Спецсообщение Н.И. Ежова И.В. Сталину с приложением протокола допроса Г.Г. Ягода. 28 апреля 1937 г.

28 апреля 1937 г.

Совершенно секретно

СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) тов. СТАЛИНУ

Направляю протокол допроса ЯГОДА Г.Г. от 26-го апреля с.г.

Настоящие показания получены в результате продолжительных допросов, предъявления целого ряда уликовых данных и очных ставок с другими арестованными.

ЯГОДА до сего времени не дает развернутых показаний о своей антисоветской и предательской деятельности, отрицает свою связь с немцами и скрывает целый ряд участников заговора. Отрицает также свое участие в подготовке террористических актов над членами правительства, о чем показывают все другие участники — ПАУКЕР, ВОЛОВИЧ, ГАЙ и др.

Следует однако отметить, что на последних допросах, под давлением улик, ЯГОДА все же вынужден был признать, что о связи с немцами и подготовке терактов некоторыми участниками заговора он был осведомлен.

Допрос продолжается.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР ЕЖОВ

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА[1]

Ягоды Генриха Григорьевича от 26-го апреля с. г.

Заявление ЯГОДЫ: в продолжение долгих дней допросов я тщетно пытался скрыть свою преступную, изменническую деятельность против Советской власти и партии. Я надеялся, что мой опыт работы в ЧК даст мне возможность либо совсем скрыть от следствия всю сумму моей предательской работы, либо, если это мне не удастся, свести дело к чисто уголовным и должностным преступлениям. Я надеялся также, что мои сообщники, в силу тех же причин, не выдадут следствию ни себя, ни тем более меня.

Но, как видно, все планы мои рухнули, и поэтому я решил сдаться. Я расскажу о себе, о своих преступлениях все, как бы это ни тяжело мне было.

Вопрос: Почему тяжело?

Ответ: Потому что придется мне впервые в своей жизни сказать правду о себе лично.

Всю свою жизнь я ходил в маске, выдавал себя за непримиримого большевика. *На самом деле большевиком, в его действительном понимании, я никогда не был*[2]. Мелкобуржуазное мое происхождение, отсутствие теоретической подготовки, — все это, с самого начала организации Советской власти, создало у меня неверие в окончательную победу дела партии.

*Но собственного мировоззрения у меня не было, не было и собственной программы. Преобладали во мне начала карьеристические*, а карьеру свою надо было строить исходя из реальной обстановки. Какова была эта обстановка?

Советская власть существовала, укреплялась. Я оказался в аппарате б. ОГПУ, и поэтому я вынужден был исходить именно из этих конкретных фактов.

Взбираясь по иерархической лестнице, я в 1926 году дошел до заместителя председателя ОГПУ. С этого момента и начинаются мои первые попытки игры в «большой политике», мои представления о себе, как о человеке, который сумеет влиять на политику партии и видоизменять ее.

Это было после смерти ДЗЕРЖИНСКОГО, в период открытой борьбы троцкистов с партией.

Я не разделял взглядов и программы троцкистов, но я все же очень внимательно приглядывался к ходу борьбы, заранее определив для себя, что *пристану к той стороне, которая победит в этой борьбе*. Отсюда и та особая линия, которую я проводил в то время в борьбе с троцкизмом.

Вопрос: В чем конкретно выражалась эта Ваша особая линия в борьбе с троцкизмом?

Ответ: Когда начались репрессии против троцкистов, вопрос о том, кто победит [троцкисты или ЦК ВКП(б)] окончательно еще не был решен. Во всяком случае, так думал я. Поэтому я, как заместитель председателя ОГПУ, в карательной политике исходил из того, чтобы не озлоблять против себя троцкистов. Направляя троцкистов в ссылку, я создавал им там такие условия, при которых они могли бы продолжать там свою деятельность и не чувствовали бы себя осужденными.

