Б. Электрификация и топливоснабжение.

Б. ЭЛЕКТРИФИКАЦИЯ И ТОПЛИВОСНАБЖЕНИЕ

Электрическая энергия в широком масштабе может быть получена либо использованием природных запасов тепловой энергии, т. е. разнообразных видов топлива, либо утилизацией водной энергии. Работы ГОЭЛРО дают отчетливую картину топливоснабжения страны и наличности источников водной энергии.[1].

Переживаемые нами последствия топливного кризиса наглядно показывают, что вне разрешения этого кризиса не приходится думать о каком бы то ни было подъеме и возрождении страны. Этот топливный кризис впервые дал резко себя почувствовать в 1912‑1913 гг., разражаясь в последующие годы со все большей и большей силой. Причины кризиса станут для нас ясны, если, ознакомившись с общей потребностью России в топливе, мы последовательно рассмотрим три самостоятельных и одинаково важных момента топливоснабжения: добычу топлива, его перевозку и использование отдельными потребителями.

Потребность страны в топливе

В 1916 г. расход топлива выражался следующими цифрами в пересчете всех видов топлива на условное донецкое топливо 7 000 кал/кг:

или около 37 пуд. на одну душу.

Таким образом, расход топлива состоит прежде всего из двух почти равных частей: около ½ расходуется населением для целей отопления и варки пищи, около ¼ идет на промышленность и около ¼ — на транспорт.

По родам потреблявшегося топлива расход его покрывался в 1916 г. в пересчете на 7 000 калорий топлива следующим образом:

Таким образом, основой топливоснабжения были дрова, покрывавшие 60% потребления, и топливо дальнего привоза, т. е. донецкий уголь и нефть,— 37% потребления. Угли подмосковные и уральские и торф играли ничтожную роль. Однако своего топлива оказывалось недостаточно, и в 1913 г. иностранный и домбровский уголь был ввезен в количестве почти ½ млрд. пуд.

Преобладающее значение дров чрезвычайно понижает среднюю теплоценность нашего топлива (4 100 калорий против 7 000 калорий условного топлива), т. е. наше топливо является по преимуществу чрезвычайно громоздким, крайне отягчающим наш транспорт. Если же приходится прибегать к сырым дровам, теплоценность килограмма нашего топлива можно оценить всего в 2 000‑2 500 калорий, и для транспорта топлива положение становится прямо катастрофическим. Отметим также окраинное расположение решающих сортов привозного топлива: донецкий уголь и бакинская нефть, дающие 37% общего потребления топлива, расположены за целые тысячи верст от промышленных районов Петрограда и Москвы.

Природные запасы топлива

Между тем жаловаться на природные запасы топлива нам отнюдь не приходится. Мы еще только подходим к разведке ископаемых в обширных областях Сибири, но уже и известные здесь запасы углей могут быть оценены гигантской цифрой в 10 600 млрд. пуд.[2]. Топливные запасы Европейской России в пересчете на донецкое топливо составляют около 5 500 млрд. пуд., из них главная доля — 3 500 млрд. пуд. падает на Донецкий бассейн; второе место занимает торф — около 2 100 млрд. пуд., если не принимать во внимание громадных торфяников Архангельской губернии. Мощность углей Подмосковного бассейна оценивается от 300 до 500 млрд. пуд. Уральские угли и волжские сланцы составляют около 6% общих запасов.

Выделяя, из общей площади наших торфяников, тяготеющей к цифре 30 млн. десятин, ту половинную долю, которая расположена южнее 60° параллели, мы можем оценить ежегодный прирост этой площади торфяников в переводе на условное топливо в количестве не менее 5 млрд. пуд. Таким образом, ежегодный прирост торфа мог бы покрыть всю довоенную потребность России в топливе. Леса Европейской России даже за вычетом особенно лесистых Архангельской и Вологодской губерний могут давать в год без истощения до 35‑45 млн. куб. сажен, в том числе около 25‑35 млн. куб. сажен дров, эквивалентных 2 млрд. пуд. условного топлива; кроме того, при разделке строевого и поделочного леса можно получить еще значительное количество древесного топлива в виде отбросов лесопильных и деревообделочных заводов. Наши запасы нефти не поддаются точному исчислению. Не подлежит, однако, сомнению, что по нефтяным богатствам мы являемся одной из самых богатейших стран.

Добыча нефти по отдельным странам распределялась в 1916 г. нижеследующим образом (в тыс. т): США — 40 102, Россия — 9 933, Мексика — 5 309, Голландская Индия — 1 820, Румыния — 1 432, Британская Индия — 1 097, Галиция — 899, Япония — 400, Перу — 340, Германия—140, Канада —26, Англия — 6; остальные страны — 313. Общая мировая добыча — 61 817 000 т.

Нефть является наиболее сильным топливом. Один килограмм наших донецких углей может быть оценен в 7 000 калорий, один килограмм нефти дает 10 000‑10 500 калорий. Объемные соотношения таковы: в одном кубическом метре размещается 800 кг донецкого угля или 800 кг нефти, но теплотворность первого объема будет 5,6 млн. калорий, теплотворность второго — 8,4 млн. калорий. Здесь следует подчеркнуть, однако, что истребление нефти в качестве топлива является прямым хищничеством: нефть является исходным материалом для целого ряда крайне драгоценных в промышленности продуктов, и при современной мировой ситуации она приобретает для нас сугубое валютное значение.

Несмотря на наличие целого ряда газовых месторождений, дающих высококалорийное топливо, которое с чрезвычайным удобством можно использовать непосредственно в двигателях внутреннего сгорания, это благородное топливо нами до сих пор почти не эксплуатировалось[3].

Отличительные признаки нашего топливоснабжения

Суммируя вышеизложенное и вспомнив ту таблицу, которую мы привели в предыдущей главе, мы прежде всего должны будем отметить резкую разницу в топливоснабжении России по сравнению с топливоснабжением других передовых стран в следующих отношениях:

1) уровень производительности нашего труда по добыче топлива необычайно низок — в 4,5 раза ниже, чем в Америке, и в 1,6 раза ниже Германии;

2) наше промышленное потребление топлива представляет чрезвычайно малую долю всего нашего топливного бюджета: ¼ против ¾ для других стран;

3) душевое потребление топлива оказывается у нас в 4‑7 раз ниже заграничного;

4) средняя теплотворность нашего топлива в 1,5 раза ниже европейского.

Эти основные моменты нашего топливоснабжения и должны были нас неминуемо привести к топливному голоду уже в довоенное время, как только пульс нашей промышленности в наших основных центрах стал биться хоть несколько в уровень с европейским тактом, и наши теплотехники не без основания предполагают, что еще долгие годы нам придется быть типичной страной органического дефицита топлива.

Опасности органического дефицита

Эта мысль справедлива постольку, поскольку нам не удается дать решительного сдвига во всех основных элементах нашего топливоснабжения. В самом деле, представим себе, что мы начинаем вступать в ту фазу нашей экономики, которую наша техническая литература с особой охотой обозначает термином “восстановление нормальной промышленной жизни”. При этом обыкновенно имеется в виду, что за ликвидацией экономической разрухи восходящий темп нашей промышленности будет примерно такой же, каким он был до войны. Не останавливаясь пока на погрешностях такой точки зрения, ознакомимся в основных чертах с ходом кривых нашего довоенного развития. Общий рост городского населения в центрах, превышающих 100 тыс. жителей, виден из такой таблицы:

Рост городов с населением свыше 100 тыс. жителей (в млн. человек)

Таким образом, относительное развитие населенности больших городов в России шло перед войной интенсивнее, чем в других странах, интенсивнее даже, чем в США, всегда отличавшихся чрезвычайно быстрым развитием своих городских центров. Такой же быстрый темп развития наблюдался и во всех основных видах нашей промышленности; далеко отставая от Западной Европы и Америки по абсолютному количеству производимого, относительно мы побивали рекорд и шли даже впереди США.

Наша отсталость в абсолютном количестве производимого в основных отраслях промышленности сопровождалась в довоенный период рекордным относительным подъемом хозяйственных кривых при полном несоответствии общего топливного баланса. При прочих равных условиях мы должны ожидать дальнейшего углубления кризиса топлива.

Средний рост добычи топлива в России шел вообще быстрее, чем в других странах, составляя за последнее десятилетие перед войной в среднем 6% в год против 2‑5% для других стран. Средняя цифра годового прироста добычи угля держалась весьма устойчиво на протяжении последних 30 лет, поднимаясь в отдельные годы до 16%. Тем не менее добыча топлива не поспевала за ростом промышленности; ввозя иностранный уголь в размере 17,5% всего угольного потребления, Россия продолжала испытывать предвоенные топливные кризисы, разрешившиеся в конце концов топливной катастрофой. Положение окажется еще более серьезным, если мы несколько глубже вникнем в тенденции нашего экономического развития и в условия, создавшиеся в мировой обстановке в результате империалистических войн.

Опыт всех великих революций учит, что за периодом упадка, хозяйственного распада, являющимся неизбежным следствием резкой ломки прежнего уклада экономики, — а великие войны и революции своими первопричинами имеют именно назревшую необходимость коренной ломки прежних экономических соотношений, — начинается новое хозяйственное оживление, подъем прежних хозяйственных кривых еще более усиленным темпом. Тот экономический перелом, который переживает в настоящее время наша страна, является еще невиданным в мировой истории, и мы только отчасти можем догадываться относительно масштаба тех грандиозных заданий, которые стоят перед нами. Поэтому довоенное несоответствие между нашим топливным базисом и потребностями развивающейся довоенной промышленности в дальнейшем должны сказаться со все более и более возрастающей силой.

Здесь, как и в других областях, мы должны резко разграничиться от лиц, переоценивающих текущую злобу дня и легко склонных предаваться близорукой панике вследствие исключительных тягот переживаемого нами положения. Еще и еще раз предупреждаем, что политика накладывания мелких заплат, сосредоточения внимания на мерах исключительно пожарного характера, своеобразный экономический реформизм неизбежно окажутся покушениями с негодными средствами, раз только мы вплотную подходим к лечению наших экономических недугов.

С другой стороны, мировая конъюнктура угледобычи такова, что исключает на сравнительно длительный период возможность получения для нас сколько-нибудь значительных запасов угля из-за границы. Мы можем определенно констатировать, что кризис угольного топлива является мировым кризисом, обусловленным глубокими причинами, изживание которых потребует долгие годы. В пожаре мировой войны погибла масса ценностей из основных производственных подразделений, и не только от непосредственно разрушительных военных действий, но и вследствие той хищнической системы хозяйства, которая является неизбежным спутником войны. Возобновление металлического скелета мировой промышленности требует громадных добавочных расходов угля, а тяжкий труд шахтера является наиболее неблагодарным материалом для всяких соглашательских экспериментов буржуазных правительств. Запрещение вывоза угля из Англии, грабительская политика Франции в Рурском угольном районе Германии, волна забастовок углекопов в разных странах, все более и более настойчивые требования пролетарских масс относительно национализации угольных копей наглядно иллюстрируют нашу мысль. Таким образом, в разрешении нашего топливного кризиса мы можем рассчитывать только на самих себя, а в общем и целом наше топливоснабжение таково, что выйти из него мы сможем лишь путем героического напряжения сил и тщательно обдуманной программы действий.

