Щепкина Е.Н. Женское движение в годы Французской революции

Екатерина Николаевна Щепкина

ЖЕНСКОЕ ДВИЖЕНИЕ в ГОДЫ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

с предисловием А.Коллонтай

Петербург: Первая государственная типография, Гатчинская, 26. 1921
 
(орфография оригинала сохранена)

---

Фрагменты книги

<...> Руссо положил начало реформе воспитания, доказывая, как извращают природу детей принуждение, мертвое, скучное обучение, не считающееся с характером и прирожденными свойствами ребенка. Воспитание должно быть прежде всего свободным и всегда считаться со склонностями будущего человека.

<...> Чувство, чувствительность Руссо ставил несравненно выше разума и рассуждения. Внутреннее чувство все подсказывает человеку; это оно говорит ему, что в мире существуют разум, воля, Божество Великая сила в мире страдание - это нервы жизни; страдание наполняет всю историю человечества. Отзывчивость к страданию порождает сострадание - это высокое присущее человеку чувство, источник всех благородных порывов и социальных добродетелей. Так говорил, великий учитель французов, чьи слова были на всех устах, чьи книги были в руках читающих мужчин и женщин, когда разразился великий «бунт разума».

При всем разнообразии мнений и настроений в одном писатели и мыслители XVIII в. проявили полное единодушие в убеждении, что все люди рождаются свободными и равноправными и должны быть признаны таковыми, что верховная власть в каждой стране принадлежит народу, этого требует естественное право. Эти идеи незаметными путями, силою духа времени проникали в народные низы, в сознание сельского населения и укрепились в нем. Когда раздались сверху, от народных представителей, первые призывы к борьбе, крестьяне тотчас откликнулись и, собираясь вместе, быстро осваивались с тем, что требовали от них задачи общего блага и неотложные реформы.

Умственное движение XVIII в. внесло новую, более сложную оценку человеческой личности. Человек сам по себе представлялся мыслителям того времени особым маленьким мирком (микрокосмос), в чьей душе, маленьком центре мировой жизни, более или менее отражается весь великий внешний мир. Один человек не может, конечно, вмещать в своем сознании ясного понимания всего сущего в мире; но человеческой душе свойственно воспринимать и постигать массу его явлений более или менее бессознательно (интуитивно) - «малыми представлениями», неясными, неоформленными, трудно высказываемыми. Только немногие учившиеся и подготовленные изучают отдельные лучи отражений мира в форме наук, искусств, сосредоточивая и специализируя ум и сознание на одной отрасли знания, часто отмежевывали свой развитой ум от всего бессознательного, трудно уяснимого. Огромное большинство людей, особенно женщин, довольствуются всей полнотой «малых представлений», догадкой, соображением уясняя себе все необходимое для своей жизни; и этим нисколько не умаляется ценность их духовной личности. Ясных идей, определенных понятий и познаний не так-то много на свете, и они одни и те же у множества лиц; смутные же представления, прямо выхваченные из природы мира, их окраска, свойства и особенности принадлежат одной личности, в чьем духовном мире они отражаются; из них складывается личный характер человека, его индивидуальность, особенности его духовного строя. В конце XVIII в. бессознательным впечатлениям и представлениям придавали особенно важное значение; «малые представления» сливались с «чувствительностью», своего рода 6-м чувством, которое тогда и в начале XIX в. особенно ценилось в личности. Теперь мы назвали бы это чувство повышенной «отзывчивостью», драгоценной способностью, живой, богатой натуры схватывать быстро и легко яркие впечатления, не теряя, не забывая их, неутомимо отзываться на все запросы жизни, на страдания и нужды людские. Чувствительность одно время ставилась даже выше разума, как свойство естественное, близкое природе, не нуждающееся в искусственном воспитании. Некультурный, простой человек, только чувствительный, стал ценным и интересным, независимо от своего умственного развития, способностей, талантов.

Эта новая демократическая оценка личности очень поднимала сознание народной массы, внушая простым людям смелость и веру в себя. Она очень повысила значение женской личности, искони склонной жить чувством и впечатлениями. Женскому полу часто в виде укора ставили на вид, что среди женщин не родилось ни одного гения и замечается сравнительно мало талантов. Новая оценка человека смягчила, затушевала различия по особым редким свойствам и дарованиям, выдвинув на первый план отзывчивость, живость чувств, все просто человеческое, всем доступное и понятное.

I

Благодаря влиянию просветительных идей, женщины Франции перед революцией становились сравнительно более свободными членами общества; их допускали во многие мужские клубы; они участвовали в собраниях франк-масонов. Младший представитель мыслителей XVIII в. Кондорсе за два года до революции очень резко выдвинул вопрос о политическом равноправии полов и тотчас энергично приступил к организации общественного образования женщин; он помогал устраивать для них лицеи, отдельные курсы лекций по разным отделам знаний. До тех пор девочек и взрослых девушек держали взаперти в монастырях чуть ли не до 20-ти лет, обучая по по старинным книгам, одобренным священниками, и заcтавляя исповедываться чуть не каждую неделю.

Теперь молодое женское поколение, отложив в сторону романы и молитвенники, даже знаменитую «Новую Элоизу» Руссо, зачитывалось историческими сочинениями, книгой Плутарха о добродетелях и подвигах великих героев древности, произведениями политических мыслителей и особенно «Общественным договором». Об этом свидетельствует в своих записках самая талантливая представительница героинь революции - Манон Ролан. Новые запросы женщин мелькают в ранних опытах Олимпии де-Гуж в ее брошюрах и нескладных пьесах, в которых она требовала человеческих прав для чернокожих и широкой общественной роли для женщин. В целях нравственного обновления общества она проектировала учреждение нового театра, обслуживаемого исключительно женщинами-организаторами и драматургами.

Тем временем политические затруднения в стране все осложнились, и дело быстро подвигалось к развязке. К 1788 г. правительство было вынуждено сознаться в безвыходной путанице своего хозяйства и постановило созвать на совещание Генеральные Штаты, <...>

Сохраняя старый, обычай, положение о выборах призывало к участию в них через доверенных мужчин всех самостоятельных владелиц крупных имений из числа знатных дворянок, настоятельниц женских монастырей и руководительниц больших общин полумонахинь и сестер милосердия. Таким образцом, в среде депутатов будущего Национального Собрания говорили и действовали избранники женщин. В сельских общинах, тоже по старым обычаям, женщины и девушки в особо важных случаях, особенно, когда дело касалось важных экономических затруднений, призывались на сельские сходы, подавали голоса при решении вопросов. Созыв депутатов - дело первостепенной важности для крестьян 1789 г., и потому крестьянские женщины тоже допущены к выборам и составлению наказов депутатам. Наказы излагали все нужды и требования выборщиков. Неопытным людям не легко было формулировать свои запросы, выяснять и излагать тяготы и бедствия своего быта. На помощь явилась масса политических брошюр и листков, разъяснявших назревшие вопросы и дававших на них ответы; а кроме того всюду находились молодые адвокаты, мелкие провинциальные служащие, ярые читатели Руссо и Вольтера, которые являлись в общины пером и речью помогали составлению наказов. Благодаря этому депутаты привезли не мало интересных, литературно написанных документов, в которых говорилось о введении равенства всего населения перед законом, во всех гражданских правах, намечалась декларация прав человека и гражданина. Женщины требовали для себя гражданских школ и улучшения образования, права самостоятельно распоряжаться своим имуществом, уравнения с мужчинами в правах на наследства.

<...> В Национальном Собрании горячо обсуждались планы работ  проектам конституции, намечались положения Декларации прав человека и гражданина. <...> Народ одержал блестящие победы; но среди общего торжества скоро послышались голоса недовольных.

Многих женщин смутило противоречившее освободительному движению невнимание к их бесправному положению. Постановление о равенстве всех граждан в правах, декларация о правах человека и гражданина касались только мужской половины нации и совершенно игнорировали ее женскую половину Разве женщина не человек и не имеет его естественных и священных прав? Разве женщины существуют где-то вне нации? Разве они не такие же разумные и правоспособные существа, как и граждане мужчины?

Женская чувствительность заговорила, и феминистическое течение стало понемногу выявляться в брошюрах, обращениях к депутатам, в газетных статьях, постепенно достигая все большей определенности и ясности в своих запросах.

Женские кружки составляли петиции на старинный лад и направляли их к Национальному Собранию. Вдова-помещица из провинции писала от имени женщин своего местечка восторженно-чувствительно, но с некоторым пренебрежением к грамматике. «Загорелась заря, тьма рассеивается, подымается денное светило, небо засветилось. Да будет его блеск счастливым предзнаменованием! О вышние силы, заставьте, загореться сердца, чтобы не обманули нас надежды, исполнились наши ожидания. И в старину было право у народа докладывать о своих неотложных нуждах, запрашивать, обращаться к высоким собраниям».

И вот она, неопытная, решается напомнить представителям народа о горькой судьбе своего пола, о тяжком гнете, под давлением которого живет многие века. В низших классах населения женщин считают способными только шить, вязать, стряпать и т. п. и только этому и учат; а в высших им полагается петь, танцовать, заниматься музыкой, играми. Но опыт жизни давно показал, что эти занятия только помеха истинному развитию женщин. С ничтожной подготовкой первой категории женщины доказывают, что прекрасно могут заменять мужей в хозяйстве, и в торговле и промышленности. На 2-й и высшей ступени без школы, без научной подготовки женщины выдвинули замечательных писательниц, исследовательниц, давших ценные и блестящие творения духа. Сами француженки гораздо выше того образования, которое им дают, и в особенности тех бессмысленных предрассудков, которыми их окружают.

Далее автор доказывает, что представитель-депутат должен иметь одинаковые права и интересы с теми, кто его выбрал, кого он представляет; следовательно, мужчина не может быть представителем женщин. При современном неправильном представительстве, женщины должны иметь право подавать петиции о своих нуждах, и с этими петициями должны считаться, отвечать на них. Нам, может быть, скажут, что женщин никогда еще не допускали в советы ни монархий, ни республик. - Но в переживаемое время творится нечто иное, идет ряд реформ. Неужели и в такое время женщинам предписывается по-старому - век трудиться, всем повиноваться и молчать! Мы не станем претендовать на кресла и портфели в министерствах, то дайте нам хоть простое право голоса, как всякому рядовому гражданину серьезной, богатой способностями нации необходимо найти способ, как установить равновесие между обоими полами, между существами, созданными из той же глины, предназначенными друг для друга, одинаково чувствующими, поклоняющимися одному Божеству. Нельзя допустить таких законов, которые одного делают всем, а другого ничем. Под этим гнетом гибнут дарования, вянет ум, сохнет душа.

Автор горячо негодует, что ко всем возмутительным несправедливостям прибавляются еще грязные поклепы на женщин; позволяют себе возлагать на них главную ответственность за чужой разврат, за совращение, за распущенность нравов в обществе. Ничего подобного не должна допускать мудрая конституция. - Долой всякие привилегии, составим всею нацией единую семью с одними правами и общими для всех законами, будем все братьями и сестрами. А нам, женщинам, да разрешат сформировываться в особые бдительные военные отряды; мы способны носить оружие так же, как умеем трудиться.

В конце петиции провинциалка предлагает несколько очень дельных соображений о замене одних налогов другими и их правильном разложении. При всей странности стиля, несомненно, что составительницы петиции много думали над новым и очень серьезным вопросом о положении женщин среди глубочайших перемен и переворотов в жизни народа, какие вносила революция.

В коллективном обращении к Национальному Собранию на ж страницах «Монитора», самой распространенной газеты, к общим требованиям одинаковых прав с гражданами мужчинами и равенства перед законом женщины прибавляют: «Мы требуем также, чтобы был издан декрет, обязующий мужчин брать жен без приданого».

Интересна петиция, поданная женщинами «третьего сословия» и королю: «Государь, мы просим, чтобы мужчины ни под каким предлогом не могли заниматься ремеслами, составляющими удел женщин... « Пусть нам оставят по крайней мере иглу и веретено... Пусть нам отведут известное количество должностей, которые могут заниматься только нами, дабы мы могли по крайней мере снискивать себе пропитание».

Небольшая группа женщин, после горестных жалоб на свое бесправие, повторяет с другими: «Должно ли навсегда остаться нашим девизом: трудиться, повиноваться и молчать?» Одна женщина на страницах «Монитора» размышляет о семье и воспитании женщин: «Почему Дети, рождаемые женщиной, принадлежат мужчинам? Супружеский деспотизм продолжает стоять непоколебимо, подобно камню преткновения... Вся моя природа возмущается, когда я вспоминаю монастырь, в котором я сама была заперта до 20-ти лет. Вечно в борьбе с природой, монахини неустанно стараются ее побороть, но не в силах ее подавить». Один «Запрос дам» к Национальному Собранию говорит более смелым и резким языком. «Вы отменили все привилегии... отмените же привилегии мужского пола... Вы объявляете французов свободным народом, а между тем вы ежедневно миритесь с тем, что 13 миллионов рабынь влачат цепи, в которые их заковали 13 миллионов деспотов!.. Вы провозгласили равенство прав и несправедливо лишили этих прав самую нежную и самую интересную половину человеческого рода».

Так напоминали о себе женщины, требуя внимания к своему бесправию во всех сторонах быта, начиная с области труда. Застой в промышленности в первые годы революции, безработица, дороговизна, очень тяжело отражались на положении трудящихся женщин. Мужчины читали протесты женщин, слушали и больше отмалчивались. Всегда любезное с женщинами Национальное Собрание, сама влиятельная печать почти не поддерживали их петиций. Один журналист, впрочем, разразился довольно резкой статьей. Он уверял, что получил! очень много писем от женщин с требованиями равноправия перед! законом, участия в политической жизни; сам он находит крайне вредным влияние женщин на политику, пример тому королевские любовницы, развращавшие правительство. Жалки и современные женщины в переживаемые дни; еще простолюдинки довольно храбры, не боятся крови и революционных стычек; но представительницы т.-наз. общества никуда не годятся, падают в обморок при виде отрубленных голов, мертвых тел, не выносят грома орудий. Права, политическая жизнь не для них. Пусть себе сидят дома и не берутся не за свое дело. - Так презрительно корили женщин за слабость нервов (совершенно несправедливо); но вот женщины стали бравировать, бегали за осужденными на все казни, криками одобряя и не одобряя приговоры; целыми днями сидели около гильотины с шитьем и вязаньем в руках, зорко следя за исполнением всех формальностей казни. Появились «вязальщицы» грозные, шумливые враги контрреволюционеров и всего, что напоминало старую аристократию. И те же мужчины, которые дразнили женщин, высмеивали их слабонервность, клеймили «вязальщиц» «звероподобными чудовищами», «адскими фуриями» и т.д. В своем трудном и запутанном положении мало кому из современников могли угодить женщины революции.

А вопрос о правах женщин обострялся с быстрым ходом реформ. Когда подготовлялась первая конституция Франции, намечено было разделение нации на граждан активных с правами избирателей законодателей и пассивных, пользовавшихся только покровительством законов. Первые выделены как плательщики налога в размере 1-дневной заработной платы. В категорию пассивных должны были войти все женщины. Такое неравенство слишком явно грешило против принципов Декларации прав, чтобы не вызвать протестов. За женщин вступился, наконец, сам Кондорсе в нескольких статьях своей распространенной газеты он дал современникам и потомству настоящий феминистический манифест, выдвинув ряд аргументов в пользу женщин, которыми очень долго, пользовались все сторонники равноправия полов. Лишение половины рода человеческого прав законодательствовать несовместимо с провозглашенным революцией принципом равенства. Нельзя допустить, чтобы у женщин были иные естественные права, чем у мужчин. Если эти прирожденные человеку права действительно существуют, то они должны быть одинаковы у каждого человека, независимо от пола, расы, религии. Что касается оснований, которыми доказывают неспособность женщин по свойствам своего организма выполнять обязанности граждан, то Кондорсе отказывается понимать, каким образом беременность и преходящие недомогания женщин могут делать их негодными для пользования гражданскими правами, когда многие мужчины подвержены всякого рода болезням, что, однако, не служит поводом для лишения их прав и обязанностей гражданина.

Говорят, что ни одна женщина не обнаружила признаков гения, ни одна не выдвинулась особенно важными открытиями в области наук. Но меньший запас знаний, более слабый дар анализа вовсе не основание тому, чтобы лишить их политических прав. Мужчины наделяются этими правами вне зависимости от дарований и запаса знаний. Если бы законодатели всегда считались с умственным и образовательным цензом, то человечество навсегда отказалось бы от равенства и свободной конституции, предоставив управление и законодательство в руки небольшого круга талантливых и ученых мужчин.

