Экономические преобразования в СССР во второй половине 20-х - начале 30-х годов и мировое социально-экономическое развитие.

С 1925 г. Госплан приступил к составлению контрольных цифр развития народного хозяйства. Период относительно либеральной экономической политики, на которой выросла нэповская система, закончился. СССР перешел к тотальному народнохозяйственному планированию. Началась эпоха масштабных экономических преобразований. Частное предпринимательство вытеснялось. Сокращалось число выдаваемых патентов. Пересматривались арендные договоры. Росло налогообложение предпринимателей. Развертывалась индустриализация. Активизировалось строительство совхозов и колхозов.

Несмотря на то, что в современной литературе свертывание нэпа оценивается весьма критически, результаты начатых во второй половине 20-х гг., экономических преобразований нельзя не признать внушительными. Если сопоставить производство некоторых продуктов в СССР и ведущих западных странах, то получится следующая картина (см. табл. 1).

С 1925 по 1931 г. добыча каменного угля в СССР выросла на 215%, тогда как во Франции — только на 6%, а в остальных ведущих западных странах она упала: в Германии — на 11%, в Англии — на 12%, а в США — на 33%. Выплавка чугуна в СССР за тот же период увеличилась на 277%, тогда как во всех ведущих странах она упала: во Франции на 4%, в Германии — на 40%, в Англии - на 41%, а в США — на 49%. Валовой сбор пшеницы с 1925 по 1930 т. в СССР возрос на 26%, тогда как из ведущих западных стран только США превзошли эту цифру (28%), в Германии рост составил 18%, а в Англии и Франции наблюдалось уменьшение сбора на 20% и 30% соответственно.

До 80-х гт. стандартной мерой экономического прогресса служил национальный доход. В настоящее время наиболее употребляемой в западной статистике мерой является валовой национальный продукт (Gross Domestic Product - GDP). Он может быть рассчитан различными способами. Во- первых, как сумма валовой добавленной стоимости без стоимости потребленных материальных ресурсов, а также оказанных экономическим единицам услуг. Во-вторых, как сумма доходов народнохозяйственных единиц и населения от экономической деятельности, а также амортизационных отчислений. В-третьих, как сумма размеров конечного потребления, валового накопления и баланса внешней торговли.

В 1991 г. в США вышло исследование Ангуса Мадцисона, где GDP был рассчитан за период с 1400 по 1989 г. для 13 европейских стран, а также США, Канады, Японии и Австралии^[1]. Во многих случаях автор был вынужден использовать статистические зависимости и соотношения, а также оценочные данные. Но относительно рассматриваемого мною периода с 1913 по 1940 г. его расчеты заслуживают доверия. Я дополнил исчисления Мадцисона своими исчислениями GDP в СССР, произведенными на основании народнохозяйственных балансов, а в тех случаях, когда балансы не исчислялись, найденными мною статистическими соотношениями между национальным доходом и другими народнохозяйственными показателями, с одной стороны, и GDP, с другой стороны^[2]. Результаты приведены в таблице 2.

Если принять уровень GDP в 1913 г. за 100%, то окажется, что после существенного отставания от западных стран в 1917—1925 гг., СССР в 1926-1930 гг. сравнялся по накопленному уровню экономического роста с западными странами, а с 1931 г. превзошел его. В последующие годы экономический рост СССР уже заметно опережал рост экономики западных стран.

Моделирование показало, что государство отнюдь не вольно в своей денежной политике: сокращение денежной эмиссии привело бы к отливу денег с банковских вкладов и в результате денежное обращение заметно не сократилось бы. Однако в этих условиях субсидирование и кредитование промышленности сделалось бы невозможным, что привело бы к заметному снижению темпов ее роста. В результате товарооборот уменьшился бы на 22,4%, что привело бы либо к значительной инфляции, либо (в случае жесткой ценовой политики) к такому обострению товарного голода, какого страна еще не знала.

Ясно, что государство не осталось бы пассивным наблюдателем происходящего, а активно вмешалось бы в экономические процессы. Какими могли бы быть его действия? Предположительны три варианта: а) расширение эмиссии в целях финансирования промышленности (этот вариант реализовывался в действительности и просчитывать его нет нужцы), б) увеличение прямого и косвенного налогообложения и в) изъятие денежных излишков у населения путем привлечения их на вклады и распространения облигаций государственного займа (отчасти это тоже имело место, но не в условиях денежной рестрикции).

Расчеты показали, что в этих условиях критическое положение сложилось бы в области сельскохозяйственных заготовок, и недостаток сырья сковал бы развитие легкой промышленности. Следовательно, основные задачи народнохозяйственной политики с неизбежностью сместились бы в область сельского хозяйства^[5].

