Утреннее заседание 2 марта 1938 г.

СТЕНОГРАММА

ОТКРЫТОГО СУДЕБНОГО ЗАСЕДАНИЯ

ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ ВЕРХОВНОГО СУДА СОЮЗА ССР

2 марта 1938 г.

КОМЕНДАНТ СУДА. Суд идет, прошу встать.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Садитесь. [, пожалуйста.] Заседание Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР объявляется открытым.

Слушается дела БУХАРИНА Николая Ивановича, РЫКОВА Алексея Ивановича, ЯГОДЫ Генриха Григорьевича, КРЕСТИНСКОГО Николая Николаевича, РАКОВСКОГО Христина Георгиевича, РОЗЕНГОЛЬЦА Аркадия Павловича, ИВАНОВА Владимира Ивановича, ЧЕРНОВА Михаила Александровича, ГРИНЬКО Григория Федоровича, ЗЕЛЕНСКОГО Исаака Абрамовича, БЕССОНОВА Сергея Александровича, ИКРАМОВА Акмаля, ХОДЖАЕВА Файзуллы, ШАРАНГОВИЧА Василия Фомича, ЗУБАРЕВА Прокопия Тимофеевича, БУЛАНОВА Павла Петровича, ЛЕВИНА Льва Григорьевича, ПЛЕТНЕВА Дмитрия Дмитриевича, КАЗАКОВА Игнатия Николаевича, МАКСИМОВА Вениамина Адамовича и КРЮЧКОВА Петра Петровича, — обвиняемых в измене родине, шпионаже, диверсии, терроре, вредительстве, подрыве военной мощи СССР, провокации военного нападения иностранных государств на СССР, — т.е. в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 58-1а, 58-2, 58-7, 58-8, 58-9 и 58-11 УК РСФСР[1].

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Бухарин Николай Иванович, обвинительное заключение вы получили?

БУХАРИН. Да, получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Рыков Алексей Иванович, обвинительное заключение вы получили?

РЫКОВ. Да.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Ягода Генрих Григорьевич, обвинительное заключение вы получили?

ЯГОДА. Да.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Крестинский Николай Николаевич, обвинительное заключение вы получили?

КРЕСТИНСКИЙ. Да.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Раковский Христиан Георгиевич, обвинительное заключение вы получили?

РАКОВСКИЙ. Да.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Розенгольц Аркадий Павлович, обвинительное заключение вы получили?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Да.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Иванов Владимир Иванович, обвинительное заключение вы получили?

ИВАНОВ. Обвинительное заключение получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Чернов Михаил Александрович, обвинительное заключение вы получили?

ЧЕРНОВ. Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Гринько Григорий Федорович, обвинительное заключение вы получили?

ГРИНЬКО. Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Зеленский Исаак Абрамович, обвинительное заключение вы получили?

ЗЕЛЕНСКИЙ. Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Бессонов Сергей Александрович, обвинительное заключение вы получили?

БЕССОНОВ. Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Икрамов Акмаль, обвинительное заключение вы получили?

ИКРАМОВ. Да.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Ходжаев Файзулла, обвинительное заключение вы получили?

*ХОДЖАЕВ [Ф.] Получил.*[2]

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Шарангович Василий Фомич, обвинительное заключение вы получили?

ШАРАНГОВИЧ. Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Зубарев Прокопий Тимофеевич, обвинительное заключение вы получили?

ЗУБАРЕВ. Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Буланов Павел Петрович, обвинительное заключение вы получили?

БУЛАНОВ. Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Левин Лев Григорьевич, обвинительное заключение вы получили?

ЛЕВИН. Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Плетнев Дмитрий Дмитриевич, обвинительное заключение вы получили?

ПЛЕТНЕВ. Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Казаков Игнатий Николаевич, обвинительное заключение вы получили?

КАЗАКОВ. Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Максимов Вениамин Адамович, ваша настоящая фамилия — Диковский Вениамин Адамович, он же Абрамович?

МАКСИМОВ. Да.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Обвинительное заключение вы получили?

МАКСИМОВ. Да.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Крючков Петр Петрович, обвинительное заключение вы получили?

КРЮЧКОВ. Получил.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Состав суда по данному делу:

Председательствующий — Председатель Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР Армвоенюрист Ульрих В.В.;

Члены Суда: Заместитель Председателя Военной Коллегии — Корвоенюрист Матулевич И.О., Диввоенюрист Иевлев и запасный член Суда — Бригвоенюрист Зырянов.

Обвинение поддерживает Прокурор Союза ССР Вышинский А.Я.

Защищают подсудимых: Левина — член Московской Коллегии Защитников Брауде, подсудимых Плетнева и Казакова — член Московской Коллегии Защитников Коммодов; *остальные подсудимые при окончании [судебного] предварительного следствия на вопрос о защите [предложение иметь защиту] отказались от защит[ы]ника, заявив, что защищаться будут сами.*[3]

Я повторяю вопрос о защите[ы]: Подсудимый Бухарин, вы желаете иметь защитника. [?]

БУХАРИН. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Рыков, вы желаете иметь защитника?

РЫКОВ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Ягода, вы желаете иметь защитника?

ЯГОДА. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Крестинский, вы желаете иметь защитника?

КРЕСТИНСКИЙ. Нет, я буду защищаться сам.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Раковский, вы желаете иметь защитника?

РАКОВСКИЙ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Розенгольц, вы желаете иметь защитника?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Иванов, вы желаете иметь защитника?

ИВАНОВ. Нет, защита мне не нужна, защищаться я не собираюсь. Я здесь нахожусь для того, чтобы нести полную ответственность за свои преступления.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Чернов, вы желаете иметь защитника?

ЧЕРНОВ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Гринько, вы желаете иметь защитника?

ГРИНЬКО. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Зеленский, вы желаете иметь защитника?

ЗЕЛЕНСКИЙ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Бессонов, вы желаете иметь защитника?

БЕССОНОВ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Икрамов, вы желаете иметь защитника?

ИКРАМОВ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Ходжаев, вы желаете иметь защитника?

ХОДЖАЕВ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Шарангович, вы желаете иметь защитника?

ШАРАНГОВИЧ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Зубарев, вы желаете иметь защитника?

ЗУБАРЕВ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Буланов, вы желаете иметь защитника?

БУЛАНОВ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Максимов, вы желаете иметь защитника?

МАКСИМОВ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Крючков, вы желаете иметь защитника?

КРЮЧКОВ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Разъясняю тем подсудимым, которые отказались от защиты, что они имеют право на защитительные речи, независимо от последних слов.

Разъясняю всем подсудимым, что они имеют право задавать вопросы друг другу, а также давать разъяснения по отдельным моментам судебного следствия.

Т. [Вышинский] Прокурор, вы имеете ходатайство о вызове дополнительных по делу свидетелей или о приобщении к делу дополнительных документов?

ВЫШИНСКИЙ. Нет, пока не имею, но согласно Уголовно-процессуального кодекса, [по которому] мне предоставлено право в любое время судебного следствия сделать ходатайство о вызове[а] свидетелей и приобщении дополнительных документов, прошу это право за мной сохранить.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Несомненно. [Тт. з] Защита[ники] имее[ю]т ходатайства?

ЗАЩИТНИКИ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. У подсудимых есть заявления о вызове свидетелей или приобщении документов? Нет.

Приступаем к оглашению обвинительного заключения.

(Секретарем суда оглашается обвинительное заключение.)

Обвинительное заключение[4]

По делу Бухарина Н.И., Рыкова А.И., Ягоды Г.Г., Крестинского Н.И., Раковского Х.Г., Розенгольца А.П., Иванова В.И., Чернова М.А., Гринько Г.Ф., Зеленского И.А., Бессонова С.А., Икрамова А., Ходжаева Ф., Шаранговича В.Ф., Зубарева П.Т., Буланова П.П., Левина Л.Г., Плетнева Д.Д., Казакова И.Н., Максимова-Диковского В.А. и Крючкова П.П. — обвиняемых в том, что они по заданию разведок враждебных к Советскому Союзу иностранных государств составили заговорщическую группу под названием «право-троцкистский блок», поставившую своей целью шпионаж в пользу иностранных государств, вредительство, диверсии, террор, подрыв военной мощи СССР, провокацию военного нападения этих государств на СССР, расчленение СССР и отрыв от него Украины, Белоруссии, Средне-Азиатских республик, Грузии, Армении, Азербайджана, Приморья на Дальнем Востоке — в пользу упомянутых иностранных государств, наконец, свержение в СССР существующего социалистического общественного и государственного строя и восстановление капитализма, восстановление власти буржуазии.

Произведенным органами НКВД расследованием установлено, что по заданию разведок враждебных к СССР иностранных государств обвиняемые по настоящему делу организовали заговорщическую группу под названием «право-троцкистский блок», поставившую своей целью свержение существующего в СССР социалистического общественного и государственного строя, восстановление в СССР капитализма и власти буржуазии, расчленение СССР и отторжение от него в пользу указанных выше государств Украины, Белоруссии, Средне-Азиатских республик, Грузии, Армении, Азербайджана и Приморья.

Следствием установлено, что «право-троцкистский блок» объединял в своих рядах подпольные антисоветские группы троцкистов, правых, зиновьевцев, меньшевиков, эсеров, буржуазных националистов Украины, Белоруссии, Грузии, Армении, Азербайджана, Средне-Азиатских республик, что подтверждается материалами не только настоящего следствия, но и материалами судебных процессов, прошедших в разных местах в СССР, и, в частности, судебных процессов по делу группы военных заговорщиков — Тухачевского и других, осужденных Специальным Присутствием Верховного Суда СССР 11 июня 1937 г., и по делу группы грузинских буржуазных националистов — Мдивани, Окуджава и других, осужденных Верховным Судом Грузинской ССР 9 июля 1937 г.

Лишенные всякой опоры внутри СССР, участники «право-троцкистского блока» все свои надежды в борьбе против существующего в СССР общественного и государственного социалистического строя и за захват власти возлагали исключительно на вооруженную помощь иностранных агрессоров, обещавших оказать заговорщикам эту помощь на условиях расчленения СССР и отторжения от СССР Украины, Приморья, Белоруссии, Средне-Азиатских республик, Грузии, Армении и Азербайджана.

Такое соглашение «право-троцкистского блока» с представителями указанных выше иностранных государств облегчалось тем, что многие руководящие участники этого заговора являлись давнишними агентами иностранных разведок, осуществлявшими в течение многих лет шпионскую деятельность в пользу этих разведок.

Это, прежде всего, относится к одному из вдохновителей заговора — врагу народа Троцкому. Его связь с Гестапо была исчерпывающе доказана на процессах троцкистско-зиновьевского террористического центра в августе 1936 г. и антисоветского троцкистского центра в январе 1937 г.

Однако имеющиеся в распоряжении следствия по настоящему делу материалы устанавливают, что связь врага народа Троцкого с немецкой политической полицией и разведками других стран относится к значительно более раннему периоду времени. Следствием точно установлено, что Троцкий был связан с германской разведкой уже с 1921 г. и с английской «Интеллидженс Сервис» — с 1926 г.

Что касается привлеченных по настоящему делу, то значительная часть этих обвиняемых по их собственному признанию являются шпионами — агентами иностранных разведок уже длительное время.

Так, обвиняемый Крестинский Н.Н. по прямому заданию врага народа Троцкого вступил в изменническую связь с германской разведкой в 1921 г.

Обвиняемый Розенгольц А.П. — один из руководителей троцкистского подполья — начал свою шпионскую работу для германского генерального штаба в 1923 г., а для английской разведки — в 1926 г.

Обвиняемый Раковский Х.Г. — один из ближайших и особо доверенных людей Л. Троцкого — являлся агентом английской «Интеллидженс Сервис» с 1924 г. и японской разведки — с 1934 г.

Обвиняемый Чернов М.А. начал свою шпионскую работу в пользу Германии в 1928 г., связавшись с германской разведкой по инициативе и при содействии небезызвестного эмигранта — меньшевика Дана.

Обвиняемый Шарангович В.Ф. был завербован и переброшен польской разведкой для шпионской работы в СССР в 1921 г.

Обвиняемый Гринько Г.Ф. стал шпионом германской и польской разведок в 1932 г.

Руководители «право-троцкистского блока», в том числе обвиняемые по настоящему делу Рыков, Бухарин и другие, были полностью осведомлены о шпионских связях своих соучастников и всячески поощряли расширение этих шпионских связей.

Все это достаточно объясняет, почему эти господа, состоявшие на службе иностранных разведок, с такой легкостью шли на расчленение СССР и отторжение целых областей и республик в пользу иностранных государств.

Соглашение «право-троцкистского блока» с иностранными разведками также облегчалось и тем, что некоторые из обвиняемых по настоящему делу заговорщиков являлись провокаторами и агентами царской охранки.

Пробравшись на ответственные посты в Советском государстве, эти провокаторы, однако, не переставали опасаться разоблачения своих преступлений против рабочего класса, против дела социализма. Охваченные постоянным страхом своего разоблачения, эти участники заговора видели свое единственное спасение в свержении советской власти, ликвидации советского строя, восстановлении власти помещиков и капиталистов, в интересах которых они продавались царской охранке, при которой они только и могли чувствовать себя вне опасности.

Так, обвиняемый Зеленский И.А. являлся агентом самарского жандармского управления с 1911 г. С того времени Зеленский под кличками «Очкастый» и «Салаф» систематически информировал жандармское управление о деятельности самарской организации большевиков, получая за это регулярно ежемесячное денежное вознаграждение.

Обвиняемый Иванов свою провокаторскую деятельность начал с 1911 г., когда был завербован тульской охранкой и стал агентом охранки под кличкой «Самарин».

Обвиняемый Зубарев был завербован царской полицией в 1908 г. и сотрудничал в ней под кличками «Василий», «Палин» и «Прохор».

Как установлено следствием, для достижения своих преступных целей по свержению советского правительства, захвату власти и восстановлению капитализма в СССР заговорщики, по прямым указаниям иностранных разведок, вели широкую шпионскую работу в пользу этих разведок, организовывали и осуществляли вредительские и диверсионные акты в целях обеспечения поражения СССР в предстоящем нападении на СССР фашистских агрессоров, всячески провоцировали ускорение этого нападения фашистских агрессоров, а также организовали и осуществили ряд террористических актов против руководителей партии, правительства и выдающихся советских деятелей.

I. Шпионаж против Советского государства и измена Родине

Следствием установлено, что большинство главарей «право-троцкистского блока», обвиняемых по настоящему делу, осуществляло свою преступную деятельность по прямому указанию Троцкого и по планам, широко задуманным и разработанным в генеральных штабах некоторых иностранных государств.

Агент германской разведки — видный троцкист, обвиняемый Крестинский — на допросе в Прокуратуре Союза ССР 2 декабря 1937 г. заявил:

«На шпионскую связь с немцами я пошел по прямому заданию Троцкого, который поручил мне начать по этому поводу переговоры с генералом Сектом...» (т. 3, л.д. 102)[5]

Касаясь обстоятельств установления связей троцкистской организации с немецкой разведкой, обвиняемый Крестинский показал, что он зимой 1921 г. вел с командующим германским Рейхсвером генералом Сектом переговоры о получении от Рейхсвера денежных средств для ведения троцкистской подпольной работы взамен предоставления троцкистами немецкой разведке шпионских материалов.

Обвиняемый Крестинский по этому поводу показал:

«...Троцкий поручил мне по приезде в Берлин завязать по этому вопросу переговоры с генералом Сектом. Эту директиву Троцкого я выполнил...» (т. 3, л.д. 14 об.)

Обвиняемый Крестинский, говоря далее о своей и своих сообщниках изменнической деятельности, показал:

«С генералами Сектом и Хассе мы договорились о том, что будем содействовать Рейхсверу в создании на территории СССР ряда опорных разведывательных пунктов путем беспрепятственного пропуска командируемых Рейхсвером разведчиков и что мы будем снабжать Рейхсвер разведывательными материалами, т.е., попросту говоря, будем немецкими шпионами. За это Рейхсвер обязался ежегодно выплачивать 250.000 марок в виде субсидии на контрреволюционную троцкистскую работу...» (т. 3, л.д. 102)

«Выплата денежных субсидий производилась регулярно, частями, несколько раз в год, главным образом, в Москве и изредка в Берлине...

В Берлине эти деньги, когда их по тем или иным причинам не выплачивали в Москве, получал я непосредственно от Секта, обычно отвозил в Москву сам и передавал Троцкому». (т. 3, л.д. 15)

Другой видный троцкист, один из руководителей антисоветского троцкистского подполья и активный участник заговора, обвиняемый Розенгольц, уличенный в шпионаже, подтвердив на следствии факт соглашения Троцкого с Рейхсвером, показал:

«Моя шпионская деятельность началась еще в 1923 г., когда по директиве Троцкого я передал ряд секретных данных командующему Рейхсвером Секту и начальнику немецкого Генштаба Хассе. В дальнейшем со мной непосредственно связался... посол в СССР г-н N, которому я периодически передавал сведения шпионского характера. После отъезда г-на N я продолжал шпионскую связь с новым послом г-ном N». (т. 6, л.д. 131 об.)

После фашистского переворота в Германии шпионская работа троцкистов приняла еще более широкий и резко выраженный пораженческий характер.

Обвиняемый Бессонов, по его собственному признанию, принимавший активное участие в нелегальных переговорах троцкистов с германскими фашистскими, преимущественно военными, кругами о совместной борьбе против СССР, не только лично вел переговоры о поддержке антисоветского заговора с ближайшим сотрудником Розенберга по внешне-политическому отделу фашистской партии Дайцем, но и был в курсе встреч и переговоров Л. Троцкого с Гессом, Нидермайером и профессор Хаусховером, с которыми Л. Троцкий и достиг соглашения на условиях, о которых говорил Пятаков на судебном процессе по делу антисоветского троцкистского центра¹⁵.

Обвиняемый Бессонов показал, что:

«...как видно из этих условий... центр тяжести подпольной работы троцкистов переносился на подрывные шпионские, диверсионные и террористические акты внутри СССР». (т. 11, л.д. 106)

Наличие соглашения Л. Троцкого и троцкистской организации в СССР с фашистскими кругами и проведение в СССР подрывной пораженческой работы по указаниям германской разведки признали на следствии и другие обвиняемые по настоящему делу.

Однако связями с германским фашизмом пораженческая работа троцкистских наймитов не ограничивалась. Они вместе с другими участниками антисоветского заговора, в соответствии с линией Л. Троцкого, ориентировались и на другого фашистского агрессора — Японию.

Фактическая сторона изменнических отношений антисоветских заговорщиков с японской разведкой представляется по материалам следствия в таком виде.

Как показал обвиняемый Крестинский, во время свидания с Л. Троцким в Меране, в октябре 1933 г., Троцкий ему заявил о необходимости установления более тесной связи с японской разведкой.

Это указание Троцкого было Крестинским передано Пятакову и другим главарям заговора, которые через обвиняемого Раковского и других участников заговора вошли в изменнические сношения с представителями Японии, обязавшимися оказать заговору вооруженную помощь в свержении советской власти, взамен чего заговорщики обещали отдать Японии советское Приморье.

Как установлено следствием, обвиняемый Раковский в связи с его пребыванием в Японии летом 1934 г. получил от Пятакова указание о том, что

«...нужно усилить одновременно и внешнюю деятельность в смысле контакта с враждебными СССР правительствами..., надо попытаться использовать поездку в Токио, и что, вероятно, ...предпримет необходимые шаги в этом направлении». (т. 4, л.д. 194)

Это поручение обвиняемый Раковский выполнил и, находясь в Токио, действительно установил преступную связь с... кругами.

