Письмо бывшей политкаторжанки П.С. Ивановской председателю ВЦИК М.И. Калинину с протестом против антикрестьянских репрессий. 29 декабря 1930 г.

194-60*

^аПредседателю ВЦИК товарищу Калинину⁶.

1)    То, что в программе партии прокламируется как «Ликвидация кулачества, как класса» - в практической жизни получило ужасающие формы уничтожения масс крестьянства.

2)    Это уничтожение живых людей приняло размеры и формы, о которых история не создала даже легенд из самых мрачных эпох человечества в прошлом. Это поистине новая, невиданная страница истории.

3)    Людей, виновных разве в том, что они всегда были основой экономики страны, действительно в поте лица добывали хлеб свой и бывших кормильцами многих миллионов соотечественников -этих людей уничтожают.

4)    Для чего уничтожаются эти люди? Официальное пояснение дается такое:

Во[-]первых: люди, предназначенные к уничтожению, прячут хлеб.

Во[-]вторых: люди, предназначенные к уничтожению, активно препятствуют проведению коллективизации.

В[-]третьих: люди, предназначенные к уничтожению, - кулаки-эксплоататоры.

5)    Однако, голос народной совести расшифровывает эти объяснения так:

Во[-]первых: предназначенные к уничтожению получают задание сдать хлеб или повестку о налоге, или приглашение подписаться на облигацию в таком размере, когда совершенно очевидно, что данный крестьянин не имеет фактической возможности это выполнить.

Например: обмолот хлеба, точно учтенный агентом власти во время молотьбы, дал 200 пудов всех культур, а требуют сдать 400 пудов только твердых культур. Впрочем[,] доказывать этого не нужно. Агенты власти с полнейшим цинизмом говорят: «Мы наложили столько, сколько он выполнить не может».

Неоднократны случаи, когда крестьянин, сберегая целость семейного угла с неимоверным напряжением, распродает все, кроме хаты, покупает хлеб[,] вывозит его как свой и арифметически выполняет наложенное. Однако, как только он это сделал - власть торопливо дополнительно облагает его в сотни пудов - то есть делает так, чтобы крестьянин не мог выполнить, ибо цель, как говорил председатель Сельрады: «нам не так нужен ваш хлеб, как уничтожить вас».

Если за крестьянином осталась денежная недоимка по налогу, то все имущество описывается, причем оценка имущества делается такая низкая, какая неизвестна вообще на земле (кровать -1 рубль) и цель такой расценки определенная - сделать невозможным оплату, дать основание к конфискации в целом всего имущества и хаты крестьянина.

Второе объяснение (смотри выше) народная совесть расшифровывает так:

В колгосп люди не идут, усматривая в них новую форму воскресшего крепостного права. Колгоспам нужна на первое время иллюзорная приманка зажиточности - эта зажиточность берется готовою - из каждого имущества трудового крестьянина. Этим облитым кровью имуществом хотят создать крепостные дома аракчеевских поселений.

Третье объяснение (смотри выше) народная совесть расшифровывает так:

«Кулак» для теперешней власти понятие не экономическое, ибо того типа кулака [«]паука и мироеда» давно нет. В кулаки зачисляются массы трудящихся, середняков и бедняков, имеющих неудобную черту - самостоятельного творчества в хозяйстве и виновных в желании иметь собственное суждение.

6)    И это экономическое разорение^в перестало быть страшным: давно нет на селе стимула к укреплению экономического благосостояния, так как треснул стимул к продолжению жизни - сознание ценности каждой жизни и ее достоинство.

На фоне общего голода, истощения и изнурения экономическое разорение для крестьян - очередное, неминуемое, бытовое дело, на которое деловитый хозяин-крестьянин так и смотрит.

7)    Людей, разоренных экономически, власть однако не оставляет в покое. Она взяла их, как объект красного террора, для более успешного проведения коллективизации. Красный массовый террор говорит еще уцелевшим крестьянам: «видали? так будет и с вами, идите покуда целы в колхозы; не правда-ли, живыми рабами быть лучше, чем расстрелянными хозяевами, чем гноем для северных болот в ссылке (из агитационной беседы представителя окружного центра)».

И вот начинается крестный путь крестьянства. Поздней, холодной осенью 1930 года многие тысячи семейств были выгнаны из полусгнивших изб, куда их согнали весной этого года из их собственных хат. Выгнали крестьян на этот раз просто на волю, а воля эта - песок и небо. Небо плачет на них холодными слезами дождя, плачет о людях, идущих в землю живыми. Малые дети, старики, женщины, больные - под открытым небом.

Власть немилосердно уничтожает и тех, кто осмелится принять, обогреть, накормить замерзшего ребенка и осмелится дать оберемок соломы на подстилку для умирающего на песке старика.

Нет слов на лексиконе человеческой речи (может быть хорошо, что таких слов не знала речь людская) для изображения страданий, унижений, издевательств, преследований и лютого смертного голода. Смертный голод, заболевания беспризорных - в трех верстах от молчащих (благоденствующих?) людей.

Полные мольбой к небу, к судьбе, к людям - пусть придет все-примиряющее забытье, мольба о смерти скорой, желанной утешительнице. Нигде и никогда я не читала что[-]нибудь подобное эпидемии (пандемии) самоубийств, которую пережило крестьянство осенью 30 года и продолжает переживать и теперь. Матери вешали своих детей и покорно вешались рядом с ними. Матери закапывали детей живыми в землю, и с изгрызенными руками в буйном психозе их привозили в психиатрическую больницу. Отцы раздробляли головы спящим детям и женам и потом покорно ложились на рельсы под колеса поезда, топились в реках, прудах и даже колодцах.

Лишь бы забыться в смерти, ибо страдания были сверх сил человеческих: недоуменность невиновного и неминуемость смерти.

И рядом с этим, толпами по проселочным дорогам, гонят, как скот на убой, селян; в этих партиях много женщин, детей, подростков и бессильных стариков и старух сгоняют в город в ГПУ для бессудной расправы, на расстрелы или для далекой ссылки на медленную смерть, где северные болота засыпаются тысячами тел невинных людей.

О горе нам, потерявшим рано Толстого и Короленко, не умевших молчать⁴⁷.

О горе нам, ибо приближается и наш час.

И мы, молчавшие, увидим и в своем горе других молчаливыми.

^гБывшая политкаторжанка Прасковья Семеновна Ивановская

Полтава

29/ХІІ-30 года^д

- На л. 83 об. внизу справа написано рукой П. С. Ивановской (?): «Подпись т. П.С. Ивановской, народоволки и каторжанки, удостоверяем», далее подписи-автографы «А. Якимова-Диковская[,] М. Шебалин».

^а-б Вписано от руки.

^в Разорение, разоренных исправлено на раззорение, раззоренных, вписана от руки сверху вторая буква з.

^г-д Написано от руки.

⁴⁷ «Не могу молчать» - так называлась статья Л.Н. Толстого, написанная в 1908 г. В ней писатель призывал правительство прекратить казни революционеров и участников «аграрных беспорядков». В.Г. Короленко в 1920 г. в открытых письмах, адресованных большевистским руководителям (напр., А.В. Луначарскому) выражал протест против политики «красного террора».

* В деле находится записка М.И. Калинина И.В. Сталину на бланке председателя В ЦИК от 15 января 1931 г.: «Посылаю Вам переданное непосредственно мне письмо Ивановской. Возможно, что это творчество коллективное, подписались - не только лишь для оформления и м. б. передано в зарубежную печать». Вверху автограф Сталина об ознакомлении (л. 81).