Стенограмма заключительного слова К.Е. Ворошилова на вечернем заседании ВС при НКО СССР 29 ноября 1938 г.

 

Товарищи, подведение итогов боевой и политической подготовки РККА за год является одновременно и в первую голову проверкой состояния командно-политических кадров нашей армии. В зависимости от того, как организованы, подобраны, расставлены, обучены и воспитаны командиры и политработники, насколько они политически морально устойчивы, в зависимости от этого находятся и успехи роста боевой и политической подготовки войск, их военно-боевая организованность, политико-моральная крепость и постоянная готовность к войне за Родину, за социализм. Это, товарищи, бесспорно.

Кадры решают все, говорит товарищ Сталин. Именно поэтому и докладчики от округов и армий, и выступавшие товарищи так много внимания уделяли нашим кадрам. Это действительно вопрос всех вопросов.

Что же представляют собою наши кадры? Нет надобности еще и еще раз констатировать, что командиры и политработники в своей подавляющей массе это лучшие люди нашей страны до конца преданные своей родине и делу Ленина—Сталина. Это аксиома. Но наряду с этим рядом многих и тяжелых фактов доказано, что кадры Рабоче-крестьянской красной армии были чрезвычайно политически и морально загажены. Предатели и изменники Родины и своей армии долгие годы жили среди нас и вели свою подкопную подлую предательскую работу.

Окружение нашей страны капиталистическими государствами больнее всего, пожалуй, сказалось на кадрах РККА. Товарищ Сталин неоднократно предупреждал нас, чтобы мы помнили о том, что наша страна окружена капиталистическими государствами, неоднократно наша партия и в первую голову товарищ Сталин разъясняли, что значит капиталистическое окружение. Но, к сожалению, товарищи, мы, работники РККА, не все сделали, для того чтобы извлечь из этих предупреждений соответствующие уроки, чтобы надлежащим образом смотреть вокруг себя, смотреть себе под ноги. Вековая культура шпионажа, обмана, подкупа и предательства буржуазии оказалась сильнее нашей наивной — правда, молодой, правда, социалистической — веры в людей, в их честность и прочие людские качества. Эти господа сумели запустить свои щупальца в самую сердцевину РККА, насадить своих агентов всюду и, к сожалению, немало неплохих командиров поставить себе на службу.

Когда в прошлом году была раскрыта и судом революции уничтожена группа презренных изменников нашей Родины и РККА во главе с Тухачевским, никому из нас и в голову не могло прийти, не приходило, к сожалению, что эта мерзость, эта гниль, это предательство так широко и глубоко засели в рядах нашей армии. Весь 1937 и 1938 годы мы должны были беспощадно чистить свои ряды, безжалостно отсекая зараженные части организма, до живого, здорового мяса очищаясь от мерзостной предательской гнили.

Все ли нами сделано для полной очистки рядов армии от врагов народа, лазутчиков врага? Думаю, что еще не все, но основное и главное уже сделано. Враг уже лишился своих больших глаз и ушей в наших рядах. Но ушки и глазки, разумеется, еще кое-где остались, и до них нужно добраться, иначе они разрастутся и принесут стране, РККА огромный и тяжкий вред. РККА должна быть и будет очищена от всякой мерзости, предательства и измены.

Вы знаете, что собою представляла чистка рядов РККА. Я не стану здесь опубликовывать подробные цифры. Они довольно внушительны. Чистка была проведена радикальная и всесторонняя. Чистили мы, как и подобает большевикам, все, что подлежало очищению, начиная с самых верхов и кончая низами. Эта зловонная мерзость, к сожалению, не оставила почти ни одного участка, ни одного слоя нашего командного и политического состава, чтобы так или иначе не загрязнить, не замарать, не загадить. Поэтому и количество вычищенных оказалось весьма и весьма внушительным.

Достаточно сказать, что за все время мы вычистили больше 4 десятков тыс. чел. Эта цифра внушительная. Но именно потому, что мы так безжалостно расправлялись, мы можем теперь с уверенностью сказать, что наши ряди крепки и что РККА сейчас имеет свой до конца преданный и честный командный и политический состав.

Чистка повлекла за собою, и не могла не повлечь, огромную передвижку командного состава. Я назову только итоговые данные по этому вопросу:

Если взять 1933 г. и затем просмотреть по годам до 1938 г., то результаты передвижения командного состава выглядят следующим образом. В 1933 г. было передвинуто с продвижением командного и начальствующего состава 28 363 чел., без продвижения — 21 000 чел., всего — 49 000 чел. Наша армия громадна и поэтому передвижение бывает большое. В 1934 г. передвинуто с продвижением 22 000, без продвижения — 16 000, всего — 38 000. В 1935 г. с продвижением — 22 000, без продвижения — 29 000, всего — 51 ООО. В 1936 г. с продвижением — 29 000, без продвижения — 40 000, всего — 69 000. В 1937 г. с продвижением — 26 000, без продвижения — 27 000, всего — 53 000, т.е. меньше, чем в 1936 г. За 10 месяцев 1938 г. с продвижением — 59 000, без продвижения — 41000 с лишним, всего — 101 000 чел., из них — 59 000 передвинуто с повышением и 41 000 просто перебрасывались с места на место.

Для чего я беру эти цифры? Для того чтобы вразумить, почему мы во многих случаях не имели стабильности командного состава, даже там, где как будто бы можно было бы ее иметь, а также и для того чтобы показать, что это не могло не сказаться на успехах и достижениях боевой подготовки.

Из этих кратких данных видно, что работа по выдвижению, по выращиванию, по сколачиванию наших командных и политических кадров велась и ведется огромная. Из этого также видно, товарищи, что эту работу нам еще придется долго вести. Нам нужно работать с людьми, поставленными на новые посты, надо их выращивать, надо сделать их настоящими командирами, настоящими политработниками и начальниками нашей Рабоче-крестьянской красной армии.

Я должен, товарищи, предупредить, что если основную работу по очищению рядов армии мы уже проделали, то еще не скоро, если можно так выразиться, уляжется наш командно-политический состав, еще не скоро мы сможем сказать, что теперь мы можем по-на-стоящему его стабилизировать, т.к. еще и теперь в этой спешке мы имеем много всяких неправильностей и не всегда удачных решений по выдвижению новых людей.

Товарищи, при чистке мы имели немало искривлений, немало неприятных фактов. Взять хотя бы тот же Дальневосточный Краснознаменный фронт. Мы имеем теперь точные данные, что и Блюхер, и его дружок — такой враг, как и Блюхер, — Хаханьян сознательно и весьма основательно выбрасывали из армии преданных нам людей, а плохих оставляли в армии. Эти господа придирались к честным людям по всякому пустяку, сочиняли всяческую клевету на них, всяческую мерзость, для того чтобы преданных командиров, замечательных большевиков, выгнать из Красной армии. Они делали все для того, чтобы честных людей восстановить против нас.

Такое безобразное положение относится, к сожалению, не только к одному Дальневосточному фронту. Этим в свое время занимался и Дубовой в Харьковском военном округе и его дружок член Военного совета Озолин, затем Буашвилли. Они также очень много людей выгнали из армии зря. То же самое делал и Дыбенко в Ленинградском военном округе, и Белов и Мезис в Белорусском военном округе.

Теперь все это позади. Мы должны будем в нашей работе учесть эти уроки. При чистке, которую мы будем продолжать, ни одного мерзавца, ни одного предателя армия терпеть в своих рядах не будет, не имеет права. Но, когда мы будем чистить армию от предателей, мы должны быть сугубо внимательными, мы должны по-настоящему изучать дело, по-настоящему знать человека, по-настояшему изучать обстановку а не просто рубить с плеча, как это у нас любят делать, как к этому многие, к сожалению, даже не совсем скверные люди сейчас привыкли. Этому должен быть положен конец. Всякий честный командир и политработник, всякий честный начальник РККА, всякий боец нашей армии, если он честен, если он настоящий гражданин нашей страны, он имеет право на нашу защиту, и мы обязаны его защитить, даже если бы на него шишки сыпались со всех сторон. И этим делом должны заниматься не только командующие и члены военных советов, но все командиры и политработники, а политработники в первую голову. Пора прекратить, товарищи командиры и политработники, этакое размахивание руками там, где этого не подобает делать.

Чистить от врагов, защищать честных, уметь перевоспитывать ошибающихся, защищать, поддерживать своих людей — обязательное и непременное условие всякого командира и политработника РККА.

Что представляет собою обновленный командный и политический состав нашей армии? Можем ли мы быть уверенными, что выдвинутые новые люди справятся со своей работой, не провалят нам боевую и политическую подготовку армии, сумеют возглавить армию на войне? Этот вопрос, товарищи, законен, и на него нужно дать ответ немедленно.

Я полагаю, что армия и страна выиграли не только от того, что мы поймали и раздавили гадину измены в своих рядах, но мы выиграли и от того, что выдвинули тысячи новых молодых и честных командиров и политработников на руководящие посты. Это также бесспорно. Мы обновили, оздоровили кровь армии и это даст свои самые благотворные результаты и в самое непродолжительное время, разумеется, если мы все, здесь сидящие, и те, которые здесь не сидят, но которые под нашим руководством работают, будем по-настоящему работать над выращиванием этих кадров.

Доказательства. Тут нельзя быть голословным, это слишком серьезный вопрос. Доказательства налицо. Здесь в этом зале присутствует Военный совет почти в полном своем составе. Из 108 чел. членов Военного совета только 10 чел. прежнего состава. И я, товарищи, не в похвальбу вам должен сказать, вы, пожалуйста, не зазнавайтесь, это дело не большевистское и весьма вредное, я должен сказать, что этот Военный совет на меня лично — не знаю, как на других, — производил все время впечатление не менее серьезного по своей солидности, по своей политической и специальной подготовке, чем те прежние военные советы, хотя там и были маршалы и командармы в большом изобилии. Стало быть, наша армия имеет и прекрасную головку, которая будет расти, развиваться, крепнуть, совершенствоваться, и огромные непочатые углы, непочатые пласты командного и начальствующего состава.

И другое доказательство. Мы большими порциями отправляли наших молодых командиров и политработников в Испанию и Китай. И я прямо вам должен сказать, это подтвердят присутствующие здесь испанцы и китайцы (смех), что за редким, весьма редким исключением все эти люди, которые были отправлены туда на большую, ответе-твенную работу, они должны были представлять там нашу страну, нашу РККА, где они демонстрировали и свою выучку и свое полити-ко-моральное лицо, честь и достоинство нашей армии, где они представляли нашу Родину, — все они вернулись оттуда с честью, они эту многосложную весьма ответственную и почетную роль сыграли блестяще. Мы имеем сейчас многие сотни, если не тысячу с лишним людей, которые, вернувшись из Испании и Китая, носят на груди по несколько советских орденов, мы имеем до сотни людей, которые награждены самым высоким званием — званием Героя Советского Союза. Это ли не доказательство тому, что наши люди, — а это все люди молодые, люди, которые еще вчера никому не были известны, — на очень многое способны, что эти люди, когда потребуется, не ударят в грязь лицом.