Эта программа может быть правильной лишь только в том случае, когда мы ясно себе представим всю динамику нашего топливоснабжения, а сосредоточение всего внимания исключительно на затруднениях текущего момента может повлечь за собой полное извращение необходимой перспективы.

Если рассматривать соотношения в количествах потребляемого топлива в их “застывших” статических состояниях, можно прийти к самым неправильным выводам

В самом деле, представим себе, что нам следует исходить исключительно из тех количественных соотношений, которые даны хотя бы не теперешним печальным положением топливоснабжения, но его недавним довоенным прошлым. Вспомним, что транспорт и промышленность составляли всего около половины нашего топливного бюджета. Отсюда сам собой напрашивается вывод, что всякая мера, направленная на экономию домового потребления топлива, имеет вдвое большее значение, чем экономия топлива в транспорте или промышленности. Но, не говоря уже о том, что самая значительная доля домового потребления топлива падает на деревенскую Россию и тем самым остается в стороне от основных заданий государственного регулирующего аппарата, не говоря уже о тех трудностях, которые практически возникли бы перед нами, если бы такое направление топливной политики мы признали ударным,— мы ни на минуту не должны упускать из виду, что все числовые соотношения в потреблении топлива резко изменятся, как только наша промышленность и транспорт начнут удовлетворять предъявляемым к ним запросам. И чаша весов все более и более будет склоняться на сторону производственного, а не квартирного потребления топлива, как мы это уже выяснили вышеприведенным цифровым материалом из топливной летописи культурных стран.

К таким же неправильным выводам относительно значения электрификации в экономии технического потребления топлива мы неизбежно должны будем прийти, если остановимся на запросах нашей промышленности в ее застывшем, статическом состоянии. Во что может быть оценено все промышленное потребление топлива в наших постоянных прикрепленных к месту силовых установках общею мощностью в 3 млн. л. c.? Общим расходом всего около 750 млн. пуд. условного 7 000-калорийного топлива, что представляет лишь 11% топливного бюджета. Если представить себе, что электрификация этих установок будет совершаться без помощи гидроэлектрических станций, исключительно на основах паротехники, то общая экономия топлива получится при этом в размере около 300 млн. пуд., что сводится к скромной доле 5,5% топливного бюджета. Не напрашивается ли, таким образом, вывод, что и в области промышленности мы скорее добьемся положительных результатов работой не электротехников, а теплотехников?

Вспомним, однако, что уже в довоенное время наша индустриализация шла более ускоренным темпом, чем где бы то ни было, а наша отсталость в наличии механических двигателей по сравнению с США была десятерной. Если при этом учесть решающее значение в экономии топлива применения белого угля, что возможно только при электрификации, и хоть несколько вдуматься в последствия широкой электрификации в деле технического потребления топлива, как вся перспектива становится совершенно иной. Теплотехники не должны забывать, что лишь электрификация приводит в широком масштабе к совершенно иному технологическому разделению труда, к небывалой ранее специализации в производстве энергии для всех производственных процессов, сосредоточению такового производства в сравнительно немногих опорных пунктах, с вытекающим отсюда чрезвычайным удобством научно-технического контроля и постановке опытных изысканий теплотехники в небывало крупном масштабе. Осуществлявшийся ранее в столь примитивных формах с затратой такого большого количества средств и персонала технический контроль громадного количества наших разбросанных паровых установок отойдет в прошлое, и брешь между теорией и практикой теплотехники потеряет свое значение лишь тогда, когда сеть наших государственных электропередач станет конкурировать с сетью наших железных дорог. Но этого мало. Лишь электрификация даст возможность практического осуществления нового распределения промышленности по стране в строгом соответствии с ее естественными ресурсами, что должно на голову поставить прежние транспортные задания — а следовательно, и эквивалентные им топливные расходы — и совершенно изменить прежние соотношения в родах потребляемого топлива. Полагаем, что вышесказанного довольно, чтобы оттенить, насколько важно диалектическое мышление и при оценке чисто технических вопросов.

Но эта “статистика” топливных отношений имеет свое значение для программы “А” в деле топлива

Отсюда, однако, отнюдь не следует, что статистика прошлого не дает нам поучительных показаний в основных вопросах нашей топливной политики. Здесь напрашивается только тот вывод, что и в области теплотехники у нас должна быть своя программа “А”, рассчитанная на самый ближайший период, на ряд мероприятий, зачастую пожарного характера, которые вследствие суровой необходимости нередко будут идти вразрез с основными линиями наших хозяйственных мероприятий. В этой программе “А” статистика момента, уменье оперировать с тем, что находится непосредственно под руками, нередко будет иметь решающее значение. Однако и здесь наибольшая свобода действий, наиболее целесообразная решительность будут обеспечены за нами лишь в том случае, когда мы будем отдавать себе ясный отчет в основах нашей хозяйственной политики, во всей диалектике ее процесса, ибо только в таком случае мы будем твердо знать, где та грань, за которую временные успехи оплачиваются слишком дорогой ценой.

Она же должна предохранять нас от переоценки положительных результатов первых этапов электрификации

Вместе с тем мы должны здесь подчеркнуть, что значение доставшихся нам по наследству количественных соотношений прежнего хозяйства чрезвычайно важно для того, чтобы не впасть в переоценку непосредственных результатов электрификации, в особенности в первых этапах ее практического осуществления. В этом смысле проф. Л. К. Рамзин вполне прав, когда он пишет: “Программа рациональных мероприятий в области топливоснабжения должна охватывать все три основных момента: добычу топлива его перевозку и использование. Во всех трех стадиях электрификация будет играть видную роль как мощный фактор качественного улучшения отдельных сторон топливоснабжения. Тем не менее электрификацию нельзя рассматривать как единственный радикальный способ непосредственного сокращения расходов и перевозок топлива; улучшение может быть достигнуто только при одновременной работе и в иных направлениях, причем электрификация явится здесь по преимуществу лишь как средство рациональной организации всего топливоснабжения страны”.

-------------

Для того чтобы отдать себе ясный отчет в такой рациональной организации топливоснабжения, нам придется несколько подробнее остановиться на операциях добычи и перевозок основных видов нашего топлива.

Основные черты добычи в Донецком бассейне

Мы видели, что запасы топлива в Донецком бассейне являются основными топливными ресурсами страны, составляя 65% их общей мощности[4].  Использование донецкого угля в довоенное время покрывало более ¼ всего топливного бюджета, причем ежегодная добыча дошла в 1916 г. до своей максимальной цифры — 1 750 млн. пуд.

Если бы, не гоняясь за нормами американского и английского душевого потребления угля и значительно отставая от Германии, мы поставили бы себе целью утроение нашей довоенной нормы (120 пуд. угля на душу против 150 в Германии), то добыча Донецкого бассейна должна была бы быть доведена до круглой цифры — около 5 млрд. пуд. в год. В таком случае наличность запасов донецкого топлива была бы достаточна на целые 750 лет, и интересы грядущих поколений были бы вполне обеспечены, так как за такой период времени прогресс техники произведет такую переоценку ценностей в области энергетики, что в настоящее время мы совершенно лишены возможности оценить ее хотя бы приблизительно.

Первые удары нанесены были Донецкому бассейну империалистической войной

Однако большинство наших специалистов предполагает, что максимальная добыча в Донецком бассейне за ближайшее десятилетие едва ли может превзойти цифру в 3 млрд. пуд. Это обусловливается прежде всего тем тяжелым положением, в котором находится наш Донецкий бассейн в настоящее время. Уже империалистическая война нанесла тяжкие удары хозяйству района, и еще в 1918 г. знаток нашего топливоснабжения, покойный профессор К. В. Кирш писал:

“По обеспечению бассейна средствами для ремонта, возобновления и расширения оборудования, по обеспечению разными материалами и рабочими — угольная промышленность была поставлена в весьма трудные условия. Все было направлено на непосредственную оборону: забывалось при этом, что обеспечение топливом страны важнее снарядов. Между прочим, бассейн потерял во время первых призывов лучшие кадры своих шахтеров, которые были заменены громадным числом весьма слабых рабочих (пленных, женщин, детей, военнообязанных), которые, не повышая добычи, лишь затрудняли снабжение района продовольствием, жилищем и пр.; к весне 1917 г. фиктивное число рабочих увеличилось с 180 тыс. (в 1914 г.) до 290 тыс. В результате всего этого стала падать производительность рабочих, которая дошла с 800 пуд. в месяц в 1913‑1914 гг. до 500 пуд. в январе — феврале 1917 г. и продолжала дальше падать после февральской революции”. В дальнейшем он пишет: “В настоящее время приходится признать, что донецкая каменноугольная и антрацитовая промышленность разрушается во всех ее элементах, начиная с живой рабочей силы... и кончая техническим оборудованием и подземными сооружениями. Донецкую промышленность придется воссоздать. Для этого необходимо:

Программа К. В. Кирша

1) обеспечить бассейну постоянный состав здоровых, сильных рабочих-профессионалов, для чего необходимо разрешить прежде всего жилищный вопрос, а также выполнить все условия, могущие способствовать привлечению рабочих;

2) усилить техническое оборудование рудников в смысле использования новейших приемов механизации работы по добыче угля и в смысле спешной замены всех износившихся частей;

3) обеспечить рудникам дешевую и готовую электрическую энергию, для чего необходима спешная электрификация хотя бы наиболее важных частей бассейна;

4) необходимо быстрое расширение добычи в антрацитовом районе за счет создания новых крупных предприятий” и т. д.

Если мы припомним дальнейшие судьбы бассейна, его неоднократный переход из рук в руки за период гражданской войны[5] и те поистине варварские операции, которыми наши враги старались подорвать нашу обороноспособность, то катастрофическое положение бассейна для нас станет ясным и без особых доказательств. На плечи донецкого шахтера выпала такая тяжкая доля, что в настоящее время приходится удивляться не цифрам низкой производительности его труда, а тому героическому упорству, с которым он не отходит от своего трудового и опасного поста. По свидетельству наших товарищей, работающих в этом районе, мы все же можем отметить уже намечающийся перелом в донецкой угледобыче. По сравнению с периодом деникинщины производственные данные приобретают все более и более благоприятный характер, и это несмотря на убийственные квартирные условия и на тот продовольственный кризис, который за время последнего наступления поляков и Врангеля вынудил нас ⅘ продовольственных пайков и 95% жирового снабжения шахтеров передать в пользу Красной Армии.

Первые организационные этапы нами пройдены

Первые организационные этапы по национализации всего угольного дела, отбору жизнеспособных предприятий и доведению численности армии шахтеров до 120 тыс. с лишком человек нами уже пройдены. И, оглядываясь на тяжкое прошлое Донецкого бассейна и на пройденный путь, мы не имеем никаких оснований для отрицательных выводов. Чтобы дойти до вышеуказанной, еще отнюдь не обеспечивающей наших топливных интересов полностью, цифры в 3 млрд. пуд. годичной добычи, нам придется удесятерить нынешнюю добычу Донецкого бассейна, но вне выполнения этой задачи мы не можем залечить основных недугов нашего народного хозяйства, и поэтому задача эта во что бы то ни стало должна быть разрешена в первую очередь. Реставрация производительных ресурсов Донецкого бассейна, по расчетам специалистов, потребует не менее 4‑5 лет, причем она осложняется тем обстоятельством, что одновременно нам придется произвести радикальную ломку во всем характере донецкой угледобычи. Не вдаваясь в детали классификации угольных богатств бассейна, отметим, что приблизительно ⅓ донецких запасов относится к так называемым курным углям[6], значительную долю которых составляют особо для нас драгоценные коксующиеся угли, и около ⅔ составляют так называемые тощие и антрацитовые угли.

