Общественно-политический обзор неустановленного члена ОУН—Бандеры о положении во Львове, принудительной мобилизации медицинского персонала в УПА, сотрудничестве поляков с Красной Армией и положении украинской эмиграции

Реквизиты
Тип документа: 
Государство: 
Датировка: 
1944.05.03
Источник: 
Украинские националистические организации в годы второй мировой войны. Том 2 1944-1945 Москва. РОССПЭН 2012 Стр. 194-197
Архив: 
ГДА СБ Украiни. Ф. 13. Спр. 376. Т. 74. Арк. 21—23. Копия. Перевод с украинского языка.

г. Львов    

3 мая 1944 г.

ОБЗОР ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИХ СОБЫТИЙ

за месяц март 1944 г.

Март проходил под знаком стремительного наступления большевиков и полной невозможности для немцев противостоять этому наступлению.

Политические кредиты немцев упали до нуля, а вместе с этим выросло признание ОУН как центра, который оценивал положение единственно правильным образом. Вопрос этот не следует, однако, переоценивать, практического значения в нем мало, хотя каждый (за исключением тех, кто выехал в эмиграцию, и коммунистов), примазавшийся к нам говорил: «хотим быть полезными Украине и поэтому идем в лес», то это решение не следует считать целиком [продиктованным] позитивным отношением к борьбе, а только безысходностью, отчаянием данного лица. Сколько истинно босяцкого оппортунизма в этой, с позволения сказать, «партизанской концепции» нашей интеллигенции, потому что о ней в большей мере и почти исключительно идет речь. Сколько [здесь] нечестной спекуляции, свидетельствует хотя бы тот факт, что, невзирая на общее признание УПА и признание ее как единственного защитника народа, каждый из врачей не хочет сегодня добровольно идти в отряд, и, что еще важнее, что, когда его мобилизуют, он заявляет, что, пусть его лучше застрелят, а он не пойдет. Наша интеллигенция в большинстве своем - это рабы в белых воротничках, люди, которы вследствие изменчивой судьбы не стали лакеями или «прихвостнями». И тут уже видно, что, как только большевики обеспечат им какой-нибудь способ существования, даже по цене величайшего национального и личного унижения, они схватятся за этот способ и будут продолжать свою нищенскую жизнь, очевидно, во имя блага Украины. Если мы их силой не возьмем, то иметь их не будем, если они решатся пойти к нам, то их расстреляют большевики.

Положение интеллигенции же выглядит следующим [образом]: часть эмигрировала или думает это сделать в критический момент, часть остается на «будь что будет», ожидая этого ужасного завтра, не в силах предпринять попытку в поисках выхода, часть остается, обеспечивая себе, на всякий случай, связь с нами.

Другие социальные группы относятся более равнодушно, говоря «не так страшен черт, как его малюют».

Настроение среди масс под конец месяца было очень критическое, потому что на тот период пришлись наибольшие подвиги — кульминационная точка большевистского наступления. На основе успешного наступления большевиков поляки оживили свою пропагандистскую деятельность. Распространились слухи о том, что большевики вместе с польской дивизией «Костюшко» ужасающим способом истребляют украинские села, приходят с готовыми списками украинцев, которых должны уничтожить, и делают это на месте, одним словом, поляков без исключения рассматривают как своих союзников, а те используют это для сведения счетов с украинцами: например, в Тернополе вырезали всех украинцев, за исключением одной женщины, которая чудом спаслась и, еле живая, добралась до Львова, чтобы это рассказать. В этой ситуации мало утешающими стали даже «пророчества» Насти Волошин, по которым красные так Львова и не увидят, но уже совсем не брались в расчет слова всяких Франков, Вехтеров или самого Гитлера.

И так далеко не радостное настроение усугубляло еще то обстоятельство, что положение в эмиграции также безнадежно. Львов очень скоро узнал, (очевидно, в преувеличенной форме, что обусловлено самой ситуацией) о том, что всех эмигрантов, зарегистрированных в западных районах, немцы содержат в лагерях, а незарегистрированных поляки отстреливают. Перед теми, которые намеревались эмигрировать, предстала перспектива жизни в подполье по фальшивым документам (польским) среди поляков.

Положение все же было объективно тяжелое, если не сказать безнадежное, и настроение понурое, а если к этому еще добавить вопиющие факты разворовывания народного имущества «отцами народа», что стало своего рода публичной тайной, то это уже вызывает почти поражение. Дело в том, что УЦК, узкая верхушка УЦК, изъяла кассу, магазины продуктов и другого имущества, и это, либо в деньгах, либо просто сложили в вагоны и вывезли, так, что даже на кухне пунктов помощи не смогли выделять обеды беженцам, на этот раз из Бродов или Тернополя, то есть тем, деньги которых упомянутые господа себе присвоили.

То же самое относится и к директорам Центрального союза и ОСК.

Как я уже упоминал, факт этот стал вскоре общеизвестным и произвел на массы в основном трудовой интеллигенции угнетающее впечатление.

Такими представляются настроения среди украинских граждан; если же касаться отдельных политических партий, следует сказать, что ничего здесь не заслуживает внимания.

