Письмо Л. П. Берия в ЦК КПСС. 1 июля 1953 г.

№5

ПИСЬМО Л.П. БЕРИЯ В ПРЕЗИДИУМ ЦК КПСС¹

1 июля 1953 г.

В ЦК КПСС Товарищу Маленкову

Дорогой Георгий!

В течение этих четырех тяжелых суток для меня, я основательно продумал все, что имело место с моей стороны за последние месяцы после пленума ЦК КПСС, как на работе, так и в отношении лично тебя и некоторых товарищей президиума ЦК, и подверг свои действия самой суровой критике, крепко осуждаю себя. Особенно тяжело и непростительно мое поведение в отношении тебя, где я виноват на все сто процентов. В числе других товарищей я тоже крепко и энергично взялся за работу с единственной мыслью сделать все, что возможно и не провалиться всем нам без товарища Сталина и подержать делами новое руководство ЦК и Правительства. В соответствии с имеющимися указаниями ЦК и Правительства, укрепляя руководство МВД и его местных органов, МВД внесло в ЦК и в Правительство по твоему совету и по некоторым вопросам по совету т. Хрущева Н.С. ряд заслуживающих политических и практических предложений, как то: по реабилитации врачей, реабилитации арестованных по так называемому мингрельско-национальному центру в Грузии и возвращение неправильно сосланных из Грузии, об амнистии, о ликвидации паспортного режима, по исправлении искривления линии партии, допущенной в национальной политике и в карательных мероприятиях в Литовской ССР, Западной Украине и западной Белоруссии, но совершенно справедлива твоя критика, критика т-ща Хрущева Н.С. и критика других товарищей на Президиуме ЦК, с последним моим участием, на мое неправильное желание вместе с решениями ЦК разослать и докладные записки МВД. Конечно, тем самым в известной мере принизили значение самих решений ЦК, и что создалось недопустимое положение, что МВД как будто исправляет Центральные Комитеты Коммунистической партии Украины, Литвы и Белоруссии, тогда как роль МВД ограничивалась только выполнением указаний ЦК КПСС и Правительства. Хочу прямо сказать, что с моей стороны настаивать на рассылке докладных записок было глупостью и политическим недомыслием, тем более ты мне советовал, что этого не следует делать. Поведение мое на заседании Президиума ЦК и Президиума Совмина очень часто было неправильное и недопустимое, вносившее нервозность и излишнюю резкость, я бы сказал, как это сейчас хорошо продумал и понял, что иногда доходило до недопустимой грубости и наглости с моей стороны в отношении товарищей Хрущева Н.С. и Булганина H.A. при обсуждении по германскому вопросу. Конечно, здесь, безусловно, виноват и заслуживаю всякого осуждения. В то же время я, также как и все Вы, старался внести предложения в Президиум, направленные на правильное решение вопросов, как корейский, германский, ответы Эйзенхауэру и Черчиллю, турецкий, иранский и др.