Против наделения женщин правами приводят еще ряд соображений практического свойства: сделавшись открытым, явным, их влияние на мужчин еще усилится; сами они, увлекаясь политической ролью, забросят свои семейные обязанности и т.д. Все это всегда служило только оправданием для произвола и всякого рода тиранов; ради выгод торговли и промышленности, ради эгоистических расчетов всегда умели заковывать людей в цепи.

Вообще вопрос о допущении женщин к пользованию гражданскими правами не может более решаться соображениями чьей-либо пользы, фразами и шутками. Установленное ныне равенство среди мужчин тоже вызывало когда-то пустые возражения и шутки, но никто не нашел против него убедительных аргументов. То же произойдет и с правовым равенствам полов, заключает Кондорсе.

Блестящие и новые мысли философа поразили современников и наделали много шума; одно время о них говорили всюду: в клубах, гостиных, среди депутатов, на всех собраниях; женщины упивались ими; но среди бурных событий, переворотов и продолжительных войн французы надолго позабыли эту проповедь о правах женщин.

Очень сильное и глубокое впечатление произвели статьи Кондорсе заграницей и особенно в Англии; там они тотчас вызвали более или менее заметное брожение среди женщин и долго служили образцом для их запросов и манифестов.

II

Огромная и очень ценная в истории Франции работа женщин в деле создания общественного мнения и в революционном перевоспитании общества для новой гражданской и политической жизни шла двумя течениями, различными по силе и размерам. Одно из них определялось настроениями очень небольшой группы деятельниц, выделявшихся своим особым интересом к судьбе и положению женщин; другое течение захватывало всю громадную массу женщин, участвовавших в общей политической работе Франции, почти не касаясь или только изредка уделяя внимание на агитацию за права женщин. Наша задача обязывает нас особенно внимательно присмотреться к самым интересным представительницам первой группы женщин. Здесь мы встречаемся с личностями 3-х едва ли не первых Европе феминисток - Олимпии де-Гуж, Теруань де-Мерикур, Розы Лакомб. Они так и встают перед нами одна за другой в хронологическом порядке, который необходимо сохранить в изложении; быстрые смены душевных настроений, бурные вихри мятежей подбросили на разные ступени революционного подъема. Заметны в них общие черты - романтичность, даже некоторая театральность в их личной жизни; недаром их биографам пришлось прежде всего повозиться с их прозваниями, чтобы восстановить их подлинные имена.

Первая, старшая годами, Мария Гуж, по мужу Обри, дочь мясника, родилась в 1748 г. Ее ничему не учили, она едва разбирала напечатанное и всю жизнь умела только подписывать свое имя. Совсем юную, почти девочкой, ее выдали замуж за очень пожилого старшего повара одного знатного барича. Очень красивая, одаренная страстным темпераментом, жаждой жизни и редким честолюбием, она изнывала в своей темной доле; муж стал ей ненавистен, и она бежала от него на вольную жизнь. У красавицы тотчас явились поклонники и покровители. С новым звучным именем, мечтая о блестящей роли просвещенной куртизанки, вроде Ниноны де-Ланкло, она нанимала на средства своих содержателей учителей и даже профессора литературы, набирала книг, которые ей читали секретари, и всячески развивала свой ум. При этом, благодаря своему темпераменту, она вела очень бурную жизнь, не стесняясь никакими скользкими приключениями. Но жизнь оказалась не по здоровью; нервы совершенно расшатались; красота рано увяла; Олимпия состарилась к 35 годам. Пришлось иначе устроить жизнь, перейти на литературу, чтобы занять беспокойный, пытливый ум и удовлетворить пылкое честолюбие. Истая расчетливая француженка, Олимпия сумела сохранить от бурной жизни 80 тыс. франков. Она наняла писца и стала диктовать драму за драмой на самые жгучие современные темы. Десятками скоплялись эти пьесы на ее столах; немногие из них напечатаны; еще меньшее число удостоилось попасть на сцену, хотя она энергично требовала от директоров театров внимания к своим творениям. Уж слишком нервно, торопливо сочиняла она. Речь ее в эту пору поражала своей быстротой; слова лились без приостановок, без знаков препинания. Но многое в этом потоке было вовсе не дурно, говорят современники и биограф Олимпии: тот же темперамент, отзывчивость, неугомонная возбудимость подсказывали ей интересные мысли, остроумные, верные догадки. У нее были большие знакомства среди писателей; она имела друзей и почитателей.

Рост общественных настроений быстро захватывал нашу героиню; в1788 г. она диктовала уже политические брошюры и многие сама издавала. Болезненно ревнивая к литературной славе, она мучила редакторов газет, требуя места для своих статей; одного из них даже вызывала на дуэль. Первое время она еще была довольна вниманием публики к своим трудам, но позже, с разгаром революции, их меньше замечали, и она сердито корила публику за равнодушие к мыслям женщины.

Политические взгляды Олимпии очень умеренны; она уважала короля; признавала сословный строй; но по симпатиям была демократична. В своих брошюрах за 1789 г. она болела сердцем за обнищавший и голодный народ, негодуя на легкомыслие пустых фразеров и агитаторов; сочиняла проекты касс для поддержки неимущих, целую систему приютов для содержания беспомощных стариков и детей.

Она пугала состоятельный класс резкими призывами немедленно отказаться от роскоши и излишеств, побольше отдавая на пользу народа. В одной брошюре она даже разработала, план общественных мастерских для безработных, предупреждая идеи революции 1848 г.; требовала наделения неимущих землей с помощью казны в размере трудовой силы семьи. Ее заботы о народе глубоко искренни и очень вдумчивы. Выступления и победы народных масс потрясали ее и при водили в восторг; но она очень боялась кровавых крайностей и обилия жертв. Она до забвения увлекалась событиями и в то же время смущалась крутыми переломами.

Но в ней не было трусости; это только сила привычек. Сама Олимпия всегда смелым, даже вызывающим тоном осуждала грозных якобинцев, самого всесильного Робеспьера, а Марата называла публично выкидышем человечества. Бедность, забитость, бесправие всегда и всюду возмущали ее пылкую чувствительность; отсюда ее горячее увлечение борьбой за права женщин, её феминизм, создавший ей известность.

Один из историков революции уверяет, что именно Олимпия дала толчок феминистическому движению. Еще в пьесе 1786 г. ее героиня протестует против «отстранения женщин от всех областей деятельности и знании». - «Два независимые существа, соединенные браком, должны одинаково признаваться хозяевами своей судьбы и своих действий», говорит она в другой пьесе. Там же, чтобы сделать женщин героями, гувернантка требует для них одинакового образования с мужчинами. При этом Олимпия вовсе не желает льстить своему полу: у женщин сердце не чисто, душа искалечена; ум падок на злые замыслы; но это следствие, говорит она, того рабства, от которого их необходимо спасти. От природы женщины духом богаче мужчин. В романе «Принц Ф» она старается доказать, что женщина была бы по крайней мере равной мужчине, если бы имела все права на образование, на политическую деятельность. - «Что дало нам бесправие и унижение женщины? Лишенная настоящей силы, она вознаграждали себя интригами и ловкостью... Ей не позволяют участвовать в войне, но ее научили искусству вызывать войны... Не имея никаких публичных прав, женщины деспотично властвуют втихомолку. Если бы девушек воспитывали как юношей, открыли бы им все профессии, все служебные карьеры, они забыли бы свой легкомысленный деспотизм и стали бы даже лучшими семьянками».

С 1791 г. Олимпия вся горит огнем патриотизма, отзывается брошюрами и листками на все события, подводя итоги завоеваниям революции, негодует на невнимание к женщинам, на их бесправие, резко противоречащее их огромному влиянию, значению их роли в революции.

По старым обычаям, по Наказу 1789 г., некоторые женщины еще имели права по выборам. Революции следовало демократизировать, распространить эти права; вместо этого всех женщин поголовно лишили прав голоса. - «Разве еще не настало время, чтобы и среди нас, женщин, началась революция? Разве мы никогда не примем участия в создании общества?» - В этом же году Олимпия выпустила своего рода декларацию прав женщины и гражданки, направив ее почему-то к королеве. - «Женщина рождена свободной и по праву равна мужчине!» Цель каждого законодательного и общественного органа заключается в охране прав обоих полов: свободы, прогресса, безопасности и противодействия гнету . Из совокупности мужчин и женщин состоит нация, на которой покоится государство; законодательство должно быть выражением воли этой совокупности. Поэтому гражданки должны так же, как и все граждане (§ 6-й) лично, или через ими избранных представителей, принимать участие в работе законодательства. Оно должно быть одинаковым для всех. Поэтому все гражданки и все граждане должны, сообразно их способностями, иметь одинаковый доступ ко всем общественным должностям, профессиям и отличиям (§ 10). Женщина может итти на эшафот, она должна иметь одинаковое право итти и на трибуну. Но права женщин должны служить на благо всем, а не только к выгоде ее собственного пола. Женщина, как и мужчина, содействует накоплению государственного имущества; она имеет одинаковое право требовать отчета об управлении им. Конституция недействительна, если над ее созданием не работало большинство всех индивидуумов, из которых состоит нация... Пробудитесь, женщины!.. Факел истины рассеял облако безумия и тирании; когда же вы прозреете? Соединитесь, противопоставьте грубой силе силу разума и справедливости! И вы скоро увидите, что мужчины перестанут лежать у ваших ног, как томящиеся обожатели, а будут гордиться тем, что идут рука об руку с вами и разделяют с вами вечные права человечества». Эта декларация, умно составленная, полная благородных мыслей и страстной убежденности, едва ли не самый сильный и лучший протест из всего, что было написано против конституции 1791 г., разделившей даже мужское население на активных и пассивных граждан, лишенных избирательного права.

И досадно и тяжело за автора, что умная и талантливая женщина, но болезненная и слишком одиноко работавшая, совершенно не разбиралась в путях политической агитации и направила свой блестящий призыв как раз не туда, куда следовало. Олимпия еще верная дочь XVIII в.; ее еще волновала судьба королевской семьи.

Но вот в июне 1791 г. король предательски попытался бежать заграницу от своего народа, и сердце чувствительной Олимпии облилось кровью, больно уколотое позорным поступком. Арест короля, унижение принципа верховной власти привело ее, однако, в негодование. Она выпустила брошюру - пламенный протест против правителей, заменивших короля: - унижать, распылять верховную власть гибельно для страны, или короля совсем нет, или если он налицо и еще король, то он правит. Преступное шатание вызовет только тяжкую кровавую смуту. - Опять верная и удачная догадка; историки революции и левого лагеря не раз останавливались на мыслях Олимпии, а знаменитый Мишле восторгается ее «благородным памфлетом».

После кровавого дня10 августа 1792г., когда, после упорного боя, народ взял приступом дворец, и король окончательно лишился власти, Олимпия писала: «Сколько жертв! Ужасно! Почему меня тогда мало слушали?» - И все-таки ее мысли двоились еще между страхом за судьбу Франции без монархии и увлечением ораторами, уже республиканцами, из партии жирондистов. Последнее можно объяснить тем, что эта партия отличалась стойкой верностью принципам Декларации прав человека, на которой строились главные требования женщин.

Когда короля отдали под суд, она с обычной пылкостью добивалась права публично защищать его: «забудьте мой пол; разве героизм и душевная сила чужды женщинам?» Ее, конечно, не допустили к защите; можно только удивляться, как ее тогда же не арестовали. - «Как король, Людовик виновен, читали в ее брошюре; но развенчанный и изгнанный, он уже не преступник перед республикой. Англичане заклеймили себя в глазах потомства казнью короля; а римляне обессмертили себя изгнанием своего Тарквиния... Чтобы убить короля, мало отрубить ему голову, - короли живут и после смерти. Только переживая свое унизительное падение, он совсем умирает». Историкам пришлось отметить и эту догадку феминистки.

Средства Олимпии быстро уплывали на борьбу, на печатание и распространение брошюр и листков. Впереди ее ждала нищета. Летом 1793 г. она очень резко выступала в защиту побежденных жирондистов против овладевших властью якобинцев. В своем «Политическом завещании» она требовала всенародного голосования (плебисцита) для решения вопроса - что нужно Франции: 1) республику единую, 2) федеративную, или 3) монархию. Якобинцы по основным принципам не допускали плебисцитов и федераций; и когда Олимпия вышла на улицу расклеивать свои листки, она была арестована. Но она и в тюрьме диктовала обличения террористов, чем очень отягчила свою участь. Она почему-то не ожидала гильотины; смертный приговор поразил ее, и ею овладело было малодушие, но она с ним справилась и умерла с достоинством.

Жертва культа красоты, царства гостиных и будуаров, Олимпия по натуре еще жила в старом XVIII в. Отзывчивость к запросам времени и неукротимое честолюбие выбросили ее в костер политической борьбы. Много испытав в женской судьбе, с обостренной чувствительностью, она очень чутко относилась ко всякому разладу между провозглашаемыми идеалами и действительностью, горячо вступалась за униженных, особенно за женщин, упрямо и обидчиво настаивая, что в их лице унижается цвет человечества.

Олимпия не сумела организовать вокруг себя ни партии, ни своего общества; одно время вокруг нее собирался небольшой женский кружок. Седая, быстро старевшая, она редко выступала в клубах, не выходила к толпе на улице, как ее современницы. В своем будуаре она диктовала, диктовала, затем рассылала и пристраивала свои брошюры и листки. Неуравновешенная психика, увлечение своим «я» многих отталкивало от нее, но потомство оценило ее заслуги перед женским движением. Интересна она, эта неграмотная женщина, как личность, своеобразными женскими особенностями, подсознательным мышлением, богатством «малых представлений», возвышавшихся в ней до талантливости.

Анна Жозефа Теруань родилась в Бельгии в 1762 г. близ Льежа и местечка Маркур. Память ее свято чтится бельгийским народом; о ней много писали и пишут; и только запрещение духовенства долго мешало ставить памятники первой в Бельгии проповеднице свободы, - равенства и братства. В детстве ее мучила мачеха, после смерти отца, как говорят, не то продавшая ее, 14-ти-летнюю, немецкому барону, не то просто сбывшая англичанам. Жозефа в юности жила на содержании, бывала с покровителями в Париже; знала Францию. Один из их завещал ей пенсию в 5 тыс. ливров. Тогда она взяла от ненавистной мачехи на воспитание двух своих младших братьев. Под именем Теруань де-Мерикур она ездила с ними в Италию, где учила их музыке. В июне 1789 г. она вернулась в Париж и сразу «из полусвета перешла в большой политический свет», окунувшись в водоворот революции. 12 и 13 июля она рядом с К. Дюмуленом и другими ораторами неустанно призывала народ к оружию. В великий день 14 июля она сражалась с вооруженными толпами у стен Бастилии; повидимому, именно она та героиня, которую ввезли на пушке в ворота взятой крепости. Национальное Собрание особым декрете» присудило Теруань почетную саблю, с которой она потом не расставалась и с нею увековечена на портретах. Наружность ее была очень привлекательна: небольшого роста, стройная, сильная и подвижная, с умным, живым и миловидным лицом, Теруань многих увлекала.

5 октября 1789 г., когда многотысячные толпы женщин захватили всю дорогу на Версаль, летний дворец короля, требуя хлеба и возвращения Людовика в Париж, Теруань прискакала в резиденцию верхом в красной амазонке и поддерживала дух уставших от длинного денного похода революционерок. Теруань очень внимательно следила за заседаниями Национального Собрания, участвуя в публичной оценке выступлений депутатов и общих постановлений; она постоянно бывала в главных клубах, увлекаясь движением и борьбой, политическими речами, на все откликаясь, всюду заводя и укрепляя свои политические связи и знакомства. У себя она принимала большое избранное общество; в ее гостиной собирались главные герои революции - Сийэс, поэт Шенье, оратор Дюмулен, Бриссо, философ Клотц, даже Робеспьер и его ученик Сен-Жюст.