Хищнический характер прежней донецкой добычи

Таким образом, Донецкий бассейн по преимуществу представляет собой антрацитовый район, а между тем центр тяжести всей прежней угледобычи падал на курные угли, подвергавшиеся систематическому и безжалостному истреблению. Соотношения между добычей антрацита и каменных углей видны из следующей таблицы (в млн. пуд.):

Таким образом, дорогие специальные и наименее распространенные сорта, особенно коксовые, добывались в наибольшем размере, расходуясь на сжигание в топках паровозов и котлов, а не по своему прямому назначению, т. е. для получения кокса, тогда как угли тощие и антрацит, составляющие 65% всех запасов бассейна, расходовались лишь в размере 20‑22% общей добычи. Между тем благодаря целому ряду условий, облегчающих добычу антрацита, оборудование антрацитовых рудников значительно проще и удобовыполнимее, чем для каменноугольных районов. Таким образом, нам предстоит дать решительный сдвиг в сторону форсированного использования именно антрацитовых районов.

Трудности угледобычи по условиям залегания донецких угольных пластов

Здесь следует подчеркнуть, что одним из факторов, определяющих низкую производительность труда в Донецком бассейне, являются и природные условия здешних залежей угля. Сюда относятся:

1) небольшая толщина угольных пластов (большей частью 500‑900 мм, редко до 2 000 мм);

2) низкий процент угленосности (суммарная толща угольных пластов по отношению к продуктивной толще 0,53%, тогда как, например, в Вестфалии она достигает 3,1%);

3) колебания мощности пластов;

4) сравнительно большая глубина залегания (средняя глубина шахт 52 сажени);

5) частая необходимость борьбы с водой и плывунами.

Слабость механического оборудования шахт

С другой стороны, следует отметить слабое техническое оборудование шахт: отсутствие механической подбойки и откатки и крайне непостоянный состав шахтерской армии (в 1917 г. из общего числа более 600 предприятий Донецкого района по добыче топлива на долю 36 крупных предприятий приходилось 57% всей добычи; эти цифры показывают, как велика предстоящая работа по отбору и переустройству жизнеспособных предприятий).

А между тем трудные условия добычи как раз и предопределяют решающую роль механизации ее процессов[7]. Это тем более справедливо, что по сути дела мы только что подходим к использованию Донецкого бассейна в масштабе тех возможностей, которые он в себе таит.

Недоиспользование существующего оборудования шахт

Не надо упускать из виду, что из общей угленосной площади в пользовании находилось всего 13%, хотя при этом и снимались сливки с самых лучших из известных участков,— а средняя глубина шахт была всего 52 сажени при мощности угленосной толщи в 1,5 тыс. сажен. Здесь нам могут возразить, что, несмотря на кризис топлива, добывная способность шахт эксплуатировалась всего в пределах 60‑70% и, таким образом, могла бы быть обеспечена максимальная добыча в 2,3 млрд. пуд. что, однако, никогда не достигалось. Такое несоответствие, как это мы увидим в дальнейшем при анализе топливных перевозок, более всего зависело от несовершенства нашего транспорта, но по существу этот факт только лишний раз констатирует глубокую анархичность капиталистического производства, которое в преследовании частных групповых интересов не останавливается перед грубым попранием основных нужд народного хозяйства. Это станет для нас особенно ясно, если мы дадим хотя бы первоначальный набросок более правильного подхода к богатствам Донецкого бассейна при том скромном предположении, что за десятилетний период мирного и напряженного труда мы поднимем добычу от 2,3 млрд. добывной возможности в довоенное время до 3 млрд. пуд., опираясь одновременно на широкую электрификацию Южно-Донецкого района.

В работах ГОЭЛРО к концу десятилетия намечается следующая программа добычи[8]:

Программа угледобычи на предстоящее десятилетие

Всего 2500‑3000 млн. пудов

Использование добычи представляется в грубых чертах в следующем виде.

Антрацит: около 700—850 млн. пуд. в виде сортированного антрацита — орех и семячко (выпускается на рынок для фабрик и заводов, домовых потребителей, газогенераторов, вагранок и доменных печей и отчасти для железных дорог). Из полученного штыба, в количестве около 150 млн. пуд., сжигается в районных станциях около 40‑50 млн. пуд. с получением около 600 млн. кВтч (из коих около 300 млн. кВтч — на добычу антрацита); около 50 млн. пуд. штыба с прибавкой около 15‑20 млн. пуд. длиннопламенных углей перерабатывается в брикеты на нефтяном пеке с расходом последнего около 4,5‑5 млн. пуд., давая около 75 млн. пуд. брикета для железных дорог и флота. Остальные 50 млн.пуд. мелочи расходуются частью на самопотребление шахт для местных газогенераторов, частью же остаются пока неиспользованными впредь до дальнейшего расширения брикетирования.

Коксовые угли перерабатываются на кокс с прибавкой тощих углей (количество последних определить трудно), давая около 500 млн. пуд. кокса, 6,5 млн. пуд. бензола, 6,5 млн. пуд. сернокислого аммония, вторичные химические продукты, около 6 млн. пуд. пека и газа с теплопроизводительностью около 10 000 млрд. калорий для металлургических процессов, обогрева коксовых печей и газовых электрических централей.

Тощие угли: около 80‑160 млн. пуд. наиболее прочных сортов выпускается непосредственно на рынок для специально приспособленных стационарных установок, около 100‑120 млн. пуд. сжигается в районных централях, давая около 1 400‑1 700 млн. кВтч; частью расходуется на коксование в смеси с коксовыми и другими жирными углями; около 70 млн. пуд. идет в брикетирование с расходом около 6 млн. пуд. пека, давая около 75 млн. пуд. брикета для транспорта; и, наконец, для последнего же производится около 200 млн. пуд. угольного порошка из 150 млн. пуд. тощих углей и 50 млн. пуд. длиннопламенных — для паровозов.

Газовые и кузнечные угли прежде всего направляются к их естественным потребителям — газовым заводам и металлической промышленности; около 50 млн. пуд. их расходуется на брикетирование и перемол в порошок в качестве прибавки к антрациту и тощим углям, остальное количество пока направляется прочим потребителям.

Сухие длиннопламенные угли в небольшом количестве — около 20 млн. пуд.— расходуются как добавок при получении угольного порошка, остальное же поступает на рынок без переработки. В результате качественный топливный баланс резко улучшится, ибо те 15‑20% мелочи антрацита и значительно большее количество тощих углей, которые сваливались в отвалы или оставались в шахтах, теперь будут использованы, расширяя этим топливный актив,— это во-первых. Во-вторых, потребители получат высокоценное и значительно лучше используемое ими топливо в виде брикетов, порошка и коксовальных газов. В-третьих, уменьшится самопотребление шахт, район получит большое количество дешевой электрической энергии. По сравнению с максимальным дореволюционным топливным бюджетом Донецкого бассейна в размере 1 750 млн. пуд. такие меры будут соответствовать его расширению в пределах 50‑80%. Детальный расчет наглядно показывает, таким образом, всю многосторонность топливной проблемы и громадное значение не только увеличения абсолютной цифры добываемого, но и умелого использования получающихся при этом побочных продуктов. Вместе с тем мы наглядно видим, как в данном случае рационализация топливной добычи тесно связана с электрификацией. Грубый подсчет расходов, которых потребует осуществление этой программы, составленной Л. Рамзиным, в довоенных золотых рублях определяется нижеследующим образом:

Быстрое погашение расходов по проведению рациональной программы угольного хозяйства

Между тем по рыночным ценам на Черноморском побережье стоимость годичного производства бассейна можно оценивать не ниже 500 млн. руб.

“Отсюда видно, что, несмотря на большой размер потребных затрат, — пишет Рамзин, — последние могут быть окуплены в один год с небольшим. Если же учесть то громадное государственное значение, которое Донецкий бассейн имеет для страны, если учесть, что жизнь нашей промышленности без донецкого угля невозможна, то ценность доставляемых им продуктов с государственной точки зрения колоссальна. Поэтому к работе по восстановлению и развитию Донецкого бассейна необходимо приступить немедленно, не останавливаясь ни перед какими затратами, ни перед каким напряжением добывания необходимых средств, идя в случае необходимости на концессионные формы, но, конечно, лишь при достаточном ограждении интересов страны”.

Этот подсчет еще раз наглядно иллюстрирует грандиозность той творческой работы, которая ожидает нас в Донецком районе. Но если рационализация донецкого хозяйства так тесно связана с электрификацией, то еще большую роль играет эта последняя в деле непосредственного увеличения угледобычи. В сводной работе по электрификации Южно-Донецкого района вопрос этот очерчивается таким образом:

Электрификация в деле добычи угля

“Угледобывающая промышленность является одной из тех, для которой применение электрической энергии будет наиболее выгодным. Добыча угля производится обыкновенно на обширной территории и требует механической силы для самых разнообразных целей. Добыча угля производится на больших глубинах, и распространение угольных залежей самое разнообразное. Это вызывает необходимость устройства нескольких шахт, причем каждая из них должна быть оборудована механизмами для подъема угля и пород, вынимаемых при прокладке квершлагов и других подобных операциях. Приток подземных вод требует постоянной откачки часто из больших глубин. Условия работы в шахтах требуют обмена воздуха, т. е. вентиляции. Подвоз угля и вынимаемой породы к стволу шахт требует механических приспособлений в случае их значительной длины или же большого количества рабочих.

“Вынутый на поверхность уголь нуждается в сортировке, погрузке на вагоны и подвозке к магистралям железных дорог.

“В этих условиях применение паровых двигателей является крайне неэкономным. Распределение механизмов на большом пространстве требует или создания при каждой группе отдельных котельных или же длинных паропроводов. Установка же некоторых из механизмов под землей обусловливает само собой применение длинных паропроводов, что влечет за собой большую потерю на конденсацию и неплотность.

“По мере выработки угля является необходимость закладки новых шахт, чему предшествует устройство буровых скважин и шурфов. Все эти работы опять-таки требуют механической силы.

“Электрическая энергия дает в этом случае наиболее рациональное решение задачи распределения. Вырабатываемая в центральных станциях с наиболее рационально устроенными котельными энергия распределяется по гибким проводам, позволяющим установку механизмов на большом расстоянии от источников энергии. Энергия не тратится, если механизм не работает... Нерациональность парового хозяйства на рудниках свидетельствуется большим потреблением угля для собственных нужд предприятия. Количество это достигает 9‑10% всего добываемого угля... Подсчеты показывают, что... электрификация рудничных механизмов дает возможность в значительной мере сэкономить нерационально затрачиваемый уголь... При намеченной программе на ближайшее десятилетие, т. е. при доведении добычи антрацита до 1 млрд. пуд... а всего 3 млрд. пуд., общая потребность мощности выразится около 300 тыс. кВт, при общем годовом потреблении около 1 млрд. кВтч.

