Накануне нового хозяйственного года. Из доклада И. Смилга, сделанного 3 сентября 1924 г.в Совете промышленности и торговли.

Товарищи, задачей моего сегодняшнего сообщения является краткий анализ хозяйственных событий истекшего лета и на основании этого перспективная оценка экономической обстановки на осенние месяцы. Весною этого года, когда мне пришлось на Украинском Съезде промышленности, торговли и транспорта оценивать обстановку, я ее расценил для лета, как устойчивую, с возможностью некоторого оживления. Я тогда исходил при оценке обстановки из следующих двух обстоятельств: с одной стороны, как всем вам известно, хлебные цены, т. е. основной элемент, создающий покупательную способность крестьянского населения, к тому времени, несмотря на весенний перелом цен, продолжали оставаться достаточно высокими; в стране весной определился определенный хлебный дефицит, что вызвало хлебные заготовки, может быть, не в особенно больших размерах, но в течение всего лета; это означало, что покупательная способность крестьянства будет в течение всего лета поддерживаться хлебными заготовками. Это обстоятельство было одним из самых серьезных оснований для такого вывода. С другой стороны, в это лето наше хозяйство вступило с довольно серьезным запасом вырученной от хлебного экспорта иностранной валюты, которую весной предполагалось бросить на ввоз сырья для нашей промышленности. Таким образом, и со стороны рыночной и со стороны производственной обстановка давала все основания для такой оценки.

Мне кажется, что теперь, оглядываясь назад, можно сказать, что оценка в общем и целом была произведена правильно, может быть, в сторону большей даже осторожности, чем следовало. Я расцениваю летний период не только, как вполне устойчивый, но и как период очень значительного и серьезного торгового оживления; это лето надо считать наиболее устойчивым после революции. Все лето прошло под знаком превышения спроса на товары легкой промышленности над их предложением. О тяжелой индустрии я сейчас не говорю. Там положение сложилось несколько иначе.

Для того, чтобы обосновать возможные выводы на ближайшие осенние месяцы, я думаю вкратце остановиться на основных явлениях нашей хозяйственной жизни и, по примеру конъюнктурных обзоров, которые я делал от имени Госплана Совету Труда и Обороны, и сегодня позволю начать свой обзор с сельского хозяйства. Первое, что должно привлечь наше внимание и получить оценку — это урожай прошлого года, его объем, величина и урожай настоящего года. В настоящее время, при данном темпе развития промышленности, урожай является основным фактором определяющим наше народное хозяйство. Я расцениваю и по данным, которыми располагает Госплан, и экономически проверяя через рынок и оборот, объем прошлогоднего урожая, примерно в 3 миллиарда пудов. Эти данные не совпадают с официальными данными Центрального Статистического Управления. Но из дальнейшего вы увидите, что я имею все основания держаться именно этого варианта. Урожай текущего года надо расценить, примерно, в 2,7—2,8 миллиардов пудов. По последним данным ЦСУ получается, что урожай 1923 года приблизительно равен урожаю 1924 года, т. е. колеблется между 2,7 и 2,8 млрд. пудов. Ясное дело, что в одном случае ЦСУ ошибается: или оно дает преувеличенную цифру урожая нынешнего года, или оно недооценило урожай прошлого года. Мне кажется, что ЦСУ сделало именно последнее — не дооценило урожай прошлого года. На основании дополнительной, косвенной экономической проверки можно совершенно уверенно сказать, что фактический урожай 1923 г. был выше исчисленного. Я, конечно, не могу говорить здесь точно о десятках или, может быть, даже о полусотне миллионов пудов. Но можно сказать одно: покупательная сила населения была недооценена в прошлом году. Емкость внутреннего рынка оказалась больше и обширнее, чем это казалось нашим статистикам и экономистам. Это — первый вывод, который надлежит запомнить.