И, наконец, последнее доказательство — это Хасан. Что собой представляла так называемая 1-я Отдельная Краснознаменная армия и 40-я дивизия, вы уже, по-моему, достаточно основательно уяснили из доклада т. Штерна и выступлений других товарищей. И тем не менее при всей расхлябанности, при всей той неорганизованности и долголетнем предательстве, которое имело место на Дальнем Востоке в лице Блюхера и ему присных, наши люди, маленькие люди, нужно было их только возглавить, они дали отпор самой лучшей, самой организованной и самой боеспособной части японской армии. Это тоже очень серьезное свидетельство.

Наконец, сентябрьские события на Западе. Мы в очень короткий срок отмобилизовали значительную часть нашей армии и, если бы потребовали того обстоятельства, мы могли бы без шума, без крика поднять всю армию, причем сделали бы это без больших затруднений. Это тоже говорит о том, что и на Западе мы имеем хорошие кадры работников, эти работники кое-чего стоят.

И последнее — это результаты боевой подготовки. Тут, товарищи, приходится тон несколько снизить. Результаты боевой подготовки, к чему я сейчас непосредственно перехожу, к сожалению, далеко не такие, каких мы с вами вправе были ожидать, какие мы обязаны иметь, для того чтобы называться по-настоящему, не краснея, командирами Рабоче-крестьянской красной армии.

Все доклады с мест и сообщения т.т. Курдюмова, Воронова, Кри-вошеина, Павлова, Локтионова и др. начальников и работников центральных управлений отметили некоторые успехи в боевой и политической подготовке и главное свое внимание сосредоточили на недостатках и причинах, порождавших эти недостатки. Это правильно. Успехи есть. Их нужно закреплять, но поменьше о них кричать, т.к. они уже являются завоеванием, их нужно только закреплять. Что же касается недочетов, то их, по любимому выражению т. Кулика, необходимо анализировать, необходимо вскрывать, а, проанализировав, вскрыв, найдя причины, необходимо эти причины возможно скорее ликвидировать, для того чтобы они вновь не породили обнаруженных недочетов.

Товарищи, наши успехи в истекшем учебном году весьма скромны. Об этом многие здесь говорили. Наши недочеты весьма солидные, многообразные, вы их не все перечислили, а их нужно перечислить.

Однако я снова должен сказать, что самым большим и серьезным успехом в нашей боевой и политической подготовке за истекший год является то, что мы были ежедневно готовы отмобилизоваться по приказу партии и Правительства и выступить против врага. Я лично убежден — и думаю, что вы со мной спорить не станете, — что мы могли не только выступить, но и вступить в бой с врагом и его в конечном счете уничтожить. (Аплодисменты.)

Доказательства те же самые. Опять та же Испания, тот же Китай, тот же Хасан.

Вы отлично понимаете, что Красная армия ни одной секунды не может быть в положении неподготовленности, в положении, когда нам пришлось бы сказать, что вот на данный момент мы не готовы к развертыванию, не готовы к выступлению. Такого положения у нас не может быть, и его никогда не было. Мы не можем работать сезон-но, мы не можем только в определенное время года быть лучше подготовленными. Мы должны быть готовы к встрече с врагом в любой момент. Мы не знаем, когда враг на нас нападет. Мы обязаны знать одно: когда бы враг на нас не напал, мы каждый миг должны выступить и не только выступить, но и бить врага обязательно.

Можем ли мы так делать? Можем, и так и будем поступать. Тогда вы и другие товарищи, здесь не присутствующие, могут сказать, что, значит, у нас все обстоит благополучно. Ничего подобного. Благополучия у нас с вами мало, работать нам предстоит очень много и очень серьезно. Мы обязаны проделать колоссальную работу, чтобы поднять армию на такой уровень, когда каждый из нас прямо мог бы сказать, что наша армия способна побеждать врага малой кровью. А это самое главное. Я абсолютно убежден, что наша армия боеспособна и всегда будет бить любого врага и любых врагов в какой угодно комбинации. Но я не могу сказать и вы никто не можете утверждать, что наша армия способна побеждать врага малой кровью.

Возьмем тот же Хасан. Мы побили врага, много пролили вражеской крови, прямо целые реки. Это бесспорно, это факт. Но, товарищи, эта победа далась нам тоже большой кровью. Я думаю, что здесь совершенно необязательна взаимозависимость — если у них реки крови, то у нас обязательно должны быть ручьи. А почему бы не добиться положения, когда у них - реки крови, а у нас капли. Почему так не может быть? Может быть и обязательно так и должно быть. Если бы мы были более организованы, более подготовлены, если бы у нас на Дальнем Востоке не было предательства, не было той мерзости, какая существовала на протяжении ряда лет, мы бы японцев так проучили, что они бы и своим внукам заказали нападать на большевиков, они не посмели больше шевельнуть пальцем против Советского Союза, против нашей Красной армии. А у нас там дело оказалось слабо, плохо организованным.

Но, товарищи, на западной границе мы имеем врага, не менее организованного, чем японцы. Здесь враг организованный, в особенности я имею в виду Германию. Сейчас, когда мы говорим о западном нашем участке, мы имеем в виду Германию; Польша, Румыния и всякие там Прибалтики, они уже у нас со счетов давным-давно сняты, этих господ мы в любое время при всех обстоятельствах сотрем в порошок. (Аплодисменты.) Но у нас имеется очень грозный — правда, не столь уж грозный, как это многие думают, но по сравнению с поляками, румынами, латышами и эстонцами и всякими иными прочими, конечно, более грозный, более организованный, и более злостный враг. Поэтому, товарищи, мы должны вести свою работу таким образом, чтобы наша армия никогда не очутилась бы в положении наших частей, наших замечательных честных людей, как это было на озере Хасан.

Я не могу не остановиться на одном весьма интересном историческом уже теперь случае. В 1931 г. я был на Дальнем Востоке. Это было спустя примерно 1,5 года после того, как Дальневосточная армия разгромила своего «грозного супротивника» в лице китайских организованных частей. Я до сих пор помню то подлое благодушие и зазнайство не только Блюхера и его присных, а и огромного количества людей, которые его окружали. Они ходили с задранным вверх но-сом и считали, что нам теперь черт не брат, мы разбили грозного врага и нам все нипочем. Здесь присутствуют товарищи, которые сопровождали меня тогда, т.т. Антонов и Хмельницкий, они помнят, как я из себя выходил, доказывая всем этим чудакам, чтобы они взялись за работу. Люди прекратили всякую боевую подготовку. Я был почти во всех дивизиях, которые в то время там стояли, во всех полках, в отдельных авиационных и иных частях, все обещали как будто бы взяться за дело. Но это был самый наглый обман. Уже в то время предательство и измена гнездились в этих частях и я не могу поручиться, что наш бывший достопочтенный маршал Блюхер уже тогда не был японским наймитом, не был организатором наших частей против нас же. С тех пор мы посылали, вполне доверяя, особых уполномоченных туда, раза 4 ездил туда Гамарник, ездил Меженинов, Егоров, ездила туда всякая другая подлая сволочь, которые возвращались и говорили нам: «Боевая подготовка идет благополучно, Блюхер, правда, что-то там затевает, но тем не менее... и т.д. и т.д.» На самом же деле оказалось, что разложение шло до самого последнего времени, а одни ничего не понимали, а другие, понимая и состоя в шайке врагов, делали свое гнусное дело.

Для чего я сейчас вспоминаю об этом? Т.т. Штерн, Конев, Семеновский и Бирюков, я боюсь и предупреждаю вас: смотрите, не увлекайтесь. Хасан — это победа и это относится в первую очередь к 1-й армии, но не увлекайтесь, эта победа маленькая, притом дорого нам стоящая, мы могли бы иметь, повторяю, ту же и более блестящую, более разительную победу малой кровью. Необходимо извлечь все уроки из того, что мы видели и что мы пережили за время хасанских событий, для того чтобы не повторять ни там у нас, ни здесь, на Западе. Ну здесь мы все-таки гамузом, всей толпой будем смотреть, а вы там, на отшибе, вы обязаны быть бдительными и работать много.

Я уже сказал, что хасанские события стоили нам немалой крови. Там было убито 487 чел., ранено 2761. Японцев убито и ранено в три или четыре раза больше. Но нам от этого не легче. Мы могли бы иметь еще меньше раненых, еше меньше убитых. При той обстановке, которая там сложилась, о чем так хорошо докладывал здесь Штерн и другие товарищи, мы потеряли большое количество командного состава, прекрасных командиров, замечательных комиссаров. И только напором большевистской партии мы разгромили врага. Этого у нас оказалось даже при той обстановке, даже при тех тяжелых условиях в достаточной мере.

Все выступавшие здесь товарищи в один голос заявляли, что мы не выполняем задачи, поставленные приказами 0110, 0109 и 0165[1]. То же самое сказали о себе и наши летчики.

Что это значит, товарищи? Не выполнили приказ, стало быть мы остались на каком-то прежнем уровне. А это, схематически говоря, означает, что подготовка всех родов войск слаба, взаимодействие всех родов войск по-настоящему не отработано, штабы по-прежнему не слажены и плохо натренированы, следовательно, руководить как следует боевыми операциями, а стало быть, войной, не смогут, войсковая разведка, боевое охранение на походе и стоянках не отработаны, имеют малые достижения. Плохо взаимодействие родов войск, особенно плохо взаимодействие артиллерии с обслуживаемыми ею другими родами войск. Наша артиллерия замечательная, но, как сами артиллеристы признают, а неартиллеристы особенно вопиют об этом, она, к сожалению, плохо связана с пехотой, плохо взаимодействует с конницей, с танковыми войсками и вообще не представляет собою того могучего вспомогательного, иной раз решающего дела рода войск, каким она несомненно должна быть.

По-прежнему хромает боевая связь в частях и соединениях. Войска все еще не научены должным образом владеть лопатой, пользоваться местностью, маскироваться. Плохо научились передвигаться к району боевых действий. Мы не умеем по-прежнему вести ближнего боя. ПВО, ПТО и ПХЗ войск все еще не отработаны. Мало сделано для боевой подготовки тыла, хотя это важнейший вопрос, и этому вопросу мы на протяжении двух последних лет уделяли самое серьезное внимание.