Философ Ромм, долго живший в России, и его воспитанник юный Строганов были одно время ее ближайшими друзьями. В январе 1790 г., по мысли Теруань, они втроем основали общество «Друзей Закона» с очень широкими задачами: помогать воспитанию народа до сознания им всего величия его прав, выяснять ему его интересы, значение революции для его блага, внушать ему уважение к добродетели и просвещению, знакомить с деяниями Собрания; пробуждать патриотизм и любовь к свободе в душах вялых и мягких и отвлекать слишком бурные умы от вредных крайностей, эксцессов. Решили сноситься с провинциями, снабжать их новостями и литературой, а взамен получать оттуда поддержку и отголоски местных интересов. Обществу предстояло соединять в себе, как в фокусе, разбросанные лучи общественного мнения, рассеивая мрачные облака, которыми лицемерные души стремятся затемнить сознание народа. Ради этих целей устраивались комиссии по библиографии, библиотекам, осведомлениям о заседаниях собрания депутатов, редакции изданий и т. д. Тут целая программа «воспитания духа», нравственная поддержка народа на новых, еще неведомых путях его политического и социального развития. Весь план был глубоко и широко разработан Роммом; но, по видимому, он оказался слишком философским и отвлеченным для бурного года, когда приходилось действовать и поступать изо дня в день без широких обобщений. Собрался кружок выдающихся людей, работавший недолго и потом соединившийся с деятельным и демократичным клубом Кордельеров.

В первый год свободы феминизм Теруань еще мало заметен. В красивой речи в клубе Кордельеров она требовала допущения их организации, но соглашалась заранее примириться о одним совещательным голосом. Руководители клуба ей очень любезно засвидетельствовали свою уверенность, что душа и разум женщин те же, что и у мужчин, но в члены их так и не допустили.

После суда над участницами движения 5 октября, Теруань уехала в Бельгию, не желая подвергаться заключению. На родине она открыто проповедывала идеи революции, пользовалась каждым подходящим случаем, чтобы произносить зажигательные речи, и сильно повлияла на настроения своих земляков. Но когда немецкий союз стал готовиться к походу на революционную Францию, австрийские войска вошли в Бельгию, Теруань арестовали и, как военнопленную, отправили в Вену. Там ее посадили в тюрьму; держали довольно долго и выпустили на свободу только по приказу императора. К 1792 г. Теруань вернулась в Париж, снова открыла свой салон, принимала вождей революции; со многими спорила и на всех умела действовать обаянием своей преданности идеалам свободы и готовностью на всякий подвиг ради их торжества. Когда выпустили патриотические колоды карт с портретами деятелей революции, Теруань изображала в них пиковую даму. Ее влияние и известность достигли теперь своего зенита.

Зато ни одна женщина того времени не вызывала к себе такой дикой ненависти консерваторов и реакционеров, как Теруань, благодаря ее видной роли среди революционеров; газеты и брошюры белых монархистов обдавали ее грязью, неистово клеймили самой оскорбительной для женщины бранью. Теруань умно и тактично отмалчивалась, с презрительным невниманием отворачиваясь от злобной клики врагов. Ее объявляли виновницей всех кровавых событий, вдохновительницей всех кровавых событий и убийств. Она же, наоборот, никогда не сочувствовала крайностям кровавым эксцессам, внушала уважение к личностям и мнениям.

Начало войны с немецкими державами вызвало у Теруань прилив патриотизма и вместе с тем сочувствия к женщинам. «Гражданки, говорила она, мы должны отдать себя родине; сплотимся тесней и оттолкнем врага. Покажем мужчинам, что мы не ниже их храбростью и добродетелями. Француженки, возвысимся до уготовленной нам доли Разобьем наши цепи; пора женщине вырваться из постыдного ничтожества, куда их низвергли невежество, гордыня и несправедливость мужчин... Будем состязаться с мужчинами... Разве они одни имеют право на славу? Мы хотим получить гражданский венец, умирать за свободу, которая нам, может быть, еще дороже, так как последствия деспотизма еще тяжелей ложатся на наши головы, чем на их». Далее, подобно Олимпии, она предложила организовать военный отряд амазонок, но скоро сама отказалась от своего плана, справедливо поняв, что возвращаться к образцам из сказок древности слишком затруднительно, а главное бесцельно; все это можно сделать проще, и влияние женщин можно укрепить иначе.

Париж делился тогда на 48 секций, округов, каждый со своим собранием активных граждан мужчин, своими комитетами, имевшими большое влияние на избирателей и депутатов. Теруань предложила секциям избирать по 6-ти гражданок в каждой, немолодых, из самых деловитых и добродетельных; они должны присутствовать на всех собраниях в секции для примирения спорящих и враждующих, для призыва к порядку и уважению чужих мнений. Принципы «Друзей закона» - примирять крайности для расширения сознания и правильной выработки общественного мнения - еще жили в душе Теруань, и она пыталась провести их на почве феминизма. Но, как и ранее, эти принципы показались непрактичными. Предложение встретили холодно; его не удалось провести.

Смелая, деятельная Теруань, эта боевая амазонка наличная ораторша, не была якобинкой и менее всего террористской, она чуждалась кровавых эксцессов, в которых винили ее враги революции. С лета 792 г. она даже склонялась к умеренности, совсем разошлась с Робеспьером и сближалась с жирондистами, привлекаемая, подобно Олимпии, их верностью первым идеалам революции. Но живость темперамента и жажда действия всегда увлекали ее на боевые выступления. 20 июня она шла о вооруженной толпой на дворец Тюльери и своими сильными руками помогала тащить пушку. Накануне разгрома дворца 0 августа Теруань всю ночь провела на площадях, говорила речи с призывами установить полное верховенство народа, собирала женщин, вдохновляя их к участию в боевых подвигах ради отечества и ради славы своего пола. А во время осады дворца и борьбы с швейцарской гвардией она с отрядом марсельцев вломилась в ворота на площадь Карусели. За этот день республика присудила ей гражданский венец. Но в дни сентябрьских убийств в тюрьмах, вызванных вспышкой подозрительности народа, она не выходила из дому.

С первых месяцев 1793 г. ее влияние стало быстро падать. Началась борьба якобинцев и партии т.-наз. Горы в республиканском конвенте (первое во Франции собрание депутатов, избранных всеобщей подачей голосов) с жирондистами; последние утратили былое расположение народа, и их дело очевидно было проиграно (об этом подробнее укажем в другой главе), Теруань горячо заступалась за недавних блестящих вождей. Друзья предупреждали ее об опасности; советовали держаться осторожней, сдержаннее; она не слушалась. В мае в самые острые» дни борьбы, перед самым арестом жирондистов по распоряжению Конвента, она отправилась на его заседание с пропуском от депутата Жиронды.

Женщины-санкюлотки, сторонницы якобинцев, следившие запосетителями Собрания, с обычным вязаньем в руках (патриотки работали на армию), останавливали всех хорошо одетых, подозревая в них скрытых аристократов, контр-революционеров, преградили ей дорогу, грубо обзывая ее бриссотинкой (Бриссо - жирондист) и другими кличками. Теруань слишком привыкла к уличным стычкам, чтобы смутиться; она уговаривала, стояла за свои права и твердо пыталась пройти, но «вязальщицы» были слишком возбуждены, и твердость сторонницы Жиронды вывела их из себя; они схватили ее и тут же на улице высекли. От жгучего стыда и унизительного оскорбления несчастная совеем растерялась; она заперлась у себя и вскоре лишилась рассудка.

Среди кровавой борьбы несчастье известной революционерки как-то не произвело впечатления; немногие газеты сообщили о насилии над женщиной. Жирондисты промолчали.

Очень крепкая здоровьем Теруань прожила в больницах до 1817 г., когда эпидемическая горячка унесла ее.

Эта женщина в своей политической работе оторвалась от старого XVIII в. и перешагнула в XIX. Она умела царить в политическом салоне, но не как дама, а как товарищ мужчины; в клубе, на улице среди революционных стычек она делала то же, что и мужчины: то говорила речи, спорила, агитировала, то сражалась. Многие писатели справедливо называли ее не феминисткой, а «партией женщины среди революции». Возмущаясь унижением своего пола, Теруань призывала женщин к завоеванию прав героизмом, службой родине и демократии; она направляла их на завоевание свободы для народа и организацию новой жизни, где с оружием в руках, где разумом, выдержкой, гражданской доблестью, как намеченные ею женские чины в секциях городов. «Будьте гражданками, не отступая ни перед какой задачей дня, и революция признает вас», говорила она своим примером.

О Розе Лакомб сохранилось меньше сведений. Известно, что она водилась в 1765 г. в Паньи. С юности служила трагической актрисой больших сценах Лиона и Марселя, играла и в Париже; она отличалась красивой внешностью, великолепной дикцией и выдающимся даже среди ораторов революции красноречием. Настоящее имя ее Клара. Ее называют одной из самых ярких участниц похода на Верcаль 5 октября 1789 г. С тех пор Лакомб окунулась в самую гущу народного брожения, всегда примыкая к движению низов городского населения, того слоя, который в наше время именуется пролетариатом. До половины 1792 г., пока влияние этого слоя еще не играло решающей или, о Лакомб мало слышно. 25 июля этого года, когда война разразилась в немецкие войска ворвались в пределы Франции, она во главе группы женщин в оригинальном костюме выступила у решетки Законодательного Собрания с патриотическою речью. - «Так как я не могу притти на помощь своему отечеству, которое вы объявили в опасности, денежными пожертвованиями, то я хочу отдать ему свою личность Родившись с мужеством римлянки и с ненавистью к тиранам, я буду счастлива способствовать их уничтожению... Пусть все деспоты погибнут до единого! Законодатели, вы объявили отечество в опасности, но этого недостаточно:, отнимите власть у тех, кто одни только виноваты в этой опасности и кто поклялся погубить Францию... Назначьте вождей, к которым мы могли бы питать доверие; произнесите только слово, и враги исчезнут». - Президент очень галантно ответил ораторше: - «Сударыня, созданная скорее для того, чтобы смягчать тиранов, чем бороться с ними, вы предлагаете взяться за оружие для защиты свободы. Собрание приветствует ваш патриотизм и объявляет вас почетным гостем на заседании». Этим выступлением Лакомб обратила на себя внимание, получила политическое имя. Влияние ее с тех пор росло и в первом году республики позволило ей занять совершенно исключительное место как в глазах публики, так и в рядах вождей революционных групп.

В августе 1792 г. Лакомб много агитировала, призывая народ окончательно свергнуть монархию, истребить ее сторонников, поддерживающих врагов французской республики, иностранных союзников и их войска. 10 августа она сражалась при осаде дворца и была ранена в руку. За выдающуюся храбрость ей присудили гражданский венец; она не надела его, а 25 августа поднесла Собранию, оставив у себя только ленту и удостоверение. С 1793 г. она примкнула к якобинцам и партии Горы и стала носить красный колпачок санкюлотов и сторонниц Марата, «отца народа». В якобинском клубе, откуда были исключены все жирондисты, Лакомб выступала с требованием немедленно арестовать всех аристократов с их семьями. Весной она очень умело собирала большие толпы женщин на бурные собрания, где под руководством якобинцев был задуман и разработан план разгрома партии жирондистов.

Тогда же вместе с мастерицей-прачкой Полиной Леон, тоже не раз выступавшей перед решеткой Собрания с запросами относительно тяжелых условий женского труда, соединившись с представительницами маратисток и санкюлоток и с некоторыми более умеренными элементами из секции города, она учредила самостоятельный женский клуб «Революционных гражданок». Лакомб заняла в нем само- стоятельное положение среди его довольно разнообразного состава. На заседаниях клуба она руководила дебатами по вопросам о положении женщин и их деятельности, как, напр., «какую пользу могут принести женщины при республиканском строе?» Ей поручали самые трудные задачи, самые смелые выступления, требовавшие убедительного красноречия и особой настойчивости, самые опасные протесты, направленные против властных людей и задевавшие иногда самого Робеспьера. Последний скоро заметил опасное красноречие якобинки. Своевременно увидав Лакомб с ее соратницами у решетки Конвента, он сделал президенту знак не давать ей слова; но энергия революционной гражданки победила препятствия; в длинной речи она требовала исполнения революционных законов, устранения лиц, вредных свободе, и разжиревших богачей... «Не бойтесь дезорганизовать армию; чей способнее какой-нибудь злонамеренный генерал, непатриот, тем настоятельнее необходимо его смещение». - Она выступала и в Совете Коммуны при Думе Парижа и в Комитете Общественного Спасения (основан ради борьбы с опасностями нашествия немцев и восстанием монархистов в двух провинциях) и у якобинцев, добиваясь более энергичной борьбы с контр-революционерами, то арестов зловредных для бедного класса скупщиков, то с протестами против содержания в тюрьмах без предъявления вины и даже совсем невинных. Вместе о видными членами своего клуба Лакомб ходила по тюрьмам и требовала пересмотра списка заключенных, немедленного освобождения невинных и казни изобличенных в преступлениях.

Этим Лакомб и весь клуб навлекли на себя преследования властей. Конвент, преданный тогда Горе и Робеспьеру, не потерпел вмешательства защитниц в его расправы с врагами; хотя и вожди Горы говорили: - «Революционные республиканки способствовали торжеству разума и истины. Одна из них в особенности выделилась произнесением превосходной речи о нашем политическом положении. Она, пожалуй, проповедывала слишком большую терпимость; но так как она обращалась к людям твердым и принципиальным, то общество извлекло из ее речи лишь то, что отвечало его чувствам». Несомненно, речь шла об одной из блестящих речей Лакомб. - Лакомб особенно опасна своим красноречием, говорил один депутат. Сначала она хорошо произносит речь, а затем нападает на установленные власти; обрушивается и на якобинцев и на Конвент.

Несомненно, что ее красноречие сильно подогрело женщин на преследование жирондистов; а осенью того же года, бурно обрушиваясь на память о тиранах, о тяжком гнете, пережитом народом, она помогла собрать огромные толпы женщин, поносивших королеву и приветствовавших ее казнь, чем облегчила нелегкую задачу властей - справиться с сестрой австрийского императора, когда его войска были во Франции.

Вскоре потом Лакомб пришлось бороться с клубами и Конвентом, защищая существование своего клуба и других женских обществ, которым грозили закрытием. Много аплодисментов сорвала она своим ораторским талантом, но не могла спасти своего дела. В ноябре великолепном греческом костюме она еще эффектно изображала свободу» на религиозном празднике богу «Разуму» в соборе Парнасской Богоматери. Но влияние ее убывало. С закрытием всех женских обществ стали запрещать женщинам всякие выступления, даже разговоры маленькими группами на улицах. Этого не снесла боевая душа Лакомб; она говорила, и 3 апреля 1794 г. была арестована вместе с Леон. Пришлось отсидеть в тюрьме 18 месяцев; и когда она вышла на свободу, революция затихала, настали иные времена; позабывалась Декларация прав; отменено всеобщее избирательное право. Пылкая якобинка тоже притихла; довелось примиряться со своей женской долей. Неизвестно, вернулась ли она и на сцену. Ее видали у дверей тюрем с фруктами и сластями; видно душа ее еще горела недавним, но уже прошлым, и горячие симпатии влекли ее на свидания с заключенными, дорогими товарищами по революционной борьбе. Более ничего, не можем сказать о ее судьбе.

Духовный облик этой 3-й героини, хотя еще не вполне ясный, сильно отличается от двух первых. Ее биограф видит в ней предшественницу французских социалистов 40-х г.г. XIX в. Действительно, она вся уходила в среду мастериц и работниц, особенно охотно выступала с ними, говорила от их лица; всегда, как могла и умела, выдвигала и укрепляла политическое влияние народных низов, не стесняясь их темнотой, эксцессами. Именно эти низы считала она за настоящий народ и ревниво следила за выдающимися деятелями, правительственных верхов, подозревая их в эгоистических замыслах, в покушениях на свободу и благоденствие народной массы, ради расширения своей власти. В этом смысле Лакомб несомненная защитница интересов 4-го сословия.

О других женщинах революции мы будем говорить в связи с общей работой обществ и партий. А пока несколько слов о наших трех феминистках. При всем различии их душевного строя и политических симпатий, в них нельзя не заметить и общих черт - это преданность основным первым принципам революции, естественным правая личности, отсюда и общая им гуманность, побуждавшая якобинку в красном колпаке от гильотины, где она приветствовала палача, рубившего головы королевы и аристократов, бежать в тюрьмы хлопотать за невинных и арестованных по произволу властей. Другая общая черта - это неспособность примиряться с политической необходимостью признать, что среди скопившихся над Францией гроз - войны, восстаний и заговоров, страна нуждалась прежде всего в твердой центральной власти, а не в федерациях жирондистов и перетолковывании естественного права. Если жалостливость, гуманность могут считаться свойственными женской натуре, то второе, политическая близорукость - результат бесправия женщин; их не принимали в ответственные члены больших влиятельных клубов, они были далеки от работы ответственность депутатов Собраний; политических же партий, какие действуют в наше время и связывают членов не одной программой, но и тактикой, тогда еще не было. Понятно, что женщины и самые способные, часто оставались предоставленными самим себе и не попадали в такт политического дела.

