Из речи т. Молотова. 25 февраля 1937 года

Каганович (председательствующий). Слово имеет т. Молотов.

Молотов. [Выступление печатается по тексту неправленой стенограммы.]

Товарищи, то, что мы здесь обсуждаем уже второй раз на пленуме ЦК за последние два-три месяца вопрос о Бухарине и Рыкове, является одним из доказательств того величайшего терпения в отношении людей, которые к нашей партии давно уже повернулись боком, вернее, спиной. За все время борьбы против ошибок тт. Бухарина и Рыкова мы помнили об их заслугах, о том, что они имели и хорошие дела в прошлом, и все делали для того, чтобы выправить их линию, выправить их поведение, дать им возможность выйти на общую дорогу. Но если посмотреть на то, как они себя здесь вели и ведут до сих пор, как они здесь выступают, как они относятся к Центральному Комитету партии и ко всей нашей партии, то для каждого из нас, объективно смотрящего на дело, ясно, что это не разоружившиеся враги. (Голоса с мест. Правильно.) Это — люди, которые продолжают атаки на партию и на Центральный Комитет партии.

Конечно, в их положении выступить и развернуть их буржуазную платформу, как она отражена в рютинской платформе, выступить тут и говорить о свержении советской власти, как призывают все их ученики и ближайшие сторонники, которые сдались, которые вынуждены были говорить правду под всякими уликами, которые против них были налицо в наших руках, выйти здесь и заявить, что они за свержение советской власти, за восстановление капитализма, за террор против руководителей партии, выступить с этим и защищать открыто эти вещи никто бы им не дал, и они знают, что не так можно вести теперь в партии борьбу. И они ведут другими средствами ее, считая, что их борьба не окончилась, и минимум, который нужен для врагов нашей партии, это — показать: не сдавайтесь те, которые против партии, держитесь! (Межлаук. Правильно! Голоса с мест. Правильно!) Те, которые еще не сдались, тянитесь, оттягивайте, задерживайте сдачу. Вот их тактика — Бухарина и Рыкова. Это тактика людей, которые говорят: те, которые еще не разоблачены — не раскрывайте себя, те, которые подкапываются и ведут борьбу против партии — ведите ее дальше, мы с вами, мы не сдаемся, мы будем все отрицать. Бухарин и письменно, и здесь на пленуме говорил: будет миллион показаний, а я их не признаю, все, что угодно говорите, я буду все отрицать.

И Рыков, видя, что это уж чересчур безнадежная позиция, держится на этой же позиции, но с оговорочками, кое-что он тут признал, так как будет явно глупо отрицать. В то же время он известные оттенки допускает в отношении Бухарина, чтобы не быть копией его поведения. Но поведение обоих — это есть поведение не только не разоружившихся врагов, которыми они были в течение последних лет, но это поведение людей, продолжающих борьбу против нашей партии, пытающихся удержать свои кадры, кое-кого из колеблющихся смутить, кое на кого повлиять и максимально выдержать линию, которая направлена против ЦК, против советской власти, из того, что они делали за последние годы.

Но, товарищи, мы здесь обсуждаем очень важный вопрос, когда говорим о Бухарине и Рыкове, и вместе с тем мы понимаем, что и Бухарин и Рыков, оба они в их теперешнем виде — это же ничтожество. (Межлаук. Правильно.) То, что они сами могут делать, это только то, что каждый может сделать из-за угла, исподтишка, как двурушник, как человек, который делает что-нибудь, пряча свое лицо. (Голос с места. Трус.) Но надо считаться с тем, что враги у нас есть. Когда дают сигнал: держись, борись, не сдавайся, отказывайся от правды, отказывайся от улик, вертись, крутись — это кое-кого все-таки оставляет на позициях врагов, неразоружившихся. Не только Рыков и Бухарин, у них есть другие люди, они были в нашей партии, они есть и сейчас. Мы не можем на это закрывать глаза. Они апеллируют не только к своим сторонникам в нашей партии, но и к тем, которые вне партии. Они дают им сигнал. Из их политики в настоящее время видно, что Бухарин и Рыков от своих прежних колебаний и от ошибок отошли гораздо дальше, ушли далеко, идут по худшим своим ошибкам, продолжают худшие свои традиции борьбы против партии.

О Бухарине. Что такое Бухарин для нашей партии мы все знаем достаточно хорошо. Мы знаем, что он немало написал статей, немало выступал с докладами, сказал немало речей, но мы знаем, что в течение всего периода, как его партия знает, он время от времени возобновлял борьбу против партии. Во время войны это был человек, который вел открытую борьбу против Ленина по коренным вопросам, об отношении к государству. Я помню в нелегальное время, в 1916 г., письмо Ленина, которое мы читали в Питере, члены бюро ЦК, — не знаю опубликовано ли оно, — где Ленин предупреждал нас о том, что у меня с Бухариным разногласия по вопросу о государстве: он стоит на анархистской позиции разрушения государства и отрицания государства, я стою за то, что государство, как переходная форма борьбы рабочего класса за полное освобождение и за полное торжество коммунизма, необходимо в виде диктатуры пролетариата. Я не сомневаюсь, что это письмо, если оно не опубликовано, оно сохранилось. И Ленин тогда в 1916 г., осенью 1916 г., специально предупреждал об этом русских работников, работавших нелегально. (Сталин. Оно опубликовано, есть статья на этот счет.) Есть статья. А кроме того, есть письмо. Я лично его читал в 1916 г. в конце ноября в Питере в нелегальной обстановке на нелегальной квартире, все, что полагается. Это письмо есть, Надежда Константиновна, очевидно, знает о нем.

