Спецсообщение Н.И. Ежова членам Политбюро с приложением протокола допроса Б.М. Оберталлера. 11 февраля 1937 г.

11 февраля 1937 г.

№ 55745

Строго секретно

Направляю Вам протокол допроса от 15 января с.г., арестованного в Зап. Сиб. крае участника троцкистской организации ОБЕРТАЛЛЕРА Б.М. — бывшего старшего инспектора треста «Сибстройпуть»[1].

ОБЕРТАЛЛЕР — бывший военный работник показал, что *заместитель начальника ПУОКРа Сибирского военного округа ПАДАРИН Н.И.*[2] — активный зиновьевец и в настоящее время продолжает руководить троцкистской группой в Сибирском военном округе, созданный бывшим начальником ПУОКРа Н.Н. КУЗЬМИНЫМ, который лично поддерживал связь с ЗИНОВЬЕВЫМ.

ПАДАРИН и ОБЕРТАЛЛЕР в период их работы в Ленинграде входили в зиновьевскую группу работников ЛВО, возглавлявшуюся *бывшим заместителем начальника ПУОКРа ЛВО ГУСЕВЫМ А.А.*, в настоящее время работающим председателем Московского областного совета ОСОВИАХИМА. ГУСЕВ в 1931 году направил ОБЕРТАЛЛЕРА в Сибирь для троцкистской работы.

ПАДАРИН назвал ОБЕРТАЛЛЕРУ как участников троцкистской организации в СИБВО начальника ПОДИВа Томской дивизии **КОСЬМИНА**[3] и работников военно-окружной газеты **ПЛОСТА** и **ЧЕРНОВИЧА**.

Аресты ГУСЕВА А.А. и ПАДАРИНА Н.И. подготовляем.

Допрос ОБЕРТАЛЛЕРА продолжаем.

Народный комиссар внутренних дел СССР

Генеральный комиссар госбезопасности ЕЖОВ

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

обвиняемого Оберталлера Бориса Михайловича

от 15-го января 1937 г.

   ОБЕРТАЛЛЕР Б.М., 1901 г. рождения, быв. член ВКП(б) с 1919 г. по 1936 г., исключен 20/VIII-36 г. как неразоружившийся троцкист-двурушник. Б. нач. отделения ПУ Ленинградского военного округа, б. комиссар 31-го стрелкового полка, б. комиссар 57-й авиаэскадрильи, б. пом. нач. по полит, части Центр, школы конвойных войск, б. комиссар и нач. политотдела 4-й Сибирской дивизии конвойных войск. До ареста работал ст. инспектором при нач. строит, монтаж, треста «Сибстройпуть».

Вопрос: Вы не дали показания о всех ваших связях с троцкистами и зиновьевцами военными работниками. Требуем показаний по этому вопросу.

Ответ: Я показал о всех троцкистах военных работниках, с которыми я был связан по троцкистской работе. Я не показал только о военных работниках, с которыми я непосредственно по троцкистской работе не был связан, но я знал, что они троцкисты и вели контрреволюционную работу.

Вопрос: Кто же эти военные работники троцкисты, о которых вы не показали в ваших предыдущих показаниях?

Ответ: Я имею в виду ПАДАРИНА Николая Ивановича — заместителя начальника Политического управления Сибирского военного округа и военных работников, о которых я знаю со слов самого ПАДАРИНА, как связанных с ним по троцкистской работе.

Вопрос: Как давно вы знаете ПАДАРИНА?

Ответ: Я знаю ПАДАРИНА с конца 1921 или начала 1922 г. Мы познакомились, когда ПАДАРИН работал в Ленинградском укрепленном районе, а я в аппарате Ленинградского ПУОКРа.

Вопрос: Когда и каким образом вам стало известно, что ПАДАРИН троцкист?

Ответ: ГУСЕВЫМ Авениром Асикритовичем — б. зам. нач. Ленинградского ПУОКРа в 1925 г. перед XIV-м партсъездом, в числе активных и вполне проверенных гарнизонных зиновьевцев, был мне назван и ПАДАРИН Николай Иванович — военком и начподив 11-й Ленинградской стрелковой дивизии. О принадлежности его к зиновьевской оппозиции — я знал также от самого ПАДАРИНА Н.И.

