Протокольная запись опроса рейхсмаршала Г. Геринга

ПРОТОКОЛЬНАЯ ЗАПИСЬ ОПРОСА РЕЙХСМАРШАЛА Г. ГЕРИНГА[1]

Июнь 1945 г.

[курорт Мондорф, Люксембург]

Геринг Герман Вильгельм, 52 лет, рейхсмаршал, главнокомандующий

германскими военно-воздушными силами, член НСДАП с 1922 года.

Вопрос: Когда вам стало известно о военных планах Гитлера против Советского Союза?

Ответ: Мне стало об этом известно за полтора-два месяца до начала войны.

Вопрос: Мы располагаем точными данными, что приказ о подготовке к войне против СССР был издан Гитлером в ноябре 1940 года, и что этот приказ был разослан главнокомандующим сухопутной армией, флотом и авиацией. Вы, как рейхсмаршал авиации, не могли не получить этого приказа?

Ответ: Я не могу точно припомнить даты, когда мне стало известно о подготовке к войне против СССР, но, вспоминая обстоятельства осени 1940 года, я могу сказать следующее:

1.    В это время действительно существовал приказ о подготовке к войне, но к России он никакого отношения не имел. Речь шла о захвате Гибралтара с проходом наших войск через Испанию. Эта операция была полностью подготовлена, но, к сожалению, от нее отказались[2].

2.    Рождество 1940 года я провел вместе со своими чадами и домочадцами в Румынии, примерно в 300 км от русской границы. Если бы мне было известно о предполагавшихся военных действиях против Советского Союза, я вряд ли решился бы уехать со всей семьей в Румынию, где мы находились в непосредственной близости от советской границы.

Эти два обстоятельства и заставляют меня сомневаться в существовании осенью 1940 года приказа о подготовке к войне с Советским Союзом. При всех обстоятельствах, если бы такой приказ был, я знал бы о нем не позже, чем за две недели до его подписания.

Вопрос: Каково было ваше отношение к нападению Германии на Советский Союз?

Ответ: Я всегда являлся противником войны с Россией. Когда я узнал о военных планах Гитлера против СССР, я просто пришел в ужас. В то время вся авиация была брошена на Запад и действовала против англичан. Задачи, стоявшие перед нашей авиацией были еще далеки от завершения, а мне предстояло, в случае войны с Россией, перебросить на Восточный фронт добрую половину самолетов. Я неоднократно пытался отговорить фюрера от его намерений воевать с СССР, но фюрер носился с мыслью войны против России и разубедить его я не мог. Я считал, что война против СССР нецелесообразна.

Вопрос: Как вяжется такая точка зрения с вашими многочисленными заявлениями о ненависти к Советскому Союзу и о том, что Советский Союз будет раздавлен?

Ответ: Я был бы очень удивлен, если бы вы могли предъявить мне хотя бы одну мою речь, сказанную в этом духе. Вопрос стоял не о ненависти или любви к Советскому Союзу, а о целесообразности войны с СССР. Я считал, что воевать с СССР нецелесообразно, но, вместе с тем, я всегда был противником Вашего мировоззрения, но, одно дело быть противником войны с Советским Союзом, а другое — высказывать в печати единое мнение по этому вопросу. После того, как фюрер начал войну, моим долгом было сделать все, чтобы эту войну выиграть. Я всегда считал Сталина великим противником.

Вопрос: Вы сами бывали на Восточном фронте?

Ответ: Я был в России очень недолго. Знаю один только русский город — Винницу. В Винницу я приезжал не по военным делам, а потому, что меня интересовал театр[3].

Вопрос: В свое время вы клялись, что ни одна бомба не упадет на Берлин?

Ответ: Все это утверждения вражеской пропаганды. Я только говорил, что сделаю все от меня зависящее, чтобы на Берлин не упала ни одна бомба. Кроме того, это было сказано тогда, когда мы имели полное превосходство в воздухе.

Вопрос: Какой удельный вес вы имели в партии?

Ответ: До 1928 года я был в СА, с 1923 по 1928 год я находился за границей. В 1928 году я снова приехал в Германию, но в партии уже не работал. В 1928 году я был избран депутатом Рейхстага. В 1930—1931 г. мое положение в партии стало более значительным. Я играл большую роль в Рейхстаге. С конца 1931 года до 1933 года я был политическим уполномоченным фюрера и играл большую роль в вопросах ведения переговоров с другими организациями и с заграницей. Я играл решающую роль в сформировании правительства, так как находился в хороших отношениях с Гинденбургом.