III

Великие события 1789 г. - разрушение Бастилии, отмена привилегий и объявление всеобщего гражданского равенства, декларация прав человека быстро расшатали порядок жизни. Крестьяне волновались и перестали платить налоги и справлять повинности, ожидая новых законов. Промышленники и торговцы насторожились, ожидая переломов и недостатка продуктов. Подвоз хлеба и других запасов в города, начиная с Парижа, сократился; а рабочих распускали толпами, закрывая производства. Дороговизна росла, ждали голода. Население Парижа волновалось.

Жизнь выработала из женщин, вообще говоря, людей менее общественных, чем мужчины; они всегда более или менее одиноки среди неотвратимых физических и моральных тягот своего личного бытия, среди навязчивых и неотложных семейных и хозяйственных забот. Они всегда очень остро и болезненно чувствуют экономические бедствия; отсутствие продуктов, неуверенность в завтрашнем дне, когда кругом  близкие просят есть, выводит их из себя. Осенью 1789 г. начались заминки с доставкой муки; пекаря сократили свою работу; хлеб исчезал, и женщины неудержимо заволновались.

<...> Женская армия, движимая единодушным порывом, одержала большую политическую победу, а победа всегда импонирует, вызывает внимание и уважение. К голосам женщин стали охотнее прислушиваться. Король вернулся в Париж по требованию женщин; однако движение 6 октября было объявлено преступным мятежом; его участницами был назначен суд; но он судил и приговаривал нерешительно, с какими-то сомнениями. Тут уже сказывалось давление общественного мнения, огромной нараставшей в революции силы; оно одобряло порыв мятежниц и их цели. Само общественное мнение вдавалось при энергичном участии женщин, вырабатываясь в бесчисленных клубах и общественных организациях, густою сетью покрывавших всю Францию, обществ мужских, смешанных и, наконец, специально женских, в целом потоке газет и брошюр, в издании которых тоже участвовали женщины. Сам якобинский клуб зародился в доме одной вдовы, и сама хозяйка вместе с двумя-тремя учредителями присягали охранять основные принципы общества. Добытые свободы входили в сознание всех слоев нации, прививались к жизни и развивались силою общественного мнения.

С 1790 г. Национальное или, как его иначе называли, Учредительное Собрание начало огромную работу по перестройке всей Франции; вновь переделило провинции на департаменты; всю администрацию в них и в коммунах сделало выборной и очень мало зависимой от высшего центрального правительства; выбирались и судебные власти администрация городов. Все это было так ново, так непохоже на старый строй, устарелые привычки провинциалов, что избирателям выборным приходилось учиться заново, как жить и действовать, как по иному собирать налоги, как судить полноправных граждан среди новой обстановки быта. Этому перевоспитанию только-что освободившихся граждан, установлению новых взаимных отношений, новых привычек, как жить, трудиться, служить на новых основаниях оказали мощное содействие политические общества и клубы. В них обсуждались все вопросы местной коммунальной жизни, подготовлялись выборы, объяснялись новые законы и декреты; здесь же узнавали все политические новости, вырабатывались политические взгляды, обществах и клубах нарастали новые революционные течения, и в же в то же время принимались меры к проведению в жизнь, в ее практику того, что дала, завоевала революция.

Женщины проникали во вес союзы и организации при самых разнообразных условиях. В секциях Парижа и больших городов, главных гнездах активных граждан, они тоже принимали деятельном участие, подготовляя и организуя выступления, исполняя служебным обязанности и поручения, особенно в деле помощи беднейшим. Они имели доступ во все общества, во все клубы, так или иначе проявляя свое участие в оценке речей, в постановке решений, в исходе голосований. В некоторых организациях женщины являлись полноправными членами; около других они учреждали свои отделения, женские собрания и кружки. Сеть обществ и клубов углубляла, определяла и вела вперед великое революционное движение. Сменялись только тон и окраска руководящего влияния - либерально и радикально-дворянское на радикально-буржуазное до подъема народных масс и их крайнего крыла - санкюлотизма.

В спокойном очень умеренном провинциальном центре Орлеане, не имея своего клуба, женщины пользовались политическим влиянием. Они имели в городских секциях свое знамя, собирали на национальную гвардию, составили рядом с нею свой корпус женщин; они заведывали устройством всех национальных праздников, говорили речи провопили новые принципы воспитания детей. Мэры и горожане любезно приветствовали очаровательный пол, который сильнее чувствует цепу счастливой революции; она возвращает ему человеческом достоинство, выводит из состояния унижения: были рабыни, стали гражданками. После такого приступа можно ожидать, что граждане заговорят о реформе женских прав, - напрасные ожидания: они просто намекнут на большую свободу выбора мужа для девушек, на отмену привилегий по рождению и богатству, но даже не коснутся обязательного при девушке приданого. С возникновением «народных обществ» в них вошли женщины демократки и республиканки; они участвовали в прениях и голосовании важнейших политических вопросов; кликами вместе с санкюлотистками одобряли казнь короля и королевы, но отказались утвердить смертный приговор наследнику: - «это ребенок, пускай живет», шумели женщины. И мальчик остался жить до иного конца.

В январе 1790 г. в Париже возник первый клуб, допустивший женщину на трибуну. Старое философское общество в Палэ-Рояле при Кондорсе преобразовалось в Социальный клуб, заняв цирк, вмещавший до 3-х тысяч человек. В него очень охотно допускали и даже приглашали женщин. Молодой депутат Руссо выступил с докладом по вопросам: ) Влияют ли женщины на правительство? 2) Как направить их влияние на благо государства? 3) Какие права следует предоставить женщинам в благоустроенном государстве? 4) Какие должности предоставлять им? - Тема заинтересовала и привлекла массу публики. Но Руссо говорил плохо, и интерес к теме сменился неодобрением; оратора прерывали, не давали ему говорить; но женщины хотели слушать доклад, вступились за оратора и негодовали на шум. - Смелый женский голос с иностранным акцентом закричал: - «Других ораторов всегда терпеливо выслушивают. Зачем же прерывать того, кто говорит в пользу женщин? От имени присутствующих здесь гражданок я требую, чтобы оратору дали возможность продолжать». Протестующей особе шумно зааплодировали; председатель поспешил закрыть собрание. Из рядов вышла протестовавшая, статная женщина не первой молодости. Женская часть аудитории окружила ее и сделала ей овацию. Эта особа была Этта Пальм Альдерс, разведенная жена голландского банкира, проживавшая Париже. Происшествие в клубе наделало шуму. Руссо приглашали читать в других клубах, где он имел больше успеха, а Социальный клуб предложил Альдерс самой выступить с речью феминистического характера - «О несправедливости законов по отношению к женщинам». Твердо и убедительно она доказывала, что, подобно воде и воздуху, законы должны равно существовать для всех людей; несомненно они должны одинаково устанавливать положение того и другого пола. Речь бурно приветствовали; она произвела фурор Париже. Клуб напечатал ее особой брошюрой. Ее читали, о ней много говорили и в провинциях. Кружок провинциалок торжественно поднес медаль новой ораторше.

Окрыленная своим успехом, Альдерс принялась устраивать «Общество подруг истины» и обратилась ко всем француженкам с предложением открывать такие же кружки, примыкая с ними к обществу, организуя вокруг него своего рода федерацию. Все эти кружки должны взять на себя надзор за воспитанием детей, за трудящимися женщинами, заботиться о бедняках и т. д. Она внушала женщинам, что они обязаны содействовать оздоровлению нравов и развивать свое влияние в свободной стране. Голландка мечтала о притоке пожертвований для своих начинаний; но француженки, при всем сочувствии ее выступлениям за права женщин, находили ее затеи неясными, непрактичными и давали очень мало; федерация не состоялась. Зато Альдерс еще долго гремела феминистическими речами. В 1792 году она водила женскую депутацию к решетке Законодательного Собрания и требовала уравнения в правах обоих полов: 1) Одинакового воспитания девушек и юношей; 2) Совершеннолетия в 21 год; 3) Политической свободы и равенства прав с мужчинами; 4) Узаконения развода. Собрание приветствовало депутацию как почетных гостей, но ничего не ответило на запрос.

С разгаром войны Альдерс почувствовала, что, как иностранка, она начинает вызывать недоверие к себе со стороны французов, всюду искавших шпионов, и она решилась уехать из Франции.

IV

Широкие реформы Учредительного Собрания и обнародование первой конституции, хотя еще монархической и вызывавшей много протестов, приветствовались нарождением множества «Братских обществ» с различными именованиями и девизами: общество «Патриотов обоего пола», «Друзей конституции», «Защитников конституции». Общества эти объединяли по большей части интеллигенцию и буржуазию, но среди них вырастали и организаций ярко демократические из неутомимых революционеров, стремившихся не толы охранять и дружить, но расширять и углублять реформы на правах равенства. «Братские» общества быстро и во множестве распространялись по большим и малым городам провинций, возникали да в маленьких местечках. Повидимому, самое большое число их принадлежало к смешанным организациям с членами обоих полов; мужем было меньше, и, может быть, еще меньше - специально женских. Судя по сохранившимся известиям, вопросами о положении женщин и их равноправии в них занимались меньше, чем в женских клубах и др. кружках. Женщин вместе со всеми захватывала обще-национальная политика, и они несли свои силы в общую работу политической мысли, - кто умел, говорил речи, читал доклады, сообщал очередные новости, участвовал в дебатах по очередным вопросам.

До нас дошли и напечатаны отчеты женского общества «Подруг истинных друзей конституции» в местечке Руффек (департ. Шаранты) от 1791-2 г.г. Вступая в члены общества, женщины давали присягу в верности нации и закону, в энергичной поддержке конституции и общественного спокойствия, обещали воспитывать детей в конституции, защищать патриоток от обид за личные мнения; девушки клялись отдавать руку и сердце только верному слуге конституции. Первая избранная председательница открыла первое собрание речь о значении добродетели и кротости женщин, качеств, имеющих огромную власть над мужьями и детьми. Даже конституция только тогда окрепнет, когда все женщины публично примут ее. Она тут же предложила обществу принять девиз: «Добродетель и свобода или смерть». В женское общество записалось сразу более ста членов. Собиралось оно часто; на собраниях сообщали и обсуждали последние политические новости, произносили речи о свободе, о переворотах и реформах, какие она вносит в жизнь.

Председательницы часто менялись; каждая, занимая впервые кресло, выступала с какою-нибудь речью: одна говорила о воспитании детей в духе свободы и конституции; другая призывала сестер единодушно вырабатывать политические мнения и постановления, прислушалась к ним как к женскому трибуналу, к которому теперь вынуждены обращаться и политические деятели.

Случалось, что темы иссякали, материала не хватало, чтобы достойно занять собрание; тогда обращались за новостями к мужскому братству. Приходил кто-либо из уважаемых братьев, приносил известия или вопросы, или просто помогал советами. Между мужским и женским кружками царило полное единение и сердечное братство. Подобные общества обычно состояли из лиц буржуазной среды, сторонниц конституционной монархии, с разделением граждан на активных и пассивных. «Якобинки» редко встречались в них.

Много женщин входило и в мужские организации на разных условиях: просто посетительницами, которым отводили хоры, почетными гостями, активными членами. Огромное общество из членов обоего пола существовало в самом центре Парижа. - Известны женские братские общества в Ангулеме и Коньяке.

В Бордо, очень населенном провинциальном центре, одновременно образовалось три таких общества, кроме более мелких женских кружков. Среди них наибольшей известностью пользовалось общество «Свободы и равенства»; одна сестра из его членов выступила с докла­дом коммунистического характера, говорила об упразднении частных имуществ и совершенно неожиданно закончила оригинальным предложением «общности жен и мужей». - «Самая краткость нашей жизни, говорила она, должна убедить нас, что ничто на земле не может лично принадлежать нам». Этой ранней предвозвестнице крайних сен-симонистов 30-х г.г. XIX в. пришлось выслушать от аудитории бурю негодующих протестов.

В Сен-Жюльене тоже существовало «братское» общество «Подруг свободы и равенства», довольно демократического характера; своп бойкие запросы и обращений оно направляло прямо в Республиканский Конвент.

В благочестивом католическом Бресте кружок дворянок выступал в обществе «Друзей конституции» с патриотическими речами, с коллективными женскими декларациями; члены кружка давали клятву признавать своими духовниками только тех священников, которые присягали конституции.

В братском обществе гор. Ванна женщины часто выступали с защитой своих прав и интересов; речи их неизвестны; но они ставили на обсуждение темы: «О воспитании женщин», «Влияние женщин па нравы граждан». В Нанте в обществе «Друзей конституции» вступавшие в члены девушки клялись не выходить замуж за аристократов. В Анжере и Ниоре уставы «братских» обществ допускали в члены граждан обоих полов. В Монтобане и Дамазане находим довольно многолюдные женские общества «Друзей конституции».

Подобное же женское общество или клуб организовалось в Дижоне довольно рано, еще в 1790 г., постепенно принимая все более радикальный характер и феминистическую окраску. В 1792 г. оно приняло название «Подруг республики». На приветственную речь одного брата-посетителя, проявившего слишком узкое понимание политической роли женщин, председательница возразила: - «Из бpaтского сплочения республиканок вытекли те поразительные усилия философской мысли, которые, освободив женщин от унизительных предрассудков, снова пробудили в них те зародыши добродетелей которые они должны вливать в души всех французов с раннего детства... Из ваших слов, гражданин Прюдом, как будто следует, что для женщин грамотность не важна, а женские клубы являются бичом для домашней жизни. Но разве вы хотите вечно держать женщин на положении детей и пустых существ... Пора произвел переворот в области женских нравов, пора вернуть женщинам естественное достоинство!»

В 1792 г. в Сен-Кале гражданки объединились в свое общество, являлись к президиуму местной администрации в красных колпаках, приносили за массой подписей заявления о своей готовности служить родине хотя бы в армии и призывы защищать отечество от вторгнувшихся врагов свободы, подносили знамена для местных батальонов Одна гражданка со знаменем в руках сказала интересную речь духе пламенных патриотических настроений того времени, когда впервые запели Марсельезу: - «Вооруженная этим знаменем, Франция непобедима. Изумите весь мир. Пусть гордые короли узнают, что род, обладающий верховной властью, способен добиться всего собственными средствами. Пусть каждый из вас сумеет умереть на посту, на котором его поставили сограждане!» В этих словах прорываете клокотание бурной богатой крови передовой нации, освобождавшей соседей от тирании устарелых форм быта, распространявшей среди них образцы конституций и республиканских порядков, изумившей мир победами порожденного революцией полководца, Наполеона.

В богатом Лионе было несколько женских обществ и клубов, среди них главенствовало общество «Лионских гражданок, преданных нации и закону»; принимали женщин и мужские братские общества активных граждан. Представитель центрального комитета лионских городских секций говорил в своих речах любезности по их адресу: «Женщины являются основной двигательной силой в развитии народных чувствований»; но подобно многим согражданам, он был противников особых женских организаций для обсуждения политически вопросов; эти организации не всегда бывали удобны своей решительностью. Так, одна из женских групп, возмущенная дороговизной продуктов, захватила в свои руки продовольственное дело всего города, 3 дня терроризировала торговцев и предписала им свою подробно составленную таксу на все продукты. Новейшие историки придали большое значение «братским» обществам, как естественному братском объединении женщин и мужчин для создания общими силами и нового общества и новой государственности; то был крупный шаг вперед для демократизации того и другого. Они думают, что в своё время эти общества сыграли для политического влияния женщин более важную роль, чем специально женские клубы и кружки; они лучше и практичней и шире пользовались женскими силами; к тему же граждане-республиканцы того времени имели основание опасаться всяких поводов к нарушению единодушия в революционном обществе Франции накануне провозглашения республики.

Несомненно, однако, что и в братских обществах феминизм давал себя чувствовать; только тенденции сторонниц женского равно­правия еще очень туманны; подобно философам XVIII в., они слишком часто обращаются назад, к какому-то золотому веку прошлого естественного состояния, когда благодетельное равенство царило среди первобытных и даже еще диких людей; в текущие же дни реальной борьбы за право, женщины еще не успевали уяснить себе, как проводить в законе и жизни свои идеалы равноправия полов, как их связать со старыми привычками изящной женственности, со своим трудом, тогда еще главным образом домашним.

