытно, что относительно солдат, возвращавшихся с фронта или могущих быть командированными правительством из Петрограда, высказывались опасения, что вместо предупреждения и подавления анархии, они могут, пожалуй, лишь увеличить ее. И это мнение подтверждалось — выше мы уже упоминали, что именно один из солдат активно агитировал за захват судна, а в селе Важины проявили себя те, кто был командирован из Петрограда.
Важины — один из самых крупных и многолюдных торговых пунктов Олонецкой губернии. Там была задержана баржа, шедшая в Петроград в адрес министерства земледелия, «причем крестьяне обратили внимание, что на судне не было установленного правилами судоходного документа, а была только бумага без всяких подписей». Это для жителей имело важное значение, так как «среди прибрежного населения реки Свири существует убеждение, что в нынешнюю навигацию по названной реке плавало много судов или в Финляндию, или куда-то для спекулятивных целей, груженных хлебом, но сверху прикрытых каким-либо грузом» [3, л. 40].
Задержав судно, крестьяне отправили телеграмму в местный губернский комитет с просьбой разрешить выгрузить нужное им количество хлеба, но не получив ответа, через несколько дней, стали делать это самостоятельно. Прибывший из Петрограда отряд уже находился в этом населенном пункте, и его командир не стал препятствовать выгрузке, более того, разрешил жителям сделать это в размере «сколько успеют за день разгрузить» [3, л. 40]. То есть присутствие воинской части, призванной пресекать такие выгрузки, позволило крестьянам взять хлеба не сколько им необходимо, а столько, сколько успеют взять. Действительно, в данном случае капитан способствовал анархии. Прибывшему же через пару дней представителю губернского комиссара он объяснил, «что не в силах отбирать захваченные олонецкими крестьянами хлебные грузы, так как находит, что поступив иначе, он обрек бы местных крестьян на голод» [3, л. 39]. После этого 25 октября 1917 г. петроградский отряд «счел свою миссию исчерпанной» и отправился в столицу.
Отметим еще один важный момент. В каждом случае «захватчики» действовали не стихийно, а организованно, с согласия и по поручению местных сходов. И при том, что они осознавали, что нарушают юридические нормы, но считали, что действуют «по закону». Против этого присланные солдаты — большинство из которых были вчерашними крестьянами, не могли возражать. Все действия были открытыми, перед захватом старались согласовать это с государственными органами (которые в ответ отмалчивались). При этом все захваченное складывалось в общественные амбары, при необходимости распределялось между нуждающимися.
Губернский комиссар тоже в общем стал на сторону крестьян, отметив в своем донесении и то, что основной причиной захватов стала угроза голода, а также отметив, что в ходе этих акций не было зафиксировано никаких случаев хулиганства или насилия [3, л. 46].
В данном случае проявились все характерные черты крестьянского «мира». С одной стороны, коллективное решение своих проблем и в то же время пренебрежение к сложностям тех, кто находился за пределами «мира» (в том числе, — и крестьян из других деревень). И если смотреть в масштабах экономики страны, то получается, что крестьяне такими действиями содействовали распространению анархии. Однако там, где речь шла о собственном выживании, думать приходилось только о себе, и здесь жители деревень проявили высочайший уровень организованности.
Ярким примером стала ситуация, возникшая в Кирилловском уезде Новгородской губернии. Этому уезду было выделено 50 000 пудов хлеба, однако большая часть этого груза была задержана в соседнем Белозерском уезде. В этой ситуации кирилловский уездный продовольственный комитет принял решение «подвергнуть реквизиции» грузы, идущие в Белозерск [6, л. 18]. Сделать это было поручено уездному комиссару В.Ф. Дегтяреву, однако, когда он выполнил это решение, новгородский уездный комиссар распорядился отстранить его от должности и отдать под суд. В этой ситуации за В.Ф. Дегтярева вступилось демократическое совещание города Кириллова, отправившее 23 октября министру внутренних дел доклад, в котором отмечалось, что население уезда в противном случае обрекалось на голод [2, л. 17]. Разобраться в этом вопросе министр, по понятным причинам уже не успел.
Захваты происходили и в других регионах. Псковский комиссар, к примеру, отмечал, что «11 вагонов хлеба, предназначавшегося для Псковской губернии и прибывшего на баржах в Нижний Новгород, реквизированы Нижегородским революционным комитетом» [4, л. 36]. И очевидно, что основной причиной таких самовольных захватов и реквизиций стал развал хозяйства станы и неспособность Временного правительства и его структур на местах наладить снабжение продовольствием.

Источники
1. Гатилов Э.В. Экспроприация частновладельческой собственности в Елецком уезде Орловской губернии в 1917–1918 гг. // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия история и политология. 2016. № 22. Вып. 40. С. 150–160.
2. Донесение Кирилловского уездного распорядительного комитет министру внутренних дел 23 октября 1917 г. // Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1282. Оп. 1. Д. 743. Л. 17.
3. Донесение Олонецкого губернского комиссара министру внутренних дел, 30 ноября 1917 г. // Там же. Л. 38–46.
4. Донесение Псковского губернского комиссара министру внутренних дел, 17 ноября 1917 г. // Там же. Л. 36.
5. Донесение Смоленского губернского комиссара министру внутренних дел 24 октября 1917 г. // Там же. Л. 28.
6. Журнал заседания Кирилловского уездного продовольственного комитета 12 октября 1917 г. // Там же. Л. 18.