Справка КГБ СССР и Генеральной прокуратуры СССР в Комиссию Политбюро ЦК КПСС о дополнительном изучении материалов, связанных с репрессиями в РККА. 24 февраля 1988 г.

24 февраля 1988 г.

Справка по делу «военно-фашистского заговора»,

подготовленная на основании архивных материалов,

хранящихся в Центральном архиве КГБ СССР (28 томов)[1]

По делу «военно-фашистского заговора» к уголовной ответственности были привлечены 8 видных советских военачальников: Тухачевский М.Н., Корк А.И., Якир Н.Э., Уборевич П.П., Путна В.К, Эйдеман Р.П., Примаков В.М. и Фельдман Б.М.

В первой половине 1936 г. НКВД СССР при расследовании дел на лиц, обвинявшихся в принадлежности к «объединенному» и «параллельному» троцкистско-зиновьевским центрам были получены показания бывших оппозиционеров, зам. директора завода «Магнезит» Челябинской области Дрейцера Е.А., начальника строительства железнодорожной магистрали Караганда-Балхаш Мрачковского С.В., Хлопкового управления областного земельного управления Южного Казахстана Рейнгольда И.И. и некоторых других о существовании военной организации этих центров, в которую, по их словам, входили, в частности, зам. командующего войсками Ленинградского военного округа Примаков В.М. и военный атташе при полпредстве СССР в Великобритании Путна В.К.

14 августа 1936 г. органами НКВД в Ленинграде был арестован и доставлен в Москву Примаков, а 20 августа 1936 г. в Москве арестовали Путна. Обоим предъявлено обвинение в участии в «боевой группе троцкистско-зиновьевской контрреволюционной организации».

Начиная с первых допросов в августе 1936 г. и вплоть до мая 1937 г. Примаков категорически отрицал свое участие в какой-либо контрреволюционной деятельности. В то же время он признавал, что в 1920-х гг. примыкал к троцкистской оппозиции и назвал многих известных ему оппозиционеров. 29 августа 1936 г. Примаков в заявлении на имя зам. наркома внутренних дел Агранова писал: «Очень прошу Вас лично вызвать меня на допрос по делу о троцкистской организации. Меня все больше запутывают, и я некоторых вещей вообще не могу понять сам и разъяснить следователю. Очень прошу вызвать меня, т.к. я совершенно в этих обвинениях не виновен. У меня ежедневно бывают сердечные приступы». 16 октября 1936 г. Примаков написал письмо на имя Сталина, в котором указывал: «Я не троцкист и не знал о существовании военной контрреволюционной организации троцкистов. Но я виновен в том, что, отойдя от троцкизма в 1928 г., я не до конца порвал личные связи с троцкистами — бывшими моими товарищами по Гражданской войне и при встречах с ними (с Кузьмичевым, Дрейцером, Шмидтом, Зюком) вплоть до 1932 г. враждебно высказывался о тт. Буденном и Ворошилове... Личные отношения с бывшими троцкистами после моего отхода от троцкистской оппозиции прервались, и со многими я совершенно перестал встречаться... Заявление об отходе от троцкизма я написал в 1928 г. в Кабуле, в полной изоляции от троцкистов — написал честно, без двурушничества, без обмана. Когда осенью 1930 г. вернулся я из Японии и виделся с Пятаковым, меня поразила одна фраза в нашем разговоре: говоря о линии партии, Пятаков сказал: “Делается то, что надо, но мы, вероятно, сделали бы это лучше”. Я ответил на это: “Как можно делить на “мы” и “не мы”, раз делается то, что надо?”... Раньше я часто бывал у Пятакова, с этого времени перестал бывать — не было доверия к его честности... После возвращения из Японии я очень активно работал в партии и армии... Я не троцкист и не контрреволюционер, я преданный боец и буду счастлив, если мне дадут возможность на деле, работой доказать это».

