Командование Северного фронта в дни Октябрьской революции и мятежа Керенского-Краснова

Реквизиты
Государство: 
Период: 
1917
Источник: 
Перспективы. 2013. № 2 (66). С. 11-13.

Одним из непростых вопросов, связанных с революцией 1917 г., является действия армии в октябре-ноябре того года, и в частности, войск Северного фронта, которым командовал генерал от инфантерии В.А. Черемисов. Известно, что именно к нему отправился А.Ф. Керенский за помощью в момент вооруженного восстания в Петрограде, и именно ему подчинялся корпус П.А. Краснова, части которого выступили против советской армии. Однако остальные части войск Северного фронта не поддержали это выступление. Данная работа является попыткой разобраться в причинах того, почему сложилось именно так.

Заметим, что руководители белого движения связывали это с личностью самого командующего, который, по их мнению, сотрудничал с большевиками еще с сентября 1917 г., и запретил отправку войск в Петроград. Это, в частности, отмечается, в записках генерала П.Н. Врангеля, находившегося тогда в ставке у Духонина: «Стало известно о движении генерала Краснова с 3 корпусом на Петербург, за ним должны были двигаться еще войска. Но уже через день заговорили об «измене генерала Черемисова». В штабе главнокомандующего северным фронтом уже велась недостойная игра. Генерал Черемисов довольно прозрачно давал окружающим понять, что в ближайшие дни он готовится стать верховным главнокомандующим. Вызванные в Петербург правительством эшелоны были задержаны генералом Черемисовым в пути; казаки Уссурийцы стали брататься с большевиками. Еще раз в верхах армии появилась растерянность, нерешительность, предательство и трусость»[1].

Примерно то же отмечал и А.Ф. Керенский: «Вскоре по моему вызову явился сам главнокомандующий. Произошло весьма тяжелое объяснение. Генерал не скрывал, что в его намерения вовсе не входит в чем-нибудь связывать свое будущее с судьбой «обреченного» правительства. Кроме того, он пытался доказать, что в его распоряжении нет никаких войск, которые он бы мог выслать с фронта, и заявил, что не может ручаться за мою личную безопасность в Пскове. Тут же Черемисов сообщил, что он уже отменил свой приказ, ранее данный в соответствии с моим требованием из Петербурга, о посылке войск, в том числе и 3-го конного корпуса. — «Вы видели ген. Краснова, он разделяет ваше мнение?» — спросил я. — «Ген. Краснов с минуты на минуту приедет ко мне из Острова». — «В таком случае, генерал, немедленно направьте его ко мне». — «Слушаюсь».

Генерал ушел, сказав, что идет прямо в заседание военно-революционного комитета, там окончательно выяснит настроение местных войск и вернется ко мне доложить. Отвратительное впечатление осталось у меня от свидания с этим умным, способным, очень честолюбивым, но совершенно забывшем о своем долге человеком. Значительно позже я узнал, что, по выходе от меня, генерал не только пошел в заседание военно-революционного комитета. Он пытался еще по прямому проводу уговорить командующего Западным фронтом ген. Балуева не оказывать помощи правительству»[2].

Между тем сохранившиеся документы (в первую очередь, стенограммы переговоров командующего фронтом с подчиненными ему командующими армиями) позволяют более точно понять, что же происходило на фронте в те дни и недели.

В первую очередь, некоторые подробности выясняются из донесения В.А. Черемисова главнокомандующему генералу Н.Н. Духонину 3 ноября 1917 г. (даты по старому стилю): «Я говорил с самого начала Керенскому, когда он был во Пскове, об отношении войск фронта к происшедшим в Петрограде событиям и советовал отменить перевозку войск с северного фронта, предвидя что это практически не осуществится и приведет лишь к тому, что Керенский и те войска, которые ему удастся повести лично, попадут в тяжелое и, может быть, безвыходное положение… Среди свидетелей этого разговора были Барановский, Кузьмин и Войтинский. Керенский согласился тогда со мной и отменил перевозку войск с северного фронта. Но затем, когда я в 5 часов утра ушел от него, к нему снова пришел Войтинский и привел Краснова. Они вместе убедили Керенского ехать не в ставку, как я ему советовал, опираясь на ваше сообщение о настроении войск других фронтов… а в Остров и лично вести третий конный корпус, при этом Краснов упустил из виду, что корпус его был разбросан…»[3]

