Запись беседы Заместителя Народного Комиссара Иностранных Дел СССР с Послом Японии в СССР Сигемицу. 21 декабря 1937 г.
21 декабря 1937 г.
1. Я пригласил Сигемицу и сообщил ему, что сегодня СНК рассмотрел предложение, сделанное послом 19 декабря, и принял решение о продлении рыболовной конвенции 1928 г. до 31 декабря 1938 г. и о пролонгировании на тот же срок и на прежних условиях аренды рыболовных участков, которые находятся в эксплуатации японских рыбопромышленников на основании пролонгации прежних арендных договоров. На основании этого решения в ближайшие дни мы можем подписать соответствующий протокол.
Сигемицу благодарил «за ясный ответ» и сказал, что понимает мое сообщение таким образом, что речь идет о продлении рыболовной конвенции и пролонгировании арендных договоров на тех же условиях, что и в прошлом году, и о заключении временного соглашения по примеру прошлого года. При этом он напомнил, что в прошлом году при заключении соглашения обе стороны сделали заявления. В общем, он понимает меня таким образом, что с советской стороны не будет возражений против того, чтобы сделать все так же, как это было сделано в прошлом году.
Я ответил, что посол правильно меня понимает[1]. Что касается всех деталей дела, то я просил бы посла поручить Ниси сговориться с т. Козловским.
Сигемицу сказал, что он согласен, чтобы разговоры по деталям вел Ниси с т. Козловским. Вместе с тем, для того чтобы не было недоразумений, он хочет обратить мое внимание на вопрос о трех рыболовных участках, о которых был разговор во время заключения временного соглашения в прошлом году. В принципе советская сторона не возражала против того, чтобы эти участки были сохранены за японскими рыбопромышленниками. Однако местные власти во Владивостоке решили, что эти три участка не могут быть отданы японцам, поскольку они не отвечают необходимым условиям. В конце концов эти участки не были сданы в аренду японцам. Однако с тех пор расстояние этих участков от устья реки изменилось таким образом, что они могут быть сданы в аренду японским рыбопромышленникам. Он имеет инструкции из Токио обратить внимание на этот вопрос. По этому поводу Ниси уже говорил с т. Козловским и, вероятно, будет иметь еще разговор. Имея в виду, что этот вопрос требует изучения, он просил бы меня изучить его, с тем чтобы было учтено пожелание японских рыбопромышленников.
Я ответил Сигемицу, что с этим вопросом не знаком и думаю, что он относится именно к тем деталям, в отношении которых я просил посла поручить Ниси договориться с т. Козловским.
Сигемицу заявил, что он сообщает об этом мне во избежание недоразумений, но, разумеется, по этому поводу должен будет говорить Ниси с т. Козловским.
2. Я сказал затем, что хочу информировать посла еще по одному вопросу. Ввиду неоднократных обращений обеих концессий к нашему полпредству по вопросу о задержании некоторых служащих этих концессий, о чем упоминал в одной из своих бесед со мной и посол[2], мы заинтересовались этим вопросом и констатировали, что прокуратура Союза ССР на основании обращений осужденных и концессионеров затребовала в порядке надзора все дела осужденных служащих концессий и других арестованных на Сахалине японских граждан и передала их в Верховный суд РСФСР для пересмотра. Верховный суд РСФСР, рассмотрев некоторые из этих дел, принял решение о замене лишения свободы по приговорам низших судебных инстанций высылкой из пределов СССР в отношении следующих лиц: Кобаяси, Аими, Сугавара и Косуги. Дела остальных лиц будут еще рассмотрены, причем на основании принятых решений у меня лично сложилось впечатление, что можно ожидать аналогичных приговоров и в отношении других японцев, которые не обвиняются в шпионаже и других тяжелых преступлениях.
Сигемицу благодарил меня за сообщение, сказав, что немедленно доведет его до сведения Токио.
3. После этого я сделал Сигемицу следующее заявление.
13 ноября и 14 декабря т. Козловский обращался к Ниси с просьбой содействовать немедленному освобождению четырех советских граждан, которые вследствие шторма на Амуре были отнесены на катере «Дальлеса» к маньчжурскому берегу. В результате наших неоднократных обращений катер нам был возвращен, но люди были задержаны и до сих пор остаются в Маньчжурии без всякого суда и следствия. При этом совершенно незаконно маньчжурские власти требуют компенсации в виде выдачи им какого-то русского белогвардейца, который находится в руках наших властей. Это дело вызывает у нас возмущение, ибо элементарным в отношениях между цивилизованными государствами является немедленное возвращение потерпевших вследствие шторма, без всякой на то компенсации. Другой вопрос, по которому т. Козловский также говорил с Ниси, касается 18 наших моряков, унесенных в море в результате шторма и прибитых к Амбецу на Южном Сахалине[3]. Наш посол т. Славуцкий уже два раза обращался по этому делу в МИД. Наши власти обращались также к японскому консулу на месте. В результате этих переговоров только на днях японский консул сообщил, что трое из пострадавших заболели. Задержанных держат по-прежнему в заключении под тем предлогом, что те отказываются давать показания. Однако нам непонятно, какие можно требовать показания от пострадавших вследствие шторма. Я прошу посла вмешаться в это дело и настоять на немедленном освобождении пострадавших. Я думаю, что мои сегодняшние сообщения помогут ему получить положительный ответ, и я надеюсь, что посол быстро меня информирует.