Путна В.К. на первом допросе 24-25 августа 1936 г. заявил, что он в 1926—1927 гг. участвовал в троцкистско-зиновьевской оппозиции, но полностью от нее отошел и никакой контрреволюционной деятельностью не занимался. На следующем допросе 31 августа 1936 г. Путна дал показания о существовании всесоюзного, параллельного и московского центров троцкистско-зиновьевского блока и своем, вместе с Примаковым, участии в военной организации троцкистов.

К материалам следствия было приобщено заявление арестованного в октябре 1936 г. по обвинению в принадлежности к грузинскому центру троцкистской организации С. Кавтарадзе на имя наркома внутренних дел Ежова от 8 марта 1937 г., в котором он сообщал о следующем факте: «В конце 1927 г. ... я был на квартире Белобородова (бывший зам. наркома внутренних дел РСФСР), где тогда проживал Троцкий и где собирались главари троцкистской оппозиции... Застал там Белобородова, Троцкого, Сосновского, Раковского... После туда же пришли Муралов и Смирнов И.Н. Точно не помню, но один из последних сказал: “Я говорил с Тухачевским по вопросу о наших делах, борьбы с руководством партии, и Тухачевский заявил: “Вы дураки, раньше нужно было поговорить с нами, с военными, мы сила, мы все можем, а вы действуете самостоятельно”. Эту фразу я помню совершенно точно. Помню также, что это сообщение вызвало одобрение».

6 мая 1937 г. УНКВД по Московской области арестовало комбрига запаса Медведева М.Е., бывшего до 1934 г. начальником ПВО РККА. В тот же день от него были получены данные на ряд работников ПВО, которые, как записано в протоколе допроса, вызывали у Медведева «сомнения в их искренности и преданности». 8 мая 1937 г. он заявил о своем участии в троцкистской военной организации во главе с зам. командующего войсками Московского военного округа Фельдманом Б.М. На допросе 10 мая 1937 г. Медведев показал о наличии в РККА военной контрреволюционной организации, ставившей своей задачей «свержение Советской власти, установление военной диктатуры с реставрацией капитализма, чему должна была предшествовать вооруженная помощь интервентов». В составе руководящего центра этой организации он назвал Тухачевского как кандидата в диктаторы, Якира, Путну, Примакова, Корка.

13 мая 1937 г. органами внутренних дел СССР арестован начальник Военной Академии им. Фрунзе Корк А.И. В заявлении на имя Ежова от 16 мая 1937 г. он признал себя виновным в том, что вместе с Тухачевским и Путной принадлежал к «штабу переворота военной организации правых».

15 мая 1937 г. органами НКВД был взят под стражу Фельдман Б.М., который 16-17 и 19 мая дал развернутые показания о контрреволюционной деятельности и персональном составе военнотроцкистского заговора.

22 мая 1937 г. были подвергнуты аресту зам. наркома обороны Тухачевский М.Н. и председатель ЦС Осоавиахима Эйдеман Р.П., 28 мая — командующий войсками Киевского военного округа Якир И.Э., 29 мая — командующий войсками Белорусского военного округа Уборевич И.П. Все они на первых допросах отрицали предъявляемые им обвинения, но через несколько дней стали давать признательные показания. Так, Тухачевский на допросе 26 мая заявил: «...Я возглавлял контрреволюционный военный заговор, в чем полностью признаю себя виновным. Целью заговора являлось свержение существующей власти вооруженным путем и реставрация капитализма».

В мае 1937 г., подписали аналогичные признания ранее арестованные Примаков и Путна. Причем Примаков в заявлении на имя Ежова, в частности, писал: «В течение девяти месяцев я запирался перед следствием по делу о троцкистской контрреволюционной организации и в этом запирательстве дошел до такой наглости, что даже на Политбюро перед т. Сталиным продолжал запираться и всячески уменьшать свою вину. Тов. Сталин правильно сказал, что “Примаков — трус, запираться в таком деле — это трусость”. Действительно, с моей стороны это была трусость и ложный стыд за обман. Настоящим заявляю, что, вернувшись из Японии в 1930 г., я связался с Дрейцером и Шмидтом, а через Дрейцера с Путна и Мрачковским и начал троцкистскую работу, о которой дам следствию полное показание — о деятельности троцкистской контрреволюционной организации и о всех известных мне троцкистах армии».