Вопрос: За последние годы согласовывались ли с Вами государственные и партийные вопросы?

Ответ: Государственные вопросы да, партийные нет. Я не занимал какого-либо поста в партии, но как второе лицо в государстве, я принимал большое участие в решении государственных вопросов. В партийную иерархию я не вмешивался, так как я занимал 6—7 государственных постов, и мне и без того вполне хватало работы.

С тех пор, как пост секретаря рейхсканцелярии занял Борман, мой сильнейший противник, я совсем перестал заниматься партийными делами. Полностью я был выключен из партийной жизни в 1943 году. Никогда, даже в самые влиятельные годы моей жизни, я не пользовался таким влиянием на Гитлера, как Борман. Мы называли Бормана «маленький секретарь, большой интриган и грязная свинья». О решении партии я узнавал уже после того, как они были приняты. С тех пор, как пришел Борман, я только один раз делал доклад на собрании гауляйтеров[4] о воздушной обстановке.

Мое положение в партии покоилось только на моем личном авторитете и моем положении — как преемника Гитлера.

Вопрос: Каковы были ваши взаимоотношения с Гитлером?

Ответ: Мои отношения с фюрером были отличные до 1941 года. В ходе войны они все время ухудшались, пока не дошли до полного краха.

Вопрос: Что вы понимаете под крахом ваших отношений с Гитлером?

Ответ: Я понимаю под этим тот факт, что Гитлер снял меня с должности, исключил из партии и приговорил к смерти. 22 апреля Гитлер заявил, что он останется в Берлине и умрет там. В этот вечер он впервые разговаривал о возможности поражения. Он был в ярости и заявил, что лучшие его приближенные предали его. Один из генералов спросил его, не следует ли бросить войска, находившиеся на Западном фронте на защиту Берлина от русских? Гитлер ответил: «Пусть рейхсмаршал решает этот вопрос». Генерал сказал: «Но, возможно, что армия не захочет воевать под командованием Геринга». Гитлер ответил: «Неужели вы собираетесь продолжать сражаться. Это бесполезно. Мы должны идти на компромисс, а Геринг это сделает лучше, чем я». Затем Гитлер приказал большей части военных лететь в Южную Германию. В их числе был и начальник штаба военно-воздушных сил Коллер, который после этого заехал ко мне и рассказал мне об этом.

После посещения Коллера я позвонил д-ру Ламмерс и спросил его мнение, не следует ли мне в силу сложившихся обстоятельств взять власть в свои руки. Было решено, что я телеграфирую в Берлин и попрошу указаний. Я послал телеграмму следующего содержания: «Поскольку Вами принято решение остаться в Берлине, прошу сообщить, вступает ли в силу Ваше завещание относительно того, что я являюсь преемником и могу ли я иметь свободу действий в вопросах внутренней и внешней политики, как того требуют интересы государства. Если я до 10 часов вечера не получу ответа, то должен буду предположить, что Вы уже несвободны в своих решениях и буду действовать самостоятельно». Позже я предложил срок ответа — 12 часов ночи[5].

Мой антипод Борман сидел в Берлине и, очевидно, доложил Гитлеру мою телеграмму так, что я, якобы, готовлю заговор против Гитлера. В 18.00 я получил ответ, что прежнее распоряжение не действительно, и я не назначаюсь преемником. В 20.00 прибыла группа эсэсовцев, которые заявили, что я и моя семья арестованы. На следующий день в 9 часов утра, ко мне приехал оберштурмбанфюрер СС, руководитель СС в Оберзальцберге д-р Франк и зачитал мне следующую телеграмму Гитлера: «Вашим поведением и Вашими действиями Вы изменили мне и делу национал-социализма. Кара этому — смерть. За Ваши большие заслуги в прошлом, под благовидным предлогом тяжелой болезни, снимаю Вас с поста главнокомандующего военно-воздушным флотом».