Поступок мой при приеме венгерских товарищей бестактный, ничем не оправданный. Предложение о Надь Имре, должен был не я, или кто иной вносить, a тебе надо было сделать, а тут я выскочил идиотски, кроме того, наряду с правильными замечаниями я допустил вольность и развязность, за что, конечно, меня следует крепко взгреть. Но должен сказать со всей честностью, сам тщательно готовился и заставлял своих помощников готовиться к заседаниям ЦК и Правительства, чтобы в меру своих сил и способностей помочь в правильном решении обсуждаемых вопросов. Если же вносились мной инициативные вопросы, то несколько раз пересматривал вместе с товарищами, работающими со мной, чтобы не ошибиться и не подвести ЦК и Правительство. У меня остался в Совмине, я не успел представить тебе докладную записку и проект решения об упорядочении наградных дел, над этим я провозился около двух месяцев. Вопрос об этом, как ты знаешь, мы с тобой долго вынашивали еще при жизни товарища Сталина. В отношениях товарищей, с которыми я работаю, всегда старался быть принципиальным, партийным, требовательным, чтобы порученные им дела выполнялись, как это требуется в интересах нашей партии и нашего Правительства. Никаких других отношений с указанными товарищами у меня никогда не было. Взять хотя бы руководящих работников в МВД. Т-щей Круглова, Серова, Масленникова, Федотова, Стаханова, Питовранова, Короткова, Сазыкина, Горлинского, Гоглидзе, Рясного, Судоплатова, Савченко, Райхмана, Обручникова, Мешика, Зырянова и многих других, кроме помощи им в работе, требований, чтобы лучше организовать борьбу с врагами Советского Государства, как внутри страны, так и вне ее, у меня не было. Да и указанные товарищи работали, как положено настоящим партийцам. Т-ща Серова с бригадой по оказанию помощи Московской и Ленинградской милиции просто загонял, чтобы сделать все возможное и навести порядок в работе милиции указанных городов, и сделать необходимые выводы и предложения для других республик. Безусловно, под руководством Партии, Правительства работу МВД можно было в течение не более года наладить, как внутри страны, так и зарубежные страны, и обеспечить квалифицированный совет органам безопасности Стран Народной Демократии. Для этого людей в МВД более чем достаточно, только нужно кропотливо и неустанно работать. Я в начале говорил, что я перед тобой виноват, что не сумел себя поставить, как я это был обязан сделать, это самая непростительная ошибка. Тем более, это очень досадно, что мы дружно, честно по партийному работали в течение многих лет и тяжелых и грозных военных, в восстановительный период нашей страны. Все ценное в моей жизни связано совместной работой с тобой. С первых же дней в 1938 г. по наведению порядка в МВД, твое участие в приемке и сдаче дел, укрепление кадрами МВД при твоей помощи, — большая, напряженная работа во время войны в Государственном Комитете Обороны, когда волей партии нам было поручено: тебе — организовать в необходимых количествах в соответствующих предприятиях министерств выпуск самолетов и моторов, а мне — вооружения и боеприпасов, или вопросы формирования для фронта, совместная работа в Оперативном бюро Совнаркома СССР по организации народного хозяйства во время войны, когда понадобилось крепко поддержать работу транспорта, были направлены оба мы с тобой с т.т. Кагановичем Л.М. и Микояном А.И. для налаживания железнодорожного транспорта, который играл исключительную роль. Первые недели войны, когда нечем было прикрыть Западный фронт, который немец сильно теснил, наша совместная работа по созданию под руководством Государственного Комитета, Ставки и лично товарища Сталина резервного фронта для защиты подступов к Москве, было организовано 15 полнокровных, чекистских войсковых дивизий. Одновременно посылка тебя на Сталинградский фронт, меня — на Кавказский. Надо прямо сказать, что мы самым добросовестнейшим образом относились к успешному выполнению поручений партии, Правительства и товарища Сталина, никогда не жалели сил и энергии и не знали страха. После войны совместная работа в Комиссии по восстановлению разрушенных районов. Особо должен отметить нашу совместную активную многолетнюю работу в Специальном Комитете при Совете Министров по созданию атомного оружия, а позже системы «Комета» и «Беркут» — управляемых снарядов. Никогда не забывал я твое большое товарищеское человеческое отношение ко мне, когда я, по известным тебе причинам, в подавленном настроении вылетал в 1948 г. в район Семипалатинска Каз, ССР, где, как известно, успешно завершилось испытание атомного оружия. Как тебе хорошо известно, а последнее время и т-щу Булганину H.A., организации, контролируемые Специальным Комитетом, Первое и Второе Главные управления и их предприятия и научно-технические силы, лаборатории, конструкторские бюро и институты представляют колоссальнейшее достижение, это гордость нашей страны. Я тебе вскользь докладывал и поручил составить для Правительства подробный доклад о состоянии наших атомных дел. Уже в этом году должны произвести несколько взрывов, в том числе одной модели сверхмощной равной 250—300 тысяч тонн тротила.

