«СЧИТАЮ ДОЛГОМ СОВЕСТИ...» Письмо А. П. Сабурова С. Д. Шереметеву. 1905 г.

Александр Петрович Сабуров (1870-1919) в середине 1905 г. недолгое время исполнял обязанности московского губернатора. Выходец из старинного боярского рода Сабуровых, испокон веков служивших московским великим князьям, он не окончательно прекратил тогда свою государственную деятельность. Февральская революция 1917 г. застала его в должности петроградского губернатора (к тому времени он был пожалован чинами действительного статского советника и церемониймейстера императорского двора). А. П. Сабуров был женат на Анне Сергеевне Шереметевой, дочери графа Сергея Дмитриевича Шереметева (1844—1918), предводителя дворянства Московской губернии (1885—1890), члена Государственного Совета, обер-егермейстера императорского двора. 17 декабря 1918 г. А. П. Сабуров был арестован в московском доме Шереметевых (Воздвиженка, 8) и большие его не видели; болевший диабетом С. Д. Шереметев умер в день ареста.

Публикуемое письмо А. П. Сабурова его тестю, С. Д. Шереметеву, отложилось в личном фонде С. Д. Шереметева в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА). Письмо носит личный характер, но оно служит пояснением к прошению об отставке, копия которого прилагается. Сабуров предстает перед нами как представитель определенного типа русской аристократии, «без лести преданной» самодержавию и относившейся свысока к «простым» бюрократам-исполнителям. Эпизод с отставкой Сабурова характеризует атмосферу растерянности московских властей и правительства, безуспешно пытавшихся овладеть ситуацией и предотвратить нарастание революционного движения.

Публикацию подготовил кандидат исторических наук Л. И. ШОХИН.

Письмо А. П. Сабурова С. Д. Шереметеву

Вороново

21 сентября 1905 г.

Милый папа,

Из вчерашнего разговора, в котором я, к сожалению, не участвовал, я узнал, что ты переменил свое мнение о моей отставке. Это мне очень прискорбно, тем более, что из твоего сердечного письма от 18 июля и первого разговора с тобой я убедился, что ты верно понял мои побуждения, а потому и не хотел утомлять тебя всеми подробностями, сопровождавшими мой уход. Но теперь, что тебе по-видимому, все это представили в недоброжелательном ко мне свете, мне хочется тебе самому рассказать, как все произошло. Может быть, ты меня и осудишь, но хотелось бы, чтобы ты знал правду.