Вот важнейшие вопросы общевойсковой подготовки. Это те пункты боевой выучки, которые будут стоить нам большой крови, если они не будут хорошо отработаны и не когда-то, а немедленно, в 1939 г., и не обязательно летом, а как только разъедемся, сейчас же за это дело нужно взяться. Я не могу согласиться с теми товарищами, которые, якобы пытаясь все спланировать и сорганизовать, делают таким образом, что: сегодня я делаю это, завтра я делаю это, а то отложу на послезавтра, это на послепослезавтра, а вот это сделаю через 3 месяца. Это неправильно. Мы обязаны работать таким образом, чтобы наш командный состав всегда был начеку, всегда был подготовлен к решению задач, которые ему поручены. Если товарищ Сталин абсолютно правильно указывает, что нет такого большевика, который бы не овладел теорией марксизма-ленинизма, не стал настоящим большевиком во всем значении этого слова, который бы не стал марксистом, то, товарищи, я не верю, чтобы мы, большевики военного дела, не могли бы стать настоящими специалистами своего дела, не могли бы научиться этому делу, когда мы ему учимся уже десятки лет. Нужно только хотеть, нужно только работать над собой.

Стрелковая подготовка. Здесь констатировалось уже, что в этом вопросе мы провалились. Это, товарищи, позорный факт. Мы, Красная армия, стреляли неплохо, это вы знаете, неплохо стреляли и в прошлом году, неплохо стреляли и несколько лет тому назад. Я бы даже сказал, что несколько лет тому назад отдельные наши дивизии и полки стреляли отлично. Я ничего понять не могу, что тут произошло: то ли мы намудрили с нашими наставлениями КОПами, то ли мы здесь еще что-то наделали, но я считаю совершенно ненормальным положение, когда люди спокойно с этой трибуны заявляют: стрелковую подготовку мы не осилили, части стреляют плохо, неудовлетворительно, такой-то процент частей стреляет плохо, такой-то процент неудовлетворительно. Эта вещь совершенно недопустимая, и ее нужно из нашего обихода изъять во что бы то ни стало. Рабоче-крестьян-ская красная армия должна стрелять по-настоящему и будет так стрелять. Этого мы добьемся во что бы то ни стало. Бить мы за это будем самым беспощадным образом, как и за всякий другой промах. Ведь это просто позор, что наши войска, наши командиры не умеют стрелять из винтовки, не умеют владеть по-настоящему пулеметом, станковым пулеметом, и в особенности ручным пулеметом. Как здесь докладывали командующие и т. Курдюмов, получается, что ручной пулемет это самый тяжелый род оружия. Что это за чепуха такая? Почему это? В чем тут дело? Нужно это, товарищ Кулик, проанализировать обязательно (смех) и решить это дело по-настоящему.

Однако в чем тут дело? Я считаю, что тут, помимо тех причин, о которых я говорил, что наш командный состав много передвигался с места на место, продвигался вверх и вниз, у нас плохо дело обстояло и с подготовкой командного состава, с обучением наших командиров в военных училищах. В этом году мы, правда, приняли чрезвычайную меру: не выпустили из училищ тех, кто плохо стреляет. Но я не знаю, как стреляют те, которых мы выпустили. Может быть, они сами стреляют и неплохо, но это еще не значит, что они умеют обучать людей, это еще не значит, что они будут хорошими методистами, что они умеют коротко, ясно, в короткий срок и в ясной форме обучать подчиненных им красноармейцев. Дело стрелковой подготовки наших будущих командиров в военных училищах поставлено безусловно плохо, во всяком случае не так, как оно должно быть поставлено. Мы обязаны оттуда выпускать стрелкачей, которые просто органически не должны терпеть безобразия, если боец не умеет стрелять, чтобы они просто болели душой за это дело, чтобы у них было сознание: раз ты не умеешь стрелять, значит — ты мой враг. Таких командиров мы обязаны выпускать.

То же самое, если не в большей мере, относится к нашим полковым школам. Мы должны оттуда выпускать стрелкачей, самых лучших стрелкачей. Не нужно, чтобы они были снайперами, это глупо, никакого снайперства нам не нужно, мы должны требовать, чтобы оканчивающий полковую школу командир был прекрасным стрелком, чтобы он великолепно знал оружие, чтобы он мог что-то показать бойцу научить его, как нужно обращаться с винтовкой, с пулеметом, почему заедает, почему не стреляет и всякая такая вещь. Он все это должен знать. Можем мы этого добиться? Можем. Почему не добились? Потому что не хотим, потому что, извините за грубое выражение, шляпы вы, уверяю вас. Если мы по-настоящему возьмемся за это дело, у нас не в один год, а в несколько месяцев этот вопрос будет снят с повестки дня. А это важнейший раздел нашей боевой подготовки. Откуда это, черт возьми, у наших командиров и политработников этакое зазнайство? Почему, если люди не умеют стрелять, они не учатся стрелять? А у нас командный состав, начиная сверху, я говорю, к сожалению, и о присутствующих, стрелять не умеют ни из винтовки, ни из пулемета. А это, товарищи, рикошетом обязательно и непременно передается в нашу Красную армию, безусловно. Как только человек сам не знает дело, не может воздействовать на других, тянуть, так это дело проваливается моментально, т.к. оно никем не направляется. Необходимо, чтобы наш командный состав — учился ли он когда-нибудь стрелять или никогда не учился, чтобы он стрелять умел и взяться за это дело необходимо немедленно. У нас по карте пальцем водить могут, особенно если до этого штаб поработает над картой, а нужно, чтобы командир своей собственной рукой мог стрелять и из пулемета, и из винтовки, нужно, чтобы все наши командиры знали, как вести часть в бой, как часть должна вести себя в обороне, наступлении и т.д., в ближнем бою и проч. А этого у нас, к сожалению, не делают.

Что нужно сделать? Необходимо принять ряд срочных и конкретных мер по всем линиям, чтобы в 1939 г. наша армия стреляла лучше всех армий в мире. Мы записали это в прошлом году и это не фраза, это доступное дело и крайне важное дело, мы должны во что бы то ни стало этого достичь. «Меткий хладнокровный и экономный стрелок это и есть боец Рабоче-крестьянской красной армии». Это положение должно быть оправдано на деле. Нужно, чтобы наши люди стреляли не вообще, не с закрытыми глазами, а чтобы они стреляли хладнокровно, экономя патроны, как истый хозяин, зная, что патроны — золото. Можем мы этого добиться? Можем и добьемся. Это зависит от вас и от тех, кого вы возглавляете, только возьмитесь как следует за это.

Индивидуальная стрелковая подготовка со всех видов ручного оружия в 1939 г. должна быть поднята до необходимого уровня. Этого мы обязаны добиться во что бы то ни стало и, если мы настоящие большевики ленинско-сталинской закалки, мы этого, конечно, добьемся. Я убежден, что мы большевики неплохие. Значит, нужно захотеть, нужно сделать так, как делает товарищ Сталин. Товарищ Сталин, если поставит перед собой какую-нибудь задачу, он ее решит обязательно, если не сегодня, то завтра, послезавтра, но обязательно решит и доведет до конца. Это стиль работы Сталина, это сталинская сноровка работы. Мы обязаны, товарищи, эту сноровку, этот стиль перенести на нашу боевую учебу и решить наши задачи не когда-то и не как-то, а теперь и по-настоящему.

Два слова о подготовке пехоты.

Тов. Штерн, которому повезло, он больше всех нас за последние два года имел счастливую возможность принимать руководящее и непосредственное участие в боях, заявил на этом заседании, что пехота по-прежнему остается основным родом войск на полях сражений.

Тов. Штерн, Вы правы, но этого у нас никто и не оспаривал, и не оспаривает. Это истина, бесспорно истина. Но именно поэтому мы обязаны сделать все, чтобы наша замечательная пехота была обучена как следует.

Мы должны научить ее отлично стрелять, хорошо передвигаться на поле боя, владеть и пользоваться лопатой, и применяться к местности. А пехота у нас не умеет владеть лопатой, я это видел на маневрах у Семена Михайловича, не умеет она у нас двигаться на местности. Двигаются у нас там, где во время боя пуля не позволит.

Несколько слов относительно ближнего боя. Мы должны научить нашу пехоту ближнему бою, поднимая не за 200 и даже 100 метров, а непосредственно у переднего края противника. Конечно, учитывая при этом место, время, противника и прочие условия боевой обстановки.

Здесь идет спор, на каком расстоянии нужно поднимать пехоту, для того чтобы ударить по противнику. Это, по-моему, пустой спор. Если обстановка позволит поднять пехоту за 200 метров, если на пути кусты и овражки, если местность такая, что можно это сделать, глупо было бы пачкать штаны и ползти. Здесь можно поднять и за 200 и больше метров. А если обстановка не позволяет, то будешь ползти до тех пор, пока ткнешь в нос противнику штык. Мы обязаны этим делом заниматься вплотную, хорошо изучить этот вопрос и не заниматься схоластикой. Если вы поднимете пехоту на 200 метров в открытом поле, то вас просто скосит пулемет. Но будет и такая обстановка, когда вы сможете подняться за целый километр, если противник глуп, если его пикет или отряд на заставе снят. Иногда вам придется прямо подползать под противника и со штыками и «ура» бросаться на него.

Нужно научить пехоту, и не только бойцов, но и комсостав в первую голову, штыковому бою. Этим мы по-настоящему не занимались. Разумеется, если будет война, мы быстро это освоим, но необходимо работать уже сейчас.

Нужно научить пехотинцев как следует владеть ручной и ружейной гранатой, этой мощной карманной артиллерией пехоты. Обязательно хорошо отработать взаимоувязку огня, особенно пулеметного, с движением бойцов, отделений, взводов, рот. До сих пор у нас огонь сам по себе, а движение само по себе, причем огонь ведется так, что поражает своих людей.

Нужно научить взаимодействию пехоты с артиллерией, танками и авиацией. Это трудная, но необходимая и срочная задача.

Артиллерия. Из доклада т. Воронова мы видели, что артиллерия имеет кое-какие достижения, но недостатков у нее также больше, чем достижений.