“Широкая электрификация угольных предприятий повлечет за собой не только экономию в потреблении угля для собственных нужд рудников, но и значительную экономию в рабочей силе. Если по данным 1914 г. число занятых рудничных рабочих составляло около 190 тыс. человек при добыче около 1 638 млн. пуд., т. е. на одного рабочего пришлось около 9 тыс. пуд., то при дальнейшей электрификации эта производительность должна значительно увеличиться. В Германии в 1913 г. средняя производительность одного рабочего достигала 17 700 пуд.; в Америке в 1915 г. почти половина добытого угля приходилась на долю подбойных машин, причем производительность их выражалась в среднем 900 тыс. пуд. на машину.

Масштаб сокращения рабочей силы при электрификации

“Эти цифры показывают, какую громадную роль может сыграть электрификация. Для выработки 3 млрд. пуд. было бы достаточно вместо 300 тыс. рабочих — около 170 тыс… Применение же подбойных машин по аналогии с Америкой сократило бы эту цифру не менее чем вдвое, если не больше”.

Если мы вспомним, что особенностью Донецкого бассейна является крайне плохое качество питающей паровые котлы воды — одна из основных причин нынешнего катастрофического положения котельных района,— то выгодность перехода к электрическому приводу уже не требует дальнейших доказательств.

-------------

Торф и его природные залежи

Второе место по мощности топливных запасов представляет собой наш торф, дающий, по самым скромным подсчетам, только в той полосе России которая расположена южнее 60° параллели, в переводе на условное 7 000‑калорийное топливо, 5 млрд. пуд. ежегодного прироста. Другими словами, торфом мы могли бы покрыть всю нашу нужду в топливе, не нарушая при этом его природного возобновительного цикла. В дальнейшем мы увидим, что торфяная проблема тесно связывается с другой основной проблемой нашего народного хозяйства — подъемом земледелия на севере и в центре России. Здесь достаточно подчеркнуть, что для последней цели потребуются обширные мелиоративные работы в громадных заболоченных районах России, что находится в самой непосредственной связи с рациональной постановкой торфодобывания.

В противоположность окраинному расположению угольных залежей— залежи донецкого угля территориально невыгодно расположены даже по отношению к Криворожской руде — торф является ультраместным топливом, непосредственно прилегая к самым ответственным производственным центрам. Кроме Центрального и Северопромышленного района, Урал имеет громадные торфяники в Пермской и Вятской губерниях, а в Волжском районе довольно мощные залежи торфа уже нащупаны в Казанской губернии.

Современная торфодобыча

А между тем уже целое десятилетие, форсируя труд огромной рабочей армии в 40‑60 тыс. человек, наша торфодобыча упорно колеблется около ничтожной годичной выработки в 100 млн. пуд. Таким образом, расхождение между действительностью и необходимыми производственными заданиями здесь еще более глубоко, чем в деле нашей угледобычи. Причина — чрезвычайная трудоемкость современных процессов торфодобывания. По легкости добывания различные сорта нашего топлива могут быть распределены в таком порядке: первое место занимают природные горючие газы и нефть, второе — дрова и высокосортные угли (донецкий и кузнецкий), третье — торф и низкосортные угли.

Суточная производительность рабочего-торфяника крайне низка, составляя в переводе на условное 7 000‑калорийное топливо лишь около 25 пуд. в сутки, т. е. по трудоемкости добыча торфа в 1,6 раза превосходит уголь, в 2,6 раза трехаршинные дрова и в 4,6 раза нефть. С другой стороны, ввиду краткости торфяной кампании годовая производительность рабочего в переводе на условное топливо составляет всего около 1 400 пуд., т. е. в 6 раз ниже, чем для хороших каменных углей, в 6,7 раза ниже, чем для дров, и в 2,9 раза ниже, чем для подмосковного угля. Таким образом, чтобы покрыть при нынешних способах торфодобывания наш 5‑миллиардный довоенный топливный баланс, пришлось бы мобилизовать около 3 500 тыс. рабочих.

Сокращение числа торфяных рабочих — основная предпосылка развития добычи торфодобычи

“Отсюда ясно,— пишет т. Рамзин,— что главным препятствием к развитию торфодобычи является рабочий вопрос, почему непременным условием ее расширения становится сокращение числа рабочих и облегчение их труда. Для достижения этого, очевидно, необходимо механизировать добычу торфа и удлинить торфяную кампанию”. Механизация же торфодобывания в широком масштабе возможна лишь при электрификации. Обстоятельно разбирая этот вопрос в своей книге “Механизация торфяных разработок”, инженер-технолог В. Вальяжников правильно отмечает: “Не подлежит, однако, сомнению, что вообще в организации современных производств главное место должно принадлежать электрической энергии, при которой осуществление всякой механизации является гораздо более легким...

Устройство центральной системы передачи энергии на болоте имеет прежде всего то значение, что сразу же уменьшается количество рабочих у торфяных комплектов. При этой системе нет необходимости иметь паровщика, а также рабочих для подноски топлива к локомобилю, подноски и накачки воды, удаления золы и пр... Введение электрической двигательной силы скажется во всех деталях торфоэлеваторной установки. Расход на топливо для получения механической энергии понизится до 2‑3% от всей добычи торфа...

Имея в виду обычный характер конструкции элеваторной установки, следует учесть еще то обстоятельство, что введение электродвигателя повлияет коренным образом на развитие конструкции торфяного пресса и всего оборудования...

Механизация торфодобычи невозможна без электрификации

Вообще же нужно считать, что механизация добычи торфа тесно связана с употреблением электрической энергии, без которой осуществление ее немыслимо”.

Не имея возможности входить в дальнейшие детали торфодобывания, отметим только, что для решительного производственного сдвига здесь намечаются два самостоятельных пути: или так называемый сухой способ выемки торфяного сырца — при помощи багеров, экскаваторов, землечерпалок и пр., или мокрый (гидравлический)[9]. Тот или иной способ выемки массы предопределяет собой и последующие стадии разработки. В первом способе основным техническим требованием надо поставить возможную пересушку болота. Чем сильнее будет высушено болото, тем выгоднее и дешевле пойдет разработка его: таким путем в Дании в течение 4‑5 военных лет удалось увеличить добычу торфа в 16 раз, т. е. с 5 до 80 млн. пуд. в год. По подсчетам Рамзина, гидравлический способ добычи торфа, по своему существу сводящийся к размыванию залежей торфа сильной струей воды с перекачкой полученной жижи по трубам на место сушки, блестяще разрешает обе начальные операции торфодобывания, т. е. выемку массы и доставку ее к месту сушки, причем потребное количество рабочих примерно сокращается в 2,3 раза и, что самое важное, специалисты-торфяники заменяются обычными чернорабочими при небольшом количестве квалифицированных рабочих на самих машинных установках.

Мировой кризис угледобычи заставил повсюду обратить самое усиленное внимание на усовершенствование торфодобывания. Механизация торфодобывания, искусственная сушка торфяного сырца, способом механического отжимания воды из него, выяснение влияний всевозможных химических реагентов — на все эти темы пишутся целые трактаты. Нет никаких сомнений, что в этой области мы накануне решительного сдвига и наши торфяные залежи в ближайший же срок перестанут быть для нас запретным царством. Подсчеты показывают, что при достигнутых успехах механизации выработки торфа мы уже теперь можем рассчитывать на себестоимость торфа на болоте в 4‑4,5 коп. за пуд, в переводе на довоенные цены, каковую цифру можно назвать достаточно благоприятной. Но главное значение механизации заключается не в удешевлении торфа, а в сокращении числа рабочих. Такой осторожный исследователь, как Л. К. Рамзин, оценивая перспективы механизации, пишет: “Трудоемкость торфодобычи можно сильно понизить, доведя производительность одного рабочего до 10 тыс. пуд. в год условного топлива, т. е. до 100 пуд. в день; иначе говоря, по суточной производительности рабочего торф может стать более выгодным топливом, чем все остальные, сравнивая в этом отношении с нефтью, по годовой же производительности торф не уступит тогда донецкому топливу.

Перспективы торфодобычи в ближайшее десятилетие

Таким образом, соотношения в области потребного количества рабочей силы могут быть резко изменены и стать весьма благоприятными. Открывающиеся возможности позволяют намечать и совершенно иные размеры добычи. После намеченного переворота в технике добычи торфа можно довести последнюю к концу десятилетия до 1 млрд. пуд. для чего потребуется на 90‑100 дней в году около 100 тыс. рабочих.… И государство обязано, не теряя ни минуты времени, не останавливаясь даже перед крупными расходами и жертвами, твердо стать на путь рационального использования торфяных богатств, ибо  каждая копейка народных денег, вложенных в это дело, окупится сторицей, принеся скоро крупные плоды”.

Мы видим, таким образом, что перспективы торфодобывания всецело связаны с электрификацией. Если же к этим соображениям добавить, что районные электрические станции на торфу превращают этот вид местного топлива наиболее совершенным образом в топливо дальнего действия — путем посредствующей трансформации в электрическую энергию,— то решающее значение в этой важнейшей государственно-экономической области электрификации становится очевидным.

-------------

Дровяное топливо в настоящем и будущем

Жестокий кризис топлива вынудил нас двигаться по линии наименьшего сопротивления. Такой линией наименьшего сопротивления, уже начиная с 1915 г., оказалось дровяное топливо. Нам не приходится здесь распространяться о необходимости положить в ближайший срок конец тем хищническим операциям лесоистребления, которое мы вынуждены были практиковать столь продолжительное время. Варварское истребление в отопительных целях драгоценного строевого и поделочного леса, беспощадная вырубка лесов, в зависимости только от их транспортной досягаемости, загрузка транспорта сырыми дровами, жестокий нажим на элементарные средства гужевой крестьянской вывозки заготовленных дров — все это должно быть изжито возможно скорее. Но тем не менее дровяное топливо еще на долгие годы останется преобладающей специфической статьей топливного русского бюджета даже и в том случае, когда производство его будет в точности согласовано с ежегодным годичным приростом древесины.

Запас древесины, доступный для эксплуатации в ближайшее десятилетие

Площадь лесов в одной лишь Европейской России составляет около 138 млн. десятин с колоссальным годичным приростом древесины — около 70 млн. куб. сажен. Если принять в расчет лишь доступные для эксплуатации в ближайшее десятилетие лесные массивы, то возможный годичный отпуск из них древесины надо оценивать громадной цифрой в 30 млн. куб. сажен. Если считать, что отпуск делового и строевого леса составляет едва ли более 7‑8 млн. куб. сажен, то количество древесного топлива выразится цифрой в 22‑23 млн. куб. сажен, эквивалентных 2,8 млрд. пуд. условного топлива, или более 50% общего потребления топлива в стране.

Строевой и поделочный лес является одним из важнейших наших экспортных товаров. Но для нас гораздо интереснее вывозить лес не бревнами, а главным образом в обработанном виде. В таком случае распилка леса даст большое количество древесных отбросов, которое поступит в актив дровяного топлива. Конечно, для использования дровяного леса и древесных отбросов имеется целый ряд иных путей, помимо топливных надобностей: сухая перегонка дерева в целях получения целого ряда химических продуктов, приготовление древесной массы и целлюлозы, химическая переработка на спирт и глюкозу. Однако подсчеты показывают, что если бы рационально поставить дело сухой перегонки дерева при получении тех 40‑50 млн. пуд. угля, которые нам требовались для целей промышленности довоенного времени, то мы с громадным избытком покрыли бы всю нашу потребность в химических продуктах сухой перегонки дерева, и в специальном расходовании древесины для этой надобности никакой нужды не было бы. Точно так же, чтобы покрыть всю мировую потребность в древесной массе в Европе и Америке, нам нужно было бы израсходовать всего около 1,6 млн. куб. сажен древесины.