Возьмите дальше, последующие события. Бухарин в период Бреста — ярый враг нашей партии, сторонник того, что можно сдать диктатуру рабочего класса, и [он] оказывается, по выражению Ленина, не большевиком, а шляхтичем, т. е. мелкобуржуазным героем, который думает не об интересах партии и революции, а о том, чтобы не отстать от мелкобуржуазных масс, от всей этой левоэсеровской братии, которая была против Бреста. Он с этими левоэсеровскими элементами в одной компании против партии, против советской власти, против Ленина. Мы знаем, что из этого ничего не вышло. И следующий этап — 1920 и 1921 гг., когда, по выражению Ленина, Бухарин «подливает керосин» в дискуссию. (Голос из президиума. Буферный керосин.) Он занимался тем, что разжигал борьбу Троцкого против Ленина, подливал керосин в период, когда Ленин говорил о кризисе в партии, о трудном положении в партии. И он предательскую роль играл в этот период, мы это хорошо знаем.

Прошло еще несколько лет. Ленина уже нет. Мы сплачиваемся все вокруг т. Сталина. Бухарин как будто вместе с нами. Но оказывается, он собирает свою школку молодежи, всех этих говняков. (Голоса с мест. Правильно. Смех в зале.) Слепкова, чужих людей, собирает их в одну компанию и говорит: «Я лично об этом узнал только в последнее время», а на очной ставке Бухарина с Астровым говорит, оказывается, так, что «я потому проиграл в борьбе против Ленина (Сталин. Хотя я был прав.), хотя я был по существу прав, что у меня не было своих кадров, а у Ленина есть свои кадры». (Голос с места. Вот сволочь.) «По существу, принципиально правда на моей стороне, но я оказался наивным в борьбе с более опытным человеком. Мне надо тоже иметь свои кадры». Вот начало школки.

И мы как будто в одной семье сидим, боремся против Зиновьева и Троцкого, громим троцкистов и зиновьевцев. Правда, получаем от них тоже довольно порядочные удары того времени, исподтишка. Но все же оказывается, Бухарин, находясь в нашей компании, имеет камень за пазухой. Он, видите ли, имеет свои кадры молодежи, организует свои кадры. И не так просто. Он подумал не только о себе, он подумал и кое-что намекнул Томскому. Томский заводит свои кадры. Кое-что Рыкову намекает, Рыков своих людей заводит. Не только в своем секретариате. Каждый знает, что Рыков имел кое-каких людей не только в своем секретариате, а пытался среди хозяйственников всегда иметь своих людей. (Голоса с мест. Правильно.) Будучи председателем ВСНХ он очень многих знал и он имеет некоторый организационный опыт. Он кое-какие свои кадры подбирал. Но какие кадры? Беспринципные, у которых никакого ленинизма, ничего нет, которые о постах думают очень внимательно и обсуждают, кого назначили правильно, кого неправильно, кого обидели, кого возвысили.

Вот на этих всевозможных вечеринках, снабженных закуской и выпивкой, в компании (Голоса с мест. Правильно, правильно.) делаются попытки сложить свои кадры. У Томского та же беспринципность, те же закуски и выпивки, но тоже свои кадры. Один только Бухарин идеологию протаскивает, собирает Астрова, Слепкова, Марецкого, Цетлина, Кузьмина, этого очень важного идеолога. Он теперь говорит, что марксизм никуда не годится, он даст новую идеологию, более важную и прочее. Бухарин пытается обобщить всю эту гниль, которая на беспринципной почве рвет с партией и находит своих идеологов, вождей. Пока еще якобы он в нашей общей среде, в нашей общей основной группе, в общей основной массе в партии, борющейся в тот период против Троцкого, а затем против Троцкого и Зиновьева вместе.

Но дело в том, что надо было найти и некоторые организационные формы для новых настроений и для новых кадров. Оказывается, Бухарин, это Астров показал более подробно, и не только Астров, наметил новый вид партии. Он говорит о том, что не теперешняя ленинская большевистская партия должна быть. Партия должна быть в теперешних условиях основой, организационной рамкой (Сталин. Не монолитная.), не монолитная единая, ленинская партия должна быть. Он говорит о партии типа лейбор-партии, рабочей партии Англии, где свободно борются все течения, где ни о каком большевизме речи нет. (Сталин. Федерация партий.) Вот т. Сталин точно говорит, именно где речь идет о федерации партий, где социалисты и не социалисты прекрасно уживаются в одной организации. Но партия, которая, конечно, не способна ни на какую пролетарскую диктатуру, да она об этом и думать не может, она этого не хочет.

Он преподавал исподтишка эту мысль, на этом воспитывал свою группу молодежи, что нужно не теперешнего типа монолитную партию иметь, а партию типа лейбористской партии, где свободно борются течения, группы, фракции и где можно действительно красоваться в виде идеолога с любой кучей идей, с любыми сплетениями принципов, где можно всех этих беспринципных — Рыкова, Томского — прекрасно объединить, потому что им тесно в рамках большевистской партии, принципиальной большевистской марксистской партии. Поэтому поиски широкой свободы влияний для всяких течений, партий, эти поиски уже тогда в 1924–25 гг. начали распространяться среди своих учеников, учитывая, кого они объединяют, для чего они объединяют и куда ведут дело. Ясно, что это уже были все предпосылки к отказу от ленинской партии, от ленинизма, от большевистской партии, от диктатуры пролетариата и от советской власти. (Голос с места. Правильно.) Все основания были такие, которые давали другую обстановку, другой путь, но открыто он тогда об этом не решался говорить. Он больше говорил своим ученикам более преданным, как например, Слепкову, Астрову, Кузьмину, Цетлину.

И вот, товарищи, конечно, счастье наше, что когда была сделана попытка правоуклонистами в лице Бухарина, Рыкова, Томского, Угланова, Шмидта открыто влезть на арену, мы были уже достаточно настороже, чтобы немедленно перейти в контрнаступление и разгромить их идеи. Организационно все попытки были направлены, чтобы подвести нашу партию, сломить партию, разрушить ее, сделать из нее другую организацию и направить в другое русло.

