Глава V. Совет министров сибирского правительства

 

Политическое направление группы Омского Правительства. — П. В. Вологодский. — В. М. Крутовский. — Г. Б. Патушинс-кий. — И. А. Михайлов. — И. И. Серебренников. — М. Б. Шатилов. — Общая характеристика. — Первые декларации. — Внутренняя политика. — Государственная независимость Сибири. — Вопрос о созыве Думы. — Протест против созыва Думы. Борьба за власть. — Правительство «царствует, но не управляет». — Экономическая политика. — Сибирская армия

Великое смятение происходило в общественных кругах Омска накануне перехода власти от Комиссариата к пяти министрам Сибирского Правительства. Будет ли это лучше? Левые не хотели Сибирского Правительства, считая его недостаточно революционным, правые боялись его, полагая, что им будет легче справиться с Комиссариатом для установления чисто буржуазной власти. Каждая из этих двух сторон не знала о настроении противоположной.

Омский состав Сибирского Правительства обеспечивал уравновешивающее среднее течение политики — таково было его большинство. Утверждался у власти подлинный центр.

Политическое направление группы Омского Правительства

В революционное время, когда закономерность политической жизни нарушается и развитие ее происходит толчками, личность правителей приобретает большее, чем обыкновенно, значение. Личный состав Сибирского Правительства в том его виде, в каком оно было избрано Сибирскою Думою, мог опираться только на партийные эсеровские круги. Одно имя Дербера приводило в ярость буржуазные круги, офицерство почему-то не могло слышать имени Моравского, относилось с большим подозрением к полковнику Краковецкому, и все вообще члены Сибирского Правительства, находившиеся на Востоке, казались пугалами революции, мало отличавшимися от большевиков. Демагогическая декларация Думы от 27 января укрепила это предубеждение к Сибирскому Правительству.

Какая-то счастливая случайность оставила на территории, занятой большевиками, как раз тех членов Сибирского Правительства, которые были наиболее приемлемы для широких кругов. Вологодский и Крутовский пользовались общим уважением, Патушинского считали одним из лучших адвокатов Сибири, Серебренников был всегда умеренным во взглядах и скромным в притязаниях человеком. Михайлов был homo novus (лат. новый человек. — Ред.), о котором не знали ни доброго, ни злого.

 

П. В. Вологодский

Занявший пост председателя Совета министров, Петр Васильевич Вологодский родился 30 января 1863 г. в деревне Комаровой Канского уезда Енисейской губернии. Родители его — и мать, и отец — родом из старинных духовных семей.

Петр Васильевич кончил томскую гимназию в 1884 г., и в тот же год поступил на юридический факультет Петроградского университета. В 1887 г., при переходе уже на четвертый курс, Петр Васильевич, в числе 300 других студентов, был исключен без права поступления в другие университеты как неблагонадежный. Но потом ему удалось добиться разрешения держать государственные экзамены в Харьковском университете в 1892 г.

Выдержав экзамены, он был принят на службу в судебный стол канцелярии степного генерал-губернатора, затем в 1893 г. был судьей г. Верного и в том же году назначен товарищем семипалатинского областного прокурора. При введении в Сибири судебных уставов в 1897 г. он перешел в присяжные поверенные и был избран товарищем председателя совета присяжных поверенных.

Петр Васильевич был одновременно и энергичным общественным работником. Он, между прочим, представлял Томскую думу на съезде земских и городских деятелей в Москве. На выборах во 2-ю Государственную Думу Петр Васильевич прошел по списку прогрессистов, но по дороге в Петербург застиг его роспуск Думы.

Вологодский всегда был близок к сибирской публицистике.

Как адвокат Петр Васильевич выступал в самых больших политических процессах. Ему всегда удавалось смягчить настроение судей, и ни одному из его подзащитных не был вынесен смертный приговор.

После переворота 1917 г. он был избран в Комиссариат по управлению Томской губернией, а потом председателем Омской судебной палаты; по упразднении же большевиками судебных учреждений был избран председателем сибирского казачьего войскового суда, организованного казаками в противовес так называемым «народным» судам.

Вся Сибирь знала П. В. Вологодского как безукоризненно честного, идейного и смелого человека. Как литератор и общественный деятель, П. В. выделялся начитанностью и изяществом стиля. Он славился и как оратор.

В тот величайший момент своей жизни, когда судьба поставила его на первое место во всей Сибири, П. В. Вологодский был, однако, уже не во цвете сил, не тем человеком, которого знала Сибирь до революции. Тяжелые переживания за время большевизма наложили на весь его облик неизгладимую печать. Однако другой, более удачной фигуры на безлюдном сибирском горизонте не было, и по настоянию политических друзей Вологодский согласился стать во главе правительства.