Само собой разумеется, что когда полностью определилась победа партии над троцкистом, когда партия пошла за Центральным Комитетом, за СТАЛИНЫМ, я тоже поспешил показать себя, как непоколебимого сторонника ЦК, оставаясь, конечно, на своих позициях неверия в победу линии ЦК, оставаясь для ЦК в непроницаемой своей маске.

*Если в какой-либо мере применим ко мне термин двурушник, то я являюсь образцом его, пожалуй, даже пионером двурушничества*.

Вопрос: Ваша линия по отношению к троцкистам была Вам продиктована со стороны троцкистской организации?

Ответ: Нет, я в данном случае действовал самостоятельно, по собственной инициативе. Выше я объяснил, какими мотивами я руководствовался.

Иначе обстояло дело, когда на арену борьбы с партией выступили правые. Здесь моя роль была более определенной: *с правыми я был организационно связан*.

Вопрос: Но нам еще не совсем ясен вопрос о Ваших взаимоотношениях с троцкистами. Организационные связи с троцкистами у вас были?

Ответ: В тот период не было. Они возникли значительно позже, когда вошли в блок с правыми.

Вопрос: Об этом мы поговорим в дальнейшем. Вы собирались рассказать о Ваших связях с правыми.

Ответ: Да. Я говорил, что с правыми у меня были организационные связи. Начало этим связям было положено в моих личных взаимоотношениях с РЫКОВЫМ, бывшим тогда Председателем Совета народных комиссаров.

Как зампред ОГПУ, я часто встречался с РЫКОВЫМ, сначала на заседаниях, а затем и дома у него. Относился он ко мне хорошо, и это мне льстило и импонировало.

Личные отношения у меня были также с БУХАРИНЫМ, ТОМСКИМ и УГЛАНОВЫМ (я был тогда членом бюро МК, а УГЛАНОВ — секретарем МК).

Когда правые готовились к выступлению против партии, я имел по этому несколько бесед с РЫКОВЫМ.

Вопрос: Где, когда, какого характера беседы?

Ответ: Это было в 1928 году, *у РЫКОВА в кабинете*. О характере этого разговора у меня в памяти сохранилось, что речь шла о каких-то конкретных расхождениях у РЫКОВА, БУХАРИНА, ТОМСКОГО с Политбюро ЦК по вопросам вывоза золота и продажи хлеба. РЫКОВ говорил мне, что СТАЛИН ведет неправильную линию не только в этих вопросах. Это был первый разговор, носивший скорее характер прощупывания и подготовки меня к более откровенным разговорам.

Вскоре после этого у меня был еще один разговор с РЫКОВЫМ. На сей раз более прямой. РЫКОВ изложил мне программу правых, говорил о том, что они выступают с открытой борьбой против ЦК, и прямо поставил мне вопрос — с кем я.

Вопрос: Что Вы на это ответили РЫКОВУ?

Ответ: Я сказал РЫКОВУ следующее: «Я с Вами, я за Вас, но в силу того, что я занимаю положение заместителя Председателя ОГПУ, открыто выступать на Вашей стороне я не могу и не буду. О том, что я с Вами, пусть никто не знает, а я, всем возможным с моей стороны, со стороны ОШУ — помогу Вам в Вашей борьбе против ЦК».

Вопрос: *3начит, в 1928 году вы примкнули к правым и скрывали это от партии?*

Ответ: *Да*.

Вопрос: В 1928 году правые *открыто* выступали против партии. Почему вы, являясь правым, открыто не выступали, а конспирировали свое участие в организации правых?

Ответ: Это вытекало из всей линии поведения. Дело складывалось таким образом: с одной стороны, беседы РЫКОВА со мною определили мои личные симпатии к программе правых. С другой стороны, из того, что РЫКОВ говорил мне о правых, о том, что кроме него, БУХАРИНА, ТОМСКОГО, УГЛАНОВА на стороне правых вся московская организация, ленинградская организация, профсоюзы, из всего этого у меня создалось впечатление, что правые могут победить в борьбе с ЦК. А так как тогда уже ставился вопрос о смене руководства партии и Советской власти, об отстранении СТАЛИНА, то ясно было, что правые идут к власти.