В 1925 г. ПАДАРИН находился в Москве на курсах переподготовки высшего политсостава. В самый разгар оппозиционной борьбы в Ленинграде в период XIV-го съезда партии в 31-й стрелковый полк, где я был комиссаром, явился ПАДАРИН и заявил, что он прибыл в Ленинград в составе группы военных работников, посланных ЦК ВКП(б) и ПУРом для борьбы в гарнизоне против ЗИНОВЬЕВА-БАКАЕВА, а также ГУСЕВА и их актива.

Зная самого ПАДАРИНА как зиновьевца, я спросил его, как он попал в эту группу, ПАДАРИН на этот вопрос мне не ответил, но сказал, что на съезде все складывается не в пользу ЗИНОВЬЕВА.

По словам ПАДАРИНА, ЗИНОВЬЕВ теряет свои позиции, а частично и кадры, что не только в Москве и в Ленинграде, но и по всем партийным организациям начался массовый отлив от зиновьевской оппозиции, что и без того шаткая почва начинает вовсе уходить из под ног. Надо перестраивать ряды. Установка ЗИНОВЬЕВА—БАКАЕВА и для нас и ГУСЕВА — продолжать борьбу теми кадрами, которые уже полностью вовлечены в борьбу. Остальные кадры надо сохранить. Он, ПАДАРИН, с этой целью приехал в Ленинград с группой тех, кто послан для борьбы с оппозицией.

Вопрос: С какой целью вам сообщил ПАДАРИН об установках ЗИНОВЬЕВА—БАКАЕВА для зиновьевцев?

Ответ: Я среди зиновьевцев был известен так же, как зиновьевец, поэтому ПАДАРИН и был со мною откровенен. Кроме того, в том же разговоре ПАДАРИН передал мне и установку ГУСЕВА в отношении лично меня.

Вопрос: Какая же была установка ГУСЕВА в отношении вас?

Ответ: Как мне передал ПАДАРИН, ГУСЕВ предложил мне тоже перестроиться и повести формальную работу против оппозиции, чтобы остаться глубоко законспирированным зиновьевцем.

Вопрос: Как вы выполнили указание ГУСЕВА о двурушничестве?

Ответ: Я стал вести себя, как мне указал ГУСЕВ, и начал вести в полку работу против оппозиции, фактически оставаясь зиновьевцем и стараясь не провалиться. Это мне удалось.

В конце 1925 г. или в начале 1926 г., в 11-ю дивизию прибыли новые нач. политотдела некто ЗИМИН и его зам. — ВОЙНОРОВИЧ. Они повели борьбу за ЦК партии — против оппозиции.

Я к тому времени уже вполне переориентировался. Вскоре, после их прибытия в дивизию, меня вызвал к себе МУТНЫХ — зам. нач. ПУОКРа, теперь он, как будто, директор Большого театра в Москве.

МУТНЫХ мне сказал: «Тебе придется поехать в Череповец, так как там плохое положение, а мы знаем тебя как хорошего работника». Я стал протестовать и заметил МУТНЫХ, что мой перевод расцениваю как оргвывод в отношении меня, против чего я и возражаю, так как у меня были всего небольшие колебания в период съезда. МУТНЫХ меня уверил, что ни о каких оргвыводах речи нет, и в заключение оставил меня комиссаром полка.

Вопрос: А каково было поведение самого ПАДАРИНА в период ухода зиновьевцев в подполье в Ленинграде?

Ответ: ПАДАРИН формально также вел борьбу против оппозиции.

Однако эта борьба была только его прикрытием. Как я уже показал, я от самого ПАДАРИНА узнал о его прямой и личной связи с БАКАЕВЫМ и ГУСЕВЫМ и о его работе по их установкам и под их руководством.

Это меня не удивляло. Я знал, что ПАДАРИН как один из старых политработников был все время на виду и особенно пользовался доверием и выдвигался на большую работу именно потому, что был лично связан с ГУСЕВЫМ А.А., с которым ПАДАРИН был личным хорошим другом еще по 56-й дивизии, где они вместе работали. Мне было известно, что ПАДАРИН пользуется особым доверием не только ГУСЕВА как зам. нач. ПУОКРа, но и БАКАЕВА как нач. ПУОКРа, с которым ПАДАРИН также виделся по службе и часто разговаривал. ПАДАРИН как человек хвастливый близость и общение с БАКАЕВЫМ и ГУСЕВЫМ постоянно подчеркивал в своих разговорах с товарищами по работе.