Польский фронт

В отчетный период у нас было тут что-то вроде малого фронта. На фоне тех отношений, которые я описал выше, поляки почувствовали себя «сильными» до такой степени, что формально объявили войну украинцам. Про это говорили вслух, и даже пробовали свои угрозы реализовать на практике. Одним словом, в марте месяце польские организации начали интенсивные действия против украинцев, в частности, украинской полиции, так что можно сказать, что украинско-польские отношения никогда до этого не были на этой территории так обострены, как в том месяце.

1 марта 1944 г. в 17.30 трое поляков зашли в частную квартиру украинца по ул. Стрелецкой 3, первый этаж, и провели там обыск. В доме был только 13-летний мальчик, которого не трогали, а свои действия ограничили отъемом собственности, по воспоминаниям одной ученицы семинарии.

6 марта тяжело ранен полицейский VІІ-го Комиссариата украинской полиции жандарм Туркас.

Во вторник 7 марта убит канд. Суловский из VI КУП.

В среду 8 марта убит десятник Ковальчук, также из VI КУП.

В пятницу 10 марта ранен в ногу канц. Дежурной сотни.

В субботу 11 марта совершено нападение на вестового Горбаля из 1-го КУП, однако благодаря хладнокровию последнего до серьезных последствий не дошло.

В четверг 9 марта предотвращена запланированная акция против вестового Романюка, которая, наверное, состоялась бы, если бы полицейскими 1-го КУП не была ликвидирована целая банда.

16 марта ранен вестовой Литвинец. В тот же день во время ликвидации группы польских боевиков ранен полицейский 1-го КУП вестовой Сенюк.

В субботу 18 марта три человека зашли в квартиру полицейского Степана Федчишина на Богдановском бульв. и убили его 6-ю выстрелами.

16 марта после ранения вестового Литвинца была произведена облава на убийц, и удалось выследить и ликвидировать банду из 6 человек. Их вооружение и 7-мичасовая оборона указывают на боевую готовность польской организации.

Также польская организация начала преследовать и гражданских украинцев. В марте зарегистрированы несколько десятков убийств и ранений украинцев, среди них — адвоката Богуна и мгр. Капустия. Были случаи, когда вечером по улицам города ходили боевики польской организации и искали украинцев, чтобы их застрелить.

9 марта задержали несколько членов польской боевой организации, когда они хотели застрелить вестового Романца. На допросе они выдали остальных членов своей группы. Всех удалось арестовать, а при обысках в квартирах найдено оружие и литература.

Вышеназванные выступления польской боевой организации руководители польского подполья подготовили также и с пропагандистской стороны. 10 марта выпущена и распространена листовка, призывающая все польское население к борьбе против украинцев, а, в особенности, против украинской полиции. В листовке говорится, что все убийства поляков на территории Львова, которые имели место до этого времени, осуществляла только украинская полиция, и что в подвалах Комиссариатов УП находятся настоящие застенки для поляков.

Для ликвидации УП с запада прибыл так называемый «Батальон смерти», в количестве более 150 человек. Истины ради, следует отметить, что поляков в том месяце преследовали, и на ул. Байказ украинская полиция арестовала 9 польских боевиков, у которых нашли компрометирующие материалы, а также списки украинских полицейских с их частными адресами. Арестованные «по доносу» признали, что у них 1—8 марта была так называемая боевая неделя, в которую они должны были расстреливать на улицах украинскую полицию. С 9 марта действия должны были перейти в комиссариаты и частные квартиры.

Ночью 15 марта наряд украинской полиции из 5 человек наткнулся на ул. Вулецкой на группу польских боевиков из 8 человек. Завязался бой, который закончился победой украинской полиции. Убито 2 польских боевика, 2 ранено,

4 арестовано. Со стороны полиции было только двое раненых. Арестованные признались в гестапо, что они должны были встретиться с 2-мя отделениями польской боевой организации на ул. Мохнацкого и напасть на Полицейскую школу. У арестованных и убитых найдено 3 автомата и 12 пистолетов.

13 марта в 19.30 на Замастриновой 4 поляка напали на украинца Крочака, который был пьян. Потребовали удостоверение, а когда тот сказал, что не имеет, хотели его застрелить. Крочак говорил только по-польски и как-то выкрутился.

Поляки точно собирают информацию, сколько украинцев СС находится в данной местности. Так 9 марта 1944 г. некий поляк из владения по ул. Головинского 29 звонил по телефону другому поляку и просил у него сведения об украинцах СС.

10 марта 1944 г. поляки пробовали продолжить разговор, однако их прервали.

13 марта 1944 г. польская боевая группа из 8 человек напала на украинскую семью, живущую на Новом Знесенни. Стреляли по окнам, однако никто не пострадал.

13 марта 1944 г. украинский полицейский следил за двумя польскими боевиками. Когда он собрался их задержать, один из них убежал, а другой напал на полицейского с пистолетом и ударил его по лицу. Тут подоспел другой полицейский и убил польского боевика. Оказалось, что это студент Львовского политеха сын профессора политеха Сухарды, который сам работал одновременно в гестапо. Гестапо полицейского арестовало.

Постий, 3 мая 1944 г.