*Именно потому, что правые рисовались мне как реальная сила. Я заявил РЫКОВУ, что я с ними*.

Вопрос: Вы не ответили на вопрос, почему вы конспирировали свое участие в организации правых?

Ответ: Я был зампредом ОГПУ. Если бы я открыто заявил о своих связях с правыми, я был бы отстранен от работы. Это я понимал. *Про себя я соображал таким образом: «А вдруг правые не победят. Я, сохраняя в тайне свою принадлежность к ним, остаюсь на своем месте»*. Поэтому я и договорился с РЫКОВЫМ об особом своем положении среди правых.

Вопрос: Только ли этими соображениями вы руководствовались, оставаясь законспирированным правым?

Ответ: Нет, не только этим. Были у меня и другие соображения. Мне совершенно ясно было, что отношение ко мне лидеров правых определяется не удельным политическим весом моим в партии и в стране (веса такого у меня вообще не было), а моим положением как зампреда ОГПУ. Окажись я вне ОГПУ, не зампредом, никакого интереса я для правых не представлял бы и мое положение, в случае их победы, оказалось бы ничтожным.

Но, оставаясь зампредом ОГПУ, я нужен был правым, мог быть им полезен. Это хорошо понимал и РЫКОВ. Таким образом, хотя по разным соображениям, но мы оба согласились на том, что я открыто с правыми не выступаю.

Вопрос: Какова же была Ваша роль в организации правых? Как складывались Ваши взаимоотношения с их лидерами?

Ответ: В 1928—1929 гг. я продолжал встречаться с РЫКОВЫМ. Я снабжал его, по просьбе, секретными материалами ОГПУ о положении в деревне. В материалах этих я особо выделял настроения кулачества (в связи с чрезвычайными мерами), выдавал их за общие настроения крестьянства в целом. РЫКОВ говорил, что материалы эти они — правые — используют как аргументацию в их борьбе с ЦК.

*В 1928 году я присутствовал на совещании правых в квартире ТОМСКОГО*. Там были лидеры правых, и кажется УГЛАНОВ и КОТОВ. Были разговоры о неправильной политике ЦК. Конкретно, что именно говорилось, я не помню.

Помню еще совещание на квартире у РЫКОВА, на котором присутствовали, кроме меня и РЫКОВА, еще Вася МИХАЙЛОВ и, кажется, НЕСТЕРОВ. Я сидел с РЫКОВЫМ на диване, и мы беседовали о гибельной политике ЦК, особенно в вопросах сельского хозяйства. Я говорил тогда РЫКОВУ, что все это верно, и сослался на материалы ОГПУ, подтверждающие его выводы.

В 1929 году ко мне в ОГПУ приходил БУХАРИН и требовал от меня материалов о положении в деревне и о крестьянских восстаниях. Я ему давал. Когда я узнал, что ТРИЛЛИССЕР также однажды дал БУХАРИНУ какие-то материалы, я выразил ТРИЛЛИССЕРУ свое отрицательное отношение к этому факту. В данном случае мне нужно было монополизировать за собой снабжение правых документами, поставить их в некоторую зависимость от себя.

Вопрос: А кроме участия на перечисленных Вами совещаниях лидеров правых и снабжения их тенденциозно-подобранными материалами ОГПУ, чем конкретно вы помогали правым? Вы же обещали им помощь со стороны аппарата ОГПУ?

Ответ: На том отрезке времени 1928 года, середине 1929 года, когда правые вели открытую борьбу против партии, от меня больше и не требовалось.

Иное положение создалось, когда выяснилось, что в открытой борьбе правые потерпели поражение, когда тактика правых приняла характер нелегальной борьбы с партией. Тут и мое положение должно было измениться.

Во-первых. Я договорился с РЫКОВЫМ об особой своей законспирированности, о прекращении взаимных посещений и встреч.

Во-вторых, коль скоро речь шла о нелегальной работе правых, естественно повлекшей за собой репрессии. Моя помощь правым уже не могла ограничиться информацией.