Здесь имелись в виду события в те дни, когда А.Ф. Керенский, сбежав из Петрограда, обратился к нему за помощью в организации выступления против советской власти. И командующий фронтом, как видно, сразу высказал ему соображения о невозможности этого сугубо с военно-стратегической (точнее, с тактической) точки зрения. При этом есть и любопытный момент – П.А. Краснов, выступивший вместе с частью подчиненного ему корпуса, фактически нарушил предписания своего непосредственного начальника.

Итог того выступления хорошо известен, на событиях боев под Петроградом мы останавливаться не будем, отметим только, что 1 ноября Войтинский сообщил в штаб Северного фронта: «Между сосредоточенными у Петрограда войсками и представителями Петроградского гарнизона достигнуто соглашение на основе низложения Керенского. Предпишите немедленно остановить все двигающиеся к Петрограду эшелоны и прекратить всякие действия, связанные с формированием отряда Керенского»[4]. К тому времени и сам командующий уже знал о провале наступления от самого П.А. Краснова.

Тем не менее, руководители партии эсеров в те дни еще не оставляли надежд на свержение советского правительства при помощи войск. И именно в тот день, 1 ноября члены Комитета спасения Революции – А.В. Чернов, эсер Андрей Фейт и член Искосола Хараш сообщили Н.Н. Духонину о том, что предстоит назначение его главковерхом и при этом потребовали отстранения В.А. Черемисова с поста командующего Северным фронтом, мотивируя это тем, что «он развяжет руки для совершенно необходимых действий во Пскове… не исключена возможность мирной ликвидации петроградских событий путем переговоров, но только при условии скорейшей присылки серьезных подкреплений с пехотными частями»[5]. Скорее всего, именно в те дни и появилась версия о том, что В.А. Черемисов помогает большевикам, поскольку члены Комитета полагали, что он является единственным препятствием, не позволяющим выдвинуть к Петрограду воинские части Северного фронта.

Н.Н. Духонин тогда обратился к В.А. Черемисову за разъяснениями по поводу обстановки, а также действительно вызвал в Ставку. Собственно, приведенный выше отрывок записи командующего Северным фронтом и являлся ответом Н.Н. Духонину.

И тогда же В.А. Черемисов сообщил главковерху, что он нее может приехать в ставку, да и не видит в этом необходимости (кроме того, сообщил, что гарнизон Пскова полностью большевистский и перекрывает любые движения к Петрограду), добавив при этом: «Мое личное влияние на организации, не исключая Революционного комитета, дает некоторую возможность пока предупреждать общий пожар, но я боюсь, что он вспыхнет с моим отъездом, хотя бы рад уехать отсюда совсем, немедленно…»[6].

А что происходило непосредственно на фронте, хорошо видно из переговоров командующего фронтом с подчиненными – как раз 1 ноября он связался с В.Г. Болдыревым и Я.Д. Юзефовичем и запросил у них сведения об оперативной обстановке.

Первый доложил ему, что Двинск фактически во власти Армискома (армейского исполнительного комитета – Н.С.), который пытается отправить войска Режице с  целью обеспечения от войск Каледина. То есть  части армии были готовы выступить на помощь советскому правительству, но командующий отговаривал их от этого, дабы не раскрывать фронт, и таким образом ему удалось отклонить решение об отправке войск на помощь большевикам. В.А. Черемисов, в свою очередь, сообщил о достигнутом перемирии между советским правительством и П.А. Красновым, а командующий армией довел это до сведения Армискома, после чего войска успокоились.