Этим выводом я завершил анализ своей модели. После некоторой доработки она может дать ответ на более кардинальный вопрос, а именно: как бы развивалось народное хозяйство СССР, если бы основные принципы экономической политики сохранились вплоть до Великой Отечественной войны.

Для этого необходимо ввести в модель уравнение, по которому рассчитывается GDP, а также дополнить ее статистическими показателями, наиболее тесно связанными с валовым национальным продуктом. В результате система уравнений модели приобрела следующий вид:

Здесь: GDP — валовой национальный продукт; NIN — национальный доход; INV — инвестиции в народное хозяйство; IND — продукция промышленности, AGR — продукция сельского хозяйства; MON — количество денег в обращении; STI - государственные доходы; ЕМР - занятость; WTR — оптовая торговля; IWP — индекс оптовых цен; STI — государственные доходы; FON — прирост производственных фондов за год. a(i_i2)...b(i_i2) - структурные коэффициенты, оцениваемые методом множественной линейной регрессии. Выражение (t-1) означает, что в рассчетах используются данные предыдущего года.

Кроме населения, численность которого принимается такой же, как и в действительности, значение всех остальных переменных можно рассчитать, подставляя в уравнения известные или рассчитанные значения переменных за предыдущий год.

Если рассчитывать таким образом значение GDP, то окажется, что от сохранения нэповской экономической системы СССР не выиграл бы. Достигнутых во второй половине 20-х гг. темпов экономического роста добиться не удалось бы. Более того, в конце 20-х гг. страна столкнулась бы с мощным экономическим кризисом, связанным с предельным использованием промышленных мощностей в условиях растущего товарного голода. Менее масштабные кризисы ждали бы страну и в 30-е гг. (см. табл. 3).

Если сравнить темпы развития нэповской системы с динамикой роста капиталистической экономики, то окажется, что в случае победы стороннников либеральной народнохозяйственной политики экономическая отсталось СССР от западных стран не только сохранилась бы, но и возросла бы со временем. Получается, что плановая экономика была СССР во благо, а рыночная — во вред. Как это объяснить?

Преимущества рыночной экономики по сравнению с плановой можно подразделить на внутренние и внешние. К внутриэкономическим преимуществам относятся: а) конку-ренция, создающая благоприятные условия для жизнеспособных предприятий и уничтожающая малоэффективные предприятия, б) ценовое саморегулирование, позволяющее увеличить производство пользующихся спросом товаров и сократить производство товаров, находящихся в избытке, в) жесткость финансовых ограничений, стабилизирующая денежное хозяйство и делающая эффективными инвестиции, г) наличие рынка труда, позволяющего автоматически перераспределить рабочую силу между регионами и отраслями и т.д.

Мог ли СССР воспользоваться ими во второй половине 20-х гг.? Конкуренция была невозможна из-за преобладающей роли в экономике государственного сектора, укрепление и расширение которого явилось одной из важнейших задач ВКП (б) в годы нэпа. Несмотря на то, что условия хозрасчета и самоокупаемости, в которых оказались государственные предприятия в начале 20-х гг., в принципе могли бы способствовать конкуренции между самими государственными предприятиями. Однако объединение основной их массы в тресты и синдикаты уже в 1922 г. эту возможность перечеркивали. Хозрасчет осуществлялся на уровне трестов и синдикатов, являвшихся монополистами в своей отрасли. Да и государство не могло допустить, чтобы деятельность одних, принадлежавших ему предприятий, вела бы к разорению других предприятий — это считалось «издержками капитализма».

Пожалуй, единственным заметным проявлением конкуренции в 20-е гг. было соперничество между государственными и частными (т.н. «неплановыми») заготовителями на аграрном рынке. Например, в хлебную кампанию осени

1925 г. частные скупщики заготовили около 25% всех хлебных излишков крестьян^[6]. Однако в эту конкуренцию немедленно вмешалось государство. Частные железнодорожные грузы были отнесены в последнюю категорию, что лишило частников возможности вывезти заготовленный хлеб. В последующем же к частным заготовителям и продававшим им хлеб крестьянам стали применяться и более строгие меры, включая административное и судебное преследование. Ясно, что в этих условиях конкуренция развернуться не могла.

Ценовое саморегулирование в 20-е гг. также было невозможно. Начавшаяся с 1923 г. кампания за снижение цен на промышленные изделия уже в 1924 г. лишила эти цены какой-либо регулирующей роли и привела к растущему товарному голоду. Относительно свободным было ценообразование лишь в частной торговле и мелком крестьянском производстве, хотя государство не оставляло попыток и здесь установить жесткий контроль, что увенчалось успехом в середине 20-х гг. после создания центральной, республиканских и местных межведомственных комиссий по надзору за розничными ценами^[7].