Я не буду теперь говорить о том, что такое был правый уклон. Вы все это знаете великолепно. Знаете, что это была линия против социалистической индустриализации, против коллективизации сельского хозяйства, это была линия на буржуазно-демократический уклон, на сдачу позиций социализма в пользу кулака и капитализма. (Голос с места. Правильно.) На власть буржуазии и на реставрацию капитализма. Это партией было достаточно разоблачено. И в 1930 г. Бухарин, Рыков, Томский сделали соответствующее заявление о признании своих ошибок. Но теперь, как мы видим, признание этих ошибок было сделано только для прикрытия своей дальнейшей борьбы против партии. Можно, конечно, пытаться теперь опровергать те или иные даты или места: что я ходил не через Спасские ворота, а через Троицкие, не с Котовым, что я не мог проходить через Спасские ворота, что я не пешком, а ехал на автомобиле, не мог вести политические разговоры, которые невозможно было вести при пешем хождении.

Все это для нас не имеет значения. Для нас имеет другое значение. Если мы найдем нужным расследовать это дело, расследуем в полном порядке. Тов. Вышинский примет активное участие, если этого добиваются Бухарин и Рыков. Сейчас идет дело не о расследовании. Как можно отнестись к таким крупным фактам, как многочисленные показания, десятки показаний не только троцкистов, которые были в блоке с правыми, которые делали одно и то же дело, но показания друзей Рыкова, Бухарина, Томского, которые выкладывают наружу то, что они делали за последние годы вместе с Рыковым, Бухариным и другими. Как к этому отнестись? Бухарин пытался доказывать, что то, что касается его лично, неправильно, он не может этого признать, так как он этого не делал.

Но Бухарину трудно было сказать о том, как быть с тем, что показывают люди, эти десятки ближайших его товарищей по правому уклону о самих себе, когда они говорят, что они участвовали в террористической деятельности. А теперь Яковлев, бывший секретарь Хамовнического райкома при Угланове, подробно показывает, как он занимался вредительством на Сталинградском заводе. Когда его перевели в Челябинск, он и там занимался вредительством на стройке, на производстве, на отравлении воды для рабочих и на устройстве эпидемии среди рабочих. Как это понять, что они подробно говорят о том, что уже было после того, когда мы на первом процессе всех 16 террористов расстреляли, когда по второму процессу мы всех вредителей, имевших непосредственное отношение к этому делу, отправили туда же? Как это понять, что они вынуждены об этом говорить на себя, что они действительно занимались и террором, и вредительством? Бухарин говорит, что он этого не знает. Можно понять, что хотят замолить свою вину, что эти люди хотят разоружиться перед партией, помочь партии и указывают даже то, что не вполне точно, и не совсем правильно. Но это те люди, которые уже сами сдались.

Я вам приведу, наконец, показания другие, например, показания Кузьмина из группы Бухарина, Рыкова, Томского. Он говорил и теперь на допросе 21 февраля, что он признает, что действительно Бухарин и он вели такой разговор, что он шел против советской власти, против партии, что за тот период, когда он был в Москве, он встречался с его ближайшими учениками и повторяет буквально то, что говорил Слепков и другие в своих показаниях, что полностью подтвердили Астров, Цетлин, Зайцев и другие из бухаринских молодых, но при этом добавляет: «Я, — говорит, — должен вам сделать следующее заявление. Я являюсь вашим политическим врагом, врагом существующего строя, который вы называете диктатурой пролетариата. Я считаю, что СССР есть всероссийский концлагерь, направленный против революции, т. е. я за восстание, против советской власти, я за свержение существующего строя...» (Голоса с мест. Сволочь, стерва!) Он говорит дальше: «Я перед вами не разоружаюсь и капитулировать не намерен». (Голос с места. Это кто?) Это один из ближайших его учеников — Кузьмин. (Голоса с мест. Вот стерва!) Он говорит: «Я заявляю, что я являюсь политическим врагом коммунистической партии, социализма и коммунизма». Это один из ближайших в группе Бухарина. (Сталин. Воспитал.)

Вот человек, который вовсе не говорит, что он разоружился. На следствии четыре дня тому назад он говорил: «Я ваш враг, я не разоружаюсь». Так точно заявлял Смилга в своих показаниях: «Я ваш враг, я не разоружаюсь». (Голос с места. Вот стерва.) Не их ли хочет ободрить Бухарин? (Голоса с мест. Именно их.) Если он не знает, что все показывают одно и то же, ну есть отдельные несовпадения в очень маленьких вещах, да и не может быть полного совпадения, потому что одни запомнили одно, другие другое, а было бы лишь основное правильно у всех изложено, а они подтверждают одно и то же. (Сталин. Все эти разноречия в рамках признания.) Да, в рамках признания всех остальных фактов, а на каком же судебном процессе все обвиняемые точь-в-точь показывают? Никогда этого не бывает и быть не может. Но мы говорим не о процессе, а о юридической стороне дела. О чем идет речь? Если все это отрицать, говорить, что я не знаю, как это получается, то это говорил то же самое Радек, когда он заявил в последней речи: «Пока я не выяснил, что я являюсь последним, пока я не выяснил, кто сдался, пока я не установил, кто сдался и кто не сдался, я не признавался. И только когда я узнал, что я являюсь последним, я стал признавать свои преступления».

Это та же тактика, та же тактика врагов, которые не хотят разоружаться, не хотят разоблачаться, не хотят сложить голову, которые не хотят признаться, что «да, я ошибаюсь, я вступил на преступный путь, я разоружаюсь». Нет, эти люди держатся до конца. Это те люди, которые могут своей тактикой воодушевлять только Кузьмина, который входил в группу, который говорит: «Я не сдаюсь, я не разоружаюсь, я против партии, я против вашего социализма и коммунизма, против советской власти». (Постышев. «Я враг ваш».) Да: «Я ваш враг». Этим людям помогает, поддерживает их настроение, толкает их дальше на борьбу Бухарин и Рыков всем своим поведением. (Голоса с мест. Правильно.) Только такая мысль. Но надо, товарищи, сказать, что как бы они исподтишка ни вертелись, а где-нибудь вылезет что-нибудь явно преступное и политически ясное.