Кроме того, на следствии от Примакова были получены показания, компрометирующие таких военных деятелей, как Шапошников Б.М., Каменев С.С., Гамарник Я.Б., Дыбенко П.Е., Урицкий С.П. и другие.

На заключительном этапе предварительного следствия Тухачевский, Якир и Путна изложили свои мысли и предложения, направленные на повышение мощи Красной армии, на укрепление обороноспособности страны.

Так, Тухачевский М.Н. на допросе 29 мая и более подробно в собственноручных показаниях от 1 июня 1937 г. проанализировал характер и особенности возможной, по его мнению, войны в случае нападения фашистской Германии на Советский Союз.

Якир И.Э. составил 10 июня 1937 г. на имя Ежова большое (24 рукописные страницы) письмо, которое начиналось следующими словами: «Если сочтете возможным и нужным, прошу передать в ЦК и НКО. Я все сказал. Мне кажется, я снова со своей любимой страной, с родной Красной армией. Мне кажется, я снова тот честный, преданный партии боец, каким я был около 17 лет, и я поэтому смею поставить ряд вопросов перед Вами, ряд последних мыслей и предложений». Далее Якир изложил конкретные соображения в отношении кавалерийских, танковых и авиационных соединений, войск ПВО, инженерных и других специальных частей.

Путна В.К. на допросе 2 июня 1937 г. осветил военно-стратегическое соотношение сил СССР и Германии, СССР и Японии, указав на имевшиеся слабости в обороноспособности Советского Союза.

9 июня 1937 г. все привлеченные по делу были допрошены при участии Прокурора СССР Вышинского. Допрашиваемые в сжатой форме подтвердили показания, данные ими на предварительном следствии. В тот же день Вышинский подписал обвинительное заключение. Они обвинялись в том, что в целях свержения Советского правительства, захвата власти и реставрации в СССР капитализма в 1932—1933 гг. по указанию германского генерального штаба и Троцкого создали антисоветскую военно-фашистскую организацию и руководили ее деятельностью. В обвинительном заключении, в частности, записано: «Для достижения своих преступных изменнических целей военно-троцкистская организация систематически осуществляла вредительскую и подрывную работу в Красной армии установила антигосударственные связи с военными кругами Германии и систематически передавала германскому генеральному штабу, а также разведывательным органам Польши шпионские сведения о состоянии вооружения и снабжения Красной армии., разработала план поражения и разгрома Красной армии на фронтах наступления германских и польских войск; подготовляла совершение террористических актов против руководителей ВКП(б) и Советского правительства и организовала ряд диверсионных групп преимущественно на предприятиях оборонного значения».

В основу обвинения положены показания обвиняемых. В материалах дела вещественных доказательств или каких-либо документов, подтверждающих виновность привлеченных лиц, не имеется.

10 июня 1937 г. чрезвычайный пленум Верховного Суда СССР образовал Специальное судебное присутствие Верховного Суда СССР для рассмотрения дела по обвинению Тухачевского, Корка, Якира, Уборевича, Путны, Эйдемана, Примакова и Фельдмана. В его состав вошли председатель Военной Коллегии Верховного Суда СССР Ульрих В.В., зам. наркома обороны Алкснис Я.И., командующий Дальневосточной армией Блюхер В.К., командующий Московским военным округом Буденный С.М., начальник Генштаба РККА Шапошников Б.М., командующий Белорусским военным округом Белов И.П., командующий Ленинградским военным округом Дыбенко П.Е., командующий Северокавказским военным округом Каширин Н.Д.

11 июня 1937 г. в Москве Специальное судебное присутствие Верховного Суда СССР в закрытом заседании без вызова свидетелей и без участия защиты[2] рассмотрело дело «антисоветской военно-фашистской организации».