На следующий день по радио сообщили, что я попал в отставку из-за тяжелой болезни. Народ, конечно, смеялся, так как никто этому не верил. Эсэсовцы получили от Бормана следующее распоряжение: «Когда кризис в Берлине достигнет своего апогея, то по приказу фюрера рейхсмаршал и его окружение должны быть расстреляны. Эсэсовцы — вы должны с четью выполнить этот долг. Мартин Борман». Однако эсэсовцы не собирались этого делать, так как считали это не приказом фюрера, а всего лишь услугой со стороны «моего друга» Бормана. Это было совершенно безумное решение. Они там, в бункере посходили с ума и перестали быть хозяевами своих действий. 24 апреля я был арестован Борманом и его людьми. 4—5 мая меня увидели летчики авиасоединений, пролетавших над Маутендорфом, где находились под стражей я и моя семья, они напали на охрану и освободили меня.

Ухудшение отношений между мною и фюрером началось с 1941 г. Между нами существовали разногласия по вопросу о применении авиации на Восточном фронте. В связи с военными действиями против СССР, фюрер предложил мне поделить авиацию на две части. Я не соглашался, заявляя, что авиация необходима нам для борьбы против англичан. До этого фюрер никогда не вмешивался в дела авиации. Теперь началось. Он приказывал перебрасывать авиасоединения то туда, то сюда — зачастую без всякой надобности. Я возражал ему, заявляя, что я должен знать, какие задачи им ставятся в каждой отдельной операции.

Когда под Сталинградом для наших войск сложилась критическая обстановка, фюрер вызвал меня к себе. Решался вопрос — останется ли армия там, или ей нужно отступать. Фюрер спросил меня, можно ли обеспечить доставку Сталинградской группе войск 500 тонн грузов в день, позже он снизил эту цифру до 300 тонн[6]. Я ответил, что это будет возможно только при условии, если погода все время будет летной, и если наша Сталинградская группировка будет удерживать в своих руках аэродромы.

Гитлер приказал бросить на доставку грузов в Сталинград все транспортные самолеты, даже учебные. Наступило то, чего я больше всего опасался — ужасно тяжелые атмосферные условия, обледенения, метели, бураны. Наша авиация несла большие потери. Тогда фюрер приказал бросить всю бомбардировочную авиацию для перевозки оружия и боеприпасов. Бомбардировочная авиация была моим детищем, я создал ее на пустом месте, это было самое лучшее, что я имел. Я не мог отдать ее на верную гибель. Это было первым серьезным разногласием между нами. Гитлер приказал генерал-фельдмаршалу Мильх действовать самостоятельно через мою голову, и использовать авиацию по своему усмотрению.

Вопрос: Каково Ваше мнение о Гитлере?

Ответ: Гитлер был, по-моему, гениальным стратегом, он был лучшим знатоком армий всех стран, но он не хотел изучать всех тонкостей авиации и воздушной войны, поэтому он принимал неверные решения в области применения авиации. Кроме того, Гитлер не переносил неудач, они выводили его из себя. Его военные и стратегические планы были гениальны и, если бы генералы проводили их в жизнь на Восточном фронте, то немцы бы одержали победу.

Были между нами и другие разногласия. Помните зимой 1942 года были сформированы полевые авиадивизии[7]. Вдруг я получил приказ направить в такие дивизии 200 000 летчиков. Я потребовал, чтобы эти люди, никогда не воевавшие на земле, прошли соответствующее обучение, получили артиллерию и т. д. Мне это было обещано, однако, через несколько дней их с марша без всякой подготовки бросили в бой. Все они были перебиты, и я был поставлен в неудобное положение перед своими летными кадрами.

Мною была сформирована десантная дивизия[8], которая была мне необходима для известных мероприятий. Я много уделил внимания этой дивизии, лично обучал ее. Я знаю, что советские власти давали высокую оценку этой дивизии. Вдруг у меня потребовали эту дивизию для наземных боев в районе Смоленска. Это было для меня, пожалуй, самым сильным ударом.

Принципиальные разногласия между нами наметились в вопросе о возможности начать переговоры с союзниками. Я неоднократно предлагал вступить в переговоры с одной из стран, так как предполагал, что победить военными  средствами уже нельзя. Гитлер категорически отвергал мои предложения. Упоминание в моей телеграмме Гитлеру слова «переговоры», возможно, сыграло  решающую роль, так как напомнило Гитлеру о всех разногласиях, которые были между нами.

Отношения между нами еще больше ухудшились в период усиления налетов союзной авиации. Гитлер вторгся в область истребительной авиации, предлагал фантастические вещи — вроде того, что необходимо установить пушки на истребителях, назначил особо уполномоченных и т. д.

Вопрос: Когда для Вас стало ясно, что Германия проиграла войну?

