Протокол допроса Я.А. Яковлева. 15-18 октября 1937 г.

15—18 октября 1937 г.

ЯКОВЛЕВ (ЭПШТЕЙН) Яков Аркадьевич — 1896 года рождения, уроженец Белостока (Польша), бывший Наркомзем СССР; до ареста заведующий сельхозотделом ЦК ВКП(б); бывший член ВКП(б) с 1913 года.[1]

Вопрос: Вы арестованы, как один из руководителей фашистско-шпионской троцкистской организации. В заявлении от 14 октября 1937 года Вы признали в общих чертах свою вину в предъявленных Вам обвинениях. Мы приступаем сейчас к допросу по существу всей вашей и Ваших сообщников антисоветской деятельности. Потрудитесь пока ответить следствию на ряд вопросов вашей биографии, которые вызывают у нас сомнения.

Когда и где вы вступили в партию?

Ответ: В партию я вступил в 1913 году в Петрограде, где я учился в Политехническом институте с 1913 по февраль 1917 года.

Вопрос: При каких обстоятельствах вы вступили в партию?

Ответ: В этом институте я сблизился со студентами — большевиками ВАСИЛЕВСКИМ, ПРИСЕДЬКО и БОГОЛЕПОВЫМ, которые втянули меня в революционную работу и в студенческий социал-демократический большевистский кружок.

Как член партии, проводил большую подпольную работу, начиная с 1913 года и по февраль 1917 года. В этот период в Петрограде я руководил экономическим студенческим кружком и двумя кружками революционных рабочих петроградских предприятий.

За свою активную революционную работу я подвергался преследованиям полиции и арестовывался.

Вопрос: Когда и за что Вы арестовывались полицией?

Ответ: Я был арестован в числе нескольких тысяч участников демонстрации у Казанского собора накануне февральской революции. Арест произошел 25 февраля; я просидел в полицейской адмиралтейской части три дня и, в связи с революцией, был освобожден.

[...][2]

Вопрос: Вы врете сейчас на следствии. Нам точно известно, что в охранное отделение Вас вызывали и допрашивали о революционной работе. Нам также известно, что Вы дали по этим вопросам охранке показания.

Ответ: Таких данных у Вас не может быть, так как, повторяю, никто меня никогда не допрашивал.

Вопрос: Нам понятна подобная «категоричность» Вашего утверждения. Очевидно, у Вас есть особый смысл скрывать этот факт. Потрудитесь прямо ответить на вопрос.

Ответ: Я еще раз категорически заявляю, что я сказал правду. Мое прошлое хорошо известно многим товарищам, с которыми я работал в подполье. Спросите ВАСИЛЕВСКОГО, СТЕЦКОГО и, наконец, МОЛОТОВА. Они подтвердят мое безупречное партийное прошлое. Я настойчиво прошу предъявить мне те данные, которые имеются у Вас о допросах меня в охранке.

Вопрос: Вы зря ссылаетесь на свидетелей. Они как раз отрицательно отзываются о Вашем прошлом. СТЕЦКИЙ, в частности, подал заявление о том, что в свое время его предупреждал ТОЛМАЧЕВ быть с Вами осторожнее, так как он (ТОЛМАЧЕВ) подозревает Вас в провокаторской деятельности.

Что Вы можете на это ответить?

Ответ: На этот вопрос ответить затрудняюсь.

Вопрос: Ваша жена — СОКОЛОВСКАЯ-ЯКОВЛЕВА, прожившая с Вами много лет, тоже подала заявление, в котором сообщает, что, с Ваших слов, ей известно о Вашем сотрудничестве в Петроградском охранном отделении.

Что Вы на это можете ответить?

Ответ: Я прошу дать мне возможность все обдумать, потом отвечать.

Вопрос: Это зачем же?

Ответ: Просто надо собраться с мыслями, все вспомнить. Для меня все это так неожиданно.