На меня центром правых была возложена задача ограждения организации от полного провала. В разговоре с РЫКОВЫМ на эту тему, я так определил свое положение: «Вы действуйте. Я Вас трогать не буду. Но если где-нибудь прорвется, если я вынужден буду пойти на репрессии, я буду стараться дела по правым сводить к локальным группам, не буду вскрывать организацию в целом, тем более не буду трогать центр организации».

Вопрос: Когда у вас был этот разговор с РЫКОВЫМ?

Ответ: Точно не помню. Кажется *в конце 1929 или в начале 1930 года*.

Вопрос: Вы показали, что после перехода организации правых к нелегальным методам борьбы против партии, Ваша роль как участника организации правых активизировалась и, как вы договорились с РЫКОВЫМ, она сводилась к ограждению организации от провала.

Как вы проводили эту свою предательскую линию в ОГПУ—НКВД?

Ответ: Оградить организацию правых от провала, в условиях их возрастающей активности и перехода к нелегальной борьбе с партией, мне самому было трудно.

**Мне было ясно, что если в аппарате ОГПУ, в особенности в секретном отделе, не будет своего человека, то, вопреки моему желанию, организация правых может быть провалена. С этой целью мною и был назначен осенью 1931 года начальником Секретного отдела МОЛЧАНОВ**[3].

Вопрос: Почему именно МОЛЧАНОВ?

Ответ: По двум причинам:

1) О МОЛЧАНОВЕ — начальнике Ивановского ГПУ мне было известно, что он связан с правыми, в частности с КОЛОТИЛОВЫМ, бывшим тогда секретарем Ивановского губкома ВКП(б);

2) МОЛЧАНОВ был лично мне преданным человеком, был в моих руках, и я смело мог располагать им.

Вопрос: Откуда вы знали, что МОЛЧАНОВ правый?

Ответ: Об этом мне сам сказал МОЛЧАНОВ, не помню в каком году, то ли в 1929 или в 1930 году.

Он как-то приехал из Иваново, зашел ко мне в кабинет и рассказал, что в Иванове имеется группа правых, возглавляемая КОЛОТИЛОВЫМ, что КОЛОТИЛОВ ведет с ним специфические для правых разговоры о неправильности линии ЦК, о гибельности такой линии для страны. МОЛЧАНОВ просил моего совета, как ему поступить.

Из того, как он мне излагал правые взгляды КОЛОТИЛОВА, я почувствовал, что и он сам стоит на точке зрения правых, и прямо его спросил, как он лично расценивает позиции правых. МОЛЧАНОВ мне открыто заявил, что он разделяет их взгляды.

Вопрос: Чем объяснить, что начальник губотдела ГПУ не побоялся изложить Вам — зампреду ОГПУ свои контрреволюционные правые взгляды. Он что, знал о Вашей принадлежности к правым?

Ответ: Для того чтобы ясна была причина его откровенности со мной, я должен рассказать об одном эпизоде, имевшим место до этого разговора с МОЛЧАНОВЫМ.

Примерно, в году 1927 ко мне поступили материалы, компрометирующие МОЛЧАНОВА, речь шла о каких-то его уголовных преступлениях где-то на Кавказе. Я вызвал его из Иваново, сказал ему об этих материалах. МОЛЧАНОВ тогда же признал за собой эти грехи в прошлом и, уже в порядке исповеди, рассказал еще об одном своем грехе — о приписке себе партстажа.

Я сказал, что нуждаюсь в лично мне преданных людях, что судьба его отныне в моих руках, но если он будет выполнять всякие мои указания, то я материалам о нем ходу не дам, а он может продолжать свою работу в Иванове в той же должности.

Вопрос: То есть, говоря прямо, вы МОЛЧАНОВА завербовали на имевшихся у Вас на него компрометирующих материалах, причем завербовали для своих преступных, контрреволюционных целей?