Едва сорганизовались и начали укрепляться «братские» общества, как рядом с ними зародились и стали быстро расти вполне популярные организации, получившие название «Народных обществ». Они возникли сами собой из вполне естественных и насущных духовных потребностей народных масс. За первый же год революции наплыв политических и социальных идей и стремление к активному ж сознательному участию в освобождении нации быстро проникали вниз, в массы нетронутых просвещением пассивных граждан. Люди грубого труда, да и мелкая полуграмотная буржуазия, захотели знать, что делается на политических верхах, чего держаться им самим вреди быстрой ломки старого порядка; ответом на их запросы яви­лись народные общества; их первой организации энергично помогла демократически настроенная часть интеллигенции. Особенно покровительствовал им демократичный клуб Кордильеров, иначе общество «Прав человека и гражданина». Очень многолюдный, он долго соперничал по широте влияния с якобинским клубом, и, в противоположность ему, всегда покровительствовал федерациям и всяким начинаниям для заброшенных неграмотных низов населения. Зарождались эти общества еще с июля 1790 г., сперва без определенного характера и имени, и только позже принимали свою настоящую физиономию.

По вечерам, чаще по воскресеньям, в пустовавших заброшенных помещениях, темных и неуютных, нередко близ других видных клубов, среди самой первобытной, незаманчивой обстановки собирались рабочие со своими семьями, слушали чтение и объяснение Декларации видающихся политических речей, новых Законодательных постановлений. Первое общество в Париже основал народный учитель бедняк - Клод Дансар в одной из пустовавших зал упраздненного монастыря якобинцев. Он приносил в карманах резаные свечи и огарки для освещения и первое время один руководил собраниями. Вскоре посетители сами позаботились об освещении залы, а председательствовать и руководить собраниями стали приглашать депутатов, политических деятелей, журналистов (супруги Робер). Пригласили и знаменитую г-жу Ролан. На первый раз она ответила, что женщины слишком нескромно выдвигаются на таких собраниях, и не дошла. Сама она действительно избегала выхода на трибуны; но, поколебавшись, одумалась и вступила в члены нового типа общества, а затем и увлеклась напряженной жизнью простой демократической среды.

С самого возникновения «народных обществ» проявилось их яркое и глубокое социально-политическое значение. Часто на их собраниях как-то по-братски садились рядом пролетарии и представители буржуазии, мужчины и женщины, очень зеленая молодежь; здесь выясняли народу его права, силу и значение его голоса, его мнения, впервые знакомили с принципами всеобщего избирательного права. Первоначальный просветительный характер обществ быстро обратился деятельно-политический.

На заседаниях следили за событиями, за поведением правящих лиц, развивали политические идеи и теории, вырабатывали запросы и требования; то была вся программа больших влиятельнейших клубов, вроде якобинского, но гораздо более демократического характера. Клубы работали только во имя народа, а тут действовал сам народ, все слои населения до самых низов, которых так-называемое «общество» почти не знало и до тех пор мало видало. В начале 1791 г. возникло «Общество Неимущих» обоего пола для борьбы с новой аристократией богатых; оно быстро получило влияние, отзываясь на все меры, касавшиеся бедняков, и речи социалистического характера.

В этих обществах, полных женщин, подняли первое знамя борьбы за всеобщее избирательное право и вскоре затем за установление республики; хотя самое слово это не сразу было произнесено, но посетителям собраний уже прививались республиканские нравы. Общества распространялись повсюду во Франции в огромном числе, во всех городах, при всех городских секциях, по всем маленьким коммунам (сельские общины); ярко демократичные, полные жизни и потому увлекательные, они втягивали, впитывали в себя и мелкую буржуазию и даже представителей провинциального дворянства. При Законодательном Собрании (оно сменило по новым выборам Учредительное) политическая роль народных обществ очень выросла. Очень буржуазная, избранная одними активными гражданами, эта палата всеми средствами поддерживала монархию после преступной попытки бегства короля; высшие власти провинций действовали в ее духе и тоже отстаивали старую верховную власть; вившие же единицы - коммуны - объединились в пылком демократическом порыве к установлению равенства всех граждан нации и верховенства народа, выражая свои мнения и постановления через народные общества.

А все эти общества соединяли воедино членов и посетителей обоих полов; и женщины были душой этих обществ в их демократической работе. Более простые по духу, непосредственные, с речью народной, менее книжной, чем у мужчин того времени, представительницы более интеллигентных элементов состава обществ умели лучше мужчин, объяснить, внушить неподготовленной массе; они были ей ближе, понятнее. Главари обществ приветствовали женщин самыми трогательными выражениями симпатий и почтения: «Женщины с нами, и все пойдет прекрасно, само пойдет» (санкюлотская песенка «Са ira, Сa ira!»). Крутой революционный переворот вносил такие изменения в нравы и обычаи, что население могло приспособляться к ним только силою полного национального единения; без сочувствия и участия женщин было немыслимо провести в жизнь целый ряд реформ - школы, воспитания, брака, церкви, подорвать былую мощь католического духовенства. Женщины взяли в свои руки руководство всеми новыми национальными праздниками; большинство их увлекалось обрядами и праздниками новых, порожденных революцией, религий Разума и Верховного Существа. Только общими усилиями оба пола вместе могли смирить и опростить гордую старую аристократию, поднять чувство собственного достоинства и самоуважения среди веками подавляемого низшего класса, обратить пассивных по закону граждан на активных по влиянию, не исключая и женщин.

Эта удивительная творческая работа в глубоких недрах духа нации создала мощь грозной революции и ее великие неискоренимые последствия. Из роста общественных организаций, быстро охватывавших все круги населения, народился знаменитый девиз всех освобождающихся народов - свобода, братство, равенство.

Феминистическая пропаганда мало заметна в деятельности народных обществ; она как-то рассасывалась, теряла краски среди бурной общеполитической работы. Мысли и энергия женщины поглощались патриотическим долгом, борьбой за право и равенство внутри нация и организацию военных сил для защиты страны и свободы. Но под влиянием обществ и тех широких горизонтов прогресса и реформ всего строя жизни, какими они вдохновили женщин, рядом « ними учреждались особые женские клубы и общества «республиканок», «патриоток», «революционных гражданок», жизнь и деятельность которых только недавно стала достоянием истории.

V

Для истории влияния и деятельности женщин в эпоху французской революции очень важна и интересна политическая роль оригинальной личности Луизы Робер. Французы до сих пор как-то мало занимались ею и не написали ее обстоятельной биографии. Луиза Генеман де-Кералио родилась в 1758 г. и принадлежала к старинному, но очень обедневшему роду аристократии Бретани. Все три члена ее семьи более или менее зарабатывали. Ее отец служил профессором в разных школах, считался очень видным знатоком археологии и разных древностей и состоял членом академии надписей; мать занималась литературой, писала рассказы и повести. Сама Луиза серьезно училась дома и много читала под наблюдением ученого отца и тоже рано начала писать; сперва испытывала свои силы в беллетристике, потом перешла на историческое опыты; за книгу по истории королевы Елизаветы Английской она была избрана в члены провинциальной академии гор. Арраса. Семья обычно жила в Париже. С начала революции Луиза вместе с отцом принялась за издание политической газеты, имевшей успех среди публики и несколько раз менявшей название. Вскоре, лет уже 33-х, она вышла замуж за одного из сотрудников своей редакции адвоката Робер, лектора школ и журналиста. Она была моложава и привлекательна - «эта маленькая, очень подвижная и еще более энергичная женщина», говорит о ней знаменитая Манон Ролан.

Теперь Луиза стала очень видной работницей и заняла выдающееся место в передовой среде творцов «общественного мнения», направлявшего и объединявшего различные течения революции. В своей деятельности она проявляла всегда много самостоятельности и независимой инициативы и упорное, стойкое трудолюбие.

Она хорошо и с талантом вела свой журнал, не шумно, но всегда дельно и своевременно выступала в главных клубах. Ее «Национальный Меркурий» читался в провинциях, и влияние его распространялось довольно далеко, мало заметными, но верными путями распространяя республиканские идеи. Луизе писали горячие приветствия из провинциальных обществ. - «Республиканцы Юры, искренно влюбленные в неприятельницу королей, франко-римлянку... обращались к ней из Авиньона. Посылаем вам, добродетельная гражданка, постановление нашего общества (о присоединении папского Авиньона к Франции)… Если тираны станут противиться нам, все троны буду» низвергнуты, и священный союз народов будет, наконец, завершен во всей вселенной». Ее скромная редакция собирала в довольно тесном помещении сплоченный кружок друзей и единомышленников, вовсе не претендуя на роль политического салона.

- «Эти господа у меня никогда не бывают», - с улыбкой отвечала Робер на вопросы о Робеспьере, Дантоне и. др. верховных вождях революции.

Опытная в публичных выступлениях, отличаясь уменьем сразу оценить значение момента и разобраться в политической задаче, она с первого взгляда поняла, какое влияние должны иметь народные общества, и поспешила вступить в одно из самых ранних, то, которое основал Дансар. Здесь с обычной деловитостью она тотчас принялась за очередные дела, большие и малые. Она занималась популяризацией идеи Декларации прав, выясняла толпе значение реформ и постановлений Учредительного Собрания, читала доклады, руководила прениями.

Она удивительно хорошо сходилась с самой простой, неподготовленной публикой; ее речи и объяснения были всем доступны и понятны. Тогда они принялась агитировать среди рабочих кварталов, призывая их обитателей к объединению, возбуждала интерес к народным обществам и вербовала все новых и новых членов из бедноты. Она первая обратила внимание на домашнюю прислугу, особенно забитых женщин, проводила их в члены общества, стараясь поднять в них прежде всего чувство собственного достоинства.

В своей газете Робер впервые подняла вопрос о том, что при новом гражданском порядке нужно упростить взаимные отношения людей, что очень поможет их сближению во имя равенства и братства; необходимо выбросить из обихода искусственный тон поддельного почтения, ненужные любезности обращения на монсье, мадам, мадемуазель, и называть друг друга просто «брат, сестра», заменив «вы», братским «ты».

Подготовив почву среди общественного мнения газетными статьями, она предложила ввести эту реформу в своем народном обществе и явилась в нем первой «сестрой» Луизой. Эта новость имела большой успех, и обращение на «ты» быстро прививалось к обычаям революционных кружков. «Общество неимущих» восторженно привет­ствовало демократизацию взаимоотношений.

С этой реформой в среду всегда общительных и живых французов проникла высоко гуманная нотка взаимного сближения во имя простой человечности, вполне соответствовавшая духу и принципам Декларации прав и стремлению к равенству, нотка, которую не могла вытеснить никакая реакция. Такое упрощение во взаимных отношениях людей, еще стоявших на разных ступенях социальной лестницы, вполне отвечало общей потребности в единодушии ради успехов борьбы за право и свободу. Еще не произносилось слово «республика», чуткая женщина приоткрывала двери к введению республиканских нравов; среди демократии подготовлялась почва для быстрого переворота.

В простенькой гостиной при редакции Робер, «вокруг канале» маленькой энергичной редакторши, народилось зерно первой во Франции республиканской партии. Крошечная группа еще только представителей интеллигенции из газетчиков и писателей, готовила с начала 1790 г. будущее левое крыло демократии 1792 г. Она агитировали слегка, очень осторожно, под сурдинку, больше намеками в статьях и беседах. Все понимали, что еще год-другой республиканские идеалы не могли рассчитывать на кредит и влияние в провинции даже среди крестьян и рабочих, еще слишком новичков в политике. Приходилось ждать резкого политического промаха со стороны монархистов, конфузии конституционалистов из активных граждан, сильного толчка, который бы вызвал прозрение нации и вывел на путь к установлению настоящего народовластия. Неудачное бегство короля, путаница созданного мерами слишком упорных монархистов Собрания дали этот толчок.

Еще в мае 1791 г. супруги Робер задумали организовать во всей стране своего рода федерацию ив объединенных народных обществ» не отказываясь и от участия братских. Из представителей обществ и всех городских секций в Париже устроили центральный комитет в помещении клуба Кордельеров и под их покровительством. Скрытые республиканцы сознавали смелый риск своего плана и готовились встретить бурю противодействий и осуждений.

Буржуазия тотчас поняла опасность такого объединения общественных низов, хотя и прикрытых более умеренными организациями. Якобинский клуб, не признавая по принципу федеративных начал, в ответ на приглашение присоединиться к обществам, не прислал от себя представителей в комитет. Власти с своей стороны полицейскими мерами не допускали публичных собраний представителей обществ. Комитету пришлось собираться па частным квартирам и в редакции Роберов. Но такими тайными способами немыслимо вести широкую агитацию среди масс, и понятно, что Роберам не удалось расширить начатков народной федерации. Они смогли только провести в комитете, собрать подписи и послать в Собрание заявление с требованием уравнения в правах всех граждан и введения всеобщего избирательного права. Это был первый решительный шаг складывавшейся республиканской партии: без поддержки провинций и низов она бросила вызов конституционалистам.

Но их агитация приносила свои плоды; ею зажигалась и такая самостоятельная деятельница, как Манон Ролан; еще монархистка по рассудку, а не по духу, воспитанному на Руссо, она писала в газете «Патриот Франции» резкие и яркие статьи против полномочий новых богачей, власти новых привилегированных активных граждан. Тогда впервые в прессе был произнесен политический термин - буржуазия, но только в смысле сторонников монархии; буржуа - не-демократ, он монархист, говорила Ролан.

После неудачного бегства короля (июнь 1791 г.), когда он на 3 месяца лишился власти, и фактически верховное управление уподобилось республиканскому, партия Луизы Робер подняла голову; они начали открытую кампанию против цензовиков и влияния их главарей. В июле наступили торжественные дни праздника свободы (в честь взятия Бастилии). 14 июля Кондорсе примкнул к республиканскому кружку и сказал в Социальном клубе сильную речь в его духе; освятив своим авторитетом новое движение. По обществам и клубам распространялись проекты петиции о перемене форм правления и низложении короля.

Прозрение общества и народных масс началось. Бурные заседания тянулись днем и ночью во всех собраниях. А на великолепно убранном Марсовом поле, где устраивались празднества нации, несколько дней подряд происходили огромные манифестации; сотни тысяч народа проходили со знаменами и кликами - «Свобода или смерть!» «Да здравствует свобода без короля!» Власти были все время настороже и посылали войска на поле рассеивать слишком большие скопища народа.

Парижская интеллигенция группами дежурила на поле. 16 июля на самом алтаре нации собралась довольно большая толпа лиц, по-видимому, из этого слоя общества. Среди нее около писавшего на коленях мужчины стояла маленькая подвижная женщина и с бойкостью опытного журналиста что-то быстро и складно диктовала ему. То была Луиза Робер со своим мужем. Листки продиктованной петиции тут же переписывались и раздавались на поле толпам для подписыванья. В это время наскок национальной гвардии разметал народные толпы и затоптал листки. Однако, кое-что подобрали и сохранили; образец петиции Луизы составлен в очень умеренном и осторожном тоне, чтобы не испугать публики и собрать больше подписей.

На другой день, 17 июля, по просьбе некоторых обществ, супруги Робер составили 3 текста петиций; самый резкий из них говорил о низложении Людовика XVI и непризнании никого другого королем; другой текст предлагал своего рода референдум: собрать мнения всех общин Франции для решения «вопроса, как поступить с королем. Он подписан главарями большого «братского» общества обоего пола; и среди них 45 подписей женщин, называвшихся почему-то «сестры римлянки». Эти петиции торжественно, в сопровождении внушительной толпы народа, принесли в Собрание депутатов. Постоянные враги федераций, Робеспьер с якобинцами резко протестовали против этих петиций, доказывая, что никакие общества не имеют права представлять их по таким важным государственным вопросам. Сам крайний из крайних Марат еще не думал тогда о республике.

На тот момент власти и монархисты победили с помощью военной силы. Но события на Марсовом поле остались у всех в памяти: здесь впервые проявились признаки открытой борьбы классов. Заговорщиков Марсова поля искали и преследовали. Супругам Робер пришлось некоторое время скрываться у знакомых; на несколько дней они пользовались гостеприимством Ролан. Даже храбрый Дантон на время уезжал на родину.