По этому поводу обвиняемый Раковский показал:

«Все эти обстоятельства имели своим логическим и практическим последствием тот факт, что я... стал со времени моего пребывания в Токио прямым агентом-шпионом..., будучи завербован для этой цели, по поручению..., г-ном N, влиятельнейшим политическим деятелем капиталистическо-феодальной Японии и одним из крупнейших ее плутократов». (т. 4, л.д. 186)

Тот же обвиняемый Раковский, говоря о связи врага народа Л. Троцкого с английской разведкой, показал:

«Троцкий, как мне было известно, являлся агентом “Интеллидженс Сервис” с конца 1926 г. Об этом мне сообщил сам Троцкий». (т. 4, л.д. 363)

Входившие в состав «право-троцкистского блока» группы буржуазных националистов также были теснейшим образом связаны с иностранными разведками.

Так, обвиняемый Гринько, являвшийся агентом немецкой и польской разведок, касаясь антисоветской деятельности украинской национал-фашистской организации, одним из руководителей которой он являлся, показал:

«...к 1930 г. относится обсуждение в нашей организации вопроса о необходимости договориться с Польшей об оказании военной помощи повстанческому выступлению на Украине против советской власти. В результате этих переговоров с Польшей было достигнуто соглашение, и польский генеральный штаб усилил переброску на Украину оружия, диверсантов и петлюровских эмиссаров». (т. 9, л.д. 18)

И далее: «В конце 1932 г. я, на почве моей националистической работы, вступил в изменническую связь с г-ном N. Мы встречались с ним в моем служебном кабинете, куда г-н N являлся по делам германской концессии».

«Во второй половине 1933 г. г-н N мне прямо сказал, что германские фашисты хотят сотрудничать с украинскими националистами по украинскому вопросу. Я ответил г-ну N согласием на сотрудничество. В дальнейшем, на протяжении 1933-1934 гг. у меня было несколько встреч с г-ном N, а перед его отъездом из СССР он связал меня с г-ном N, с которым я продолжал свои изменнические сношения». (т. 9, л.д. 286 об.)

Другой участник антисоветского заговора и один из руководителей националистической организации в Узбекистане обвиняемый Икрамов показал:

«Перед нами постоянно возникал вопрос о необходимости ориентироваться на одно из сильных европейских государств, которое оказало бы нам непосредственную помощь в момент вооруженной борьбы против советской власти...» (т. 12, л.д. 59, 60)

«...некоторые члены контрреволюционной организации считали Англию наиболее реальной в деле оказания помощи нам, т.к. она страна мощная и сможет с достаточной силой поддержать нас в момент непосредственной вооруженной борьбы...» (т. 12, л.д. 60)

Обвиняемый Шарангович, агент польской разведки и один из руководителей антисоветской организации белорусских национал-фашистов, признал, что эта организация вела свою подрывную работу не только по указаниям правых и «право-троцкистского блока», но и по директивам польской разведки.

По этому поводу обвиняемый Шарангович показал:

«К этому периоду (1933 г.) сгладились какие-либо разногласия между правыми, троцкистами и национал-фашистами. Все мы ставили перед собой одну задачу — задачу борьбы с советской властью любыми методами, включая террор, диверсию и вредительство. Конечной целью всех этих трех организаций, действовавших на территории национальной республики, было отторжение Белоруссии от Советского Союза и создание «независимого» буферного государства, которое, несомненно, находилось бы целиком в руках Польши и Германии...» (т. 14, л.д. 27)

И далее:

«Несмотря на то, что директивы, получаемые нами, исходили, с одной стороны, из Москвы, от центра правых и троцкистов, а с другой стороны, из Варшавы — от польских... кругов, никакого различия в их содержании не было, они были едины и нами претворялись в жизнь». (т. 14, л.д. 31)

Обвиняемый Рыков полностью подтвердил наличие изменнической связи правых с фашистской Польшей, показав:

«...группа участников организации правых, в соответствии с указаниями центра правых и моими личными указаниями, в целях осуществления наших заговорщических, изменнических планов установила связь с фашистской Польшей, польскими разведывательными органами в частности». (т. 1, л.д. 118)

Говоря далее о планах отторжения от СССР Белоруссии, обвиняемый Рыков показал:

«Общая формула, на которой мы тогда сошлись, сводилась к тому, что в переговорах с поляками... мы пойдем на отторжение от СССР Белорусской советской республики, на создание “независимой” Белоруссии под протекторатом Польши...» (т. 1, л.д. 119)

Как установлено следствием, вся преступная деятельность входившей в «право-троцкистский блок» антисоветской группы правых доказывает, что правые были такой же агентурой иностранных генштабов, как и другие участники этого заговора.

Одни из правых — непосредственно, другие — через своих сообщников также были связаны с разведками иностранных государств, на помощь которых в своей борьбе против советской власти они только и рассчитывали.

Обвиняемый Бухарин был в курсе переговоров Л. Троцкого с немецкими фашистами и, также как и Л. Троцкий, подготовлял поражение СССР и отторжение от СССР Украины, Белоруссии, Приморья, Грузии, Армении, Азербайджана и Средне-Азиатских республик.

Это признал полностью обвиняемый Бухарин, показавший следующее: «К тому времени, когда Троцкий вел переговоры с немецкими фашистами и обещал им территориальные уступки, мы, правые, уже были в блоке с троцкистами. Радек мне говорил, что Троцкий считает основным шансом прихода блока к власти поражение СССР в войне с Германией и Японией и предлагает после этого поражения отдать Германии Украину, а Японии — Дальний Восток. Радек мне сообщил об этом в 1934 г. ...» (т. 5, л.д. 107)

По этому поводу обвиняемый Ф. Ходжаев на следствии показал: «Бухарин указывал, что Узбекистан и Туркмения должны быть отторгнуты от СССР и существовать под протекторатом Японии и Германии, но что при этом не удастся обойти Англию и потому надо пойти на завязывание связей с англичанами. Реальнее всего стоял вопрос о протекторате Англии, и потому упор был взят на нее». (т. 13, л.д. 89—89 об.)

Показание обвиняемого Ф. Ходжаева находит себе полное подтверждение и в других материалах следственного производства, полностью изобличающих пораженческую линию «право-троцкистского блока».

Так, обвиняемый Рыков по этому вопросу показал:

«Что же касается нашей пораженческой позиции, то и ее Бухарин полностью разделял и высказывался за эту позицию еще более резко, чем мы. В частности, именно он внес предложение и формулировал идею открытия фронта немцам в случае войны». (т. 1, л.д. 152)

Характеризуя свое отношение к этому вопросу, обвиняемый Рыков показал: «Как и другие члены центра правых, я был осведомлен об изменнических переговорах представителей нашей контрреволюционной организации с германскими фашистами, поддержку которых мы искали. Естественно, что такая поддержка была связана с необходимостью уступок германским фашистам, на что мы и шли». (т. 1, л.д. 151 об.)

Такова была шпионская и пораженческая работа «право-троцкистского блока», этих изменников, продававших иностранным разведкам советские государственные тайны, торговавших свободой народов СССР, независимостью и неприкосновенностью Социалистического государства рабочих и крестьян.

Осуществляя свои преступные замыслы, антисоветские заговорщики, по прямым директивам иностранных фашистских разведок, организовали в отдельных республиках, краях и областях Советского Союза разветвленную сеть диверсионных и вредительских гнезд, охватив ими ряд предприятий промышленности, транспорта, сельского хозяйства и системы товарооборота.

Заключив соглашение с фашистскими кругами о предательском открытии армиям этих фашистских государств наших фронтов во время войны, участники право-троцкистского заговора готовили подрыв материально-технической базы Красной Армии — оборонной промышленности.

Рядом подготавливаемых ими разрушительных диверсионных действий заговорщики рассчитывали во время войны взорвать и уничтожить решающие оборонные предприятия нашей социалистической родины. Они подготовляли также проведение крушений железнодорожных воинских поездов с массовыми человеческими жертвами.

Они ставили своей задачей парализовать всю хозяйственную жизнь страны, питание армии и снабжение ее вооружением.

Следствием установлено, что целый ряд таких диверсионных и вредительских актов заговорщиками был уже проведен в различных отраслях народного хозяйства.

Наймит иностранных разведок, враг народа Троцкий, как это установлено следствием, в ряде своих писем и личных указаний руководящим участникам антисоветского заговора в СССР требовал усиления вредительской и диверсионной деятельности внутри Советского Союза.

Руководящий участник заговора — обвиняемый Крестинский показал, что ему лично в 1933 г. в Меране Л. Троцкий заявил, что —

«...ему, Троцкому, будет гораздо легче вести переговоры с немцами, если он сможет сказать им, что по линии проведения диверсионно-вредительских актов и подготовки террора действительно ведется серьезная работа». (т. 3, л.д. 54-55)

Следствием установлено, что ряд совершенных в ДВК диверсионных актов был подготовлен и проведен участниками антисоветского заговора по прямым директивам японских разведывательных органов и врага народа Л. Троцкого. Так, по директиве японской разведки было организовано крушение товарного поезда с воинским грузом на ст. Волочаевка и на перегоне Хор-Дормидонтовка поезда № 501, когда было убито 21 человек и ранено 45 человек. По тем же указаниям японцев были совершены диверсии на шахтах №№ 10 и 20 в Сучане. (т. 45, л.д. 1—14)

О таких же директивах, исходящих от Л. Троцкого, подробные показания на следствии дал обвиняемый Розенгольц, показавший следующее:

«Наряду с директивой Троцкого, полученной мною через Крестинского и Седова, о проведении во Внешторге вредительской работы, направленной на оказание прямой помощи Германии и Японии, — характер моей вредительской деятельности определялся еще указаниями... послов в СССР г-на N и г-на N, связь с которыми в этом отношении сыграла крупную роль, т.к. мне приходилось руководствоваться в работе их конкретными указаниями.

После установления контакта с Тухачевским и Рыковым я известил первого через Крестинского, а последнего лично о директиве Троцкого по вредительской работе, и оба они одобрили проведение мною этой работы.

Вредительство во внешней торговле в результате всего этого шло, главным образом, по следующим трем линиям: первое — экономическая помощь Германии и Японии за счет СССР; второе — нанесение экономического ущерба и вреда СССР; третье — нанесение политического ущерба СССР». (т. 6, л.д. 49)

По указаниям «право-троцкистского блока» обвиняемый Шарангович развернул широкое вредительство в области сельского хозяйства и промышленности БССР.

По этому поводу обвиняемый Шарангович показал:

«На местах, для практического осуществления наших вредительских замыслов, была создана сеть вредительских диверсионных групп... Все мы, начиная с руководителей организации и кончая ее рядовыми членами, являлись национал-фашистами и вели работу против советской власти, за отрыв Белоруссии от Союза ССР, не гнушаясь никакими способами». (т. 14, л.д. 40) 

Обвиняемый Чернов, связанный на протяжении ряда лет с германской разведкой в качестве ее секретного агента в СССР также активно использовал свое высокое служебное положение в СССР, для организации по заданиям германской разведки ряда диверсионно-вредительских действий в сельском хозяйстве.

Германский шпион, обвиняемый Чернов о своих преступных связях с германским разведчиком — корреспондентом газеты «Берлинер — Тагеблат» Шефером и о своей вредительской работе в области сельского хозяйства показал следующее:

«Когда я перешел на работу в Комитет Заготовок, то Шефер передал мне задание немцев — проводить вредительскую деятельность по линии Комитета Заготовок, в особенности в области мобилизационных запасов.

Задания разведки по вредительству совпадали с указаниями, которые я, как член организации правых, получал от Рыкова. Тем с большей готовностью я принял их к исполнению» (т. 8, л.д. 98 об., 25)

По этому поводу обвиняемый Чернов показал:

«В 1934 г., встретившись с Рыковым на его даче, я получил от него задание широко развернуть вредительство в области сельского хозяйства. Это задание я выполнил и проводил вредительскую подрывную деятельность достаточно активно». (т. 8, л.д. 93)

Значительная подрывная вредительская деятельность в области сельского хозяйства вскрыта следствием и по Узбекистану, где орудовали националистические организации, блокировавшиеся через своих главарей — обвиняемых Икрамова и Ходжаева — с центром антисоветского заговора.

Один из руководителей этой националистической организации, обвиняемый Ходжаев Файзулла показал:

«Мы не ограничивались только подготовкой кадров для вооруженной борьбы с советской властью, но мы уже сейчас активно действовали в целях подрыва мощи СССР». (т. 13, л.д. 66)

Широкое проведение вредительских мероприятий по Узбекистану полностью подтвердил также обвиняемый Икрамов, показавший, что «правотроцкистский блок» поставил перед ним следующие задачи:

«...а) развернуть работу по подготовке в Узбекистане вооруженного восстания, приурочивая его к моменту интервенции;

б) решительно развернуть вредительскую и диверсионную работу во всех отраслях народного хозяйства с тем, чтобы последствиями вредительства вызвать недовольство у трудящихся к советской власти и тем самым подготовить благоприятную почву для организации в нужный момент вооруженного восстания».

«Кроме того, — показал обвиняемый Икрамов, — по нашему замыслу наша подрывная вредительская работа должна была препятствовать укреплению обороноспособности СССР». (т. 12, л.д. 95—96)

Разрушительную деятельность, как в области сельского хозяйства, так и в ряде других областей народного хозяйства и социалистического строительства, вели и другие обвиняемые по настоящему делу.

Так, обвиняемый Гринько вел вредительскую работу в области финансов. Обвиняемый Гринько показал:

«Подрывная работа по Наркомфину преследовала основную цель: ослабить советский рубль, ослабить финансовую мощь СССР, запутать хозяйство и вызвать недовольство населения финансовой политикой советской власти, недовольство налогами, недовольство плохим обслуживанием населения сберегательными кассами, задержками в выдаче заработной платы и другое, что должно было привести к организованному широкому недовольству советской властью и облегчить заговорщикам вербовку сторонников и разворот повстанческой деятельности». (т. 9, л.д. 79)

Обвиняемый Зеленский и организованные им в Центросоюзе и системе кооперации вредительские группы запутывали планирование по таким товарам, как сахар, масло, яйца, махорка и т.п., умышленно задерживали продвижение товаров в деревню, запутывали всячески учет и отчетность, что содействовало безнаказанному расхищению и разбазариванию государственных средств, поощряли обсчитывание и обкрадывание потребителя.

Говоря об установленной им в Центросоюзе вредительской системе учета товаров и отчетности, обвиняемый Зеленский показал:

«При таком положении вор оставался безнаказанным, а честный работник, вследствие сложного учета, запутывался и незамедлительно попадал в растратчики». (т. 10, л.д. 56)

Изменническую вредительскую деятельность в значительных масштабах проводил также ныне разоблаченный агент иностранных разведок обвиняемый Розенгольц.

О своей изменнической деятельности в этой области обвиняемый Розенгольц показал следующее:

«Поскольку Троцкий имел соглашение с Германией и Японией, о чем я был извещен (как во время переговоров при свидании с Седовым в 1933 г., так и о состоявшемся соглашении — при свидании с ним в 1934 г.) и имел в этом отношении соответствующее указание Троцкого, то и моя вредительская работа по внешней торговле служила этой цели». (т. 6, л.д. 48)

Одновременно с организацией активной диверсионно-вредительской работы заговорщики по приказу фашистских разведок ставили своей задачей вызвать бандитско-повстанческое движение в нашей стране, приурочивая вооруженное выступление своих повстанческих антисоветских банд в тылу Красной Армии к моменту начала интервенции против СССР.

Обвиняемый Рыков показал:

«Мы стали на путь насильственного свержения руководства партии и советской власти, решив произвести это свержение путем организации кулацких восстаний». (т. 1, л.д. 150 об.)

Следствием установлено, что эти подготовлявшиеся кулацко-повстанческие вооруженные выступления в тылу Красной Армии находились в зависимости от планов и расчетов фашистских государств, готовивших нападение на СССР, и что по сигналу генеральных штабов фашистских стран правотроцкистские заговорщики и готовили свое выступление.

Следуя этим директивам фашистских разведок, участники заговора накапливали бандитско-повстанческие кадры, подготавливая их к активным вооруженным выступлениям на Дальнем Востоке, Северном Кавказе и в других местах Советского Союза, в частности, в Узбекистане.

По этому поводу обвиняемый Ходжаев показал:

«Основной задачей практической работы наших организаций была подготовка активных антисоветских кадров и их воспитание в духе борьбы с СССР. Мы ориентировали участников организации на то, что борьба с советской властью примет острые формы и будет доходить до вооруженных столкновений. Поэтому мы уделяли внимание подготовке боевых сил участников нашей организации». (т. 13, л.д. 66)

Организаторы бандитско-повстанческих кадров опирались лишь на остатки старых контрреволюционных элементов, ориентируясь на пополнение своих повстанческих резервов за счет перебрасываемых на территорию Советского Союза остатков басмачества, белогвардейцев, а также уголовных бандитов, заключенных в лагерях и т.д.

Обвиняемый Икрамов о бандитско-повстанческой деятельности руководимой им буржуазно-националистической организации в Узбекистане показал:

«Мы сохраняли необходимые кадры, которые в будущем должны были быть использованы для вооруженной борьбы против Советской власти. Этими кадрами, в первую очередь, являлись остатки кулачества, духовники и бывшие басмачи. Мы дали задание членам нашей организации, находящимся на руководящей районной работе, о сохранении этих кадров. Кроме того, мы предполагали, что во время вооруженного выступления из-за кордона перейдут на советскую территорию ушедшие в свое время остатки басмаческих банд». (т. 12, л.д. 56)

Материалами следствия и личными показаниями обвиняемых Бухарина, Зубарева, Зеленского и других установлено, что они вели активную подготовку повстанческих кадров, пытаясь охватить возможно больше районов Советского Союза, причем в целях максимального расширения повстанческой базы руководители заговора установили контакт и с нелегально действовавшей эсеровской организацией.

Так, обвиняемый Бухарин показал: «Установление связей с эсерами относится к периоду ставки организации правых на кулацкие восстания. В связи с тем, что правые шли на организацию этих восстаний, возникла необходимость в связи с эсерами, имевшими корни в кулацких прослойках в деревне.

...Лично я через Семенова установил связь с подпольным ЦК эсеров в Союзе и через Членова — с закордонными ЦК эсеров в Париже». (т. 5, л.д. 90-91)

Такова цепь позорных злодеяний «право-троцкистского блока», осуществлявшего в течение ряда лет свою предательскую деятельность в интересах враждебных СССР иностранных государств.

II. Убийства деятелей Советского государства

С.М. Кирова, В.Р. Менжинского, В.В. Куйбышева, А.М. Горького. —

Заговор против В.И. Ленина в 1918 г.

Не питая надежд на свержение советского строя методами шпионажа, вредительства, диверсий, кулацких восстаний, право-троцкистские заговорщики, охваченные злобой и ненавистью к СССР, перешли к подготовке и совершению террористических актов против руководителей правительства и ВКП(б).

Как установлено следствием, по прямому сговору с японской и германской разведками и по заданию врага народа Л. Троцкого, «право-троцкистский блок» организовал и совершил ряд террористических актов против лучших людей нашей родины.

Переход «право-троцкистского блока» к террору обвиняемый Рыков мотивировал следующим образом:

«При нелегальном заговорщическом характере контрреволюционной организации правых, при отсутствии какой-либо массовой базы для ее контрреволюционной работы, при отсутствии надежды каким-либо другим путем прийти к власти, принятие террора и «дворцового переворота» давало, по мнению центра, какую-то перспективу». (т. 1, л.д. 50)

Обвиняемый Бухарин, признавший на следствии, что на путь террора «право-троцкистский блок» стал еще в 1932 г., показал следующее:

«В том же 1932 г. при встрече и разговоре с Пятаковым я узнал от него об его свидании с Л. Седовым и получении от Седова прямой директивы Троцкого перейти к террору против руководства партии и советской власти. Должен также признать, что, по существу, тогда мы и пошли на соглашение с террористами, а мой разговор с Пятаковым явился соглашением о координации наших с Троцким действий, направленных к насильственному свержению руководства партии и советской власти». (т. 5, л.д. 105 об.)