Мы не должны быть такими наивными, что Бухарин ничего против партии за это время не говорил. Неверно это. Не только на узких собраниях у себя, не только при встречах там или тут он говорил против партии. Вот вы возьмите то, что он писал в «Известиях ЦИК» в 1934 г., это было 12 мая 1934 г. и встретило ответные возражения Стецкого и Мехлиса, что дескать нельзя молча пройти мимо статьи Бухарина, напечатанной в «Известиях» от 12 мая 34 г. под заголовком «Экономика Советской страны». Все ее могут прочитать, я не буду прочитывать этой статьи и возражений Стецкого и Мехлиса, я прочитаю другое — замечания т. Сталина по поводу этой полемики между Бухариным и Стецким. Что говорят эти замечания? Эти замечания были разосланы членам Политбюро, а также Бухарину и Стецкому.

Вот какие 4 замечания т. Сталин тогда уже делал по поводу статьи в «Известиях ЦИК» «Экономика Советской страны». Он говорит, рассылая этим членам Политбюро, а также Бухарину и Стецкому этот документ: «Считаю необходимым заметить, что в споре между тт. Бухариным и Стецким прав т. Стецкий, а не т. Бухарин. Первое — нельзя сводить индустриализацию к созданию фондов вообще, как это делает Бухарин, так как такое сведение затушевывает разницу между фондами тяжелой индустрии, которая является ведущей и реорганизующей все народное хозяйство, и фондами других отраслей народного хозяйства, не являющихся ни ведущими, ни реорганизующими для нашей политики. Вся соль именно в этой разнице». (Гамарник. Правильно, правильно.)

«Второй пункт — нельзя делать даже отдаленного намека на то, что наша тяжелая индустрия развивалась якобы путем некоторого или частичного пожирания легкой индустрии или сельского хозяйства. Нельзя, так как это не соответствует действительности, отдает клеветой и опорочивает политику партии, а такой, правда, отдаленный намек, безусловно имеется в статье т. Бухарина». Открыто ведь он не мог выступить, но намекать и проводить свое он решился в 1934 году. (Постышев. Да, да.) Я опускаю тут дополнительные замечания и даю конец выводов т. Сталина. Цитируя по трем пунктам, хотя я лучше для полноты впечатления прочитаю полностью: «В связи с этим нельзя не отметить, что бывшие правые иногда пытаются свести разницу в установках партии и правых к тому, что партия шла к цели якобы лобовым ударом, а правые шли к той же цели обходным, но менее болезненным путем, что, если бы дали правым возможность, они пришли бы к цели с меньшими жертвами. Нет нужды доказывать, что подобные теории в кавычках не имеют ничего общего с марксизмом. На самом деле, правые шли не к той же цели, а в капкан, поставленный классовым врагом, и если бы рабочие послушались правых, они сидели бы в капкане... (Голоса с мест. Правильно.) Мне кажется, что пережитки именно этой контрреволюционной «теории», от которой видимо не освободился еще т. Бухарин, сыграли свою роль в его статье “Экономика Советской страны”». (Голоса с мест. Правильно.) Вот вам второе замечание т. Сталина по поводу статьи Бухарина.

Третье замечание: «Нельзя сводить политику коллективизации к понятию аграрной революции, как это делает Бухарин. Нельзя, так как такая «операция» затушевывает то основное, чем выгодно отличается политика коллективизации от всякой другой аграрной политики в отношении крестьянства. Для нашей партии вся соль именно в этой разнице, т. е. в том, что затушевывает т. Бухарин. Это, конечно, не спор о словах, это вопрос о ясности и определенности формулировки. Большевики сильны тем, что они не пренебрегают требованиями ясности и определенности». И четвертое замечание: «Нельзя говорить о классическом и не классическом нэпе. Нельзя, так как это запутывает вопрос и может запутать людей. Новые слова нужны, но если они вызываются необходимостью, создают ясность, дают явный плюс. Они вредны, если они не вызываются необходимостью и отдают надуманностью. Большевикам не нужна игра в новые слова. И. Сталин». (Голоса с мест. Правильно.)

Вы видите, что в 1934 г. эта вылазка, которую Бухарин решился сделать не где-нибудь в своей группе среди своих учеников, или у Рыкова на квартире, или при обсуждении проекта рютинской платформы, а в «Известиях ЦИК», редактором которых он был, это вылазка в защиту взглядов правых на 100% только в прикрытой, более осторожной форме. Никто не мог бы допустить более открытой защиты взглядов правых ни в одном из органов нашей партии. Но что нужно кого-то мобилизовывать, подвинчивать, подкручивать, вернуть на борьбу с нашей партией, — для этого Бухарин давал материал. (Постышев. Он же знал, что его люди ищут.) Это для его людей и для тех, которые не совсем ясно представляют политику партии. (Сталин. Перекличка.) Это мобилизация сил и разъяснение: «Держитесь, мы не сдаемся, мы продолжаем настаивать на наших взглядах в другой форме, не так, как раньше, но мы борьбу ведем». Вот о чем Бухарин говорил. Он не складывал своего оружия.

Мы отнеслись и тогда мягко к этому делу. Дело свелось к тому, что Стецкий написал пару писем по этому поводу и Мехлис одно письмо и дал оценку этому делу т. Сталин, выражая общее мнение Политбюро ЦК партии, и все дело закончилось в стенах ЦК и дальше этого дело не пошло. Обо всем этом знал т. Бухарин. Мы не хотели его окончательно разоблачать. Если бы открыто напечатать об этом в нашей печати, Бухарин не мог бы оставаться на посту редактора «Известий» уже летом 1934 года. Всякое доверие в нашей партии было бы к нему уничтожено.