В. М. Крутовский

Второе место по значению в правительстве и общественному доверию в Сибири занял Владимир Михайлович Крутовский. Несмотря на свой уже солидный возраст и седины — В. М. было уже более 63 лет, — он сохранил в себе и физическую силу, и ясность ума, и твердый характер. В нем сказалась здоровая крестьянская кровь: отец его, крестьянин Владимирской губернии, деревни Крутой (отсюда и фамилия Крутовский, вернее Крутовской), был мальчиком привезен в Сибирь, где затем и обосновался, развивая свое небольшое хозяйство.

Учился В. М. в красноярской гимназии, потом в Петербургской медико-хирургической академии, окончив которую получил в 1881 г. звание врача. Вернувшись из Петербурга на родину, служил два года сельским врачом, а после этого был врачом красноярской городской больницы. Еще со студенческой скамьи на Крутовском висело подозрение в политической неблагонадежности, так как он был привлечен жандармами к суду по делу об организации конспиративной квартиры известных народников (процесс Емельяновой, Саловой, П. Ф. Якубовича-Мельшина и др.). Подозрение усилилось в Красноярске вследствие того, что, исполняя обязанности тюремного врача, В. М. входил в короткие и иногда дружеские отношения с политическими заключенными и оказывал им материальную и моральную помощь.

Все свободное время В. М. отдавал общественной и литературной деятельности. С 1883 г. и почти до последнего времени он состоял гласным Красноярской городской думы, прошел выборщиком в 1-ю Государственную Думу по красноярскому списку объединенных прогрессистов; основал в этом городе первое общество врачей, первую женскую фельдшерскую школу, первую в Сибири медицинскую газету «Сибирские врачебные ведомости». В 1907 г. иркутский генерал-губернатор Селиванов, видя в В. М. Крутовском «опасного» в политическом смысле человека, выслал его из пределов Сибири. В. М. Крутовский принужден был скитаться года два по Европейской России. Любовь к Сибири заставила его, однако, пойти на рискованный шаг: с переселенческой экспедицией он в качестве статистика инкогнито уехал из Европейской России в Уссурийский край.

За последние годы Владимир Михайлович почти безвыездно жил в Красноярске. В начале марта 1917 г., сразу после революции, он был единогласно избран представителями всех партий в председатели Красноярского коалиционного Исполнительного Комитета, а через некоторое время назначен Временным Правительством на должность губернского комиссара. Во второй половине декабря 1917 г. был большевиками обыскан, арестован и посажен в тюрьму. Любопытно, между прочим, что у Владимира Михайловича за его жизнь было 14 обысков: 10 при самодержавии царском и 4 при самодержавии большевистском.

С 1916 г. В. М. Крутовским издавался первый в Сибири серьезный ежемесячный журнал «Сибирские записки».

По своим политическим убеждениям Владимир Михайлович примыкал раньше к народовольцам, а с появлением партии социалистов-революционеров всегда сочувствовал этой последней; в партию, однако, не вступал, дабы не связывать себя партийной программой и дисциплиной. Общественные и политические симпатии В. М. характеризуются его долголетними и дружескими отношениями с В. Г. Короленко.

В составе правительства В. М. был постоянным заместителем председателя Совета министров и проявлял себя человеком властным и чутким к жизненной правде. Он оценивал все не с точки зрения отвлеченных идей, а по соображениям практичности и целесообразности. К сожалению, однако, у него проявлялось, и очень заметно, старческое самолюбие: он желал всегда быть первым, не выносил возражений, постоянно обижался, считая, что к нему проявляют недостаточно внимания. За В. М. Крутовским надо было «ухаживать». Он считал одолжением со своей стороны, что вошел в правительство, постоянно заявлял об уходе, и все же оставался министром внутренних дел, фактически передав все министерство помощникам. Таким образом, у этого второго члена правительства, несмотря на его бесспорные достоинства, были такие существенные недостатки, которые не могли не сказаться на судьбе власти.

Г. Б. Патушинский

Наибольшие задатки министериабельности проявил министр юстиции Патушинский. Бесспорно хороший юрист, талантливый адвокат, Г. Б. рьяно взялся за свое дело и сразу вошел во вкус власти...

Григорий Борисович Патушинский — коренной сибиряк. Родился в 1873 г. в Канском уезде Енисейской губернии и общее образование получил в красноярской гимназии. По окончании Московского университета он вернулся в Сибирь и служил по Министерству юстиции, в должности мирового судьи, в округе Читинского окружного суда, а затем судебным следователем округа Иркутского окружного суда. В1912 г., при производстве расследования на Кругобайкал ьской железной дороге по делу жандармского унтер-офицера Лебедева, Г. Б. Патушинский обнаружил факт истязания жандармскими чинами заподозренных в убийстве рабочих, о чем довел до сведения прокурора палаты. Через несколько месяцев Г. Б. Патушинский вышел в отставку и вступил в сословие присяжных поверенных округа Иркутской судебной палаты; занимаясь исключительно уголовными защитами, он выступал и во всех крупных политических процессах.