Террористическая деятельность заговорщиков была тесно связана со всей их пораженческой работой, о чем свидетельствует, например, следующее показание обвиняемого Иванова:

«Говоря о терроре, Бухарин заявлял, что “ликвидировать”, как он выражался, вождей партии и советской власти... будет очень важно для нашего прихода к власти и будет способствовать поражению СССР в войне». (т. 7, л.д. 81)

Следуя принятым в этом отношении решениям, заговорщический блок широко развернул организацию террористических групп и практическую подготовку к совершению террористических актов против руководителей ВКП(б) и советского правительства.

Вот что показал по этому поводу обвиняемый Рыков:

«К тому времени мы уже стали на путь террора как одного из методов нашей борьбы с советской властью... Эта наша позиция вылилась в совершенно конкретную нашу и, в частности, мою деятельность по подготовке  террористических актов против членов Политбюро, руководителей партии и правительства, а в первую очередь, против Сталина, Молотова, Кагановича и Ворошилова. В 1934 г. уже я дал задание следить за машинами руководителей партии и правительства созданной мною террористической группе Артеменко[6]». (т. 1, л.д. 150 об.—151)

Обвиняемый Бухарин, говоря о предложении эсера Семенова организовать террористическую группу, показал:

«Я хочу показать правду и заявляю, что предложение это было мною доложено на совещании центра, и мы решили поручить Семенову организацию террористических групп». (т. 5, л.д. 106 об.)

Следствием установлено, что злодейское убийство С.М. Кирова, осуществленное ленинградским троцкистско-зиновьевским террористическим центром 1 декабря 1934 г., было осуществлено также по решению «правотроцкистского блока», участники которого привлечены в качестве обвиняемых по настоящему делу.

Следствием установлено, что одним из соучастников этого злодейского убийства являлся обвиняемый Ягода, показавший следующее:

«О том, что убийство С.М. Кирова готовится по решению центра заговора, я знал заранее от Енукидзе. Енукидзе предложил мне не чинить препятствий организации этого террористического акта, и я на это согласился. С этой целью я вызвал из Ленинграда Запорожца, которому дал указания не чинить препятствий готовящемуся террористическому акту над С.М. Кировым». (т. 2, л.д. 209)

Это же подтвердили на следствии Запорожец и Енукидзе.

Убийством С.М. Кирова не ограничивается злодейская террористическая деятельность право-троцкистских изменников и заговорщиков.

Как установлено следствием по настоящему делу, А.М. Горький, В.Р. Менжинский и В.В. Куйбышев пали жертвами террористических актов, осуществленных по заданию объединенного центра «право-троцкистского блока».

О причинах, побудивших право-троцкистских заговорщиков на неслыханное по своей чудовищности убийство А.М. Горького, обвиняемый Ягода показал:

«Объединенный центр право-троцкистской организации в течение долгого времени пытался обработать Горького и оторвать его от близости к Сталину. В этих целях к Горькому были приставлены Каменев, Томский и ряд других. Но реальных результатов это не дало. Горький по-прежнему верен Сталину и является горячим сторонником и защитником его линии. При серьезной постановке вопроса о свержении сталинского руководства и захвате власти право-троцкистами центр не мог не учитывать исключительного влияния Горького в стране, его авторитет за границей. Если Горький будет жить, то он подымет свой голос протеста против нас. Мы не можем этого допустить. Поэтому объединенный центр, убедившись в невозможности отрыва Горького от Сталина, вынужден был вынести решение о ликвидации Горького». (т. 2, л.д. 200)

Показания обвиняемого Ягоды полностью подтверждаются и обвиняемым Рыковым, который на допросе Прокурором Союза 10 января с.г. показал:

«Мне известно, что Троцкий через своих представителей в контактном центре всячески разжигал злобные настроения в отношении Горького. Это, естественно, объясняется тем, что Троцкому было хорошо известно, что Горький считает его проходимцем и авантюристом. С другой стороны, общеизвестна близость Горького к Сталину, и то обстоятельство, что он является несгибаемым политическим сторонником Сталина, вызывало злобное отношение к нему нашей организации». (т. 1, л.д. 166 об.)

К этому обвиняемый Рыков добавил:

«В 1935 г. я беседовал с Енукидзе, который прямо мне заявил, что троцкистско-зиновьевская часть блока настаивает на ликвидации политической активности Горького и для осуществления этого не остановится ни перед какими средствами. Из этого разговора мне стало ясно, что может пойти речь и о террористических методах ликвидации Горького» (т. 1, л.д. 166 об.—167)

Это же подтвердил и обвиняемый Бухарин, показавший, что в начале 1935 г. Томский ему сообщил, что:

«...троцкистская часть объединенного центра блока внесла предложение об организации враждебного акта против А.М. Горького как сторонника сталинской политики». (т. 5, л.д. 119 об.)

При этом обвиняемый Бухарин пояснил, что он не исключает, что тогда речь шла именно о физическом устранении Горького. То, что речь шла именно о подготовке физического устранения М. Горького, видно из показаний обвиняемого Бессонова, лично получившего такого рода «установку» непосредственно от Л. Троцкого во время свидания с последним в конце июля 1934 г.

При этом свидании Л. Троцкий, как показал обвиняемый Бессонов, заявив, что —

«...было бы непростительным жеманством, если мы последовательно сейчас же не перешли бы к физическому устранению Сталина и всех его ближайших соратников...»,

сказал —

«М. Горький очень близко стоит к Сталину. Он играет исключительно большую роль в завоевании симпатии к СССР в общественно-мировом демократическом мнении и особенно Западной Европы. Горький широко популярен как ближайший друг Сталина и проводник генеральной линии партии. Вчерашние наши сторонники из интеллигенции в значительной мере под влиянием Горького отходят от нас. При этом условии я делаю вывод, что Горького надо убрать. Передайте это мое поручение Пятакову в самой категорической форме: “Горького уничтожить физически во что бы то ни стало”». (т. 11, л.д. 74—75)

На основе этой директивы врага народа Л. Троцкого «право-троцкистский блок» и принял свое чудовищное решение об убийстве А.М. Горького.

«Выполнение этого решения было поручено мне», — показал обвиняемый Ягода.

В качестве непосредственных исполнителей этого злодейского замысла обвиняемый Ягода привлек обвиняемых по настоящему делу доктора Левина Л.Г., бывшего домашнего врача А.М. Горького профессора Плетнева Д.Д., секретаря А.М. Горького П.П. Крючкова и своего секретаря Буланова П.П.

Один из организаторов этого преступления, обвиняемый Буланов показал:

«В умерщвлении А.М. Горького принимали непосредственное участие профессор Плетнев, доктор Левин и секретарь Горького Крючков. Я лично, например, был свидетелем того, как Ягода неоднократно вызывал к себе Крючкова, советуя последнему простудить Горького, вызвать у него тем или иным путем болезнь. Ягода подчеркивал, что состояние легких у Горького таково, что всякое простудное заболевание ускоряет шансы его гибели. А уже остальное довершат Плетнев и Левин, которые на этот счет имеют соответствующие задания». (т. 16, л.д. 72)

Обвиняемый Плетнев, принимавший непосредственное участие в деле убийства А.М. Горького и В.В. Куйбышева, показал:

«Ягода мне заявил, что я должен помочь ему в физическом устранении некоторых политических руководителей страны. Он прямо предложил мне воспользоваться своим положением лечащего врача у В.В. Куйбышева и A. М. Горького и ускорить их смерть путем применения неправильных методов лечения. Я пытался отказаться, но, в конце концов, был вынужден согласиться. После этого Ягода сообщил, что моим сообщником будет доктор Левин, а в отношении А.М. Горького, кроме того, и секретарь А.М. Горького — Крючков П.П.

Приняв это страшное задание Ягоды, я вместе с доктором Левиным выработал план убийства А.М. Горького и В.В. Куйбышева.

Должен признать, что в моем согласии на эти преступления сыграли свою роль и мои антисоветские настроения. Эти свои антисоветские настроения я до ареста всячески скрывал, двурушничая и заявляя о том, что я советский человек». ( т. 18, л.д. 72, 73)

Это же подтвердил и обвиняемый Левин, показавший:

«Я признаю себя виновным в том, что, применив умышленно неправильное лечение и использовав несоответствующие данному заболеванию лекарства, я вместе с моими сообщниками, по согласованию с Ягодой, был виновником преждевременной гибели Максима Горького и Куйбышева». (т. 17, л.д. 10)

Обвиняемые Левин и Плетнев на следствии дали подробные показания о том, как они практически осуществили умерщвление А.М. Горького и B. В. Куйбышева.

Как установлено следствием, в организации смерти В.В. Куйбышева активное участие принимал также секретарь В.В. Куйбышева обвиняемый Максимов, показавший следующее:

«На это преступление я пошел как член контрреволюционной организации правых, к которой я примкнул еще 1928 г.

Ягода также знал о моей принадлежности к контрреволюционной организации и присутствовал при одном из моих разговоров с Енукидзе, когда мы разрабатывали план устранения Куйбышева». (т. 20, л.д. 45 об.)

По прямому указанию Ягоды обвиняемыми доктором Левиным и доктором Казаковым был убит также председатель ОГПУ В.Р. Менжинский.

Обвиняемый Казаков на допросе Прокурором Союза 4 февраля с.г. показал:

«Ягода заявил мне, что Менжинский ко мне хорошо относится и доверяет мне, и поэтому мне вместе с доктором Левиным должно удастся устранение Менжинского. Ягода дал мне следующее указание: я должен выработать с доктором Левиным такой метод лечения В.Р. Менжинского, который обеспечит ускорение его смерти и закончит как можно скорее его жизнь...» (т. 19, л.д. 51 об.)

Изложив далее содержание разговора с ним обвиняемого Ягоды о необходимости ускорить наступление смерти В.Р. Менжинского, обвиняемый Казаков показал:

«После этого разговора с Ягодой я выработал совместно с Левиным такой метод лечения В.Р. Менжинского, который фактически разрушал его последние силы и обусловливал скорейшее наступление смерти. Фактически, таким образом, я и Левин убили В.Р. Менжинского.

Я дал доктору Левину составленную мною смесь лизатов, которые в сочетании с алкалоидами привели к нужному нам результату, т.е. фактическому убийству Менжинского». (т. 19, л.д. 51 об.)

Это полностью подтвердили и обвиняемые Левин Л.Г. и Буланов П.П.

Обвиняемый Левин Л.Г. подтвердил, что, получив от обвиняемого Ягоды поручение ускорить наступление смерти В.Р. Менжинского, он, Левин, решил привлечь к осуществлению этого преступления доктора Казакова.

Обвиняемый Левин показал:

«Я сказал, что лучше всего это может сделать Казаков, т.к. он действует препаратами, которые сам бесконтрольно приготовляет в своей лаборатории, что он впрыскивает — известно только ему одному.

После предварительных подготовительных бесед с Казаковым я передал ему полученную мною директиву от Ягоды. Он вначале очень колебался, боясь раскрытия преступления, но потом согласился. Я не спрашивал, что он применял, тем более что он обычно засекречивал свои препараты, но я знал, что возможности в этом отношении у него широкие.

Смерть В.Р. Менжинского произошла внезапно среди сна, если не ошибаюсь, накануне смерти Максима Пешкова (сына А.М. Горького), от паралича сердца. Я сомневался, что это дело рук Казакова». (т. 17, л.д. 54—55)

Обвиняемый Буланов по поводу убийства В.Р. Менжинского показал:

«Физическое устранение Менжинского Ягода задумал давно. Он не раз в моем присутствии высказывал недовольство тем, что Менжинский продолжал жить и занимать пост руководителя ОГПУ. Потом он прямо сказал, что надо убрать Менжинского. Организовать это через доктора Левина было трудно, потому что Менжинский Левина не любил и лечиться у него не хотел. Тогда я предложил Ягоде “пристроить” к Менжинскому какого-либо другого врача. Так и было сделано. И при содействии доктора Левина к Менжинскому “пристроили” доктора Казакова, который и довел дело до конца, т.е., попросту говоря, ускорил смерть Менжинского путем заведомо неправильного его лечения». (т. 16, л.д. 75)

Помимо убийства А.М. Горького и В.В. Куйбышева, обвиняемые Левин и Крючков, по прямому заданию обвиняемого Ягоды, аналогичным путем в 1934 г. умертвили также и сына А.М. Горького — М.А. Пешкова.

По этому поводу обвиняемый Левин показал:

«Признавая себя виновным в убийстве Максима, я хочу здесь указать на то, что сделал это по прямому требованию Ягоды. У меня не хватило гражданского мужества отказаться, и я стал убийцей». (т. 17, л.д. 138 об.)

Обвиняемый Крючков, принимавший активное участие в организованных Ягодой преступлениях, показал:

«В этих преступлениях я руководствовался директивами некоторых участников антисоветской организации правых. В частности, директивами Ягоды. Именно от Ягоды я получил указание насильственно устранить Максима Пешкова, а затем и Алексея Максимовича Горького».

«Кроме меня, Ягода привлек к участию в этих преступлениях врачей Левина и Виноградова и профессора Плетнева». (т. 2, л.д. 16)

Обвиняемый Ягода, подтвердив, что М.А. Пешков убит по его заданию, показал:

«В мае 1934 г., при содействии Крючкова, Макс (М.А. Пешков) заболел крупозным воспалением легких, а врачи Левин, Виноградов и Плетнев залечили его до смерти». (т. 2, л.д. 193)

Обвиняемый Ягода после снятия его с должности Народного комиссара внутренних дел СССР принял меры также к осуществлению убийства Народного комиссара внутренних дел СССР товарища Н.И. Ежова.

Обвиняемый Ягода так объясняет в своих показаниях причины, побудившие его форсировать террористический акт против Н.И. Ежова:

«Мое отстранение от работы в НКВД, приход на мое место Ежова означали полный провал нашего заговора, потому что удержать разгром кадров антисоветской организации нельзя будет. Ежов раскопает все, — надо избавиться от Ежова. Это было единственное решение, к которому я пришел и которое я начал решительно готовить...» (т. 2, л.д. 141, 142)

Этот свой замысел Ягода пытался осуществить через своих сообщников, виднейшая роль среди которых принадлежала обвиняемому Буланову.

По признанию обвиняемого Ягоды и обвиняемого Буланова, убийство товарища Н.И. Ежова предполагалось осуществить путем отравления специально приготовленным для этой цели ядом.

«Когда Ягода был снят с НКВД, — показал обвиняемый Буланов, — он дал мне и своему личному порученцу Саволайнену прямое задание — отравить Ежова». (т. 16, л.д. 27)

Подробно описав способы, при помощи которых обвиняемый Ягода пытался осуществить убийство товарища Н.И. Ежова, обвиняемый Буланов показал, что, он, Буланов, сам делал смесь ядов, предназначенных для отравления товарища Ежова.

Обвиняемый Ягода на допросе в Прокуратуре Союза ССР полностью признал это свое преступление, показав:

«Да, вынужден признать, что я подготовлял это преступление. Организовывал подготовку убийства Ежова как человека, опасного для контрреволюционного заговора и могущего разоблачить нашу контрреволюционную организацию». (т. 2, л.д. 209)

Таким образом, следствие считает установленным с несомненностью, что привлеченные по настоящему делу к уголовной ответственности руководящие участники «право-троцкистского блока» совершили террористические акты против С.М. Кирова, В.Р. Менжинского, В.В. Куйбышева, А.М. Горького, М.А. Пешкова и подготовляли ряд других террористических актов, которые осуществить не успели.

Убийства советских деятелей завершили собой круг тягчайших государственных преступлений, при помощи которых банда презренных отщепенцев нашей родины, провокаторов царской охранки, наймитов иностранных разведок, продававших иностранным капиталистам нашу землю и нашу свободу, стремилась осуществить фашистский план свержения советского строя и восстановления в нашей стране капитализма.

Как теперь выяснилось, эти чудовищные преступления не были случайностью ни для троцкистов, ни для правых.

Следствием установлено, что уже в 1918 г., непосредственно вслед за Октябрьской революцией, в период заключения Брестского мира, Бухарин и его группа так называемых «левых коммунистов» и Троцкий с его группой совместно с «левыми» эсерами организовали заговор против В.И. Ленина как главы советского правительства.

Бухарин и другие заговорщики, как это видно из материалов следствия, имели своей целью сорвать Брестский мир, свергнуть советское правительство, арестовать и убить В.И. Ленина, И.В. Сталина и Я.М. Свердлова и сформировать новое правительство из бухаринцев, которые тогда для маскировки называли себя «левыми коммунистами»¹, троцкистов и «левых» эсеров.

Допрошенный в Прокуратуре Союза 19 и 20 февраля с.г. бывший член Центрального Комитета партии «левых» эсеров Карелин В.А. дал следующие  показания о заговорщической деятельности в 1918 г. эсеров и бухаринцев:

«Окончательное соглашение с «левыми коммунистам» в борьбе против советского правительства во главе с Лениным, Сталиным и Свердловым было достигнуто после VII съезда Коммунистической партии[7].

Переговоры с «левыми коммунистами» вели по поручению ЦК «левых» эсеров Камков, Прошьян и я», (т. 44, л.д. 86)

Говоря о характере этих переговоров и роли обвиняемого Бухарина Н.И., Карелин В.А. далее показал:

«Предложение Бухарина было — не останавливаться на аресте правительства, а провести физическое уничтожение руководителей советской власти и, в первую очередь, Ленина и Сталина». (т. 44, л.д. 38)

Это же подтвердили и другие лица, допрошенные в качестве свидетелей по настоящему делу.

Один из бывших руководителей Центрального Комитета партии «левых» эсеров Камков Б.Д. показал:

«Я лично имел разговор с Бухариным, который мне заявил примерно следующее: “борьба у нас в партии против позиции Ленина по вопросу о Брестском мире принимает острые формы. В наших рядах дебатируется вопрос о создании нового правительства из «левых» эсеров и «левых коммунистов»”. При этом Бухарин назвал Пятакова как возможного кандидата в руководители нового правительства и заявил, что смена правительства мыслится путем ареста его состава во главе с Лениным.

Дальнейшие переговоры с Бухариным велись Карелиным и Прошьяном. К концу марта месяца между “левыми коммунистами” и “левыми” эсерами было достигнуто окончательное соглашение о том, что: 1) “левые коммунисты” в борьбе с большевиками и советским правительством оказывают “левым” эсерам организационную и политическую помощь; 2) совместными действиями “левых” эсеров и “левых коммунистов” должно быть свергнуто правительство Ленина и сформировано новое правительство в составе “левых коммунистов” и “левых” эсеров.

После этого “левые” эсеры организовали убийство Мирбаха и июльский мятеж[8]. В курсе готовившегося убийства Мирбаха и июльского мятежа “левые коммунисты” были полностью». (т. 44, л.д. 92 об.)

Допрошенные в качестве свидетелей в Прокуратуре СССР 19 февраля с.г. бывшие руководители и активные участники группы «левых коммунистов» Яковлева В.Н., Осинский В.В. и Манцев В.Н. полностью подтвердили наличие в 1918 г. заговора, организованного по инициативе обвиняемого Бухарина блоком «левых коммунистов» и «левых» эсеров против В.И. Ленина как главы советского правительства.

Так, Яковлева В.Н. показала:

«Бухарин мне развил ту мысль, что политическая борьба приобретает все более острые формы и дело не может ограничиться одной лишь политической формулировкой о недоверии к ЦК партии. Бухарин заявил, что дело неизбежно должно дойти до смены руководства, в связи с чем стоит вопрос об аресте Ленина, Сталина и Свердлова и даже о физическом их уничтожении...» (т. 44, л.д. 77)

Осинский В.В. по этому поводу показал:

«Основной разговор о наших мерах по свержению правительства Ленина у меня был с Бухариным Н.И. ...Приблизительно в мае 1918 г. (или конце апреля) я имел беседу с Бухариным, в которой спросил его, насколько правдивы мои сведения о его намерениях подвергнуть аресту правительство Ленина.