Вопрос: Бросьте паясничать. Потрудитесь на вопросы следствия отвечать и сейчас же. Все равно от ответа Вам не уйти, какие бы новые трюки Вы не придумали.

[...]

Вопрос: Расскажите подробно обо всей Вашей антисоветской борьбе против партии, против советского народа.

Ответ: В 1922—1923 гг. я работал в Москве заведующим подотделом печати в Агитпроме ЦК ВКП(б). Агитпром в это время возглавлял один из активных троцкистов — СОСНОВСКИЙ, а затем БУБНОВ. В это же время я являлся членом редакционной коллегии журнала «Красная Новь», где работал совместно с активным троцкистом ВОРОНСКИМ.

С ВОРОНСКИМ я в то время очень сблизился. Нашему сближению способствовала общность наших троцкистских взглядов. В 1923 году я стал на позиции ТРОЦКОГО, боровшегося против ЦК ВКП(б). На этой основе произошло мое сближение с троцкистами СОСНОВСКИМ, ВОРОНСКИМ и ЭЛЬЦИНЫМ, работавшим тогда же в «Красной Нови».

В это время я принимал активное участие во фракционных совещаниях группы троцкистов, происходивших, главным образом, на квартире ВОРОНСКОГО, в 1-ом Доме Советов — гостинице «Националь». В работе фракционных совещаний этой группы принимал также активное участие работник ЦК ВКП(б) — троцкист ПОПОВ Н.Н. На совещаниях мы обсуждали задачи троцкистов в борьбе с партией и практические мероприятия в этом направлении.

Я, ВОРОНСКИЙ и ЭЛЬЦИН широко использовали наше положение в редакции журнала «Красная Новь». В этом издательстве, при нашей помощи, была выпущена брошюра «Уроки Октября» и ряд других троцкистских материалов и произведений, пропагандировавших троцкистские взгляды.

В связи с поражением троцкистов в 1923 году я ушел в подполье и, законспирировавшись, продолжал предательскую антипартийную борьбу.

Вопрос: Расскажите, как это Вам удавалось так долго, с 1923 года, скрывать свою троцкистскую антисоветскую деятельность?

Ответ: Это объяснятся тем, что с 1923 года я, в соответствии с личными указаниями ТРОЦКОГО, ушел от открытой борьбы с партией. Сманеврировал и сразу же перешел на конспиративное положение. Внешне я сразу порвал связь с троцкистами и всю дальнейшую антисоветскую работу проводил под флагом двурушничества.

ТРОЦКИЙ еще в 1923 году, предвидя возможный провал открытой атаки против партии, считал необходимым некоторую часть своих сторонников особо тщательно законспирировать для того, чтобы они, оставаясь в партии, на партийной работе, закрепились, входили бы в доверие партийных масс и руководства партии и продвигались постепенно к руководству партии.

ТРОЦКИЙ тогда уже ставил этот вопрос в той связи, чтобы в нужный момент в партийном руководстве иметь своих агентов, которые информировали бы его и содействовали бы захвату им власти. Такие задачи были поставлены и мне.

Вопрос: То есть те же задачи предательства, провокации, шпионажа, в выполнении которых Вы уже имели опыт от сотрудничества с охранкой.

Ответ: Да.

Вопрос: Продолжайте показания. Где и когда Вы связались с ТРОЦКИМ?

Ответ: В 1923 году меня свел с ТРОЦКИМ СОСНОВСКИЙ. Встреча произошла на квартире ВОРОНСКОГО в 1-м Доме Советов в гостинице «Националь». Там собрались - ТРОЦКИЙ, СОСНОВСКИЙ, ВОРОНСКИЙ и я. Говоря о перспективах работы троцкистов, ТРОЦКИЙ указывал, что не исключена возможность временной, как он выразился, победы цекистов; он говорил далее, что в политике, как на войне, нужно учитывать возможность временного поражения и поэтому необходимо заранее обеспечить себя на территории противника.