Ответ: Сомнения в исходе войны возникли у меня после вторжения союзных армий на Западе. Прорыв русских войск на Висле и одновременное наступление союзных войск на Западе — явились для меня первым серьезным сигналом. После стабилизации фронта на Западе, я вновь обрел надежду. Я надеялся, что при условии стабилизации Западного фронта и задержке продвижения Красной Армии на Висле нам удастся форсировать производство турбинных истребителей, имевших на вооружении 6 пушек и 24 ракеты[9]. Это дало бы возможность устранить воздушные налеты на Германию. При таком положении мы могли бы восстановить коммуникации и промышленность и наладить выпуск нового оружия.

Вопрос: Что Вы можете рассказать об обстановке в Ставке Гитлера, непосредственно предшествовавшей капитуляции?

Ответ: Я ничего по этому поводу не могу сказать, так как до 20 апреля[10], если кто и думал, что победы быть не может, то высказывать эти мысли никто не смел. Говорить о капитуляции в Ставке запрещалось. Еще до 20 апреля Гитлер говорил о возможности победоносного окончания войны.

Для того чтобы понять это, нужно учесть события 20 июля 1944 года. В результате покушения, Гитлер получил серьезное потрясение. Единственный из всех, оставшихся в живых, он не лег в госпиталь. В тот же вечер он принимал Муссолини, в этот же день выступал по радио. Правда, через 5 дней он лег в постель и пролежал два дня. После покушения он сильно изменился, терял равновесие, появилось дрожание руки и ноги, потерялась ясность мышления. С тех пор Гитлер вообще перестал выходить из бункера, не бывал на свежем воздухе потому, что при ярком свете у него болели глаза. Он стал очень решительным, без колебаний выносил смертные приговоры, никому не доверял.

Бормана называли «Мефистофелем» фюрера. Когда происходило обсуждение военной обстановки, стоило Борману положить на стол фюрера записку, порочащую того или иного генерала, этого было достаточно, чтобы генерал впал в немилость.

Вопрос: Чем объяснить возросший авторитет Гиммлера за последние годы?

Ответ: Как только стал падать мой авторитет, стал возрастать авторитет того человека, который занимал следующее место после меня. Меня считали консерватором. Чем радикальнее становился сам Гитлер и его политика, тем больше он стал нуждаться в радикальных людях. Нельзя осуществлять  радикальную политику, не имея радикально настроенных людей.

Когда Гиммлеру было поручено командование группой армий «Висла»[11], мы думали, что весь мир сошел с ума. Между мной и Гиммлером существовали следующие отношения: он стремился занять мое положение. Заверял меня в дружбе, а сам вел против меня агентурную работу. Я ему тоже говорил, что хорошо к нему отношусь, а на самом деле был постоянно начеку.

Вопрос: Что Вам известно о судьбе Гиммлера?

Ответ: Знаю только то, что было в газетах. Если он действительно умер, то я не сомневаюсь, что на том свете он будет чертом, а не ангелом.

Вопрос: Какую роль во всех этих интригах играл Геббельс?

Ответ: Геббельс был очень тесно связан с Гитлером. Это был очень умный человек, с большими способностями, но очень честолюбивый. Он был политическим противником Бормана, но умел лавировать. Мы называли его  «корабельной шлюпкой», так как он знал, в чьем фарватере плыть. Отношения у нас с ним были хорошие, но не близкие. Он был умным человеком и не мог плохо относиться к преемнику Гитлера.

Когда год-полтора назад стало известно о моих плохих отношениях с фюрером, то начальник Имперской канцелярии[12] спросил фюрера, остаюсь ли я все же его преемником. Гитлер ответил, что если бы ему пришлось теперь назначать себе преемника, то Геринга бы он не назначил, но поскольку однажды он это сделал и это вкоренилось в сознание народа, то он не изменит своего решения.

Вопрос: Что Вы можете рассказать о подпольных организациях, созданных гитлеровским правительством для проведения подрывной работы на территории Германии после оккупации ее союзными войсками?

Ответ: Речь могла идти об оккупированных районах, а не о всей Германии, так как Гитлер не допускал мысли о полной оккупации. В конце марта с. г. был сформирован «Свободный корпус Адольф Гитлер» из наиболее активных функционеров партии. Я знаю, что они должны были вести вооруженную борьбу с оккупантами, но что им удалось сделать, я не знаю.