Бухарин не отрицал такого своего намерения». (т. 44, л.д. 54)

Говоря далее об этих «мерах», Осинский В.В. показал:

«О блоке “левых коммунистов” с “левыми” эсерами мне стало известно от Яковлевой, а затем от Бухарина. Мне было также известно от них, что в марте или апреле 1918 г. Бухарин выступил на бюро (московском областном) с предложением арестовать Ленина, Сталина и Свердлова. При этом Бухарин подчеркнул, что он склоняется к той точке зрения, что после ареста правительства нужно будет Ленина, Сталина и Сверлова физически уничтожить». (т. 44, л.д. 88 об.)

Аналогичное показание дал и Манцев В.Н., допрошенный в Прокуратуре Союза 20 февраля с.г., а именно:

«Я подтверждаю, что между “левыми коммунистами” и “левыми” эсерами был заключен блок.

Я подтверждаю, что примерно в марте—апреле на узком заседании бюро Бухарин сделал доклад, в котором допустил ряд клеветнических утверждений по адресу советского правительства и предлагал организовать свержение советской власти и арестовать Ленина, Сталина и Свердлова с тем, чтобы физически их уничтожить». (т. 44, л.д. 82)

О роли Л. Троцкого в заговоре против В.И. Ленина в 1918 г. обвиняемый Бухарин показал:

«К этому времени вновь возникла идея переворота и ареста Ленина, Сталина и Свердлова как определяющих фигур партийного и советского руководства, на этот раз по инициативе Троцкого, которому предложение “левых” эсеров стало известно, очевидно, как я предполагаю, от Пятакова». (т. 5, л.д. 124)

Допрошенная на предварительном следствии Яковлева В.Н. показала:

«Троцкий считал, что политическая борьба находится лишь в самом начале, что она может дойти до самых агрессивных форм, что против позиции Ленина по вопросу о мире “левые коммунисты” найдут поддержку у “левых” эсеров и у других партий, что надо готовиться к смене правительства и аресту его вождей, с Лениным и Сталиным во главе. Троцкий считал, что в столь острый период революции, при дальнейшем развитии борьбы, дело может не ограничиться одним лишь арестом вождей, что из ареста с логической неизбежностью вытекает и вопрос об их физическом устранении». (т. 44, л.д. 78)

Один из руководителей группы «левых коммунистов» Манцев В.Н., допрошенный на предварительном следствии, показал:

«Через несколько дней после разговора с Яковлевой меня пригласил к себе Троцкий. Я с ним имел тогда большой разговор на его квартире, причем Троцкий тогда пространно развивал мысль о необходимости убийства Ленина и Сталина». (т. 44, л.д. 84)

Следствие в настоящее время располагает неопровержимыми данными о том, что произведенное 30 августа 1918 г. эсеровской террористкой Ф. Каплан злодейское покушение на жизнь В.И. Ленина²⁴ явилось прямым результатом осуществления преступных замыслов «левых коммунистов» во главе с Бухариным Н.И. и их сообщников — «левых» и правых эсеров, и по инициативе обвиняемого Бухарина.

На допросе в Прокуратуре Союза ССР от 19 февраля с.г. Карелин В.А. показал:

«Я должен также признать самое тяжелое преступление — участие “левых” эсеров и “левых коммунистов” в организации покушения на Ленина. 20 лет скрывался этот факт от советского народа. Было скрыто, что мы совместно с правыми эсерами по настоянию Бухарина пытались убить Ленина. Процесс правых эсеров не вскрыл подлинной обстановки этого преступления и не выявил роли в нем “левых” эсеров и “левых коммунистов”[9].

После июльского мятежа ЦК “левых” эсеров принял решение о переходе к террористическим методам борьбы с советским правительством.

Необходимо заметить, что Прошьян и после мятежа встречался с Бухариным, который прямо поставил перед ним вопрос о физическом уничтожении Ленина. Точнее, вопрос о террористическом акте против Ленина был поднят Бухариным во второй половине июля 1918 г. Об этом Прошьян доложил нам, членам ЦК “левых” эсеров.

Такого рода требование “левых коммунистов” сыграло свою роль в смысле ускорения террористического акта против Ленина, совершенного ЦК правых эсеров». (т. 44, л.д. 86—87)

Это же подтвердил и Осинский В.В., на допросе от 19 февраля с.г. показавший следующее:

«В конце 1918 г. Стуков, который вместе с Бухариным был связан с эсерами, сказал мне, что выстрел, произведенный правой эсеркой Каплан в Ленина, был совершен не только по указанию руководства правых эсеров, но и явился результатом мероприятий, намеченных в свое время блоком “левых коммунистов” с эсерами и направленных к физическому уничтожению Ленина, Сталина и Свердлова». (т. 44, л.д. 89)

На произведенных Прокуратурой Союза ССР очных ставках с обвиняемым Бухариным свидетелей Осинского В.В., Яковлевой В.Н., Манцева В.Н., Карелина В.А. и Камкова Б.Д. последние полностью подтвердили свои показания, изложенные выше.

Под тяжестью этих улик обвиняемый Бухарин признал ряд преступных фактов и показал:

«Я должен признать, что у нас был непосредственный контакт с “левыми” эсерами, который базировался на платформе насильственного свержения Советского правительства во главе с Лениным, Сталиным и Свердловым, с последующим арестом Ленина, Сталина и Свердлова и созданием нового правительства из “левых коммунистов” и “левых” эсеров...» (т. 5, л.д. 122 об.)

Установленные в настоящее время данные о преступлениях, совершенных обвиняемым Бухариным и врагом народа Троцким в 1918 г. против Советского государства и его руководителей В.И. Ленина, И.В. Сталина и Я.М. Свердлова, проливают полный свет на всю последующую преступную контрреволюционную деятельность банды Бухарина и Троцкого, обвиняемой в настоящее время в тягчайших государственных преступлениях, совершенных ею по прямым заданиям фашистских разведок в период 1921—1937 гг.

Формула обвинения

Следствие считает установленным, что:

1. В 1932—1933 гг. по заданию разведок враждебных СССР иностранных  государств обвиняемыми по настоящему делу была составлена заговорщическая группа под названием «право-троцкистский блок», поставившая своей целью шпионаж в пользу иностранных государств, вредительство, диверсию, террор, подрыв военной мощи СССР, провокацию военного нападения этих государств на СССР, поражение СССР, расчленение СССР и отрыв от него Украины, Белоруссии, Средне-Азиатских республик, Грузии, Армении, Азербайджана и Приморья на Дальнем Востоке — в пользу упомянутых иностранных государств, наконец, свержение существующего в СССР социалистического общественного и государственного строя и восстановление в СССР капитализма и власти буржуазии.

2. «Право-троцкистский блок» вступил в сношение с некоторыми иностранными государствами в целях получения с их стороны вооруженной помощи для осуществления своих преступных замыслов.

3. «Право-троцкистский блок» систематически занимался в пользу этих государств шпионажем, снабжая иностранные разведки важнейшими государственными секретными сведениями.

4. «Право-троцкистский блок» систематически осуществлял вредительские и диверсионные акты в различных отраслях социалистического строительства (в промышленности, в сельском хозяйстве, на железнодорожном транспорте, в области финансов, коммунального хозяйства и т.п.).

5. «Право-троцкистский блок» организовал ряд террористических актов против руководителей ВКП(б) и Советского правительства и осуществил  террористические акты против С.М. Кирова, В.Р. Менжинского, В.В. Куйбышева, А.М. Горького.

Все обвиняемые уличаются как показаниями свидетелей, так и имеющимися в деле документальными данными и вещественными доказательствами, и полностью признали себя виновными в предъявленных им обвинениях.

На основании изложенного обвиняются:

1) Бухарин Николай Иванович, 1888 года рождения; 2) Рыков Алексей Иванович, 1881 года рождения; 3) Ягода Генрих Григорьевич, 1891 года рождения; 4) Крестинский Николай Николаевич, 1883 года рождения; 5) Раковский Христиан Георгиевич, 1873 года рождения; 6) Розенгольц Аркадий Павлович, 1889 года рождения; 7) Иванов Владимир Иванович, 1893 года рождения; 8) Чернов Михаил Александрович, 1891 года рождения; 9) Гринько Григорий Федорович, 1890 года рождения; 10) Зеленский Исаак Абрамович, 1890 года рождения; 11) Бессонов Сергей Александрович, 1892 года рождения; 12) Икрамов Акмаль, 1898 года рождения; 13) Ходжаев Файзулла, 1896 года рождения; 14) Шарангович Василий Фомич, 1897 года рождения; 15) Зубарев Прокопий Тимофеевич, 1886 года рождения; 16) Буланов Павел Петрович, 1895 года рождения; 17) Левин Лев Григорьевич, 1870 года рождения; 18) Плетнев Дмитрий Дмитриевич, 1872 года рождения; 19) Казаков Игнатий Николаевич, 1891 года рождения; 20) Максимов-Диковский Вениамин Адамович (Абрамович), 1900 года рождения; 21) Крючков Петр Петрович, 1889 года рождения, —

в том, что, являясь активными участниками антисоветского заговора, совершили тягчайшие государственные преступления, указанные в п.п. 1—5 формулы обвинения, предусмотренные ст.ст. 58^1а, 58², 58⁷, 58⁸, 58⁹ и 58¹¹ УК РСФСР, а обвиняемые Иванов, Зеленский и Зубарев, кроме того, совершили преступления, предусмотренные ст. 58¹³ УК РСФСР[10].

Вследствие изложенного все указанные выше обвиняемые подлежат суду Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР.

Дела в отношении Осинского В.В., Яковлевой В.Н., Манцева В.Н., Карелина В.А., Камкова Б.Д., Стукова И.Н., Артеменко Е.В., Запорожца И.В., Саволайнена И.М., Семенова Г.И. и Членова С.Б. — выделены в особое  производство.

Дело в отношении доктора Виноградова А.И. за его смертью производством прекращено.

Дело в отношении Енукидзе А.С. рассмотрено Военной Коллегией Верховного Суда СССР 15 декабря 1937 г.[11]

Настоящее обвинительное заключение составлено в г. Москве 23 февраля 1938 г.

Прокурор Союза ССР А. ВЫШИНСКИЙ

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Бухарин, вы признаете себя виновным в предъявляемых вам обвинениях.

БУХАРИН. Да, я признаю себя виновным в предъявленн[яем]ых мне обвинениях.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Рыков, вы признаете себя виновным в предъявленн[яем]ых вам обвинениях.

РЫКОВ. Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Ягода, вы признаете себя виновным в предъявленн[яем] ых вам обвинениях.

ЯГОДА. Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Крестинский, вы признаете себя виновным в предъявленн[яем]ых вам обвинениях.

КРЕСТИНСКИЙ. Я не признаю себя виновным. Я не троцкист. Я никогда не был участником право-троцкистского блока, о существовании которого я не знал. Я не совершил также ни одного из тех преступлений, которые вменяются лично мне, в частности, я не признаю себя виновным в связях с Германской разведкой.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. [Но в]Ваше признание на предварительном следствии [раньше, которое] вы подтверждаете[дили] ? [вы признаете себя виновным.]

КРЕСТИНСКИЙ. Да, [я подтвердил] на предварительном следствии признавал, но я никогда не был троцкистом.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Повторяю вопрос. Вы признаете себя виновным?

*КРЕСТИНСКИЙ. Я до ареста был членом Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) и сейчас остаюсь я таковым.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Вы признаете себя виновным в участии в шпионской деятельности и в участии в террористической деятельности.*[12]

КРЕСТИНСКИЙ. Я никогда не был троцкистом, я не участвовал в право-троцкистском блоке и не совершал ни одного преступления.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Раковский, вы признаете себя виновным [?] в предъявленных вам обвинениях?

РАКОВСКИЙ. Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Розенгольц, вы признаете себя виновным в предъявленн[яем]ых вам обвинениях.

РОЗЕНГОЛЬЦ. Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Иванов, вы признаете себя виновным в предъявленн[яем]ых вам обвинениях.

ИВАНОВ. Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Чернов, вы признаете себя виновным в предъявленн[яем]ых вам обвинениях.

ЧЕРНОВ. Признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Гринько, вы признаете себя виновным в предъявленн[яем]ых вам обвинениях.

ГРИНЬКО. Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Зеленский, вы признаете себя виновным в предъявленн[яем]ых вам обвинениях.

*ЗЕЛЕНСКИЙ. Да, признаю себя виновным в участии в организации правых, признаю себя виновным во вредительской деятельности, которую проводил по поручению центра правых,*[13] признаю себя виновным по засорению аппарата Центросоюза чуждыми и повстанческими [враждебными] кадрами, признаю себя виновным в службе в царской охранке.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Бессонов, вы признаете себя виновным в предъявленн[яем]ых вам обвинениях.

БЕССОНОВ. Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Икрамов, вы признаете себя виновным в предъявленн[яем]ых вам обвинениях.

ИКРАМОВ. Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Ходжаев, вы признаете себя виновным в предъявленн[яем]ых вам обвинениях.

ХОДЖАЕВ. Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Шарангович, вы признаете себя виновным в предъявленн[яем]ых вам обвинениях.

ШАРАНГОВИЧ. Я признаю целиком и полностью себя виновным.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Зубарев, вы признаете себя виновным в предъявленн[яем]ых вам обвинениях.

ЗУБАРЕВ. Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Буланов, вы признаете себя виновным в предъявленн[яем]ых вам обвинениях.

БУЛАНОВ. Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Левин, вы признаете себя виновным в предъявленн[яем]ых вам обвинениях.

ЛЕВИН. Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Плетнев, вы признаете себя виновным в предъявленн[яем]ых вам обвинениях.

ПЛЕТНЕВ. Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Казаков, вы признаете себя виновным в предъявленн[яем]ых вам обвинениях.

КАЗАКОВ. Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Максимов, вы признаете себя виновным в предъявленн[яем]ых вам обвинениях.

МАКСИМОВ. Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Крючков, вы признаете себя виновным в предъявленн[яем]ых вам обвинениях.

КРЮЧКОВ. Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Объявляется перерыв на 20 минут.

 

КОМЕНДАНТ СУДА. Суд идет, прошу встать.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Заседание суда продолжается. Т. [Вышинский] Прокурор, у вас есть [какие-нибудь] предложения о порядке ведения судебного следствия ?

ВЫШИНСКИЙ. Да, [я] имею. [В соответствии с государственным обвинением, в ведении судебного следствия] я просил бы установить следующий порядок ведения судебного следствия: начать допрос с подсудимого Бессонова. Далее я прошу допросить Гринько, Чернова, Икрамова, Крестинского, Зубарева, Рыкова, Шаранговича, Ходжаева, Зеленского, Икрамова, Раковского, Розенгольца, а затем Бухарина, Левина, Буланова, Ягоду, Плетнева, Крючкова, Казакова и последним Максимова.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. У защиты есть возражения против предложенного порядка?

[Голоса: Нет.]

ЗАЩИТНИК БРАУДЕ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. У подсудимых есть возражения против предложенного порядка ведения судебного следствия?

ПОДСУДИМЫЕ. Нет.

[Начинаем продолжать] ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Прежде чем приступить к допросу подсудимых, [нужно предупредить обе] я считаю необходимым предупредить стороны и подсудимых, что те пропуски и умолчания, которые были при оглашении обвинительного заключения, должны быть приняты во внимание в ходе судебного следствия.

Подсудимый Бессонов, вы подтверждаете те показания, которые [вы] да[ва]ли на предварительном следствии [вы подтверждаете]?

БЕССОНОВ. Да. Подтверждаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Т. Прокурор, у вас есть вопросы к подсудимому Бессонову? [В таком случае у суда больше нет вопросов подсудимому.]

ВЫШИНСКИЙ. [У меня] Да, есть вопросы.

Подсудимый Бессонов, [будьте добры,] сообщите суду коротко в нескольких словах [, в нескольких словах,] вашу биографию. [, т.е. биографические данные, касающиеся вас.]

БЕССОНОВ. Я родился в 1892 г., в городе Кержач, Владимирской губернии. [, в семье подпоручика.] Учился я во Владимирском духовном училище, [а затем] в духовной семинарии, затем был направлен за границу.

ВЫШИНСКИЙ. Вы окончили духовную семинарию?

БЕССОНОВ. Нет, не окончил. Я был два раза исключен.

ВЫШИНСКИЙ. А чем объясняется, что вы поступили именно в духовную семинарию?

БЕССОНОВ, [(ответ не слышен)] Отец был дьячком — этим и объясняется то, что я поступил в духовное училище, а затем и в духовную семинарию.

ВЫШИНСКИЙ. Кем вы были отправлены за границу?

БЕССОНОВ. [Одним] Московским ме[т]ценатом Шаховым в 1912 г.

ВЫШИНСКИЙ. В 1912 г.?

БЕССОНОВ. [Да.] Затем я вернулся в Россию, поступил на естественный факультет, чтобы получить диплом. Был выслан в Вологодскую губернию вследствие того, что принимал участие в эсеровской организации.

ВЫШИНСКИЙ. [Значит, в]Вы вступили в эсеровскую партию [эсеров] [социал-революционеров] в 1912 г.?

БЕССОНОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. И в этой партии пробыли? [...]

БЕССОНОВ. До 1918 г.

ВЫШИНСКИЙ. Следовательно, Октябрьская революция вас застала [, когда вы были] в рядах эсеров?

БЕССОНОВ. [Эсеров.] Да.

ВЫШИНСКИЙ. Ваше отношение к Октябрьской революции?

БЕССОНОВ. Эсеровское.

ВЫШИНСКИЙ. То есть?

БЕССОНОВ. Вместе с другими эсерами я не принимал Октябрьской революции. [У меня начались разногласия с эсерами лишь весной 1918 г., которые привели к тому, что в] В августе 1918 г. я порвал с эсерами и в октябре 1918 г. об этом заявил официально.

ВЫШИНСКИЙ. Но [Д]до 1918 г.?

БЕССОНОВ. До 1918 г. разделял целиком и полностью установки эсеровской партии за исключением военного периода, когда я был пораженцем.

ВЫШИНСКИЙ. [Хорошо. Следовательно, в] В этот период времени ваше отношение к Октябрьской революции, коммунистической партии было какое? Положительное или отрицательное?

БЕССОНОВ. Отрицательное.

ВЫШИНСКИЙ. В чем заключалось ваше отрицательное отношение?

БЕССОНОВ. Я выступал по поручению Вологодского городского и областного комитетов эсеровской партии в качестве докладчика на собраниях, развивал и обосновывал позиции эсеров в отношении Октябрьской революции и по [отделу] событиям[й] текущего дня. Последним моим публичным выступлением было выступление по поводу Брестского мира.

ВЫШИНСКИЙ. В чем выражалось это ваше выступление?

БЕССОНОВ. Я резко и отрицательно относился к заключению Брестского мира.

ВЫШИНСКИЙ. В 1919 г.?

БЕССОНОВ. В 1919 г. я стоял целиком и полностью на платформе поддержки советской власти, пошел добровольцем в Красную армию.

ВЫШИНСКИЙ. [Это уже в последующий период.] Когда вы вступили в коммунистическую партию?

БЕССОНОВ. В 1920 г., в мае месяце.

ВЫШИНСКИЙ. Когда вы вступили на путь троцкистской деятельности?

БЕССОНОВ. Я просил бы разрешить дать мне возможность рассказать об этом подробнее. [связно.]

ВЫШИНСКИЙ. Это дело суда.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. [Покороче, пожалуйста.] Изложите только основные факты.

БЕССОНОВ. Моя троцкистская деятельность началась в 1931 г. в Берлине.