Все обвиняемые в суде признали себя виновными в инкриминируемых им преступлениях и приговором от 11 июня 1937 г. осуждены к высшей мере наказания — расстрелу; приговор приведен в исполнение 12 июня 1937 г.

На основании показаний Тухачевского и других осужденных по делу «военно-фашистского заговора» в 1937—1939 гг. были привлечены к уголовной ответственности ответственные работники НКО и командиры Красной армии. Их аресты и осуждение, в свою очередь, привели к многочисленным репрессиям командного состава РККА, (работников центрального аппарата Наркомата обороны и военных округов, командиров воинских соединений и частей).

Так, были репрессированы заместители наркома обороны СССР Егоров А.И., Алкснис Я.И., Федько И.Ф. и Орлов В.М., заместители начальника Генерального штаба РККА Левичев В.Н. и Меженинов С.А., заместители начальника Политуправления РККА Булин А.С. и Осепян Г.А., 23 начальника и 30 ответственных работников управлений НКО и Генштаба — Ковтюх Е.И. (командное), Каширин НД. (боевой подготовки), Халепский И.А. (вооружений), Вольпе А.М. (административно-мобилизационное), Берзин Я.К. (разведывательное), Бокис Г.Г. (автобронетанковое), Роговский Н.М. (артиллерии), Медведев М.Е. и Седякин А.И. (ПВО), Степанов М.О. и Фишман Я.М. (военно-химическое), Лонгва Р.В. (связи), Тодорский А.И. (высших военных учебных заведений), Медников М.Л. (военно-строительное), Аппога Э.Ф. (военных сообщений), Максимов И.Ф. (топографическое), Базенков Б.И. (материально-технического снабжения), Мовчин Н.Н. (снабжения горючим), Косич Д.И. (обозно-вещевого снабжения), Жильцов А.И. (продовольственного снабжения), Баранов М.И. (санитарное), Никольский Н.М. (ветеринарное), Перцовский З.Д. (финансовое); командующие войсками военных округов Урицкий С.П. (Московский), Дыбенко П.Е. (Ленинградский), Белов И.П. (Белорусский), Блюхер В.К. (ОКДВА), Великанов М.Д. (Забайкальский), Куйбышев Н.В. (Закавказский), Гарькавый И.И. (Северокавказский), Грязнов И.К. (Среднеазиатский), Горбачев Б.С. и Гайлит Я.П. (Уральский), Дубовой И.Н. (Харьковский); 88 старших командиров округов, 8 начальников академий, институтов и школ РККА — Кучинский Д.А. (Академия Генштаба), Немерзелли И.Ф. (Военно-политическая академия), Смолин И.И. (Военно-инженерная академия), Авиновицкий Я.Л. (Академия химической защиты), Егоров Н.Г. (школа им. ВЦИК), Брынков Г.И. (НИИ РККА), Милейковский И.М. (Научно-испытательный технический институт РККА), Бажанов Н.Н. (Научно-испытательный институт ВВС) и 26 лиц из числа профессорско-преподавательского состава, а также нарком ВМФ СССР Смирнов П.А., зам. наркома ВМФ Смирнов (Светловский) П.И., начальник морских сил РККА Викторов М.В., начальник штаба морских сил РККА Стасевич П.Г., командующие флотами и флотилиями Кожанов И.К. (Черноморский), Душенов К.И. (Северный), Киреев Г.П. (Тихоокеанский), Кодацкий-Руднев И.Н. (Амурская), начальник Военно-морской академии Лудри И.М., начальник НИИ военного кораблестроения Алякринский Н.В., 22 чел. из числа другого командного состава ВМФ, 4 сотрудника советских военных представительств за границей, 7 руководящих работников Осоавиахима.

Кроме того, по обвинению в участии в «военном заговоре» в 1937— 1938 гг. арестованы и осуждены секретарь Союзного Совета ЦИК СССР Уншлихт И.С., секретарь Комитета Обороны при СНК СССР Базилевич Г.Д., полпред СССР и уполномоченный ЦК ВКП(б) в Монголии Таиров (Тер-Григорьян) В.Х., зам. наркома оборонной промышленности Муклевич Р.А. и начальник 8-го главного управления этого наркомата Нейман К.А.