В предстоящее десятилетие 95% дровяного леса могут быть использованы лишь как топливо

Такие подсчеты неизбежно приводят к такому основному выводу, что по меньшей мере 95% дровяного леса могут быть использованы лишь как топливо, в противном случае нашей древесине попросту пришлось бы гнить в лесах. Цифры производительности рабочих, занятых заготовкой дров, показывают, что по себестоимости и трудоемкости дрова являются одним из наиболее выгодных видов топлива, занимая сравнительно небольшое количество рабочих рук. В переводе на условное топливо мы получаем следующие показательные данные:

Механизация дровозаготовок неизбежна

Стоит только, однако, принять во внимание громадное количество подлежащих заготовке дров, как картина приобретает совершенно другой характер: для заготовки 25 млн. куб. сажен, которые мы ежегодно получали до войны, необходимо при 3‑аршинных дровах около 330 тыс. рабочих, а при ¾‑аршинных дровах — около 670 тыс. рабочих. Сократить эту армию рабочих может только механизация пилки и колки дров, и в зависимости от длины поленьев и организации дела можно рассчитывать, что при 3‑аршинных дровах можно будет уже обойтись 250 тыс. рабочих, а при ¾ аршинных — 400 тыс. рабочих.

Механизация дровозаготовок важна главным образом не как средство к понижению себестоимости дров, а в целях сокращения числа рабочих. Анализ показывает, что дрова для промышленных надобностей должны заготовляться долготьем в 2‑3 аршина, для домового же отопления — в виде швырка ¾‑½ аршина. Перепилку 3‑аршинных дров на швырок, по-видимому, рациональнее всего производить на пристанях-станциях или в крупных потребительских центрах. Установка дровоколок и дровопилок здесь легко осуществима, требуя небольшого числа рабочих и недорогого оборудования и освобождая, таким образом, большое количество труда, нерационально затрачиваемого ныне на кустарную ручную разделку дров.

Решающее значение транспорта

Решающее значение для дровяных операций имеет, однако, не заготовка, а транспорт дров, стоимость которого почти целиком определяет собой цену дров потребителя. В довоенное время вывоз дров из рощ совершался исключительно гужевой возкой по санному пути, но даже и при довоенной дешевизне гужевой перевозки этот вывоз обходился в 3 с лишним раза дороже, чем заготовка 3‑аршинных дров. В настоящее время, при катастрофическом положении гужевого транспорта и значительном истощении наиболее доступных лесных массивов, надо признать, что гужевой транспорт в этой области отжил свой век и приходится искать иных способов решения этой важной государственной задачи. Достаточно отметить, что для перевозки 25 млн. куб. сажен сырых дров потребовалось бы не менее 2,5 млн. лошадей и 1 300 тыс. рабочих к ним (для вывозки сухих дров потребовалось бы 1,7 млн. лошадей и 800 тыс. возчиков). Таким образом, устройство лесовозных путей становится первоочередной государственной задачей. При небольших грузооборотах, примерно до 2 тыс. куб. сажен в год, сокращения числа лошадей в 2‑5 раз можно достигнуть путем улучшения грунтовых дорог; при больших грузооборотах придется прибегнуть к введению тракторной тяги, устройству переносных или постоянных путей с узкой или широкой колеей и паровой или электрической тягой, устройству подъездных путей с механической тягой и пр.

Механизация и здесь приводит к электрификации

Развитие крупных государственных дровозаготовок с задачами крупного вывоза в общем и целом ставит перед нами такие задания механизации, при которых электрификация неизбежно должна будет сыграть ту громадную роль, которая обеспечена за ней во всех работах подобного рода, где приходится бороться с большими пространственными затруднениями.

Подсчеты проф. Рамзина показывают, “что при правильной постановке дела дрова могут стать весьма дешевым топливом, лишь около 6,2 коп. пуд. условного топлива на местном рынке, т. е. дешевле всех остальных видов топлива, не исключая донецкого угля и нефти, если даже брать стоимость последних на местах добычи; стоимость же дров в рощах, на местах заготовок, оказывается в 3‑4 раза дешевле, чем для высокоценного дальнепривозного топлива. Отсюда ясно, что взгляд на дрова, как на крайне невыгодное и нежелательное топливо, от которого следует поскорее отделаться, глубоко ошибочен...”

Основные задачи по вывозу дров

В целях рационализации транспорта дров Рамзин ставит следующие условия: “Приходится стремиться прежде всего к сокращению расстояний перевозок[10], распределяя дрова при помощи местного транспорта среди местных потребителей. На перевозку дров дальним транспортом следует идти только в случае крайней необходимости, и здесь надо принять все меры к удешевлению транспорта...”.

Кроме использования перевозки дров железными дорогами в порожнем направлении для линии с односторонним графиком, Рамзин обращает особое внимание на широкое использование дешевого водного транспорта, причем особое значение мог бы иметь сплав дров непосредственно из рощ.

“В этом отношении естественные условия русского севера и западного края, обладающих целою сетью рек и мелких речек... весьма благоприятны. Большинство этих речек совершенно не приспособлено для сплавов; между тем ничтожнейшая затрата по расчистке и регулированию (часто лишь 50‑70 руб. на версту) в состоянии открыть громадную сеть крайне дешевых дрововозных путей”.

Исследования Рамзина по сути дела являются превосходным обвинительным актом того грандиозного хищничества и нелепых затрат трудовой энергии миллионов трудящихся, которые практиковались у нас долгие годы при капиталистическом хозяйстве в этой богатейшей отрасли наших природных благ. В работе т. Рамзина сделаны основные подсчеты тех выгод, которые обеспечиваются заготовкой дров в рощах долготьем, ошкуриванием их, перевозкой только сухих дров, использованием их по возможности в длинных неколотых поленьях, с применением швырка лишь для домовых и специальных потребителей, механизацией пилки дров, созданием дрововозного местного транспорта, механизацией его для крупных заготовок и, наконец, широким использованием водных путей сообщения при организации сплава.

Связь рациональной постановки лесных и деревообделочных операций с электрификацией

Но еще более интересные выводы получаются, если учесть те возможности, которые открываются при рациональном использовании древесных отбросов как на местах самих лесных заготовок, так и в особенности при удачной концентрации деревообделочных заводов, сообразуясь с проблемами электрификации страны.

В части, касающейся вопроса использования лесных отбросов на местах заготовок, Рамзин дает такие подсчеты: “Если принять максимальное расстояние подвозки в 10 верст, то площадь разработки будет около 30 тыс. десятин, что при 50‑летнем обороте рубки даст годовую лесосеку в 60 десятин, с рыночной производительностью около 12 тыс. куб. сажен в год. Количество отбросов может доходить тогда до 4 тыс. куб. сажен в год, обеспечивая годичную отдачу энергии в простейшей локомобильной установке без конденсации... около 5 млн. кВтч в год.

Для лесистых районов с крупными лесными массивами подобные мелкие электрические установки, использующие непригодное для вывоза топливо, могут иметь серьезное значение, служа мощным стимулом к интенсификации лесных разработок, развитию кустарных промыслов и повышению культурного уровня деревни”.

Но несравненно большее государственное значение может иметь использование древесных отбросов деревообрабатывающих заводов, могущее явиться уже базисом для создания сравнительно крупных и крайне выгодных электрических централей. Особенно решающую роль использование этих отбросов приобретет в ближайший период, который мы все же должны охарактеризовать лишь кануном разрешения грандиозной торфяной проблемы России.

Подсчеты показывают, что на каждую лесопильную раму в час получается около 0,4 куб. сажен отбросов, равноценных вследствие обычной высокой их влажности примерно 40 пуд. условного топлива. При сжигании отбросов в паротурбинной установке мы сможем получить даже при сравнительно низком коэффициенте полезного действия — 10%— около 1 400 кВтч из одной куб. сажени, или одна рама обеспечивает во время своей работы среднюю нагрузку около 560 кВт.

Собственный расход энергии лесопильного завода равен примерно 60 кВт на раму, поэтому на каждую раму мы получаем при использовании отбросов свободной энергии для отдачи на сторону около 500 кВт .Если даже допустить, что половина всех отбросов будет использована на иные цели (заготовление брикетов из опилок, изготовление из горбылей и реек гонта, решетника, драни, наметельников, палок и т. п.), то все же количество свободной энергии останется около 220 кВт.

При двухсменной работе лесопильных заводов отдача энергии в сеть в расчете на каждую раму будет около 2,2 млн. кВтч, и установленная мощность станции может быть принята в 175 кВт в расчете на каждую тысячу куб. сажен перепиливаемого леса. В довоенный период в России ежегодно распиливалось примерно 4 млн. куб. сажен леса. Таким образом, при утилизации соответствующих отбросов целиком в электрических станциях можно было бы получить около 2,5 млрд. кВтч. электрической энергии, что приблизительно соответствует всей потребности довоенной России в энергии. В этом расчете мы совершенно не учитываем всей ручной и кустарной распилки леса.

Вывоз из России досок в 1913 г. составлял 217 млн. пуд., следовательно, один лишь экспортный пиленый лес мог дать около 1,2 млрд. кВтч.

Основной осью для создания электролесопильных центров должна стать прежде всего Верхняя Волга с богатейшим лесным районом в бассейне ее северных притоков и оживленной промышленностью, затем Днепр, Петроградский район и Северная Двина. Подсчеты показывают, что по величине текущих эксплуатационных расходов электроцентрали при лесопильных центрах приближаются к гидроэлектрическим установкам, превосходя последние низкой величиной капитальных расходов.

Электролесопильные районные станции — специфическая особенность электрификации нашей страны

Таким образом, мы приходим к следующим, имеющим громадное практическое значение, выводам:

1) Емкость внутреннего рынка для заводского пиленого леса следует оценить не ниже 350 млн. пуд. в год, что отвечает количеству перепиливаемого леса около 3 млн. куб. сажен в год. Из них около половины падает на Волгу, т. е. около 1,5 млн. куб. сажен в год. Мощность  электролесных централей вдоль Волги в этом расчете может быть принята в 260 тыс. кВт. Учитывая, что не весь лес будет перепиливаться в крупных установках, мы можем произвести довольно точную разверстку этих централей по главнейшим пунктам Поволжья.

2) Такими пунктами необходимо принять Нижний Новгород, где может распиливаться лес, идущий с верховьев Волги и Унжи в количестве около 80 тыс. куб. сажен в год, что обеспечивает мощность районной централи здесь в 15 тыс. кВт с отдачей около 50 млн. кВтч в год. Использование лесных массивов Керженца, его притоков и реки Ветлуги может послужить опорой для электроцентралей близ города Казани с распилкой около 200 тыс. куб. сажен леса, что обеспечивает мощность в 40 тыс. кВт и годовую отдачу свыше 100 млн. кВтч.