Говоря о том, как эволюционировали наши взгляды на хлебную кампанию в связи с изменением видов на урожай, я должен сказать следующее: мы в этом году построили 2 проекта хлебной кампании. Один проект — весенний—был составлен тогда, когда еще виды на урожай казались хорошими, — а в середине мая нам казалось, что урожай будет выше прошлогоднего. В основу этой первой хлебной кампании были положены мысли о необходимости поддержать хлебные цены осенью, чтобы нам снова не пережить прошлогодних осенних затруднений; помимо объективных оснований, которые для всех ясны, осенний кризис имел и целый ряд субъективных причин, коренящихся в том, что мы навинтили налоговой пресс осенью, т. е. обеспечили форсированное предложение хлеба на рынок, но не озаботились организацией спроса на этот хлеб; в результате, мы имели крах хлебных цен. Повторяю, первая программа была построена, исходя из учета хорошего урожая и имевших место в прошлом году промахов. Те сведения, которые начали поступать с конца мая и поступали в течение всего июня и начала июля, приносили вести о продолжающемся ухудшении видов на урожай, и нам пришлось программу хлебных заготовок пересмотреть. Нам пришлось нажать налоговой пресс и несколько сократить кредиты па хлебную кампанию, так как первым и, пожалуй, самым серьезным экономическим результатом этих изменившихся видов на урожай надо считать объективно складывающиеся высокие цены на хлеб. Если взять данные по производящей полосе на 1 августа прошлого года и сравнить их. с данными на 1-е августа текущего года, — и сравнить их в червонной валюте, то мы имеем на 1-е августа почти 100% увеличения хлебных цен по сравнению с прошлым годом (в товарных рублях этот процент меньше). Это факт огромного значения; он говорит о том, что увеличившееся ценностное выражение сельскохозяйственной продукции в значительной степени скомпенсирует для сельского хозяйства недобор зерновых продуктов в натуре. Но нужно сделать и другой вывод, который будет заключаться в том, что высокие цены на хлеб производят существенные изменения в распределении покупательной способности различных слоев населения. Очевидно, наступательной стороной в будущем году будет крестьянство. Городу же придется серьезно подтянуться. Поэтому второй план принятый правительством, ставит своей задачей понижение хлебных цен против того уровня, на котором они держались до настоящего времени.

Само собой разумеется, что даже при объективно складывающейся высокой хлебной конъюнктуре мы, конечно, не могли идти по следам прошлой осени. Искусственно вызванный крах хлебных цен в этом году был огромным потрясением всего хозяйственного организма Союза. Нужно было налоговому нажиму противопоставить покупку хлеба и своевременно бросить серьезные средства на это дело (что и сделано) с таким расчетом, чтобы в результате взаимодействия этих двух факторов—одного, определяющего темп предложения хлеба, а другого — выражающего спрос на этот хлеб, все же получилось бы снижение хлебных цен. Если нам не удастся в этом году в осенние месяцы заготовить не только главные массы потребного нам для городского, фабрично-заводского и промышленного потребления хлеба, но и значительный запас для урегулирования рынка, то мы будем к началу нового календарного года стоять перед опасностью срыва сельскохозяйственными ценами нашей валюты, или реальной зарплаты. Дело в том, что за ценами па хлеб неизбежно потянутся и остальные продукты, имеющие сельскохозяйственную базу.

В заключение, я должен сказать несколько слов об экономических и социальных последствиях прошлогоднего осеннего кризиса и о тех процессах, которые, благодаря этому кризису, в деревне получили особенно сильное выражение. Речь идет о расслоении деревни. По тем сведениям, которыми мы располагаем, и главным образом, по сведениям, получаемым из Украины, можно сказать совершенно определенно, что там этот процесс пролетаризации беднейшего крестьянского населения идет усиленным темпом, и статистика армии безработных на Украине дает постепенное увеличение доли этих выходцев из деревни. Вы превосходно понимаете, какие, заключаются опасности в этом факте, если темп роста нашей промышленности не будет поглощать этого предложения избыточных рук. Ясно, почему это произошло: по низким ценам в прошлом году был реализован хлеб беднейшим крестьянством, а дальнейшим ростом хлебных цен воспользовалось зажиточное крестьянство. И в этом году при существенно иной обстановке все же тот факт, что мы вынуждены неравномерно взимать налог с крестьянства, будет иметь те же последствия только в более смягченном виде. Но зато в этом году процесс расслоения деревни будет форсироваться пестротой обстановки: есть пункты, пораженные недородом, и рядом с ними урожайные губернии; само собою разумеется, что это неравномерное распределение благ, а вслед за тем и покупательной способности, снова послужит основанием для дальнейшего быстрого развертывания процессов, о которых я вам докладывал. Это говорит за то, что наряду с определенной политикой, которую надлежит вести в деревне, мы должны думать о максимальном темпе развития нашей промышленности, которая экономически, по сути дела, есть единственный громоотвод для этих выходцев из деревни.

Заканчивая обозрение сельского хозяйства, я позволю себе обратить ваше внимание только на хлопок, на основной вид растительного сырья у нас. В этом году мы имеем по сравнению с прошлым годом огромное увеличение посевной площади. В этом году мы засеваем, примерно, в два раза больше площади, чем в прошлом году. Атак как урожай ожидается несколько лучше прошлогоднего, то вместо 2 с половиной миллионов хлопка, собранного в прошлом году, мы в этом году будем иметь что-то около 6 миллионов пудов, если сведения, которыми я располагаю, верны к сегодняшнему дню (они были верны месяц тому назад, но, может быть, теперь в ту или другую сторону эта цифра изменилась). Во всяком случае темп роста этого дела бесспорен; а так как в общем и целом русский хлопок обходится нашей текстильной промышленности, примерно, на 30% дешевле заграничного, то такое увеличение производства собственного хлопка надо считать огромным шагом вперед в деле восстановления всего нашего хозяйства—и сельскохозяйственного и промышленного.