Выступления Г. Б. в военных судах с горячими протестами против смертной казни вызывали неудовольствие генерал-губернатора Селиванова, по распоряжению которого в 1907 г. Г. Б. был выслан в г. Балаганск под гласный надзор полиции и пробыл в ссылке более года.

В 1912 г., после известного расстрела рабочих на ленских золотых приисках, Г. Б. по избранию общего собрания присяжных поверенных округа Иркутской судебной палаты состоял членом адвокатской комиссии, ездившей на ленские золотые прииски для расследования и защиты интересов рабочих. После возвращения Г. Б. выступал во многих сибирских городах (Иркутске, Чите и др.) с публичными докладами о ленских событиях, причем доклады эти производили сильное впечатление и в свое время были отмечены как сибирской, так и столичной прессой.

После объявления войны с Германией Г. Б. отправился добровольцем на фронт; за свою боевую деятельность он имеет боевые награды, до Владимира 4-й степени с мечами и бантом включительно. После Февральской революции Г. Б. приехал в Петроград, где при его энергичном участии были организованы сибирский общественный комитет и союз сибиряков-областников, выкинувший лозунг государственного самоопределения Сибири.

В октябре и декабре 1917 г. Г. Б. участвовал на всесибирских съездах в г. Томске, где был проведен в члены Сибирского Областного Совета. В ночь на 26 января 1918 года Г. Б. был арестован большевистской властью и отправлен в красноярскую тюрьму, где содержался вплоть до переворота весны 1918 г.

К сожалению, и этот человек отличался недопустимым для ответственного деятеля недостатком: чрезвычайною экспансивностью. Честолюбивый и болезненно самолюбивый, Патушинский по вспыльчивости напоминал индюка. Он окружал себя карикатурною помпою: имел двух адъютантов, называл свой вагон «ставкою», но, надо отдать ему справедливость, как министр юстиции он больше, чем кто-либо другой из состава правительства, проявил умение направлять деятельность ведомства, поставить ему задачи и активно осуществлять их.

И. А. Михайлов

Наиболее подвижным и энергичным членом правительства был Михайлов. Он казался вездесущим и всезнающим. Молодость его проявлялась в постоянной жизнерадостности и неутомимости.

Иван Адрианович Михайлов — сын известного народовольца. Родился в знаменитой карийской каторжной тюрьме (Забайкальской области) в 1890 г. Учился в читинской мужской гимназии и на юридическом факультете Петроградского университета, при котором и был оставлен для подготовки к профессорскому званию по кафедре политической экономии.

С образованием экономического отдела Всероссийского земского союза заведовал петроградским отделением его и по поручению союза составил книгу, изданную под редакцией проф. Струве: «О государственных расходах и доходах России за время войны».

После Февральского переворота состоял на службе в министерствах земледелия, продовольствия и финансов в качестве одного из ближайших сотрудников А. И. Шингарева⁴. Состоял затем управляющим делами Экономического совета при Всероссийском временном правительстве, где составил книгу: «Исчисление народного дохода России в 1900 и 1913 годах», изданную под редакцией С. П. Прокоповича.

С декабря 1917 г. состоял товарищем председателя Петроградского союза сибиряков-областников.

Иван Адрианович принимал деятельное участие в работах профессиональных союзов и их центрального бюро в Петрограде.

Политические убеждения Михайлова были неясны. В начале революции он казался социалистом-революционером. Я встречал его в Петрограде и хорошо помню его выступления в качестве оппонента моему проекту положения о продовольственных комитетах, разработанному мною как юрисконсультом центральных продовольственных организаций по заданиям А. И. Шингарева. Михайлов высмеивал проект, предлагая отдать его для «коллекции революционных курьезов», и предлагал создать продовольственные комитеты по принципам всеобщего, прямого и тайного голосования. Это выступление пришлось по вкусу собранию, в составе которого преобладали социалисты, с первых же дней революции наводнившие Министерство земледелия и цепко окружившие А. И. Шингарева.

В Омске И. А. проявил себя сторонником умеренной демократической политики и всегда поддерживал решительные меры, направленные против левых течений революции, причем обнаруживал много смелости, находчивости и несомненную даровитость. Никто не умел так быстро овладевать предметом спора и так легко формулировать заключительные положения, как он. Но в нем проявлялись непостоянство и задор молодости.

И. И. Серебренников

Несмотря на всегдашнюю скромность и стремление стушеваться, видную роль в истории Омской власти сыграл и Иван Иннокентьевич Серебренников.