В дальнейшем поток лесных грузов по Волге дает возможность устроить в таких городах, как Самара, Саратов и Царицын, электроцентрали мощностью по 20‑30 тыс. кВт каждая, с отдачей энергии от 70 млн. до 100 млн. кВтч в год. В таких городах, как Рыбинск, Кострома, Ярославль и Астрахань, вполне возможно сооружение комбинированных лесопильных электрических установок мощностью от 5 до 10 тыс. кВт каждая.

3) Для других районов намечаются такие цифры:

Для Киева может быть обеспечена мощность в 30‑40 тыс. кВт. Общая мощность лесопильно-силовых станций может оцениваться в 350‑500 тыс. кВт для перепилки 2‑3 млн. куб. сажен леса и с годичной отдачей 1200‑1700 млн. кВтч. чрезвычайно дешевой электрической энергии.

Чрезвычайно быстрая окупаемость электролесопильных централей

Сооружение этих централей сбережет в год около 120‑170 млн. пуд. условного топлива на сумму около 18‑25 млн. руб., при сокращении всех остальных расходов как на силовое оборудование, так и на транспорт. Постройка централей обойдется около 70‑100 млн. руб., заменив собой возобновление или постройку отдельных силовых установок на сумму, вероятно, не менее тех же 70‑100 млн. руб. Если даже сделать крайне невыгодное для электрификации предположение, что стоимость электрической сети будет равна стоимости централей, то и в таком случае устройство централей окупилось бы в 3‑4 года. Мы позволим себе не задерживать внимание читателя на тех интересных подсчетах, которые делаются проф. Рамзиным относительно выгод брикетирования опилок, рациональной постановки углежжения и использования газов, получающихся при сухой перегонке дерева для нужд электрификации.

Вывод несомненен. Своеобразные условия нашей русской обстановки придают совершенно специфические особенности методам наиболее выгодной электрификации страны. В спешном порядке нам предстоит разработать тип электрических районных станций, еще не наблюдавшихся в Западной Европе. С точки зрения техники в этом отношении не представляется никаких особых трудностей, наоборот, при этом комбинированном типе чрезвычайно упрощается ряд технических проблем. Эти станции должны в основе своей базироваться на торфяных залежах, расположенных поблизости от таких водных артерий, где предвидится большой сплав лесных материалов. Одновременно с постановкой торфяных разработок строители должны приступать к устройству здесь же крупных деревообрабатывающих заводов, комбинируя там, где это окажется удобным по условиям рынка, и заводы по сухой перегонке дерева. На базисе торфа, отбросов деревообделочной промышленности и горючих отгонов при химической переработке дерева является возможность сооружения таких электроцентралей, электрическая энергия которых будет вырабатываться при минимуме расходов народного труда. Такие задания ГОЭЛРО и ставит одной из самых первоочередных районных станций РСФСР, а именно — станции Нижегородской, на чернораменских торфяных массивах близ г. Балахны.

Наше изложение показывает, что, несмотря на продолжающиеся в технической литературе споры относительно степени выгодности электрификации при отдельных операциях в лесных разработках, неразрывная связь электрификации с рационально поставленным использованием наших лесных богатств не может подлежать ни малейшему сомнению. И подобно тому, как исследование инженера Вальяжникова приводит его к тому выводу, что вне электрификации не может быть разрешена торфяная проблема, совершенно таким же образом работа Рамзина доказывает, что вне электрификации не может быть рационализировано использование колоссального прироста древесины, ежегодно обеспечиваемой нам работой солнечных лучей.

Значение нефти в нашем хозяйстве

В разряде русских топлив нефть занимает совершенно особое почетное место как вследствие легкости и дешевизны добычи, так и по причине компактности и вытекающего отсюда удобства для перевоза.

Центральное значение Бакинского района

Средняя добыча рабочего в Бакинском районе составляла 17 600 пуд. в год, что соответствует 29 500 пуд. условного топлива. Себестоимость добычи можно оценить даже при глубоком бурении в переводе на довоенные цены около 10 коп. пуд, что соответствует 6 коп. за пуд условного топлива, но электрификация добычи нефти сделает эти цифры еще более благоприятными. Необходимо подчеркнуть, что в предреволюционные годы Бакинский нефтяной район давал около 79% всей добычи нефти, следовательно, он играл ту же роль, как Донецкий бассейн для угля. Следующим по величине добычи стоит Грозненский район, удельный вес которого в общей добыче стал переваливать за 20%. Остальные районы давали 4‑5% всей добычи, причем стал заметно выделяться Эмбинско-Уральский район. Общая добыча нефти за предреволюционное десятилетие устойчиво держалась около цифры в 560 млн. пуд., причем падение добычи в Старо-Бакинском районе компенсировалось развитием ее в новых районах.

Как мы уже видели, по нефтедобыванию Россия занимает второе место, уступая только одним США и поставляя на мировой рынок 17,8% мирового производства нефти. Однако употребление нефти как топлива для паровых установок должно подлежать самым суровым ограничениям, ибо она, прежде всего, является основой стремительно развивающейся перегонной промышленности и главнейшим продуктом, для тех изумительных по своему совершенству двигателей, которые мы называем двигателями внутреннего сгорания. Колоссальные успехи авиации, тракторного дела, морские и речные теплоходы, растущее применение дизелей в стационарных установках — все это находится в самой непосредственной связи с нефтью и нефтеперегонной промышленностью. Борьба за нефть начинает оттеснять на задний план борьбу за уголь, и некоторые экономисты не без основания считают нашу переходную эпоху (канун электрического века) эпохой нефти. До поры до времени двигатели внутреннего сгорания являются наиболее могучими конкурентами для силовой электрической энергии, и постольку же, поскольку электричество является фактором концентрации и обобществления, двигатели внутреннего сгорания являются носителями центробежных, децентрализующих тенденций. При нашей общей экономической отсталости и при богатстве наших нефтяных ресурсов нам неизбежно приходится с этим считаться, и лишь широко и глубоко проведенный план электрификации сможет включить нефтяные двигатели таким образом в цепь наших производственных отношений, что их децентрализующее начало окажется парализованным.

Подсчет показывает, однако, что примерно ⅓ добываемой у нас нефти и нефтепродуктов пока остается за пределами современной техники химической переработки нефтяных веществ и не может быть употреблена для двигателей внутреннего сгорания. Только эту ⅓ нашей добычи нефти мы и можем рассматривать, следовательно, непосредственно как топливо.

Наше довоенное нефтяное хозяйство было пределом хищнического отношения к нефти

Как известно, многие из суверенов нашей довоенной нефтепромышленности занимают видные места в лагере враждебных нам заграничных конспираций. Они считаются там почетными носителями культуртрегерских начал, истинными благодетелями нашего варварского отечества. В настоящее время мы имеем возможность раскрыть подлинные карты этих благодетелей. Научный анализ показывает, что наше довоенное нефтяное хозяйство является пределом самого варварского, самого хищнического отношения к тому великому народному достоянию, которое заключается в наших нефтяных ресурсах. Проф. Рамзин пишет:

“Добыча носила хищнический характер: конкуренция нефтепромышленных фирм заставляла последние наперегонки бурить к наиболее богатым нефтеносным пластам, чтобы воспользоваться их запасом нефти ранее  соседа, или даже напортить ему, напустив воды в его скважину; подобный азарт и ажиотаж наряду с погоней за фонтанами приводил к пропуску целого ряда нефтяных пластов, с частой порчей таковых, а бурение втемную, без предварительных разведок, без знания свойств и характера месторождения, зачастую приводило к излишним расходам, порчам целых месторождений, придавая добыче нефти характер лотереи, биржевой игры. Ясно, что при подобных условиях о сколько-нибудь правильной разработке говорить не приходится. Не менее варварски была обставлена и самая техника добычи нефти. Если добыча сильно удорожалась отмеченным уже бурением на-авось, то применявшиеся способы бурения еще более увеличивали его стоимость. В то время как в Северной Америке проходка 300‑саженной скважины занимает лишь около 2 недель и обходится около 40‑50 руб. за сажень, у нас в Бакинском районе проведение такой скважины обходилось около 1 000 руб. за сажень, а работа занимала — 2 года. Наконец, и способ извлечения нефти на поверхность при помощи тартания заставлял у нас оставлять без разработки скважины с дебетом менее 40‑50 пуд. в сутки благодаря невыгодности эксплуатации, тогда как в Америке с выгодой эксплуатируются скважины при производительности лишь 1‑2 пуда в сутки. Ясно, что при таких условиях у нас должен был оставаться без разработки целый ряд районов с более слабым насыщением нефти (многие Кубанские месторождения, Таманский, Керченский полуострова и др.)”. Самопотребление промыслов было непомерно высоким и составляло в Бакинском районе 14,2%, а в Грозненском — 9,1% всей добываемой нефти. В общем и целом потеря нефти на промыслах и на нефтеперегонных заводах была такова, что лишь 80% добычи ее поступало на рынок.

“Помимо потерь при хранении нефти на промыслах, — пишет проф. Рамзин,— благодаря просачиванию ее сквозь стенки земляных ям и испарению главный расход нефти на промыслах идет на снабжение их механической энергией.

Между тем старое силовое хозяйство нефтяных промыслов было наверное рекордным в России по своей низкой экономичности. Здесь не редки случаи, когда расход пара на паровые машины доходил до 30‑35 кг на эффективную силу-час, а в паровых насосах — до 90‑100 кг. Длинные паропроводы, тянущиеся верстами, плохо изолированы, с большими утечками, теряют до 30‑35% всего пара; коэффициент полезного действия котельных тоже необычайно низок, так что общий экономический коэффициент полезного действия паровых установок составляет лишь около 1‑1½ %”. Заметим, что для плохих локомобильных установок мы принимаем этот коэффициент полезного действия в 10%. Немудрено, что при таком хозяйстве мы должны были быстро отступить на мировом рынке перед американцами, и пусть наши техники не оправдывают деяния господ нефтепромышленников губительной акцизной политикой царского правительства: акциз — это только переуступка некоторой доли прибавочной стоимости для тех радетелей, под покровом которых можно было спокойно пожинать золотые плоды, неистово расточая народное достояние. Хищническое добывание сопровождалось и хищническим потреблением нефти. 77% добываемой нефти сжигалось как топливо, в то время как в мировом торговом обороте нефтепродуктов лишь 10% ценностей падало на сырую нефть и мазут, т. е. на нефтетопливо, остальные же 90% составляли другие нефтепродукты (осветительные масла — 77%, смазочные масла — 11, газолин и бензин — 2 %). Варварство такого хозяйства явствует из нижеследующего расчета. Мы можем принять, что пуд условного топлива обходился России в довоенное время 12‑15 коп. Нефть как топливо в переводе на эти цены условного топлива может быть оценена стоимостью в 20‑25 коп. Химическая же переработка нефти дает значительно большие ценности. Подсчет показывает, что при полной химической переработке бакинской нефти мы получим продуктов на сумму около 1 р. 20 коп. из каждого пуда сырой нефти; для грозненской нефти ценность полученных продуктов выразится цифрой около1 руб.