Переходим к промышленности. Я уже говорил, что текущее лето было самым устойчивым из всех послереволюционных в области производства. Имеется целый ряд отраслей производства, — в первую очередь каменный уголь, — которые почти не испытали летнего снижения; в этом году донецкий бассейн летом не снижал своей добычи, оставаясь на весеннем уровне. Объясняется это тем, что уже в июне начали сказываться последствия частичного недорода, поразившего прилегающие к бассейну местности в смысле пресечения сезонного отлива рабочей силы, а может быть, даже и в смысле увеличения прилива этой силы из деревни. Нефть тоже дает увеличение за лето. Легкая индустрия представляет следующую картину: — июль дал 6% снижения против июня в то время, как этот процент для тех же месяцев прошлого года составлял 22%. Правда, июнь прошлого года дал небольшое увеличение против мая, чего в этом году не было. Устойчивое положение в промышленности сказывается не только в поддержании темпа производства, но и в том, что основные отрасли нашей легкой индустрии,—текстильная, например,—в течение лета проделали большую работу по мобилизации сырья и топлива, приготовляясь к серьезному предрешенному правительством расширению производства. Можно сказать, что текстильщики недостаточно энергично работали — нужно было приступить к расширению производства раньше.

В начале своего сообщения я вам говорил, что весной был предрешен вопрос о ввозе потребного для промышленности сырья. Эго было в основном выполнено, и таким образом валюта, полученная благодаря хлебному экспорту, уже этим летом получила производительное применение, и операции, имеющие основою сельское хозяйство, легли в основу дальнейшего развертывания нашей промышленности; события развертывались, следовательно, совершенно закономерно.

Что касается рыночных условий для промышленности, то здесь нужно отделить легкую индустрию от тяжелой. Как правило, предложение в легкой индустрии не поспевало за спросом; другими словами, конъюнктура для сбыта изделий легкой промышленности складывалась чрезвычайно благоприятно. В важнейших отраслях тяжелой индустрии, в каменноугольной и нефтяной, т.е. в отраслях минерального топлива, все лето прошло под знаком депрессии в сбыте и несомненного превышения предложения над спросом, т.е. в нашей стране оказались избытки минерального топлива. В этом нет ничего особенного, так как к настоящему дню мы имеем по углю около 50% довоенного производства, а по нефти около 65%, в то время, как остальные промышленные основные показатели колеблются между 35 и 40. В свое время на топливо было обращено особое внимание, и эти отрасли резко выделились из общего фронта; теперь перед нами стоит серьезнейшая задача обеспечить в первую очередь для нашей нефтяной промышленности внешний рынок, ибо емкость внутреннего рынка уже не позволяет ей разворачиваться в таком темпе, в каком она по своим геологическим и техническим возможностям подготовлена.

Я не стану останавливаться подробно на сбытовой стороне дела. Я выступаю перед аудиторией, которой все это превосходно самой известно; я остановлюсь только на освещении следующего вопроса: как скажется урожай в смысле емкости рынка для промышленных изделий на предстоящий 1924—25 г. и какие виды имеет промышленность для своего развития на предстоящий год?

Я уже говорил, что мы в 1924 году недоберем в натуре около 250— 300 миллионов пудов хлеба. Если же посмотреть на товарный хлеб с точки зрения его ценностного выражения, то мне кажется, что он даст в смысле емкости крестьянского рынка, примерно, прошлогодние цифры. Я считаю, что, даже если нам в ближайшие месяцы удастся хлебные цены понизить, то они несомненно в начале следующего календарного года опять будут расти, и нет никакого сомнения, что конец зимы и весны пройдут у нас под флагом высоких цен на хлеб. Меня сейчас это явление интересует с точки зрения емкости рынка для промышленных товаров; я делаю вывод, что она в общем и целом не будет ниже прошлогодней.