Весь указанный выше командный состав РККА и ВМФ и другие военачальники в количестве 408 чел. осуждены Военной Коллегией Верховного Суда СССР к различным мерам наказания: к ВМН — 401, к 20 г. ИТЛ — 1; к 10 г. — 2, к 8 г. — 1.

Кроме того, в ходе следствия в связи со смертью прекращены уголовные дела на 3 чел., в том числе на начальника Главного политического управления Гамарника Я.Б., покончившего с собой.

Характерно, что, за исключением Буденного, Шапошникова и Ульриха, все остальные члены Специального присутствия, судившего Тухачевского и других, также были признаны участниками «военного заговора» и впоследствии осуждены к высшей мере наказания.

Из числа 408 привлеченных по делу «военно-фашистского заговора» — 386 членов партии.

Из имеющихся архивных статистических материалов видно, что органами НКВД СССР в 1937—1939 гг. были привлечены к уголовной ответственности 21 513 военнослужащих начальствующего состава, причем в этих данных не отражены составы преступлений, меры наказания и сведения о членах их семей, которые в соответствии с действовавшим в тот период законодательством также подвергались репрессиям в несудебном порядке.

В 1956 г. в связи с поручением специальной Комиссии ЦК КПСС по проверке материалов о процессах 30-х гг. Главная военная прокуратура провела дополнительную проверку дела «антисоветской троцкистской военной организации», в ходе которой изучались документальные материалы, хранящиеся в архивах КГБ, партийных и государственных архивах, и также допрашивались отдельные лица, причастные к событиям тех лет. В результате было установлено, что дело по обвинению Тухачевского и других сфальсифицировано, а признания обвиняемых на следствии получены от них незаконным путем.

Как указывалось выше, первые показания о существовании «военно-фашистского заговора» в Красной армии, руководимого Тухачевским, Якиром и другими, были получены от арестованного бывшего начальника ПВО РККА Медведева М.Е. О том, как появились эти показания, объяснил сотрудник НКВД Радзивиловский А.П., который, будучи арестованным, на допросе 16 апреля 1939 г. заявлял: «Фриновский (зам. наркома внутренних дел) в одной из бесед поинтересовался, проходят ли у меня по материалам какие-либо крупные военные работники. Когда я сообщил Фриновскому о ряде военных из Московского военного округа, содержащихся под стражей в УНКВД, он мне сказал о том, что первоочередной задачей, в выполнении которой, видимо, и мне придется принять участие — это развернуть картину о большом и глубоком заговоре в Красной армии. Из того, что мне тогда говорил Фриновский, я ясно понял, что речь идет о подготовке раздутого военного заговора в стране, раскрытием которого была бы ясна огромная роль и заслуга Ежова и Фриновского перед лицом ЦК. Как известно, это им удалось и не только в области обмана ЦК по военному заговору, но и по ряду других линий, о которых я покажу дальше. Поручение, данное мне Ежовым, сводилось к тому, чтобы немедля приступить к допросу арестованного Медведева, бывшего начальника ПВО РККА, и добиться от него показаний с самым широким кругом участников о существовании военного заговора РККА. При этом Ежов дал мне прямое указание применить к Медведеву методы физического воздействия, не стесняясь в их выборе. Ежов подчеркнул особо, что в процессе допроса Медведева я должен добиться, чтобы он назвал возможно большое количество руководящих военных работников, а чем их удастся больше записать, тем ближе будет к осуществлению та задача, о которой со мной уже ранее говорил Фриновский. Приступив к допросу Медведева, я из его показаний установил, что он свыше трех-четырех лет до ареста как уволен из РККА и являлся перед арестом зам. начальника строительства какой-то больницы. Медведев отрицал какую-то ни было антисоветскую работу и вообще связи с военными кругами РККА, ссылаясь на то, что после демобилизации он этих связей больше не поддерживал. Когда я доложил о показаниях Медведева Ежову и Фриновскому, они предложили “выжать” от него его заговорщические связи и снова повторили о том, чтобы с ним не стесняться. Для меня было очевидно, что Медведев — человек, давно оторванный от военной среды, и правдивость его заявлений не вызывает сомнений. Однако, выполняя указания Ежова и Фриновского, я добился от него показаний о существовании военного заговора, о его активном участии в нем, и в ходе последующих допросов, в особенности после избиения его Фриновским в присутствии Ежова, Медведев назвал значительное количество крупных руководящих военных работников. По ходу дела я видел и знал, что связи, которые называл Медведев, были им вымышлены, и он все время заявлял мне, а затем Ежову и Фриновскому о том, что его показания ложны и не соответствуют действительности. Однако, несмотря на это Ежов этот протокол доложил в ЦК... Медведев был арестован по распоряжению Ежова без каких-либо компрометирующих материалов с расчетом начать от него раздувание дела о военном заговоре в РККА».