ВЫШИНСКИЙ. При каких обстоятельствах?

БЕССОНОВ. Я работал в 1931 г. [в качестве члена совета] в Берлинском[го] торгпредстве[а] СССР и заведовал отделом торговой политики. [берлинского торгпредства. Это обстоятельство сделало необходимым, [привело к тому][14] что в] В процессе переговоров, которые Советское правительство вело в 1931 г. с германскими промышленниками относительно предоставления кредитов, я оказался одной из наиболее активных фигур в переговорах. [, принимал в них очень большое участие.] Я на этой почве тесно связался с [Юрием Леонидовичем] Пятаковым, который и вовлек меня в троцкистскую организацию.

ВЫШИНСКИЙ. В чем выразилась ваша подпольная троцкистская деятельность в тот период?

БЕССОНОВ. *Основная задача, которую передо мною тогда поставил Пятаков, независимо от моего [со]участия в переговорах с германскими  промышленниками,*[15] — переговорах, которые, конечно, заслуживают того, чтобы на них остановиться несколько более подробно позже, — основной задачей, которую поставил передо мною Пятаков, было [создание] [организация] установление постоянной регулярной связи с Троцким.

ВЫШИНСКИЙ. [Дальше.] Почему именно к вам обратился [Пятаков] он [о создании [об организации] этой связи] с предложением организовать эту связь. [Чем он объяснял это, или чем вы объясняли это?]

БЕССОНОВ. Насколько я понимаю, Пятаков находился в связи с Троцким и до того. [, как я включился в установление этой связи, н] Но эта связь носила не регулярный [и не систематический] характер, страдала целым рядом дефектов. [, а] А между тем обстоятельства [, о которых я буду говорить дальше,] требовали от Пятакова и от всей троцкистской организации установления регулярной постоянной связи, при которой получения[е директив] [заданий] директив Троцкого и информации [его] о [непосредственной] деятельности [о] троцкистов в СССР было [носила] бы постоянным.[й непрекращающийся¹ характер.] Это был основной мотив, который привел к созданию в Берлине постоянного пункта связи, функционировавшего вплоть до моего отъезда из Берлина в феврале прошлого года.[16]

ВЫШИНСКИЙ. [Следовательно, выбор на вас остановился п] По каким же обстоятельствам [?] выбор остановился на вас?

БЕССОНОВ. [Выбор на мне остановился, потому что я] Я представлял из себя одну из наиболее, я бы сказал, прочных фигур в составе Берлинского торгпредства.

ВЫШИНСКИЙ. Какую должность вы там занимали?

БЕССОНОВ. Я занимал должность члена советского торгпредства.

ВЫШИНСКИЙ. В Берлинском торгпредстве.

БЕССОНОВ. Да, в Берлинском торгпредстве, которое было тогда наиболее центральным торгпредством, через которое велись торговые переговоры с 10-ю европейскими странами. Работа эта требовала[ует] очень длительных навыков и, совершенно естественно, существовало определенное мнение о том, что в этой обстановке я, вероятно, останусь и наиболее длительно буду сидеть в Берлине.

ВЫШИНСКИЙ. Следовательно, ваше служебное положение представляло [известное] значительное удобство для выполнения обязанностей связиста?

БЕССОНОВ. Совершенно правильно.

ВЫШИНСКИЙ. Вы согласились на эту роль?

БЕССОНОВ. Да, я согласился.

ВЫШИНСКИЙ. Почему?

БЕССОНОВ. Я уже сказал, что Пятаков вовлек меня в троцкистскую организацию...

ВЫШИНСКИЙ. Следовательно, согласились как троцкист[а]?

БЕССОНОВ. Пятаков вовлек меня в троцкистскую организацию, следовательно, я принимал на себя тем самым и определенные обязательства в отношении этой организации. Если мне давалось поручение, в частности, организовать с Троцким связь, то я это поручение выполнял.

ВЫШИНСКИЙ. В то время вам было известно [было о том], что троцкистская организация под руководством Пятакова, как представителя Троцкого в СССР и самого Троцкого, ведет уже определенную заговорщическую конспиративную подрывную работу?

БЕССОНОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Каким образом это вам стало известно и при каких обстоятельствах?

*БЕССОНОВ. Пятаков, когда он вел со мною один из решительных разговоров [в этой области, он охарактеризовал мне довольно подробно положение внутри СССР] в этой области, дал мне картину состояния оппозиции внутри СССР,*[17] *[положение,] в котором я сам по вполне понятным причинам, как и большинство работающих за границей, не вполне отчетливо ориентировался.*[18] Он обрисовал это положение [, как я сейчас представляю,] в совершенно ложном клеветническом виде, но тем не менее картина, которую он нарисовал, была достаточно выразительной для того, чтобы повлиять на меня определенным образом. Кроме того, сам Пятаков как личность не мог не импонировать мне. Из среды людей, с которыми до сих пор сталкивала меня жизнь, он великолепно ориентировался в европейских делах и импонировал мне [в] как хозяйственник.

Я стал слушать Пятакова со значительно большим вниманием, чем при других обстоятельствах. Я, как и многие другие сотрудники за границей, широко знакомился с иностранной [антисоветской] нелегальной, в наших советских условиях, литературой, в частности, с выпускавшимся Троцким бюллетенем. *И, наконец, Пятаков, когда он пришел для того, чтобы меня организовать — [, — на так называемом техническом языке НКВД, —] завербовать, — он дал мне картину состояния оппозиционных сил внутри СССР.*[19] Прежде всего он отметил факт общения троцкистов и зиновьевцев на общей платформе. Он указал далее на то, что предприняты шаги, установлен контакт с правыми, шаги, которые обещают быть очень успешными. Говорилось о фактическом недовольстве среди широких слоев нелегальных объединений троцкистско-зиновьевских организаций, к которым  потом предполагалось привлечь и правых, с которыми в действительности контакт был установлен. Пятаков ставил довольно решительно вопрос о том, что идет рсчь о смене руководства.

ВЫШИНСКИЙ. [Это дальше мы выясним. Сейчас [меня] [нас интересует организационный вопрос.] Вы тогда из разговоров с Пятаковым узнали, что существует оформленная организация?

БЕССОНОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Под чьим руководством [, со слов Пятакова,] эта организация действовала?

БЕССОНОВ. [Действовала организация в целом] Пятаков нисколько [этого] не скрывал, [она] что организация в целом руководствовалась [указаниями] [директивами][20] Троцкого.

ВЫШИНСКИЙ. [Относительно правых, ч] Что конкретно вам говорил Пятаков относительно правых и кого он называл?

БЕССОНОВ. Пятаков говорил, что предпринимаются шаги для установления организационного контакта с правыми.

ВЫШИНСКИЙ. С кем именно?

БЕССОНОВ. С Бухариным, Рыковым и Томским.

ВЫШИНСКИЙ. А [относительно того, что] эти последние — Бухарин, Рыков и Томский — со своей стороны делали какие-либо [шаги для установления контакта. Вам говорили?] шаги в этом направлении?

БЕССОНОВ. [Вы знаете, что д] До 1931 г. таких разговоров я не знаю. [не было.[

ВЫШИНСКИЙ. А были ли такие разговоры?

БЕССОНОВ. В 1932 г. Пятаков об этом говорил, правда, не останавливался на этом подробно.

ВЫШИНСКИЙ. [Как?] Что говорил?

БЕССОНОВ. В 1932 г. Пятаков говорил о том, что контакт установлен.

ВЫШИНСКИЙ. [А] В 1932 г., [о том, что стоит] следовательно, задача налаживания такого контакте удалась?

БЕССОНОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. При каких обстоятельствах?

БЕССОНОВ. В 1932 г. я виделся с [ним] Пятаковым несколько раз. Он очень длительное время был в Германии по делам торговых переговоров. Я виделся с ним очень часто, и в один из разговоров он мне сказал об этом.

ВЫШИНСКИЙ. [Продолжайте рассказывать дальше.] Словом, троцкистская группа организована под руководством своего центра, к ней примыкают зиновьевцы, и в этот период времени ведутся, по вашим данным, переговоры с бухаринцами?

*БЕССОНОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Позвольте спросить у Бухарина.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. [Спрашивайте.] Пожалуйста.

ВЫШИНСКИЙ. Обвиняемый Бухарин, вы [в этой части] можете подтвердить показания Бессонова,*[21] что [1931 г. велись переговоры Вашей группой с троцкистско-зиновьевской организацией [контакты] о Вашей антисоветской работе?] в этот период ваша группа вела переговоры с зиновьевской организацией о вашей работе?

БУХАРИН. Я подробно показал в своих показаниях на предварительном[у] следствии[ю], что попытки контакта [с] правых[ми,] с зиновьевцами, а потом и с троцкистами [датировались] были и раньше.

*ВЫШИНСКИЙ. [Действительно, в это время в] Вы, — обвиняемый Бухарин, а также Рыков и Томский — вели переговоры с Пятаковым и другими троцкистами об объединенных действиях против советской власти?*[22]

БУХАРИН. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Вы это подтверждаете?

БУХАРИН. Я это подтверждаю.

ВЫШИНСКИЙ. (К Бессонову). [Пожалуйста, п] Продолжайте ваши [показания] объяснения. [рассказ о развитии вашей троцкистской подпольной деятельности.]

БЕССОНОВ. Пятаков поставил передо мной задачу — организовать систематическую постоянную связь с Троцким.

ВЫШИНСКИЙ. Что же реально вы сделали в этом отношении?

БЕССОНОВ. После нескольких разговоров с ним на эту тему (это было в начале мая 1931 г.) и по его совету, я с рекомендательной запиской Пятакова разыскал в Берлине сына Троцкого — Седова и через него передал первое письмо Пятакова к Троцкому.

ВЫШИНСКИЙ. [Скажите кратко — ] Скажите, где, когда, в какое время [вы встретились с Седовым] и при какой обстановке вы вручили ему письмо?

БЕССОНОВ. Седов стоял тогда в центре внимания германской, я бы сказал, бульварной прессы, ибо перед этим с его сестрой — дочерью Троцкого — произошло[ел] одно происшествие [один аксидант], в результате которого германская печать очень много писала о самом Троцком, об его детях и, в частности, о Седове, который в то время учился в Берлинском Политехникуме. Разыскать Седова не представляло для меня никаких трудностей, точно так же как не представляло трудностей разыскать любого человека в Берлине, потому что я располагал в Берлине очень многими связями. [Мне не представляло труда] Я бы мог установить связи с Седовым любым [другим] образом, но, по совету Пятакова, для того, чтобы не очень афишировать это дело, [я] воспользовался адресом, который он указал в одной из дневных берлинских газет...

ВЫШИНСКИЙ. ...и по этому адресу?

БЕССОНОВ. ...и по этому адресу в конце мая 1931 г. с рекомендательной запиской Пятакова я разыскал Седова и имел с ним [очень] краткий разговор.

ВЫШИНСКИЙ. Седов вас знал до этого?

БЕССОНОВ. Нет, не знал.

ВЫШИНСКИЙ. Вы для него были совершенно новый человек?

БЕССОНОВ. Да, новый человек.

ВЫШИНСКИЙ. Почему же Седов согласился вести с вами, с незнакомым ему человеком, разговор на эту тему?

БЕССОНОВ. Я передал записку Пятакова — этого было достаточно.

ВЫШИНСКИЙ. И после этого?

БЕССОНОВ. После этого он со мной разговаривал довольно подробно по вопросу об организации этой переписки. Он сразу сказал, что речь идет не об одном-двух письмах, которые можно взять для переотправки, а об установлении систематической связи.

ВЫШИНСКИЙ. Чем кончился ваш разговор с Седовым?

БЕССОНОВ. Он считал, что необходимо, если ставить перед собой задачу постоянной связи, выделить специального человека, не столь стоящего на виду, как стоит он, Седов. Через некоторое время, встретившись с Седовым заранее установленным способом — на одном из берлинских вокзалов, я ему передал письмо [первое письмо] от Пятакова к Троцкому, которое [он] Троцкий и получил и на которое в сравнительно непродолжительное время был получен ответ. Вместе с тем были переданы и первые деньги, которые дал мне Пятаков.

ВЫШИНСКИЙ. Какие деньги?

*БЕССОНОВ. Он дал мне 2.000 [немецких] марок [рублей] для передачи Седову специально на расходы, связанные с переотправкой первых писем.*[23]

ВБ1ШИНСКИЙ. Что это были за деньги?

БЕССОНОВ. Я не [могу] знаю.[ть.] Пятаков располагал довольно большими суммами.

ВЫШИНСКИЙ. [Какие суммы?] Какие это были суммы, ему лично принадлежащие?

БЕССОНОВ. Я думаю, что они не принадлежали Пятакову.

ВЫШИНСКИЙ. А чьи же они были?

БЕССОНОВ. Это были деньги Советского государства, представленные Пятакову как председателю Комиссии по переговорам...

ВЫШИНСКИЙ. Для чего они были предоставлены?

БЕССОНОВ. Я так полагаю, что они были предоставлены для так называемых представительских расходов.

ВЫШИНСКИЙ. То есть расходов, связанных с его официальной работой?

БЕССОНОВ. Да, конечно, но [. Э] эти деньги были использованы для организации первоначальной связи с Троцким.

ВЫШИНСКИЙ. Как вы можете это квалифицировать, в соответствии с нынешней обстановкой, на языке Уголовного Кодекса. Как можно квалифицировать такое использование чужих средств в преступных целях?

БЕССОНОВ. (Молчит).

ВЫШИНСКИЙ. Может быть, я вам помогу?

БЕССОНОВ. Я думаю, что вы это сделаете лучше меня. То, что у меня может звучать сейчас неискренне и неубедительно, у вас будет звучать по-настоящему.

ВЫШИНСКИЙ. Выходит так, что Пятаков крал государственные деньги? Воровал их и направлял эти деньги на помощь троцкистской организации? [Так ли это?]

БЕССОНОВ. Да, совершенно верно.

ВЫШИНСКИЙ. А вы ему помогали в этом деле?

БЕССОНОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Он воровал, вы ему помогали, [. Вы получили] передав от Пятакова 2.000 марок, [. Продолжайте, что было потом] принадлежащих  Советскому государству?

БЕССОНОВ. Да, это так, но на этом денежные отношения с Седовым кончились, потому что, насколько я помню, в тот период через Седова было отправлено и получено не больше 3-х писем.

ВЫШИНСКИЙ. А вообще денежные отношения [, как вы их называете,] с троцкистами на этом кончились?

БЕССОНОВ. Я предпочитаю коснуться этого позже, потому что имею показать по этому вопросу целый ряд фактов. Должен сказать, что, конечно, денежные отношения с троцкистами на этом отнюдь не закончились.

ВЫШИНСКИЙ. Они продолжались и дальше?

БЕССОНОВ. Я бы не сказал, что было прямое финансирование из советских денег...

ВЫШИНСКИЙ. Но что имело место?

БЕССОНОВ. Но имело место использование ситуации, создавшейся в Германии, и советского служебного положения для широкого получения средств на нелегальную троцкистскую работу. Это не подлежит никакому сомнению.

ВЫШИНСКИЙ. [Т.е. и дальше продолжалось ф] Финансирование троцкистской организации за счет интересов Советского государства [?] продолжалось и дальше?

БЕССОНОВ. Безусловно.

ВЫШИНСКИЙ. [*А как это делалось, вы предпочитаете сказать об этом дальше. Хорошо, я на этом не настаиваю. Это свидание с Седовым у вас ограничилось этим вопросом?*[24] Дальше, пожалуйста.] [Вернемся к свиданию с Седовым. Как же обстояло дело со связью ?] Продолжайте.[25]

БЕССОНОВ. [Дело в том, что в] Во время первого свидания с Седовым он поставил вопрос о том, чтобы для постоянной связи [о нецелесообразности такого типа организации связи. И сам он не мог часто покидать Берлин, и его поездки были бы заметны, а поэтому предлагалось для постоянной связи] с Троцким выделить специального человека.

ВЫШИНСКИЙ. Это была инициатива Седова?

БЕССОНОВ. Да, я говорил об этом с Пятаковым. Он считал это совершенно правильным и вскоре (это было в начале июля или в конце июня 1931 г.) *познакомил меня с инженером Ра[е]йхом, в то время работавшим в отделе черной металлургии Берлинского Торгпредства,*[26] человеком, который очень хорошо знал Европу, в частности, европейскую металлургию, бывал в разных странах, говорил на нескольких европейских языках.

ВЫШИНСКИЙ. А главное? [был кем?]

БЕССОНОВ. И самое главное, [вы совершенно правы,] с 1923 г. был троцкистом.

ВЫШИНСКИЙ. Вы его до этого момента не знали?

БЕССОНОВ. Я его до этого момента не знал.

ВЫШИНСКИЙ. Совершенно?

БЕССОНОВ. Совершенно.

ВЫШИНСКИЙ. И не встречались с ним?

БЕССОНОВ. Я видел его иногда в коридорах Торгпредства.

ВЫШИНСКИЙ. Если вы его видели в Торгпредстве, значит, знали?

БЕССОНОВ. Я не знал его фамилии.

*ВЫШИНСКИЙ. Хорошо, но знали этого человека в лицо? Знали, что есть такой Ра[е]йх, но не знали его лично?*[27]

БЕССОНОВ. Да, до тех пор, пока меня не познакомил с ним...

ВЫШИНСКИЙ. До тех пор пока вас с ним не познакомил как с троцкистом Пятаков, вы Ра[е]йха знали?

БЕССОНОВ. Как сотрудника Торгпредства.

ВЫШИНСКИЙ. Это не был для вас новый человек?

БЕССОНОВ. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. Вы только не знали, что он связан с Троцким?

БЕССОНОВ. [Не[т]знал.] Нет.

ВЫШИНСКИЙ. И [вот,] вас связал с ним, как с троцкистом, Пятаков.

*БЕССОНОВ. Да. [, Пятаков.]

ВЫШИНСКИЙ. [Ну, это ясно.][28] А когда Ра[е]йх стал Иогансоном?

БЕССОНОВ. Ра[е]йх заявил, что техника связи представляет собой очень простое несложное дело,*[29] правда, это требует довольно большого количества денег и большой скромности от человека, который осуществляет эту связь. Но [со стороны] сотруднику [а] советского торгового представительства, который всюду ездит с [красным] советским паспортом, это довольно затруднительно, потому что на каждой границе он будет вызывать специальное внимание [пограничников], и с этой точки зрения нужно найти другого человека, который мог бы [мог] осуществлять эту работу по связи таким образом, чтобы курсировать по границе, не возбуждая подозрение.

Тогда [этот вопрос] об этом было сообщено Пятакову. [Пятаков сообщил: собственно, отыскать] Он сказал, что иностранца искать для этой цели нет смысла, а можно Ра[е]йха сделать иностранцем. И, действительно, Ра[е]йх стал иностранцем, т.е. в 1931 г., я думаю, это было в декабре месяце, Ра[е]йху удалось не без помощи троцкистов превратиться в Карла Иогансона.

ВЫШИНСКИЙ. [Как вы сказали?][30] При помощи троцкистов? [и их денег?]

БЕССОНОВ. Да, при помощи троцкистов.

ВЫШИНСКИЙ. При помощи троцкистов он получил паспорт?

*БЕССОНОВ. Я знаю, что получение паспорта связано с подкупом должностных лиц, [но][31] я не [случайно] исключаю возможности, что это имело место при денежной поддержке троцкистов, потому что мне Пятаков говорил, что это стоит известных денег.*[32]

ВЫШИНСКИЙ. Троцкисты достали паспорт?

БЕССОНОВ. [Нет, п] Паспорт они достали датской натурализации.

ВЫШИНСКИЙ. Но все это было подложной механикой, на самом деле он не датчанин, в Дании до этого не был?

БЕССОНОВ. Никогда он не был в Дании.