Что это означает для промышленности в смысле ее перспектив на дальнейшее? С моей точки зрения это означает следующее. Я считаю, что промышленность имеет возможность развиваться за счет следующих основных моментов: во-первых—за счет недоисчисленной емкости рынка. Целый ряд экономистов говорил (я не утверждаю, что это было общее мнение), что емкость рынка для промышленных товаров невелика, что мы подходим почти к пределу в деле его насыщения. Жизнь этот взгляд опровергла, и тот факт, что мы сейчас живем под флагом неудовлетворенного спроса, говорит за то, что это обстоятельство должно быть учтено и при наших расчетах на будущее. Второе,—это рационализация производства и уменьшение себестоимости и цен. Не может быть никакого сомнения в том, что политика снижения оптовых цен в значительной степени расширила рынок для целого ряда изделий промышленности. Не одно и то же, если за 100 руб. мы обернем 100 единиц товара, или если за те же 100 руб. мы обернем 120—130 единиц товара. Этот факт, на основании которого можно опять-таки сделать вполне уверенные выводы о том, что, по крайней мере, для нашей легкой индустрии частичный неурожай этого года не является фактором, прекращающим ее восстановительный процесс. Не может быть речи о прекращении этого процесса, а может быть речь только о возможном замедлении темпа.

Третий источник, на который я неоднократно обращал внимание, заключается в возможности для нашей крупной промышленности успешного соревнования и конкурентной борьбы с кустарем. Те данные, которыми мы располагаем, говорят о том, что последнее снижение цен на текстильные изделия уже подорвало кустарное производство текстиля в целом ряде областей. И если в дальнейшем эти процессы будут продолжаться, то кустарь будет помаленечку уступать нам поле битвы. Что кустарная промышленность не есть нечто недостойное внимания, об этом не приходится говорить. В общем балансе производства материальных ценностей промышленного значения мелкое кустарное производство занимает около 30%. Это есть во всяком случае такой сектор, за счет уменьшения которого наша промышленность может спокойно и уверенно развиваться.

Вот мои выводы относительно возможностей промышленного развития на предстоящий год. Вкратце остановимся на работе транспорта, чрезвычайно серьезного показателя состояния народного хозяйства. На нем тоже почила благодать летней устойчивости. Все лето, если судить по суточной погрузке, дает вполне устойчивые величины с небольшими отклонениями. И эта устойчивость продолжает оставаться до самых последних дней. Например, данные за август месяц говорят, что августовская погрузка осталась на уровне июльской, при чем последняя декада дает снова увеличение против второй, несколько скользнувшей декады. Совершенно ясно, что транспорт отражает общую судьбу всего хозяйства: сельское хозяйство и промышленность являются той основой, на которой строит свою работу транспорт. Поэтому, говоря о возможностях в области промышленности, нам приходится почти в такой же мере отнести их на транспорт. Что касается строения грузооборота следующего года, мы должны сказать, что он будет несколько отличаться от прошлогоднего; в нем уменьшатся экспортные хлебные грузы, но зато внутренний хлеб, в силу пестрой конъюнктуры с урожаем и с хлебными ценами, будет хлебом крайне беспокойным. Он будет кататься из места в место и будет гулять по рельсам больше, чем внутренний хлеб прошлого года; увеличатся неизбежно и серьезно перевозки местного значения, так что вряд ли транспорт существенно и серьезно проиграет от резкого сокращения экспортной части своих перевозок. Должен сказать, что такой конъюнктуре экономической и в промышленности, и в транспорте соответствовала и определенная финансовая их устойчивость.

Далее, позвольте мне вкратце остановиться на вопросах труда и заработной платы; лето дало нам относительную стабильность в отношении реальной заработной платы. Во всяком случае, можно сказать что проведение денежной реформы не снизило реальной заработной платы рабочего, а произведенное понижение цен и некоторое увеличение покупательной силы рубля тем самым увеличили и реальную заработную плату. Должен только сказать, что те процессы, которые происходят в крестьянстве и которые я вам уже докладывал, по всей видимости, будут увеличивать резервную армию Советского Союза в течение предстоящего года. Такая конъюнктура, когда предложение труда превышает спрос на него, в капиталистических странах влечет за собою, как правило, понижение заработной платы. В наших условиях, в условиях, когда во главе Союза стоит рабочее правительство, задача заключается в том, чтобы в этой обстановке удержать во всяком случае реальную плату на том уровне, на котором она находится, и подтянуть еще отставшие отрасли, что в наших условиях, не взрывая валюты или не разрушая промышленность, можно сделать почти исключительно за счет увеличения производительности труда. И мы в Госплане приветствовали и целиком поддержали инициативу ВСНХ, взявшего на себя почин постановки этого большого и серьезного вопроса. Я считаю, что судьба реальной заработной платы, если мы не хотим встать перед огромными потрясениями, которые могут произойти и от неустойчивой валюты и от проедания государственных капиталов в промышленности,— эта задача может быть решена только в плоскости, в которой она сейчас дебатируется на страницах печати. Мне по характеру своей работы приходится сталкиваться со всеми сторонами экономической жизни страны, и анализ всех данных говорит, что это единственный выход, который может обеспечить пролетариату завоеванные им позиции и в дальнейшем улучшить его положение.