Позднее, 16 июня 1937 г. Медведев в судебном заседании Военной Коллегии Верховного Суда СССР виновным себя не признал и заявил, что он в троцкистскую организацию не входил, а показания о существовании в РККА военного фашистского заговора являются ложными. Однако Медведев был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян; в 1956 г. он реабилитирован.

Другой бывший сотрудник органов НКВД Бударев В.И. на допросе в прокуратуре 3 июня 1955 г. показал, что в период расследования дел Примакова и Путна ему было известно, что оба эти лица дали показания об участии в заговоре после избиения их в Лефортовской тюрьме, что он сам по поручению Авсеевича часами сидел с Примаковым, не давал возможности ему спать, что это делал он еще до признания Примаковым своей вины.

Бывший зам. начальника отделения НКВД СССР Карпейский Я.Л. на допросе в прокуратуре 4 июля 1956 г. показал, что принимал участие в следствии по делу Эйдемана. Он пояснил, что, кроме него, Эйдемана допрашивали Леплевский и Агас, что «...в отношении Эйдемана до моего прихода были применены угрозы или даже физические меры воздействия. Следует учесть, что во время допроса Эйдемана из соседних кабинетов доносились крики, стоны людей и шум...».

Бывший помощник начальника 5-го отдела Главного управления госбезопасности НКВД Ушаков З.М., принимавший участие в допросах Тухачевского, Якира, Фельдмана и других, осужденный в 1940 г. к расстрелу за фальсификацию дел и другие преступления, на допросах показал, что широко применял к арестованным незаконные методы следствия. Он добился от Фельдмана признания о военном заговоре с участием Тухачевского, Якира, Эйдемана и других.

Что касается допросов подследственных с участием руководителей партии и государства, то отдельные данные об этом содержатся в 55некоторых показаниях арестованных бывших работников НКВД. Так, бывший начальник отдела охраны НКВД СССР Дагин И.Я. 15 ноября 1938 г. показал: «Как обставлялись очные ставки, на которых по решению ЦК присутствовали члены Политбюро? Об очных ставках заранее предупреждали всех следователей, которые не переставали “накачивать” арестованных вплоть до самого момента очной ставки. Больше всех волновался всегда Ежов, он вызывал к себе следователей, выяснял — не сдадут ли арестованные на очной ставке, интересовался не существом самого дела, а только тем, чтобы следствие не ударило лицом в грязь в присутствии членов Политбюро, а арестованные не отказались бы от своих показаний. Уговаривания и запугивания продолжались даже в комнатах, где рассаживали арестованных перед самым вызовом на очную ставку. Известные мне очные ставки с присутствием членов Политбюро готовили Николаев, Рейхман, Листенгурт, Ушаков (все — сотрудники Особого отдела НКВД СССР, принимавшие участие в расследовании дел по “военному заговору”, — репрессированные в 1939—1940 гг. за вражескую деятельность в органах НКВД и фальсификацию дел) и другие. Накануне очных ставок срочно заготовлялись новые протоколы, подкреплявшие те показания, которые должны были дать арестованные на самой очной ставке. То же самое делалось и после очных ставок».