Он — коренной сибиряк и, подобно Крутовскому, происходит из крестьянской семьи. В течение 1903—1906 гг. он принимал участие в революционном движении этих годов и неоднократно подвергался со стороны правительства преследованиям. С 1906 г. он отходит от политической жизни и всецело посвящает свои силы общественно-культурной работе, литературной и научной деятельности, работая преимущественно по вопросам сибиреведения, сибирской статистики, экономики, истории и этнографии. В 1911 г. под его руководством были произведены экономические изыскания Иркутско-Ленской железной дороги, а в 1912 г. по поручению Иркутского биржевого комитета — экономическое обследование кустарных промыслов Иркутской губернии. В следующем году по поручению городского управления г. Мысовска, Забайкальской области, будущим министром была составлена и напечатана работа по вопросу о проведении железной дороги Мысовая-Кяхта. Целый ряд статистических работ И. И. Серебренникова был напечатан как результат изучения отдельных вопросов сибиреведения по обширным цифровым материалам всеобщей переписи 1897 года. Общественная деятельность И. И. была сосредоточена преимущественно в г. Иркутске.

Во время войны Иван Иннокентьевич принимал ближайшее участие в делах Ирк. Комитета Союза Городов, состоя товарищем председателя этого комитета и председателем его военно-технического отдела, исполнявшего ряд заказов на оборону. В то же время был представителем «Земгора» в Заводском Совещании Сибирского района. В последнее время, после захвата большевиками власти в г. Иркутске и разгона ими Заводского Совещания, И. И. Серебренниковым была принята от Бурятского Национального Комитета в г. Чите работа по описанию хозяйственного быта и землепользования бурят Иркутской губернии и Забайкальской области, а от правления Монгольской экспедиции по заготовке мяса — работа по описанию скотоводства и скотопромышленности Сибири и Монголии.

От этих работ И. И. Серебренникова оторвал призыв в ряды Сибирского Правительства летом 1918 г. Человек очень умеренных и трезвых взглядов, он занял в составе Омской власти позицию уравновешивающего и примиряющего центра.

М. Б. Шатилов

Наименее влиятельным членом правительства был Шатилов. Как уже указывалось, он был избран в министры случайно, т. к. считался и Сибирскою Областною Думою малопригодным для этой роли. Этот безвольный человек, рабски подчинявшийся партийной дисциплине, не обладал даже способностью защищать те точки зрения, которые ему предуказывались Томском — центром сибирского эсерства. Единственное его качество — редкая мягкость и беззлобие — нисколько не могло помочь ему справиться с ответственными обязанностями министра.

Шатилов — сын крестьянина, окончил Томский университет в 1909 г. Он сотрудничал во многих газетах и был издателем и редактором журнала «Сибирский студент». Но его литературная работа была такой же бледной, как и политическая. По убеждениям он — «черновец» и автономист-областник. На сибирском областном съезде в 1917 г. он был избран членом Областного Совета, который и созвал Сибирскую Областную Думу.

Лучшей иллюстрацией министерских способностей Шатилова может служить следующая представленная им «Схема компетенции и ближайшей деятельности Министерства туземных дел». Схему эту Шатилов воспринял безоговорочно от туземной секции Сибирской Областной Думы.

«1) Все обитаемые преимущественно туземцами части Сибири, которые:

а) имеют редкое и малокультурное население;

б) экономически лишены возможности сорганизовать самоуправление, -

выделяются из состава существующих губерний и передаются в ведение Министерства туземных дел.

2) Безусловно и немедленно переходит в ведение Министерства туземных дел та территория Сибири, которая лежит на севере за 60 градусом северной широты.

3) Условно переходят в ведение Министерства туземных дел районы, обитаемые преимущественно туземцами, лежащие южнее северной широты, причем министерство принимает все меры к немедленному определению границ этих районов для представления на утверждение Сибирской Областной Думы.

4) Все мероприятия, осуществление которых входит в компетенцию специальных министерств, передаются Министерством туземных дел для исполнения в соответствующие министерства».

Шатилов, юрист, ни минуты не задумался о том, какова же природа этого своеобразного министерства с особою территорией и другими министерствами в качестве исполнительных органов!

Общая характеристика

Правительство Вологодского обладало двумя свойствами, которые могли обеспечить ему политический успех: во-первых, умеренностью и трезвостью взглядов большинства и, во-вторых, несомненной демократичностью происхождения и социальных симпатий. Новую Россию должны создавать новые люди, по преимуществу вышедшие из народной среды, понимающие нужды народа и умеющие говорить с ним.

В этом отношении Правительство Вологодского отвечало требованиям времени, и первые его политические шаги, казалось, предвещали ему блестящее будущее. Но несчастная идея коллегиальности власти, личные нелады членов правительства, их политическая неопытность и, наконец, гибельное влияние чешского вмешательства в политику заставили Сибирское Правительство сойти со сцены.

Основы политики правительства были обдуманы им довольно бегло. Журнал частного предварительного совещания касался лишь вопроса об отмене советских декретов, денационализации, восстановлении суда, запрещении советов рабочих и крестьянских депутатов — словом, только первых вступительных шагов.

Этот журнал не был подписан Шатиловым. Он нашел, что там не все точно изложено. Удобный предлог, чтобы не закрыть себе пути отступления.