Теперь переходим к оборотам и к торговле — чрезвычайно существенной части моего сообщения. Я не буду затруднять вашего внимания цифрами, что я не делал и в первой части доклада, так как считаю, что почти все цифры печатались многократно, может быть, более, чем нужны на страницах нашей печати. Повторять их нет необходимости. Укажу только на следующее. Московская товарная биржа, если взять летние месяцы прошлого года и летние месяцы этого года, дает некоторое увеличение оборотов против прошлого года, несмотря на то, что мюль месяц прошлого года имел оборот немного выше оборота нынешнего года. Провинциальные биржи дают значительное увеличение оборота по сравнению с прошлым годом; если это выразить в процентах, мы будем иметь рост по соизмеримым оборотам, примерно, на 30% против прошлого года. Хотя червонная копейка прошлым летом стоила немного дороже, чем в этом году, однако, общей картины это обстоятельство не меняет. Разница в покупательной силе червонца компенсируется неучтенным оборотом. Мне кажется, что статистика торгового оборота довольно точно отражает общий коэффициент нашего роста. Картина здесь тоже совершенно закономерная. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что главный процент этого роста падает именно на провинцию. Это показывает, что провинция начинает хозяйственно возрождаться. В прошлом году Московская товарная биржа была ярким, серьезными почти единственным феноменом в области оборота. Теперь для полноты картины мы не можем ограничиваться Московской товарной биржей. Провинциальные биржи начинают играть серьезнейшую роль в нашем обороте. Это то, что отличает обстановку этого года от прошлогодней. Должен сказать, что обороты этого года несомненно были бы еще больше, если бы мы не имели товарного голода; целый ряд сведений с мест говорит о том, что оборота нет, сделок нет и из-за отсутствия целого ряда товаров. Такими товарами являются текстиль в части легких ходовых тканей, махорка, которой нет; замечается нехватка посуды и ходовых силикатных товаров, нехватка ходового металла в последнее время. К этим товарам надо прибавить пшеничную муку, которой в предложении тоже нет. Все это говорит о том, что оборот в этом году вынужденно снижен.

Теперь нам нужно ответить на следующий серьезный вопрос: какой же спрос мы имели этим летом по преимуществу—торговый или потребительский; что является основанием, творящим оживленную конъюнктуру — накопление ли запасов в наших торговых каналах, т.-е. является ли превалирующей подготовка кампании или же мы в течение лета встречались со здоровым низовым потребительским спросом? На этот вопрос я отвечаю определенно, что это лето характеризовалось наличием серьезного, значительного низового потребительского спроса. Только в агусте, когда начались работы по уборке урожая, начали поступать сведения о том, что потребительский спрос начинает уступать свое место спросу подготовительному, торговому. Эго, конечно, неизбежно. Август говорит о начале затишья в рознице. В смысле оптового оборота август идет на уровне июля, а по провинции даже его обгоняет. Само собой разумеется, что перестройка торгового аппарата, которая началась весной текущего года с курсом на низовую кооперацию, на упразднение частного капитала в обороте, не могла не сказаться в увеличении торгового спроса: всякое новое предприятие, когда оно учреждается, требует для своего обзаведения некоторое количество товаров. Это несомненно. И это-то обстоятельство бесспорно влияло на форсирование подготовительного торгового спроса. Но не он, этот спрос, определял действительную конъюнктуру. Только в последнее время мы имеем основание судить о том, что картина меняется. В этом чрезвычайно важном выводе меня утверждает следующее экономическое явление: в последнее время, как выражение товарного голода, мы имеем снова отклонение розничных цен от оптовых. Опять эти две кривые расходятся, образуя своеобразные ножницы. Этот чрезвычайно важный момент ярко освещает наши возможности в деле дальнейшего снижения оптовых промышленных цен, во-первых, и во-вторых, это расхождение розничных и оптовых цен говорит не только об оживлении в опте, но и о большом оживлении в рознице. И этих ножниц не было бы, если бы отсутствовал низовой потребительский спрос.