Первая республиканка Франции сестра Луиза, организовав свою партию и открыв пути к скорому торжеству республики, словно совершила главную задачу своей жизни и успокоилась. Она продолжала работать в обществах и журналах, но уже нигде особенно ярко не выделялась. Муж ее служил одно время секретарем у Дантона, в сентябре 1792 г. был выбран в члены Конвента. Оба они пережили террор и империю Наполеона. Луиза и в XIX в. продолжала писать, главным образом по беллетристике. Умерла она в 1821 г. Как относилась она к вопросу о правах женщин и к женскому движению своего времени? Она о нем, повидимому, не говорила и не писала, но, несомненно, сочувствовала ему. Еще перед революцией она работала над «Собранием лучших произведений французской литературы, сочиненных женщинами», и выпустила этот обширный сборник уже в бурный год движения. Просто у нее всегда было столько разнообразного и неотложного дела на руках, начиная с издания газеты, что ей некогда было взять на себя разработку новой очень серьезной проблемы. Когда же она почувствовала себя более свободной, те самое движение затихло, а женские общества закрылись.

VI

К началу 1792 г. над революционной Францией нависла угроза войны со стороны европейской коалиции. Французские эмигранты усиленно интриговали при иностранных дворах, добиваясь вооруженного вмешательства в дела Франции и помощи против революционеров. Тайно сносился с ними и Людовик XVI, уверяя монархов, что только поневоле подписывает декреты Собраний депутатов. Этого еще не знали во Франции, хотя некоторые политические деятели давно подозревали короля в предательстве. Правительства соседних стран давно тревожили опасения, что их подданные могут увлечься примером освободившегося французского народа и потребуют гражданских прав и представительства. Дворы обменивались между собой соображениями, не пора ли вооруженной силой смирить непризнающий над собой власти народ. Первой начала вооружаться Австрия, привлекая к союзу Пруссию.

Но и во Франции появились сторонники объявления войны врагам свободы. Жирондисты усиленно проповедывали, что свободный народ должен содействовать освобождению человечества, что необходимо вести пропаганду среди других народов, призывая их восстать против тиранов и установить народовластие. Их речи имели успех, что еще более волновало представителей власти в Европе. Жирондисты настаивали на объявлении войны Австрии и немедленном наступлении на ее владения в Бельгии, не ожидая сформирования коалиции; они рассчитывали на возможность оторвать Пруссию от Австрии. К весне 1792 г. составилось министерство из жирондистов при участии одного чужака - ген. Дюмурье, впоследствии сильно повредившего партии. Состав министерства и его политическая программа были тщательно обдуманы в салоне г-жи Ролан; муж ее принял министерство юстиции.

Французская армия в то время была малочисленна; при массовой эмиграции офицеров из дворян, она лишилась почти всего командного состава; к войне совсем не готовились; крепости были очень плохи; но это не остановило жирондистов: 20 апреля объявили войну Австрии. Началась она крайне неудачно. Австрия успела соединиться с Пруссией. После смелого наступления французам пришлось спешно отступать, и немецкие союзники скоро вошли в пределы Франции. Восстание монархистов в приморских провинциях усилило опасность, отвлекая и без того малые военные силы.

Война, вторжение немцев, борьба с монархистами волновали французов, разжигали их патриотизм и строгое отношение к правителям, особенно среди народных обществ. Пылкие речи поддерживали энергию граждан, солдат и волонтеров. Женщины собирали деньги на войну, готовили одежду, сами записывались в полки волонтерками, в городах и коммунах заменяли ушедших на войну мужчин, охраняя посты, формируя отряды милиции и местной стражи. Неудачи на полях битв и очень резкое письмо королю, поданное ему Роланом (оно было написано г-жей Ролан), вызвали падение жирондистского министерства. Парижское население тотчас заволновалось; поднялось рабочее население предместий; вооруженные пиками, саблями, косами мужчины и женщины двинулись во дворец, проникли в залы; в одной из них нашли короля и с угрозами требовали от него возвращения министерства; тот отвечал очень спокойно, ссылаясь на свои права по конституции. Явились депутаты охранять короля, пока толпы народа с криками несколько часов дефилировали по залам перед королевской семьей.

11 июля Законодательное Собрание обнародовало воззвание к нации, объявляя отечество в опасности, и всколыхнуло им всю Францию до глубин крестьянских масс. Крестьяне горячо отозвались на призыв Собрания, вооружаясь, чем могли, и собираясь в батальоны. Страх за отечество, за судьбу завоеванных свобод побудили республиканцев решительней заговорить о необходимости скорей покончить с монархией. Заносчивость увлеченных победами немцев очень помогла им. Делегаты провинциальных федераций, собравшиеся на праздник 14 июля, остались в Париже ожидать событий. Из разных городов, особенно из Марсели, двинулись к столице федераты-республиканцы. По дорогам неслось пение нового гимна свободе - Марсельезы. Как раз в эту пору немецкий главнокомандующий, герцог Брауншвейгский, выпустил грубый манифест с угрозами, - что национальные гвардейцы и все «обитатели» Франции, которые осмелятся с оружием обороняться против войск императора и короля, «будут наказаны, как бунтовщики против своего короля». То был удар хлыста для пылких французов, невыносимее оскорбление, которое долго помнили. Теперь все поняли, какую роль играет Людовик XVI. Ради спасения родины партии революции единодушно решили немедленно сокрушить гнездо предателей, занимавшее дворец. Восстание 10 августа готовилось открыто парижской Думой, городскими секциями, всеми обществами и клубами с якобинцами во главе.

В то время дворец изображал своего рода крепость; ряды тесно построенных зданий заграждали его со всех сторон. В нем засело до 6 тысяч защитников со швейцарским полком во главе. Набат звучал всю ночь. Толпы вооруженного народа медленно приближались к Тюльери. Штурм начался только утром. Часть защитников короля скоро присоединилась к народу. Но швейцарцы так отчаянно сопротивлялись, что, на внутренней площади Карусели среди горящих зданий произошла жестокая свалка; люди бились в диким бешенством, и исход дела долго был неизвестен. Народ ворвался внутрь дворца через галлереи Лувра и завладел им. Победа стоила ему 5 тысяч убитыми.

В ночь на грозный день 10 августа речи женщин заражали толпы своей неукротимой страстностью. Очевидец рассказывал в «Монитере», как перед самой, атакой дворца молодая миловидная девушка с саблей в руках взобралась на какой-то пьедестал и обратилась к толпе: «Граждане, Собрание депутатов объявило отечество в опасности и само оно не в силах его спасти. Судьба отечества в ваших руках, зависит от вашей храбрости, вашего патриотизма. Вооружайтесь и бегите к дворцу. Там скрываются главари наших врагов. Истребите эту породу ядовитых гадов, которая три года творит измены, грозит вам. Подумайте, если вы сейчас не расправитесь с ними, через каких-нибудь 8 дней враги начнут истреблять вас. Выбирайте между жизнью и смертью, между свободой и рабством. Уважайте Собрание, но сами творите суд и расправу над грабителями отечества». И тотчас толпы женщин бросились в бой с саблями и пиками. Я видел, как некоторые убивали швейцарцев королевской гвардии; другие подбадривали своих мужей и сыновей. Не мало женщин были скоро перебиты, но это не останавливало других».

Ораторшу о саблей можно узнать; это Теруань со своим обычным оружием. Много гражданок получили венки и медали за самоотверженное участие в захвате обширного дворца.

После низложения короля и падения монархии наспех организовались выборы национального Конвента всеобщим голосованием одних мужчин. Олимпия, Теруань, Лакомб со своими сторонницами были на своих постах и, несомненно, производили сильную агитацию за права женщин, хотя их речи и выступления от этого времени до нас и не дошли. Но агитация, несомненно, была, судя по интересу к положению женщин, вспыхнувшему среди мужчин и вызвавшему проекты распространения избирательных прав и на женщин, и по поведению национального Конвента, на первых порах своей деятельности занявшегося этим вопросом. Время было самое подходящее и выгодное для женщин. Они только-что отличились в борьбе с врагами родины и свободы; их энергия и самоотвержение зажигали мужскую половину борцов. Они проявляли истинно гражданское мужество и вполне заслуживали особого внимания законодателей. С другой стороны, мужчины избиратели и законодатели воспылали новым приливом ревности к выполнению задач, связанных с Декларацией прав человека и проведением в жизнь полного верховенства народа; готовилось провозглашение республики, Снова и снова наталкивались на вопрос, из кого состоит самоуправляющаяся нация - из одного или из обоих полов?

При открытии Конвента его первой и главной задачей явился пересмотр конституции в связи с установлением республики, и тут самому Собранию и его комиссиям пришлось серьезно заняться вопросом о политических правах женщин.

Первый проект новой конституции составлял сам Кондорсе, член Конвента. Устанавливая основы народовластия и всеобщего избирательного права, он призывал: к участию в политической работе всю нацию в ее целом, без всяких исключений. Его проект, видимо, подразумевал под всею нацией и мужскую и женскую ее половину, но автор и защитник женщин странным образом определенно не оговорил политических прав женщин, что было так необходимо для первого опыта введения всеобщего избирательного права.

Члены Конвента довольно холодно отнеслись к проекту Кондорсе, справедливо находя его туманным и философским; ему не доставало живой практичности. Собрание постановило избрать комиссию из 6-ти депутатов для его пересмотра и исправления; в это число вошли знакомый нам философ Ромм и три жирондиста. Многие граждане присылали в комиссию свои проекты реформы, мнения и указания, отражавшие различные оттенки политической мысли того времени. Некоторые проекты определенно высказывались за политические права женщин, одни с ограничениями, другие без ограничений. Депутат Гюйомар представил сохранившуюся для истории рукопись под заглавием: «Сторонник политического равноправия всех людей», в которой строго устанавливает полное равенство обоих полов. - «Декларация прав человека имеет ли в виду женщин? пишет он. - Вот проблема, выросшая перед нами. Основываясь на понятии о праве, я считаю ее легко разрешимой и отвечаю утвердительно - да. Ожидаю, что более просвещенный человек скажет - нет; в подтверждение он сошлется на обычай и предрассудок. Считаю долгом бороться с таким взглядом, противоречащим общим принципам человечности, мирового значения равенства и свободы, которые я исповедую».

Автор другого проекта Вильямс отстраняет только замужних женщин от пользования политическими правами. - «Хотя свойства организма женщин, их назначение, свойственные им занятия лишают их в большом числе возможности выполнить обязанности активных граждан, хотя общественное мнение считает связанных браком мужчин и женщин за единую моральную личность с единой общей волей и мнением, тем не менее девушки, не вышедшие замуж, женщины, оставшиеся вдовами, без всякого сомнения, должны иметь право голоса; лишение их этого права - несправедливость, порождающая тяжелые результаты; она свяжет их даровитость, побудит добиваться влияния интригами, косвенными путями».

Проект аббата Марле также разбирает права женщин; пишет о них некий Грауэрс; но рукописи их не сохранились, и говорят о них одни доклады депутатов.

В дни своего недолгого существования и спешных работ комиссии пришлось отвести не мало времени и внимания на обсуждение политических прав женщин. На их равноправии очень горячо и веско настаивал Ромм, друг Теруань. Текст его речей не сохранился и его доводы нам неизвестны. На них ссылается жирондист Ланжюине в своем докладе Конвенту о работах комиссии. Постановление комиссии, можно сказать, ловко увертливое. Доклад Ланжюине выражает огорчение, что комиссия не решается утвердить за женщинами политические права, несмотря на отзывы благоприятных для них проектов и доводы Ромма, на речь Гюйомара. Никто в комиссии но отрицает политических прав женщин, значения их голоса п важности их участия в судьбе родины. Они, депутаты, только постановили на ближайшее время отложить проведение этих прав в законе.

«Пороки нашего общественного воспитания, говорилось в докладе, побуждают нас обождать несколько лет с привлечением женщин к избирательным правам». Стенографии тогда еще не признавали во Франции; отчеты о прениях в Конвенте велись очень плохо, и мы не имеем подробностей, как отдельные депутаты отнеслись к докладу и отсрочке того, что признавалось законным и необходимым. Во всяком случае Конвент принял предложение повременить с распространением на женщин избирательных прав.

Так вывернулись депутаты первой республики из затруднительного положения. Для всех было ясно, что Декларация прав человека давала Эти права и женщинам, что они, несомненно, составляли половину свободной и самоуправляющейся нации и, следовательно, должны были иметь все гражданские права. Никто не решался оспаривать положения Декларации прав, но, как законодатели, они не решались взять на свою ответственность такого необычайного нововведения, как равноправие полов. И вот, не отрицая его вообще, они как будто откладывают его узаконение, потому будто бы, что сами недостаточно воспитаны граждански, чтобы делиться правами с женщиной. Сейчас только отложили, но через какой-нибудь год тот же Конвент обращался с женщинами гораздо смелее и лишал их простого права иметь свои общества.

VII

Пока вырабатывалась конституция, наступил тяжелый и мрачно-бурный 1793 г., год террора, напряженной борьбы с вражеским нашествием, со вторжением бежавших заграницу сторонников короля, с восстаниями провинций. Вокруг Конвента и даже над ним, с правом наблюдать за депутатами, возникли разные комитеты, - общественного спасения, общественной безопасности, коммуна Парижа. После казни короля быстро росло число казней вообще. Былое стремление к единодушию, к единому общественному мнению отжило свое время и исчезло. Мнения политических групп сталкивались, боролись и странно переплетались, осложняя положение руководителей народного дела. Вспыхнула борьба партии Горы, монтаньяров с жирондистами; первые представляли небольшую сплоченную группу депутатов Парижа, занимавших в Конвенте самые верхние скамьи; вторая группа, очень многолюдная, состояла главным образом из провинциалов; ее первые главари были представителями провинции Жиронды. И те и другие стояли за республику, осудили на казнь короля, преследовали монархистов и всех сомнительных патриотов; но была резкая разница в самой основе их политических стремлений. Монтаньяры вместе с якобинцами были ярые централисты; они требовали безусловного подчинения всех провинций Парижу; стояли за твердую центральную власть, особенно необходимую в пору войны и восстаний в провинциях; ради единства власти допускали нарушение свобод. При этом Гора искала опоры в народных низах, осуждая всех, пользовавшихся избытками, и когда жирондисты отстаивали личные свободы и Декларацию, она выдвигала заботы о положении бедноты. Жирондисты отличались идеальной верностью Декларации, неустанно отстаивали широкое развитие личной и общественной свободы; мечтали об автономии провинций и широких федерациях. Они первые требовали объявления войны союзникам, не признававшим завоеваний революции, проповедывали походы на соседей, чтобы как можно шире распространить влияние Франции и вместе с ним всюду вносить идеалы свободы и народовластия. Но у себя дома они плохо приспособлялись к требованиям, военной опасности, особенно восстаний, и не мирились с чьей-либо исключительной властью над освобожденным народом. Ярым противником войны был Робеспьер. По его мнению, всякая война, самая удачная, всегда вредит делу свободы; отсюда его враждебное отношение к жирондистам, инициаторам войны.

Якобинский клуб принял сторону Горы и помогал ей влиянием своих отделений в провинциях, что было не трудно: французы при всех свободах всегда охотно подчинялись Парижу. Нужно отметить, что этот клуб принимал в члены только людей с образованием и по строгому выбору, строго относился к роли женщин и не давал воли посетителям. От него рано отделилась часть, образовавшая клуб Кордельеров с гораздо более свободным уставом; затем отделялись еще группы более правых, а в 1793 г. главари исключили из клуба всех, жирондистов; осталась крепкая организация людей власти, централистов, с Робеспьером во главе, готовых ради спасения отече­ства хотя бы на диктатуру. Особое положение занимал очень образованный, почти ученый, Марат, любимец парижской бедноты, за свою ненависть к высшим классам, сторонник неустанных казней до полного истребления аристократов и контр-революционеров. К монтаньярам примыкал провинциал Дантон, один из самых талантливых вождей революции и оратор из первых в мире. По стремлениям и по характеру он умереннее многих якобинцев, без властолюбия Робеспьера и гораздо мягче Марата. Таковы были враги и победители жирондистов, выдвигавших превосходных ораторов и образованных работников во всех депутатских собраниях с первых дней революции. Последний год своего существования эта партия по справедливости могла называться роландистами по своему бесспорному вождю Манон Ролан, да и ранее современники, а позже и потомство, называли жирондистов партией, руководимой женщиной.

Об этой удивительно талантливой женщине очень много писали и пишут; и все-таки в нашем небольшом очерке о ней приходится сказать несколько слов.