Когда я вступил в управление губернией в начале июля, меня сразу поразила разноречивость правительственных инструкций и «предначертаний». Царские указы возвещали одно, министерские «разъяснения» этих указов — другое, а треповские[1] циркуляры уничтожали и то и другое. Из этой сумятицы я понял одно только, что правительство растерялось, не знает, чего оно желает и что долго это продолжаться не может, а потому главная задача администрации в это переходное время сохранить порядок и избежать таких столкновений, которые могли бы отозваться в будущем и неблагоприятно повлиять на окончательное разрешение кризиса. Таким взглядом я стал руководствоваться, но это не понравилось ни моим подчиненным, привыкшим прислушиваться к Петербургу, ни Кристи[2], мечтавшему о своей дальнейшей карьере. Результатом было его требование, чтобы я изменил свой взгляд и отменил ряд своих распоряжений, т. к. я лишь временно управляю губернией, а своими действиями готовлю ему затруднения в дальнейшем. К этому Кристи прибавил, что с моими взглядами лучше не служить, а подать в отставку. На это я ему возразил, что если он считает мои распоряжения неправильными, ему стоит только на день вступить в должность, отменить мои действия, поставить все по-своему и затем мне снова сдать должность, а что я управлял по своему убеждению и сам отменить свои распоряжения не могу. На это он не согласился, говоря, что он уже кончил свое губернаторство и не желает на последок портить свои отношения к земству и к отдельным личностям. После этого мне другого выхода не было, как сказать ему, что я ухожу в отставку, т. к. не считаю себя вправе проводить свою политику, управляя губернией временно, а действовать против убеждений также не могу. Таким образом, мы расстались без всякой ссоры, мирно и никаких недоразумений или неприятностей по службе не было. А. Г. Булышну[3] я написал после разговора с Кристи, и ни с ним, ни с г[енералом] Треповым никакого недоразумения не было и переданный тебе слух о каком-то служебном выговоре, на который я будто бы обиделся, лишен всякого основания. Вот причины моей отставки. Частные вопросы не могли быть тому причиной, т. к. никаких историй из-за моих распоряжений не вышло, и мой преемник Джунковский[4] во всем меня поддержал и закончил в принятом мною смысле все неразрешенные до моего ухода вопросы. Инцидент с кн. Долгоруковым[5] тебе также передали в неверном и преувеличенном освещении. Его политические убеждения мне известны, и я вполне понимаю нежелательность их распространения в народе, но я решил из двух зол выбрать меньшее, т. к. не сомневался, что в случае запрещения со стороны администрации он бы нашел способ действовать и помимо разрешения, а так он все-таки был связан обещанием ничего не говорить, кроме напечатанного в «Правительственном вестнике» сообщения о приеме депутации, а если и говорил, то конечно меньше того, что сказал бы, не получив разрешения говорить открыто на волостном сходе в присутствии земского начальника, а ведя пропаганду подпольно. Может быть, я ошибся, но, кажется результат показал, что я был прав, т. к. по всем имеющимся у меня сведениям, а я, конечно, этим вопросом очень интересовался и после моего ухода и старался об этом все разузнать, он не произвел большого впечатления на крестьян, а где и произвел, то совсем не в ожидаемом им самим направлении. Останавливаюсь так подробно на долгоруковском инциденте, т. к. ты, кажется, придаешь ему главное значение, и тебе сказали, что из-за него вышла история, побудившая меня к уходу, чего на самом деле не было. На самом же деле я ушел потому, что в настоящую минуту не мог быть полезен правительству в деле умиротворения страны, так как считал меры, которые оно желало провести, не успокаивающими, а еще более раздражающими, и, не считая себя в праве действовать по-своему, не будучи губернатором, а лишь «калифом на час», я решил, что будет честнее все это высказать А. Г. Булыгину и просить увольнения. Вот копия моего письма к Булыгину[6].

Извини за длинное письмо, но считаю необходимым, чтобы ты знал точно от меня, от чего я ушел.

Искренно преданный тебе    

Сабуров

РГАДА. Ф. 1287. On. 1. Д. 1490. Л. 18—21 об. Автограф.

Письмо П. А. Сабурова А. Г. Булыгину

Глубокоуважаемый Александр Григорьевич,

Препроводив к Вашему Высокопревосходительству прошение об увольнении меня от должности московского вице-губернатора и помня Ваше постоянное доброе ко мне отношение в Москве, считаю нравственным долгом откровенно изложить Вам те внутренние причины, которые меня привели к этому решению.

Вступивши за отъездом Г. И. Кристи в исправление должности московского губернатора, я с первых же шагов убедился в там, что при настоящем положении дела я не сумею быть полезным на своем месте. Приступив к работе, мне стало ясно, что мои намерения и приемы не соответствуют установившимся здесь взглядам на административное дело. Мои сотрудники дали такой отпор моим желаниям и притом в такой искренней и дружеской форме, что я понял, что иду вразрез с указанным теперь направлением. Г. И. Кристи, вернувшись на два дня, вызвал меня и сказал, что ряд моих распоряжений никоим образом допущен быть не может, т. к. этим я готовлю в будущем большие затруднения ему или его преемнику. Так как вопросы, о которых идет речь, не имеют серьезного государственного значения, то, кажется, я еще ничего не испортил; тем не менее это меня вполне убедило, что и впредь на каждом шагу могут встретиться вопросы и более серьезные, в которых мои убеждения будут расходиться с установленным направлением, а потому я считаю долгом совести просить Ваше Высокопревосходительство освободить меня от должности московского вице-губернатора.

Еще раз позвольте выразить Вам лично мое глубокое уважение и искреннюю благожелательность.

Преданный Вам            

А. С.

РГАДА. Ф. 1287. Oп. 1. Д. 1490. Л. 48—49 об. Копия написана рукой А. П. Сабурова.