Что представляют экономически эти своеобразные оптово-розничные ножницы? Они говорят о следующем, чрезвычайно важном обстоятельстве: не имея в достаточном количестве промышленных товаров для предложения, мы должны совершенно трезво посмотреть на нашу политику дальнейшего снижения оптовых цен. Экономически это дальнейшее снижение оптовых цен имеет смысл до тех пор, пока снижение оптовых цен отражается на снижении розничных цен. Если же, как это случилось две недели тому назад в Москве, на понижение оптовых цен в текстильной промышленности частный рынок ответил повышением розничных цен, то это говорит о том, что снижение цен уже пойдет не на пользу потребителя, на что вся эта политика рассчитана, а только даст возможность посредническому аппарату наживать совершенно неоправдываемую экономически прибыль. Из этого я делаю тот вывод, что надлежит продолжать понижение цен оптовых в тех отраслях промышленности, которые страдают от недостатка сбыта, и возможно продолжение этой политики в тех отраслях легкой индустрии, где мы имеем заведомую возможность насыщать рынок в размере потребностей его. Там, где этой возможности нет, надо быть в этой политике осторожными, ибо, если кому-нибудь суждено извлекать выгоды из объективно благоприятно складывающейся сейчас промышленной конъюнктуры, то я предпочитаю, чтобы эти выгоды извлекались левиафанами государственной промышленности, но отнюдь не шакалами посреднического аппарата, раз до потребителя это снижение не доходит. Само собой разумеется, что сказанное о шакалах не относится к кооперации, которая не спекулирует, как правило.

Вот тот вывод, к которому я прихожу.

К сожаленью, на фоне здоровой, крепкой и прочной конъюнктуры мы имеем целый ряд крайне нездоровых явлений в области торговли. Смысл их в общем и целом сводится к тому, что, ставя весной ставку на кооперацию, промышленность несколько просчиталась. Очевидно, некоторых представителей промышленности соблазнила перспектива самостоятельных связей с десятками, сотнями и тысячами первичных кооперативов, через которые они полагали весь товар провести. В частности, я помню, мне пришлось с покойным Виктором Павловичем Ногиным на эту тему полемизировать, указывая ему на то, что Текстильный Синдикат, пытаясь развертывать быстро свою сеть и установить непосредственные отношения с низовой кооперацией и экономически убить Центросоюз и Губсоюзы, в этой азартной политике сорвется, что нет данных для такого форсированного марша в этом направлении. Мне кажется, хотя я не имею в руках сейчас совершенно подробных данных, что я был прав.

Что же получилось? Кооперация оказалась неспособной сразу заменить частного торговца, в особенности, в деревне. Что низовая кооперации растет, — об этом спору нет. Что это хорошо — об этом спору нет тоже. Но что она не должна искусственно взращиваться — это тоже ясно. Иначе мы не будем иметь кооперацию, а будем иметь нечто другое, экономически некрепкое, которое не выдержит серьезного экономического экзамена. Мне кажется, что в текстильной промышленности уже наступила реакция. В чем это сказалось? Это сказалось в ряде чрезвычайно нелепых фактов, которые в настоящее время частично имеют место в нашей экономике; наши государственные розничные магазины (во всяком случае в Москве) превратились в оптово-розничные. Вытесняя официально частного купца из бирж и давая миру бюллетени, что из месяца в месяц доля частного капитала в биржевом обороте уменьшается и абсолютно и относительно — в жизни происходит иное. Создалось такое положение: во всех странах, как известно, розница снабжается оптом; у нас получилось наоборот: государств венная и кооперативная розница занялись снабжением частного оптовика и полуоптовика; это значит: гони купца в дверь, он влезет в окно. И, начиная борьбу за овладение рынком со стороны государственной торговли и кооперации, не нужно делать таких шагов, которые не имеют под собою еще достаточных экономических оснований. Экономика страны — довольно упрямая вещь, и она сопротивляется экспериментам, недостаточно продуманным. Что же получилось? Огромное удлинение торговых каналов, блуждание мануфактуры из места в место, нагуливание этой мануфактурой тарифа взад и вперед. И наряду с официальной, если можно так выразиться, легальной экономикой, у нас создался сектор нелегальной экономики.

Из Москвы везут мануфактуру оптом и отправляют в огромном количестве почтовыми посылками.

Это разве экономика? Это — безобразие; данные о привозе и увозе мануфактуры из Москвы говорят о том, что Москва загружается товаром. Избыток привоза мануфактуры над вывозом из Москвы в апреле составлял 57 вагонов, в июне— 127, в июле — 264 вагона. Москва — центр торгового спроса. Это надо иметь в виду. Я заинтересовался этим серьезнейшим обстоятельством, и что же оказывается? Мануфактура гуляет обратно из Челябинска, из Азербайджана. Мне известно, что там никаких текстильных трестов нет. На 80% мануфактура приходит в адрес наших трестов. Я думаю, что вы мне здесь эти скобки раскроете. Вы, по всей видимости, лучше знаете природу этого явления. Мне со стороны глядя, это дело рисуется таким образом. Обжегшись в провинции на условиях кредита и на кооперативных возможностях, ряд трестов решил, что выгоднее и на больший процент наличных можно эту мануфактуру спустить через московские розничные магазины. Дело естественное, и против этого я не мог бы ничего сказать, сожалел бы только, что мануфактура гуляла на край света и приехала сюда с лишними расходами, что, конечно, на понижение цен и на снижение розничной конъюнктуры влияет в отрицательную сторону.