Лей был назначен командующим корпусом. Это было равносильно тому, что из этого ничего не выйдет. Лей — старый дурак, достаточно прочитать его статьи в газетах. Где сейчас находится Лей — я не знаю, но если умер, то для союзников это не большая потеря.

Об организации «Вервольф»[13] я слышал только по радио. В воззвании к народу говорилось, что немцы должны делать все возможное любыми путями. По-ихнему — это сделали слишком поздно. Нужно было создать такую организацию до вступления войск противника на нашу территорию. Кроме того, не согласовали этого вопроса с военными — с точки зрения снабжения членов организации оружием. Ремесленная работа, нельзя организовывать подрывную работу в тылу без связи с действующим войсками.

Руководителем организации «Вервольф», якобы, был назначен один из руководителей СС[14], но мне неизвестно, успел ли он что-либо сделать. Я могу только предположить, что инициатива создания такой организации принадлежала Гиммлеру или Борману. Я считал такую организацию совершенно необходимой и высказывал свои предположения еще тогда, когда стала реальной угроза с запада и востока. Я выступил со своими предложениями на совещании. Фюрер тоже был там, он соглашался со мной, но ничего конкретно не было сделано. Необходимо было создать тайные склады вооружения и боеприпасов в лесах, оставить войска, которые пропускали бы мимо себя вражеские войска и оставались в тылу. Я даже предложил организовать эту работу, но не получил согласия.

Вопрос: Что Вам известно о шпионской работе Германии против СССР?

Ответ: До начала 1944 года вся разведывательная, и контрразведывательная работа находилась в руках Канариса. Впоследствии этим стал заниматься Гиммлер. Руководил разведывательной работой СС группенфюрер Шелленберг. Как практически им осуществлялась работа — я не знаю. Я только получал результаты этой работы, а также осуществлял переброску агентуры самолетами. Я был главнокомандующим военно-воздушных сил и мелочами не занимался. Я получал только заявки на самолеты для переброски агентуры. Маршруты полетов определялись «Абвером». Для переброски агентуры я выделял специальную эскадрилью[15], которая по заявкам Канариса и Шелленберга предоставляла самолеты для этой цели. Результатами каждой заброски я не интересовался. О наиболее интересных полетах мне рассказывали летчики, насколько я помню, самый длинный полет был осуществлен в районе Байкала.

Вопрос: Известно ли Вам местонахождение архивов и, в частности, архивов Министерства авиации?

Ответ: Государственные архивы были вывезены в Центральную Германию. Во второй половине апреля фюрером был издан приказ о том, чтобы сжечь все архивы Министерства авиации, но было ли это сделано — я не знаю.

Вопрос: Гитлеровская пропаганда длительное время распространяла слухи о расколе между нами и союзниками. На основании каких данных это делалось?

Ответ: Пропаганда приняла большие размеры, но никаких реальных оснований у нее к этому не было. Мы, военные, считали, что имеем единого врага. Я полагаю, что такого рода пропаганда велась только для того, чтобы усилить волю народа к сопротивлению.

Вопрос: На что надеялось гитлеровское правительство, продолжая войну, когда действительное положение должно быть совершенно ясным?

Ответ: Боже мой, фюрер был главнокомандующим и сам вел войну. Он придерживался абсолютного тезиса — никогда не капитулировать. Поскольку он продолжал войну, постольку и мы это должны были делать. Однажды он заявил: «Я не могу вести переговоров о мире. Я не буду вести переговоров, если это неизбежно, пусть это делает Геринг. Он в таких делах понимает гораздо больше».

Вопрос: Имели ли Вы или кто-либо из Вашего окружения отношение к заговору 20 июля 1944 года?

Ответ: Нет. Из личного состава военно-воздушных сил только двое были замешаны в этом деле, но они уже давно ушли из авиации, и служили в общевойсковых организациях. Что касается меня, то я лично никогда не сделал бы этого, и не поднял бы руку на Гитлера.

Вопрос: Известно, что заговорщики не преследовали корыстных целей, а хотели свергнуть правительство для того, чтобы облегчать судьбу германского народа?

Ответ: Это неверно. Они преследовали только личные цели и, если бы они пришли к власти, то наступил бы полный хаос, так как они представляли беспринципный блок трех совершенно различных направлений. В тот период военное положение Германии было небезнадежным, а только критическим. Наиболее активную роль в этом заговоре играл Генеральный штаб Резервной армии.