Характерная для капитализма жестокость финансовых ограничений в нашей стране в 20-е гг. также не существовала. Понятно, в условиях гиперинфляции ее и быть не могло. Не успела страна летом 1924 г. перейти к твердой валюте, как сотрудники Госплана заявили, что количества денег в обороте недостаточно для финансирования государственного сектора народного хозяйства и за период с 1 октября 1924 г. по 1 декабря 1925 г. денежная масса возросла в два раза, тогда как национальный доход увеличился лишь на 30%^[8].

Любое государственное предприятие не только могло получить льготный долговременный кредит в государственном или акционерных банках, но и рассчитывало на ежегодные безвозвратные субсидии из государственного бюджета. Если на Западе государственная помощь предприятиям была ничтожной, а основную массу денежных средств экономика получала с помощью банковского кредита, то в СССР бюджетные субсидии составляли за разные годы от 22% до 43% всего финансирования государственной промышленности. Понятно, что в этих условиях неэффективно работающим предприятиям не грозило финансовое банкротство (см.табл.4).

Справедливости ради следует сказать, что, в противоположность государственным, частные предприятия находились в чрезвычайно стесненных финансовых условиях. Они не только платили разорительные налоги и завышенные проценты по кредитам, но нередко им и вовсе в кредитах отказывали. Это вело к частым случаям закрытия даже эффективных частных предприятий.

Весьма значительная даже по западным меркам безработица в СССР в 20-е гг. на первый взгляд, дает основание заключить о наличии рынка труда (см. табл. 5).

Однако этот рынок труда функционировал не как капиталистический. Если исключить первые два года новой экономической политики, когда безработица была вызвана массовым закрытием, то все последующее время безработица создавалась не производственной конъюнктурой, а сельской миграцией в города, массовыми чистками служащих и части интеллигенции, а также разорением мелких предпринимателей, которым из-за их социального положения часто отказывали в приеме на работу. Поэтому, наряду с большим числом безработных, в стране было немало свободных рабочих мест для квалифицированной рабочей силы. В этих условиях нельзя говорить, что рынок труда в СССР уменьшался в связи с ростом производства и увеличивался в связи с промышленными кризисами, как на Западе. Борьбе с безработицей ВКП(б) уделяло большое внимание. В результате многие государственные предприятия уже в середине 20-х гг. страдали от излишка рабочих рук.

Таким образом, не остается ни одного сколь-либо важного внутреннего преимущества рыночной экономики, которым мог бы воспользоваться СССР в конкретных политических и народнохозяйственных условиях 20-х гг. Однако, наряду с внутренними, рыночная экономика включает в себя и важные внешнеэкономические преимущества. Они заключаются: а) в свободном перемещении капиталов из стран с менее доходными условиями для вложений в страны с максимальным доходом от инвестиций, б) благоприятных условиях для развития внешней торговли, позволяющих фирмам самостоятельно вступать во взаимовыгодные товарные отношения, в) валютном саморегулировании, когда благодаря гибким курсам национальной и зарубежных валют создаются выгодные условия для экспорта или импорта и тд.

К сожалению, СССР не мог обратить себе на пользу и эти преимущества. Несмотря на широко разрекламированную кампанию по созданию концессий, зарубежный капитал не стремился внедряться в нашу страну, опасаясь риска, связанного с вложениями. Большое впечатление на зарубежных инвесторов произвели национализация зарубежных предприятий и акционерных компаний, с большой долей иностранных капиталов, произведенная в 1918 г., а также отказ не только возвратить конфискованную иностранную собственность, но и выплатить денежную компенсацию. Поэтому концессии имели место в основном там, где зарубежные предприниматели могли, не вкладывая больших средств, получать немедленную отдачу, например, при вырубке леса.

Внешняя торговля СССР осуществлялась в государственно-монополистической форме. Наркомвнешторг концентрировал в своих руках закупку товаров в стране и ее реализацию за рубежом. Все это приводило к отрыву экспорта и импорта от конкретных нужд и интересов предприятий, связывало внешнюю торговлю с политическими, а не чисто экономическими интересами. В результате внешняя торговля СССР была заметно ниже не только по сравнению с другими западными странами, но даже в отношении дореволюционного уровня (см. табл.6)

Таким образом, в 20-е гг. СССР не мог воспользоваться ни одним из преимуществ рыночного хозяйства. С одной стороны, это привело к падению эффективности нэповской системы по мере завершения восстановительного периода. С другой стороны, с этим связан и легкий отказ от новой экономической политики с переходом к задачам реконструктивного периода