В 17-й армии (где, к слову, были латышские части) был образован Комитет, состоявший из 23 большевиков и 23 «небольшевиков» (в основном – правых эсеров). И после бурных дебатов члены комитета пришли к мнению о необходимости полного нейтралитета (при этом – здесь большевики тоже настаивали на отправлении войск на помощь советскому правительству) и немедленного возвращения самовольно ушедших частей на свои места[7]. Отметим, что эта армия была в худшем положении, поскольку находилась на территории Латвии, и Я.Д. Юзефович отмечал, что отношение местного населения к армии в целом не слишком лояльное, а латышские части не являются надежными, при этом он полагал, что офицеры-латыши находятся на пронемецких позициях. Тем не менее, ему удалось удержать войска в порядке.

В.А. Черемисов, выслушав его, подытожил: «все волнения на фронте происходят вследствие движения войск, направляемой ставкой на север, по направлению к Петрограду, и хотя ставка объявила, что на Петроград войска больше не посылаются для гражданской войны, а двигаются в район Луги для расположения в стратегическом резерве… массы не понимают этого и волнуются, предполагая контр-революционные замыслы»[8]. При этом он обратил внимание на то, что ни одна партия, включая и большевиков не считала возможным открыть фронт противнику. Это и сыграло основную роль в том, что вооруженные силы Северного фронта остались в те дни на нейтральных позициях.

Таким образом, можно сделать вывод, что войска Северного фронта не поддержали выступления Керенского-Красного не потому, что В.А. Черемисов якобы стоял на большевистских позициях, а по причине того, что большая часть армии либо поддерживала большевиков или же относилась к событиям нейтрально. Это и не позволило воинским частям поддержать П.А. Краснова. Позиции большевиков в армиях Северного фронта были сильными, но не доминирующими. При этом все (и командный состав, и младшие командиры, да и рядовые) с самого начала мятежа Керенского-Краснова придерживались мнения, что в стране разворачивается гражданская война, и многие стремились остановить ее. И окончательное успокоение (хоть и временное, как показали дальнейшие события) наступило именно после того, как выступление П.А. Краснова было остановлено.

А В.А. Черемисов и его ближайшие подчиненные в те дни просто выполняли свой долг – они, в первую очередь, думали о том, чтобы удержать фронт и при этом не желали посылать войска на помощь какой-либо из сторон. В то же время, нельзя отрицать и того, что к бывшему Временному правительству они действительно относились с неприязнью – тот же Я.Б. Юзефович в разговоре с В.А. Черемисовым заметил: «сделали все, чтобы лишить возможности командовать, а теперь предъявляют требования; только сознание долга заставляет оставаться на месте, и я завидую рядовому солдату, стоящему в сторожевке»[9].

Заметим в заключение, что уже 4 ноября 1917 г. появилось предписание Военно-Революционного комитета за подписью А.С. Антонова-Овсеенко и Н.И. Подвойского об аресте В.А. Черемисова[10]. То есть большевики тоже были недовольны его действиями (хотя под арестом он пробыл недолго, и уже 14 числа был переведен под домашний арест[11], а затем освобожден), следовательно он в те дни, оказавшись между двумя противоборствующими сторонами, руководствовался исключительно своими соображениями, без симпатий к кому-либо.



[1] Врангель П.Н. Записки. Т. 1. М., 2002.

[2] Керенский А.Ф. Гатчина // Октябрьская революция. Мемуары. М., 1991. С. 183-184.

[3] Октябрь на фронте // Красный архив. 1927. № 5. С. 100.

[4] Октябрь на фронте // Красный архив. 1927. № 5. С. 90.

[5] Октябрь на фронте // Красный архив. 1927. № 5. С. 97.

[6] Октябрь на фронте // Красный архив. 1927. № 5. С. 98-99.

[7] Октябрь на фронте // Красный архив. 1927. № 5. С. 72-73.

[8] Октябрь на фронте // Красный архив. 1927. № 5. С. 76.

[9] Октябрь на фронте // Красный архив. 1927. № 5. С. 79.

[10] РГИА. Ф. 1280. Оп. 1. Д. 1377. Л. 11.

[11] РГИА. Ф. 1280. Оп. 1. Д. 1122. Л. 84.