“Это значит, — пишет Рамзин, — что, отказываясь от нефти как топлива, мы можем получить зато валюту в размере 80‑60 коп. на пуд, что дает нам возможность приобрести около 3‑4 пуд. условного топлива. Иначе говоря, перегонная операция может улучшить даже наш топливный баланс, давая увеличение располагаемому количеству топлива в 1,8‑2,3 раза против нефти”. В дальнейшем мы увидим, что в ближайшее десятилетие можем поднять добычу нефти по меньшей мере до 700 млн. пуд. в год. Если подвергнуть полной химической переработке лишь половину этой нефти, т. е. 350 млн. пуд. в год, то количество валюты выразится цифрой около 250 млн. руб. в год, или 2,5 млрд. за десятилетие. Судите сами, какое колоссальное значение имела бы рациональная постановка нефтяного дела в разрешении трудной проблемы получения из-за границы необходимого для нас производственного оборудования!

Не останавливаясь на деталях нефтедобычи, остановимся только на тех моментах ее, которые необходимо учесть для оценки возможной роли электрификации и масштаба той общей выработки, которую можно предвидеть для ближайшего десятилетия. Первый период разработки нефтяных пластов всегда характеризуется ростом числа их, глубин скважин, частотой фонтанов и одновременным ростом производительности месторождения; в дальнейшем требуется более интенсивное бурение, переход на глубокие горизонты, причем общая добыча замедляется и начинает падать. Этот процесс уже пережили Старо-Бакинские промыслы. Количество фонтанной нефти здесь упало с 15 до 3%, и средняя глубина скважин возросла почти на 50%. В этом районе приходится, таким образом, предвидеть увеличение затрат механической энергии на более глубокое бурение и эксплуатацию новых имеющихся здесь площадей.

С точки зрения быстроты и дешевизны добычи особый интерес приобретает Сураханский район, к тому же отличающийся большим выходом горючих газов, и район Бинагадинский, с большим числом ям и колодцев, дающий большое количество дешевой кустарной нефти. Таким образом, несмотря на падение добычи нефти в Бакинском районе вдвое против дореволюционного ее размера, имеются все шансы поднять ее даже несколько выше довоенного уровня. В районе Грозного, с общей площадью нефтеносных участков около 3 тыс. десятин, Алдынский район (1 420 десятин) обладает всеми преимуществами свежих площадей. На этот район и придется обратить самое серьезное внимание: здесь перед нами совершенно новое поле работ, а следовательно, и широкий простор для приложения электрической энергии. Несомненно, что Грозненский район способен к весьма быстрому и сильному увеличению добычи и в ближайшее десятилетие будет играть одну из главных ролей в нашем нефтеснабжении. Уральско-Эмбинский район, по скромным расчетам, допускает к концу десятилетия увеличение добычи до 50 млн. пуд. в год. Другие районы будут, вероятно, иметь лишь второстепенное значение. Соображения относительно общего количества добываемой к концу десятилетия нефти могут носить только приблизительный характер. Здесь следует отметить, что трудности в получении оборудования для бурения наблюдаются на всем мировом рынке. Нынешнее замирание бурения и разрушение Грозненских промыслов, несомненно, окажут свое замедляющее действие. Оценки специалистов расходятся в пределах от 1 млрд. до 700 млн. пуд. возможной ежегодной общей нефтедобычи. Если мы предположим, что на старых, истощенных уже площадях нефтедобыча будет доведена до прежнего уровня, а для новых площадей пойдет с годовым приростом около 25%, то в грубо приблизительном виде добыча нефти распределится таким образом[11]:

При надлежащей электрификации промыслов потребное количество рабочих можно оценить при этом в 25 тыс. человек[12]. Отметим, что трудные условия вывозки нефти по Владикавказской дороге из Грозненского района до сих пор крайне тормозили развитие Грозненских приисков. Единственным радикальным выходом здесь, как и в других аналогичных случаях, является устройство нефтепроводов[13], но грозненская нефть вследствие большого содержания парафина быстро застывает, не обладает нужной текучестью, и поэтому здесь еще предстоит разрешить задачу ее депарафинизации на месте добычи.

В ближайшее время керосин еще будет играть большую роль в нашем экспорте и внутреннем товарообмене. Однако дальнейшие тенденции нефтепромышленности складываются в сторону бензина и смазочных масел. С развитием электрического освещения спрос на керосин будет, несомненно, падать[14]. Самые осторожные подсчеты показывают, что при паровых районных электрических станциях расход топлива на единицу освещения в 3½ раза менее, чем при непосредственном употреблении керосиновых ламп. При употреблении же для получения электрической энергии дизельной установки тепловой расход менее в 8,5 раза, т. е., если сжечь тот же керосин в двигателях внутреннего сгорания, мы получим в 8,5 раза больше света, чем при керосиновом освещении. Таким образом, мелкие нефтяные двигатели могут явиться превосходными проводниками электричества для тех деревень и городов, в которых нет водяной силы и которые на время останутся удаленными от государственных электропередач. Это явится одним из моментов примирения антагонистических тенденций — двигателей внутреннего сгорания и динамо-машин.

Для упорядочивания нефтедобычи единственным рациональным решением вопроса является электрификация

Подчиненная роль двигателей внутреннего сгорания особенно ясно обрисовывается при анализе их судеб на самих нефтяных промыслах. Проф. Рамзин пишет:

“Установка небольших нефтяных двигателей на отдельных буровых, весьма хорошо решая вопрос об экономическом использовании топлива, не выдерживает критики со стороны стоимости устройства и дешевизны эксплуатации. Единственно рациональным технически и экономически решением вопроса является электрификация промыслов. В Бакинском районе она уже сильно продвинулась вперед еще до войны. А именно, кроме трех мелких станций, с суммарной мощностью около 5 тыс. кВт, здесь имеются две крупные станции бывшего общества “Электрическая сила”. Одна из этих станций, расположенная в Белом Городе, имеет установленную мощность 35 900 кВт, а вторая (Биби-Эйбатская станция), вблизи Баилова мыса, 10 900 кВт. Все упомянутые станции работают в общую сеть, обслуживая (1915 г.) 1 642 скважины”. Для полной электрификации Бакинских промыслов приходится предвидеть установленную мощность станций около 90 тыс. кВт. Подсчет показывает, что при этом самопотребление нефти промыслами с 14‑15% падает до 3,7%; при годичной добыче всего в 700 млн. пуд. это составит лишь 26 млн. пуд. в год самопотребления промыслов против 100 млн. пуд. при паровом хозяйстве. Но и эту величину самопотребления нефти можно значительно сократить, если пользоваться для отопления электроцентралей природными горючими газами, ныне понапрасну улетающими на воздух. По некоторым исследованиям, количество их на одной Сураханской площади эквивалентно ежегодному сжиганию 4,3 млн. пуд. нефти. Поэтому дальнейшую электрификацию промыслов, по-видимому, наиболее рационально вести путем постройки газовых централей. Таким образом, мы видим, что при масштабе нефтяного хозяйства в размере 700 млн. пуд. годичной добычи годичную экономию нефти при электрификации, по самым скромным подсчетам, мы можем оценить ежегодным сбережением около 75‑80 млн. пуд. Сжигая в двигателях Дизеля в целях получения электрической энергии это же количество нефти, мы могли бы получить свыше 4,5 млрд. кВтч годичного отпуска электрической энергии, т. е. примерно такое количество ее, которое довоенная Россия получала на всех электрических станциях общественного и частного пользования в момент их максимальной жизнедеятельности. А ведь этот итог является крайне односторонней оценкой положительных результатов электрификации в общей рационализации нефтяного хозяйства.

Главным потребителем нефтетоплива в довоенное время был транспорт, сжигавший более 60% всей нефти и покрывавший таким путем немногим более 30% своего расхода; на промышленность расходовалось около ⅓ всего выпускаемого на рынок нефтяного топлива. Крупнейшим потребителем нефтетоплива был Центрально-Промышленный район, расходовавший более ⅓ всего нефтяного топлива, второе место занимало Среднее Поволжье, затем следует Кавказ, Юго-Восточный район и Урал. Подавляющая часть нефти, не менее 90%, сжигалась в топках паровых котлов, т. е. ценнейшее топливо расходовалось крайне нерационально. Имеющиеся в стране пока нефтяные двигатели общей мощностью около 450 тыс. л. с. требуют при 3 тыс. час. использования лишь около 30 млн. пуд. нефти в год. Средний баланс расходования нефти перед войной выражался такими средними цифрами:

Из 410 млн. пуд. внутреннего потребления 310 млн. пуд. шло как топливо: 70 млн. пуд. в виде сырой нефти и около 240 млн. пуд. мазута. Рациональный план переработки и использования нефти, исходя из технических ее качеств, в грубо приблизительном виде представится таким образом:

Все ценные сорта масляной нефти (Балаханы, Сабунчи, Романы, Эмба) подвергаются полной переработке до смазочных масел включительно, нефтетопливом же должны служить отбросы добычи, непригодные для дальнейшей переработки. Рыночную ценность получаемых таким образом продуктов можно оценить в 763 млн. руб. в год.

“Эта цифра настолько велика, — пишет Рамзин,— что даже частичная продажа за границу получаемых нефтепродуктов в состоянии окупить большие расходы. Наиболее крупные из них падают на устройство нефтеперегонных заводов и бурения. Прочие расходы представляются весьма скромными. Так, если оценить стоимость нефтепроводов в 25 тыс. руб. на версту, то линия Грозный — Петровск обойдется всего лишь около 4 млн. руб.”.

Подсчеты Рамзина показывают, что устройство целой серии нефтепроводов (Савелово — Москва, Нижний — Москва, Грозный — Новороссийск) не обойдется дороже 50 млн. руб. Стоимость электрификации, в части стоимости самих электрических станций, для промыслов может быть оценена в переводе на довоенный рубль общей суммой в 20 млн. руб. Это сопоставление показывает, каким образом рациональная постановка нефтяного дела развертывает перед нами широкие валютные возможности. На этом конкретном примере мы видим также, как силами самой же электрификации создается прочный базис для ее осуществления.

-------------

Выясненная нами роль электрификации для поднятия угледобывания в Донецком районе дает нам возможность остановиться лишь в беглых чертах на ее роли при развитии угольного хозяйства в таких районах, какими являются Подмосковный бассейн, Урал и Сибирь. Как мы уже видели выше, все эти местные угли покрывали в довоенное время всего лишь 2% нашего общего топливного бюджета. Если взять цифры добычи каменного угля в России в 1913 г., то мы получим такие соотношения:

Ввиду чрезвычайной удаленности главной базы колоссальных сибирских угольных богатств — Кузнецкого района, — слабости нашего вывозного сибирского транспорта рядом с теми грандиозными задачами по вывозу из Сибири сырья и разнообразных сельскохозяйственных продуктов, которые и помимо топливных перевозок лежат на этом транспорте, можно предположить, что в ближайшее десятилетие уголь из Кузнецкого бассейна может иметь только ограниченное значение и для уральской промышленности и для топливного баланса страны. Поэтому без особых погрешностей мы можем оставить его пока в стороне. Совершенно обратное приходится сказать относительно Подмосковного бассейна и Урала. Временная отрезанность Донецкого бассейна и Баку вынудила нас сосредоточить на этих районах усиленное внимание. Это, между прочим, отразилось и на производственной программе Главугля [15] на 1920 г. В то время как для всей Сибири сметные предположения ограничивались скромной цифрой в 32 млн. пуд., сметные предположения для Урала намечали почти 100 млн. пуд. добычи, а для Подмосковного бассейна — 58 млн. пуд. Намеченная Главуглем цифра уральской угледобычи уже в 1920 г., между прочим, показывает, что оценки наших специалистов, сотрудников ГОЭЛРО, предполагающих, что в десятилетний срок на электрической базе удастся поднять производительность этого района до 300 млн. пуд., являются весьма скромными и действительность, вероятно, превзойдет эту норму.