ВЫШИНСКИЙ. Какая же тут натурализация, когда он не был в Дании. [Словом, это было какой-то не совсем скромной операцией.] [преступление]

БЕССОНОВ. Паспорт был форменный, настоящий.

ВЫШИНСКИЙ. Но по существу?

БЕССОНОВ. По существу здесь имело место [, прежде всего, существование] двойное [ го] гражданство. [а, потому что в течение последнего месяца] В конце 1931 г. или в начале [и, если не ошибаюсь, первых трех месяцев] 1932 г. [ — я не могу восстановить сейчас когда это произошло — ] Ра[е]йх будучи [сделался] советским гражданином, сотрудником торгпредства сделался, благодаря содействию троцкистов и деньгам, датским гражданином. Весной 1932 г. он был откомандирован в Москву, но в Москву он не поехал и стал невозвращенцем. И с тех пор я его знаю как Иогансона, [и встречался со мной как датчанин,] который служит для связи между мною и Троцким.

ВЫШИНСКИЙ. Ра[е]йх стал датчанином и невозвращенцем. Он был двойником?

БЕССОНОВ. Некоторое время он имел два гражданства, из них одно — советское гражданство — было открытое, а [другое тайное] датское — тайное.

ВЫШИНСКИЙ. Какое гражданство было открытое?

БЕССОНОВ. Советское гражданство было открытое, а датское — тайное.

ВЫШИНСКИЙ. Следовательно, здесь подлог, и, кроме того, невозвращенчество[ец], а это измена уже, когда советский гражданин превращается в невозвращенца, этим самым он изменяет своей[му долгу] родине.

БЕССОНОВ. Безусловно.

ВЫШИНСКИЙ. Вы это знали и этому делу содействовали, так я понимаю?

БЕССОНОВ. Это совершенно правильно.

ВЫШИНСКИЙ. Что же, [этот] этот Ра[е]йх играл крупную роль в смысле связи по троцкистским делам?

БЕССОНОВ. Безусловно, он играл большую роль.

[Я, собственно, знаю только то] Я знаю, что Ра[е]йх выполнял поручения Троцкого и по ряду других стран. Я хочу говорить только то, что я знаю.

ВЫШИНСКИЙ. Нас [не] и интересует не то, что вы предполагаете, а то, что вы знаете.

БЕССОНОВ. [Я знаю] [То, что е] Его работа выражалась в систематическом привозе и отвозе корреспонденции. Во-вторых, он организовывал встречи с Троцким или с Седовым, когда это нужно было.

ВЫШИНСКИЙ. Встречи [для вас?] с вами?

БЕССОНОВ. Я имею в виду встречу Пятакова в 1932 г. [, которая была им организована.] Затем я имею в виду встречу Крестинского с Троцким, которая была в октябре 1933 г.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, в октябре 1933 г., при помощи Ра[е]йха была организована встреча Крестинского с Троцким?

БЕССОНОВ. Да, была организована встреча Крестинского с Троцким.

ВЫШИНСКИЙ. А вам откуда было известно, что Ра[е]йх организовал встречу?

БЕССОНОВ. О существовании Ра[е]йха, кроме меня и Пятакова, никто не знал.

ВЫШИНСКИЙ. А Крестинский знал о существовании Ра[е]йха?

БЕССОНОВ. Он, вероятно, знал.

ВЫШИНСКИЙ. Почему вы так полагаете?

БЕССОНОВ. Крестинский работал в Берлине в качестве полпреда.

ВЫШИНСКИЙ. Ра[е]йх был в полпредстве как официальное лицо. Это верно?

БЕССОНОВ. Безусловно.

ВЫШИНСКИЙ. Каким образом этот Ра[е]йх организо[вы]вал свидания[е] Крестинского с Троцким?

БЕССОНОВ. Я, собственно говоря, технических[е] условий[я] этого свидания не могу рассказать суду, [потому что...] ибо его не знаю.

ВЫШИНСКИЙ. А что вы можете показать [рассказать]?

БЕССОНОВ. [Я могу рассказать [показать] только, что к] Когда Крестинский поздним летом 1933 г. приезжал лечиться в Германию, он долгое время оставался в Берлине. Он имел со мной два раза разговор, который можно было характеризовать как разговор членов троцкистской организации. Первый разговор касался [относительно] относительно условий свидания между Троцким и Крестинским.

ВЫШИНСКИЙ. Кто же желал этого свидания: Троцкий или Крестинский?

БЕССОНОВ. Крестинский. Нужно сказать, что это была нелегкая задача в тот период. В этот период Троцкий стал в известной степени в центре европейского внимания, о нем [страшно] много писали в газетах, и в этих условиях организовать свидание было нелегко. [Во всяком случае, я сам за эту задачу не взялся бы.] Я не сомневался, что Йогансон располагает широкими связями, и это дело может без труда устроить. Я вызвал его в Берлин, и, действительно, через некоторое время он вернулся и сообщил, что свидание может состояться в октябре 1933 г.

ВЫШИНСКИЙ. Когда?

БЕССОНОВ. В октябре 1933 г.

ВЫШИНСКИЙ. Следовательно, вы оказали Крестинскому содействие в организации встречи с Троцким?

БЕССОНОВ. Крестинский знал, что я организовал это дело, но как я организовал это дело, Крестинский не знал.

ВЫШИНСКИЙ. Технической стороны?

БЕССОНОВ. Да, технической.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, мы можем установить такие факты: первое это то, что [он] Крестинский проезжал через Берлин.

БЕССОНОВ. Я думаю, что это было в сентябре или в конце августа 1933 г.

ВЫШИНСКИЙ. Куда он ехал?

БЕССОНОВ. В Кисинген.

ВЫШИНСКИЙ. Зачем?

БЕССОНОВ. Он лечился.

[ВЫШИНСКИЙ. После чего вы с ним встретились?]

[БЕССОНОВ.] Он остановился в торгпредстве, и я с ним разговаривал. Дважды мы разговаривали на троцкистские темы.

ВЫШИНСКИЙ. А он говорит, что никогда троцкистом не был. Может быть, он порицал троцкистов. Вы слышали сами здесь, [когда] что он говорил, что он троцкистом не был. Как это, правильно или нет?

БЕССОНОВ. (Улыбается).

ВЫШИНСКИЙ. Чему вы улыбаетесь?

*БЕССОНОВ. Я улыбаюсь, потому что я стою здесь на этом месте, [ибо] потому что Николай Николаевич Крестинский назвал меня как связиста с Троцким.*[33] А кроме него и Пятакова никто об этом не знал. И если бы в декабре 1933 г. Крестинский со мной не говорил об этом обстоятельстве, то я [если] бы не находился на скамье подсудимых...

ВЫШИНСКИЙ. Так что, вы считаете, что вы обязаны ему в этом деле?

[БЕССОНОВ. Как он может утверждать, если...]

[ВЫШИНСКИЙ.] Позвольте спросить подсудимого Крестинского.

Подсудимый Крестинский, вы действительно приезжали в Кисинген в 1933 г. в августе или сентябре?

КРЕСТИНСКИЙ. В начале сентября.

ВЫШИНСКИЙ. Этот факт подтверждаете?

КРЕСТИНСКИЙ. Подтверждаю.

ВЫШИНСКИЙ. С Бессоновым виделись?

КРЕСТИНСКИЙ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Разговаривали?

КРЕСТИНСКИЙ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. О чем? [О погоде?] О погоде?

КРЕСТИНСКИЙ. Он был советником полпредства в Берлине, [который] в это время исполнял обязанности поверенного в делах. [и о] Он информировал меня о политическом положении в Германии, о настроениях фашистской партии, которая в то время была у власти, об их программе и установке к СССР.

ВЫШИНСКИЙ. А о троцкистских делах?

КРЕСТИНСКИЙ. Мы с ним не говорили. Я троцкистом не был.

ВЫШИНСКИЙ. Никогда не говорили?

КРЕСТИНСКИЙ. Никогда.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, Бессонов говорит неправду, а вы говорите правду. Вы всегда говорите правду?

КРЕСТИНСКИЙ. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. Не всегда.

*[Я задаю вам вопрос, вы отвечаете, а объяснения будете делать тогда, когда позволит суд. Я задал вам вопрос: правду ли говорит Бессонов?]

[ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.] Подсудимый Крестинский, [слушайте вопрос и потрудитесь отвечать.]

[ВЫШИНСКИЙ. Н] нам придется с вами разбираться в серьезных делах и горячиться не нужно.*[34]

[Позвольте вас спросить. С] следовательно, Бессонов говорит неправду?

КРЕСТИНСКИЙ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Но вы тоже не всегда говорите правду. Верно?

КРЕСТИНСКИЙ. Не всегда говорил правду во время следствия.

ВЫШИНСКИЙ. А [во время не следствия,] в другое время говорите всегда правду?

КРЕСТИНСКИЙ. Правду.

*ВЫШИНСКИЙ. Почему же такое неуважение к следствию, когда ведут следствие, вы говорите неправду. Объясните.

(Крестинский молчит).

Ответов[ы] не слышу. Вопросов не [задаю] имею.

[Позвольте к Бессонову.] [продолжить допрос] Подсудимый Бессонов, когда имели место ваши разговоры с Крестинским ?*[35]

[Меня интересует, все-таки, хотя мы допрашиваем вас как обвиняемого, но повторяю, меня интересует Крестинский. Разрешите [вас спросить по поводу ] вопрос о Крестинском [го более подробно. Когда имели место разговоры с Крестинским] о троцкистских делах?

БЕССОНОВ. В Берлине был не первый разговор, а второй.

ВЫШИНСКИЙ. А где был первый?

БЕССОНОВ. Первый имел место в Москве, в мае 1933 г.

ВЫШИНСКИЙ. При каких обстоятельствах, когда и о чем именно вы говорили с Крестинским в Москве о троцкистских делах?

БЕССОНОВ. [В мае 1933 г., когда я был в Москве, в] Вернувшись в Москву [вместе] со всей торговой организацией из Англии, я был назначен советником полпредства СССР в Германии. [Перед тем как туда поехать и прежде чем] Прежде чем принять этот пост, я имел длительную беседу с Пятаковым и Крестинским.

ВЫШИНСКИЙ. Пятаков меня сейчас не интересует, сейчас интересует Крестинский.

ВЫШИНСКИЙ. Где вы разговаривали с ним?

БЕССОНОВ. В кабинете [Николая Николаевича] Крестинского в НКИД.

ВЫШИНСКИЙ. О троцкистских делах?

БЕССОНОВ. [Николай Николаевич] Да, Крестинский мне сказал, что, [он хорошо представляет меня] на основе рекомендации и разговора Пятакова, [и] он считает необходимым со мною говорить совершенно откровенно относительно тех задач, которые стоят передо мною в Берлине. *Он сказал мне, что он уже говорил о моем назначении с немцами, московскими немцами, — имея в виду немецкое посольство в Москве.*[36]

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Бессонов[?], вы не забыли моего предупреждения в начале судебного следствия.

*БЕССОНОВ. То, что я хочу сказать, ни в какой степени, вероятно, не затрагивает чести ни одного из посольств, и что германская сторона довольна моим назначением, потому что я долго работал в Германии, хорошо знаю Германию, и они меня знают, и что с этой точки зрения они довольны тем, что имеют знакомую фигуру.*[37] Действительный смысл, конечно, всего этого замечания заключался в том, что очень ярко формулировал раньше, до этого, Пятаков [и] неоднократно и до этого говорил мне Крестинский, что моя работа в Германии в течение 1931—1933 гг., безусловно, создала мне как члену троцкистской организации определенную популярность и симпатии среди известных кругов германских промышленников и отчасти германских военных, популярность, которая теперь должна быть использована для новых задач. Эти задачи Крестинский формулировал следующим образом.

ВЫШИНСКИЙ. Коротко[енько только, очень коротенько], потому что, я думаю, что об этих задачах будет говорить сам Крестинский позже.

БЕССОНОВ. Если бы совершенно кратко формулировать основные мысли Крестинского и то задание, которое я от него получил, — оно заключалось в том, что я на должности советника Берлинского торгпредства должен в первую очередь и раньше всего приложить все усилия к тому, чтобы задержать и по возможности не допустить нормализации отношений между Советским союзом и Германией на обычном нормальном дипломатическом пути.

ВЫШИНСКИЙ. [Разрешить вопрос Крестинскому?] Подсудимый Крестинский, вы не припомните таких «дипломатических» разговоров с Бессоновым?

КРЕСТИНСКИЙ. Нет, у нас не было таких разговоров.

ВЫШИНСКИЙ. Вообще не было дипломатических разговоров?

КРЕСТИНСКИЙ. Я не совсем расслышал, что говорил Бессонов в последнюю минуту. Здесь плохо слышно.

ВЫШИНСКИЙ. А вы очень близко к нему сидите.

КРЕСТИНСКИЙ. Здесь сзади плохо слышно то, что говорит Бессонов.

ВЫШИНСКИЙ. Разрешите мне просить вас, т. Председатель, пересадить Крестинского поближе к Бессонову, [т.к. мы часто будет его беспокоить,] чтобы он хорошо слышал, а то я опасаюсь, что в наиболее острые моменты Крестинскому будет изменять слух.

[ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Так же как сейчас ему изменяет память.]

(Крестинский[ого] пересаживается[ют] ближе к Бессонову).

ВЫШИНСКИЙ. [Хорошо. Прошу не винить меня.] Я прошу Бессонова специально для Крестинского повторить то, что он сказал, а Крестинского прошу внимательно слушать. [, напрячь свой слух.] Напрячь свой слух.

БЕССОНОВ. Я повторяю. [Если бы совершенно кратко формулировать з] Задание, которое я тогда получил от Крестинского, [оно] заключалось в том, чтобы на должность советника Берлинского полпредства СССР [торгпредства и полпредства СССР], где я, конечно, располагаю известными возможностями для осуществления этой задачи [,] — должен всеми доступными мне средствами, — само собою разумеется, соблюдая весь дипломатический декорум, — всеми доступными мне средствами помешать, задержать, не допустить нормализации отношений между Советским Союзом и Германией на нормальном дипломатическом пути и тем самым вынудить немцев искать нелегальных, дипломатических, секретных и тайных путей к соглашению [.] с троцкистской организацией.

ВЫШИНСКИЙ. Вы слышали это?

КРЕСТИНСКИЙ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. У вас в мае месяце 1933 г. были разговоры с Бессоновым? [Были ли такие разговоры?]

КРЕСТИНСКИЙ. У меня были разговоры с Бессоновым перед его отправлением в Берлин.

ВЫШИНСКИЙ. [Были. О чем? Не помните?] Были. [?] О чем, не помните?

КРЕСТИНСКИЙ. Я не помню деталей.

ВЫШИНСКИЙ. Вы деталей не помните, а Бессонов помнит.

КРЕСТИНСКИЙ. Не было ни одного звука о троцкистских установках.

ВЫШИНСКИЙ. Вы говорили о том, что он должен делать за границей, или не говорили?

КРЕСТИНСКИЙ. Конечно, говорил.

ВЫШИНСКИЙ. Говорили, что он должен делать[.] ?

КРЕСТИНСКИЙ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Что он должен делать?

КРЕСТИНСКИЙ. Он должен стараться создавать нормальные отношения в тех пределах, в которых это возможно.

ВЫШИНСКИЙ. В каких возможно. А если не возможно? [, то не создавать?]

КРЕСТИНСКИЙ. Если не будет удаваться — другое дело, но он должен стараться.

ВЫШИНСКИЙ. Обвиняемый Бессонов, правильно говорит Крестинский?

БЕССОНОВ. Совершенно неправильно. Больше того, [Николай Николаевич] Крестинский в этом разговоре дал мне подробную организационную директиву, каким образом я должен с ним сноситься в будущем. [Вы хотите установить как?]

ВЫШИНСКИЙ. [В основном да. Да, каким путем?]

*[БЕССОНОВ.] Помимо официальных писем, которыми обменивается Германия с НКИД, я должен был состоять в переписке с [Николаем Николаевичем] Крестинским.*[38] И если в этой переписке [Николай Николаевич] Крестинский оговорится, что он держится в текущих вопросах советско-германских отношений такой[ую]-то точки[у] зрения, что он советует обождать в этом вопросе официальных директив, то это [практически] означает, что я должен буду действовать [независимо] в духе его «личной» точки независимо от того, какие будут официальные директивы.

*И, наконец, в-третьих, [в-третьих. Николай Николаевич] Крестинский отправлял [меня] к своему ближайшему сотруднику по троцкистской линии и по служебной линии Штерну, для того чтобы я мог получить адреса для установления связи с Троцким. [, адреса, которые мне оказались ненужными и бесполезными, но которые говорят о характере и смысле разговоров.]*[39]

ВЫШИНСКИЙ. Вы слышите, [обвиняемый Крестинский], что [он] Бессонов достаточно подробно говорит о ваших разговорах, которые носят далеко не такой характер, который вы им придаете[.] ? [Как же быть?][40]

КРЕСТИНСКИЙ. Таких разговоров не было, хотя на очной ставке, которая была в январе месяце, я часть разговора[ов] признал. [Я об этом буду говорить отдельно.]

ВЫШИНСКИЙ. Вы на очной ставке с Бессоновым подтверждали эту часть?

КРЕСТИНСКИЙ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, был такой разговор?

КРЕСТИНСКИЙ. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, то, что [заявляет] говорит Бессонов, надо понимать [все] наоборот?

*КРЕСТИНСКИЙ. Не всегда.

(В зале смех).

ВЫШИНСКИЙ. Но это ваше признание? [такое?]

КРЕСТИНСКИЙ. На следствии я несколько раз давал неправильные показания.

ВЫШИНСКИЙ. Вы говорили, что «в состав троцкистского центра я формально не входил». Это правда или неправда?*[41]

КРЕСТИНСКИЙ. Я вообще не входил.

ВЫШИНСКИЙ. Вы говорите, что формально не входили. Что здесь правда, что здесь неправда? Может быть, все правда, или все неправда, или наполовину правда? На сколько процентов, на сколько граммов здесь правды?

КРЕСТИ НСКИЙ. Я не входил в состав троцкистского центра, потому что я не был троцкистом.

ВЫШИНСКИЙ. Вы не были троцкистом?

КРЕСТИНСКИЙ. Не был.

ВЫШИНСКИЙ. Никогда?

*КРЕСТИНСКИЙ. Нет, я был троцкистом до 1927 г. [, когда это еще было течение внутри партии, и порвал тогда.]*[42]

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. [УЛЬРИХ. Мне кажется, в] В начале судебного заседания на мой вопрос вы ответили, что никогда троцкистом не были. Вы это заявили.

КРЕСТИНСКИЙ. Я заявил, что я — не троцкист.

ВЫШИНСКИЙ. Итак, вы до 1927 г. были троцкистом?

КРЕСТИНСКИЙ. Был.

*ВЫШИНСКИЙ. А в 1927 г. вы когда перестали быть троцкистом? [ — в январе, в феврале?]

КРЕСТИНСКИЙ. Перед XV[43] съездом партии[44].

ВЫШИНСКИЙ. Напомните дату.

КРЕСТИНСКИЙ. Я датирую мой разрыв с Троцким и с троцкизмом 27 ноября 1927 г.*[45], когда я через Серебрякова, возвратившегося из Америки и находившегося в Москве, направил Троцкому резкое письмо с резкой критикой...

*ВЫШИНСКИЙ. [Письма этого у нас нет в деле.] Письма этого у нас нет в деле. У нас есть другое письмо — ваше письмо на имя Троцкого. [, а того письма, о котором вы сейчас говорите, в деле нет.]

КРЕСТИНСКИЙ. Письмо, о котором я говорю, находится у судебного следователя, потому что оно изъято у меня при обыске*[46], и я прошу о приобщении этой переписки.

ВЫШИНСКИЙ. В деле есть письмо от 11 июля 1927 г., изъятое у вас при обыске.

КРЕСТИНСКИЙ. Там же есть письмо от 27 ноября...

*[ВЫШИНСКИЙ. Нет такого письма.

КРЕСТИНСКИЙ. Не может не быть...]*[47]

ВЫШИНСКИЙ. Нет такого письма.

КРЕСТИНСКИЙ. Не может быть...

ВЫШИНСКИЙ. У нас сейчас ведется судебное следствие, а ведь вы на следствии не всегда говорите правду. Вы говорили на предварительном следствии, что вы формально не входили в центр. Значит, на предварительном следствии вы признали, что входили вообще, по существу, в троцкистский центр. Вы признавали это на предварительном следствии?

КРЕСТИНСКИЙ. Нет, не признавал.

ВЫШИНСКИЙ. В ваших показаниях (листы дела 9 и 10) вы по[с]казали: «Формально не входил...» Значит, можно понимать так, что не формально входили. Верно?

КРЕСТИНСКИЙ. Я не входил вообще в состав троцкистского центра.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, вы дали неправильные показания?

КРЕСТИНСКИЙ. [Нет, я] Я же заявил, что эти мои показания не соответствуют действительности.

ВЫШИНСКИЙ. А [вчера, когда вас допрашивали, вы заявили, что они соответствуют действительности. К] когда я вас допрашивал на предварительном следствии, вы мне говорили правду?

КРЕСТИНСКИЙ. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. Почему вы мне говорили неправду? Я вас просил говорить неправду?

КРЕСТИНСКИЙ. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. Просил я вас говорить правду?

КРЕСТИНСКИЙ. Просил.

ВЫШИНСКИЙ. Почему же, когда я вас прошу говорить правду, вы все-таки говорите неправду и заставляете следователя писать это, потом подписываете? Почему?

*КРЕСТИНСКИЙ. Я дал прежде, до вас, на предварительном следствии неправильные показания. [, дал их не добровольно...] [дал их не добровольно...]*[48]

ВЫШИНСКИЙ. ...и потом держались?

КРЕСТИНСКИЙ. ...и потом держался, потому что на опыте своем личном пришел к убеждению, что до судебного заседания, если таковое будет, мне не удастся опорочить эти мои показания.

ВЫШИНСКИЙ. А теперь вы думаете, что вам их удалось опорочить?

КРЕСТИНСКИЙ. Нет, не это важно. Важно то, что я заявляю, что не признаю себя троцкистом. Я не троцкист [и я не могу...]

ВЫШИНСКИЙ. Вы [писали] сообщали, что вы находились на особо конспиративном положении. Что это значит — «особо конспиративное положение»?

КРЕСТИНСКИЙ. Вы же знаете...

*ВЫШИНСКИЙ. Вы меня в качестве свидетеля не привлекайте к этому делу... *[49] Я вас спрашиваю, что значит — на особо конспиративном положении?

КРЕСТИНСКИЙ. Это было сказано в моем показании...

ВЫШИНСКИЙ. Вы не хотите отвечать на мои вопросы.

КРЕСТИНСКИЙ. Эта фраза о том, что я нахожусь на особо конспиративном положении, есть в моем показании от 5 или 9 июня, которое от начала до конца является неправильным.

ВЫШИНСКИЙ. Я не об этом вас спрашиваю, поэтому прошу не спешить с ответами. Я спрашиваю, что значит — нахожусь на особо конспиративном положении.

КРЕСТИНСКИЙ. Это не соответствует действительности.

ВЫШИНСКИЙ. Это мы потом будем выяснять. Я хочу понять смысл этого заявления о том, что вы находитесь на особо конспиративном положении.

КРЕСТИНСКИЙ. Если бы это соответствовало действительности, то это означало бы, что я, будучи действительно троцкистом, принимаю все меры для того, чтобы скрыть свою принадлежность к троцкизму.

ВЫШИНСКИЙ. [Прекрасно.] Прекрасно. А чтобы[50] скрыть, надо отрицать свой троцкизм, [заявлять, что я не троцкист.]

КРЕСТИНСКИЙ. Да.*[51]

ВЫШИНСКИЙ. Сейчас вы заявляете, что вы не троцкист. Не для того ли, чтобы скрыть, что вы троцкист?

КРЕСТИНСКИЙ. [(Молчит).] (После молчания). Нет, я заявляю, что я не троцкист.

ВЫШИНСКИЙ. (Обращаясь к суду). Можно спросить обвиняемого Розенгольца? Обвиняемый Розенгольц, вы слышали этот диалог?

РОЗЕН ГОЛЬЦ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Как вы считаете, Крестинский был троцкистом?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Он троцкист.

ВЫШИНСКИЙ. Обвиняемый Крестинский, прошу слушать, потом вы будете заявлять, что не слышали.

КРЕСТИНСКИЙ. Мне стало нехорошо.

ВЫШИНСКИЙ. Если обвиняемый заявляет, что ему нехорошо, я не имею права его допрашивать.

КРЕСТИНСКИЙ. Мне нужно только принять таблетку, и я могу продолжать.

ВЫШИНСКИЙ. Вы просите вас пока не допрашивать?

КРЕСТИНСКИЙ. Несколько минут.

ВЫШИНСКИЙ. А вы можете слушать, как я буду допрашивать других?

КРЕСТИНСКИЙ. Могу.

ВЫШИНСКИЙ. Обвиняемый Розенгольц, какие у вас данные [того], что Крестинский троцкист и, следовательно, он говорит здесь неправду? [Есть у вас такие данные?]

РОЗЕНГОЛЬЦ. Это подтверждается теми переговорами, которые были у меня с ним как троцкистом.

ВЫШИНСКИЙ. Когда были эти переговоры?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Эти переговоры были начиная с 1929 г.

ВЫШИНСКИЙ. До какого года?

РОЗЕНГОЛЬЦ. До последнего периода.

ВЫШИНСКИЙ. Т.е.?

РОЗЕНГОЛЬЦ. До 1937 г.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, переговоры велись с 1929 г. до 1937 г., 8 лет вы «переговаривались» с ним как с троцкистом? Правильно я вас понимаю?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. [Позвольте спросить подсудимого Гринько?] Обвиняемый Гринько, что вам [не]известно [ничего] о Крестинском как о троцкисте?

ГРИНЬКО. Известно.

ВЫШИНСКИЙ. Что же вам известно?

ГРИНЬКО. Я в своей заговорщической работе имел с Крестинским связь как с заговорщиком-троцкистом, как с членом право-троцкистского заговорщического центра по вопросам весьма серьезного свойства, о которых я должен буду давать показания.

ВЫШИНСКИЙ. Кратко можете сказать, по каким вопросам. По вопросам поддержки Советской власти или борьбы с ней?

ГРИНЬКО. По вопросам борьбы с Советской властью, установления связи с враждебными Советской власти иностранными государствами.

ВЫШИНСКИЙ. А вам неизвестно, был ли Крестинский связан с другими [государствами, с] иностранными разведками?

ГРИНЬКО. Он помог мне установить [мою] связь с одной из иностранных разведок.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, Крестинский вам помог установить связь с иностранной разведкой. Вы слышите это, обвиняемый Крестинский? Это правда?

КРЕСТИНСКИЙ. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. А вы дали показания, что это правда.

КРЕСТИНСКИЙ. О том, что я помог Гринько установить связь?

ВЫШИНСКИЙ. Больше того, что вы сами были иностранным разведчиком.

ГРИНЬКО. У меня есть еще один факт, о котором я хочу здесь сказать. Это то, что я [как Наркомфин]...

[ВЫШИНСКИЙ. Как бывший Наркомфин...]

[ГРИНЬКО. Да,] помогал Крестинскому, как бывшему заместителю Нар-коминдела, использовать те валютные средства, которые накапливались в курсовых разницах за границей, и которые нужны были ему для целей финансирования троцкистов.

ВЫШИНСКИЙ. Скажите, [пожалуйста,] пожалуйста, не было случая, чтобы Крестинский просил вас не производить ревизию валютного фонда?

ГРИНЬКО. Об этом я и говорю.

ВЫШИНСКИЙ. Подсудимый Крестинский, у вас был валютный фонд.

КРЕСТИНСКИЙ. Да, был.

ВЫШИНСКИЙ. Вы [не] просили Гринько, бывшего Наркомфина, не ревизовать этот фонд?

КРЕСТИНСКИЙ. Не просил.

ВЫШИНСКИЙ. А он ревизовал?

КРЕСТИНСКИЙ. Не лично он, а его аппарат.

ВЫШИНСКИЙ. Подсудимый Гринько, вы ревизовали?

ГРИНЬКО. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. А вот Гринько говорит нет. Вы его ревизовали.

КРЕСТИНСКИЙ. Нет, я не ревизовал его.

ВЫШИНСКИЙ. А кто же ревизовал?

КРЕСТИНСКИЙ. Аппарат Наркомфина.

ВЫШИНСКИЙ. Назовите кто?

КРЕСТИНСКИЙ. Я знаю, что каждый год производилась ревизия.

ВЫШИНСКИЙ. [Не в этом сейчас дело. Вы не помните к] Кто именно, по поручению Гринько, бывшего Наркомфина, ревизовал ваш фонд?

КРЕСТИНСКИЙ. Работники Наркомфина, ведающие валютой.

ВЫШИНСКИЙ. Кто?

КРЕСТИНСКИЙ. Там Каган, Мартинсон. Каждый год при обсуждении сметы проверялись наши расходы за предыдущий год.

ВЫШИНСКИЙ. Гринько, правильно это?

ГРИНЬКО. Нет, это неправильно, Крестинский говорит не о том, о чем я говорю. Конечно, когда рассматривалась официальная валютная смета Наркомфина на очередной год, то проверялись расходы предшествующего года. Я говорю не об этой смете, а говорю о том, что благодаря колебаниям валютного курса в разных странах в распоряжении Наркоминдела накапливались средства от валютной разницы.

ВЫШИНСКИЙ. Правильно это?

КРЕСТИНСКИЙ. В распоряжении Наркоминдела не накапливались, но у отдельных полпредств получались суммы.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, накапливались.

КРЕСТИНСКИЙ. Нет, не накапливались. Мы переводили меньше валюты.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, правильно говорит Гринько.

*КРЕСТИНСКИЙ. Нет, дается неправильная картина положения вещей. Дело [происходило] было в следующем: отпускалась известная сумма. Если бы полпредство производило размен валюты по официальному курсу, то он за свою валюту получил бы большую сумму, если бы по неофициальному курсу, то надо было бы перевести меньше денег. Мы переводили меньше денег, а остальное оставалось у Гринько.*[52]

ВЫШИНСКИЙ. Вы Гринько, как бывшего Наркомфина, просили не ревизовать ваш валютный фонд.

КРЕСТИНСКИЙ. [Нет, я н] Не просил.

ВЫШИНСКИЙ. [А Гринько [?] утверждает иное.] А что вы скажете, Гринько?

ГРИНЬКО. Я подтверждаю, что он просил, и я эту просьбу выполнил.

*ВЫШИНСКИЙ. [Разрешите перейти] Перейдем теперь к Бессонову. [Давайте говорить насчет Мерана.] Что это за встреча в Меране, кого с кем?*[53]

БЕССОНОВ. Я показывал, что в начале сентября 1933 г., проезжая через Берлин, [где должен был лечиться,] Крестинский попросил меня устроить свидание ему с Троцким. Причем после предварительного обсуждения вопроса о том, где это свидание устроить, мы оба пришли к единодушному выводу, что это свидание нельзя устроить ни во Франции, ни в Германии. Тогда Крестинский предложил место свидания в Италии, в бывшем австрийском, а теперь итальянском курорте в Меране, [—] в Тироле. Я вызвал Иогансона, который мог организовать эту встречу, дал ему соответствующее задание и через некоторое время получил от него уведомление, что, несмотря на трудности, поездка Троцкого в Меран может иметь место. И потом я узнал от Иогансона, что свидание Крестинского [Николая Николаевича Крестинского] с Троцким в Меране состоялось.

Николай Николаевич предполагал, что я должен приехать в это время, но приехать я не мог, и поэтому я на этой встрече не участвовал и знаю из рассказов самого Николая Николаевича и Иогансона, который организовал эту встречу.

ВЫШИНСКИЙ. Подсудимый Крестинский, в Меране вы были?

КРЕСТИНСКИЙ. Да, был.

ВЫШИНСКИЙ. В каком году?

КРЕСТИНСКИЙ. В 1933 г., в октябре месяце.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, вы были тогда, как об этом говорит Бессонов?

КРЕСТИНСКИЙ. Это правильно.

ВЫШИНСКИЙ. [Правильно.] Правильно. Место сходится?

КРЕСТИНСКИЙ. Сходится.

ВЫШИНСКИЙ. Месяц сходится?

КРЕСТИНСКИЙ. Сходится.

ВЫШИНСКИЙ. День сходится?

*КРЕСТИНСКИЙ. Сходится. Я был для проведения [курорта] [нахкур] лечения и никого из троцкистов не видел.

ВЫШИНСКИЙ. С кем вы проводили этот нахкур?*[54]

*КРЕСТИНСКИЙ. Я проводил вместе с женой и никого из троцкистов не видел. [Когда проезжал Троцкий из Рима, он был у меня.]

ВЫШИНСКИЙ. Значит, Бессонов неправ, а вы говорите правду?*[55] КРЕСТИНСКИЙ. Да, он неправ. Он повторяет мои показания, которые являются неправильными.

ВЫШИНСКИЙ. Когда мы на предварительном следствии спрашивали у вас, как вы говорили по этому поводу?

КРЕСТИНСКИЙ. Давая показания, я не опровергал ни одного из своих прежних показаний, которые я сознательно подтверждал.

ВЫШИНСКИЙ. Сознательно [не] подтверждали. Вы вводили прокуратуру в заблуждение. Так или нет?

КРЕСТИНСКИЙ. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. Зачем вам меня нужно было вводить в заблуждение? КРЕСТИНСКИЙ. Я просто считал, что если я расскажу то, что я сегодня говорю, что это не соответствует действительности, что это мое заявление не дойдет [и] до руководителей партии и правительства. 

ВЫШИНСКИЙ. Но ведь протокол вы подписывали?

КРЕСТИНСКИЙ. Подписывал.

ВЫШИНСКИЙ. Вы помните, что я вам прямо поставил вопрос, нет ли у вас какого-либо заявления или претензии следствию. Было так? 

КРЕСТИНСКИЙ. Да, было.

ВЫШИНСКИЙ. Вы мне ответили?

КРЕСТИНСКИЙ. Да.

*ВЫШИНСКИЙ. Я спрашивал, есть ли у вас претензии или нет.

КРЕСТИНСКИЙ. Да, и я ответил, что претензии [есть] нет.*[56]

[ВЫШИНСКИЙ. Если спрашивают, есть ли претензии, то вам надо было сказать, что есть.]

[КРЕСТИНСКИЙ. Есть в том смысле, что я не добровольно говорил.]*[57] *[ВЫШИНСКИЙ. Разрешите еще вопрос.]

[КРЕСТИНСКИЙ. Пожалуйста.]

[ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Вашего согласия не требуется.]

[КРЕСТИНСКИЙ. Извиняюсь.]*[58]

ВЫШИНСКИЙ. [Разрешите пояснить.] Я зачту ответ, который вы дали следователю Шейнину на заданный вам вопрос. Ответ Крестинского (л. 103): Никаких претензий к следствию я не имею.

КРЕСТИНСКИЙ. Я подтверждаю это.

ВЫШИНСКИЙ. Подтверждаете?

БЕССОНОВ. Подтверждаю.

ВЫШИНСКИЙ. У меня нет больше вопросов. У меня есть вопрос Бессонову.

Обвиняемый Бессонов, почему вы говорите факты, которые отрицает и оспаривает Крестинский?

БЕССОНОВ. Я не знаю других фактов.

ВЫШИНСКИЙ. Может быть, вы что-нибудь путаете. Может быть, там был не Крестинский, а кто-нибудь другой?

БЕССОНОВ. Нет, у меня с [Николаем Николаевичем] Крестинским был еще целый ряд других разговоров.

ВЫШИНСКИЙ. Скажите, у вас в тот период времени отношения с Крестинским были хорошие, дружественные, или плохие?

БЕССОНОВ. Я бы не назвал мои отношения с Крестинским очень хорошими, но я бы сказал все же, это были отношения просто хорошие.

ВЫШИНСКИЙ. Можно спросить обвиняемого Крестинского.[59]

Обвиняемый Крестинский, какие у вас отношение с Бессоновым? Плохие или хорошие.

БЕССОНОВ. Хорошие.

ВЫШИНСКИЙ. Позвольте спросить Розенгольца.

Обвиняемый Розенгольц, какие у вас отношения были с Крестинским? Хорошие?

РОЗЕНГОЛЬЦ. У меня с ним никаких разногласий не было.

*ВЫШИНСКИЙ. В какой области?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Ни в какой области. Во всех областях была полная согласованность.

ВЫШИНСКИЙ. И в том числе по подпольной работе. Позвольте спросить у Крестинского.

Обвиняемый Крестинский, какие у вас были отношения с Розенгольцем?*[60]

КРЕСТИНСКИЙ. У нас были не плохие отношения. У нас были разногласия по вопросам внешней политики.

ВЫШИНСКИЙ. Отношения с Розенгольцем у вас были хорошие или плохие?

КРЕСТИНСКИЙ. Не плохие.

ВЫШИНСКИЙ. Не плохие, это значит хорошие?

КРЕСТИНСКИЙ. Хорошие.

ВЫШИНСКИЙ. С Гринько у вас какие отношения были? Позвольте спросить обвиняемого Гринько.

Обвиняемый Гринько, какие у вас были отношения с Крестинским?

ГРИНЬКО. Я считаю, что хорошие.

ВЫШИНСКИЙ. А вы как считаете, обвиняемый Крестинский?

КРЕСТИНСКИЙ. Хорошие.

ВЫШИНСКИЙ. И вот три человека с хорошим отношением к вам, подсудимый Крестинский, говорят то, чего не было?

КРЕСТИНСКИЙ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Позвольте продолжать допрос Бессонова.

Обвиняемый Бессонов, о чем у вас были разговоры с Крестинским в последующее время?

БЕССОНОВ. В том же 1933 г. у меня был разговор с ним относительно того положения, которое создалось в германских промышленных кругах в связи с известным ослаблением советских заказов в Германии. Я [им] говорил, что среди германских промышленников существует известное[ая недоверчивость и] разочарование ходом развития советско-германских хозяйственных отношений. Крестинский в этой связи еще более резко подчеркнул, чем это было сделано в мае месяце, [формулируя] передо мною [ту] задачу [, которая стояла передо мной как перед дипломатическим работником. Он заявил, что эта задача состоит в том, чтобы] показать немецким промышленникам, что никакие серьезные и большие сношения с Советским Союзом невозможны, покуда у власти в Советском Союзе теперешнее руководство. Чем в большей степени будут разочаровываться германские промышленники и военные круги в возможности нормализации отношений с Советским Союзом, хотя бы дипломатических, тем в большей степени и более решительно они будут идти на сговор с [оппозиционными] группами, борющимися с советской властью. *Он подчеркнул мне, что задача очень дружная*[61], но он сказал мне, — на то вы и дипломатический работник. Правда, в то время я был молодым дипломатом, но задачу, которую он поставил передо мной, я исполнил.