Вопрос: Вы лично хорошо знакомы с ПАДАРИНЫМ?

Ответ: Я уже показал, что мы с ПАДАРИНЫМ знакомы еще с конца 1921 г. или начала 1922 г.

После моего возвращения в армию из КОМВУЗа в конце 1924 г. я в качестве военкома отдельной пулеметной роты Карельского участка был в политическом обслуживании комиссара 11-й дивизии, т.е. ПАДАРИНА

Н.И. Дальнейшее мое продвижение по службе связано с ПАДАРИНЫМ, который ко мне хорошо относится.

По аттестации ПАДАРИНА, знавшего к тому же о моем хорошем знакомстве с ГУСЕВЫМ, я в должности военкома отдельной роты был не долго и в начале 1925 г. был переведен комиссаром 1-го саперного батальона 1-го стрелкового корпуса. Летом того же 1925 г., по аттестации и хорошему отзыву обо мне ПАДАРИНА я был переведен на должность военкома головного 31-го стрелкового им. Урицкого полка 11-й Ленинградской стрелковой дивизии, т.е. попал под прямое личное руководство военкома и начподива этой дивизии ПАДАРИНА Н.И.

Из этого видно, что все мое последующее оформление как политработника, а затем и как зиновьевца шло прямо и непосредственно от ПАДАРИНА, которым, в свою очередь, лично руководили БАКАЕВ и ГУСЕВ.

В непосредственном подчинении ПАДАРИНА и совместно с ним, я проработал вплоть до отъезда ПАДАРИНА на переподготовку в Москву, осенью 1925 года.

Вопрос: У вас с ПАДАРИНЫМ были хорошие отношения только по службе или вы были близкими друзьями?

Ответ: Мы были близкими друзьями.

Вопрос: Как вы называли друг друга?

Ответ: При посторонних мы говорили друг другу «Вы», а вообще мы были с ним на «ты».

Вопрос: Вы бывали друг у друга дома?

Ответ: ПАДАРИН у меня не бывал, так как я, вообще, никого к себе не приглашал. Мне у ПАДАРИНА пришлось бывать всего один раз. Это было перед отъездом ПАДАРИНА из Ленинграда осенью 1925 года. После передачи руководства в дивизии ПАДАРИНЫМ своему заместителю РИТМАНУ, также вполне законченному зиновьевцу, были организованы два полусемейных банкета: один на квартире у инструктора политотдела, фамилию которого я сейчас не помню, а второй — на квартире ПАДАРИНА. На этих банкетах присутствовал и я.

Именно на первом вечере, где были почти все руководящие политработники дивизии, фамилии их всех я сейчас тоже не помню, ПАДАРИН особенно хвастался тем, что он близко связан с БАКАЕВЫМ—ГУСЕВЫМ, что он еще много с ними поработает, и что всех нас — его друзей он всегда будет помнить, и ничего для нас не пожалеет.

Вопрос: Когда и при каких обстоятельствах вы встретились с ПАДАРИНЫМ после его отъезда на переподготовку в Москву?

Ответ: Последующая наша встреча была именно то, о которой я уже показал, когда в период Х1У-го съезда партии ПАДАРИН Н.И., приехав в Ленинград, ориентировал меня от имени ЗИНОВЬЕВА—БАКАЕВА—ГУСЕВА о линии поведения и тем самым переключил меня, в конспиративных целях, на формальную борьбу против зиновьевской оппозиции.

Вопрос: Когда была следующая ваша встреча с ПАДАРИНЫМ?

Ответ: Вновь мы встретились с ПАДАРИНЫМ уже в 1930 году, на курорте в Кисловодске.

Вопрос: Дайте показания о характере вашей встречи с ПАДАРИНЫМ в Кисловодске?