Вопрос: Что Вам известно о местопребывании видных нацистов, скрывающихся от союзных властей?

Ответ: Мне об этом ничего неизвестно, а если бы я и знал, то все равно ничего Вам об этом не сказал бы.

Вопрос: Мне несколько непонятно такое заявление рейхсмаршала Геринга?

Ответ: Дело в том, что я действительно не знаю, где они находятся. В отношении гауляйтеров мне известно лишь следующее: гауляйтер Восточной Пруссии[16] внезапно стал моряком и отплыл из Кенигсберга в неизвестном направлении. Я ничуть не удивлюсь, если узнаю, что он в настоящее время берет уголь где-нибудь у берегов Исландии. Гауляйтеры Западной Пруссии[17], Померании[18] и Данцига находятся в плену у англичан. Гауляйтер Мекленбурга[19] находятся в тюрьме, в Ноймюнстере. Гауляйтер Познани[20] уехал в Баварию. Где находится гауляйтер Брандебурга[21] — я не знаю.

Вопрос: Как Вы лично относитесь к расовой теории Гитлера, которую он ставил во главу своей политики?

Ответ: В такой резкой форме, как она ставилась Гитлером, я ее никогда не разделял. Что касается еврейского вопроса, то меня в партийных кругах считали другом евреев, так как многим еврейским семьям я оказывал помощь[22]. Из-за этого я имел много неприятностей в партии. За границей об этом было известно. В то, что мы полубоги — я никогда не верил, для этого я сам лично земной Человек.

Вопрос: Знаете ли Вы генерал-полковника Кюль?

Ответ: Да, знаю, он был командующим воздушным флотом в Норвегии.

Вопрос: Какого Вы о нем мнения и почему Кюль был отстранен от должности и должен был уйти в отставку?

Ответ: Кюль неплохой специалист, много занимался обучением кадров. Уход его в отставку объясняется тем, что у него не было достаточного боевого опыта, а мы хотели влить в авиацию свежие кадры.

Вопрос: В разговоре с нами Кюль сказал, что он был вынужден уйти в отставку после крупного разговора с Вами, во время которого он вносил предложение, с которым Вы не согласились, пришли в бешенство и выгнали его?

Ответ: Это чистая ложь. Такого разговора у нас с ним не было. Я хотел бы получить очную ставку с ним, чтобы послушать, что он будет еще врать.

Вопрос: Что Вы можете сказать об использовании гитлеровским правительством русских белоэмигрантов и изменников Родине?

Ответ: Ничего определенного я сказать не могу, так как никогда не занимался и не интересовался этим делом. Занимался этими вопросами сам Розенберг, он создавал всевозможные национальные канители. Я всегда считал, что если люди удрали от своей страны, то они видно и там ни на что не годились.

Вопрос: Правда ли, что у Гитлера были двойники?

Ответ: Это самые настоящие сплетни. У нас тоже писали, что у Сталина есть двойники. Впрочем, я ничуть не удивился бы, если бы у Гитлера и был двойник. Ему не трудно было найти такого человека. Вот если бы я хотел иметь двойника, это было бы значительно труднее.

Вопрос: Какие секретные государственные и партийные директивы издавались по отношению борьбы с коммунизмом?

Ответ: Во время войны издавались общие полицейские директивы для обеспечения порядка в стране. Известно, что даже такой демократический вождь как Черчилль, во время войны арестовывал членов парламента, если это требовалось. Юридически против коммунизма велась только одна пропаганда, а фактически оказывалось и непосредственное воздействие. Однако это проводилось через органы СС, а не через государство, особенно в период господства Бормана.

Вопрос: Что Вам известно о мероприятиях, проводившихся партией и военным командованием по уничтожению миллионов русских, поляков, евреев и прочих национальностей в оккупированных странах, и зверствах, чинимых немецкими войсками?

Ответ: Господи, Боже мой, о миллионах не может быть и речи, это чистые выдумки пропаганды. Кроме того, поверьте мне, что ни в коем случае не был направлен против славян — только против евреев. Если и имели место отдельные зверства солдат на фронте и в оккупированных странах, то я заверяю, что никто из нас — государственных руководителей, ни Генеральный штаб, ни правительство, ни партия — не санкционировали этого.