Манон Флипон родилась (1754 г.) и выросла в типичной дореволюционной буржуазной семье, очень деловитой и довольно просвещенной. Отец ее - хороший гравер, живописец по эмали, имел учеников, мастерскую, торговое дело. Девочка очень рано развилась неустанным чтением, особенно по истории и путешествиям. Неизбежное пребывание в монастыре по французским обычаям от 14 до 17 л. развило в ней страстную религиозность. Вернувшись домой, она принялась за труды философов-просветителей, совершенно увлеклась идеалами Руссо, заменившими ей религию. Она мечтала о веке свободы, о правах народа. Пренебрежение к нему аристократии и властей подогревало настроения Манон. Скоро она стала писать, набрасывая свои мысли и наблюдения. Заинтересованная темой академии Безансона: «Каким образом воспитание женщин может способствовать улучшению человечества», она написала ответ, главным образом указывая на необходимость лучшего образа правления и хороших законов. Не получила премии только потому, что таковой никому не дали. Долго отказывала она молодым подходящим женихам, точно боялась уйти в рядовую жизнь буржуазии, и ожидала чего-то нового. И 25 л. вышла без любви за ученого писателя экономиста Ролана, довольно пожилого, сойдясь с ним общими идеалами. Как героиня романа Руссо «Элоиза», она решила посвятить себя его трудам, его карьере, высоко ценя его идеализм, ученость, неподкупную честность во всем, и стойко, до смерти выдержала свою роль.

Первые годы семейной жизни Манон провела с мужем в провинции, где он служил и работал по вопросам хозяйства и торговли. Умная, работоспособная она вошла во все его интересы, писала вместе с ним, вдохновляла и выдвигала его своею живостью и талантом. Обладая способностью заводить связи среди интеллигенции и организовывать кружки, она окружила мужа возможно лучшим и полезным обществом. С первых дней революции Манон, еще в Лионе, вся предалась великому движению; вся страстность души, неудовлетворенная личной жизнью, ушла на служение делу освобождения человека, родного народа и всего человечества. 4 года полной блестящей жизни с 1789 по 1793 г. создали ее славу. Муж по натуре вовсе не политический деятель, был создан таковым ее волей и ее умом. Прекрасная писательница, она сотрудничала во многих политических газетах, завела огромную переписку с политическими деятелями, с депутатами, с Робеспьером в том числе; и все ценили ее прекрасные письма, мысли, суждения.

В 1791 г. она переехала в Париж, очаг революции, как в давно знакомую среду. К ней тотчас явились ее корреспонденты, товарищи по редакциям. Она стала принимать по 4 раза в неделю, а друзей ежедневно. Ее салон называли «бюро общественного мнения». Строго принципиальная и выдержанная в своей личной жизни, особенно в вопросах нравственности, она была строга и в политических принципах; строго судила и людей. На своих шумных современниц и феминисток она смотрела несколько пренебрежительно, сверху вниз. - Трибуна создана не для женщин, говорила она, и сама почти никогда не выступала. Верная старинному воспитанию, она работала дома, в своем кругу. - «Помня обязанность женщины, я помалкивала, прислушиваясь к мужской беседе», писала она в своих записках. Но этой сдержанностью очень умело укрепляла обаяние своей талантливой женской личности над представителями влиятельнейшей партии. Среди видных жирондистов она тотчас нашла себе единомышленников по служению свободе и человечеству и с ними вошла вплотную в политическую работу. В центральный кружок партии, кружок друзей, ею тесно сплоченных, людей интеллигентных, идеально настроенных, полных чистыми формулами Руссо, Манон вносила много утонченной чувствительности, которая затеняла и скрашивала все, что было некрасивого в политической действительности. Сам народ рисовался ей несколько отвлеченно и картинно, стройными массами, тоже идеально настроенными, чувствительными, готовыми к разумным договорам, по программе Руссо. Таким же желали его видеть и жирондисты. Когда же в 1793 г. среди борьбы партий и террора все обострялось и грубело, верные своим принципам роландисты со своей обожаемой вдохновительницей говорили тогда: «Бедный народ, его нравственно испортили», отстранялись от него и сами теряли свою былую популярность.

Муж Ролан два раза министром, - раз при короле и позже в первые месяцы республики. Манон входила во все его дела; дома не покидала его кабинета, вела его корреспонденцию, направляла его в его распоряжениях. Когда Конвент просил Ролана не покидать министерства, Дантон воскликнул: «Пригласите и г-жу Ролан. Ролан не один в своем министерстве; я был один в своем». В дни первого министерства жирондистов Манол внушала мужу и друзьям не доверять королю. Когда король не принял их декретов, она написала для них текст письма королю, которое произвело сильное впечатление в Париже. - «Должны ли вы соединиться с врагами или друзьями конституции? Дайте громкие доказательства вашей искренности. Еще несколько отсрочек, и в вас увидят заговорщика и соучастника в преступлении. Любите революцию, служите ей и народ полюбит ее в вашей лице. 3а это письмо все министерство получило отставку, вызвавшую народное волнение в июне 1792 г., так велика была популярность Жиронды.

Вслед за этим Манон с друзьями участвовала в подготовлении мятежа 10 августа, падения короля и провозглашения республики. Тогда еще Робеспьер и Дантон бывали у нее. В сентябре почти вся ее партия прошла депутатами в Конвент; представители ее отличались работами в самых важных комиссиях. Муж и друзья снова министры. Но политические отношения уже изменялись. Обострялись споры. В Конвенте резко разделились партии, и политическая работа очень затруднилась. Манон охватило недовольство Парижем, особенно после падения министерства мужа, и она внушала друзьям свои мечты о федеративном строе республики, свободе провинций, свободе народа от давления государственной власти. Мечты ее отчасти отразились в проекте конституции, составленном жирондистами. Проект стремился установить во Франции полное народовластие в духе Руссо. Собрания народа выбирают не только депутатов, но и министров; сами составляют проекты законов, вносят Изменения в конституцию и т. д. Все исходило непосредственно от народа. Государство, общество обязано заботиться об образовании поголовно всех граждан; общественная помощь гарантируется всем членам общества. Конвент использовал этот проект для своей конституции, известной под именем конституции 1793 г.», но жирондистам не довелось обсуждать его; они скоро сошли со сцены.

Чем опаснее становилось положение, тем теснее сплачивались «роландисты» вокруг своей героини. Робеспьер и другие якобинцы совершенно отвернулись от них. Наиболее умеренные из друзей советовали жирондистам быть осторожней, итти на некоторые уступки, вызываемые временем. Но Манон не допускала компромиссов. Раз выработав себе политические идеалы, она отдала на служение им всю себя, всю свою личную жизнь, а такие люди не способны на уступки. Сильная своею цельностью, гармоничностью своего духа, ясной чистотой своих стремлений к свободе и прогрессу, она подчиняла себе окружающих; близкие люди шли за ней, вдохновлялись ею и творили волю ее, часто сами того не замечая. Роландисты возненавидели, ее врагов, всех, кто изменял ей. Слушая ее пламенные обвинения, тех, кто искажает идеалы свободы, ее друзья, бойкий Гюаде, талантливый писатель Луве (автор знаменитого тогда романа «Фоблаз») на заседаниях Конвента своим блестящим красноречием дразнили Робеспьера, не умевшего говорить без подготовки, бросали врагам очень резкие осуждения, только ухудшавшие положение их партии. Сама Манон писала письма в провинции в разные кружки и союзы, стараясь привлечь сочувствующих идеалам своей партии. Позже, на суде, ее обвинили в агитации с целью разрушить единство республики.

В мае 1793 г. Конвент постановил исключить из депутатов 23 жирондистов; но 31 мая возбужденный народ напал на палату, требуя исключения всех представителей партии и суда над ними. Требование было исполнено. Кто не успел скрыться в провинции, где они продолжали свою пропаганду децентрализации и автономных организаций, были арестованы, осуждены и казнены. Муж Ролан бежал раньше. Манон осталась на своем посту, сознательно готовясь ответить жизнью за свою верность убеждениям. Ее арестовали и долго томили в тюрьмах; только 8 ноября привели ее на суд, а 9 - на гильотину. Она много писала в тюрьме, начала и окончила свои записки, один из интересней­ших памятников революции; поражала всех своей стойкостью и выдержкой, но от дежуривших надзирательниц не скрывала слез и горя, когда вспоминала про участь своей единственной дочери, одинокой сиротки в 12 л. Она охотно приняла защитника адвоката, советовалась с ним, но перед судом заявила, что не желает быть причиной гибели честного человека, просит не посещать ее; она сама приготовит и скажет свою защитительную речь. 8 ноября она защищалась блистательно; речь ее поразила слушателей и у многих осталась навсегда в памяти. У прочих деятельниц революции часто приходилось отмечать силу интуиции, игру нервов, внезапные устремления; - не такова Манон Ролан: - ее сила в интеллекте и логике; - чувствительность, в сфере которой она воспиталась, руководила ею больше в личных и общественных отношениях, а в политической работе она подчинялась выводам ума. И в дни огромного труда и кипучей деятельности, когда она всеми духовными силами подчиняла себе и вела людей, сознательно и твердо по течению и против течения, и в дни своей гибели Манон великолепна глубиной и цельностью натуры. В тюрьме, с пером в руках, на суде, на эшафоте она - одна из величайших героинь освободительных идей, для которых жила и работала, одна из самых обаятельных для потомства исторических фигур. Самая непримиримость ее и принципиальность способствовали ее величию, сковывая все ее душевные силы в одном мощном порыве к осуществлению своих идеалов.

VIII

В судьбе жирондистов сыграла видную роль специально женская организация - «Клуб революционных гражданок» крайний левый фланг феминизма, ярко-красные представительницы женского движения в самый бурный год революции. Близкий друг Ролан, жирондист Бюзо в своих мемуарах обзывает их «тварями, уродами до ужаса. Якобинцы не понимали своих интересов, допуская таких женщин до защиты революции». - «Публичные бабы, бесстыжие бабы» - негодуют другие современники. - «Несчастные, работающие за 20 су в день», - пишут третьи. Много брани сыпалось на головы революционерок не только справа, но, как увидим, и слева от их же единомышленников. Позже многие отождествляли их всех поголовно с «вязальщицами» Конвента и гильотины. А между тем к революционным гражданкам очень дружественно относились более умеренные и очень сдержанные, феминистически настроенные, группы. На их собрания перед самым своим арестом приходила даже Олимпия де Гуж, всегда чуждавшаяся эксцессов, крови, уличных бурь.

Нужно сознаться, что самый состав этой боевой женской организации и ее роль в событиях еще не выяснены историками. Она народилась в самый бурный период революции перед наступлением террора. Ранней весной 1793 г. под влиянием войны, восстаний в стране мучительный страх за судьбы родины и завоеванных свобод охватил вое население Франции; развивалась эпидемия нервной подозрительности, побуждавшая всюду искать врагов свободы и нации, изменников, негодных патриотов. Возбужденные этим страхом женщины, смелые, с большой инициативой и жаждой проявить себя на служении родине, объединились в самостоятельное общество с особым уставом. Цель общества - всеми мерами защищать республику; на своих собраниях изыскивать и обсуждать средства, как парализовать замыслы ее врагов. Состав общества был, невидимому, довольно смешанный, но несомненно, что его большинство и главную силу составляли представительницы парижской рабочей демократии и пролетариата. Одной из учредительниц и едва ли не первой председательницей была прачка Полина Леон, известная выступлениями перед Конвентом, когда, требовала внимания к тяжелому положению работниц своего ремесла.

Еще большим влиянием истинного лидера пользовалась неустрашимая Клара Лакомб.

Играли некоторую роль среди «революционных гражданок» и состоятельные элементы, представительницы буржуазии, вроде поклонницы Марата, владелицы типографии, печатавшей его газету и труды. Неизвестно, как велико было число членов клуба; должно быть, довольно значительно; а при сильном возбуждении парижского населения энергичные гражданки легко собирали многотысячные толпы шумных, воинственно настроенных женщин, которыми они руководили в манифестациях против жирондистов, против королевы, и даже против слишком слабых, по их мнению, судей и членов комитетов.

Немного можно сказать о том, как велись заседания клуба революционных гражданок. Напечатана только одна очень интересная речь, произнесенная в клубе представительницей гражданок из городской секции «Прав человека». «Тот предрассудок, в силу которого женщинам отводилась узкая сфера домашнего хозяйства, и целая половина рода человеческого обращалась в пассивных и оторванных от общества существ, более не существует... Жены санкюлотов должны дать щеголихам пример союза, спасительная цель которого заключается в бдительности и просвещении. Декларация прав относится одинаково к обоим полам, и единственное различие между ними заключается лишь в сфере обязанностей: одни из этих обязанностей имеют общественный характер, другие - частный... Можно примирить веления природы с велениями преданности общественному благу... Исполнив принятые супружеские и материнские обязанности и покончив со своими необходимыми занятиями, гражданки - эти бдительные часовые, имеют еще достаточно времени, чтобы посвятить его братским обществам, общественному контролю и просвещению»... С этими словами гражданки секции поднесли клубу знамя с начертанной на нем Декларацией прав человека.

Некто Руссель в одной из своих книг передает любопытный рассказ о заседании клуба в июле 1793 г., на котором присутствовала Олимпия де Гуж.

Собрание открылось, по обычаю всех собраний, чтением протокола прошлого заседания и сообщением о поступившей корреспонденции. Затем председательница Лакомб предложила на обсуждение присутствующих очередную тему: «Какую пользу могут принести женщины при республиканском строе», - призывая высказаться тех, кто изучил вопрос. Выступила гражданка Моник, глава «вязальщиц» Конвента, как ее многие называли, и произнесла не совсем складно длинную, заранее подготовленную речь. Она привела множество примеров из жизни выдающихся женщин всех времен, начиная с глубокой древности, называла цариц-законодательниц, героинь, спасавших свою родину, воительниц, писательниц и вывела заключение, что женщины умели и править, и законодательствовать, и сражаться, следовательно, должны иметь права на все профессии, иметь голос всюду.

За нею выступил ряд других ораторш; одна доказывала, что женщины должны быть допущены немедленно к занятию всех общественных должностей в республике; другая остановилась прежде всего на обязанностях, настаивала на более самоотверженном со стороны женщин служении отечеству, указывала на необходимость навербовать армию в 30 тыс. женщин и непременно записать в нее всех проституток. - Олимпия де Гуж, по словам Руссель, говорила очень горячо; и действительно, в немногих выдержках легко узнать ее пылкий, «абсолютный», как выражался ее биограф, феминизм: женщины, у нее, главный двигатель всех проявлений жизни; они воспламеняют души. Каждый мужчина в отдельности - раб женщины; и только всей своей массой они подавляют женщин, действуя своим чванством, своими правами. Женщины должны добиться права заведывать всеми празднествами нации, следить, как заключаются браки, получить исключительное право надзора за воспитанием детей. Весь характер беседы ярко-феминистический, какого, казалось бы, трудно ожидать от «санкюлоток» и «вязальщиц». Еще более показательны в этом смысле знамя секции «прав человеками речь ее представительницы; такое знамя могли поднести только сознательным и организованным защитницам «прав женщины и человека», прав, по декларации присущих всему роду человеческому, независимо от пола, природных свойств, занятий.

Вероятно, в уставе клуба в числе его задач отмечалась защита завоеваний революции в пользу дальнейшего освобождения женщин. Ведь еще недавно народные представители в Конвенте признали за женщинами все права «человека и гражданки» и только отложили на несколько лет формально утвердить их статьями закона.

Феминистки живо чувствовали эту победу и старались воодушевить ею еще равнодушных к своим правам женщин. Отсюда понятно, почему революционные гражданки при всей горячей преданности политике якобинцев и монтаньяров не удовлетворялись их клубами и кружками; они инстинктивно чувствовали, что ими пользуются для своих целей, поощряют их и направляют, но не ставят наравне с собой; на собраниях мужчины неохотно прислушиваются к словам женщин и мало считаются с их мнениями. Недовольство таким невниманием к полноправным сотрудницам побудило их устроить свой клуб и сплотиться вокруг него своими женскими силами. Здесь они могли свободно заниматься тем, что их интересовало, вполне выска­зываться, смело выступать и вырабатывать свои мнения.

Бурное, очень опасное для самостоятельных личностей время, когда подозрительность никого не щадила, заставляла ради защиты своих прав сближаться между собой и терпеть друг друга женщин не однородных политических кругов. Группы старых агитаторш за права женщин, те самые, которые недавно агитировали за них при выборах Конвента и своей пропагандой вызвали появление благоприятных для феминизма проектов конституции и отзывов самих депутатов, охотно протянули руки сочувствовавшим их делу подру­гам санкюлотов и маратисткам; они надеялись, что эти крайние элементы революционной демократии привьют более пылкие гражданские чувства щеголихам и белоручкам, еще мало политически развитым.