Ответ: В Кисловодске мы с ПАДАРИНЫМ встречались всего один-два раза, так как, когда я туда приехал, он уже собирался уезжать.

В нашем разговоре, при этих встречах с ПАДАРИНЫМ, мы перебрали общих знакомых и товарищей, потом я рассказал ПАДАРИНУ о себе, а он в свою очередь коротко и сдержанно поделился со мною о его тогдашнем неудовлетворенном состоянии и большой обиде. Дело в том, что у ПАДАРИНА — старого политработника, так сказать, всегдашнего военкомдива, был на петлицах один ромб и это определяло его недовольство. ПАДАРИН жаловался на то, что старых работников теперь не ценят, с сожалением вспоминал о Ленинградском периоде, о БАКАЕВЕ, ГУСЕВЕ и пришел к заключению, что этот старый «добрый период» сам не сможет вернуться, а для этого нужно подробно обо всем со мной поговорить.

Однако в Кисловодске нам с ним еще встретиться не удалось, так как ПАДАРИН оттуда неожиданно выехал.

Вопрос: Какие разговоры о ПАДАРИНЕ вы имели с ГУСЕВЫМ?

Ответ: Разговор о ПАДАРИНЕ я имел с ГУСЕВЫМ в июне 1931 года, когда, после назначения в Симбирскую конвойную дивизию, я в Москве явился в ПУР к ГУСЕВУ за указаниями по троцкистской работе. При этой встрече мы разговорились с ГУСЕВЫМ об общих знакомых по Ленинграду. ГУСЕВ упомянул тогда, что ПАДАРИН служит в Белоруссии, находится в тесной связи с ГУСЕВЫМ и под его руководством все время ведет активную троцкистскую работу. Таким образом я после длительного перерыва узнал о ПАДАРИНЕ и о его работе.

Вопрос: Так, ГУСЕВ и ПАДАРИН — троцкисты или зиновьевцы?

Ответ: После оформления объединения троцкистско-зиновьевского оппозиционного блока в 1926 году мы не проводили резкой грани между троцкистами и зиновьевцами. ГУСЕВ дал мне указание вести в Сибири троцкистскую работу и связаться с БОГУСЛАВСКИМ как троцкистским руководителем в Сибири, мне даже в голову не пришло спросить его — с каких пор он сам стал троцкистом. Я также не был удивлен, и когда ГУСЕВ упомянул мне о троцкистской работе ПАДАРИНА под своим руководством.

Вопрос: А когда и от кого вам стало известно о контрреволюционном блоке троцкистов с зиновьевцами на террористической основе?

Ответ: Такую ориентировку я получил от БОГУСЛАВСКОГО при второй встрече с ним в Новосибирске в 1932 году.

Тогда БОГУСЛАВСКИИ меня информировал, что троцкисты и зиновьевцы сблокировались полностью для борьбы против СТАЛИНА и правительства путем террора и что троцкисты и зиновьевцы действуют как единая организация.

Вопрос: Когда вы вновь встретились с ПАДАРИНЫМ?

Ответ: Вновь я встретился с ПАДАРИНЫМ в начале 1934 года в г. Новосибирске.

Вопрос: При каких обстоятельствах вы встретились с ПАДАРИНЫМ в Новосибирске?

Ответ: Это было в марте или апреле 1934 г. Я пришел по какому-то делу к начальнику ПУОКРа. Мне сказали, что начальника нет, а есть вновь приехавший его заместитель, и назвали фамилию ПАДАРИНА.

Я тотчас же зашел к нему.

Вопрос: Дайте показания о вашем разговоре с ПАДАРИНЫМ при первой встрече в Новосибирске.

Ответ: Мы с ПАДАРИНЫМ встретились как старые знакомые. В коротком разговоре вспомнили общих ленинградских знакомых. При этом ПАДАРИН мне рассказал, что ГУСЕВА в ПУРе уже давно нет, а работает он в Московском ОСОАВИАХИМе, и что он, ПАДАРИН, проездом через Москву, всегда встречается с ГУСЕВЫМ. О троцкистской работе при этой встрече ни я, ни ПАДАРИН ничего не говорили.

Вопрос: Когда же у вас с ПАДАРИНЫМ имел место разговор о троцкистской работе?