ТРОЦКИЙ особенно указывал на то, что обстоятельства борьбы показывают, какое решающее значение приобрел партийный аппарат. Исходя из этого, он поставил перед нами задачу — в своей дальнейшей работе стремиться, не только проникнуть в партийный аппарат, но и закрепиться там, продвигаться, подбирать и вербовать кадры сторонников линии ТРОЦКОГО из партийного аппарата. ТРОЦКИЙ прямо заявил, что мы должны завоевать партийный аппарат. Исходя из этого, ТРОЦКИЙ предложил мне прекратить внешне всякую связь с троцкистами; в дальнейшем, везде и всюду прекламировать себя, как твердого сторонника ЦК, беспощадного врага троцкистов, использовать все для увеличения своего влияния в партии, одновременно чрезвычайно осторожно и конспиративно, через вторые и третьи руки, проводить работу по вовлечению тщательно подобранных людей в троцкистскую организацию.

После этого совещания и указаний ТРОЦКОГО я прекратил открытую связь с ВОРОНСКИМ и СОСНОВСКИМ, как людьми скомпрометированными; людей же связанных со мной и стоявших на позициях троцкизма, проинструктировал со своей стороны в духе указаний, полученных от ТРОЦКОГО.

Вопрос: Кто эти люди?

Ответ: ПОПОВ Н.Н., МИХАЙЛОВ М.Л., а затем уже в 1924 году и ВАРЕЙКИС, — все они стояли на позициях ТРОЦКОГО. После моей встречи с ТРОЦКИМ они, так же, как и я, перешли на законспирированное положение. Период 1924 года убедил меня в правильности прогноза ТРОЦКОГО — о возможном провале на данном этапе троцкистов и необходимостью перехода части троцкистов в глубокое подполье для двурушнической борьбы против партии.

Эту группу людей я сохранял, как свои кадры, до последних дней. Они вместе со мной на протяжении многих лет вели активную борьбу против партии и советского народа.

В 1924 году я особенно сблизился с ВАРЕЙКИСОМ (децистом в прошлом), назначенным тогда заведующим отделом печати ЦК ВКП(б).

Из ряда бесед с ним я убедился, что это авантюрный беспринципный человек, карьерист, менявший свои убеждения буквально на ходу. В то же время я убедился, что он стоит на позициях ТРОЦКОГО, поскольку это содействует его — ВАРЕЙКИСА — планам.

ВАРЕЙКИСА я обработал и привлек в свою руководящую группу троцкистской организации.

С этого периода фактически и сформировалось руководящее ядро, группа скрытых троцкистов, в которую входили я — ЯКОВЛЕВ, ВАРЕЙКИС и ПОПОВ, действовавших по указаниям ТРОЦКОГО — на положении особо законспирированной группы двурушников, маневрировавших, приноравливавшихся, любыми путями добивавшихся своих целей в борьбе против партии.

Эти формы борьбы с партией, указанные ТРОЦКИМ, были для меня приемлемыми также и потому, что я и ВАРЕЙКИС полагали, что в случае, если даже троцкизм и не победит, мы все же останемся, благодаря нашей маскировке, на руководящем положении в партии.

Примерно до 1927 года происходит закрепление нашей группы в партийно-советском аппарате. Шпионской и вредительской работы тогда мы не разворачивали, считая тактику выжидания и маневрирования наиболее целесообразной в условиях того времени. Разгром троцкистов, зиновьевцев, децистов и прочих антипартийных формирований закончился, как известно, в 1928 году потоком двурушнических заявлений участников этих организаций, с признание правильности линии партии и обещанием прекратить борьбу. Наша группа, имея прямое на то указание от ТРОЦКОГО, развивала линию на проникновение и на закрепление в партии.

Правильность этой линии мне лично подтвердил и ПЯТАКОВ, при встрече с ним в 1928 году.