Возьмем последний период перед процессом троцкистов. Не странно ли вам, что в августе мы ведем большой, громадный политический процесс против троцкистов — террористов, связавшихся с фашистским гестапо, и прочее и так далее, и ни одного слова Бухарина против этого процесса не напечатано? Не странно ли это для литератора такого, как Бухарин? Вы поймите, ни одного слова Бухарина против троцкистов нигде не напечатано, несмотря на разоблачение их. Делал ли он попытки? Делал. Как же может Бухарин устоять и ничего не написать? Он послал одну статейку, другую, но абсолютно негодные, их нельзя печатать, они все фальшивы насквозь. Опытный литератор, он знает, о чем идет речь, он, конечно, повторяет слова. Ведь и Пятаков писал громкие слова, такие, как «обер-бандиты» и т. д. А все основное, существо дела такое, что мы не решились напечатать.

И вот прошло шесть месяцев: август, сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь, январь, февраль — семь месяцев и ни одной строчки Бухарина против троцкистов-террористов, так как фактически он их политически поддерживал в это время. (Голоса с мест. Правильно!) Я прочитаю вам письмо т. Ворошилову. Вы его все получили. Я прочитаю то, что Бухарин говорит по поводу партии и ее руководства. Процесс уже кончился, он обращается к т. Ворошилову, как к члену Политбюро, одному из руководителей нашей партии. Письмо написано 31 августа 1936 года. «Поставьте честно вопрос, если вы искренне верите, то меня нужно немедля арестовать и уничтожить, ибо таких негодяев нельзя терпеть... (Голоса с мест. Это правильно.) Если вы думаете неискренне, а сами меня оставляете на свободе, то вы сами трусы, не заслуживающие уважения». (Постышев. Вот сволочь!)

Идет процесс. Вся эта сволочь троцкисты дают показания, что они занимались террором, что они шли на это, раздевают себя на процессе. Указывают на Бухарина как на участника этих дел. Мы — Центральный Комитет — берем на себя политическую ответственность перед рабочим классом. Думаем: подождем, может быть Бухарин не на 100% виноват, давайте выясним дело. Оставляем его подпись на газете «Известия». Берем на себя известную моральную ответственность, защищая и оберегая его. А он в это время говорит: либо вы не верите в эти показания, т. е. значит понимает процесс как ложный процесс, либо вы трусы, которые не заслуживают уважения. Это за то, что мы пытаемся его выручить, как-нибудь последними средствами удержать его в глазах рабочих и вообще трудящихся. Это за то, что мы пытаемся его спасти. Бейте нас, ругайте за то, что мы чересчур терпеливы, но мы пытаемся выяснить дело.

Уже на прошлом пленуме мы имели достаточно показаний и опять это дело отложили. Решили дать возможность выпутаться человеку, если он запутался. Если он даже виноват, дадим ему время признать свои ошибки, уйти от этого, раскаяться, покончить с этим. Всех путей искали к этому. А что он говорит? И вы думаете, копии этого письма у Бухарина нет и он его не пустит, когда нужно, в дело? (Берия. Если не пустил уже. Сталин. Что ответил Ворошилов?) Ворошилов ответил очень хорошо. Я должен прочитать ответ т. Ворошилова: «Тов. Бухарину, 3 сентября. Возвращаю твое письмо, в котором ты позволил себе гнусные выпады в отношении партийного руководства. Если ты твоим письмом хотел убедить меня в твоей полной невинности, то убедил пока в одном — впредь держаться от тебя подальше, независимо от результатов следствия по твоему делу. А если ты письменно не откажешься от гнусных эпитетов по адресу партийного руководства, буду считать тебя и негодяем». (Голоса с мест. Правильно! Постышев. Коротко и ясно.)

Тов. Ворошилов дал должный ответ и никак иначе, как мерзостью и гнусностью такие письма никто из нас, конечно, называть не может. Против троцкистов-террористов ни одной строчки у Бухарина не появилось, а письмо против ЦК у него есть, в котором он поливает нас последними словами. На чьей стороне Бухарин? (Голоса с мест. На стороне троцкистов.) Вот те факты, которые говорят сами за себя. Но если бы, товарищи, всего этого не было, всех этих показаний и проч., разве недостаточно одной голодовки? (Голоса с мест. Правильно, правильно!) Перед пленумом ЦК написал письмо: я объявляю полную голодовку в знак протеста против клеветников и ввиду созданной атмосферы. Достаточно одного этого факта, который он сам потом должен был признать как антисоветский шаг. (Микоян. Правильно!) И как иначе можно это рассматривать.

Но так как он все делает с ужимками, он говорит это только Политбюро. Мы должны были всему пленуму об этом доложить, прочитать, а он говорит только для членов Политбюро. (Постышев. Выходит что он щадит, сволочь.) Щадит. Знает, что Томского карта бита, все поняли значение его самоубийства, над самоубийством Томского никто не сжалился. Видит, что это не подходит, давай новый способ. Он — христосик. Посмотрите на него, как он подергивает голову, а когда забывает, то не подергивает. Когда забывал, тогда не подергивал, все у него было в порядке, а как вспомнит, опять подергивается. (Постышев. Мученик.) «Можно его принести на пленум». Видите, до чего дошел, прийти он не может, а пришел, ничего. Выступал... (Голос с места. 2 часа говорил.) Пришел, выступал и ругался сколько хотите, ничего себе. (Постышев. Еще членов ЦК баранами называл.)