Ответ: О троцкистской деятельности у нас с ПАДАРИНЫМ возник разговор по совершенно случайному поводу, при нашей второй встрече в Новосибирске, которая произошла дней через 10 после первой, т.е. примерно в апреле 1934 года.

Вопрос: По какому же случайному поводу зашел у вас с ПАДАРИНЫМ разговор о троцкистской работе и какое было содержание этого разговора?

Ответ: Через 5—10 дней после моей встречи с ПАДАРИНЫМ, я по какому-то делу разговаривал с нач. сектора кадров ПУОКРа ПОКОТИЛОВЫМ. При этом ПОКОТИЛОВ меня спросил — почему я нигде не говорил о том, что был троцкистом. Я заявил, что троцкистом вообще никогда не был и спросил ПОКОТИЛОВА — шутит он или спрашивает меня всерьез. ПОКОТИЛОВ мне ответил, что он шутит, но тут же заметил, что у него все же такая мысль зародилась после одной беседы ПАДАРИНА с ПУОКРовцами.

ПОКОТИЛОВ рассказал, что при одном разговоре с ПУОКРовцами по какому-то поводу зашла речь обо мне. ПАДАРИН сказал, что знает меня по Ленинграду, и по вопросу о борьбе с троцкистско-зиновьевской оппозицией выразился так неясно, что получились — не то я боролся против оппозиции, не то за оппозицию. Разговор с ПОКОТИЛОВЫМ так и закончился в полушутливой форме.

Меня же он взволновал.

Я сразу же отправился к ПАДАРИНУ, передал ему разговор с ПОКОТИЛОВЫМ и попросил разъяснения. ПАДАРИН мне ответил, что это «очевидная провокация», так как он действительно имел разговор обо мне, но в нем совершенно ясно и твердо говорил, что он — ПАДАРИН и я — ОБЕРТАЛЛЕР вели в Ленинграде жесткую борьбу против оппозиции.

Поскольку поднялся разговор о троцкистско-зиновьевской работе, ПАДАРИН, как бы продолжая рассеивать возникшие у меня сомнения, вспомнил о ГУСЕВЕ, подчеркнув, что он, ПАДАРИН, с ним связи во все это время не порывал и не думает порывать, работая в Сибири. Тут же он намекнул на то, что ГУСЕВ тоже все это время не рвал с основными руководителями прежней ленинградской оппозиции, но фамилии мне ПАДАРИН не назвал.

Я в свою очередь сказал, что хотя я с ГУСЕВЫМ не виделся давно и связи не поддерживаю, но полученные от него в свое время советы и указания — я помню и ими руководствуюсь. При этом я упомянул, что теперь я работаю, так сказать, по другой ветке и получаю указания по другой линии, а именно, от БОГУСЛАВСКОГО, что суть моей работы остается прежней — я веду троцкистскую работу.

После этого ПАДАРИН мне заметил, что сказанное им о его связи с ГУСЕВЫМ — я должен понять правильно, т.е. что и он, ПАДАРИН, ведет троцкистскую работу. По словам ПАДАРИНА, здесь в Сибири, несмотря на относительно недавний приезд сюда, он уже знает несколько человек как троцкистски настроенных, он их прощупал и привлек к работе.

Потом ПАДАРИН спросил меня — застал ли я в округе бывшего нач. ПУОКРа КУЗЬМИНА Николая Николаевича. Я ответил, что КУЗЬМИН оставался при мне очень недолгое время, так как вскоре после моего приезда его из округа отозвали.

На мой вопрос — почему он меня об этом спрашивает, ПАДАРИН ответил, что КУЗЬМИН Н.Н., как мне известно, ленинградец, тесно связанный с ЗИНОВЬЕВЫМ и всей верхушкой Ленинградской оппозиции, а в Сибири КУЗЬМИН оставил немалые корни троцкистской организации. Он — ПАДАРИН по преемственности продолжает работу в организации, которую вел КУЗЬМИН Н.Н. Дальше ПАДАРИН упомянул, что через КУЗЬМИНА он связался с таким видным троцкистом, как КОСЬМИН — начподив Томской дивизии. Потом ПАДАРИН назвал еще несколько фамилий троцкистов, с которыми он уже здесь связался, из них я запомнил только ПЛОСТА и ЧЕРНОВИЧ — оба работники военно-окружной газеты.