Характеры и душевный строй самых оригинальных и интересных представительниц клуба - феминисток - «вязальщиц» Конвента, вроде гражданки Моник, к сожалению, еще неясны; в дни террора они словно пытались соединять теорию с практикой: на своей трибуне они проповедывали права женщин на административные должности в республике, на управление государством, на улице же они проявляли свою энергию на служение ему в кровавых расправах с подозрительными гражданами, неверными республике, всюду обличали изменников и роялистов. Увлечения феминизмом, жестокое преследование противников Марата и Робеспьера, а затем мягкая заботливость о безвинно страдавших заключенных - удивительно совмещались в психике «революционных гражданок». Среди них едва ли не самой яркой и типичной встает перед нами сама Клара Лакомб, пострадавшая за сочувствие к одному дворянину, раздавшему свое имение бедноте.

В первые месяцы террора революционерки много и бурно выступали; они осаждали Конвент и комитеты требованиями самых решительных и кровавых мер против мятежников Вандеи, изменников республике и роялистов, настаивали на учреждении революционных трибуналов во всех секциях столицы. С 3-го апреля 1793 г. они, или вернее их самое левое большинство, устраивали самые большие и шумные манифестации против жирондистов.

Когда власти объявили отечество и свободу в опасности, революционные гражданки бурно и страстно обвиняла их, как самых вредных врагов отечества, и требовали объявления всей партии вне закона. Криками и угрозами они помогали удалению жирондистов из Конвента, а затем их осуждению. В своей борьбе с Жирондой победители монтаньяры многим обязаны сплоченной группе ничем не стеснявшихся воительниц.

После гибели Марата (он был убит девушкой Шарлоттой Корде) они старались захватить в свои руки все дело увековечения памяти «отца народа», но не смогли собрать необходимых для памятника средств.

Но вот к осени якобинцы уже начали тяготиться шумными выступлениями революционерок и их большой самостоятельностью. Первый Робеспьер, скрытый противник равноправия полов, заговорил в Конвенте, что усердие женщин излишне, смешно, вносит путаницу в дела. И действительно, представительницы клуба выступали вполне ответственными, активными гражданками; они нередко вмешивались в распоряжения властей и суда; у решетки Конвента они требовали указа о заключении в тюрьмы распутных женщин и аристократок, чтобы вернуть их к истинной добродетели с помощью полезных работ и патриотического чтения.

Гражданки ходили по тюрьмам и энергично требовали освобождения невинно заключенных и даже ходатайствовали об официальном разрешении всему клубу коллективно обходить тюрьмы, собирать сведения о заключенных, настаивать на освобождении одних и неме­дленной казни приговоренных и особенно опасных, если найдут это необходимым, и получили отказ. Лакомб и самые смелые и красноречивые революционерки покушались даже выступать против своего рода диктатуры Робеспьера. Помогал сыску, преследованию врагов республиканского правительства, они не стеснялись критиковать и самих правителей, и депутаты имели некоторое основание отмечать, что революционерки под разными предлогами нападают и на самую власть.

О женском клубе говорили в самом Конвенте, указывали на смешанный состав членов и, пользуясь этим, пытались обличать кое-кого в контр-революционных склонностях, советуя очистить клуб от вредных элементов. Лакомб всюду, на всех собраниях, страстно отстаивала свое общество и оправдывала своих товарищей; но и ее красноречие стали признавать опасным, и комитет общественной безопасности приказал следить за нею.

Кредит революционных гражданок с укреплением господства Робеспьера сильно падал; но существование клуба еще терпели, чтобы использовать ретивость его крайних элементов при казни королевы (то была сестра австрийского императора, руководителя неприятельскими армиями, и казнь могла вызвать политические осложнения; удобно было обвинить кого-нибудь в ее необходимости). «Вязальщицы» и санкюлотки бурной агитацией собрали огромные толпы народа на улицах и наглядно выявили давление народной воли на судьбу королевы. После казни смелая организация по женской инициативе становилась только неудобной для якобинской диктатуры; а грубые выходки самого темного и неполитичного элемента клуба скоро дали повод для нападений врагов женской самостоятельности и женских обществ.

Знаменитые торговки главного парижского рынка, богатые, избалованные публикой, давно таили недовольство: с выездом аристократии и упрощением жизни, их торговля сильно упала; скрывая тихий ропот, они позволяли себе небрежное отношение к революционным значкам, кокардам, шапкам. Придирчивые революционерки не стерпели и пытались силой прикрепить кокарды к уборам дурных патриоток; произошла уличная драка, в которой пострадали прохожие и один судья. Испытали подобные же выходки и некоторые другие гражданки, и скоро раздались жалобы потерпевших. К решетке Конвента явились гражданки, из народного общества одной из город­ских секций с обвинениями против революционных гражданок, которые стремились силой надеть на них красные колпаки. Одна из жаловавшихся прибавила, что женщина, Шарлотта Корде (убившая Марата), была виновницей несчастья Франции; поэтому нечего их щадить; следует закрыть все женские общества с характером политических клубов. - Подходящее слово было произнесено, да еще женщиной; в Конвенте его подхватили.

- «Женщинам, кажется, мало кокард, зашумел видный монтаньяр; они требуют красных колпаков, далее им понадобятся пояса, пистолеты. Наши враги играют на сильнейшей женской страсти - приверженности к нарядам: В женские революционные общества, невидимому, поступают не женщины и девушки из семей, а авантюристки, пройдохи, драгуны в юбках. Нужен доклад об этих обществах от комитета общественной безопасности».

Так мелочность, увлечения внешним среди непросвещенных женщин помогли врагам женских прав. Политичным и талантливым ораторшам уже мудрено было спасти положение.

Очень влиятельный тогда комитет занялся поведением женских обществ. Скоро докладчиком от него выступил в Конвенте деп. Амар с большою речью и мотивированным заключением. - Комитет общественной безопасности, по его словам, задавался вопросами, - могут ли женщины: 1) обладать политическими правами, 2) принимать активное участие в управлении государством, 3) самостоятельно обсуждать вопросы в политических союзах? - и на все три вопроса ответил отрицательно. Определив затем, что такое задачи государственной администрации и каков смысл и содержание политических прав, Амар утверждал, что для выполнения государственных задач женщины очень редко обладают достаточными способностями, и не имеют нравственных и физических сил для пользования правами; обрисовав сложную деятельность народных собраний, он решил, что женщины не могут брать на себя этой важной и трудной работы, так как обязаны посвящать себя другим важным заботам, отметил и подчеркнул гражданские доблести домовитых хозяек в противоположность подозрительным, мнимо-революционным женщинам, праздным и потому легкомысленно бросающимся в политику. Конечно, женщинам необходимо проникаться принципами свободы, чтобы внушать их детям. Они могут присутствовать на политических собраниях, где должны умерять порывы мужчин, смягчать борцов; но сами они слишком склонны к экзальтации, чтобы активно участвовать в прениях. По общему правилу, женщины не способны к возвышенным взглядам и серьезному обсуждению важнейших дел; им чужды сложные понятия и комбинации их. Чувство скромности не может позволять женщинам выступать публично, бороться с мужчинами и обсуждать перед лицом народа вопросы, от которых зависит спасение республики.

Что касается женских обществ, то они представляют опасность и с другой точки зрения: если политическое воспитание мужчин находится еще на первоначальной ступени развития, и они едва способны пролепетать слово «свобода», насколько же ниже стоит уровень развития женщин, воспитание которых до сих пор сводилось к нулю. Допустить их в народные собрания, значило бы привлечь к участию в управлении таких лиц, которые более других подвержены заблуждениям и совращениям. Женщины особенно склонны к вспышкам, и интересы государства были бы скоро принесены в жертву заблуждениям и смутам, которые создаются вспышками страстей. - Вывод Амара таков: «Необходимо уничтожить эти мнимо-народные общества, которые хочет учредить для женщин аристократия, чтобы столкнуть их лбами с мужчинами, внести раскол в рядах последних и вызвать смуту».

Кое-кто в Конвенте выступал в защиту прав женщин, но говорили немного и слабо; опираясь на декларацию прав и доводы Кондорсе в пользу женщин, осуждали насилия над естественными правами людей. - Если женщины принадлежат к человеческому роду, убеждал депутат Шарлье, то у них нельзя отнимать прав, присущих мыслящим существам. Можно наблюдать за их обществами, но не следует закрывать их. - Ему возражал Базир и очень решительно: - «Из опасения возможности злоупотреблений, способных привести нас к контр-революции, мы на время уже поступались принципами. - В виду этого сейчас следует разрешить вопрос - опасны ли женские общества. Опыт последних дней показал, насколько они вредны для государственного спокойствия; а раз ото гак, то пусть мне не говорят о принципах. Я требую, чтобы в виде революционной меры и по соображениям общественной безопасности эти общества были запрещены, по крайней мере на все время революции».

Конвент принял предложенный Амаром проект декрета о закрытии женских клубов и обществ (30 окт. 1793 г.). Скоро стеснили деятельность народных обществ, отстраняя от них женщин. Летом 1794 г. закрыли и эти огромные организации. Группа революционерок с Лакомб во главе пытались добиться отмены декрета, искали, защиты у Парижской коммуны, у больших клубов; их почти нигде не слушали, закрывали заседания, чтобы но давать им слова.

Политическая погода быстро менялась. Едва минул год с провозглашения республики на основах полного верховенства народа, среди которого господствует полное равенство, полноправие во всем, а уже практика управления ставится выше принципов свободы, равенства и братства, сами мужчины в глазах своих правителей еще едва способны пролепетать слово «свобода»; воспитатели и правители им нужнее всяких деклараций и принципов. Понятно, что с женщинами и вовсе не следовало церемониться. Не прошло и года, как тот же Конвент признал за ними все человеческие и гражданские права и только отложил проведение их прав в законах, как это признание легко и просто вычеркивалось. В Конвенте выступили против естественных прав женщин с настоящим политическим манифестом, требовавшим лишения их права вмешиваться в обсуждение политических вопросов», и народные представители поспешили согласиться с доводами манифеста. Принципы декларации отодвигались куда-то в туманную даль, о естественном праве охотно позабывали; а на них-то и опирались женщины в своей борьбе за право; в то старое уже время других опор у них еще не было. Положение женщин-феминисток становилось безнадежным. 30 октября, декрет о закрытии женских обществ - поворотный пункт в женском движении времен революции; с тех пор оно быстро затихло. Весной 1794 г. женщины сильно заволновались из-за недостатка хлеба. Власти приняли самую крутую меру усмирения: запретили женщинам сходиться вместе больше, чем 2-3-м одновременно; застигнутые в числе 5-6-ти уже подлежали тюремному заключению, даже расстрелу. Пришлось смиряться. С 1795 г. затихала и революция.

Некоторая работа женщин, вызванная революцией, все-таки продолжалась; француженки еще долго поступали на службу в революционную армию для защиты свобод и отечества. Об их службе сохранилось немного сведений, вероятно, потому, что военное министерство императора Наполеона истребило много бумаг от времени революции.

Отношение самой республики к женщинам было двойственное; одно время лицам женского пола даже запрещали поступать в солдаты; но, с другой стороны, имеется достаточно указаний, что их открыто принимали в вербовочных комиссиях, охотно записывали волонтерами на одинаковых условиях с мужчинами, размещали по полкам, посылали их в сражения и дальние походы. Отличившиеся храбростью получали ордена, офицерские чины, пенсии; дети убитых героинь обеспечивались государством. Но вообще гораздо важнее и значительнее местная служба вооруженных женских отрядов, когда вес нестарые мужчины уходили в армию. В провинции - в городах и селах - женщины просто, по своей инициативе, без всяких формальностей, собирались в отряды, забирали какое находили под рукой оружие и отправляли охранную и сторожевую службу всюду, где требовалось - в тюрьмах, на постах и караулах, на дорогах, переправах и полях, заменяя мужчин. Здесь они проявили много стойкости и находчивости, защищая порядок и жилища в дни мятежей, близости неприятеля, кровавых партийных схваток, и заслуги их очень велики. С начала революции среди француженок быстро развивался литературный труд. С ростом ежедневной прессы много женщин выступили в газетах. Явилось не мало женщин издателей и редакторов газет и журналов самого разнообразного характера, от политических в бурные годы революции до педагогических, нравоучительных, просто литературных во времена более спокойные. Но любопытно, что ни одна женщина не открыла феминистической газеты, посвятив ее интересам женского движения. Его представительницы помещали свои статьи, запросы, требования в общеполитических органах и этим удовлетворялись. Историки литературы, немного удивляясь такой сдержанности феминисток революции, думают, п не без основания, что они рассчитывали на большее внимание читателей к их статьям среди других политических статей, находили более выгодным вести свое дело рядом с общим делом завоевания прав. Для того времени их расчет, пожалуй, верен.

Даже специально брачные газеты издавались, насколько известно, мужчинами; в них печатались статьи относительно браков и брачной жизни, запросы женихов и невест, ищущих себе пары. Интересная черта эпохи: мужчины, искавшие подруг жизни посредством объявлений, нередко отмечали, какие политические убеждения они желают найти в подруге жизни. Так, один пишет, что хотя он сам и член законодательной палаты, но не требует от невесты определенного мнения о политических партиях. Он предпочтет, чтобы она не склонялась ни особенно направо, ни налево, а держалась бы средины... Такие объявления показывают, как сильно тогда политическая жизнь захватывала женщин, начиная с самого юного брачного возраста; очевидно, мужьям и женихам приходилось внимательно считаться с политическими настроениями настоящих и будущих сожительниц.

Одна из брачных газет приглашала женщин присылать анонимно в ее редакцию жалобы на грубое обращение мужей, так как уже одно публичное обсуждение пороков может содействовать исправлению виновных. Присылались статьи довольно разнообразного содержания. Одна особа прислала вместе с жалобой п запрос, почему женщин не призывают в состав суда присяжных заседателей. Она полагает, что законодатели еще большие аристократы, если позволяют одной половине рода человеческого судить и осуждать обе половины. - «По какому праву мужчины берут на себя решать нашу судьбу? Кто лучше нас самих может судить о нашей виновности? Разве мы заслужи­ваем такого обращения, так энергично содействуя революции? Забыли Бастилию, путь на Версаль, Марсово поле? Пусть поберегутся, мы их освобождали, мы их вернем в оковы!». - Тем временем число женщин редакторов и писательниц все росло. Имела свою газету и писала знаменитая гадалка-предсказательница Ленорман, описавшая Наполеону его судьбу. Появились имена молоденьких работниц пера, в XIX в. уже достигавших большей или меньшей известности.

Такова была огромная работа женщин Франции в самые великие и важные годы ее истории. Мудрено себе представить, как бы устраивалась заново народная жизнь без содействия женщин и их страстной преданности революции. Пять лет, с 1789 по 1794г., весь народ предавался работе на пользу человека и человечества под знаменами Декларации прав и принципов естественного права; задача несложная, но огромная по широте замысла, может быть, более нравственная, чем политическая; она требовала перевоспитания людей и всей нации; и женщины всей массой участвовали в воспитании новых людей от министерских и депутатских кабинетов, редакций газет до народных обществ, улиц, тюрем, площади гильотины. Перевоспитывая себя, они приложили и к своей судьбе обновление человечества и потребовали себе все то, что обещала людям Декларация прав. И революция в лице первых депутатов республики, исполнителей волн всего народа, признала за ними все права личности и нации, половину которой они составляли, но только в теории, не вводя их прав в практику закона. Высшие политические соображения уже тогда грозили пересилить заботы об освобождении человека; и когда первые окончательно победили, женщин резко отстранили не только от политической, но и от общественной жизни.

Кончилась революционная работа женщин, сошло на нет и женское движение. Приходилось ждать нового общего освободительного движения в стране, нащупывать новую почву, на которой можно укрепиться для борьбы за право. <...>

Деятельность и выступления женщин в годы французской революции произвели огромное впечатление на женщин других стран. В Англии женская агитация зародилась тотчас же, вдохновляемая той же Декларцией прав, статьями Кондорсе и примерами француженок. В Скандинавии скоро появились подражательницы Олимпии де Гуж и Лакомб. Даже у нас в России у иных наших ранних писательниц XIX в. заметны отзвуки запросов французских революционерок. Позже интерес к героиням революции только возрастал. Низкий поклон им, знаменитым и безвестным труженицам на благо и освобождение человечества!