[…]

Вопрос: С кем, кроме ПЯТАКОВА, из руководителей антисоветской троцкистской организации в СССР Вы были связаны в это время?

Ответ: Кроме ПЯТАКОВА у меня в 1930—1931 гг. установилась сперва очень тесная личная, а затем и организационно-политическая связь с одним из руководителей троцкистской организации Яном ГАМАРНИКОМ.

Вопрос: Каким образом Вы установили связь с ГАМАРНИКОМ?

Ответ: Это произошло при следующих обстоятельствах: ГАМАРНИКА я знал со времени гражданской войны по совместной работе на Украине. Моя жена СОКОЛОВСКАЯ была другом его семьи. В результате личного сближения моей семьи с ГАМАРНИКОМ, у меня с ГАМАРНИКОМ установились близкие личные, а затем и политические отношения. Начиная с 1930 года, мы систематически встречались как в городе, на квартире, так и на даче.

Примерно в конце 1931 — самом начале 1932 года в одной из бесед у меня на даче — в разговоре о положении на дальнем Востоке и о внутреннем положении СССР — ГАМАРНИК мне заявил, что ему известна от троцкистского центра моя связь с троцкистами, мое положение в руководстве троцкистской организации, как особо законспирированного руководителя специальной группы троцкистов, находящихся на руководящих участках в партии. ГАМАРНИК сказывал, что он со мною хочет быть совершенно откровенным, хочет установить со мною постоянный контакт, как с человеком, находящимся на руководящей работе, ведающим вопросами сельского хозяйства, которые имеют решающий удельный вес в нашей стране.

ГАМАРНИК рассказал мне о существовании большого троцкистского подполья в армии, организованного в военный заговор, объединяющего все антисоветские элементы в армии, которых руководители заговора готовят к вооруженному выступлению против руководства партии и правительства.

Я в свою очередь рассказал ГАМАРНИКУ о троцкистской организации, о группе, руководимой мною и ВАРЕЙКИСОМ, к этому времени расширившей свои связи за счет привлечения ряда руководящих партийных работников, в том числе и периферии, стоящих на правотроцкистских позициях.

В последующие встречи ГАМАРНИК мне рассказал, что в руководстве антисоветского военного заговора стоят такие люди, как ТУХАЧЕВСКИЙ, ЯКИР, УБОРЕВИЧ и ряд других видных командиров, что заговор, подготавливая вооруженное выступление, имеет два основных плана захвата власти: первый — путем подготовки поражения СССР в войне и второй — путем организации переворота и уничтожения руководителей партии. ГАМАРНИК мне также сообщил, что военный заговор имеет тесную связь с правотроцкистским блоком, возглавляемым правой и троцкистской организацией.

Кроме того, мне ГАМАРНИК сообщил, что военный заговор связан с чекистской группой заговорщиков, возглавляемой ЯГОДОЙ, и что ЯГОДА с его группой должен принять активное участие в организации «дворцового» переворота.

Мы с ГАМАРНИКОМ условились о дальнейшей связи и о регулярной взаимной информации.

Мысль ГАМАРНИКА об объединении всех антисоветских сил не была для меня новой. Согласно указаниям ТРОЦКОГО, я лично, через участников своей группы, был связан с правыми, леваками, украинскими и белорусскими националистами.

Вопрос: Как осуществлялись Вами все эти связи?

Ответ: Основные мои связи шли вверх — к ТРОЦКОМУ (который руководил моей деятельностью) и от меня вниз — к участникам троцкистской организации. В то же время, примерно с 1933 года, когда я был Наркомземом СССР, я считал, что мое положение, особенно в условиях первой пятилетки, в условиях социалистической перестройки села, укрепилось и давало мне возможность увеличивать мои связи и авторитет в партии и стране. Поэтому, поддерживая связь с ТРОЦКИМ, руководствуясь указаниями ТРОЦКОГО, идя по пути расширения связей (так, я установил организационную связь с военным заговором через ГАМАРНИКА), я, прежде всего, укреплял свою группу особо законспирированных троцкистов в партийном аппарате.