Вопрос: ПАДАРИН не говорил о своей связи с БОГУСЛАВСКИМ или МУРАЛОВЫМ?

Ответ: Нет. При этой встрече ПАДАРИН о своем руководстве по троцкистской работе не говорил. В последующем у нас не было случая возобновить разговор о конкретной троцкистской работе.

Вопрос: Вы с ПАДАРИНЫМ уславливались о встречах в будущем?

Ответ: При этом же разговоре между нами было условлено, что хотя каждый ведет работу самостоятельно по своей линии, однако по старой дружбе мы будем информировать друг друга о нашей троцкистской работе и ее успехах.

Вопрос: Вы еще встречались с ПАДАРИНЫМ для разговоров о троцкистской работе?

Ответ: Обстоятельства сложились так, что, при следующих встречах с ПАДАРИНЫМ, мне не пришлось поговорить с ним на тему троцкистской работы.

Вопрос: Названных вам ПАДАРИНЫМ троцкистов — КОСЬМИНА, ПЛОСТА и ЧЕРНОВИЧ — вы лично знали?

Ответ: Да. Знал всех троих.

Вопрос: Что вам известно об их троцкистской работе?

Ответ: Об их троцкистской работе я ничего не знаю.

Вопрос: ПАДАРИН, при разговоре с вами, интересовался с кем вы, кроме БОГУСЛАВСКОГО, связаны по троцкистской работе и какую именно вы проводите работу?

Ответ: Нет, не интересовался. Наша беседа продолжалась всего около часа. В последующем же нам о троцкистской работе поговорить не удалось.

Вопрос: Вы БОГУСЛАВСКОМУ рассказывали о том, что установили связь с троцкистом ПАДАРИНЫМ?

Ответ: Нет, не рассказывал.

Вопрос: Почему же вы не рассказывали БОГУСЛАВСКОМУ о своей связи с троцкистом — армейским работником?

Ответ: Наши разговоры с БОГУСЛАВСКИМ никогда не выходили за рамки деловых разговоров. БОГУСЛАВСКИЙ меня ориентировал об установках центра, ставил передо мною задачи, а я перед ним отчитывался о проделанной работе.

Вопрос: БОГУСЛАВСКИЙ вам давал задания по троцкистской работе в армии?

Ответ: Таких заданий БОГУСЛАВСКИЙ мне не давал.

Вопрос: Вы неоткровенно показываете. Вы армейский работник, имели широкие связи с троцкистами в армии, а по вашим показаниям БОГУСЛАВСКИЙ якобы не использовал такие возможности для подпольной троцкистской работы?

Ответ: Я показываю откровенно. Ведь я полувоенный работник, так как служил в конвойных войсках. Конвойные части полностью военными не считались — подчинялись только нач. ПУОКРа, составляли отдельную дивизию, все мы жили на колесах, около домзаков. Естественно, что для троцкистского центра было целесообразнее использовать нас для связи с троцкистской ссылкой, тем более, что для работы в гарнизоне мы могли дать мало, так как связи с гарнизоном, военными работниками у нас были редкие, случайные, вследствие того, что мы находились больше в поездках.

Вопрос: Продолжайте показания о ваших следующих встречах с ПАДАРИНЫМ.

Ответ: Вновь мне пришлось с ПАДАРИНЫМ встретиться уже в начале 1935 г., когда я был уволен из армии как бывший троцкист-зиновьевец. Именно в связи с моей демобилизацией я и пошел к ПАДАРИНУ, чтобы просить его помочь остаться в армии. Выслушав меня, ПАДАРИН сказал мне, что сделает все, чтобы помочь мне остаться в армии или хотя бы в резерве РККА. Он оговорился, что задача эта трудная, так как обстановка сейчас для всех нас крайне тяжелая. Тут же он сказал мне, что едет в Москву — в отпуск и там использует все возможности. Так как ПАДАРИН спешил, в связи с приготовлениями к отъезду, то мы условились, что я приду его провожать на вокзал и там мы договорим о том, о чем еще не успели переговорить.