Два дня прошло, как голодовку объявил, а тут выступает и говорит: 4 дня голодаю. Хоть бы почитал свое письмо. Вот комедиант, актер Бухарин. Мелкий провинциальный актер. Кого он хочет растрогать? Ведь это же мелкий актерский прием. Это комедия голодовки. Да разве так голодают революционеры? Это же контрреволюционер Бухарин. (Сталин. Подсчета нет, сколько дней он голодал?) Говорят, он первый день голодал 40 дней и 40 ночей, второй день голодал 40 дней и 40 ночей, и так каждый день голодал 40 дней и 40 ночей. Это же комедия голодовки Бухарина. Мы все страшно перепугались, были в отчаянии. Кончилась голодовка. Он не голодающий, а просто актер, безусловно, небольшой, на смешных ролях, но актер налицо. (Сталин. Почему он начал голодовку ночью, в 12 часов?) Я думаю потому, что на ночь не едят: это медициной не рекомендуется.

Товарищи, вся эта голодовка — комический случай в нашей партии. Все после будут говорить: вот комический случай был в партии с голодовкой Бухарина. Вот роль Бухарина, до которой он дополз. Но это не искусство ради искусства, это все для борьбы с нашей партией. (Голоса с мест. Правильно.) Он мобилизует все, что можно. Тот же Кузьмин говорит о нем — Бухарине: «И правый и левый, и тот и другой». Кузьмин прав, он знает его хорошо из личных впечатлений. Это действительно такой человек, он против Ленина, но ни одним словом он не возражал против статьи Марецкого, напечатанной в Энциклопедическом словаре, о том, что Бухарин первый разъяснил марксистское учение. Бухарин, а не Ленин. Для разоблачения всей этой беспринципной лжи у Бухарина не нашлось ни одного слова, для разоблачения этой гнусности. Для разоблачения этого беспринципного лакейства, потому что он не наш по идеям, он чужой идейности.

Если он еще мог разыгрывать роль актера, человека, который ведет идейную борьбу, то он не на наших позициях, ведет эту борьбу против наших позиций, против большевизма, против ленинизма, против нас всех, против советской власти. Поэтому он кончает жалким актерским актом. Вот что такое Бухарин, вот что от него осталось. Он надувался, как маленькая лягушка: он и теоретик, он и лидер, он и вождь, а оказался актер на комических ролях. Если такой человек может вылезти из ямы, вылезай, пожалуйста, разоружись, брось эту гнусную борьбу против партии. Ничем ее не прикроешь. А теперь, когда разоблачен перед всей партией, ты будешь в смешном положении, если будешь продолжать эту канитель.

Теперь о Рыкове. Что такое Рыков, мы тоже знаем хорошо. До революции, я должен сказать, — я начинаю с личных воспоминаний, — я его не встречал, но знаю, что был крупный партийный работник, кочевавший, поддерживавший то Ленина, то Троцкого, залезавший в разные щели. (Сталин. На пленуме Центрального Комитета в 1910 г. — Крупская об этом должна знать — Каменев, Рыков, Зиновьев в блоке, Ильич в единственном числе. Ильич вынужден был уйти в Лондон, в Британский музей. Тов. Крупская должна это знать. А потом ездил к нему Зиновьев и обратно отдал ему газету, которую он захватил.) Это было в 10 году, а после этого он был в России. Я работал в «Правде» довольно длительный период, Рыков был где-то в ссылке, что-то делал, я не помню, чтобы он поддерживал нас. Какое-то письмо за подписью Власова (это псевдоним Рыкова) было в меньшевистской газете, но ни одного письма Рыкова в «Правде» не было, его заявления о поддержке партии не было.

Начало революции, апрельская партийная конференция. Рыков против Ленина, против социалистической революции. Октябрьская революция — Рыков против Октябрьской революции. Мы разгоняем Учредительное собрание, Рыков против разгона Учредительного собрания. 1920 год, борьба с Троцким в новой стадии. Рыков выдерживает где большинство, где меньшинство, десятым присоединяется, видит, что у Троцкого большинства нет, выждал момент и голосует вместе с Лениным. Потом весь последующий период, правый уклон, где он в лидерах, где достаточно показал себя в полном виде. Потом возьмем позже, он раскаялся, дали ему новую работу. Что он делал в Наркомсвязи? Это один из самых разваленных наркоматов. Ягода говорит, что там начальники и руководители занимались вредительством. Проверим, выясним это дело, но во всяком случае это не работа, а несчастье, то, что Рыков оставил в Наркомсвязи. Ни одного человека не найдется, который бы сказал, что хорошо поставлена работа. Работал из рук вон плохо.

Вот практическая работа, а возьмем политическую сторону дела. Он тоже говорил насчет того, что показания он давал всяческие — это его прием — путал карты. На мертвого все можно говорить — он и враг, и вредитель, и лидер. Тут уж какая совесть и честь. (Берия. А живых сумасшедшими называет.) А живых сумасшедшими называет, своего ближайшего помощника Нестерова, который был 10 лет его первым секретарем и после этого был вместе с ним, который болел известный период, но он показывает и до болезни и после болезни одно и то же. Это надо как-то доказать.

А вот теперь Шмидт показывает, Шмидт — ближайший друг, который лично знал все их делишки, пока был в Москве и в последующий период, как был вне Москвы, был тесно связан и политически поддерживал Рыкова, Томского и Бухарина. Все говорит против Рыкова. Однако он не собирается признать своей вины, своих ошибок. Как он ведет себя? Не буду на деталях дела останавливаться, но возьму один пример. Рыков статей не любит писать, ему статьи писали Нестеров и тот же Радин, которые показывают факты о деятельности Рыкова. А он по другой части больше был в курсе дела. Возьмем такой крупный факт, как рютинская платформа. Это, по-моему, очень крупный факт. (Сталин. Это платформа всех троцкистов.) Да, эта платформа всех троцкистов и правых, всех контрреволюционеров. Я прочитаю из этой платформы в доказательство того, что здесь сказал т. Сталин, самые характерные места. Цитирую так называемую рютинскую платформу: «Основной водораздел партии проходит в настоящее время не по линии — за Троцкого или против...» (Читает.)