Товарищи, артиллерия — это важнейший род войск. Война в Испании и в Китае и хасанские события доказали всю важность и серьезность этого рода войск. Поэтому мы не можем, не имеем права отставать в подготовке, выучке, настоящей боевой выучке артиллерии. Артиллерия работает не на себя, а работает всегда с кем-нибудь и на кого-нибудь. Только в самых редких случаях артиллерия защищает себя как вещь. Обычно артиллерия это спутник пехоты, спутник пехоты и кавалерии, это спутник кавалерии, пехоты и танков и всего комплекса вооруженных сил. И поэтому было бы неправильно, если бы мы рассматривали артиллерию изолированно: она хорошо стреляет, умеет хорошо разведывать цели и стрелять по целям. Можно хорошо стрелять, но этого мало. Артиллерия обязана увязывать свои задачи с другими родами войск, она должна уметь сочетать свою работу с пехотой и другими родами войск. Очень трудно ей увязать свою работу с авиацией, но это тоже возможно. Пробовали мы что-нибудь в этом отношении делать? Почти не пробовали, а между тем нужно увязать. Вот т. Рычагов вместе со Штерном как будто бы пытались это сделать.

Штерн. С Гусевым один раз увязывали неплохо.

Ворошилов. Я убежден, что мы можем это отработать. Конечно, некоторые коррективы будут внесены войной, это неизбежно. Однако, товарищи, если мы даже хотя бы неудачно поставим все эти вопросы, хотя бы приблизительно начнем отрабатывать, нам легче будет в сто раз решить эти задачи на поле боя, чем если мы этим вопросом совсем не будем заниматься, или так же плохо будем заниматься, как до сих пор.

Что же нужно делать? Я считаю, что основное и главное в подготовке нашей артиллерии — это поднятие командного состава артиллерии. Нужно командный состав воспитывать, тренировать и тогда все остальное приложится. Нужно повысить специальную подготовку всего личного состава. Нужно отработать стрельбы батарей, дивизионов, полков. Необходимо отработать вопросы взаимодействия артиллерии с различными родами войск.

Конница. Наша красная кавалерия не отстает от других родов войск, а в некоторых случаях их опережает, но и она имеет уйму недостатков. У нас повелось ежегодно на заседаниях Военного совета, говоря о коннице, всякий раз затрагивать вопросы, выходящие за рамки боевой и политической подготовки. Это не случайно. И в прошлом году, и сейчас я снова заявляю, что у нас, Семен Михайлович, никогда не стоял и не стоит вопрос относительно существования и целесообразности конных частей в Рабоче-крестьянской красной армии, о том, найдет ли конница свое место в будущей войне. Этот вопрос у нас решен положительно. Однако именно потому что она нужна, мы обязали готовить конницу не вообще, а к войне современной, к войне, где машина и огонь будут господствовать, где наша конница встретится с тем, с чем она в прошлых войнах, — если считать, что мы имели две войны: Гражданскую и польскую, — не встречалась.

Об этом я говорил неоднократно и буду и впредь продолжать разговаривать до тех пор, пока мы не перестроим обучение нашей конницы.

Я в этом году, к сожалению, не имел возможности посмотреть большие учения в Киевском военном округе, в Белорусском военном округе, где у нас главная масса конницы, и видел только один, правда, большой и неплохой кавалерийский полк на маневрах в МВО. Должен сказать, что этот полк, — думаю, что это болячка всей нашей конницы, — не умел вести себя на поле, не умел двигаться, не умел наблюдать за воздухом, не умел сосредоточиться вообще, не умел держать себя по-боевому в условиях современной войны. Это, знаете ли, просто хорошая, прекрасно слаженная, физически крепкая, с большими достижениями ловко работающая кавалерийская машина, но это не та кавалерия, которая может быть большим подспорьем, нужным элементом в общей совокупности вооруженных сил на фронте. Вся наша беда заключается в том, что мы сами ничего не делаем, для того чтобы радикальным, коренным образом перестроить подготовку войск. Я убежден, что это присуще коннице и Киевского, и Белорусского военных округов, несмотря на то, что т. Тимошенко теперь не только конник, но и общевойсковой начальник, отвечающий за подготовку всех вооруженных сил этого огромного и ответственного боевого направления.

В чем дело? Если нам придется воевать на Востоке, наша конница, конечно, будет царицей полей, она будет сметать все. Это бесспорно. На Западе нам будет труднее использовать ее, если мы ее специально не подготовим и не примем все меры. А эти вопросы у нас не продуманы. Конница является могучим, но дорогостоящим видом войск. Когда мы говорим о ближнем бое пехотных частей, то никто не оспаривает, что в открытом поле нельзя поднимать пехоту за 200 метров, потому что пулеметным огнем все будет сметено. А конники думают, что им это возможно: «ура», «ура», шашки наголо, и противник убегает. Это не так просто. Что тут нужно сделать? У конницы есть такой мощный сосед, брат, как танковые части, у конницы есть такой мощный помощник и друг, как наша авиация, и целый ряд иных прочих комбинаций, которые мы обязаны отработать теперь.

Я, к сожалению, сейчас не могу сделать никаких предложений. Командующие, имея перед глазами конную массу, должны были бы сказать, что же делать, а не прятаться под крылышко и говорить: дайте больше артиллерии. Ну хорошо, дадим вам артиллерии, а потом что? Все равно, сколько бы мы вам не дали артиллерии, этого будет недостаточно, чтобы прогрызть, уничтожить оборону противника, ворваться в его тыл и там начать дебоширить. Все равно ее не хватит. Все равно артиллерия будет только каким-то добавлением, вспомогательным элементом для всего нашего многосложного и механизированного фронта.

Танковые и механизированные войска. Достижения есть, недочетов больше, чем достижений. Что нужно делать? Об этом довольно пространно и правильно говорили т. Павлов, Кривошеин и ряд других товарищей. Нужно будет только все эти хорошие пожелания и хорошие наметки, которые были высказаны, претворить в живую действительность.

По-моему наши танковые части в целом страдают если не тем же, чем страдает наша конница, то чем-то около этого. К сожалению, мы до сих пор танковую тактику по-настоящему не отработали. Танковых частей у нас очень много. Как мы будем их использовать, мы еще не знаем. Я вполне согласен с т. Павловым, что это деление танков на ДД и непосредственную поддержку — это отжившая штука, себя, безусловно, скомпрометировавшая. Но вместе с тем что же делать? Я не могу согласиться с тем, что танки надо просто привязать к пехоте и они будут двигаться за пехотой. Это тоже неправильно. Это слишком дорогое, грозное и могущественное оружие, чтобы его рассматривать с этой узкой и неправильной точки зрения. Значит, нужно над этим вопросом по-настоящему поработать, обмозговать и наметить план, а потом на полях учений проверить, разыграть бои. Туг многого, конечно, не сделаешь, это не настоящий бой, однако кое-что извлечь можно.

Я должен сказать, что такое использование танков, какое было на Хасане, да простят мне победители, хотя, как говорится, победителей не судят, такое использование танков это сплошное безобразие. Не нужно было пускать туда танки, нечего им было там делать. Мы там больше скомпрометировали это наше оружие, а это немаловажный факт. Мы не можем перед противником показывать себя безграмотными, показывать свою слабость в пользовании столь мощными средствами.

Я за неимением времени не могу процитировать один очень интересный документ, который я вчера прочитал, о действии танков в Испании и Китае, это немецкий документ, очень интересный. В этом документе, между прочим, немец говорит, что наша тактика этаких массовых бросков провалилась, не оправдала себя. Этот немец, очень хорошо наблюдавший и понявший, в чем дело, говорит, что танковые части должны быть только вспомогательным средством.

Я не согласен с ним. У них ведь нет танковых масс. А мы должны подумать, как нам использовать эти войска на поле боя. Плохо взаимодействие танков с артиллерией, с пехотой и с конницей. Нужно этому научиться.

Химические войска и химическая подготовка. Наши специальные войска вообще подготовлены неплохо, но беда заключается в том, что вся армия по специальным вопросам подготовлена плохо. В частности, химическая защита у нас отработана из рук вон плохо. И не случайно вот здесь выступали командующие округов, и они о химии, о подготовке войск к защите от химии почти не говорили, не уделяли этому вопросу почти никакого внимания.

Товарищи, это же серьезнейший вопрос. Вы имейте в виду, что мы имеем таких противников и на крайнем Востоке, и на Западе, которые химию с первых же дней, и в особенности против нас, в большом изобилии будут применять. Мы этим делом поэтому должны заниматься вплотную и непременно. Одно время этим кое-как занимались в Осоавиахиме и т.д., но сейчас это дело заброшено, оно очень плохо отрабатывается. Нужно армию учить химической защите, готовить командиров, готовить бойцов.

Войска связи. Я считаю, что войска связи, красные связисты, командиры, начиная с низших, кончая средними, это истинные труженики — это люди, которые работают больше всех и, я бы сказал, не хуже других, а иной раз лучше других командиров РККА. Замечательные люди. Я не могу здесь удержаться от того, чтобы не сказать спасибо связистам. Я на протяжении долгих дней был связан с командным пунктом и Штерна мог получить когда угодно. Я знал, когда Мехлис сломал ногу, когда он ее вылечил, я был постоянно связан с ними. А это достижение немаловажное. Я думаю, что наши связисты, которым мы обязаны помогать, поддерживать их трудную, сложную, ответственную, крайне важную работу, они будут расти и ни в коем случае не отстанут от других родов войск.

Другое дело связь внутри армии. Тут дело обстоит плохо. Это же относится и к штабам.

Инженерные войска. Инженерные войска тоже хорошо работают и не только у Вас, т. Штерн, где они проделали громадную прекрасную работу, но и то, что здесь докладывал т. Ковалев, это тоже немаловажный факт, когда через большую реку наводят железнодорожный мост в течение каких-нибудь 3—4 часов и по этому мосту перебрасывают войска. Нас теперь не испугаешь реками. А это большое дело. И вообще наши инженеры и полевые фортификаторы — они много и неплохо работают. То же самое и в отношении железнодорожных войск.

Физподготовка РККА. В отношении физподготовки кое-что сделано, но можно было бы и обязательно нужно сделать больше. Когда на Красной площади во время физкультурных парадов идут большие массы физкультурников, одетых в различные фуфайки, хорошие костюмы, трусики, все это очень радует глаз, но ничего так не радует глаз, в том числе глаз товарища Сталина, как наши физически здоровые, голые, стриженые, прекрасно выглядевшие бойцы. Когда они проходят по Красной площади, знаете ли вы, не только мы все, не только Правительство, не только трибуны, но даже наши враги, представляющие буржуазию своих стран, даже они не могут удержаться, чтобы не похлопать, потому что наши бойцы идут молодчик в молодчика. Это сразу говорит о том, что из себя представляет РККА. Но, между нами говоря, не все у нас таковы и мы еще много обязаны в этом отношении сделать, и я целиком и полностью поддерживаю т. Тарасова. Он единственный человек, который ратует, кричит, дерется за то, чтобы мы этому чрезвычайно важному и серьезному делу уделили бы должное внимание. Правда, нельзя тут ограничиваться только тем, что давай больше денег. Вам дали 25 млн, а в этом году мы дадим 35 млн, если нам дадут, но дело, конечно, не в этих миллионах, а дело в нашем отношении к этому разделу боевой подготовки, а это настоящая и важнейшая часть боевой подготовки. Вы говорите, нужно научить бойца штыковому бою. А как ты будешь идти в штыковой бой, если ты слаб, и тебе сразу по шее надают. Боец обязан быть физически сильным, ловким, здоровым, настоящим рабоче-крестьян-ским бойцом. А этому вопросу товарищи командующие и военные советы, к сожалению, уделяют мало внимания. Этому делу нужно уделить и внимание, и средства.