Когда я пришел на вокзал, вскоре приехал и ПАДАРИН с женой, которая, при знакомстве со мной, назвалась ЖЕЛАННАЯ. Когда мы вместе с ПАДАРИНЫМ вошли в купе международного вагона, я передал ПАДАРИНУ конверт с наклеенными марками и написанным моим адресом и попросил, чтобы, когда ПАДАРИН исполнит мою просьбу, то написал сразу же мне ответ. ПАДАРИН обещал сделать все, что сможет для меня и для дела. Здесь в разговор включилась ЖЕЛАННАЯ и сказала, что заранее нужно считать, что ничего не выйдет, что мы недооцениваем всей остроты обстановки и что ПАДАРИНУ нужно подумать о том, как это может сказаться на той работе, которую ведет он сам. В подтверждение того, насколько теперь стоит высоко бдительность в партии по отношению к троцкистам, ЖЕЛАННАЯ привела в пример свой личный вопрос. По ее словам — она была лишь членом бюро заводского коллектива в Ленинграде, кажется на заводе «Электросила», и принимала небольшое участие в оппозиции, и то она боится, что ее возьмут теперь под сомнение.

Вопрос: Жену ПАДАРИНА — ЖЕЛАННУЮ вы знали как троцкистку?

Ответ: Я ЖЕЛАННУЮ, вообще, не знал, видел ее в первый раз и с ее же собственных слов узнал, что она была оппозиционеркой-зиновьевкой в Ленинграде.

Вопрос: Продолжайте показания о встрече с ПАДАРИНЫМ на вокзале.

Ответ: Больше мы ни о чем не разговаривали. Я, несмотря на возражения ЖЕЛАННОЙ, все же еще раз попросил ПАДАРИНА помочь мне и поторопиться с ответом — после чего мы распрощались.

Вопрос: Какую помощь оказал вам ПАДАРИН для оставления вас в армии?

Ответ: ПАДАРИН мне так ничего и не ответил. Очевидно, он ничего не смог сделать для меня или ничего не пытался сделать.

Вопрос: Когда вы опять встретились с ПАДАРИНЫМ?

Ответ: Начав работать по хозяйственной линии, я встречи с ПАДАРИНЫМ не искал, так как делового предлога для посещения его у меня не могло быть, а идти специально — я не хотел, чтобы не навлечь на себя и на него подозрений.

Уже 21-го августа 1936 года я встретился в последний раз, и то случайно, с ПАДАРИНЫМ. Это было на утро после того, как меня исключили из партии.

Вопрос: Какой характер имела эта ваша встреча с ПАДАРИНЫМ?

Ответ: Я должен сказать, что на партсобрании, когда меня спрашивали — кто в Новосибирске может меня характеризовать по работе в Ленинграде — я сослался на ПАДАРИНА. Поскольку меня все же из партии исключили, видимо, ПАДАРИН дал обо мне не оправдывающие меня отзывы, спасая свою троцкистскую работу.

21-го августа, по дороге в горком, куда я шел с апелляцией, я встретил на улице ПАДАРИНА. Я с упреком спросил его — неужели он не мог дать обо мне такой отзыв, чтобы меня оставили в партии, что в интересах нашего общего дела. ПАДАРИН ответил, что, наоборот, в интересах дела ему нельзя было рисковать собою и своей работой. Узнав о том, что я иду в горком с апелляцией, ПАДАРИН посоветовал мне добиваться, возможно, более скорого разбора апелляции, а именно до 27—28 августа — до его отъезда в командировку в Омск. Он обещал, если будет во время моего разбора в Новосибирске, прийти на бюро горкома, и если обстановка сложится для этого подходящая, т.е. не будет риска провалить его троцкистскую работу, то он — ПАДАРИН эту возможность использует и выступит в такой форме, что поддержит меня и не возбудит подозрения относительно себя. На этом мы разошлись.

Вопрос: ПАДАРИН выступал в вашу защиту — за оставление вас в партии?

Ответ: Нет, не выступал.

Показания с моих слов записаны верно и мною прочитаны.

ОБЕРТАЛЛЕР

Допросил:

Нач. УНКВД по ЗСК ст. майор госбезопасности МИРОНОВ