По «Беркуту» испытания закончены удачно. Теперь все дело — обеспечить производство в серии и соответствующими кадрами, и в этой области делается очень много соответствующими министерствами. Главное, на основе «Кометы» и «Беркута» есть колоссальные возможности дальнейших улучшений в области управляемых снарядов, как в смысле точности, так и по скорости и дальности. Специальный доклад готовится для правительства. Эти орудия надо двигать вперед, это настоящее будущее, которым надо вооружить армию нашей страны. США и Англия придают этому исключительное значение. Повторяю, что все это достигнуто потому, что этого хотели Партия и Правительство, но хотел сказать, что и тут мы совместно работали. Почти одновременно освободили тебя из ЦК, а меня из МВД, и стали работать в Совнаркоме. Повторяю, дружно стали работать, так же честно и по-партийному вместе с товарищами Молотовым В.М., Кагановичем Л.М., Булганиным H.A., Ворошиловым, Микояном А.И., а после перехода в Москву ист. Хрущевым Н.С. и другими. Своей работой, своей преданностью своему ЦК и своему Правительству, мы убедили товарища Сталина, что он был не прав в отношении нас. Я не говорю о всевозможных поручениях, которые давались нам ЦК, правительством и лично товарищем Сталиным, в связи с чем приходилось очень часто и кропотливо работать, всегда мы старались быть принципиальными и объективными, не было у нас других интересов, так сложилось, что мы чуть ли каждый день встречались в течение десяти лет, и разговор у нас всегда был только о делах, о людях, как лучше организовать ту или иную работу и как лучше выполнить имеющиеся поручения. У меня всегда была потребность с тобой посоветоваться, и всегда для дела получалось лучше. Я видел в лице тебя старшего, опытного партийного деятеля большого масштаба, талантливого, энергичного и неутомимого, прекрасного друга и товарища, я никогда не забуду твою роль в отношении меня в ряде случаев, и особенно когда хотели меня связать с событиями в Грузии. И когда не стало товарища Сталина я, не задумываясь, назвал тебя, так же как и другие товарищи, Председателем Правительства, и что считал и считаю это единственно правильным. В дальнейшем я еще больше убедился в том, что именно ты успешно поведешь вместе с руководящим коллективом ЦК и Правительство. Поэтому моя трагедия в том, что, как я уже выше говорил, на протяжении свыше десяти лет были настоящими большевистскими друзьями, работали с душой на самых различных сложных условиях работы, были в сложных переплетах, и никто не расстроил нашу дружбу, столь ценную и необходимую для меня, а теперь исключительно по моей вине потерял все, что связывало нас.

Хочу сказать несколько слов в отношении товарищей.

Вячеслав Михайлович! У меня всегда было прекрасное ровное отношение к Вам. Работая в Закавказье, мы все высоко ценили Вас, считали верным учеником Ленина и верным соратником Сталина, вторым лицом после товарища Сталина, это наглядно можно было видеть в отношении Вас Закавказской организации. Если спросить мою семью, то Вам могут рассказать очень много хорошего о Вас, с моих слов. После переезда в Москву, если не считать дел, если помните Мальцева, работавшего в Архиве, и Слезберга — которые велись по прямому указанию т-ща Сталина, что может, очевидно, подтвердить т-щ Анастас Иванович и кое-кто и другие, я не знаю ни одного случая, чтобы меня можно было упрекнуть в отношении Вас. Наоборот, Вы прекрасно помните, когда в начале войны было очень плохо и после нашего разговора с т-щем Сталиным у него на ближней даче. Вы вопрос поставили ребром у Вас в кабинете в Совмине, что надо спасать положение, надо немедленно организовать центр, который поведет оборону нашей родины, я Вас тогда целиком поддержал и предложил Вам немедля вызвать на совещание т-ща Маленкова Г.М., а спустя небольшой промежуток времени подошли и другие члены Политбюро, находившиеся в Москве. После этого совещания мы все поехали к т-щу Сталину и убедили его в немедленной организации Комитета Обороны Страны со всеми правами. Совместная работа в Комитете, Ваша исключительная роль в области внешней политики, Ваше прекрасное отношение ко мне в бытность на конференциях (я об этом многим товарищам рассказывал) в Тегеране, Ялте и Потсдаме, где, как знаете, я и не был делегатом, а был по роду своей работы, хотя Вы и настаивали.

Я привел бы и другие факты, но скажу одно, что я не раз говорил, тот, кто ссорит Молотова со Сталиным, тот совершает чудовищное преступление перед нашей Страной и нашей Партией. Я думаю, что это могут подтвердить т-щи Маленков Г.М. и Микоян А.И. и др. Очень часто раньше, а еще недавно тов-щ Сталин называл сводниками Маленкова Г.М. и меня, имея в виду Вас и Микояна.

Клемент Ефремович! Тоже начну с Закавказья, мы Вас крепко любили, я по поручению руководящих органов Грузии, ездил специально в Москву в ЦК и т. Сталину и настоял прислать Вас в связи с пятнадцатилетием Советской Грузии.