Бывший зам. наркома внутренних дел НКВД СССР Фриновский на очной ставке с Ушаковым 4 января 1940 г. заявил следующее: «Могу рассказать еще один факт с быв. командующим Северокавказским военным округом Кашириным. Он давал в своих показаниях Егорова. Было решено устроить очные ставки ряду арестованных, которые давали показания на Егорова, в частности и Каширину с Егоровым, который еще не был арестован. Эта очная ставка должна была проводиться Ежовым в присутствии Молотова и Ворошилова в кабинете у Ежова. Первым был вызван Каширин. Егоров уже сидел в кабинете. Когда Каширин вошел и увидел Егорова, он попросил, чтобы его выслушали предварительно без Егорова. Егорова попросили выйти, и Каширин заявил, что показания на Егорова им были даны под физическим воздействием следствия, в частности, находящегося здесь Ушакова».

Ушаков на этой же очной ставке добавил: «Каширин заявил, что никакого военного заговора нет, арестовывают зря командиров, я вам говорю это, как заявил Каширин, не только от своего имени, но по камерам ходят слухи от других арестованных, что вообще заговора нет. На вопрос Ворошилова Каширину, почему же вы дали такие показания, Каширин ответил, указывая на меня, что он меня припирает показаниями таких людей, которые больше, чем я. При этом он добавил, что на двух допросах его били».

Дополнительной проверкой было также установлено, что перед началом судебного процесса все обвиняемые вызывались к следователям, которые знакомили их с показаниями на предварительном следствии и требовали, чтобы арестованные подтвердили эти показания в суде.

В ходе самого процесса подсудимые находились под контролем следователей. Каждый подсудимый помещался в отдельную комнату вместе со следователем и сопровождался им в зал судебного заседания. Бывший начальник отделения НКВД СССР Авсеевич А.А. на допросе 5 июля 1956 г. пояснил: «...Все арестованные находились в отдельных комнатах и с каждым был следователь. Среди других, помню, были Ушаков и Эстрин. Я спрашивал Примакова, как он думает вести себя в суде, последний сказал, что подтвердит свои показания. Причем, по указанию руководства, я еще раз напомнил Примакову, что признание его в суде облегчит его участь. Так говорить было дано указание и другим сотрудникам отдела, выделенным для сопровождения арестованных в суд... Перед самым судебным заседанием, по указанию Леплевского, я знакомил Примакова с копиями его же показаний».

Ежов, Фриновский, Ушаков, Агас и другие, принимавшие участие в расследовании дела «военно-фашистского заговора» в 1939— 1940 гг., осуждены к расстрелу по обвинению в шпионаже, принадлежности к антисоветской организации в органах НКВД, незаконных арестах и истреблении честных и преданных партии людей.

Определением Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 31 января 1957 г. приговор в отношении Тухачевского М.Н., Корка А.И., Якира И.Э., Уборевича И.П., Путны В.К, Эйдемана Р.П., Примакова В.М. и Фельдмана Б.М. отменен и уголовное дело прекращено за отсутствием в их действиях состава преступления.

В 50—60-е гг. реабилитированы и другие бывшие военнослужащие из числа 408 осужденных по делу так называемого «военно-фашистского заговора».

В настоящее время Главной военной прокуратурой проверяется обоснованность осуждения бывшего начальника радиоотдела Управления связи РККА бригадного инженера Кокадеева А.Н. и слушателя Военно-инженерной академии РККА интенданта 3-го ранга Павлова В.Г.; Прокуратурой СССР вносится протест об отмене постановлений Особого совещания при НКВД СССР и прекращении дел в отношении Алафузо М.К. — жены Алафузо М.И. и Орестовой Е.А. — жены Василевича И.И., репрессированных в связи с осуждением их мужей по делу «военно-фашистского заговора».