У меня появились мысли, что я сам могу играть более значительную самостоятельную роль в руководстве подпольной работой, в будущем перевороте и захвате власти; что я сам смогу занять одно из руководящих положений в стране, в случае успеха переворота. Исходя из анализа обстановки в стране, делая ставку цр возможную победу правотроцкистского блока — я месте с тем учитывал и возможность поражения правотроцкистских сил. Поэтому я вместе со своей группой (которая к этому времени уже возросла) действовал таким образом, чтобы как можно меньше ставить себя под удар, под опасность провала с тем, чтобы, маневрируя, не только сохранить свое положение в партии, но и еще больше укрепить его.

Таким образом, я, состоя в руководстве троцкистской организации и проводя по указаниям ТРОЦКОГО его линию в подпольной работе — в то же время имел некоторые «свои планы», сколачивал свою группу и использовал и расширял связи (не столько сам, сколько через вторые и третьи руки) и в сторону троцкистов, и в сторону правых, и в сторону националистов.

Вопрос: Ваше изуверское двурушничество и цинизм предателя очень красочны, тем не менее, постарайтесь все же ответить на конкретный вопрос следствия: — как строилась Ваша связь с указанными Вами антисоветскими организациями?

Ответ: Прежде чем ответить на этот вопрос, я хочу рассказать о том, как сложилась наша антисоветская организация, в руководстве которой находились — я, ВАРЕЙКИС, ПОПОВ, а в дальнейшем и БАУМАН.

К 1933 году относится установление мною и ВАРЕЙКИСОМ организационной связи с БАУМАНОМ. Из нескольких бесед с БАУМАНОМ я уловил его недовольство партией и начал сближаться с ним. Выявив его антисоветское лицо, я ввел его в курс работы нашей антисоветской организации, после чего он вошел в ее руководящее ядро.

Несколько позже, мною была установлена связь с РУХИМОВИЧЕМ. С ним я связался через ПЯТАКОВА.

ПЯТАКОВ мне говорил, что РУХИМОВИЧ находится на особо законспирированном положении, как бы запасного, скрытого заместителя ПЯТАКОВА для руководства подрывной работой участников организации в промышленности.

РУХИМОВИЧ, как и ГАМАРНИК, формально не входили в наш центр, но по существу были на положении участников этого центра, так как были тесно со мной связаны, были в курсе всей нашей деятельности и информировали меня о своей антисоветской деятельности.

Таким образом, выкристаллизовалось основное ядро нашей организации, состоявшее из небольшой группы людей (я — ЯКОВЛЕВ, ВАРЕЙКИС, БАУМАН, ПОПОВ Н.Н.), которые в свою очередь через проверенные, ограниченные связи поддерживали контакт с другими антисоветскими организациями. Через ВАРЕЙКИСА я был связан с антисоветской организацией на периферии; каждый из названных мною участников также имел свои связи на периферии. ВАРЕЙКИС возглавлял организацию вначале в ЦЧО, а затем и в Сталинградской области, участниками коей были правотроцкистские элементы, находившиеся на руководящей партийной и советской работе, проводившие широкую подрывную работу в народном хозяйстве этих областей и сколачивавшие повстанческо-террористические кадры. Я знал от ВАРЕЙКИСА, что участниками указанной антисоветской организации, возглавляемой ВАРЕЙКИСОМ в ЦЧО и в Сталинградской области, — являлись: ФЕДИН — секретарь Курского Горкома; ИВАНОВ — заведующий отделом партийных кадров Обкома; РЯБИНИН — секретарь Обкома; ШВЕР — редактор газеты; КАУЧУКОВСКИЙ — директор комвуза; ДРАПКИН — заведующий пром. Отделом Обкома и другие.