[И, наконец, перед тем же проездом Николая Николаевича] Во время проезда Крестинского через Берлин он касался того зондажа, который в то время в наших кругах произвел руководитель внешнего политического отдела национал-социалистической партии Германии Розенберг, по вопросу о возможности тайного соглашения между национал-социалистами в Германии и русскими троцкистами, в частности, и, прежде всего, по вопросу о сырьевой базе для Германии. И в этой связи по вопросу об Украине. Этот зондаж [вопрос имел место не со мной, но с другим сотрудником полпредства. Он] стал [мне] известен мне [непосредственно] через Крестинского. Крестинский вызвал меня в день отъезда в Кисинген, он был очень взволнован этим сообщением, советовался со мной, что делать. И в этой связи подчеркнул, что зондаж, сделанный Розенбергом, [который] имел в виду именно пребывание Крестинского в Берлине. И Розенбергу и другим германским деятелям физиономия [Николая Николаевича] Крестинского была достаточно известна. [, о том, что он принадлежит к оппозиции в СССР, это известно далеко за пределами Советского Союза.] Поэтому это сообщение имело совершенно определенный политический смысл. В этой связи [Николай Николаевич] Крестинский просил меня ускорить решение вопроса о его свидании с Троцким, потому что ему казалось целесообразным по такому [этому] важному вопросу получить директивы. Таким образом, вот те три разговора или основные три темы, которые развивались во время пребывания Николая Николаевича в Берлине в сентябре 1933 г.; на обратном пути из Мерана я его не видел, а видел только в следующем году, и, собственно говоря, тогда актуальной какой-то информации, которую он мог бы сообщить мне о разговоре с Троцким, не было, но все же я узнал, что разговор в основном сводился, прежде всего, к апробации той линии, которая наметилась уже, по-видимому, раньше и о которой Николай Николаевич в общих чертах говорил мне еще при моем отправлении в Берлин в мае 1933 г., т.е. за несколько месяцев до этого, и кроме всех тех моментов, о которых я уже говорил и узнал от Пятакова, содержался еще тот момент, что у него, Николая Николаевича Крестинского, и затем у другого, о котором он говорил как «мы», сейчас нащупывался и устанавливался определенный контакт с военными кругами Советского Союза, и в этой связи он называл фамилии Тухачевского и Уборевича, что потом, по его собственной информации, было подтверждено в Меране.

Второй момент этого Меранского свидания, который мне известен и который тоже представляет не что иное, как развитие тактики, которая раньше была и которая наметилась в конкретных переговорах в 1931 г., это достижение особого специального соглашения оппозиционных групп в Советском Союзе в борьбе за власть с иностранными государствами, которые могли бы им в этом деле помочь, причем объектом для этого соглашения была национал-социалистическая партия в Германии, причем не в ее официальном выражении, а в иных кругах, о чем бы я сейчас не считал необходимым специально останавливаться, потому что это увело меня бы далеко от вопроса, поставленного вами.

Повторяю, в развитие этой самой тактики имелось установление в Меранских переговорах Николая Николаевича Крестинского с Троцким, *в первом варианте наиболее отчетлива[о] и ярка[о] формулировка пораженческой тактики*[62], хотя, по сути дела, и на очной ставке с Крестинским я так и говорил, что, по существу говоря, пораженческая тактика получалась уже и тогда, когда он заключал торговое соглашение, *которое проводилось, когда он работал в Германии [в качестве[63] тор] полпреда, проводилась Пятаковым при его экономических переговорах*[64] и теперь намечалась в качестве основной тактики.

[Таким образом, таков целый р] Ряд моментов переговоров [Николая Николаевича] Крестинского с Троцким в Меране [, которые] мне известны [с] по информации самого [Николая Николаевича] Крестинского. [, потому что и] Информация Иогансена подтверждала это свидание, и насколько я понял из разговоров Иогансена, *свидание это произошло в Меране в отеле «Мерангоф» [?]*[65], название я точно не помню. Не нужно забывать, что это было время в октябре месяце, когда в Меране господствует так называемый виноградный сезон, и что в это время для лиц, едущих в Меран для проведения виноградного сезона и обратно, возможности проезда облегчены, а я вполне допускаю, что это Троцкому могло вполне удастся, несмотря на то, что Троцкому исчезнуть из Франции в этот период времени было до крайности трудно.

ВЫШИНСКИЙ. [ [Дальше.] Теперь перейдите, пожалуйста, к рассказу, к сообщению] Расскажите о [В] вашей троцкистской подпольной деятельности непосредственно в последующие периоды.

БЕССОНОВ. Я хотел бы закончить [, чтобы потом не возвращаться к вопросу] об организации пункта связи. Пункт связи организован в 1931 г., существовал до 1937 г. и, как Берлинский пункт связи, исчез вместе с моим отъездом из Берлина в Советский Союз в феврале месяце 1937 г. [Последний раз я видел связиста Иогансона, и он мне рассказал, что переезжает в Париж и будет использован по другим заданиям.]

За это время было получено и отправлено от Троцкого большое количество писем. Я не могу сейчас вспомнить, какое количество, но, во всяком случае, речь шла о 6—7 директивах — письмах в обе стороны в год. Кроме этого был целый ряд писем, которые посылались дипломатической почтой. [, которые не брались иной] Кроме того, существовали письма, которые пересылались дипломатической почтой на иностранных бланках, главным образом, германской и берлинской фирм, которые на деловом языке сообщали очередные, наиболее срочные, сведения. [, сведения, о существе которых я не имел возможности разобраться и дать поэтому подробные показания, может быть, потому что я был недостаточно информирован у Троцкого о работе внутри Советского Союза.] Задача этого пункта связи заключалась в том, чтобы организовать личные[ую] встречи. [у, помимо той встречи, о которой я рассказывал, встречу Николая Николаевича с Троцким в Меране в 1933 г. Иогансон был встречен в июле месяце 1934 г. в Париже. Наконец,] Иогансон был тем самым лицом, который вместе с Пятаковым совершал поездку в Осло, и об имени которого *он умолчал, когда давал показания на Военной Коллегии в январе [месяце] 1937[8] г.*[66]

ВЫШИНСКИЙ. От кого вам известно, что Иогансон организовывал Пятакову поездку и свидание с Троцким в Осло?

БЕССОНОВ. От самого Пятакова и Иогансона.

ВЫШИНСКИЙ. От самого Пятакова и Иогансона. Продолжайте.

БЕССОНОВ. Наконец, мне в 1932 г. была известна встреча с Седовым. Я не считал возможным затрагивать эту тему в разговоре о значении этого берлинского пункта связи в целом ряде встреч, но я не буду об этом говорить, потому что я не знаю этого. Я мог бы еще сказать, что с помощью Иогансона и при помощи Иогансона был организован контакт и установлено условие предварительного соглашения между троцкистами и трудовой крестьянской партией, возглавлявшейся Масловым, находившимся в Праге³⁴. Я об этом смогу дать более подробные показания, потому что я принимал в этих переговорах непосредственное участие.

ВЫШИНСКИЙ. [Рассказывая о встрече[у] с троцкистами в 1934 г., вы только рассказали о встрече Маслова в Париже. Расскажите про эту встречу] Расскажите про встречу с Троцким в Париже в 1934 г., что именно вам поручил Троцкий и что вы сделали во исполнение этого поручения?

БЕССОНОВ. [После событий, происшедших 30 июня 1934 г. в Германии[67], событий, которые означали очень крупные перемещения, вы сами это понимаете...]

[ВЫШИНСКИЙ. Мы понимаем и знаем, что это за события. По существу вопроса рассказывайте.]

[БЕССОНОВ.] Я получил через Иогансона короткое письмо-записку от Троцкого, в котором он писал об [хочет] организации[овать] свидания[е] с одним из троцкистов, имеющихся в Германии, для информации о событиях в Германии 30 июня. Я был единственным человеком, который мог туда поехать. В конце июля 1934[3] г. я приехал в Париж дневным поездом и уехал оттуда тоже [с] дневным поездом. Весь разговор [продолжался] происходил в одной из гостиниц, в которой всегда останавливался Иогансон. [Собственно говоря, разговор мог бы продолжаться и дальше, но прерван он был не мною, а Троцким — Троцкий не мог оставаться дальше на этом разговоре. Я никогда раньше не знал Троцкого, никогда не видел его, так что меня ввел к Троцкому Иогансон.] Троцкий сказал, что он очень хорошо знает меня по письмам Пятакова и по рассказам Н.Н. Крестинского. [Вместе с тем Иогансон имеет постоянный контакт с Советским Союзом через меня. Он расспрашивал о том положении, которое сложилось в Германии в результате событий 30 июня 1934 г. Мне нет надобности излагать здесь то понимание событий, которое я тогда изложил Троцкому...]

ВЫШИНСКИЙ. [Это не существенно.] Что вы говорили с Троцким по поводу ваших троцкистских подпольных задач?

[БЕССОНОВ. Сокращая свое изложение, я должен сказать, что формулировка Троцкого, в отличие от моего собственного понимания и от понимания Н.Н. Крестинского, заключалась в том, что события 30 июня 1934 г. отнюдь не означали свертывания аппарата национал-социалистической пар-тии в Германии, а наоборот, означали усиление этой партии...]

[ВЫШИНСКИЙ. Что говорил Троцкий о [вашей] троцкистской деятельности?]

[БЕССОНОВ. Я к этому и иду прямо...]

[ВЫШИНСКИЙ. Не вижу, чтобы это было прямо.]

[БЕССОНОВ. ...и что усиление этого аппарата будет совершаться за счет его отодвигания на вторые позиции, что должно неизбежно сопутствовать тому, что этот аппарат националистической партии, руководимой, в частности, Гессом в Мюнхене, с тем большей энергией будет искать и развивать свою собственную неофициальную деятельность, и в этой связи им поставлена задача перед его сторонниками,] Он поставил задачу перед своими сторонниками, работающими на дипломатическом поприще [, во-первых,] о взятии линии на саботаж официальных соглашений, [с тем,] чтобы стимулировать интерес немцев к неофициальным [соглашениям][68] с оппозиционными группировками. [Он считал, что чем не удачнее будет официальная политика, тем в большей степени будет стремиться националистическая партия установить неофициальный контакт с оппозиционными группировками.] «Они еще придут к нам», — говорил Троцкий, имея в виду Гесса и Розенберга. [Тут наметилась, прежде всего, исходная база для их переговоров впоследствии.] Он говорил, что нам в этом вопросе стесняться нечего, что нам, может быть, обеспечена, действительно, серьезная, настоящая помощь со стороны Гесса и Розенберга. Мы не должны, — говорил он, — останавливаться перед тем, чтобы пойти на широкие территориальные уступки.

ВЫШИНСКИЙ. Именно?

БЕССОНОВ. Мы пойдем на уступку Украины, — говорил Троцкий, — учтите это в своей работе и в своих разговорах с немцами, и я напишу об этом еще и Пятакову и Крестинскому. Дальше он остановился на вопросах, связанных с работой троцкистских организаций в Советском Союзе, и при этом с особенной силой подчеркнул, [вопрос относительно пораженческой тактики,] что в обстановке назревающей неизбежной войны единственно возможной формой прихода троцкистов к власти является поражение [руководства] Советского Союза в этой войне... [и что в этой связи всякая иная постановка вопроса, кроме постановки пораженческой, была бы совершенно неправильной.]

Затем он остановился на вопросе о методах работы троцкистских организаций в Советском Союзе, с особой силой подчеркнув вопрос о необходимости обострения самых крайних террористических методов борьбы. Здесь он сказал как раз те слова, которые приведены в обвинительном заключении и сегодня здесь зачитаны, слова о том, что было бы, конечно, непростительным жеманством, если бы мы, его сторонники в Советском Союзе, не перешли сейчас к прямому уничтожению и устранению Сталина и всех его ближайших сторонников.

Неожиданно для меня он остановился в этой связи на Максиме Горьком, характеризуя роль Максима Горького как совершенно исключительную в смысле его влияния не только в Советском Союзе, но, прежде всего и раньше всего, за границей, указывая на его чрезвычайную близость к Сталину и на то, что высказывания Максима Горького самым определенным образом отталкивают многих сторонников Троцкого из европейской интеллигенции от него, приближая их к позиции руководства партии. И в этой связи он пришел к выводу и прямо мне сказал о необходимости устранить Горького, сказал те самые слова, которые здесь приводились о необходимости физического уничтожения Горького во что бы то ни стало. Такая была директива.

ВЫШИНСКИЙ. Вы ее передали?

БЕССОНОВ. Да. Вскоре после этого, осенью 1934 г. я был в Москве и подробно рассказал об этом разговоре Пятакову.

ВЫШИНСКИЙ. Дальше.

БЕССОНОВ. На этом, собственно говоря, кончается все то, что я могу сказать о своем свидании с Троцким в 1934 г.

ВЫШИНСКИЙ. После 1934 г. вы с кем-нибудь на руководителей подпольной троцкистской организации имели свидания, встречи, разговоры?

БЕССОНОВ. Да, я каждый год встречался с Пятаковым вплоть до того года, когда его арестовали. Осенью 1936 г. я его уже не видел. Каждый раз, когда я приезжал в Москву, я встречался с Николаем Николаевичем Крестинским и, в частности, виделся с ним осенью 1936 г. уже после ареста Пятакова.

ВЫШИНСКИЙ. О чем же вы [имели] вели беседу после ареста Пятакова?

БЕССОНОВ. [Это было в] В самом конце сентября или в первых числах октября 1936 г. [перед моим отъездом в Берлин. Николай Николаевич] я встречался с Крестинским в Москве. Крестинский очень взволнованный сообщил мне о том, что дела у троцкистского центра обстоят очень неважно, что имеется целый ряд провалов, что арестованы Пятаков, Радек и целый ряд других, что не исключена возможность его собственного ареста и что он просит меня, при моем возвращении в Берлин, немедленно отправить об этом письменное сообщение Троцкому. Он говорил, что придется, в случае его ареста, передать все организационные связи Карахану, хотя он не представляет себе, как это конкретно можно сделать[. Затем, что касается политической стороны этого разговора], он просил меня даже два раза повторить, правильно ли я его понял, что положение, сложившееся у троцкистов в Советском Союзе к осени 1936 г., нужно характеризовать как исключительно тяжелое и что соглашение, достигнутое троцкистами с германской национал-социалистической партией по вопросу о возможности ускорения войны, облегчающей приход троцкистов к власти, должно быть форсировано во что бы то ни стало.

По приезде в Берлин я очень подробно изложил Троцкому об этом, получил от него на письмо ответ, который я направил Крестинскому. *3атем, это было в декабре 1936 г., может быть, в самом начале января 1937 г., [вернее, в декабре 1936 г.][69], я получил от [Николая Николаевича] Крестинского еще письмо для Троцкого, которое я видел, но не вполне в нем разобрался, потому что оно было написано условным языком.*[70] [По-моему в нем было отступление от директивы, которую он мне дал в октябре 1936 г., когда я уезжал в Берлин.][71]

ВЫШИНСКИЙ. Это [было] письмо было кем, кому, когда написано?

БЕССОНОВ. Это письмо было написано в декабре 1936 г. [Николаем Николаевичем] Крестинским Троцкому, которое мною было передано.

ВЫШИНСКИЙ. Вы его передали?

БЕССОНОВ. Я его передал через Иогансона в конце декабря 1936 г.

ВЫШИНСКИЙ. По приезде в Берлин.

БЕССОНОВ. Да, по приезде в Берлин.

ВЫШИНСКИЙ. Передали через Иогансон?

*БЕССОНОВ. Да, через Иогансон. И получил через несколько дней ответ от Троцкого. [Это было в середине декабря 1936 г.]*[72]

ВЫШИНСКИЙ. Вы ознакомились с этим материалом.

БЕССОНОВ. Нет, ответ я не знаю.

ВЫШИНСКИЙ. А с письмом Крестинского знакомы?

БЕССОНОВ. Письмо Крестинского я читал, потому что оно было послано на мое имя. Но я [, повторяю,] могу сообщить мое общее впечатление, потому что письмо было написано очень туманным языком, понятным Крестинскому и Троцкому и не вполне понятному мне.

ВЫШИНСКИЙ. Что вы там вычитали?

БЕССОНОВ. Речь шла о том, что положение складывается таким образом, что дожидаться, пока раскачаются немцы, троцкисты не могут и поэтому они просят санкции *выступить до развертывания войны, до выступления [со стороны] немцев, при помощи центра, который они организовали.*[73] Что это за центр, я не могу сказать, потому что с трудом мог[у] расшифровать содержание этого письма.

ВЫШИНСКИЙ. Что еще вы желаете добавить в ваших показаниях, или вы исчерпали свое объяснения.

*БЕССОНОВ. Если отвечать на последний поставленный вопрос, — кто принимал наибольшее участие, с кем была наиболее систематическая связь, — то я должен ответить, что с Пятаковым, которого я рассматривал как своего ближайшего начальника по троцкистской линии и виделся с ним вплоть до последнего раза, до декабря 1935 г., когда он рассказывал о своей поездке к Троцкому.*[74]

ВЫШИНСКИЙ. Кто были ваши ближайшие начальники по троцкистской линии? [Пятаков, насколько я понимаю ваши объяснения, и Крестинский были ближайши[е]ми вашими [начальники] руководителями по троцкистской линии.]

БЕССОНОВ. Только три [трех] человека [я знаю], с которыми я общался и которые знают о моей работе, — это Пятаков, [Николай Николаевич] Крестинский, [затем] Троцкий. О том, что я являлся участником троцкистской организации, знает [Аркадий Павлович] Розенгольц. *[Осенью 1931 г., когда я был связан с вопросом о германских переговорах³⁶, то у меня с Аркадием Павловичем Розенгольц установились такие взаимоотношения, которые могут быть только среди членов троцкистской организации. *Причем Пятаков рекомендовал Розенгольцу меня как члена троцкистской организации.*[75]]*[76]

[ВЫШИНСКИЙ. Я хочу спросить Розенгольца. Последнюю часть объяснения Бессонова вы подтверждаете: [, что] вам рекомендовал Пятаков Бессонова как члена троцкистской подпольной организации ?]

ВЫШИНСКИЙ (Обращаясь к Розенгольцу). Обвиняемый Розенгольц, вы знали Бессонова как троцкиста?

*[РОЗЕНГОЛЬЦ. Нет, я этого не [подтверждаю] не знаю.]

 [ВЫШИНСКИЙ. Он вас не рекомендовал?]

[РОЗЕНГОЛЬЦ. Я на эту тему с ним разговоров не вел.]

[ВЫШИНСКИЙ. А вы знали Бессонова [?] как троцкиста?]*[77]

 РОЗЕНГОЛЬЦ. Я знал [о нем] это от Крестинского.

ВЫШИНСКИЙ. Что же вы знали от Крестинского о Бессонове?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Знал, что он является троцкистом и что он — Бессонов — помогает Крестинскому в троцкистской работе.

[ВЫШИНСКИЙ. Кому?]

[БЕССОНОВ. Крестинскому в троцкистской работе.]

ВЫШИНСКИЙ. [Это вам говорил кто?] Кто это вам говорил?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Это мне говорил Крестинский.

ВЫШИНСКИЙ. Лично Крестинский?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Да, лично Крестинский.

ВЫШИНСКИЙ. Вы не припоминаете, в каком году это было?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Точно не могу сказать.

ВЫШИНСКИЙ. Примерно в 1933 г.?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Да, примерно в этом году.

ВЫШИНСКИЙ. Он вам это говорил, при каких обстоятельствах и по какому поводу?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Он сообщил о тех работниках, которые ему помогают из Наркоминдела по той работе, и в числе их назвал Бессонова.

ВЫШИНСКИЙ. Обвиняемый Крестинский, вы слышали это показание? КРЕСТИНСКИЙ. Я это отрицаю.

ВЫШИНСКИЙ. Отрицаете?

КРЕСТИНСКИЙ. Отрицаю.

ВЫШИНСКИЙ. Безусловно?

КРЕСТИНСКИЙ. Безусловно.

ВЫШИНСКИЙ. Конечно?

КРЕСТИНСКИЙ. Конечно.

ВЫШИНСКИЙ. У меня больше нет вопросов.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Объявляется перерыв на два часа.