Первые декларации

Утром 30 июня ко мне на квартиру приехал адъютант министра юстиции и просил прибыть в вагон министра.

Меня просили принять должность Управляющего Делами Правительства, т. е. фактически остаться на той же должности, которую я занимал при Комиссариате. Ознакомившись с программой Правительства и симпатизируя его целям и направлению, я охотно согласился. В вагоне, стоявшем на самом берегу Иртыша, было светло, уютно и оживленно. Члены Правительства казались единомышленниками и друзьями. Все акты принимались ими единодушно и проходили легко, без излишних разговоров, но с торжественностью, отвечавшей ответственному моменту принятия власти.

Первой была подписана Грамота Председателя Сибирской Областной Думы Якушева о переходе всей полноты государственной власти на всей территории Сибири к законно избранным Областной Думой пяти министрам.

Второю подписана была Грамота Временного Сибирского Правительства, призывавшая «все государственно мыслящие элементы, всех, кому дорого возрождение России и свобода Сибири, объединиться вокруг Правительства в его государственном строительстве на предуказанных Сибирскою Областною Думою началах народоправства». Грамота возвещала, что Правительство вступает в Верховное управление страною, что оно считает Сибирьнераздельною частью Великой Всероссийской демократической республики и что оно не потерпит «ни малейшего поползновения каких-либо общественных групп на незакономерное вмешательство в деятельность органов правительственной власти».

Автором этой Грамоты был Патушинский.

К часу я составил Грамоты на имя членов Западно-Сибирского Комиссариата и на имя командующего армией Гришина-Алмазова, и в середине дня состоялось торжественное вручение этих Грамот Западно-Сибирскому Комиссариату, признавшему переход власти.

Внутренняя политика

Новое правительство накануне вступления во власть обдумало преимущественно вопросы внутренней политики и в этой области в первые же дни управления ясно выявило свое направление. Оно выразилось прежде всего в стремлении ликвидировать следы советской власти.

Все декреты объявлены были незакономерными, а потому ничтожными, все существующие советы депутатов было постановлено закрыть. Восстановлены были исключительные положения военного времени на железных дорогах и водных путях, и введены новые правила о военном положении. Наряду с этим последовало восстановление судов, централизованного порядка назначения на должности и единоличного управления губерниями и областями.

Решительный и последовательный тон законодательства сразу создал благоприятное для Правительства впечатление и расположил в его пользу элементы, которые, не доверяя авторитету правительства, происходившего от Сибирской Думы, готовы были его игнорировать.

Государственная независимость Сибири

В июле 1918 г. Сибирь была еще отрезана от внешнего мира, фронт существовал как на востоке, так и на западе. Было послано несколько телеграмм в Пекин через Монголию, но ответов на них не приходило.

Дипломат Сибирского Правительства Головачев стремился, однако, поскорее оправдать существование Министерства иностранных дел и, хотя в этом не было никакой практической надобности, добивался скорейшей декларации государственной независимости Сибири. Этот акт был подписан 11 июля. К нему никто не отнесся с тем вниманием, которое, казалось, должно было вызвать появление на свет нового государства, и самое государство это исчезло так же незаметно, как появилось. Будущий историк должен, однако, отметить, что в 1918 г. существовала четыре месяца самостоятельная Сибирская республика. Последовательным и горячим защитником отстаивания сибирской независимости был среди членов правительства только один Патушинский.

Сепаратизма в декларации 4 июля не проявилось. Она мотивирована тем, что «Российской государственности как таковой не существует, ибо значительная часть территории России находится в фактическом обладании центральных держав, а другая захвачена узурпаторами народоправства, большевиками», и объявляет, что «Правительство не считает Сибирь навсегда оторвавшейся от тех территорий, которые в совокупности составляли Державу Российскую, и что все его усилия должны быть направлены к воссозданию Российской государственности».

Вопрос о созыве Думы

Вскоре же после принятия власти Сибирское Правительство встало перед вопросом, оказавшимся для него роковым — перед вопросом о созыве Сибирской Областной Думы.

На заседании правительства 6 июля предстояло заслушать проект указа о созыве Думы. Ознакомившись подробно с Положением о Думе, я пришел к убеждению о невозможности созыва ее в прежнем составе и предложил Якушеву выработать нашими общими силами правительственное сообщение о предстоящем созыве Думы на новых началах.

Текст моего проекта с поправками Якушева у меня сохранился. Вот он:

«Временное Сибирское Правительство, избранное Сибирскою Областною Думою, почитает первейшею своей обязанностью (поправка Якушева: у меня стояло «заботою») созыв Всесибирского Учредительного Собрания. В осуществление этого уже начаты подготовительные работы, связанные с техникою выборов. Но, считаясь с невозможностью провести выборы в Учредительное Собрание в срок, менее продолжительный, чем пять-шесть месяцев, и во внимание к чрезвычайным обстоятельствам переживаемого времени, возлагающим тяжкую ответственность на Правительство, Совет министров, желая дать отчет в своих действиях и предоставить народным избранникам решение важнейших государственных вопросов, постановляет созвать к сентябрю Сибирскую Областную Думу.