Ответ: Да, фактически я его завербовал, причем в момент вербовки я еще не знал, как конкретно в дальнейшем его используют.

Вопрос: Чем же закончилась тогда эта вербовка МОЛЧАНОВА?

Ответ: Он мое предложение охотно принял и уехал обратно в Иваново.

Теперь Вам, несомненно, ясна причина откровенности МОЛЧАНОВА и то, что он не побоялся рассказать мне о своих правых взглядах и о своей связи с Ивановской организацией правых.

Вопрос: Какие указания вы дали МОЛЧАНОВУ, когда он Вам сообщил о своей связи с правыми?

Ответ: Тогда я МОЛЧАНОВУ о том, что я сам являюсь правым, не говорил, но предложил ему во всем поддерживать в Иваново линию КОЛОТИЛОВА.

Вопрос: Как же все-таки МОЛЧАНОВ был назначен начальником Секретно-политического отдела?

Ответ: Разрешите мне некоторое отступление.

Общеизвестно, что 1931 год был чреват наибольшими трудностями в стране. Общеизвестно также, что в 1931 году возросла активность всех контрреволюционных элементов в стране. На фоне этих трудностей активизировалась и нелегальная работа правых. Это было мне известно, как по материалам ОГПУ, так и из личных встреч с лидерами правых.

В 1931 году впервые стал вопрос о блоке между правыми, троцкистами и зиновьевцами, на основе борьбы за свержение Советской власти методами террора против руководства партии и массовыми восстаниями.

В связи с этим я однажды (это было летом 1931 года) был приглашен в Болшево на дачу к ТОМСКОМУ. Там я застал также ФОМУ (А.П. СМИРНОВА).

ТОМСКИЙ начал свой разговор с общей оценки положения в стране, что мы — правые — не имеем никакого права оставаться в роли простых наблюдателей, что момент требует от нас активных действий.

Меня, естественно, интересовали реальные планы и возможности борьбы, и я так и поставил вопрос.

Присутствовавший ФОМА рассказал мне о намечающемся блоке с троцкистами и зиновьевцами, говорил о наличии довольно широко разветвленных группах организации в ряде городов Союза и в целом очень оптимистически охарактеризовал перспективы борьбы с партией.

Надо признать, что и мне эти перспективы тогда рисовались также в оптимистических тонах.

Вопрос: Почему Вы приехали к ТОМСКОМУ? Вы ведь уславливались с РЫКОВЫМ об особой Вашей законспирированности, исключающей всякие встречи с лидерами правых?

Ответ: Тут свою роль сыграли два фактора:

Во-первых, переживаемые страной трудности и возможность, как мне казалось, в связи с этим, прихода к власти правых. Поэтому мне нужно было проявить некоторую активность и подчеркнуть свою солидарность с ними.

Во-вторых, мое положение в ОГПУ в то время, до некоторой степени, пошатнулось. Это было в период работы в ОГПУ АКУЛОВА. Я был обижен и искал помощи у правых.

Вопрос: Все же ответьте, как произошло назначение МОЛЧАНОВА начальником СПО?

Ответ: Вот на этом-то совещании у ТОМСКОГО и был поднят вопрос о необходимости принять меры к тому, чтобы не провалить работу правых, чтобы обеспечить им со стороны ОГПУ полную возможность разворота их деятельности на новой, значительно расширенной и активизирующейся основе.

Стал вопрос о том, смогу ли я это сделать. Я ответил, что мне одному это трудно, что лучше всего было бы посадить на Секретный отдел своего человека.

И вот, не то ТОМСКИЙ, не то ФОМА сказал, что начальник Ивановского губотдела ГПУ МОЛЧАНОВ известен им как правый, и его именно не мешало бы посадить начальником Секретного отдела. Это предложение я принял, и МОЛЧАНОВ был назначен начальником СПО ОГПУ.

Вопрос: Значит, назначение МОЛЧАНОВА начальником Секретно-политического отдела состоялось по решению центра организации правых?

Ответ: Да, так именно оно и было.

Технически это было оформлено просто: я вызвал из Иванова МОЛЧАНОВА, сообщил ему о принятии организацией решения о назначении его в Москву начальником Секретного отдела, предупредил его, что он будет вызван БУЛАТОВЫМ для переговоров по этому вопросу. Чтобы он свое согласие дал, ни слова не говоря о разговоре со мною. А на практиковавшихся тогда совещаниях зампредов у МЕНЖИНСКОГО я выдвинул кандидатуру МОЛЧАНОВА на должность начальника Секретного отдела. Кандидатура МОЛЧАНОВА возражений не встретила, и он был назначен.

Вопрос: Следовательно, и МОЛЧАНОВ знал, что он назначен начальником СПО ОГПУ решением центра правых?

Ответ: Да, я ему об этом говорил. В дальнейшем я сговорился с МОЛЧАНОВЫМ о тактике нашей работы в ОГПУ.

Вопрос: О тактике предательства?

Ответ: Да. О тактике, которая заключалась в покрывательстве контрреволюционной деятельности правых, троцкистов и зиновьевцев.

Я думаю, что не стоит здесь перечислять все факты, связанные с моей и МОЛЧАНОВА предательской линией, они теперь известны всей партии, да вряд ли все и вспомнишь.

*Известно, конечно, что если бы не наша предательская работа в НКВД — центры зиновьевцев, троцкистов и правых были бы вскрыты в период их зарождения — в 1931—1932 гг*.

Агентурные материалы об их контрреволюционной деятельности поступали со всех концов Советского Союза во все годы.

Мы шли на удары по этим организациям только тогда, когда дальнейшее покрывательство грозило провалом нас самих. Так было с Рютинской группой, которую мы вынуждены были ликвидировать, потому что материалы попали в ЦК, так было с бухаринской «школой», ликвидация которой началась в Новосибирске и дело о которой мы забрали в Москву лишь для того, чтобы здесь его свернуть, так было с троцкистской группой И.Н. СМИРНОВА и, в конце концов, так продолжалось даже и после убийства КИРОВА.

Надо признать, что даже в таких случаях, когда мы шли на вынужденную ликвидацию отдельных провалившихся групп организаций, как правых, так и троцкистов и зиновьевцев, я и МОЛЧАНОВ, по моему указанию, принимали все меры к тому, чтобы изобразить эти группы организаций локальными, и в особенности старались скрыть действующие центры организаций.

Вопрос: К системе Вашей предательской работы и к отдельным фактам предательства мы еще вернемся. Вы выше признали, что если бы не Ваша и МОЛЧАНОВА предательская роль в системе ОГПУ—НКВД, то центры организаций правых, троцкистов и зиновьевцев, вернее говоря центры блока этих организаций, можно было бы своевременно ликвидировать.

Ответ: Да, это, несомненно, так.

Вопрос: *3начит, и убийство товарища КИРОВА могло быть предотвращено?*

Ответ: *Безусловно*.

Вопрос: *И Вы это не сделали?*

Ответ: *Нет*.

Вопрос: Значит, Вы являетесь соучастником этого злодейского убийства?

Ответ: Нет, я этого не могу признать.

Вопрос: У Вас материалы о действующих террористических центрах были?

Ответ: Были.

Вопрос: КИРОВ был убит ими?

Ответ: Ими.

Вопрос: Вы покрывали деятельность этих террористических центров?

Ответ: Покрывал.

Вопрос: Как же Вы смеете отрицать свое участие в злодейском убийстве товарища КИРОВА?

Ответ: Я не являлся соучастником этого убийства, но, несомненно, должен ответить за то, что не предотвратил убийство КИРОВА.

Вопрос: Вопреки тому, что имели все возможности для предотвращения этого убийства?

Ответ: Да.

Вопрос: Вы являетесь участником организации правых, а к моменту убийства товарища КИРОВА и участником блока террористических организаций. Вы сознательно покрывали подготовку убийства товарища КИРОВА?