Это говорит за то, что в весенней политике, с моей точки зрения, была допущена излишняя нервность, которая относительно легко изживается только па базе превосходной конъюнктуры. Если бы конъюнктура сложилась иначе, — а я сейчас скажу вам свои мысли относительно предстоящих месяцев, — это явление могло бы стать грозным и опасным для всей нашей экономики. Мораль сей басни такова: очень трудно регулировать нашу легальную экономику, не говоря уже о нелегальной. Не будем лучше ее создавать!

Говоря об обороте, я позволю высказать несколько соображений о Нижегородской ярмарке. Я уверен, что они здесь встретят мало сочувствия. Ряд наших хозяйственников занял чрезвычайно холодную и недружелюбную позицию по отношению к Нижегородской ярмарке. Это сказалось в целом ряде действий по отношению к ней. Поговаривают о том, что это — явление старого режима; на что-де ее восстанавливать, что мы, мол, обезьянничаем; советскому обороту, дескать, эта ярмарка не нужна, и надо дело повести так, чтобы этот год был последним годом Нижегородки. Мне кажется, что товарищи решают вопрос оппортунистически. Конечно, раз нет товара и раз держатели товаров являются господами положения, совершенно понятно, что Нижегородка кажется им лишней. В этом году она для легкой индустрии лишняя — совершенно справедливо. Весь товар можно было бы реализовать с полным успехом, может быть, даже с лучшим успехом вне ее, чем через нее. Но будет величайшим бедствием, если такая конъюнктура будет у нас из года в год повторяться. Я думаю, что правительство будет вести иную политику. Для устойчивости цен обязательно нужно рынок товарами насыщать, а не держать его на голодном положении. Мне кажется, что ликвидировать этот осенний съезд купцов и промышленников в нашей стране совершенно не приходится. Нижегородская ярмарка есть довольно точный показатель состояния нашего оборота, торговли и хозяйства накануне нового хозяйственного года. И Нижегородская ярмарка отнюдь не потеряла своего значения, а, по моему, все больше и больше приобретает значение в связи с нашей экономической экспансией на Восток; ликвидировать лучшую водную артерию в Персию я считаю «нонсенсом».

Теперь, вкратце о денежном обращении и об индексах. Летний период отличается вполне устойчивым положением с нашей валютой: осторожный выпуск новой эмиссии, определенная устойчивость в промышленных ценах в сторону понижения — все это создало благоприятные условия для внедрения новой валюты в оборот, как валюты твердой.

Июньский индекс оптовых цен дал увеличение по сравнению с маем процента на 3, а июльский индекс по отношению к июньскому — процентов на 6-7; это одновременно означает и понижение покупательной способности червонца на довольно серьезный процент. Но так как анализ индекса ясно показывал, что все это ухудшение покупательной силы валюты происходит за счет увеличения цен сельскохозяйственных товаров, то вывод пришлось делать тот, что вина не лежит на стороне валюты, что в обращении нет сейчас излишков денег (червонцев и новых билетов). Этот вывод, который я сделал при оценке июльской конъюнктуры, совершенно определенно подтверждается августом, который дает понижение индексов, именно благодаря некоторому понижению хлебных цен на 2-3 % что одновременно означает такое же увеличение покупательной силы валюты. Сентябрьское понижение хлебных цен дает по индексам увеличение покупательной силы, а не падение. Таким образом, новая валюта лето выдержала вполне удовлетворительно; ее покупательная сила находится как в отношении товарных цен, так и по отношению к иностранной валюте в том же положении, в каком мы ее оставили весной в апреле месяце. Вот вывод, который можно сделать из имеющихся у нас данных. Должен сказать, что если в начале народное хозяйство несло серьезные жертвы, понижая цены, сокращая обороты, то летом валюта стала расплачиваться за понесенные экономикой жертвы при ее появлении. Если бы у нас паническая обстановка, создавшаяся в июне в целом ряде районов в связи с неурожаем, проходила при падающей валюте, то, конечно, сумятицы и потрясений было бы гораздо больше, чем этим летом. Дисциплина твердой валюты уже успела в этом факте определенно, твердо, положительно сказаться. Это тоже нужно отметить, расценивая хозяйственные события летнего времени.