При переходе ВАРЕЙКИСА на работу в Сталинград, ему удалось перетянуть туда из ЦЧО основное ядро участников организации из указанных выше лиц и, кроме того, втянуть некоторых новых лиц — ГОЛЬДИНА, КУЗНЕЦОВА, КВИТНИЦКОГО (зав. сельхозотделом Обкома), НЕРСЕСЯН (зав. Обл. ОНО) и ряд других лиц, находившихся в личной связи с ВАРЕЙКИСОМ.

Кроме того, через ВАРЕЙКИСА—БАУМАНА мы были связаны с группой правых в Москве — КАМИНСКИМ, БУБНОВЫМ; с антиповско-сулимовской группой, являвшейся новым центром правого подполья (которая вела примерно такую же линию в ЦК, какую и я); на периферии с руководящими работниками областных и краевых парторганизаций — правыми и троцкистами, возглавлявшими антисоветские организации, ШЕБОЛДАЕВЫМ, ХАТАЕВИЧЕМ, КАБАКОВЫМ, ИВАНОВЫМ, ЛАВРЕНТЬЕВЫМ, ШУБРИКОВЫМ, ПТУХОЙ, КРИНИЦКИМ.

Через ПОПОВА Н.Н., находящегося на Украине, мы были связаны с большой разветвленной правотроцкистской организацией на Украине и украинскими националистами.

Наряду с этим, как я уже показывал, я имел самостоятельную группу, мною завербованных лиц, в Наркомземе и в аппарате Сельскохозяйственного отдела ЦК ВКП(б). Сюда входили - МИХАЙЛОВ, ГЕГЕЧКОРИ, ТОКАРЕВ, ЦЫЛЬКО, ОДИНЦОВ, ПОЛОВИНКИН, СИДЕЛЬНИКОВ, ИОСИФОВ. Со мной были связаны и участники подпольных организаций; мой заместитель — МАРКЕВИЧ, правый — СКОЛЫГА; троцкист-террорист РЕЙНГОЛЬД; несколько позже — ЯКИМОВИЧ. Через этих лиц я проводил вредительскую работу и поддерживал связи с участниками правых и троцкистских организаций на периферии в земельный органах — с ДЕМЧЕНКО на Украине, с КОВАЛЕВЫМ — на Средней Волге, с РАЧИНСКИМ — в Белоруссии, с ПОЛОНСКИМ — в Иванове, с КОНДРАТЬЕВЫМ — в Смоленске, с ТЮРНИКОВЫМ и ОДИНЦОВЫМ — на Северном Кавказе.

Для прикрытия антисоветских кадров в системе Наркомзема в центре и на периферии я назначил начальником отдела кадров Наркомзема — МИХАЙЛОВА. После ухода моего из Наркомзема мне удалось провести его руководителем Сельхозгиза для того, чтобы через него продолжать связи с антисоветским подпольем.

Кроме того, через Викторию УДАСЕВИЧ я поддерживал связь с леваками — СТЭНОМ и ШАЦКИМ.

Все эти линии связей я сохранил и после моего перехода в 1934 году из Наркомзема в Сельхозотдел ЦК ВКП(б) и через них осуществлял руководство вредительством в сельском хозяйстве страны.

Несмотря на то что руководил всей этой антисоветской работой и поддерживал широкие связи с рядом антисоветских организаций, мне, благодаря тому, что свою работу я проводил очень осторожно, через вторых и третьих лиц, — удалось не только сохранить себя, но и удержаться на ответственной работе в партии. Для сохранения самого себя и основного костяка моей группы, я иногда «приносил в жертву», участвовал в разоблачении отдельных групп троцкистов и правых. А так как рядовые и даже многие руководящие участники антисоветских периферийных организаций не знали обо мне, — мне и удавалось путем двурушничества сохранить себя и основной костяк своей группы от разоблачения.

Связавшись со всеми указанными антисоветскими организациями, я с руководящим ядром нашей группы (ЯКОВЛЕВ, ВАРЕЙКИС, ПОПОВ, БАУМАН) оказался как бы в центре скрещивания этих антисоветских сил.