Пару слов относительно укрепленных районов. Тут у нас, товарищи, очень много недоделок. Говорят, что батальонные укрепрайоны подготовлены неплохо, однако совершенно не отработано взаимодействие укрепрайонов с нашими стрелковыми и другими войсками. То, что здесь говорилось, что наши стрелковые части располагаются непосредственно у переднего края наших укрепрайонов, это, конечно, довольно неприятное явление. Они не нужны там совершенно. Где они должны находиться, какая взаимоувязка должна быть между этой поддержкой укрепрайонов и самими укрепрайонами, — об этом нужно подумать, нужно это проработать и делать соответствующие предложения. Я не знаю, нашло ли это какое-либо отражение в этом документе, который вы предлагаете.

Шапошников. Нужно дать подробные указания.

Ворошилов. О санитарной подготовке РККА. Я считаю, что этот вопрос у нас в большом загоне. А между тем это дело важное и серьезное. Тов. Штерн мог бы вам рассказать, он, к сожалению, за малым временем, хотя говорил больше моего в два раза, не остановился на этом важнейшем вопросе, — он мог бы рассказать очень много неприятных вещей, когда наши прекрасные замечательные люди, раненые, истекали кровью, как они плохо эвакуировались, обслуживались. И это только потому что все это у нас плохо налажено. А там, все-таки, надо прямо сказать, была не настоящая война, это была репетиция, войнишка маленькая. А в настоящей войне мы будем иметь больше раненых, сами будем ранены, много больных будет, сами будем больны. Этим вопросом нужно заниматься.

Начальник санитарной части дивизии, корпуса, округа, должен быть первым помощником командира. Командующий, командир корпуса, дивизии, полка не имеет права принимать боевое решение без участия начальника санитарной части. Вы имейте в виду, что мы будем иметь не просто армию какую-нибудь, а армию большевиков, излучших людей, и будет величайшим преступлением, если эти люди, наши командиры и бойцы, будут находиться в гнусных условиях после ранений, в недопустимых условиях после заболевания и т.д. Все эти вопросы нужно по-настоящему продумать, проработать и вклинить во всю нашу работу. Необходимо санитарное обслуживание РККА поставить на соответствующую ступень.

Ветеринарная подготовка РККА. Ветеринарная подготовка РККА тоже весьма и весьма запущенная. Тут тоже много нужно сделать. Тут нужно думать не только о человеке, но и о лошади.

В том документе, о котором я вам говорил, есть очень интересное место. Немец говорит, что увеличение машин вообще весьма и весьма вредно, в том числе и для артиллерии, в особенности в странах с такими пространствами как Китай. Только враги в свое время объявили разговоры о лошади кулацкими разговорами, только им было на руку под шумок протаскивать свои контрреволюционные взгляды: лошадь долой, да здравствует трактор, всюду трактор, всюду машина. И сейчас еще у многих товарищей нет ясного понимания этого вопроса. Вот, например, в Монголии все требуют машины и машины. А испортится железная дорога, не подвезем горючего, вот вам и ваши машины ко всем чертям пойдут, а коней нет. А конь может несколько дней грызть деревья и жить, а машина ни одной секунды без горючего не проживет, нужен обязательно бензин.

Мы имеем неплохой многочисленный конский состав, его нужно сохранить обязательно.

Работа центральных управлении. Работа наших центральных управлений была напряженной. Я бы не сказал, что мы с ней справлялись, много было недоделок, много было и всякой ерунды и много бюрократизма. Но тем не менее люди работали с большим рвением и пытались оправдать свое назначение и оправдать тот хлеб, который они едят.

Работа инспекций. Товарищи, я прямо должен сказать, что наши инспекции поработали в этом году много и неплохо. Тов. Курдюмов и все другие инспектора проделали большую работу. Никогда еще за все время существования Красной армии не было проинспектировано столько частей, повторно проинспектировано, и никогда не было вскрыто так много непорядков, всяких недоделок, промахов, как это было сделано в этом году. Думаю, что нужно поощрить нашу инспекцию, с тем чтобы усилить ее, она, между прочим, далеко недоукомп-лектована, нужно сделать ее более мошной, и она сыграет роль в деле помощи нашим командирам на местах. Наши командующие заняты огромной работой хозяйственной, строительной, политической и иной прочей. Они за всем уследить не могут. Инспекции, которые будут ездить отсюда, работать там не тычась, а помогая частям, будут помогать военным советам на местах.

Работа ПУРа. На ПУР[2] в этом году свалилась огромная работа, и ПУР, нужно к его чести сказать, с этими трудными, многосложными, не всегда легкими задачами справился, если не целиком, то в основном, безусловно, справился. Нужно будет ПУРу оказывать всемерную помощь, памятуя, что наша армия — это не просто армия, а армия социализма, наша армия сильна не только своим вооружением, не только хорошей подготовкой кадров бойцов, она сильна и своей политической выучкой, своей сознательностью, своей марксистско-ленинской закалкой, пониманием тех великих задач, которые наш народ поставил перед собою. Поэтому нужно, чтобы политсостав, руководимый ПУРом, в тесном содружестве, в тесном единении с нашими командующими продолжал большую работу по воспитанию, выращиванию наших кадров.

Два слова о военных училищах и академиях. Мы, товарищи, вынуждены были сейчас и академии, и училища расширить, увеличить. Тут у нас непочатый край работы. Нужно не только добиться лучшей продукции военных училищ, но нужно принять все меры к тому, чтобы сами военные училища стали более благоустроенными. Нужно, чтобы наши школы, академии давали еще более подготовленных, еще более зрелых, еще более марксистски и ленински грамотных командиров и инженеров. Для этого у нас все возможности налицо. Для того чтобы эту работу вести как следует, государство не жалеет ни средств, ни людей. Без того, чтобы наши военные училища и наши академии работали как часы, мы, товарищи, не разрешим больших задач по укомплектованию и постоянному поддержанию наших командных и политических кадров на должной высоте и в должном комплекте. Эту работу мы обязаны во что бы то ни стало поднять и вести должным порядком.

В этом году мы должны были реорганизовать наши военкоматы. К сожалению, эта работа до сих пор не закончена, она безобразно затянулась, между тем Главный военный совет уже давно постановил[3], чтобы мы решили все эти организационные вопросы и в корне улучшили учет и войсковую работу по учету и, в случае надобности, по мобилизации рядового и командного состава РККА. Тут у нас много всяких недоделок и, я бы сказал, больших недочетов. Думаю, что в декабре мы эту работу закончим, укомплектуем наши военкоматы работниками, дадим все необходимые положения и инструкции, и машина начнет работать более или менее регулярно. Однако я должен сказать, что без помощи военных советов, без их прямого включения в эту работу это дело по-настоящему не сдвинем или будем работать не в том направлении. Нужно будет членам военных советов, командующим этому делу уделять очень много, по крайней мере на первых порах, очень много внимания и сил, иначе мы в случае мобилизации будем встречаться с огромнейшими провалами, с большими безобразиями, за которые мы будем потом расплачиваться.

Приписной командный и рядовой состав. Работа эта началась, но работа ведется слабо. Мне кажется, нет надобности убеждать вас, что дело это чрезвычайно важное, и его нужно обязательно двигать.

Переподготовка запаса. К этому делу мы приступили, но оно должно вестись в ином масштабе, иными методами с лучшими результатами.

Авиация. Два слова об авиации. Товарищи, наша авиация в этом году имеет, конечно, немалые достижения. Мы можем сказать, что почти во всех округах значительная часть наших летчиков овладела высотными полетами. Кое-где освоены дальние полеты бомбардировочной авиации. Увеличено до значительных размеров число летно-подъемного состава, работающего на новой материальной части. Однако эти безусловные достижения стираются, к сожалению, перекрываются огромными недочетами. Мы имеем в этом году колоссальный рост аварийности и катастроф. Никогда еще у нас не было столько аварий и катастроф, сколько в этом году. Достаточно назвать некоторые цифры, чтобы вы почувствовали, чем это пахнет.

Количество аварий и катастроф

Годы	Аварии	Катастрофы	Всего
1936	208	42	250
1937	321	60	381
1938 (9 мес.)	364	139	503

Когда я разговаривал по этому поводу с товарищами летчиками, они козыряют тем, что, мол, аварии увеличились, потому что мы летаем на новой материальной части, новая скоростная материальная часть еще не освоена, она не похожа на старую, и вот, мол, результат.

Я обращаюсь к цифрам. В прошлом году у нас было всего 60 катастроф за все 12 месяцев, в этом году за 9 месяцев 139 катастроф, из них 60 катастроф на старой материальной части на У-2 и Р-5, т.е. столько же, сколько в прошлом году, включая сюда за прошлый год и катастрофы на И-15, И-16 и СБ. Что это значит, товарищи? Это значит, что вы работаете плохо. Это значит, что вы зазнаетесь. Среди летчиков много замечательных людей, немало героев, но я боюсь, что там хвастунов и зазнаек еще больше. Мы этого терпеть не можем. Кому много дано, с того много и спросится. У т. Астахова безобразное количество катастроф, больше, чем у кого бы то ни было, огромное количество катастроф в ЛВО, немало их и в БОВО, очень много. А между тем, товарищи, мы могли бы этого безобразия не допускать.

Я расскажу один — пускай будет стыдно присутствующему здесь товарищу герою — возмутительный, безобразный, преступный факт. Большими усилиями Правительства, можно сказать, всего Правительства с товарищем Сталиным во главе и созданным специально штабом были найдены наши замечательные летчицы, они были обнаружены на реке Амур[4]. Ну обнаружены, так обнаружены. Было сделано все, что нужно было сделать. Но этого оказалось мало. Тов. Локтионов был членом этого штаба по розыскам и несет тоже огромную долю вины за это безобразие. Отсюда все время по прямому проводу давались точные указания. А начальник ВВС 2-й армии с ведома или без ведома т. Конева садится на самолет, благо свой самолет есть, все равно как сивка бурка ногу закинул и полетел за каким-то дьяволом, тоже полетел туда. Тов. Хользунову было дано определенное задание, его послал товарищ Сталин, причем он не выполнил этого задания, он находился в Хабаровске. Когда улетел Сорокин, он тогда решил, чем я хуже Сорокина, я тоже полечу. Сажает на машину 20 чел. (Голос с места: 5 чел., товарищ народный комиссар.), а остальные где же (Голос: только 5 чел. и погибло). Неверно это. Тов. Локтионов, сколько было человек на «Дугласе»?