Что касается кредита, которым я заканчиваю изложение этих обстоятельств, то здесь мы имеем, в общем и целом, вполне устойчивое положение. Учетная политика банков, в частности Государственного Банка, в сентябре будет вестись примерно также, как в августе; но кредитного нажима, который был одной из причин осеннего кризиса 1923 года, в этом году ожидать не приходится. Но на этом не имею возможности подробно остановиться. Не имея возможности остановиться на внешней торговле, скажу только, что, несмотря на уменьшение хлебного экспорта, наш торговый баланс все же останется активным.

Выводы из всего сказанного таковы:

Первый вывод, это то, что частичный неурожай 1924 года не может остановить и не остановит восстановительного процесса нашей промышленности; возможно некоторое замедление, но не прекращение.

Теперь вывод относительно конъюнктуры ближайших двух месяцев— сентября и октября. Что будет с оборотом в эти месяцы? На этот вопрос я отвечаю следующим образом: эти месяцы, по всей видимости, будут месяцами затишья в рознице в той части, в какой это касается рынка крестьянского, потому что крестьянство вынуждено расплатиться с государством. Единый налог в этом году будет взят процентов в 60—70 именно в эти первые месяцы; деньги, которые пойдут крестьянству по хлебозаготовкам, в львиной доле будут стричься нашим налоговым аппаратом. И эти месяцы, в силу этого, не могут быть месяцами оживленного низового спроса. Это, по моему, совершенно определенно вытекает из обстановки. Что это затишье не будет похоже на прошлогодний осенний кризис, тоже ясно, но во всяком случае затишье есть затишье. И это нужно учесть как крупным оптовикам госпромышленности, так и кооператорам.

Делая вывод о затишье, я должен выдвинуть на авансцену чрезвычайную роль банков в эти месяцы: им придется играть серьезную роль в деле увязки расчетов между всеми контрагентами лета и осени. Могут быть всякие ходатайства о пролонгациях, отсрочках, переписках и т. и. Это кое-где сейчас уже начинается. Поэтому надлежит с некоторой тревогой смотреть на такие факты, как увязка банковских средств в значительных долях в тяжелой индустрии, которая должна была бы, по существу, эти средства получить по бюджету. Но из-за того, что бюджет весьма жестко сбалансирован, а деньги то все-таки необходимы, создается искушение частично эти необходимые ассигнования покрывать из средств банков. Я неоднократно обращал внимание правительства на опасность, коренящеюся в этом вопросе, и сейчас говорю об этом. В эти месяцы средства банков должны быть вполне мобильными, и в эти месяцы нельзя банки загружать Долгосрочными тяжелыми кредитами. На это нужно обратить внимание деятелям кредита и тем деятелям промышленности, которые оказывают влияние на эту сторону дела.

Возможно, что промышленность и не почувствует этого затишья. Возможно, что осенние месяцы только приведут в равновесие спрос и предложение.

Что касается характера всей конъюнктуры нашей в настоящее время, то я обращаю внимание на ее пестроту и некоторую нервность, что вызвано характером урожая. Например, мы имеем такое явление: известно, что одновременно с голодом, с неурожаем, с ростом хлебных цен падают цены на скот. В этом году мы эту картину наблюдали совершенно точно. Всякими чрезвычайными мерами мы спасли положение со скотом в целом ряде районов, но зато сегодня констатируется очень сильное падение ценна скот в земледельческой, в черноземной полосе, вовсе не пораженной неурожаем. Это значит, что пока мы спасали ставропольский, юго-восточный и украинский рынок и бросали туда средства, в другом месте уже объявилась дыра. У нас сейчас нет средних цен. Придется много средств и энергии потратить на то, чтобы конъюнктуру успокоить и выровнять. Это отнимет, конечно, очень много сил и времени, но, судя по характеру явлений, как они сейчас разворачиваются, мне кажется, что это будет все-таки задачей, сравнительно легко решаемой.

Заканчиваю свое сообщение тем, что, по моему мнению, у нас сейчас нет объективных оснований для пессимистических выводов. Можно смотреть на будущее, но моему, вполне уверенно. Но предстоящие месяцы, когда в экономику вклинивается элемент взимания огромного количества налога, который в это время кренит на бок все крестьянское хозяйство, повторяю, эти месяцы будут более тяжкими и ответственными, чем месяцы предшествующие. Эти месяцы будут экзаменом и для нашей валюты и для нашей торговой политики. Они покажут, на чем мы удержимся и от чего нам придется под давлением суровой экономической действительности отказаться. На активных деятелей хозяйства эта обстановка возлагает обязанность совершенно трезво разбираться в ней, не строить себе иллюзий и не плыть по инерции. Осенью погода холодней, чем летом. Будем помнить об этом!