Должен сказать, что мы не стремились к созданию стройной организации, не гнались за вывеской и считали, что время и обстановка работают на нас, что мы неотступно идем к своей цели. Мы решили, что при наличии целого ряда подпольных антисоветских формирований, связи с которыми были у нас в руках, незачем было оформлять специальный центр, объединяющий организационно все эти организации.

Как правило, я принимал меры к тому, чтобы налаживать связи с теми антисоветскими формированиями, на плечах которых, в случае успеха выступления, можно придти к власти.

Одновременно, как я уже показывал, я двурушничал и принимал все меры к тому, чтобы укреплять свое положение в партии и в ЦК и устранять с дороги тех, кто мне препятствовал в этом, используя для этой цели все средства — клевету, интриги и прочее. Это соответствовало и установкам ТРОЦКОГО и нашим — моим, ВАРЕЙКИСА, БАУМАНА — стремлениям и моим личным планам.

Одновременно с той антисоветской деятельностью, о которой я показывал выше, я, ВАРЕЙКИС, БАУМАН, ПОПОВ, ГАМАРНИК и другие стремились создать против руководящих членов ЦК, с целью их дискредитации с тем, чтобы мне продвигаться в секретари ЦК ВКП (б), чтобы устранить сторонников СТАЛИНА, подтягивая на руководящую работу в ЦК — ВАРЕЙКИСА, БАУМАНА и других наших сообщников. Это вытекало, как я уже говорил, из указаний ТРОЦКОГО, переданных мне ГАМАРНИКОМ и ПЯТАКОВЫМ, о нашей работе, направленной к подрыву и разложению единства ЦК и руководящей группы ЦК, к ослаблению и созданию раздоров в руководящей группе ЦК, к облегчению этим путем прихода к руководству в ЦК руководителей троцкистов и правых.

ТРОЦКИЙ считал, что единство в ЦК могло быть нарушено и такими методами, как метод клеветы, провокационных слухов, искусственного создания обостренных отношений между руководящими членами ЦК. За последнее время мы сосредоточили огонь клеветы в первую очередь на МОЛОТОВЕ, ЕЖОВЕ и ЖДАНОВЕ. Мы распространяли клеветнические слухи, направленные против МОЛОТОВА; распространяли клевету о ЖДАНОВЕ, как о человеке якобы не соответствующем своему назначению; о ЕЖОВЕ, как о случайной выскочке и человеке, который якобы перегибает в борьбе с правыми и троцкистами и устраняет ценных и нужных для партии людей.

Вопрос: Вы говорите о связи ГАМАРНИКА и ВАРЕЙКИСА с иностранными разведками. А Вы лично имели такие связи?

Ответ: Да, имел связь с немецкой разведкой.

Вопрос: Расскажите конкретно, когда Вы связались с германской разведкой?

Ответ: Я был завербован германской разведкой, когда я находился в Германии, в Берлине, осенью 1935 года, и с того времени и до своего ареста сотрудничал с этой разведкой, поддерживая с нею связь через специального представителя в Москве.

В Берлине я находился на излечении в больнице «Католической общины». Примерно через неделю после моего приезда в Берлин, ко мне в больницу явился неизвестной мне человек в штатском, представился под фамилией ШМУКЕ и заявил, что «имеет поручения договориться со мной по ряду интересующих его и меня неотложных вопросов». Он заявил, что ему известно «от моих политических друзей» о моей принадлежности к подпольным организациям, борющимся с существующей властью в СССР и, что он по поручению германского правительства хочет установить со мной деловую связь. ШМУКЕ указал мне далее, что в руководящих правительственных сферах Германии имеется много друзей тех течений в СССР, которые враждебны к нынешнему руководству, что эти германские сферы поддерживают такие течения в СССР, — поэтому германское правительство и сочло возможным направить ШМУКЕ ко мне для переговоров.