Происшедшие за последние месяцы глубокие изменения в состоянии народного хозяйства и международном положении требуют в настоящее время творческого напряжения со стороны всех классов населения, а потому представительство в Областной Думе должно быть предоставлено и группам цензовым, прежним Положением о Думе этого представительства лишенным.

Взамен же представителей от упраздненных советских организаций, самое имя которых навеки запятнано, вводится представительство от профессиональных рабочих и крестьянских организаций».

Не успел я доложить Совету министров этот проект, как член Правительства Шатилов, всегда державшийся тише воды, ниже травы, вдруг проявил несвойственную ему резкость, вскочил, ударил кулаком по столу, заявил, что считает «возмутительным» поведение Управляющего делами, что раз Управляющий вместо того, чтобы исполнять данное ему поручение — составить указ о созыве Думы, — позволил себе предложить вниманию Правительства предположение об изменении самого Положения о Думе, то он, Шатилов, не считает для себя возможным присутствовать дальше на заседании. Несмотря на призыв председательствовавшего к порядку, Шатилов ушел, не пожелав выслушать моих объяснений.

Этот незначительный сам по себе эпизод характеризует, однако, ту остроту вопроса о Думе, которую он приобрел с самого начала. Только шесть дней прошло с момента подписания Грамот о присвоении Сибирскому Правительству всей полноты власти — и уже возникает вопрос о праве Правительства изменять Положение о Думе. Так как устами Шатилова всегда говорила партия социалистов-революционеров, то, очевидно, он успел получить соответствующие инструкции. Уже начиналась борьба за власть.

Впрочем, поведение Шатилова объяснилось еще и другим обстоятельством. В том же заседании Совета министров должно было быть подписано постановление об уничтожении советских организаций. Шатилов, уйдя из заседания, получил возможность уклониться от подписи. И этот мелочный факт характерен — он показывает, насколько компромиссна была политика эсеров, как трудно было с ними сговориться и солидаризироваться в политике.

Что Шатилов действовал по инструкции партии, подтверждает и другой инцидент, происшедший на одном из предыдущих заседаний. Бывший член Комиссариата Сидоров присутствовал иногда на заседаниях Совета министров для установления преемственности. Выслушав на заседании проект постановления о запрещении советских организаций, он заявил, что если бы члены Комиссариата знали, что предполагается подобная политика, то они никогда не сдали бы власти, и что отныне они из агентов Правительства превращаются в революционеров и все свои силы употребят не на помощь Правительству, а на борьбу с ним. Несмотря на вызывающий тон этого заявления, Сидоров уже на следующий день мирно беседовал с членами Правительства и испрашивал деньги на командировку, но с этого момента между членами Правительства и членами Комиссариата, а стало быть, и партией эсеров, возникает взаимное недоверие.

Протест против созыва Думы. Борьба за власть

Вопрос о Думе был разрешен с мудростью Соломона. Правительство не изменило Положения о ней, предоставив Думе собраться в прежнем составе, но объявило в правительственном сообщении, что оно вносит на рассмотрение Думы первым законопроект о пополнении ее цензовыми элементами и представителями профессиональных союзов вместо представителей Советов рабочих депутатов.

Однако такое решение не удовлетворило очень многих. К правительству стали поступать протесты. Первой поступила записка «Социалистов-революционеров оборонцев, трудовиков, народных социалистов и социал-демократов единства», обстоятельно излагавшая все соображения против созыва Думы. На записке этой стоит остановиться как потому, что она составлена умеренными социалистами, группами, политически наиболее близкими Сибирскому Правительству, так и потому, что в ней исчерпаны почти все доводы против созыва Думы.

Первое соображение сводится к тому, что чрезвычайные обстоятельства момента и исключительное положение страны требуют от Правительства максимума твердости и определенности, каковые качества, по мнению авторов записки, Временное Сибирское Правительство может проявить, только будучи «властью самодовлеющей, независимой от чьего бы то ни было доверия или недоверия».

Во втором пункте докладной записки содержится упрек Областной Думе в однобокости ее состава и опасение, что ввиду такой однобокости Думы всегда возможны коллизии с ней Временного Сибирского Правительства, которому придется в случае таких коллизий уйти или, как выражаются авторы, «выронить власть».

Третье — цензовые элементы едва ли пойдут в Думу, так как они, однажды уже не допущенные в ее состав, рассчитанный главным образом на левых, относятся к Думе с предубеждением.

Наконец, авторы записки указывают на пример Временного Российского Правительства, которое вышло из недр Государственной Думы, но оставалось суверенной государственной властью, независимой от Думы.