В начале войны, товарищ Сталин сильно отругал меня и назвал политическим трусом, когда я предложил назначить в тяжелые времена, переживаемые нашей Родиной, известных всей стране товарищей Вас и Буденного командующими фронтами. Обругать обругал, а чуть позже т-щ Сталин назначение провел. Это, я думаю, товарищи подтвердят. С т. Маленковым Г.М. очень часто говорили между собой и другими товарищами о предложении т-щу Сталину назначить Вас председателем Президиума Верховного Совета, и только теперь было это проведено. Всего не скажешь.

Никита Сергеевич! Если не считать последнего случая на Президиуме ЦК, где ты меня крепко и гневно ругал, с чем я целиком согласен, мы всегда были большими друзьями, я всегда гордился тем, что ты прекрасный большевик и прекрасный товарищ и я не раз тебе об этом говорил, когда удавалось об этом говорить, говорил и т-щу Сталину. Твоим отношением я всегда дорожил.

Николай Александрович!

Никогда и нигде я тебе плохого не делал. Помогал честно и как мог, т. Маленков Г.М. и я не раз о тебе говорили т-щу Сталину, как о прекрасном товарище и большевике. Когда т-щ Сталин предложил нам вновь установить очередность председательствования, то я с т. Маленковым Г.М. убеждали, что этого не надо, что ты справляешься с работой, а помочь мы и так поможем.

Лазарь Моисеевич и Анастас Иванович. Вы оба знаете меня давно. Анастас меня направил еще в 1920 году из Баку для нелегальной работы в Грузию. Тогда еще меньшевистскую от имени Кавбюро РКП и Реввоенсовета, XI армии, Лазарь знает с 1927 г., и не забуду никогда помощи, оказанной мне по партийной работе в Закавказье, когда вы были секретарем ЦК. За время работы в Москве можно было многое сказать. Но одно скажу — всегда видел с Вашей стороны принципиальные отношения, помощь в работе и дружбу, я со своей стороны делал все, что мог.

Товарищи Первухин и Сабуров говорили, что у меня было привилегированное положение при жизни т-ща Сталина, это же не верно. Георгий, ты это лучше других знаешь, знают это и другие члены Президиума. В действительности, когда я работал в Закавказье, а потом в Грузии ЦК ВКП(б) и т. Сталин крепко поддерживали и помогали в работе, и работа хорошо шла и лично я был в восторге. Но скоро после перевода в Москву, когда немного навели порядка в МВД после Ежова, т. Сталин выделил МГБ из МВД, особый отдел передал Наркомату Обороны и только в начале войны, когда надо было остановить бегущие, отступающие наши войска, был вновь объединен МВД — возвращен Особый отдел из Наркомата Обороны и после проделанной работы по остановке бегущих войск, когда было расстреляно несколько десятков тысяч дезертиров, созданы заградительные отряды и др., — вновь было выделено МГБ. Т-щам, которые близко работали в Политбюро, это хорошо известно. Что же касается моего отношения к т. Сабурову, то т. Маленков Г.М. и я отстояли его на посту Председателя Госплана, а т. Первухина, конечно, по заслугам я представил и провел Героя Социалистического Труда.

Все это, может быть, мне не следовало в моем положении писать, но прошу Вас мне это простить. Дорогой Георгий! Прошу тебя понять меня, ты лучше других знаешь меня. Я только думал, как лучше сделать, конечно, в пределах своих возможностей, вместе с Вами Страну могущественной и славной, думать иначе обо мне просто недоступно моей голове. Конечно, за все, что произошло, меня надо призвать крепко к порядку, указать свое место и крепко одернуть, чтобы было, что помнить до конца своей жизни. Но поймите дорогие товарищи, я верный сын нашей Родины, верный сын партии Ленина и Сталина и верный Ваш друг и товарищ. Куда хотите, на какую угодно работу, самую маленькую пошлите, присмотритесь, я еще могу верных десять лет работать и буду работать всей душой и со всей энергией. Говорю от всего сердца, это неверно, что, раз я занимал большой пост, я не буду годен для другой маленькой работы, это ведь очень легко проверить в любом крае и области, совхозе, колхозе, стройке, и умоляю Вас не лишайте меня быть активным строителем, на любом маленьком участке славной нашей Родины, и Вы убедитесь, что через 2—3 года я крепко исправлюсь и буду Вам еще полезен. Я до последнего вздоха предан нашей любимой Партии и нашему Советскому Правительству.

ЛАВРЕНТИЙ БЕРИЯ

Т-щи, прошу извинения, что пишу не совсем связано и плохо в силу своего состояния, а также из-за слабости света и отсутствия пенснэ (очков).