Локтионов, 5 чел.

Ворошилов. А на другом самолете?

Локтионов. Там 10.

Ворошилов. Одним словом, 15 чел. Сорокин вылетел раньше, затем вылетел Бряндинский, между прочим, он чудесный человек, горячий, не особенно рассуждающий. Он тоже летит на «Дугласе», ищет Раскову, которая давным-давно найдена. И что же получается? Они друг в друга вмазываются и только 4 человека спаслось, остальные погибли. От столкновения самолеты загораются, и даже трупов не осталось.

И вы думаете это единичные случаи? Таких случаев без конца. Для чего это нужно? Кто дал право Хользунову и Сорокину, он когда был моим приятелем, был хорошим парнем, кто им дал право это делать? Я сейчас ни малейшей жалости к нему не чувствую, это безобразная вещь. Никто им права не давал. Это своеволие, дезорганизованность, расхлябанность, бесшабашное хулиганство. Это хулиганство, иначе нельзя назвать. Военный человек, уважающий себя, и летит без всякого приказания, лишь бы и о нас что-нибудь напечатали, и, кроме гибели людей, погубили еще две драгоценных машины, в особенности мне жалко «Дуглас», который я дал Хользунову, собственно, я дал ее Рычагову, и он не имел права его отдавать. Люди погибли, и таких случаев у нас много, когда, например, один ТБ-3 налетает на другой ТБ-3 и сразу гибнет по 10—15 чел.

Расхлябанность безобразная. Мы вас, дорогие товарищи герои и негерои, товарищи летчики, мы вас глубоко уважаем, ценим, но за хулиганство, за безобразие, невзирая на то, что вы герои, невзирая на все ваши заслуги и ордена, будем бить. Хользунов пусть спасибо скажет, что он из этого дела, неприятного дела, выпутался только благодаря товарищу Сталину. Я бы лично никогда ему этого не простил. Мы будем бить самым жестоким образом. Вы подумайте только, за 3 года всего погибло 1134 самолета. Вы знаете, что ни одной из близлежащих стран никогда этой цифры и во сне не снилось, чтобы иметь такое количество самолетов. Ведь это же огромный военно-воздушный флот. А людей сколько погибло? В этом году погибло 266 чел. Ну-ка попробуйте представить себе 266 летчиков, ведь это же мы целый полк людей перебили. Нужно нам было это? Нет, не нужно. Можно было избежать? Можно. Полностью несчастных случаев не избежишь, дело серьезное, но вот такое безобразие мы избежать можем и обязаны, у нас для этого имеются все средства.

Вы скажете: мы налетали больше. Ничего подобного. Если в прошлом году на одну катастрофу было 2000 посадок, то теперь 960, т.е. люди работали в 2 раза меньше, а катастроф в 2,5 раза больше. Значит, тут что-то у вас, т.т. Локтионов и Смушкевич, не в порядке. Тов. Овчинкин, да будет мне прошено, он все подписывает, фиксирует, он все штампует, он не залезает в это дело. Я не помню, чтобы был когда-нибудь случай, чтобы он стукнул кулаком. Я уж и то ему один раз сказал: «Слушайте, научитесь Вы ругаться?» Ничего подобного. Так все идет тихо и гладко.

Что нужно, для того чтобы хотя бы отчасти и немедленно оздоровить обстановку? Прежде всего железная дисциплина, которой, к сожалению, у летчиков нет, начиная с верхушки, начиная с самих вас. У нас везде дисциплина хромает, но среди летного состава это сплошное безобразие. Нужно ввести железную дисциплину.

Я не хотел бы, т. Гусев, говорить здесь о Вас, я верю, что Вы исправились, однако не мешает лишний раз быть откровенным. Герой Советского Союза Серов и Гусев — командующий ВВС, прекрасный работник, если он не имеет звания Героя, то он, безусловно, герой, встречаются у себя и вместо того, чтобы подумать над тем, как улучшить работу — один инспектор ВВС, другой командующий, — они устраивают пьянку, результатом которой является возмутительный, безобразный скандал. Пвчему я об этом говорю? Да потому, что сколько бы я ни замалчивал этот факт, слух о нем уже разнесся, о нем уже говорят, а многие ему подражают, есть немалое количество людей злорадствующих и хихикающих, которые доносят об этом нашим врагам: вот, мол, есть там один, если пока он не наш, то будет нашим. Надо, товарищи, прекратить это безобразие. Вы — большевики, вы — люди, которые поставлены нашей партией и государством на огромную вышку. Вас видно черт знает откуда, и всякий Ваш шаг, каждое движение мускулов на лице оно заметно широчайшим массам. А Вы этого не хотите понять, хотя не дети, хотя умные, порядочные люди.

Этого делать нельзя. Будьте настоящим примером дисциплины и порядка, тогда Вам будет легче навести порядок в ваших частях. Тов. Гусев, как Вы будете брать за жабры своих подчиненных, которые нахулиганят, как Вы будете их перевоспитывать, когда у Вас у самих такая штуковина за плечами? Вот Вы и будете иной раз пропускать такие факты мимо рук. Как Вы будете отчитывать нижестоящего командира, если он Вам скажет; а ты сам такой. А вот если бы этого не было, Вам легче было бы наводить дисциплину. То же самое и в отношении т. Серова. Вина его тут тоже немалая.

Товарищи, если мы в этом 1939 г. по-настоящему не возьмемся за дисциплину ВВС, если мы не подтянем всех наших летных работников, то мы ни черта не добьемся, и наша прекрасная авиация будет скомпрометирована. Наши главные задачи в авиации: дисциплина, порядок, организация, ликвидация расхлябанности, пьянства, зазнайства, бахвальства, самомнения, очковтирательства и прочих вещей. Все это должно быть изжито обязательно.

Мы должны снизить аварийность, я боюсь задавать цифру но мы не имеем права больше допускать такого положения, которое было до сих пор. Говорят, что не следует кричать об аварийности, т.к. после этого люди боятся летать, а нам нужно развивать смелость. Ну я не знаю, является ли это смелостью, или это по-другому нужно назвать, когда я, Смушкевич, Локтионов и еще два народных комиссара были на одном из наших полигонов, и вот поднимается один летчик, инженер, замечательный человек, молодой летчик на японском истребителе, показывает, как этот истребитель дерется, показывает его сильные качества, крутится, крутится до тех пор, пока он не летит и не разбивается. Ну, спрашивается, что это значит? Я знаю, что это значит: знай, мол, наших, вот мы какие фокусы можем делать, вот как я могу вертеться. А нужно было своевременно закончить эту штуку, а не заканчивать ее смертью и потерей машины. Это все безобразные, позорящие нас факты, которых мы можем не иметь, и тогда наша статистика будет выглядеть несколько по-иному

Товарищи, я не знаю, нужно ли сказать несколько слов о событиях в районе озера Хлсан, об этом уже много говорилось. Но я хотел бы только самым кратким образом ознакомить вас с документами, которые говорят о том, какую подлую и прямо преступную роль с самою начала этих событий играл Блюхер и как недопустимо безобразно вел себя т. Подлас и его штаб.

Еще 22 июля, зная по некоторым данным, что японцы готовятся к нападению на нашу территорию, я послал Блюхеру телеграмму (прилож. № 1) [5] предупреждающего порядка: смотрите, японцы намереваются нарушить нашу границу, захватить район озера Хасан, примите все меры, отмобилизуйте части, не будьте застигнутыми врасплох. Проходит несколько дней. Блюхер формально отдает приказ: приготовиться, быть готовым и т.д. и т.д. А затем спустя некоторое время начинает «расследовать» (прилож. № 2). По его мнению оказывается, что наши пограничники захватили территорию японцев и поэтому японцы справедливо отбивают свою территорию у наших советских захватчиков. Никому ничего не говоря, хотя там присутствовали т.т. Мехлис, Фриновский, рядом с ним сидел его непосредственный помощник т. Штерн, в качестве начальника штаба, этот господин через штаб т. Подласа, организует специальную экспедицию на злополучную Заозерную для определения пограничной линии и точного установления границы. Едет начальник штаба Подласа Помощников и еще два товарища и устанавливают, где проходят пограничные линии.

Блюхер шлет сюда телеграмму (прилож. № 3) на имя товарища Сталина, Молотова и мое: прошу немедленно наказать, отстранить от должности полковника Федотова и Виневитина отдать под суд, т.к. они захватили японскую территорию и тем самым спровоцировали нас на военные действия. А в это время Литвинов имел беседу с Сиге-мицу и заявил последнему по поручению Правительства, что мы ни одного вершка земли не уступим, и требовал немедленно отвести японские войска. Блюхер обо всем этом знал, но тем не менее все же прислал такую телеграмму.

Тогда я по поручению товарища Сталина и Молотова говорю: (прилож. № 4) прекратите всю эту чепуху и примите все меры к тому, чтобы войска были готовы к отпору, потому что японцы на нас нападут. Он вместо этого присылает еще одну телеграмму (прилож. № 5) о том, что вы не знаете, что происходит, словом, развивает ту мысль, что мы захватили чужую территорию и что мы не имеем права этого делать. Нам непонятно, в чем дело. Там сидит Мехлис. Я посылаю ему телеграмму (прилож. № 6), прошу выяснить, что там за чепуха. Вы ведь знаете из газет, что мы заявили протест против нахальных и наглых действий японских пограничных и прилегающих частей. Тов. Штерн тоже вмешался в это дело. Выяснилось, что ни Мехлис, ни Фриновский, ни Штерн не знали о том, что посылалась какая-то комиссия для определения, кто прав, кто виноват. Опять даем телеграмму (прилож. № 7) Блюхеру, что нужно делать, Блюхер дает распоряжение 1-й армии, а дело фактически на мертвой точке. Противник накапливает силы, захватывает нашу территорию, а здесь происходит этакая волынка.

Тогда в это здание является товарищ Сталин и Молотов. Мы вызываем по прямому проводу Блюхера. Я сейчас Вам зачитаю разговор с этим господином (прилож. № 8). (Тов. Ворошилов зачитывает документы).