Сигемицу отметил, что я коснулся двух вопросов, один из которых — инцидент на Амуре — касается Маньчжоу-Го и советских властей, а второй — вопрос о задержании моряков на Южном Сахалине — касается японских властей и СССР. Он думает, что по второму вопросу ведутся переговоры с японской стороной, а по первому — в Харбине с маньчжурскими властями.
Я повторил, что по обоим вопросам переговоры велись не только на местах, но что мы обращались также и к японскому посольству. Тов. Козловский говорил об этом с Ниси.
Сигемицу заявил, что «сообщит в Токио».
Я сказал, что прошу посла не только сообщить, но и ходатайствовать об удовлетворении нашей просьбы. Эти два случая вызывают большое недовольство в различных наших кругах здесь и на Дальнем Востоке, ибо речь идет о пострадавших в результате шторма, которые до сих пор находятся на чужбине. Я хотел бы, чтобы посол со своей стороны содействовал немедленному освобождению этих лиц.
Сигемицу заявил, что мое пожелание он передаст в Токио, и при этом опять сказал, что только один из этих вопросов касается Японии, а другой вопрос относится к Маньчжоу-Го. По вопросу, который касается Маньчжоу-Го, лучше было бы вести переговоры непосредственно с маньчжурскими властями.
Я опять повторил, что мы уже вели переговоры в Харбине, и указал на то, что именно потому, что переговоры в Харбине не дали никаких результатов, мы обратились к японскому правительству[4]. Я просил бы посла не выдвигать таких формальных аргументов. Посол знает так же хорошо, как и я, что японское правительство имеет возможность добиться удовлетворительного решения вопроса. В связи с тем что я дал сегодня послу положительные ответы по вопросам, интересующим японскую сторону, я просил бы посла учесть, что слишком формальный подход к нашим просьбам не стимулирует дальнейших усилий с нашей стороны к разрешению тех или иных просьб японского посольства.
Несмотря на это обращение, Сигемицу в третий раз — и по существу уже демонстративно — ограничился заявлением, что передаст мое пожелание в Токио и будет торопить с ответом. Его враждебность проявляется даже в мелочах.
Б. Стомоняков
[1] После подписания протокола о продлении срока действия рыболовной конвенции между СССР и Японией Б. С. Стомоняков заявил послу Японии в СССР Сигемицу, что Народный Комиссариат пищевой промышленности дал указание «Дальрыбе» сдавать рыболовные участки в аренду в 1938 г. в том же порядке и на тех же условиях, на каких они сдавались в 1937 г.
[2] Беседа состоялась 20 ноября 1937 г.
[3] 14 декабря 1937 г. заведующий II Восточным отделом НКИД СССР Б. И . Козловский сделал советнику посольства Японии в СССР Ниси следующее заявление: «22 ноября штормом унесло в море кавасаки «Вымпел», на котором находилось 18 человек. Кавасаки угнало из района Пилево и прибило к Южному Сахалину — к Амбецу. Несмотря на то что ни у кого не было и нет сомнения в том, что кавасаки унесло в море и что в данном случае речь идет о вынужденном обстоятельствами случае, когда обычно оказывается помощь потерпевшему, наш кавасаки до сих пор задерживается японскими властями. Наш полпред уже два раза обращался в министерство иностранных дел. Было также обращение со стороны нашего дипагента к японскому консулу в Александровске. Только на днях японский консул сообщил нашему дипагенту, что трое из тех 18 человек, которых унесло в море, заболели. Наше полпредство обращалось в МИД еще до того, как кавасаки прибило к Амбецу, с просьбой помочь нам разыскать кавасаки и оказать нашим людям помощь, если их отнесет к японскому берегу. Вместо помощи их держат в заключении». Заявление заканчивалось выражением уверенности, что японской стороной «будут приняты меры к немедленному освобождению всех потерпевших».
[4] Направив 21 декабря 1937 г. полпреду СССР в Японии телеграмму об этой беседе, Б. С. Стомоняков поручил М. М. Славуцкому при ближайшей встрече с министром иностранных дел Японии Хирота вновь поставить вопрос об освобождении команд катера «Дальлеса» и шхуны «Вымпел», а также настаивать на выдаче визы для корреспондента ТАСС в Японии Б. И. Меринга. «Укажите, — говорилось в телеграмме, — что НКИД делает всяческие усилия для устранения затруднений в наших отношениях, но что отрицательная позиция японского посольства и мининдела даже по таким бесспорным вопросам, как освобождение команд, попавших в Японию из-за шторма и непогоды, затрудняет подобные усилия НКИД и создает большое и справедливое недовольство в самых различных советских кругах».
Славуцкий выполнил указание в беседе с Хирота 27 декабря 1937 г. «На мой вопрос, — сообщал полпред в телеграмме, направленной в НКИД СССР в тот же день, — могу ли я ожидать, что эти вопросы будут срочно разрешены, Хирота уклончиво ответил, что «то, что можно разрешить, будет разрешено». Японская сторона продолжала, однако, незаконно задерживать советских граждан.