Тут идея блока на сто процентов выражена: наши разногласия с Троцким — второстепенное дело, прежние идейки Бухарина — тоже дело второстепенное, главное — борьба против Сталина, против партии, против диктатуры пролетариата. Эти господа, подписавшиеся под рютинской платформой, они называли себя «союз марксистов-ленинцев». Троцкисты называли себя — «большевики-ленинцы», а эти — «марксисты-ленинцы». Кончается платформа предложениями. Первый пункт они формулируют: «Союз марксистов-ленинцев призывает бороться...» (Читает.) Это уже, конечно, оговорочка для души, а главное — свержение диктатуры рабочего класса, которая возглавляется нашей партией. Вот установка: разногласия с Троцким — второстепенное дело, прежние идейки Бухарина не должны повторяться, главное: все, что можно объединить против диктатуры рабочего класса и ВКП(б), главное — насильственное свержение советской власти. Это то, что проходит гвоздем через всю эту платформу. И дальше, конечно, как полагается: «Немедленно за работу! Пора покончить с состоянием растерянности и страха...» (Читает.)

Вот вам платформа Рютина. О чем она говорит? Если теперь послушать речи Бухарина и Рыкова, то что получается? Бухарин, видите ли, доказывал: «Вы сравните стиль, это не мой стиль, значит это не я писал». Довольно неловко получается. Возьмем фактическую сторону. В начале июня Политбюро ЦК вынесло постановление назначить пленум ЦК на конец сентября. Есть такое решение. В июле месяце Бухарин пишет заявление об отпуске и уезжает 5 августа. Платформа Рютина написана в июне 1932 года. Тут время было до августа месяца для того, чтобы рассказать, показать, составить, времени достаточно было. Но вот что интересно, один очень важный факт — поведение Рыкова. Большинство из товарищей, присутствующих здесь, присутствовало и на пленуме ЦК в конце сентября — начале октября 1932 г., где оглашалась рютинская платформа, и где об этом говорилось, где принято было решение ЦК, осуждающее эту платформу и требующее разоблачения, исключения из партии и отдачи под суд всех, кто знает даже о факте такой платформы. Вот что интересно, на этом пленуме ЦК, товарищи припомнят, выступал Рыков. (Голоса с мест. Выступал.) Он заявил — я помню это великолепно, мы стенограммы не вели, но отказаться тут Рыков не может, потому что большинство товарищей было на этом пленуме, — он говорил: «Это — белогвардейский документ, если бы я только узнал о таком документе, я бы счел своей обязанностью расстрелять того, кто выпустил этот документ». (Эйхе. Он сказал — лично бы привел в НКВД.)

Это вот у нас на глазах было в начале октября, а болшевское заседание, где читалась платформа Рютина, когда было? Он говорит, я точно не помню. Возьмем оба варианта. Допустим, что Рыков читал эту платформу сначала на болшевском совещании, потом был на пленуме ЦК, где он выступал и говорил, что он не знал об этой платформе, как баран на новые ворота глядел, будто бы, оказывается — новый документ, а если бы он знал кого-нибудь, кто участвовал в этом деле, он бы лично в ГПУ притащил. Как это могло быть? Маловероятно, чтобы болшевское совещание было до этого пленума ЦК. Что же, это было после октября месяца? Это не соответствует обстановке. Допустим, что как бы этот документ для Рыкова был новым, особенно после выступления, что он обещал стащить в ГПУ. (Голос с места. Он сказал, летом было заседание.) Как могло это быть у честного человека? Как можно верить человеку, который перед нами выступал и в октябре 1932 г. и вот теперь, в феврале 1937 г., и врет, открыто врет (Шум.), как только может врать. (Эйхе. Как сивый мерин, по-русски говоря. Голос с места. Да еще слезы льет.) В обоих случаях он врун, он запутался.

А теперь представьте себе положение Бухарина. Бухарин на прошлом пленуме перед всеми нами говорил (есть в стенограмме) — о рютинской платформе не слыхал, содержание рютинской платформы не знает, только ему т. Сталин показывал, что вот есть рютинская платформа, я говорит, бегло просмотрел. (Голос с места. Не читал. Микоян. Не интересовался читать.) Но Бухарин был человек довольно (Голос с места. Скользкий). Вот вы сами определите, кто он был и кто он есть — трудно определить. 5-го окончился пленум, а 7 октября Бухарин прислал письмо в Политбюро и подписался «с коммунистическим приветом Бухарин». Начинается оно так: «В Политбюро. Приехав 6 октября из отпуска и ознакомившись со слов т. Рыкова в общих чертах с ходом закрытого заседания пленума Центрального Комитета, имею заявить в связи с этим следующее: во-первых, я не могу не протестовать против упоминания моего имени некоторыми товарищами в таком контексте, который бросает на меня хотя бы какую-нибудь тень; во-вторых, само собой разумеется, что мое отношение к контрреволюционному документу и организации, о которой шла речь на пленуме и о существовании которых я впервые узнал из рассказа Рыкова о закрытом заседании, может быть только одно, — я полагаю также, что и простое несообщение о такого рода возмутительных контрреволюционных документах, даже в том случае, если оно субъективно объясняется крайним легкомыслием, есть объективно тягчайшее преступление против партии...» и т. д.