Вот как обстояло дело, судя по разговору. Совершенно по-иному дело обернулось на практике. Блюхер улетел на 2 с лишним дня, исчез с поля зрения ровно на 2,5 дня. Мы с Борисом Михайловичем[6], не смыкая глаз, сидели на проводе, разыскивали его и разыскать не могли. Я вынужден был 1 августа вызвать по прямому проводу Подласа и спросить:

«Кратко в двух словах информируйте...» 40-я дивизия была в гнуснейшем состоянии, люди были раздеты, без винтовок, многих людей не было совсем, 40-я дивизия разбазарила своих людей. Положение было из рук вон плохо, дезорганизация достигла своего апогея. Под-лас, докладывая народному комиссару а через меня — товарищу Сталину, товарищ Сталин был со мной непосредственно связан также, как я был связан со Штерном и другими, — говорит заведомую неправду, он не говорит о том, что у него 40-я дивизия разложена, что 39-й корпус находится в ужасном состоянии. (Продолжает читать: «Мы не сомневаемся, что Вы заняты какой-то, может быть, и серьезной работой....»)

Вы видите, я хочу хотя бы вопросами задеть у человека самолюбие.

С начала возникновения конфликта... (читает).

Как он выполнил указания? Никак, абсолютно. Палец о палец не ударил.

Рычагов. У меня предложение Военному совету по поведению Подласа. Ему была доверена целая армия и корпус без управления двигался к сопкам. В первых боях погибло очень много людей. Мы судим летчиков, судим танкистов за поломку машины, а тут погибло почти 2 полка людей. Я думаю, что Подласа надо судить и судить за саботаж, который был им проявлен примерно в течение 5 дней. Он ссылался на Блюхера, еще на кого-то, а сам никаких мер не принимал (возгласы одобрения).

Ворошилов. Я думаю, что т. Рычагов совершенно прав, этот вопрос Военный совет должен заслушать. (Продолжает зачитывать документы.) Фриновский подтверждает, что Военный совет 1-й армии в течение первых дней абсолютно ничего членораздельного доложить не мог. Они абсолютно ничем не руководили. А господин Блюхер, когда он туда прибыл, сделал все для того, чтобы сорвать и без того очень плохо налаженную организацию отпора противнику. Он скрывался 2,5 суток. Когда к нему обращался Штерн и спрашивал: кто же тут командует, я или вы, и что нужно делать, Блюхер ни да, ни нет не отвечал. И только благодаря нашему вмешательству, только благодаря постоянным разговорам по прямому проводу, только благодаря постоянному и непрерывному нажиму на Штерна, который там в конце концов стал настоящим командиром, взял в свои руки бразды правления, как подобает командиру РККА, только благодаря этому мы не провалились, не оскандалились.

У меня тут есть очень много интересных и изобличающих в подлости и предательстве Блюхера материалов, я не могу их все огласить.

У меня тут не один разговор с Подласом. Я Подласа буквально тянул за язык, указывал, что нужно делать, требовал от него вмешательства в дело. Подлас отвечал ни вашим, ни нашим. А результатом было то, что мы там имели босых, голодных, без винтовок бойцов, результатом этого явилось то, что мы в конце концов налаживали отпор японцам более продолжительное время, чем это можно было бы сделать, если бы все было организовано.

Я думаю, что-то, что здесь сказал т. Рычагов, это является мнением большинства присутствующих здесь товарищей (Правильно). Подласа, а может быть, и Шуликова, хотя он новый человек, он был там всего недели 3 или месяц, но это совершенно безразлично, я уже говорил товарищам, что если бы я был там 3 часа, я бы уже знал, что нужно делать, и так должен поступать всякий настоящий большевик, он должен был бы решить те задачи, которые на него возложены партией и Правительством, — нужно отдать под суд. Хорошо, что т. Рычагов выступил с таким предложением, так должен поступить всякий большевик. Я думаю, что к Подласу нужно присоединить и Шуликова, и, может быть, начальника штаба Помощникова, всю головку 1-й армии следует судить за бездействие власти (Голоса: Правильно). По меньшей мере они ничего не делали.

(Голос с места: Я предлагаю отдать под суд Блюхера.)

Ворошилов. К вашему сведению, он уже находится в соответствующем месте и пытался уже несколько раз покончить с собой[7]. Его выдал его родной брат. Сейчас Блюхер уже признает, что он враг и заговорщик, а его родной брат говорит, что Блюхер не только заговорщик и враг Советской власти, но что он пытался в самый последний момент, когда мы его вызвали к себе, улететь с братом к японцам. Вот кто такой Блюхер. Это конченая сволочь.

У нас нет никаких данных о враждебности или недобросовестности т.т. Подласа, Шуликова и Помощникова, но у нас есть все основания предъявить им обвинение в том, что они не выполнили то, что является долгом командира Рабоче-крестьянской красной армии (Голоса: Правильно). Они по меньшей мере виновны в бездействии власти, есть такая юридическая формула, и за это их надо судить.

Несколько слов, товарищи, о безобразиях, которые царят у нас в Красной армии в части чрезвычайных происшествий. Об этом уже много говорилось. Я сейчас не знаю, что мы должны будем предпринять, во всяком случае мы обязаны что-то сделать. Необходимо уменьшить количество чрезвычайных происшествий, если нельзя их полностью ликвидировать. Раньше все писали: категорически уничтожить, ликвидировать происшествия и т.д. и т.д. Куда тут, к черту, уничтожить! Хоть бы как-нибудь сократить, уменьшить их число! Мы губим людей, мы ломаем материальную часть. Это относится не только к авиации, мы и в танковых частях губим людей и ломаем материальную часть. Безобразий везде много. И это нас позорит как командиров, политработников, как начальников РККА. Нужно отыскать эти меры, и, я думаю, что мы их отыщем при желании и если не ликвидировать, то в 1939 г. чрезвычайные происшествия нужно сократить.

Два слова о пьянстве. Товарищи, это безобразное явление не первого года в нашей армии, но таких размеров, каких оно достигло в 1938 г., мне кажется, раньше не было. Нам нужно с этим покончить. Как тут правильно говорил т. Мехлис, мы совсем не добиваемся того, чтобы вы все были трезвенниками, монахами. Ваш покорный слуга не прочь выпить перцовки пару рюмок, что рекомендуется и другим, но пьянки категорически воспрещаются, за пьянки мы будем карать, за пьянки будем выгонять из армии как негодных людей, как овцу которая может испачкать наше хорошее советское командирское стадо, мы будем таких выбрасывать.

Два слова о дисциплинарной практике. Много у нас об этом говорилось, что она искривляется, искажается, принимает самую уродливую форму. Недавно я и т. Мехлис говорили с товарищем Сталиным, он тоже член Военного совета, по своей большой занятости не может посещать заседания, поэтому я доведу до сведения его точку зрения на один весьма важный серьезный вопрос. Он считает, что не совсем правильно, что мы командиров сажаем на гауптвахту. Он считает, что настоящий уважающий и ценящий себя командир, посидевший на гауптвахте, он перестает быть командиром, он превращается или в тряпку, или в человека, которого озлобили. Я не могу сейчас сказать свою точку зрения по этому поводу, но доля правды в этом, безусловно, есть. Я считаю, что мы слишком распустились по части карательной политики, административного воздействия на людей. Конечно, красноармейца можно посадить, но не на 200 дней в году, как это имеет место у Хозина. 200 дней в году сидел человек на гауптвахте, ведь это же ужас! Я очень доволен тем, что среди здесь присутствующих найдется очень мало, может быть, ни одного, кроме Хмельницкого[8], которого я бы сажал на гауптвахту, зато вы, наверное, про себя этого сказать не можете, вы, наверное, многих командиров сажали на гауптвахту.

Вырос наш красноармеец, и в особенности наш командир. Высоко развито у него чувство собственного достоинства, очень развито у него чувство обиды и этакая чувствительность. Я знаю случай, когда красноармеец стрелялся из-за того, что ему командир заявил: «Я вам не доверяю». У меня один командир стоял на посту на подъезде, его застали спящим, сделали замечание, он спустя некоторое время пустил себе пулю, подошел к телефону и позвонил, чтоб пришли его сменить, а сам истекал кровью. И это только потому, что ему сделали замечание. Люди сейчас действительное повышенной нервной чувствительностью, и это нам приходится учитывать. В нашей карательной административной практике этот элемент мы, безусловно, должны учитывать. Мы слишком легко наказываем людей, а вместе с тем можно было бы очень многое из того, что мы делаем в смысле наказания, заменить иным способом. На это нужно обратить внимание.

Два слова относительно нашего строительства, чтобы не обиделся т. Сафразьян. Тов. Сафразьян, я не намерен критиковать вашу работу.

Вы человек новый на этом большом и ответственном деле. Но я не имею ни малейшего права обойти молчанием то, что у Вас произошло в 1938 г. Вы недавно сообщили т. Молотову о том, как у Вас идет работа и указали на цифры, свидетельствующие о том, что с Вашим приходом работа по строительству у нас значительно улучшилась. И здесь Вы говорили об этом. Однако, т. Сафразьян, Вы не сказали всей правды, а правда заключается в следующем: если Вы возьмете вот эту табличку, которую я направил к т. Молотову в ответ на Ваше послание, которое было переслано мне, она показывает несколько иное положение вещей. Вы правы, до августа месяца у Вас был очень незначительный процент прироста, в августе у Вас прирост был 4,2%, в сентябре 4,5%, в октябре 6,9% и в ноябре 8,8%. Идет некоторое нарастание. Но Вы посмотрите, что у нас было до Вас в другие годы.

	1936 г.	1937 г.	1938 г.
Август	3,3%	3,4%	4,2%
Сентябрь	12,5%	5,8%	4,5%
Октябрь	14,6%	14,8%	6,9%
Ноябрь	16,8%	9,9%	8,8%

Получается, т. Сафразьян, что мы очень плохо работали до выделения специального управления по строительству, это именно и понудило нас поставить перед Правительством вопрос о создании специального управления по военному строительству, однако мы работали не хуже, а значительно лучше, чем работает эта организация сейчас. И если бы Вы посмотрели на эти цифры, абсолютно бесспорные, Вы бы убедились, что Ваши люди Вас надувают, не говорят всю правду, а Вы ее должны знать. Вам нужно принимать какие-то срочные и радикальные меры к улучшению Вашей работы, иначе мы провалимся, т. Сафразьян. Я далек от мысли думать, что Вы будете рассматривать Вашу работу только с Вашей специфически строительной колокольни. Вы не отрезанный ломоть от РККА. Вы такой организатор и такой руководитель, который работает в интересах РККА, помогает ей, сняв с нее эту дополнительную, непосильную нагрузку в данной сложной обстановке, когда наша армия разрослась количественно и усложнилась качественно. Мы Вам всячески будем помогать, и Вам уже помогают и теми людьми, которых в огромном количестве Вам уже дали и которых Вам еще даст наша партия и государство.