Я, опасаясь провокации, естественно не хотел открываться перед этим неизвестным мне человеком и выразил свое полное недоумение такого рода обращением ко мне; однако, ШМУКЕ настойчиво продолжал, что я напрасно отрицаю хорошо известные и ему, и мне факты; что германское правительство не ко мне одному (из руководителей подпольных организаций в СССР) обращается с подобным предложением. В конце концов, он мне подчеркнуто сказал: «Ваш главный шеф Л. ТРОЦКИЙ действует в полном контакте и на основе взаимных услуг с новой Германией». Я все же пытался прекратить этот разговор и сделал вид, что хочу встать, чтобы попрощаться и заставить ШМУКЕ уйти. Но ШМУКЕ не двинулся с места, заявив мне, что я слишком осторожен и, видимо, не доверяю ему; что эта осторожность характеризует меня с хорошей стороны, однако, он имеет полную возможность доказать мне «официальный характер» своего визита и полную осведомленность германского правительства обо мне. Вслед за этим он рассказал мне, что «в Германии моей персоной очень интересовались еще тогда, когда я был Наркомземом, и не случайно — заявил ШМУКЕ — в одном из наших журналов в Берлине красовалась Ваша фотография с автобиографией». Действительно, это имело место: в одном из фашистских журналов была помешена моя фотография. Затем он заявил, что «в Германии проживают эмигранты из России, в том числе и бывшие чины русской полиции, которые информировали германские власти о некоторых эпизодах моего сотрудничества с русской полицией в конце 1916 года в Петрограде. Имея полную возможность в любой момент меня скомпрометировать перед советскими властями, они, указал ШМУКЕ, этого не желают делать, поскольку надеются установить со мной такого же рода контакт, как и с ТРОЦКИМ».

Я понял, что попал в западню, откуда мне нет другого выхода. Поставленный перед таким фактом, видя полную осведомленность немцев обо мне, я решил согласиться с предложением ШМУКЕ, тем более что информация ШМУКЕ о связи ТРОЦКОГО с Германией целиком совпадала с тем, что мне говорил ПЯТАКОВ и писал сам ТРОЦКИЙ.

Я спросил тогда, чего собственно он — ШМУКЕ — от меня требует, и какие услуги я могу оказать правительству Германии, указав, что я по работе связан преимущественно с сельскохозяйственными делами и не имею отношения к делам обороны, военным. ШМУКЕ возразил, что германское правительство интересуется не только оборонной работой, но и положением в стране, в партии большевиков и особенно положением внутри правительства и ЦК большевистской партии; об этих то делах он и просит впредь информировать германские власти и, как он выразился, он надеется, что этой информацией я одновременно буду помогать и моим политическим друзьям, которые работают в полном контакте с Германией.

Кроме того, ШМУКЕ мне подчеркнул, что он и его руководители не возражают, если я буду информировать германское правительство в тех пределах, которые я считаю возможным, о делах подпольных организацией, к которым я принадлежу. ШМУКЕ сказал, что это, как он полагает, будет к нашей обоюдной выгоде.

Тогда я заявил ШМУКЕ, что принимаю его предложение и согласен впредь, по мере моих сил и возможностей, информировать германское правительство по интересующим немцев вопросам.

Поразмыслив, я решил, возможно, дороже продать свое сотрудничество немцам, прежде всего за счет получения от германской разведки соответствующих возможностей для заграничных связей нашей организации и в первую очередь с ТРОЦКИМ, — а также за счет укрепления моего веса в глазах германского правительства.

[…]

Протокол записан с моих слов, верно, мною прочитан, — ЯКОВЛЕВ

Допросили:

Начальник 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР,

 комиссар государственной безопасности — ЯМНИЦКИЙ

Помощник начальника 1-го отделения 5-го отдела ГУГБ

младший лейтенант государственной безопасности — КОЗАКЕВИЧ