Ответ: Вы должны понять, что в мои личные планы, как народного комиссара внутренних дел, не могли входить такие разрозненные акты, как убийство КИРОВА.

Я же хорошо понимал, что такие акты могут привести, если не к полному провалу, как участника организации правых, то, во всяком случае, к моей ответственности, как Наркома, ведающего охраной членов правительства. Тут ничего кроме проигрыша, для меня лично не могло выйти, а как раз к этому периоду мои личные планы шли довольно далеко и не совсем совпали с планами блока.

Вопрос: Каковые были эти Ваши личные планы?

Ответ: В 1932 году был окончательно оформлен блок троцкистов и правых. Вместе они, на мой взгляд, представляли собой довольно внушительную силу. В среде организации правых зрела мысль о дворцовом перевороте. Я лично в эти планы правыми не был посвящен. И мне было понятно почему: коль скоро речь шла о дворцовом перевороте, то здесь они могли обойтись без меня. Охрана Кремля тогда была не в моих руках.

Мне казалось, что ежели им удастся прийти к власти, меня могут обойти. Некоторое недоверие они ко мне всегда питали, да и я сам не особенно доверял им.

Наряду с этим, мне — зампреду ОГПУ, имевшему всестороннюю информацию, было видно, что соотношение сил в стране еще не таково, что можно рассчитывать на полный успех заговора против Советской власти — в 1932— 1933 гг.

Но в дальнейшем агрессивность заговорщиков росла прямо пропорционально победам партии. Не исключена была возможность их успеха. И вот, чтобы не оказаться в дураках, я пришел к выводу о необходимости застраховать себя на случай удачи заговора правых и троцкистов и заставить их считаться со мною, как с реальной силой. И тогда *я приступил к организации параллельного заговора против Советской власти в аппарате ОГПУ—НКВД*.

Вопрос: Порвав с правыми?

Ответ: Как сказать, и да и нет. Да, потому что от правых я скрывал эти свои планы, нет — потому, что продолжал им помогать.

Вот тут-то и проявилась двойственность моего положения, красной нитью проходившая во всей политической деятельности.

Вопрос: Какая тут двойственность. О какой двойственности Вы говорите? Вы являлись врагом советской власти, предателем внутри партии.

Ответ: Я говорю о двойственности моего собственного положения в организации правых. Я уже говорил выше, что боялся. Что они могут, придя к власти, попросту выгнать меня и именно поэтому я организовал параллельный заговор.

Вопрос: Вы говорите, что создали заговор против Советской власти внутри аппарата ОГПУ—НКВД. Вы, значит, имели сообщников среди чекистов?

Ответ: Конечно, имел.

Вопрос: Кого?

Ответ: О МОЛЧАНОВЕ я же Вам говорил, он был мною завербован давно. Кроме него, участниками организованного мною заговора против советской власти являлись:

1) ПРОКОФЬЕВ — заместитель наркома внутренних дел;

2) ПАУКЕР — начальник Оперода;

3) ВОЛОВИЧ — заместитель начальника Оперода;

4) ГАЙ — начальник Особого отдела;

5) БУЛАНОВ - секретарь НКВД;

6) ШАНИН — Начальник Транспортного отдела;

7) ОСТРОВСКИЙ — начальник Административно-хозяйственного управления.

Вопрос: Это все?

Ответ: Как непосредственные участники заговора — все. Все они были посвящены в планы и цели заговора и выполняли, по моему поручению, задания, связанные с подготовкой заговора.

Вопрос: Кто эти люди, назовите их?

Ответ: К ним относятся:

1) ЛУРЬЕ — начальник Инженерно-строительного отдела НКВД;

2) *ИВАНОВ — помощник секретаря НКВД*;

3) ВИНЕЦКИЙ — сотрудник Оперода;

4) *ПАКАЛН* — начальник отделения Административно-хозяйственного управления НКВД;

5) *ЧЕРТОК* — помощник начальника ЭКО;

6) *ПОГРЕБИНСКИЙ* — начальник УНКВД в Горьковском крае.