§ 7. Классы и сословия. Экономически основы сословного строя.

В предыдущей главе мы говорили о России, как о стране, занимающей шестую часть земного шара, — огромное пространство, принадлежащее его населенно, его естественному хозяину. Там же мы говорили и о самом населении, о его количестве и его естественных, антропологических качествах, — т. е. о распределении его по полу, возрасту, национальности, по рождаемости. Цифровые данные, нами собранные во II‑ой главе, иллюстрировали, так сказать, природу многочисленного населения Российской Империи, и хотя смертность, во многих отношениях, должна рассматриваться, как конечный результат социальных условий, так, а не иначе сложившихся, но, с другой стороны, влияние этих последних лучше всего характеризуется увеличением смертности против нормы, а также качествами смертей, — так сказать, категориями их, а не тем, что люди вообще умирают. О причинах повышенной смертности нам еще придется говорить. В предыдущей главе мы лишь нарисовали ее как определенное массовое явление, столько же естественное, сколько и социальное. Благодаря такому, так сказать, двойному характеру этого явления, мы могли бы говорить о смертности русского населения или в первой, или в последней главе. Мы предпочли сделать это там, где речь идет о рождаемости и о приросте населения, выяснить который, не говоря о смертности, невозможно. Вопрос о числе браков мы сочли более логичным трактовать в другом месте, так как брак — явление социальное, а не антропологическое, и число браков характеризует семейное положение населения, а вовсе не способность его к деторождению.

 

Теперь мы будем говорить не о территории России и ее населении, а о самой жизни этого населения, ее укладе, о ее основных устоях, на которых держатся все другие, не столь существенные явления. Вряд ли нужно доказывать, что основным вопросом жизни общественной, как и жизни всякого отдельного человека, является вопрос о пропитании и вообще, о средствах существования — вопрос об удовлетворении насущнейших материальных потребностей. Эти последние, по самому устройству человеческого организма, не могут не составлять той оси, вокруг которой вертятся все способности, все цели, все интересы человека. Лишь тогда, когда удовлетворены основные, т. е. материальные потребности, человек получает фактическую возможность заниматься другими, более “идеалистичными” делами. Давно сказано, что “миром* управляют голод и любовь”, т. е. поддержание жизни индивида и вида, — два стремления, неотделимые от потребностей организма. Но нужно ли доказывать и то, что от этих стремлений, в сущности, неотделимы стремления и более идеальные, и как материальная жизнь человека влияет на его умственную и нравственную жизнь, так и обратно, — эти последние влияют на материальную, на удовлетворение материальных потребностей, на способы, на качества и количества этого последнего. Другими словами, если А влияет на Б, то и Б — на А. — Выражаясь языком математики, функцией можно считать или А, или Б, и тогда независимыми переменными будут или Б, или А. Такой взгляд, разумеется, не препятствует принятию мнения, что основными потребностями человека и человеческого общества все-таки являются потребности материальные, и около них, то и вертится прежде всего жизнь. Для удовлетворения потребностей необходимы некоторые материальные блага, а для их добывания или создания, или приспособления к нуждам человека, — необходимы средства, орудия, а для создания огромного большинства их, — усилия, труд, который и создает все хозяйственные блага. Всякие хозяйственные, т. е. созданные трудом и предназначенные для удовлетворения материальных нужд блага, представляют из себя ценность, с которой приходится обращаться бережно, экономно. Современная цивилизация находится в прямой зависимости от количества и качества хозяйственных благ, ценностей, человеческим трудом созданных, и хозяйственная жизнь страны представляет тот основной фундамент, на который опираются все другие общественные отношения. “Всегда и всюду, говорит проф. Железнов, как бы возвышенны ни были потребности и цели человека, какими бы далекими от материальной обстановки жизни они не казались, для них необходимы в последнем счете и материальные средства¹*”.

 