Во второй половине июля в Омске состоялся съезд представителей торговли, промышленности и домовладения Сибири и Урала, которые по вопросу о Сибирской Думе вынесли следующую резолюцию: «Съезд решительно возражает против какого бы то ни было касательства какого бы то ни было представительного учреждения к деятельности правительственной власти. Поэтому он отвергает возможность влияния на власть так называемой Сибирской Областной Думы и потому находит ее существование излишним.

В своем составе искусственно построенная, в корне искажающая подлинное выражение общественного мнения, Сибирская Областная Дума никакими изменениями ее состава не может быть исцелена в своей непригодности и бесполезности. Между тем своим существованием и своими неизбежными вторжениями в ход управления Дума эта может бесконечно осложнить и без того трудное положение временной власти и помешает ей надлежащим образом выполнить долг перед государством. Посему съезд объявляет, что выборы от торговых и промышленных учреждений края в означенную Областную Думу производиться не будут».

Резолюция о бойкоте Областной Думы вынесена была, несмотря на горячие призывы министра юстиции Патушинского избрать своих представителей в Думу. Его речь на съезде прерывалась неприличными возгласами, свидетельствовавшими о предубежденности и упрямстве. Впрочем, и сама речь была политически бестактна — не ко времени, не к месту.

Я считаю, однако, что Патушинский был прав по существу, когда предрекал, что группы, которые отметают самую мысль о представительном органе, расчищают путь политическим авантюристам. Правительство, опирающееся на солидарную с ним Думу, было бы прочнее всяких других.

Были неправы обе стороны: и левые, которые хотели во что бы то ни стало сохранить в Думе свое большинство, и правые, которые не хотели способствовать эволюции этого учреждения. Правительство же совершило большую ошибку, созвав Думу в ее прежнем составе, не решившись проявить независимость и найти отвечающий обстановке закон о Думе.

Психология всех коллизий, происходивших вокруг вопроса о Думе, свидетельствует, что в то время еще не пережит был угар партийных и классовых увлечений: происходила борьба за власть, а не борьба за возрождение родины.Переворот произошел слишком рано. Большевизм должен был сплотить всех в стремлении воссоздать правовое государство, чтобы обеспечить населению спокойное существование, но он успел только обострить жажду реванша классового и партийного. В Сибири стала нарождаться подлинная контрреволюция.

Правительство «царствует, но не управляет»

Упомянутый уже съезд принял еще одну резолюцию, которая больно задела Сибирское Правительство — резолюцию по вопросу об организации центральной власти.

«Для наиболее правильного течения государственных дел Съезд желал бы видеть осуществленными в строении Сибирского Временного Правительства нижеследующие начала:

Отделение полномочий верховной власти от полномочий правительственного управления. Права и полномочия верховной власти должны быть присвоены наличному Совету министров из пяти лиц, не сменяемых и не изменяющих своего состава в смысле вступления в Совет министров каких-либо новых лиц — будут ли то представители цензовых или нецензовых элементов. Наличный состав Совета министров в своих верховных полномочиях для переходного времени признан уже населением обширной Западной и Средней Сибири, имеет в себе представителей и Восточной Сибири.

Появление в составе Совета министров каких-либо новых лиц, кто бы они ни были, внесло бы вредную смуту в умы населения, а в некоторых случаях повело бы с неизбежностью к утрате Советом уважения со стороны широких общественных кругов, и потому — к анархии власти.

Вся деятельность управления, в ближайшем смысле правительственного, должна быть отнесена к ведению управляющих министерствами, которые назначаются и увольняются Советом министров и в этом виде несут политическую ответственность за дело управления».

Эта резолюция требует комментария. Следует вспомнить, во-первых, что Сибирское Правительство избрано было Думою как исполнительный орган, как Совет министров, ответственный перед Думою, а не как директория, то есть коллективный монарх или президент; во-вторых, помимо наличных пяти (потом шести) членов Сибирского Правительства, сумевших завоевать доверие и укрепить авторитет власти, на Дальнем Востоке существовало еще около десяти членов Правительства во главе с Дербером, одно имя которого вызывало пену у рта несоциалистических элементов; в-третьих, помимо Совета министров из пяти лиц, избранных Думой, существовало семь управляющих министерствами, приглашенных Правительством, а не избранных Думой, и потому устраненных от участия в решении политических вопросов, но направлявших ход политической жизни в качестве управляющих.

Все это создавало не только некоторую неясность и искусственность конструкции власти, но и перспективу неустойчивости. Если бы появились на горизонте некоторые фигуры из дерберовской группы — весь авторитет Омской власти разлетелся бы в прах. Здесь приходится вспомнить о той идее Административного Совета, которая назрела уже во времена Комиссариата. Какова была ее судьба?