Я могу привести некоторые примеры: однажды стало известно, что в России во время транспортировки пленных, в одном эшелоне имели место массовые обморожения. Я немедленно навел справки. Оказалось, что замерзли только несколько человек. Были даны указания, чтобы избегать подобных явлений в дальнейшем. Массовое умерщвление имело место только при восстании в Варшавском гетто[23].

Надо учесть, что всеми концлагерями руководил Гиммлер, и с тех пор как у меня отняли полицию, я не имел к этому непосредственного отношения. Ко мне — наоборот — часто обращались с письмами и различными просьбами, которые я всегда направлял по адресу в канцелярию Гиммлера. Я даже имел неприятности за подобные дела.

Вопрос: Что Вам известно о судьбе Тельмана?

Ответ: Тельман находился в концлагере Бухенвальд и погиб во время воздушного налета союзной авиации на лагерь. Как известно, в Бухенвальде находились военные заводы, которые являлись объектом бомбежки. Я лично не думал, чтобы Тельман был убит, ибо в то время обстановка вовсе не требовала этого. Кроме того, сообщение о бомбежке Бухенвальда поступила ко мне также и по служебной линии ВВС.

Вопрос: Было ли выдано тело Тельмана семье?

Ответ: К этому вопросу я отношусь весьма скептически. Наверное, нет. Я могу еще сказать, что в первый период, когда Тельман находился в моем ведении, я вызвал его к себе и имел с ним краткую беседу. Тельман указал мне на ряд своих требований в бытовом отношении. Однако впоследствии вся полиция перешла в ведение Гиммлера. Жена Тельмана[24] в 1944 году обращалась ко мне с письмом, с рядом просьб, но я был вынужден переслать это письмо также Гиммлеру.

Вопрос: Какое участие Вы принимали в поджоге Рейхстага?

Ответ: Буквально никакого. Это все дело рук безумца ван-дер-Люббе. Конечно, дело было не так, как описывалось в прессе, ему не пришлось бегать с факелом по зданию. Заранее были заложены зажигательные снаряды, которые моментально воспламенили все. Каким образом он это сделал — не приложу ума. Ясно, что Торглер и другие участия в этом поджоге не принимали. Но, несомненно, что коммунистическая партия готовила путч в это время. Партия и я лично, ничего общего с поджогом Рейхстага не имели[25]. Мы в этом вовсе не нуждались. Единственно, что я сделал во время пожара — это то, что немедленно прибыл туда и попытался войти в здание, но там был такой ужас, что пришлось поскорее уйти, ведь моя жизнь мне дороже.

Вопрос: Кто принадлежал к Вашему ближайшему окружению?

Ответ: Мои главные связи распространялись на круг генералов, а также некоторых гауляйтеров, с которыми я был связан старой дружбой. В числе генералов были: Лерцер, Кессельринг, Шперле, Рихтгофен[26].

Из партийных работников наиболее близкими ко мне были: Кернер[27], Булер[28], Тербовен и Заукель. Однако Борман прилагал все усилия, чтобы уменьшить мой вес в партии и изолировать меня от ее руководящих работников.

Вопрос: Что Вам известно о деятельности Власова, и какая роль предназначалась ему, и т. н. «Русской освободительной армии»[29]?

Ответ: Из фактических данных мне известно, что Власов образовал комитет[30], наподобие комитета Зейдлица[31], и сформировал одну дивизию, которая, кажется, была введена в бой (последнее мне точно неизвестно). Кому принадлежит инициатива о формировании власовских частей — мне точно неизвестно. Раньше Власовым занимался Риббентроп, а после Гиммлер[32].

В 1945 году Власов посетил меня. Он сообщил мне в каком состоянии находится формирование его дивизии и жаловался, что ему не дают вооружения. Власов просил моей поддержки и также намекал, что он не прочь сформировать русскую авиаэскадрилью, которая бы находилась под моим покровительством. Это предложение я отклонил. Кроме того, беседа затрагивала ряд частных вопросов. Я подробно расспрашивал Власова о Сталине, так как очень интересовался этой выдающейся личностью.

Фюрер ничего не ожидал от этой затеи, решительно отказывался принять Власова.

[ГЕРИНГ]

Опросил:    полковник СМЫСЛОВ

Верно:    начальник 3 отд[еления] 2 отдела УКР «Смерш» ГСОВ в Германии майор ЛЕЙН

Опубликовано (без именного и тематического комментариев): Признания без покаяния (Из протоколов допросов нацистских преступников) // Военно-исторический журнал. 1993. № 6. С. 53—57.