Работа, т. Сафразьян, у Вас еще идет пока плохо, и тут нечего отбояриваться, а нужно смотреть правде в глаза и сказать: работа идет плохо, будем работать лучше, помогите нам, и мы Вам всем, чем можем, будем всячески помогать, потому что Вы работаете не вообще для кого-то, а для нас, РККА.

Положение у нас со строительством скверное, мы провалились и в прошлом, и в этом году. Просто катастрофическое положение. Разве это не позор для нас, когда в БОВО мы имеем дивизии, где бойцы спят по 3 чел. на двух койках, разве не позор, что около 90 000 чел. у Штерна будут жить так, как в свое время жили пещерные люди в землянках, а те, кто живет в казармах, они живут в ужасающих условиях, спят на 3-ярусных нарах. Можете себе представить и воздух, и вообще положение этих людей, в какой обстановке они живут, и света нет, и воды нет. Положение ужасающее. Тов. Сафразьян, я совсем не собираюсь превратить Вас в мальчика для битья, я знаю, что Вам нужно оказать помощь, я знаю, что это дело трудное, тяжелое, мы Вам всячески будем помогать. Но убедительно прошу Вас, не становитесь в позу человека, который пришел, сразу что-то сделал, посадил на машину людей и теперь все пошло по-другому по-хорошему. Ничего этого нет. Надо посадить людей не на машину, а надо заставить их тщательно продумать все вопросы организации этого важнейшего дела, нужно нащупать те рычаги, с помощью которых можно это дело вытащить из прорыва. Я очень прошу Вас заняться делом как следует, а мы Вам будем всемерно, как следует, по-большевистски помогать, и в 1939 г. мы выйдем из того тупика, в который мы попали. Вы заявили, что Вы можете взять только 1700 млн руб. Нам этого мало. Нам 5 млрд и то мало, но мы просим 2200 млн. Поддержку мы Вам окажем какую угодно, положение у нас очень серьезное. Я Вам только сказал о бойцах, а в каком положении командиры? У нас около 40 000 семей комначсостава совершенно бездомные. Разве это порядок, разве это терпимо, разве можно с этим мириться? Нет. А что Вы сделаете? Нужно дать людям комнаты, нужно строить эти комнаты. Постройте нам их. Я уже не говорю о складах и о всем прочем, все это также необходимо.

Относительно оборонительного строительства я говорить не буду, туг мы сами разберемся. Строим плохо, очень плохо, будем строить лучше, если возьмемся организованно за эту работу.

Товарищи, РККА за истекший год выросла во всех отношениях, это бесспорно, но здоровое тело все еще имеет немало прыщей и язвочек, лечить которые необходимо срочно и энергично.

Освободившись в основном от предателей, мы не успели еще должным образом организовать наши кадры, научить их работать по-сталински, не сделали еще наших командиров, комиссаров и политработников подлинными организаторами и руководителями войсковых подразделений, частей и соединений. Эту работу мы обязаны проделать в короткие сроки и по-большевистски тщательно.

Мы обязаны найти методы, средства, с помощью которых наших командиров и комиссаров, начальников всех наименований и степеней в кратчайший срок можно было бы сделать волевыми крепкими организаторами и начальниками. Знания у наших людей есть. Знание и умение работать командиры и комиссары будут наживать, увеличивать с каждым днем. Необходимо растить, воспитывать, культивировать волю, смелость, инициативу и отвагу. Товарищи, командир, политработник без воли — это не командир, это не политработник, это вообще человек, которому не место в наших рядах. Мы обязаны всей системой нашего воспитания, всей системой обучения организовать дело таким образом, чтобы наш командир и наш политработник был по-настоящему подкован, по-настоящему в волевом отношении воспитан как большевик, как командир РККА. Ко всему этому нужно наших командиров учить, вырабатывать у наших людей организаторские способности, умение хорошо и детально делать свое дело. Организаторы мы еще слабые, очень слабые. Плохо, что многие этого не понимают, не борются с этой немощью сами и не помогают ликвидировать ее своим подчиненным. Товарищи, просто противно иной раз смотреть, когда на глазах у того или иного большого командира происходят самые вопиющие безобразия, будь то на больших или малых учениях, будь то на поле или под носом в казарме, и человек не принимает никаких мер. Почему? Не потому что ему это нравится, а потому, что он плохой организатор, потому что ему это не бьет в глаза, не претит. Мы не плохие организаторы, когда все идем гамузом. А как это прошло, как каждый остается работать в отдельности, мы забываем, что командир — это прежде всего и главным образом организатор. Эту сторону нашего командира мы обязаны всегда иметь в виду.

Кадры решают все, говорит товарищ Сталин. Эту истину мы обязаны не только знать, но делать из нее все выводы. А выводы такие: чем умнее, организованнее, лучше подготовленнее и политико-морально крепче кадры, чем больше они отвечают требованиям, предъявляемым к ним нашей ленинско-сталинской партией, тем легче они могут справиться с возложенной на них партией и народом задачей.

Кадры Рабоче-крестьянской красной армии — особые кадры. Они обязаны быть безукоризненными во всех отношениях. Нашим командирам и политработникам вверяется не только судьба миллионов лучших сынов нашей Родины, но и .судьбы самой страны. Этого, товарищи, мы не имеем права забывать ни на один миг. Нам партия, народ доверили охрану границ нашего Советского Союза. Наша задача очень трудная, очень большая, очень почетная и поэтому мы должны быть соответствующим образом к ней подготовлены, иначе мы не только не будем большевиками, но мы будем предателями перед нашей Родиной. Наш народ проклянет нас.

Мы, командиры, комиссары, начальники РККА являемся людьми, которым партия, Правительство и народ доверили защиту государства, целостность нашей советской Родины. Мы не можем и никогда не обманем возложенных на нас надежд. Именно поэтому нельзя терпеть в своей среде ни одного предателя, изменника делу Ленина—Сталина, нельзя хладнокровно относиться к разгильдяям, лодырям и пьяницам. Командно-политический коллектив РККА должен быть и обязательно будет безукоризненно честным и абсолютно политически и морально здоровым.

Товарищи, мы обязаны непрестанно и много учиться. Тот, кто не идет вперед, тот обязательно очутится позади не только своих коллег, но красноармейцев. Наш красноармеец — это в значительной своей части уже сегодня советский интеллигент. Через год — два большинство красноармейцев будут иметь среднее и близко к среднему образование. Поэтому горе отстающим. Нет времени для учебы, — многие говорят. Это и неверно, и страшно вредно. Нужно, работая, учиться и учась, много и хорошо, еще больше и лучше работать. Так, а не иначе стоит вопрос. Я не говорю о десятках тысяч наших курсантов и слушателей академий, которые все свое время посвящают учебе. Они обязаны быть отличниками.

Мы должны быть специалистами военного дела и специалистами хорошими. Мы должны знать свое военное ремесло не хуже самых квалифицированных рабочих, мастеров, техников и инженеров, а если среди нас будут появляться и художники военного дела, то это будет подтверждением того, что мы его уже освоили.

Но не можем быть и не будем военспецами буржуазного толка. Мы марксисты, ленинцы. Мы материалисты и поэтому наряду со специальной учебой обязаны изучать Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина. Благодаря товарищу Сталину мы получили чудесное пособие по овладению теорией марксизма-ленинизма, мы имеем краткий курс истории ВКП(б), изучение которого откроет для всякого из нас необъятные горизонты теории социализма, сделает нас по-настоящему вооруженными марксистско-ленинской идеологией.

Товарищи, международное положение поганое. Это вы все отлично знаете. Газеты каждый день приносят сведения о пакостях и пакостниках из-за рубежа. Правда, рабочий класс кое-где шевелится, слабо, правда, но все же напоминает буржуазии, фашистам о своем грозном существовании. Но это пока не мешает фашизму и его приспешникам стряпать мировую бойню, готовить удар против Советского Союза. Мы все это видим. Сигналы и предупреждения на Хасане и не только на Хасане нами получены, поэтому давайте в предстоящем году работать лучше, работать так, как работает наш Сталин: четко, организованно, умно и обязательно продуктивно. К сожалению, у нас этого пока нет.

Давайте работать по-сталински, и я вас заверяю, что мы в случае войны вихрем двинемся на наших злейших врагов и разметаем их в их собственном доме. (Продолжительная овация.)

Товарищи, у нас имеется громадное количество предложений, внесенных командующими и инспекцией. Эти предложения замечательные. Все это нужно зафиксировать, не знаю как — будет ли это особое приложение или отдельная брошюра, но обязательно многое, очень ценное и очень нужное из этих предложений нужно довести до сведения бойцов и командиров.

И последний вопрос, о котором я забыл сказать в своем выступлении. Я считаю неправильным, товарищи, то, что мы делаем наши приказы секретными, не доводим их до сведения бойцов. Я считаю, что этот порядок надо ликвидировать. До сведения бойцов должны быть доведены почти все наши приказы. Некоторые наши приказы совсем несекретные, их можно было бы напечатать в газетах. Причем мы обязаны не только доводить их до сведения бойцов, но обязательно прорабатывать с бойцами. Не менее 4 раз в год командир с бойцами обсуждает выполнение всех этих приказов, и тогда люди будут знать, что сделано, тогда бойцы возьмут под контроль вашу работу. Там есть масса хороших людей и они будут помогать нам (Голоса: Правильно). Ничего тут секретного в приказах нет, они просто не подлежат оглашению. В наших уставах все это сказано и даже более подробно, там даны расчеты.

Ворошилов. Поступило предложение предать суду военного трибунала т. Подласа за полнейшее бездействие, проявленное им во время событий в районе озера Хасан.

(С мест раздались многочисленные голоса: Предать суду военного трибунала вместе с Подласом — т.т. Шуликова и Помощникова, которые так же, как и Подласа, проявили полнейшую бездеятельность во время событий в районе озера Хасан.)

Ворошилов. Вопрос о предании суду Подлас, Шуликова и Помощникова ставлю на голосование членов Военного совета.

(Все члены Военного совета единогласно проголосовали за предание суду Подласом, Шуликова и Помощникова.)[9]

Ворошилов. Результат голосования прошу занести в протокол.

Заседание Военного совета объявляю закрытым.

Председатель Военного совета Маршал Советского Союза    Ворошилов

Секретарь Военного совета комбриг    Снегов