”Мои исследования, говорить К. Маркс в “Предисловии” к своему известному труду ”К критике политической экономии”²*, привели меня к заключению, что правовые отношения, наравне с формами государства, не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого “общего развития человеческого духа”, но скорее коренятся в материальных условиях жизни, совокупность которых Гегель, по примеру англичан и французов XVIII века, назвал ”гражданским обществом”³*, и что анатомию такого общества нужно искать в политической экономии. Общий результат, к которому я пришел, и который, раз он был найден, служил мне руководящей нитью в дальнейших занятиях, можно кратко формулировать так: в общественном отправлении своей жизни, люди вступают в определенные, от их воли не зависящие отношения, — отношения производственные, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений образует экономическую структуру общества, реальное основание, на котором возвышается и правовая полити­ческая надстройка, и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает собой процесс жизни социальной, политической и духовной вообще. Не сознание людей определяет их бытие, но, напротив, общественное бытие определяет их сознание. На известной ступени развития материальные производственные силы общества впадают в противоречие с существующими производственными отношениями, или, употребляя юридическое выражение, с отношениями имущественными, внутри которых они до сих пор действовали. Из форм развития производительных сил эти отношения становятся их оковами. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономическая основания более или менее быстро преобразуется и вся громадная надстройка над ним. При рассмотрении таких исторических моментов всегда следует, иметь ввиду разницу между материальным переворотом в экономических условиях производства, который можно определить с естественнонаучной точностью, и юридическими, политическими, религиозными, художественными или философскими, словом, идеологическими формами, в которых люди воспринимают в своем сознании этот конфликт и во имя которых борются. Но как нельзя судить об отдельном человеке по тому, что он о себе думает, точно также нельзя судить о такой революционной эпохе по ее сознанию, — скорее это сознание следует объяснить из противоречий материальной жизни, из существующего конфликта между общественными производственными силами и производственными отношениями. Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые высшие производительные отношения никогда не появляются на свет раньше, чем созреют материальные условия их существования в лоне старого общества. В общих чертах можно наметить, как прогрессивные, следующие эпохи экономического формирования общества: азиатский, античный, феодальный и современный буржуазный способы производства. Буржуазные производственные отношения составляют последнюю антагонистическую форму общественного процесса производства, антагонистическую не в смысле индивидуального антагонизма, но такого, который вырастает из условий общественной жизни индивидуумов. Но производительные силы, развивающиеся в лоне буржуазного общества, создают в то же время материальные условия, необходимые для разрешения этого антагонизма”.

 

Эти исторические слова великого экономиста мы сознательно выписываем полностью, и, оставляя в стороне в свое время много нашумевшую полемику марксистов и народников, споривших о самом существе дела — о возможности или невозможности, правильности или неправильности той теории, которая сводит все остальные явления общественной жизни к “надстройке” над экономикой, принимаем схему Маркса руководящей нитью в дальнейшем изложении статистических данных о России, как такую схему, которая позволяет более или менее отчетливо систематизировать тот бесконечно пестрый материал, с каким нам приходится иметь дело. Но, принимая эту схему за руководящую нить в дальнейшем изложении, во избежание чересчур узкого и одностороннего понимания ее, не забудем и следующих знаменательных слов Либкнехта: “История есть продукт всех действующих в людях и в природе сил — и человеческого мышления, и человеческих страстей, и человеческих потребностей”⁴*.

 

В основе современного русского социального строя, как и других европейских стран, лежит капиталистическое хозяйство, т. е. такое, которое, по формулировке проф. М. И. Туган-Барановского, “характеризуется тем, что рабочие юридически свободны и равноправны⁵* с другими классами населения, но, благодаря отсутствию у них средств производства, принадлежащих землевладельцам и капиталистам, поставлены в экономическую необходимость работать в пользу владельцев средств производства, как в прежнее время рабы и крепостные⁶*. В России, как и везде, “противостоят друг другу, как покупатели и продавцы”, на одной стороне владельцы ценностей или денег, на другой — владельцы субстанции, создающей ценность, — здесь владельцы средств производства и существования, там — владельцы одной лишь рабочей силы”⁷*. Такое отделение продукта труда от самого труда, объективных условий труда от субъективной рабочей силы, — и у нас составляет фактически данное основание и исходную точку русского капитализма.

 

В этой главе мы будем говорить, во-первых, о сословном, во-вторых, о классовом строе русской жизни.

 

Между сословиями и классами существует историческая преемственная связь. “Классы, говорит Вольтман, возникают путем разложения сословий” и, как показывают современные исследования, в основе сословий в свое время лежали все те же экономические, а не только юридические различия, которые появляются лишь тогда, когда, по справедливому замечанию Лоренца Штейна, эти экономические различия находят себе признание со стороны государства, в виде законодательных формул и рамок. В свою очередь, и государственная власть, влияя на экономическое положение разных общественных групп по разному, сама создавала и создает сословные и классовые различия, политическую и экономическую неравноправность.

___________

¹* Очерки политической экономии. Изд. 7‑е, стр. 3.

²* Цитируем по рус. переводу П. Румянцева. Изд. Шиповника. Спб.‑1907 стр. ХII‑ХIII.

³* У г. Румянцева “буржуазным”. Последнее слово, как оно звучит в наших ушах, по справедливому указанию А. Дивильковского, не соответствует понятиям XVIII века, и слово civil следует здесь перевести словом “гражданское” (в отличие от дикого), а не буржуазное, (См. Руссо “Contrat social”).

⁴* Karl Магх. Zum Gedächtniss. 1896, стр. 48.

⁵* Для России эта юридическая свобода и равноправность рабочих сравнительно с капиталистами должна быть принята с оговоркой. См., например, русские законы об условиях найма, о забастовках и т. д.

⁶* Туган-Барановский. Основы политической экономии. Изд. 1‑е. Стр. 118.

⁷* Слова К. Маркса. Капитал. Т. I, кн. I. Пер. под ред. П. Струве. Изд. 2‑е С.П.Б. 405 стр.