Еще в составленном мною акте I июля «О высших государственных учреждениях Сибири» было постановлено: «Образовать совещание в составе управляющих министерствами, управляющего делами Совета министров и товарищей министров для предварительного обсуждения вопросов, представляемых на решение Совета министров, и окончательного разрешения тех вопросов, которые могут быть переданы на разрешение совещания Советом министров. Совещание управляющих министерствами открывается по утверждении Советом министров Положения о совещании» (ст. 7).

Совещание фактически существовало, но Положения о нем не издавалось. Резолюция торгово-промышленного съезда была одной из причин задержки. Министры Сибирского Правительства не хотели быть директорией, в частности, Патушинский приходил в бешенство при мысли, что у него кто-то узурпирует права министра юстиции.

Я думаю, что и здесь Сибирское Правительство совершило большую ошибку. Сохранив за собой звание Совета министров, оно дало лишнее основание Областной Думе претендовать на верховную власть.

Помимо того, постоянное занятие текущими делами управления отрывало Правительство от вопросов чистой политики, мешало разъездам по стране, связи с общественностью на местах.

Экономическая политика

Для полноты представления о политической физиономии Совета министров Сибирского Правительства необходимо отметить и его экономические мероприятия.

В отличие от Западно-Сибирского Комиссариата, Совет министров не считался с декларацией Сибирской Думы и пошел определенно в сторону восстановления чисто правового строя и свободы торговли.

Денационализация промышленности, восстановление частных землевладельческих хозяйств и отмена монополий были главными основаниями законоположений, принятых в течение июля и августа, при отсутствии подписи одного только Шатилова. Но следует признаться, что практическое осуществление всех этих мероприятий надолго затормозилось отчасти из-за неумения власти дать надлежащие директивы, отчасти (особенно в земельном вопросе) из-за саботажа на местах.

В политике первого периода после свержения большевиков не могли не сказываться некоторые черты переходного времени. Особенно ясно это выражено в продовольственном законодательстве.

Постановления Временного Сибирского Правительства, напечатанные в № 3 Собрания Узаконений, заменяют систему монополий системой контроля.

К закупке хлеба, фуража, скота, мясных продуктов, масла допускаются общественные организации и частные фирмы, но под условием предварительной регистрации в органах Министерства продовольствия.

Покупка у производителей происходит по вольным ценам. Закупщики могут приобретать продукты дешевле и дороже, в зависимости от местных условий. Министерство продовольствия устанавливает предельные цены, обязательные только для сдачи продукта казне. Скупщики могут компенсировать себя при продаже на сторону, а казна может умерять вольные цены, выпуская на рынок свои запасы.

Вся эта система представляет искусственное смешение начал свободной торговли с государственным вмешательством. Она характерна для переходного времени и представляет значительное улучшение по сравнению с системой монополий. Принятием этой системы Сибирское Правительство признало преимущества свободной торговли.

Сибирская армия

Авторитет власти определяется ее армией, о порядке в стране судят по мобилизации.

Первые два месяца после выступления чехов с большевиками дрались только офицеры и те, кто добровольно присоединился к восстанию. Сил этих было достаточно в Сибири, но когда борьба перенеслась на Урал, когда встал на очередь вопрос о возможности восстановления русско-германского фронта — стала необходимой мобилизация.

Гришин-Алмазов не считал возможным приступить к мобилизации до того, как будут подготовлены казармы, обмундирование, снаряжение, унтер-офицерский состав, подробный план набора, распределение контингента. Гришина упрекали потом, что он подготовил все только на бумаге; действительно, сделано было немного, но враги Гришина не хотели считаться с фактическими затруднениями, и после его ухода дело не пошло лучше. Во всяком случае 31 июля 1918 г. указом Сибирского Правительства были призваны на действительную военную службу все родившиеся в 1898 и 1899 гг. Все изъятия и льготы были отменены. Повинность была сделана действительно всеобщею.

Гришин-Алмазов строил армию на началах строгой дисциплины, но он не вводил погон и не раздавал орденов. Мне кажется, что и то, и другое было совершенно правильно. Награждение орденами за победы в гражданской войне стерло впоследствии идейность борьбы и деморализовало военных, заразив их разлагающим честолюбием. Что касается погон, то с ними возродилась вся прежняя военная иерархия, восстановилось значение чинов, тогда как новая армия должна была выдвигать своих вождей не по чинам, а по заслугам. В речи своей, произнесенной в Сибирской Областной Думе 17 августа, Гришин-Алмазов так характеризовал основы организации сибирской армии: «Она должна быть создана и будет создана по типу, диктуемому во все времена, во всех странах, непреложными выводами военной науки, на основах строгой воинской дисциплины, без каких бы то ни было комитетов, съездов, митингований, без ограничения прав начальствующих лиц и без подчинения "постольку-поскольку" своему законному правительству».

Так действовала беспартийная, чуждая старой психологии, демократическая сибирская власть в те лучшие месяцы своего существования, когда и внутренние, и внешние интриги еще не давали себя чувствовать.