Видите, он записочкой отгородился от этого дела, но Рыков ему излагал документ, был на пленуме, сам выступал, все же знал Бухарин об этой платформе, после этого он не раз с Рыковым встречался — в 1932,1933 гг., — он признает, что встречался, — и что же, он не знал об этой платформе уже после того, как Рыков читал ее в Болшеве, когда слышал на пленуме ЦК и прочее. А Бухарин выступает перед нами: я не читал, не слышал. (Бухарин. О Болшеве не говорили ни одного слова. Пожалуйста, допросите, абсолютно ничего. Эйхе. Свежо предание, а верится с трудом.) Возьмите речь Бухарина, он в рамках письма старается держаться — он что-то слышал. А потом то, что он знает об этом документе, пытается изобразить только так, что знает об этом документе, только по той записке, которую он видел в руках т. Сталина и не на долгое время получил в Центральном Комитете в свое распоряжение. (Микоян. Разве не странно, что Сталин дал ему эту платформу и член ЦК не интересуется это читать. Значит, раньше он знал. Как же член ЦК и не хочет читать этого документа. Голос с места. Он сам редактировал.) Верить Бухарину охотников тут найдется немного. (Смех.)

Возьмите Рыкова. О Бухарине говорить больше не буду, с Бухариным вопрос более или менее ясен. Рыков — ведь его ложь, вранье, попытка надуть пленум совершенно очевидны, вот даже на этом конкретном ближайшем случае. Вот так обстоит дело в настоящее время.

Бухарин оказался в этот момент ловчее. 1932 год и особенно вторая половина 1932 г. была самой острой с точки зрения попыток отдельных групп вылезти наружу. В этот момент зиновьевцы и троцкисты ищут окончательной связи, уговариваются о терроре. В этот момент в Болшеве у Томского собирается группа, которая обсуждает рютинскую платформу. В это время в Москве в августе или сентябре Слепков собирает конференцию молодых. Бухарин, зная об этих вещах, уезжает куда-то подальше, на Памир, зная об этом документе, в июне 1932 года. Так обстоит дело со всеми этими фактами.

Что же, товарищи, после того, что мы знаем о политической физиономии, и о политической деятельности этих людей, для нас картина совершенно ясна. Эти люди за все последние годы не сделали попыток сблизиться с партией, эти люди продолжали в течение всего этого времени, после формальных заявлений о признании своих ошибок, вести антипартийную работу. (Бухарин. Неверно.) Это минимум того, что мы можем понять. «Неверно», — говорил нам Пятаков, вредитель. «Неверно», — говорили Радек, Лифшиц, Серебряков. Все отрицали, и мы им верили. Не верили, что эти люди могли дойти до такого преступления. И в настоящее время многие люди еще ставят себе вопрос: не может быть, неужели эти люди дошли до такого положения, были же они в нашей партии, были на виднейших постах в нашей партии, знакомы с марксизмом, относились хорошо к рабочему классу, не может быть, чтобы они до этого докатились.

Но, товарищи, мы знаем, что то, что в этом отношении относится к Рыкову, Бухарину и Томскому, полностью относится и к Зиновьеву, Каменеву, Пятакову, Серебрякову. (Голоса с мест. Правильно. Да, да.) Они тоже были и видными деятелями партии и участвовали, работали вместе с Лениным ряд лет. И действительно пользовались большим уважением у трудящихся, пока они были с нашей партией. Финтили, ковыляли, уходили, ударили в спину партии и Ленина, ударяли в спину и нашего Центрального Комитета и т. Сталина за последние годы. Но все-таки просто люди не могли поверить, что настолько далеко зашло дело.

Значит, товарищи, мы ведем очень большое дело, значит, борьба у нас очень острая, значит, вопрос о борьбе за коммунизм или против коммунизма, это коренной, острейший вопрос нашего времени. (Голоса с мест. Да, да.) Значит, вопрос, который мы решаем, это действительно есть глубочайшей важности вопрос для трудящихся. И, конечно, можно поражаться, можно радоваться успехам, которые мы имеем в нашей стране. Но, товарищи, как ни велики наши успехи в СССР, как ни огромны достижения, которых мы добились за последнее время в нашей стране, есть же социал-демократы, есть же буржуазные демократы, более или менее либерально относящиеся к СССР, которые не хотят итти по нашему пути.

Ведь есть же Америка, где нет пока видных коммунистов, есть Англия, есть Франция, где выросли новые кадры, но там еще острая борьба идет. Все-таки ни один видный социал-демократ окончательно не отказался от борьбы против коммунистической партии. Все-таки в нем социал-демократическая душа и он пока остается самим собою, на других позициях, чем наши. И если от отдельных колебаний люди перешли к целой идеологии, к созданию своих кадров, если их враждебное отношение к политике партии, к ленинизму превратилось из отдельных актов в длительную борьбу, — эти люди конченые. Эти люди отпетые. Эти люди не с пролетариатом, а с буржуазией. Они могут выбирать другой путь. Почему видные социал-демократы не могут пойти по пути коммунизма, хотя они очень видные работники, читали марксизм и видели все успехи, которые мы имеем? (Сталин. Записки пишут.) Люди, которые действительно как будто могли бы этим делом заниматься с большим успехом, но все-таки они не отходят от буржуазии, от капитализма, не рвут потому, что не верят в коммунизм, потому что боятся пролетарской революции, потому что корнями связаны с буржуазией, с буржуазной демократией или с фашизмом, как уже теперь выяснено. (Межлаук. Фашисты, конечно. Голоса с мест. Правильно.)

Но если правые и троцкисты теперь говорят нам, не все, а многие: да, мы вредили, мы занимались террором, мы отравляли воду для рабочих, мы травили рабочих газом в цехах, есть такие факты, они теперь говорят об этом, значит — это люди, которые целиком порвали с рабочим классом, с нашей партией, с марксизмом и ленинизмом. Значит, они в другом лагере. Если кто-нибудь из этого лагеря оторвется, найдет в себе силу мужества, вспомнит, что может он еще кое-что для рабочих сделать, мы достаточно терпели и принимали меры для этого. Но уж если вы против партии начали борьбу и перешли на открытый контрреволюционный путь, мы поступим так, как полагается поступать с такими господами. (Голоса с мест. Правильно. Аплодисменты.)

Есть предложение объявить перерыв до 6 часов вечера. (Голоса с мест. Правильно.)