Подмосковный бассейн как по своему географическому положению, так и по той роли, которую будут играть районные электрические станции на отбросах подмосковного угольного хозяйства, заслуживает особого внимания, тем более что анализ современной угледобычи в районе наглядно показывает нам, каким образом упрощенно-кустарное решение производственных проблем не может дать выхода из нашего экономического тупика. Положение этого района наглядно обрисовывается из нижеследующей таблицы, понятной без всяких комментариев.

Этот пример наглядно показывает, что простое увеличение числа рабочих является крайне неправильным методом. Между тем ввиду легких условий разработки добыча поддается здесь быстрому расширению, тем более что район совершенно не пострадал от непосредственных военных действий. Производственные шансы района Рамзин оценивает таким образом:

“Добывную способность района теперь можно оценить около 80 млн. пуд. в год. Предполагая прирост добычи по 15% в год, можно через десять лет довести добывную способность района до 300 млн. пуд в год; если учесть легкость разработки вследствие неглубокого залегания углей и благотворное влияние электрификации как мощного фактора интенсификации добычи, то это задание можно признать вполне осуществимым. При благоприятной обстановке можно было бы говорить и о больших цифрах добычи, едва ли, однако, выше 500 млн. пуд. в год[16].

Намеченное расширение добычи требует соответствующего оборудования шахт и снабжения их движущей силой для механизации добычи, причем наиболее дешевым и рациональным является здесь, несомненно, электрификация рудников; далее, основным вопросом расширения добычи является создание кадров рабочих-специалистов взамен местных крестьян и поднятие производительности труда путем создания подходящих условий работы (рабочие поселки, оплата труда, премиальная система, дисциплина); наконец, важнейшим условием развития добычи будет оборудование бассейна углевозными путями, как подъездными, так и выходными из бассейна”.

При добыче 300 млн. пуд. товарного продукта Подмосковный бассейн даст одновременно до 100 млн. пуд. мелочи, до сих пор не находившей себе непосредственного применения. При полной электрификации угледобычи потребуется около 75 млн. кВтч ежегодного отпуска электрической энергии. Но уже 65‑70 млн. пуд. мелочи могут развить в электрических станциях этого района свыше 500 млн. кВтч отпуска электрической энергии. Мы видим, какой мощной электрической базой может явиться этот район в общем обороте нашего народного хозяйства.

-------------

Отметив, что ознакомление с миллиардными запасами наших приволжских сланцев[17] приводит к тому несомненному выводу, что эти сланцы могут явиться доброкачественным топливом для волжских районных станций, причем с помощью электрификации их добыча может быть доведена, по умеренным расчетам, до годичной цифры в 100‑200 млн. пуд. в год, попробуем сделать сводку нашего топливного бюджета в согласии со всеми вышеизложенными данными.

Если мы обратим внимание на рубрику ожидаемого увеличения производительности труда в нашей топливной добыче, что, как мы видели, теснейшим образом связано с фактическими успехами электрификации, то нельзя не признать, что расчеты эти носят в значительной степени оптимистический характер. И тем не менее наш годичный максимум около 6‑7,5 млрд. пуд. условного топлива лишь на 10‑35% превзойдет довоенную потребность, душевая же разверстка, принимая во внимание прирост населения за этот период, почти не изменится. Таким образом, в разряде стран, развитых в промышленном отношении, в ближайшее десятилетие нам все же при таких условиях пришлось бы играть роль отсталой страны.

Главной базой топливного баланса будут по-прежнему донецкое топливо и дрова (около 77% всей добычи), лишь отчасти нефть. Эти три вида топлива составят около 88% всего его количества; местное же топливо, несмотря на весьма сильное расширение его добычи, сможет покрыть лишь около 12% всего потребления. Однако еще более узкие рамки ставят нам условия топливных перевозок.

УСЛОВИЯ ТОПЛИВНЫХ ПЕРЕВОЗОК

Исследование Рамзина дает нам нижеследующие руководящие указания.

Натуральный вес топлива, потребленного Европейской Россией в ее теперешних границах, за 1916 г. был приблизительно таков:

что равноценно 5 млрд. пуд. условного топлива и дает в среднем теплопроизводительность нашего топлива в 4 100 кал/кг. Общий же вес израсходованного всей довоенной Россией, без Финляндии, топлива надо оценивать около 11,3 млрд. пуд., или около 6,8 млрд. пуд. условного топлива.

Насколько велики эти цифры, видно из того, что даже общий вес грузов, перевезенных по всем водным и железнодорожным путям в 1913 г., составляет 11 161 млн. пуд.

Таким образом, вес потребляемого топлива превосходит всю работоспособность нашей транспортной сети. Между тем окраинное расположение главных источников топлива обусловливает большие расстояния перевозок: пробег донецкого топлива до Москвы составляет более 1 000 верст, а до Петрограда — 1 500‑1 700 верст; пробег нефти из Баку до Москвы — 2 500 верст, а до Петрограда — 3 100 верст.

Низкая теплоценность потребляемого топлива, т. е. его относительно большой вес при слабом тепловом эффекте, наряду с дальностью перевозок и слабостью нашего транспорта являются основными причинами переживаемого нами кризиса топлива.

В условиях железнодорожных перевозок, в соответствии с потребляемым железными дорогами топливом, мы здесь наталкиваемся на совершенно определенные пределы, за которыми расход топлива на железнодорожные перевозки уже превосходит тепловое полезное действие перевозимого топлива. Это наглядно видно из нижеследующей таблицы:

Каким же образом страна справлялась со своим топливоснабжением? Топливный поток рисуется нижеследующей таблицей:

Перевезено грузов в миллионах пудов

Эта таблица показывает, что основой топливной перевозки являлась гужевая доставка, а не железнодорожная и водные пути. На долю железнодорожного и водного транспорта падало лишь 26%, другими словами ¾ всего количества топлива было доставлено потребителям местными транспортными средствами [18].

Работа широкого транспорта по топливной перевозке составляла одинаковую долю от общей товарной работы железных дорог и водных путей, поглощая 25% всей транспортной работы.

Железные дороги и водный транспорт перевозили по преимуществу высокоценное топливо — каменный уголь и нефть,— тогда как 90% потреблявшегося количества дров шло гужом и местным сплавом.

Цифра средних железнодорожных пробегов показывает, что перевозки топлива направлялись по возможности ближним потребителям. Не надо упускать из виду также, что в довоенное время наш транспорт чрезвычайно облегчался морским привозом угля в Петроград и прибалтийские города. Из последнего обстоятельства вытекает тот несомненный вывод, что нам было бы крайне выгодно вывоз донецкого угля с Черноморского побережья компенсировать некоторым привозом его в Петроград. Ясно, что сильное сокращение гужевых средств с одновременным обессилением нашего рельсо-водного транспорта, обусловленным как общеэкономической разрухой, так и военными перевозками с одновременным нажимом на сырые дрова, должен был поставить нас лицом к лицу перед совершенно непосильной задачей. Этот анализ приводит к нижеследующим положениям нашей общей топливной политики:

1) На ближайшее время приходится стремиться к построению топливного баланса прежде всего на высокоценных топливах — донецком угле и отчасти нефти, развивая их участие до возможно широких пределов какой бы то ни было ценой.

2) Облагораживание местного топлива для повышения его транспортабельности должно явиться нашей очередной заботой.

3) Неизбежно строгое проведение принципа возможного сокращения пробегов топлива, первоочередность снабжения в этом смысле промышленности Южного района и Южного Поволжья.

4) Так как роль дровяного топлива, а следовательно, и всей суммы местных топлив является по нашему топливному бюджету чрезвычайной, а в будущем она подлежит еще дальнейшим усилениям, то развитие местного транспорта должно быть поставлено во главу угла всей нашей топливной политики.

Однако, если предположить, что гужевой и иные виды местного транспорта увеличат свою работоспособность на 30% выше довоенной величины, то, в случае если бы мы остались при сырых дровах и торфе, максимум местных перевозок соответствовал бы всего 3 млрд. пуд. условного топлива. Но в таком случае остальные 4 млрд. пуд. условного топлива совершенно исчерпали бы топливовозную работу широкого транспорта даже и в том случае, если бы нам удалось не только восстановить его довоенную работоспособность, но и поднять ее на целые 40%. Таким образом, наш широкий и гужевой транспорт в условиях громадного подъема по сравнению с довоенной работоспособностью только с большим напряжением мог бы справиться с 7‑миллиардным топливным бюджетом, и можно опасаться, что в ближайшие 7‑10 лет наша добыча топлива будет по-прежнему находиться под ударом недостаточности наших перевозочных средств.

Эти подсчеты наглядно показывают, что для разрешения нашего кризиса топлива нам неминуемо придется идти той же дорогой, которая намечается в настоящее время на Западе. Это, во-первых, использование при помощи электрификации отбросов угольного хозяйства и тех сортов местного топлива, которые вне электрификации лежат втуне. Мы видели, как велики в этом отношении наши ресурсы. Но решительное изменение в топливном балансе любой из стран наступает с того момента, когда в игру топливных отношений вмешивается такое своеобразное топливо, каким является “белый уголь”.

Этим и объясняется то лихорадочное оживление в деле сооружения гидроэлектрических централей, которое наблюдается в настоящее время и в Европе и в Америке. Мы видели, что наш транспорт являлся одним из главных потребителей топлива, поглощая примерно топливного бюджета. Однако широкая электрификация транспорта в том случае, когда она базировалась бы исключительно на тепловых электроцентралях, могла бы обеспечить лишь около 50‑70% экономии потребления топлива. И лишь постольку, поскольку такая электрификация железных дорог связывается с использованием водной энергии, железнодорожный транспорт целиком выпадает из обычного топливного бюджета.

Другим основным моментом в разрешении транспортного кризиса по европейским методам является сооружение электрических сверхмагистралей. Грубые эксплуатационные подсчеты показывают, что в таком случае в перевозках наблюдается эффект, соответствующий примерно двойному- тройному сокращению расстояния.

Решающее значение Донецкого бассейна и Центрально-Промышленного района при обрисованных выше условиях принудительно диктует нам необходимость электрификации направления Москва — Курск — Белгород — Купянск — Дебальцево, Московско-Курской, Южной и Екатерининской железных дорог, с одновременной электрификацией в широтном направлении той сети железных дорог, которая пересекает весь Донецкий бассейн от г. Александровска через Лихую на Белую Калитву и Царицын.

В таком случае донецкий антрацит найдет себе прямой выход на Волгу и все прежние отношения топливных перевозок получат самый решительный сдвиг. А так как этот электрифицированный транспорт одновременно разрешит и проблему доставки с черноземной южной окраины хлебных грузов, то государственное значение подобной работы трудно переоценить.

Мы лишь беглыми штрихами набросали картину нашего топливоснабжения и его приблизительный рост. Однако, думается нам, что из вышесказанного вытекает с полной очевидностью, почему программа электрификации является поистине основными лесами при разрешении топливной проблемы.

Учет водной энергии РСФСР нам покажет это с еще большей наглядностью.

Примечания: